Текст книги "Пьянящий запах свежего сена"

Автор книги: Руди Штраль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Руди Штраль
Пьянящий запах свежего сена

КОМЕДИЯ

Перевод Е. Кащеевой

Редактор И. Марченко

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Маттес, 30 лет.

Ангелика, 25 лет.

Пастор Рабгосподень, 70 лет.

Лидия, 30 лет.

Авантюро, 35 лет.

Пауль, 30 лет.

Матушка Ролофф, 60 лет.

МЕСТО ДЕЙСТВИЯ: Труцлафф, деревушка в Мекленбурге.

ВРЕМЯ ДЕЙСТВИЯ: наши дни.

ДЕКОРАЦИЯ

Внутренность деревенской избы, которой перевалило лет эдак за триста. Угадывается растрепанная, часто латанная соломенная крыша, покосившиеся стены – наверняка снаружи изба очень живописна, но для жилья тесновата. Действие в основном происходит в большой комнате, из которой дверь налево ведет в кухню, дверь направо – в чулан (вспомогательные сценические площадки, которые видны лишь частично). В комнате два низеньких маленьких оконца. Кроме дверей в кухню и чулан, есть еще одна дверь – прямо на улицу. Мебель здесь большей частью разностильная и старомодная. Почти все предметы обстановки верой и правдой послужили хозяевам в свое время. Можно предположить, что обстановка собиралась поколениями бедных людей по частям и каждое приобретение было сделано ценой больших жертв, в расчете не только на себя, но и на детей и внуков. Все выглядит массивно и прочно: дубовый стол, стулья, пестрая изразцовая печь со скамейкой, сундук, окованный железом, пузатый, солидный комод, шкаф, разрисованный цветочным узором, диван… Барометр и керосиновая лампа могли бы украсить лавку любого торговца антиквариатом. Сегодняшний день представлен простенькой, заполненной книгами полкой, телевизором и телефоном. Кроме того, между окон несколько криво висит портрет Карла Маркса. В чулане стоит только узенькая деревянная кровать и табуретка, крутая лестница ведет отсюда наверх, на чердак. В кухне возвышается кирпичная плита, видна также полка со старинной посудой. Дверь из кухни выходит во двор. Несмотря на скромность обстановки, декорация производит уютное, приятное впечатление. Некоторый беспорядок – особенно на столе, который служит и обеденным, и письменным, – можно извинить, ведь здесь живет молодой неженатый человек.

Антракт после четвертой сцены.

1

Вечер. Пустая комната освещена мягким светом электрической настольной лампы. Со двора доносится скрип насоса в колонке, плеск воды, довольное покряхтывание мужчины, обливающегося холодной водой. Кто-то стучит во входную дверь – сначала робко, потом нетерпеливо. Маттес кричит со двора: «Войдите». Дверь открывается, входит Ангелика. На ней довольно модный, однако строгий костюм. На лацкане партийный значок. В руках дорожная сумка. На мгновение она в нерешительности останавливается у порога, потом закрывает за собой дверь и удивленно-весело оглядывает комнату. Заметив криво висящий портрет Маркса, она невольно подходит к стене, чтобы поправить его. В эту минуту появляется Маттес: раздетый до пояса, длинноволосый, в потертых джинсах и сандалиях на деревянной подошве.

Маттес. Благослови господь!

Ангелика (оглядывается, испуганно). Ой, извините, я ошиблась. Мне нужно было к товарищу Матиасу.

Маттес. Это я.

Ангелика. А что за «благослови господь»?

Маттес. Я думал, это пастор Рабгосподень.

Ангелика. Это беспринципно – тем более что вы партийный секретарь!

Маттес. Рабгосподню я еще ребенком говорил «благослови господь». Он к этому привык и ничего другого не ожидает услышать. (Горячо.) Разумеется, я не думаю, что бог действительно его благословляет. То есть…

Ангелика. То есть?..

Маттес. Может, он это и делает! Или хотя бы пробует. Во всяком случае, пастор молится и за меня.

Ангелика (в полной растерянности). Быть не может!

Маттес. У него все может быть. Я имею в виду у Рабгосподня. Он настоящий боец. Его не сломить! Упорно борется за каждую душу. (Воодушевленно.) Господи Иисусе, вот из него бы партийный секретарь вышел – загляденье!

Ангелика (в отчаянье). Товарищ Матиас…

Маттес. Ты из обкома приехала, да?

Ангелика. Откуда вы… Откуда ты знаешь?

Маттес. В райкоме таких симпатичных девиц в аппарате нет. Для ЦК ты слишком молода. Да оттуда никто и не явился бы без предупреждения, к тому же пешком. Значит, ты уж точно из обкома. Присядь хоть, товарищ…

Ангелика (растерянно). Неверящая… Доктор Ангелика Неверящая… Научный консультант второго секретаря.

Маттес. Погоди, я быстренько… (Берет пеструю рубашку со спинки стула, натягивает ее через голову.) Но ты ведь наверняка хочешь есть. (Идет в кухню.)

Ангелика. Не надо! Ничего не надо. Я здесь по делу. (Пытается – на этот раз скорее демонстративно – поправить портрет Маркса.) И, честно говоря, я по очень серьезному делу.

Маттес. Зря стараешься – я имею в виду портрет. Он все время висит немного криво.

Ангелика (агрессивно). Может, в этом есть некий тайный смысл?

Маттес. Вполне возможно… Видишь ли, этот домишко построили бедные люди. Своими собственными руками, на привезенных с поля камнях, с помощью свинцового отвеса – единственного технического инструмента. Поэтому стены вышли немного кособокими. Но зато они надежны! Гораздо надежнее, чем любая новостройка. Мы живем здесь вот уже триста лет!

Ангелика (удивленно). Кто это – мы?

Маттес. Мои предки и я. Поколение за поколением. (Весело.) Одно вымирает – другое наготове… Потому-то я никак и не решусь снести это старье и переехать в общежитие. Меня здесь все вполне устраивает. А с тех пор, как провели электричество… (Несколько раз включает и выключает свет.) Здорово, правда? И не подумаешь, что в такой хибарке…

Ангелика. Нет… то есть да – да, очень здорово!.. (Смутившись.) Извините, товарищ Матиас.

Маттес. Говори мне просто Маттес, меня здесь все так зовут. А зимой я проведу сюда водопровод. Душ устрою и всякое такое. Чтобы и внукам было чему порадоваться.

Ангелика. Ты же вроде еще не женат?

Маттес (весело). Что я – на всю жизнь зарекся? Вот только наладим дела в кооперативе – и личной жизнью займусь. (Приносит из кухни тарелку с бутербродами и кувшин молока.) Давай-ка лучше подкрепись с дороги. Ты же в деревне, тут от еды не отказываются.

Ангелика (начинает есть). Спасибо, я ведь с утра в пути. (Ест за обе щеки.) Связь с вашей деревней просто допотопная. Я хотела сказать…

Маттес. Да не бойся, говори. Что правда, то правда.

Ангелика. А еще при последней пересадке у меня прямо из-под носа уехал поезд по узкоколейке.

Маттес. Да он у всех перед самым носом уезжает. Я уже такую бучу из-за этого поднимал… Но, прежде чем они там, в районе, пересмотрят расписание, здесь уже вся деревня пересядет на мотоциклы. Это, конечно, тоже выход. Впрочем, может, и не лучший.

Ангелика. А ты борись! Но перейдем к делу, товарищ…

Маттес. Маттес.

Ангелика. Товарищ Маттес! (Строгим голосом.) До руководства дошли слухи, которые по отношению к партийному секретарю выглядят более чем странными – мягко выражаясь.

Маттес. Можешь и жестко выражаться – я толстокожий.

Ангелика. В данном случае тебе это вряд ли помогло бы, имей эти заявления под собой хоть малейшую реальную почву.

Маттес. Хоть малейшую? Реальную? Ну ты и выражаешься! И что ж это за слухи?

Ангелика. Поговаривают… (набирает воздуху), что ты выдаешь себя за ясновидящего!

Маттес начинает смеяться.

И, кроме того, умеешь ворожить. Или что-то в этом роде. Во всяком случае, умеешь внушить. И производственных успехов в кооперативе добиваешься с помощью оккультных методов!

Маттес (с трудом пытается подавить смех). Прости, но все это жуткая чушь!

Ангелика (с облегчением). Я и сама предполагала, что это… чушь. И тоже смеялась. И товарищ Хаушильд не мог прийти в себя от смеха. (Сомневаясь.) Но потом он меня все же послал сюда.

Маттес (оценивающе смотрит на нее). Скажи, ты, верно, только-только университет закончила? И только-только начала работать?

Ангелика. В прошлом месяце.

Маттес. И небось горишь желанием свершить что-то полезное? Вечером берешь с собой работу домой, а утром вымаливаешь у шефа новые задания?

Ангелика. Откуда ты знаешь? Он что, звонил тебе?

Маттес. Просто я знаю его. Он не создан для руководящей должности. Он любит все делать сам. А если ты непрерывно ходишь к нему, просишь работу… Пойми, он просто рад был на время от тебя избавиться.

Ангелика. Неправда!

Маттес. Уж поверь.

Ангелика. Я сама его спрошу. И плохо ему придется, если это так. Тогда я его в дым раскритикую!

Маттес. Лучше займись черной работой и воспитай из него настоящего начальника. Не горюй. Ведь ты попала прямиком к самому базису. (Приветственно поднимает кружку с молоком.) Добро пожаловать в Труцлафф, самый забытый уголок в глуши нашей области!

Ангелика. Спасибо. Ну а что касается этих пересудов – ты что-нибудь знал об этом?

Маттес. Еще бы.

Ангелика. И давно у вас рассказывают подобные небылицы?

Маттес. Да целую вечность!

Ангелика (недовольно). А поточнее?

Маттес. Если быть точным – впервые это документально засвидетельствовано в тысяча шестьсот восемьдесят первом году. Об этом говорится в первой церковной хронике нашей деревни. И с тех пор почти в каждой последующей. (С явным удовольствием.) Обязательно сопровождается выражением священного гнева и клеймится как языческая ересь.

Ангелика. И все же я не очень понимаю…

Маттес. Это и вправду очень старая история. Иногда кажется, что она наконец забыта, а после вдруг глядишь – ожила. И люди по всей местности начинают шушукаться: «У Маттеса – двойная личина!» И так о каждом следующем по счету Маттесе. В данном случае обо мне.

Ангелика (растерянно). Что за двойная личина?

Маттес. Человек с двойной личиной всех насквозь видит. И самое тайное ему открыто. Он предвидит то, что еще не произошло, и может заглянуть в самое отдаленное будущее.

Ангелика (смеется). Фантастика! Прогнозист от рождения! Тебе надо было работать в государственной плановой комиссии!

Маттес. И легенда давно бы развеялась. А здесь она держится – так же как дом и двор и вся эта мебель, живучее наследие моих праотцев. Кстати, они действительно умели заговаривать больную скотину, да и от человеческих недугов знали средства. (Как бы бессознательно кладет свою руку на ее.)

Ангелика (тут же отдергивает руку). Очень интересно. Но для этого у вас в кооперативе есть ветеринар и фельдшер. А ты должен был на очередном собрании встать и заявить о своей позиции по этому вопросу. А наветчиков привлечь к ответственности. Даже, может быть, в случае необходимости, принять юридические меры. В общем, я считаю дело ясным и представлю соответствующий отчет второму секретарю. (Встав, протягивает ему руку.) Счастливо оставаться, товарищ.

Маттес (изумленно). И куда же ты направляешься?

Ангелика. Обратно еду.

Маттес. Но сегодня поезда больше не ходят.

Ангелика. Я автостопом.

Маттес. Так поздно ты здесь ни одной машины не увидишь.

Ангелика. Тогда пешком пойду.

Маттес. До окружного города семнадцать километров. Да еще неизвестно, сумеешь ли ты оттуда выбраться. В такое время…

Ангелика. Хм. А гостиница здесь есть?

Маттес. Где? В Труцлаффе?

Ангелика. Но как-то здесь приезжие ночуют?

Маттес. Кто по делам приезжает, те стараются обернуться до вечера, некоторые у друзей останавливаются, у знакомых… А ты поспишь у меня.

Ангелика. Что-что?

Маттес. Там. (Показывает в сторону чулана.) На кровати.

Ангелика. А ты?

Маттес. А я расчудесно на диване устроюсь.

Ангелика (скептически оглядывает диван). Расчудесно… (Осматривается по сторонам, сомневаясь.) Вообще-то, мне кажется, тут для двоих места маловато.

Маттес. Маловато? (Горячо.) Да здесь раньше по семеро жили, ясно? И притом всю свою жизнь. Так что ж, мы одну ночь не выдержим?

Ангелика. Да-да, конечно. Прости, это все капризы. Я немного устала. И…

Маттес. Да?

Ангелика. И я очень рада, что эта история так легко разъяснилась. Я была просто в растерянности… Извини, испортила тебе вечер.

Маттес. Вовсе не испортила.

Ангелика. Ну и хорошо. Прошу, не обижайся. Завтра утром я исчезну.

Маттес (невольно). Если бы я мог все это предвидеть!

Ангелика. Что же тогда?

Маттес. Я бы вспомнил искусство моих замечательных предков.

Ангелика (хочет казаться недовольной, потом оставляет эти попытки и улыбается. После небольшой паузы). Так почему же ты этого не делаешь?

Маттес. Но ты же не веришь в это.

Ангелика. А если я попробую? (Протягивает ладонь, говорит почти кокетливо.) Погадай мне по руке. Только не говори ничего плохого!

Маттес (быстро берет ее руку, шутливо кивает головой). К счастью, этого и не потребуется. Ты молода, красива, умна…

Ангелика. Надо же, какая проницательность!

Маттес (рассматривая руку). У тебя нет человека… мужчины, о котором тебе надо было бы заботиться.

Ангелика. Просто ты видишь, что нет кольца.

Маттес (берет другую руку, радостно). Ты даже не помолвлена. (С надеждой.) А друга – друга у тебя тоже нет?

Ангелика. Друзей у меня много.

Маттес. Я не о них. Я о…

Ангелика. А его оставь в покое. Когда я готовилась к госэкзаменам, он побежал за какой-то спринтершей. И представь, догнал ее, паршивец. (Видно, что разговор перестает ей нравиться.) Все? Или есть еще что-нибудь?

Маттес. Только хорошее. Ты родилась в воскресенье, значит – счастливая.

Ангелика (вздрагивает, поспешно отнимает руки). Откуда ты это знаешь?

Маттес. Потому что мне так кажется.

Ангелика. И все же – откуда ты это знаешь?

Маттес. Погоди-ка… (С трудом.) Я недавно в обкоме был. У товарища Хаушильда. Вот он, верно, мне и сказал.

Ангелика (инквизиторским тоном). А зачем ты у него был?

Маттес (смущенно). Из-за нашего излишнего тяготения к интенсивному выращиванию экспортных видов монокультур… и в то же время наплевательского отношения к выращиванию раннего картофеля и белокочанной капусты для нужд населения…

Ангелика (убежденно). Тогда он просто-напросто учинил бы тебе разнос.

Маттес (покашливает). Угу. Но, может, анкета твоя как раз лежала у него на столе? И дата твоего рождения врезалась мне в память? Осталось только подсчитать?

Ангелика. Маттес, не ври! Ты не станешь заглядывать в бумаги, которые тебя не касаются.

Маттес. Стоп! Я вспомнил. На прошлой неделе заходила ко мне наша акушерка и жаловалась, что на свет теперь являются одни только воскресные дети! И очень обиделась, что я не мог подыскать ей кого-нибудь в помощь – даже из партийных никто не пошел. Я об этом подумал и невольно так сказал. (Вновь берет ее руки.) Ну, дальше…

Ангелика (высвобождает руки). Нет. Надо и в шутке оставаться диалектическими материалистами. Лучше расскажи мне что-нибудь о своих предках. (Оглядывает комнату.) Похоже, капитала они на своих метафизических деяниях не нажили.

Маттес. Нет, для них это было вроде хобби. Они были такие же голодранцы, как и их клиентура – дровосеки, рыбаки, батраки, дворовые девки. В те времена доброе предсказание стоило самое большее одно яблоко или одно яйцо… Правда, приворотное зелье подороже шло.

Ангелика. И как оно, помогало?

Маттес. Во всяком случае, здесь еще ни разу никто не разводился.

Ангелика. И до сих пор так?

Маттес. До сих пор.

Ангелика. Но тебе приворотное зелье ни к чему?

Маттес (весело). Зачем! С тех пор как в буфете клуба появилось вино «Балканский огонь»… Кстати, в данный момент только оно одно и есть. Тем более сейчас, весной, с любовью вообще никаких проблем. Чуть только наступит ночь… Да засветит луна…

Ангелика. Ты же хотел рассказать о своих предках.

Маттес. Ну да. Они совершенно бесплатно лечили все болезни.

Ангелика (насмешливо). Да-да, наслышана – наложением рук.

Маттес. Не только. Понимаешь, они знали уйму всяких лечебных трав и кореньев. И самое смешное – именно эти растения используются сегодня в фармацевтической промышленности. А что касается наложения рук, то и сейчас, если кого-нибудь схватит радикулит или что-то в этом роде, доктор шлет его к моей тетке, в соседнюю деревню. И именно для наложения рук. Я это тоже могу.

Ангелика. Тоже? Это значит, что…

Маттес (поспешно). Я делаю это только тогда, когда она в отлучке. А куда деваться, больного доктор прислал! Кстати, он тоже член партии и заслуженный врач… (Пытается сменить тему.) А что касается предков – иногда к ним приходили клиенты и побогаче. Вот уж им-то пускали кровь… и не только с помощью пиявок. С какими только заказами они не приходили! То им надо прогнать привидение, то вызвать духов. И всегда они хотели узнать свое будущее…

Ангелика. Типичный страх отмирающего класса за свое существование.

Маттес. Ты абсолютно права. (Горячо.) Однажды мой прадед предсказал внуку нашего помещика, что тот погибнет во время охоты на болотных курочек. Видишь ли, болотные курочки были единственным лакомством на столе бедняка. Но внук не внял предостережению…

Ангелика. И что? Он погиб?

Маттес. Вот именно. Прямо на первой же охоте. (После небольшой паузы.) Позже, правда, поговаривали, будто кто-то переставил вешки на болотной тропе.

Ангелика. Варварские методы. Эксцесс индивидуального террора!

Маттес. Так и не дознались. Да и времени-то уже много прошло. (С внезапным раздражением.) Тут сейчас как раз баламутит округу ватага из районного общества охотников. Целая дюжина горе-стрелков.

Ангелика (укоризненно). Маттес!

Маттес. Да не дрейфь. Болото давно осушили.

Ангелика облегченно смеется, в это время доносится шум подгулявшей компании.

Маттес (вздыхает). Ну вот, снова эти типы. А ведь почти все с высшим образованием: дантист, да химик, да три геолога…

Ангелика. Вечно эти ученые-естественники!..

Шум удаляется. В дверь стучат.

Маттес. Войдите!

Матушка Ролофф (входит). Доброго вечерочка, Маттес! Мужика мово не видал? И куды запропастился?

Маттес (быстро взглянув на Ангелину). Понятия не имею, матушка Ролофф.

Матушка Ролофф (изумленно). Маттес! Ить стоит тебе глазоньки прижмурить, так враз…

Маттес (прерывает ее на полуслове). Кажется, он сегодня на удобрениях?

Матушка Ролофф. Вроде да… А, дошло до меня! Он в пивнушке, пиво сосет! Ну, спасибочки, Маттес. Знала ить я, ты мне его быстренько найдешь. (Уходя.) Старый пень!

Маттес (смущенно). Пивнушка-то рядом…

Ангелика. Так-так.

Маттес. Когда разбрасываешь удобрения, очень одолевает жажда, так что догадаться не трудно…

Ангелика. Так-так… (Язвительно.) А что значит: «Ить стоит тебе глазоньки прижмурить»?

Маттес. Да поговорка такая.

Ангелика. А почему ты решительно не отметешь эту поговорку? И не объяснишь ясно и четко: вы извините, пожалуйста, но…

Маттес. Не-е-ет, у нас тут все на «ты».

Ангелика. Не придуривайся. Прекрасно понимаешь, что я имею в виду!

Маттес. Да. Но пойми: у нее ужин на столе и вряд ли ей охота дискутировать.

Ангелика. Откуда ты знаешь?

Маттес. Иначе не искала бы она своего старика. А если он уже набрался…

Ангелика. Набрался?

Маттес. Ну, напился.

Ангелика. Завтра все забылось бы. А так эти разговорчики получили новую почву. (Возмущенно.) «Ить стоит ему глазоньки прижмурить»! Стыдно, товарищ!

Маттес. Ну, если ты настаиваешь…

Ангелика. И не поддавайся больше на провокации. Слышишь? Ничего не предсказывай. Обещай!

Маттес. Я-то обещаю, да только…

Ангелика. Что – да только?

Маттес. Все, кроме погоды! Понимаешь, нам в деревне очень важно знать, какая она будет. От погоды у нас все зависит: посевная, урожай, план…

Ангелика. Ну и что?

Маттес. Да я просто обязан…

Ангелика (немного подумав). А ты что – синоптик? Ты метеорологию изучал?

Маттес. Нет, политэкономию.

Ангелика (строго). Тогда ты ничего в погоде не смыслишь. Слушать надо прогнозы погоды по радио и телевидению, по ним и ориентироваться. Их ведь эксперты составляют. На строго научной основе!

Маттес. А ежели они врут? Да и что нам толку в самой распрекрасной погоде по всей Европе, включая область высокого давления над Азурами, если в Труцлаффе будет дождь?

Ангелика. А ты знаешь, что будет дождь?

Маттес. Само собой!

Ангелика (въедливо). И как же ты этого добиваешься, интересно?

Маттес (немного растерянно). Бог ты мой! Просто смотрю на небо.

Ангелика (возмущенно). Он смотрит на небо! Номенклатурный работник боевой марксистской партии! И бога призывает! Придется тебе это прекратить.

Маттес (неожиданно). А если мне твой шеф позвонит?

Ангелика (растерянно). Товарищ Хаушильд?

Маттес (умоляюще). Да пойми ты наконец! Он вкалывает как одержимый. Он и выходные-то выкраивает всего два-три раза в год. Разумеется, ему хочется, чтобы они были солнечными.

Ангелика. И он просит тебя взглянуть на небо? Он – второй секретарь?

Маттес. Да я в таких случаях говорю с ним просто – ну, как человек с человеком.

Ангелика. У меня тоже будет о чем с ним поговорить.

Маттес (немного помолчав, нерешительно). Может, ты хочешь чего-нибудь выпить? Немного вина?

Ангелика. Я пью только тогда, когда мне весело. Лучше пойдем спать.

Маттес. Ладно. Ведь тебе уезжать спозаранку. Колонка на дворе. Полотенце тебе дать?

Ангелика. У меня есть. (Берет сумку и идет к двери.)

Маттес (направляется за ней). Погоди, я свет включу. Давай, я помогу тебе воду качать?

Ангелика. Этого еще недоставало!

Маттес (останавливается, несколько смущенно). Я ж говорю: в следующем году ты здесь и душ примешь, и все такое…

Ангелика (ледяным тоном). Вряд ли.

Она выходит, хлопает за собой дверью, Маттес опечаленно качает головой и, пройдя в чулан, застилает постель свежим бельем. Снаружи слышен скрип колонки, плеск воды и чуть погодя – пение Ангелики. Маттес прислушивается, возвращается в комнату, борется с искушением взглянуть в открытое окно во двор. Он стелет постель на диване. Ангелика поет все громче и веселее. Маттес радостно улыбается и, вдруг решившись, подходит к буфету. Достает бутылку «Балканского огня», две рюмки. Когда собирается поставить их на стол, пение стихает.

Ангелика (заглядывая в окно). Извини, я тут распелась! Дурацкая привычка…

Маттес. Да пой, пой на здоровье.

Ангелика. Я пою только тогда, когда мне весело!

Она исчезает из окна. Маттес, озадаченно качая головой, ставит бутылку и рюмки обратно в буфет. В это время кто-то громко стучит в дверь. Прежде чем Маттес успевает произнести «войдите», в комнату врывается пастор Рабгосподень.

Маттес. Господин пастор?

Пастор. Маттес! Ты – чертова свинья, исчадие ада, жаркое сатаны!..

Маттес (быстро перебивает его). Вы же не хотели больше ругаться! И епископ этого не любит!

Пастор. А он не услышит. Но ты, проклятущий! Я тебе тысячу раз сказывал…

Он замолкает, увидав Ангелику, которая входит в пижаме и останавливается в дверях. Пастор кротко улыбается.

Благослови господь!

Ангелика (прохладно). Добрый вечер.

Маттес (суетится). Позвольте представить: господин пастор Рабгосподень – фройляйн Неверящая.

Пастор. Неверящая?

Ангелика (почти торжествующе). Вот именно!

Пастор (качая головой). Бывают же фамилии! Но ничего не поделаешь! (Протягивает Ангелике руку.) И все же я рад вам, дитя мое. (Маттесу.) Твоя невеста?

Маттес. Нет. (Торопливо.) Это мой товарищ по партии. Из обкома. Здесь по службе.

Ангелика. Да-да, именно по службе! (Осознает, что эти слова противоречат ее одеянию, и, попав в затруднительное положение, реагирует яростно – от смущения.) Но мы, кажется, не обязаны давать вам отчет! Я ложусь спать, Маттес. (Проходя в чулан.) Спокойной ночи.

Пастор. Спокойной ночи, дитя мое! (Смотрит ей вслед, невольно восклицает.) Разрази меня гром, ну и девка! (Потом, когда Ангелика громко хлопает за собой дверью, вновь обрушивается на Маттеса.) Да, зачем же я пришел? Ты, вороний выкормыш, я же только что встретил Скрюченного Пауля. Меня чуть удар не хватил!..

Маттес. Завтра, завтра об этом, пастор.

Пастор (проследив его взгляд в сторону чулана). А почему не сейчас?

Маттес. Я ведь вас тоже не выдаю, когда к вам приезжают из канцелярии епископа.

Пастор (испуганно). Еще не хватало… Ну ладно. Только не вздумай и завтра отговорочками отделываться. (Он идет к двери, задерживается у портрета Карла Маркса, пытается его поправить.) Нет уж, где нечисто – там нечисто. Проклятый колдун!

Маттес. Помолчите-ка, пастор. Вспомните лучше низкую свою колокольную балку!

Пастор (в ярости). Черт! (Вышагивает прочь из комнаты и с треском захлопывает за собой дверь.)

Маттес прислушивается, как там в чулане, и радуется, что Ангелина молчит. Щелкнув выключателем, быстро раздевается и ложится на диван.

Ангелика. Маттес?

Маттес. Да?

Ангелика. Что у тебя там?

Маттес. Что?

Ангелика. Ну, со Скрюченным Паулем? И с колокольной балкой?

Маттес. Это обкома не касается. Наши частные проблемы. Спи. Тебе ведь рано вставать.

Ангелика (входя в комнату). Маттес?

Маттес. Да?

Ангелика. Можно я позвоню?

Маттес. Конечно. (Встает, включает свет.)

Ангелика. А какой код?

Маттес. Куда?

Ангелика. В обком.

Маттес. Ноль-ноль-девять, но…

Ангелика (уже сняла трубку, набрала номер, ждет). Алло? Обком? Соедините, пожалуйста, со вторым секретарем.

Маттес. Ангелика, ведь полночь скоро! Он сердится, когда ему в такое время звонят…

Ангелика. Почему?

Маттес. Он тишину собирает.

Ангелика (в недоумении). Что?!

Маттес. Тишину. Вернее, тихие звуки, записывает их на магнитофон. У него отличные записи: к примеру, жужжание мухи под лампой, покой ночных улиц, тишина в бюро после работы… Понимаешь, днем-то слишком много вокруг суеты и возни.

Ангелика. И все же – такие странные тенденции… (В трубку.) Товарищ Хаушильд? Это Неверящая… Разумеется, вы меня знаете: это Ангелика, ваш новый научный… Ах нет, ничего, ведь уже поздно. Я только хотела бы остаться здесь еще на день… (Почти испуганно.) На неделю? Да нет, зачем же! Надо решить кое-какие принципиальные вопросы. (Неохотно.) Да, конечно, очень деликатно. До свидания! (Раздраженно кидает трубку, Маттесу.) Так вот, я остаюсь!

Маттес (с трудом). Очень хорошо.

Ангелика. И можешь быть уверен, я здесь все основательно изучу!

Маттес. Тебе понравится, вот увидишь. Чудесная деревенька, хозяйство хорошее, дружелюбные люди…

Ангелика. Товарищ Хаушильд сказал, я могу остаться здесь хоть на целую неделю!

Маттес (тихо). Неудивительно.

Ангелика. Что ты сказал?

Маттес. Правда, я очень рад. Можно поговорить по душам… Сблизиться по-человечески.

Ангелика (возвращается в чулан). Только не сейчас.

Маттес. Пусть тебе приснится что-нибудь хорошее.

Ангелика (останавливается, подозрительно). Что ты имеешь в виду?

Маттес. Ты ведь первую ночь проводишь на новом месте… Эти сны сбываются.

Ангелика. Брось свои штучки! (Забирается в кровать.) Пусть хоть и трижды хорошее приснится – я в это все равно не поверю.

Маттес. И все же – доброй ночи! (Выключает свет.)

Ангелика. Сначала я все продумаю. Потом все продуманное проанализирую. Затем сделаю предварительные выводы. И взвешу предполагаемые последствия…

Маттес поворачивается к стене и демонстративно храпит.

Маттес? (Прислушивается, удивленно.) Уже спит. И храпит. (Почти засыпая, вздыхает.) И почему мужчины вечно храпят?.. (Зевая.) Ну, это их дело. Не имеет… идеологического значения…

Со двора доносится соловьиная трель.

Маттес. Ангелика? Послушай – соловей!

Ангелика (повторяет уже почти во сне). И это тоже… не имеет… идеологического… значения.