Текст книги "Оковы страсти"
Автор книги: Розмари Роджерс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]
Глава 17
– Итак, ты все-таки решила ехать? Гм! В таком случае мне остается надеяться только на твое благоразумие, дорогая. Я бы сама поехала с тобой, если бы могла оставить папу.
– Тетя Хэриет… – нетерпеливо прервала Алекса. – Ты хорошо знаешь, что я уже дважды откладывала визит к миссис Дизборн, если я отложу его в третий раз, то это будет выглядеть по меньшей мере некрасиво. Не беспокойся, со мной поедут Муту и няня, а кроме того, я обещаю тебе вести себя благоразумно. Господи, ты никогда так не переживала, даже когда я отправлялась на охоту, а это опаснее, чем поездка на обед к старым друзьям.
– Ты прекрасно знаешь, что это разные вещи. – Хэриет вздохнула и, как бы смирившись, продолжила: – Ладно, поезжай, только надеюсь, ты вернешься завтра засветло. Мне трудно без тебя управляться с делами.
«Тетя Хэриет слишком раздражена и недовольна, – подумала Алекса, – как будто я нанесла ей страшную обиду, решив уехать из дома на какие-то несколько часов». Алексе меньше всего хотелось портить сегодняшний вечер – первый самостоятельный выезд и первый шаг к независимости.
Алекса оказалась единственным гостем, и это ее очень обрадовало. Довольно скоро она почувствовала себя легко и свободно в обществе Летти Дизборн и сеньора де Роча.
– Тебе нравится карри? Лично я люблю острые блюда, но ты можешь попробовать цыпленка с вареными овощами.
Заметив, как скривилось лицо хозяйки при упоминании о цыпленке, Алекса рассмеялась:
– После трех бокалов хереса, а теперь еще и вина мне уже все равно, что есть, лишь бы только не цыпленка с вареными овощами.
– О! Ты видишь, Поль? Как эта женщина похожа на меня! Разве я не говорила тебе об этом? В ней нет ничего от этих жеманных, шушукающихся созданий с фальшивыми улыбками. Кстати, теперь-то уж им будет о чем поговорить. Из-за Поля… Они же ничего толком не знают! При жизни мужа я была добропорядочной женой, наверное, потому, что просто не знала ни одного другого мужчины. Самюэль был значительно старше меня и не мог… Впрочем, какое это имеет значение? Никогда не говори ни о ком плохо. У него была любовница, как и у всех его друзей. Жаль, что он не мог иметь детей! Я всегда говорила Полю, помнишь, дорогой, что надо обязательно познакомиться с Алексой Ховард. Она совсем другая, она независимая. У нее своя голова на плечах. Надеюсь, они не успели вонзить в тебя свои когти там, в Коломбо? У меня-то теперь шкура такая же толстая, как у слона, и меня не так легко задеть… И я рада, что им не удалось сломить тебя, дорогая. Ты же знаешь, что ты мне очень нравишься.
Во время обеда Летти Дизборн держала себя так просто и естественно, что Алекса окончательно расслабилась и почувствовала себя свободно. Они легко и непринужденно обсуждали самые деликатные темы и вскоре перешли на «ты».
– Мисс такая-то, мистер такой-то… Такое обращение мне всегда кажется нелепым, если речь идет о друзьях. Не так ли, дорогая?
Алекса была с этим абсолютно согласна и после обеда с удовольствием наслаждалась обществом новых друзей, радуясь, что ей с Летти не пришлось переходить в гостиную, когда настало время сигар и портвейна. Больше того, Летти сама закурила сигару, приказав подать им с Алексой коньяк.
– Вот еще один глупый обычай, – сказала она. – Как будто женщина не имеет права курить. Но если ты не привыкла к сигарам, тебе лучше и не пробовать. Это, конечно, портит здоровье.
Они сидели за столом и разговаривали, казалось, уже несколько часов подряд. Алекса маленькими глоточками тянула коньяк. В воздухе витал дым от сигар. Поль рассказывал о своей жизни в Бразилии, а Летти вспоминала те дни, когда ей впервые пришлось самостоятельно заниматься делами плантации.
– Возможно, когда-нибудь и тебе придется столкнуться с такими же проблемами, дорогая. Когда женщины тебя ненавидят… Когда жениться на тебе хотят только несостоятельные мужчины… А женатые мужчины стараются затащить тебя в постель, считая, что ты еще должна быть им благодарна за это. Я рада, что тебя не шокирует моя откровенность. Я должна была тебя предупредить обо всем этом. Конечно, сейчас, пока ты не замужем и молода, у тебя есть выбор. Есть время, чтобы все хорошенько обдумать. Ты даже можешь уехать отсюда… Мне вот, например, ехать некуда… В Англии так холодно. Ты пока еще можешь выбирать, где жить, если… Думаю, в конце концов, ты выйдешь замуж за сэра Джона? Нет, извини! Любопытство… глупое любопытство. Но я всегда много болтаю, когда выпью лишнего.
– Но ты ничего плохого не сказала, – начала было Алекса, но Летти вдруг резко встала и обняла ее:
– Знаю, дорогая, мне не нужно извиняться. Просто я уже достаточно выпила и мне пора идти спать. Вы не будете возражать, если остаток времени проведете вдвоем? Вы можете пойти с Полем погулять в сад и посмотреть на мои розы, пока еще светит луна. По-моему, вчера было полнолуние, правда, Поль? Спокойной ночи, дорогие.
Летти поцеловала их обоих и ушла. Алекса растерялась, она не знала, как теперь себя вести. На помощь пришел Поль.
– Вы не будете возражать, если мы немного погуляем? – спокойно спросил он. – Или вы будете чувствовать себя неуютно наедине со мной?
– Я… – Алекса поймала его взгляд и, улыбнувшись, протянула ему руку. – Почему я должна чувствовать себя неуютно наедине с вами, мы ведь друзья? Меня даже не волнует, светит ли сегодня луна.
Алекса мысленно отругала себя за невольную глупость. Она почувствовала облегчение, когда Поль, не задавая никаких вопросов, просто протянул ей руку, помогая подняться, а затем, усмехнувшись, сказал:
– Я рад, что вы доверяете мне, потому что ваша дуэнья уже давно спит.
Ее бедная няня, просидевшая весь вечер на стуле в углу огромной столовой, уснула, и Алекса была очень рада этому. Она улыбнулась и сказала:
– Думаю, будет жестоко с нашей стороны, если мы ее разбудим, правда?
Бедная Элиза постарела, стоит ей только закрыть глаза, и уже ничто не может разбудить ее до утра. Алекса знала об этом очень хорошо, а тетушка нет. Девушка хотела полностью насладиться свободой сегодняшней ночи в обществе близких ей по духу людей.
Они вышли из дома, и им открылся совсем иной мир: сказочный мир серебристых теней и дурманящих цветочных ароматов. Алекса подумала, что, наверное, ей очень не хватало такой прогулки в обществе человека, которому она могла бы полностью доверять и который никогда бы не воспользовался ее беззащитностью. Возможно, ей нужно было доказать самой себе, что она изменилась и стала сильнее, что в ней ничего не осталось от слабого, беспомощного создания, умом которого управляют чувства и дурманящее очарование лунной тропической ночи.
Как будто читая ее тайные мысли, Поль де Роча говорил легко и свободно, пока они шли по причудливо извивающейся тропинке, ведущей к маленькому летнему домику в центре розового сада. Он рассказывал о своем детстве, родителях и сестрах, которые вышли замуж, хотя им тогда не было и пятнадцати лет.
– Теперь все они выглядят как старухи, хотя Луизе только двадцать. Они сварливы и раздражительны, с ними не о чем говорить, разве что о детях и слугах. Мне было очень жаль их сначала, ведь их практически продали, как скот, мужчинам, которых они совсем не знали да и видели всего пару раз. Помню, как Луиза плакала всю ночь перед свадьбой. Ей казалось, что она любит моего друга, которого мельком видела лишь однажды. Но через день она уже радовалась, примеряя новые наряды и украшения, подаренные ей к свадьбе, и с гордостью показывала всем свой новый дом.
– О! – воскликнула потрясенная Алекса. – Но я никогда не… Но видимо, у ваших сестер не было иного выхода. Наверное, обстоятельства вынудили их пойти на такое. Они уже не смогут быть по-настоящему счастливы. Иногда я очень сожалею, что родилась женщиной, и завидую вам, мужчинам!
– Вы не знаете, что собой представляют португало-бразильские семьи. Браки планируются заранее, я бы сказал, с колыбели. Причем это касается не только девочек, но и мальчиков. Я третий сын у отца, и у меня была единственная перспектива: жениться на девушке – наследнице очень большого состояния. Моя невеста была столь же богата, сколь толста и безобразна. Ее выбрал для меня отец, когда мне не было еще и четырнадцати лет! – Поль засмеялся и, взглянув на Алексу, продолжал: – Короче говоря, я решил воспользоваться добрым отношением ко мне отца и сбежать, прежде чем о нашей помолвке будет объявлено официально. Я решил испытать судьбу и сел на корабль, плывущий в Австралию.
– Но…
– А причина, по которой я оказался здесь, боюсь, не делает мне чести. Мне было скучно на корабле, и я пристрастился к картам. В результате я проиграл почти все свои деньги и едва смог добраться до Цейлона. К счастью, здесь я встретил добрых людей, которые дали мне хороший совет. Поскольку я неплохо разбираюсь в выращивании кофе, они порекомендовали мне дать объявление в газету и постараться таким образом найти работу управляющего плантацией. И, как видите, мне вновь посчастливилось, потому что именно в это время Летти приехала в Коломбо, и вот я здесь! И опять мне повезло, поскольку я имел удовольствие познакомиться с вами.
– Летти действительно чудесная и исключительная женщина, – поспешно сказала Алекса. – Я очень люблю ее за доброту и сочувствие. А она знает, что вы собираетесь в Австралию и не задержитесь здесь надолго?
– Она не относится к тем женщинам, от которых можно что-нибудь скрыть. Я всегда честен и откровенен с ней, так же как и она со мной. Я обещал ей, что буду работать до конца сезона, и она хорошо платит мне. Вы правы, она исключительная женщина. И я счастлив, что познакомился с нею. Но скажите… – Он внезапно остановился, и его вопрос застал Алексу врасплох. – Вы действительно скоро выходите замуж?
– Я… – Пытаясь быть с ним абсолютно откровенной, Алекса немного замялась. – Я еще точно не знаю… Видите ли, трудность здесь в том, что я всегда называла его «дядя Джон», и все знают об этом. А потом папа сейчас очень нуждается во мне, и тетя Хэриет, и плантация… Дядя Джон предложил мне выйти за него замуж потому, что хотел защитить меня от сплетен и злых языков! Он сказал, что это будет… чисто символическая свадьба, тем более что он все равно уже решил, что я буду его наследницей. Но он очень болен, хотя и не показывает этого. Врачи говорят, что он медленно умирает… Вы не можете себе представить, как он всегда был добр ко мне. Если ему понадобится кто-то, чтобы ухаживать за ним или помогать ему в чем-то, то я с радостью… В общем, я еще не знаю, как все будет!
– Итак, вы разрываетесь между долгом и судьбой, не так ли, Алекса? И кто знает, какой выбор будет правильным? Конечно же, здесь вы должны решать сами. Но когда, наконец, вы примете решение, вам станет значительно легче. Правильно вы сделаете свой выбор или нет, это покажет время, главное, что вы его сделаете самостоятельно.
После того как они вернулись в дом, Поль, поцеловав ей руку, пожелал спокойной ночи и поднялся к себе в комнату. Позже, уже лежа в постели, Алекса никак не могла уснуть. Мысли и воспоминания вихрем проносились у нее в голове. Как о многом они с Полем говорили! И как откровенно! Они гуляли больше двух часов, прежде чем она вспомнила, что Летти, возможно…
«Одна из причин очарования Летти заключается в том, что она все понимает и никогда ничего не осуждает. Да, мы любовники, Летти и я, но только тогда, когда мы оба этого хотим. И в этом нет ничего предосудительного, поскольку Летти действительно прекрасная женщина. Некое сочетание матери, друга и куртизанки в одном лице, хотя, думаю, вам это не очень понятно. По-моему, вы еще не знаете, как можно любить: с радостью, не чувствуя вины, просто чтобы получать удовольствие от занятий любовью. Извините, Алекса! Иногда я говорю слишком много».
Что именно пытался объяснить ей Поль? Она хотела спросить его, но боязнь показаться глупой и наивной остановила ее. Поэтому он перевел разговор на другую, более безопасную тему. Ни разу он не сделал ни малейшей попытки обнять или поцеловать ее, хотя она каким-то непостижимым образом знала, что ему очень хотелось сделать это. Он даже сказал ей, что Летти не имела бы ничего против этого, поскольку она не ревнива и никогда не задает лишних вопросов. Но потом эти слова Поля, что она еще не готова. Насколько же он не похож на…
Николас. Испанский кузен. Ей почти удалось забыть его фамилию, но все остальное она помнила прекрасно. Его манеры, походку, его темно-зеленые глаза и загорелую кожу, медленную, ленивую речь и темные густые волосы. Она помнила даже то, какая на ощупь его кожа. Отчетливо помнила все, что так хотела забыть, – его поцелуи, ласки, которые полностью лишали ее способности думать.
Господи! Почему она до сих пор все так отчетливо помнит? Алекса вертелась в постели. Она натянула простыню на глаза, чтобы скрыться от серебряных лучиков луны, проникающих сквозь неплотно закрытые ставни. Было полнолуние… Этот разговор с Полем… Но почему ей никак не удается отогнать мысли о нем, почему он ей снится ночами?
«Я ненавижу его, он противен мне…» – повторяла Алекса, как будто учила трудный урок. Она вздохнула и наконец призналась себе: «Да, я его ненавижу, но в то же время я его хочу, хочу, чтобы он заставил меня снова испытать это чувство… Нет! Больше всего я хочу первой повернуться и уйти, даже не взглянув на него!» Алекса сознательно старалась разозлить себя, чтобы выкинуть из головы все остальные мысли. Стиснув зубы, она прошептала: «Когда-нибудь придет и мой день! День, когда я научусь… когда я буду готова к этому…»
Глава 18
– Должна признаться, я рада, что ты так рано вернулась. Твой отец расстроился, когда узнал, что я отпустила тебя одну. Постарайся чем-нибудь порадовать его сегодня. Ты же знаешь, как ему не нравится, когда кого-нибудь из нас нет за ужином.
– Да, знаю, – сказала Алекса, слезая с лошади. – Может, мне сейчас к нему подняться?
– Тебе бы следовало знать, что в это время он спит, – довольно резко ответила Хэриет. – И нам с тобой лучше не нарушать привычный для него уклад жизни. Надеюсь, ты не давала обещаний приехать к ним в следующий раз на ужин?
Алекса никогда раньше не задумывалась над тем, насколько деспотична Хэриет. Она редко оставалась одна, всегда рядом с ней была тетушка, и ее жесткость, властность воспринимались Алексой как должное. «Тетя Хэриет – часть моей жизни, – думала уже у себя в комнате Алекса. – Так же, как и моя всегда ласковая мама, как звуки пианино, доносящиеся из гостиной». Неужели только потому, что с ними нет больше мамы и Фреди, мир так сильно изменился, или это изменилась она сама? Алексу стали раздражать вещи, на которые она раньше не обращала никакого внимания. Ее отношение к окружающим стало более критическим. И теперь она вдруг поняла, что свобода, о которой ей всегда говорила тетя, – ложная свобода.
В понимании Хэриет свобода – это многочисленные обязанности и огромная ответственность. Это дела, заботы о плантации и о доме, которые в один прекрасный день должны полностью поглотить жизнь Алексы.
«Я не хочу чувствовать себя виноватой лишь потому, что провела один вечер вне дома! – с возмущением думала Алекса, пока няня помогала ей переодеться в старенькое выгоревшее платье, которое когда-то было коричневым, а теперь приобрело какой-то неопределенно-грязный цвет. – Я не собираюсь отказываться от возможностей, которые предоставляет мне судьба, и превращаться в раздражительную, жертвующую собой мученицу только для того, чтобы угодить тете Хэриет!»
– Встретимся за завтраком, – сказала Хэриет, прежде чем Алекса поднялась к себе в комнату. – Тебе ведь хочется сейчас переодеться и немного отдохнуть.
Расписав все время Алексы, она выделила ей и несколько часов на отдых. Теперь, когда няня ушла, прихватив с собой циновку, чтобы прикорнуть где-нибудь в уголке, Алекса хмурила брови, раздумывая, как бы ей избежать необходимости спускаться к завтраку и отвечать на бесчисленные вопросы тетушки. Можно сказать, что она не голодна… или слишком устала… или что у нее болит голова. Она сейчас совсем не желала заниматься бухгалтерией или другими домашними делами. Ей хотелось сделать что-нибудь необычное. Что-нибудь…
Алекса открыла подаренную ей в прошлом году на Рождество шкатулку для драгоценностей, собираясь достать свои любимые гранатовые серьги. И тут Алекса заметила маленький ключик, о котором она совсем забыла, – ключ от сундука ее матери. Алекса почти бессознательно взяла его в руки. Может быть, именно теперь, когда она почувствовала себя такой сильной и независимой, пришло время открыть сундук. Может быть, именно теперь, когда она смогла отделить себя от Хэриет, ей стоит попытаться лучше понять маму и узнать о ней как можно больше.
Сундук всегда стоял в маминой комнате под очень широким подоконником. Алекса вспомнила, что там же стояло и несколько старых коробок, связанных веревкой. В них хранились любимые, но давно вышедшие из моды мамины шляпки. Виктория никак не могла решиться их выбросить.
« – А что в сундуке, мама?
– Да ничего особенного, дорогая. Старая одежда, письма, бумаги – вещи, с которыми я никак не могу расстаться. И не будь такой любопытной!»
«Странно, что наша память сохраняет такие мелочи, а потом как-то совершенно неожиданно мы вдруг вспоминаем о них», – размышляла Алекса, стоя перед закрытой дверью, ведущей в комнату матери. Она вдруг отчетливо представила себе эту комнату, как будто уже вошла в нее. Мама умерла именно здесь, в своей постели с красивыми покрывалами и мягкими простынями, которые всегда так чудесно пахли фиалками и мамой. Иногда она брала Фреди к себе в постель, но Алексу не брала никогда – девочка все время вертелась и очень беспокойно спала. Испугавшись, что решимость оставит ее, Алекса повернула латунную ручку двери. Она была удивлена, когда дверь с легкостью открылась перед ней.
Алекса переступила порог и огляделась. Она ожидала найти здесь знакомые запахи, но в нос ударил резкий запах карболки. Кровать казалась голой, потому что на ней не было ничего, кроме матраса и свернутого одеяла. Ни чудесных покрывал, ни кружевных наволочек, ничего того, что Хэриет называла «фривольностями». Не было и великолепных штор на окнах, не было и ярких ковров на полу. Это была совсем другая комната, ничего общего не имевшая с той, которую так хорошо помнила Алекса.
Она выглядела так, как будто в ней никто никогда не жил. Даже дверь, ведущая в комнату папы, раньше всегда распахнутая, теперь была плотно закрыта и даже заперта на ключ. Хэриет, конечно же. Всегда практичная и разумная тетя Хэриет. Именно она постаралась сделать так, чтобы здесь не осталось ни малейшего следа маминого присутствия, чтобы ничто не могло лишний раз напомнить папе о ней, чтобы он наконец успокоился. Все ее личные вещи исчезли, скорее всего, их сожгли.
Неужели голубой сундук и шляпные коробки тоже выбросили? Почти уверенная в том, что ничего не найдет, Алекса подошла к окну и распахнула ставни. Но все оказалось на месте – и сундук, и шляпные коробки. Все было покрыто толстым слоем пыли и затянуто паутиной. А когда она подошла и осторожно отодвинула одну из коробок, оттуда выполз огромный паук, до смерти напугав ее. Она всегда ненавидела пауков! Наверняка здесь спряталось несколько таких чудовищ! Нужно сказать слугам, чтобы они очистили сундук от пыли и паутины, а потом перенесли к ней в комнату, там она сможет спокойно разобрать его.
Присев, как туземцы, поджав под себя ноги, Алекса с отвращением посмотрела на покрытый паутиной замок. Пауки! Огромные мохнатые существа, которых она всегда панически боялась, хотя знала, что большинство из них безвредны. Алекса уже встала и отряхивала пыль со своих рук и с юбки, когда вдруг услышала голос Хэриет. Она почувствовала, как замерло ее сердце.
– Могу я поинтересоваться, чем это ты там занимаешься? Ты не спустилась к завтраку, сославшись на усталость, сказала, что будешь отдыхать, а сама занимаешься какой-то ерундой, разглядываешь тут…
– Вещи мамы – единственное, что у меня осталось в память о ней, разве не так? Я не считаю, что «занимаюсь пустяками», дорогая тетя! – Изумленное лицо Хэриет придало Алексе уверенности, и она продолжала ледяным тоном: – Папа сам передал мне ключ от старого маминого сундука и сказал, что я могу распоряжаться этими вещами по собственному усмотрению. Так хотела мама. В подобных обстоятельствах, думаю, ты простишь мне, если я скажу, что у меня не было причин спрашивать разрешения на то, чтобы войти в мамину комнату и взять то, что мне теперь принадлежит.
– Хэриет, что случилось? Я услышал голоса… А-а! Ты наконец нашла его, дорогая, поэтому я должен напомнить тебе… Она хотела, чтобы ты забрала его себе. Именно ты, и никто другой. Я обещал Виктории. Хэриет, что ты с ней сделала? Выбросила ее из собственной комнаты?..
Папа стоял на пороге, слегка пошатываясь, и его удивление постепенно перерастало в возмущение. Хэриет взяла его за руку и быстро сказала:
– Успокойся, Мартин! И прошу, не делай из себя дурака. Ты должен помнить, я рассказывала тебе. Это доктор велел вытащить все из комнаты и сжечь, чтобы не допустить распространения инфекции. Чтобы, например, не заразилась Алекса, она не болела в детстве корью!
– О-о…
Опустив плечи, папа повернулся и уже собирался уйти, но тут Хэриет, со злостью взглянув на Алексу, сквозь зубы прошипела:
– Ты видишь, как его легко расстроить? Может, он уже забыл…
Она прервала себя на полуслове, увидев, что ее брат резко повернулся и, склонив голову набок, как-то торжественно улыбнулся Алексе:
– А вот здесь моя сестра ошибается. Некоторые вещи я никогда не забываю. Обещания, например. Помнишь, ты обещала мне, что как-нибудь к ужину наденешь одно из маминых платьев? Светло-зеленое, мое любимое! К нему она надевала туфельки цвета бронзы и брала маленькую вышитую сумочку. Как я гордился твоей мамой в тот вечер, когда она впервые надела этот наряд! Я думал, что все мужчины завидуют мне! Помнишь, Хэриет? В тот вечер ты тоже была там с…
– Я не люблю копаться в прошлом, Мартин, и ты прекрасно об этом знаешь. Но я уверена, что, если Алекса дала тебе обещание, она обязательно выполнит его. Думаю, даже сегодня вечером, раз уж она наконец нашла то, что искала. – И, повернувшись к Алексе, Хэриет бесцветным голосом добавила: – Я пришлю кого-нибудь из слуг, чтобы они отнесли сундук к тебе в комнату. Тебе так будет легче. Потом, я думаю, нам всем следует пойти немного вздремнуть перед обедом. Ты со мной согласна, Алекса?
Несмотря на резкий, почти бодрый голос тети, Алекса с болью заметила, что лицо Хэриет как-то неожиданно посерело, осунулось и постарело, поэтому, вместо того чтобы сказать все, что думает, она лишь тихо проговорила:
– Да, конечно, тетя Хэриет.
– Ну, если Виктория думает, что мне следует отдохнуть, то, пожалуй, я так и сделаю. Я так и сделаю.
– Папа!..
– Ты можешь оставить его в покое? Если мы дадим ему отдохнуть, к вечеру он придет в себя!
Хэриет крепко взяла Алексу за руку, давая ей понять, чтобы она помолчала, пока отец не уйдет. Когда за ним закрылась дверь, Алекса повернулась к тете:
– Неужели ты не понимаешь, что если я надену мамино платье, то это только ухудшит его состояние? И на самом деле я не давала такого обещания. Я просто… промолчала в ответ.
– Если ты и вправду надеялась, что он об этом забудет, то подождала бы еще, прежде чем ворошить этот сундук. Будем надеяться, что он не окажется ящиком Пандоры. – Хэриет продолжала с каменным лицом: – Теперь уже поздно о чем-либо сожалеть, и раз уж Мартин считает, что ты дала ему обещание, будет лучше, если ты его выполнишь, иначе он расстроится еще больше. Я знаю и понимаю своего брата лучше, чем ты или кто-либо другой, моя дорогая Алекса, и я уже не раз тебе об этом говорила. Я прикажу, чтобы сундук немедленно перенесли в твою комнату. Если ты найдешь там зеленое платье, отдай его няне, а я прослежу, чтобы его вычистили и отгладили к сегодняшнему ужину. Я зайду к тебе пораньше и помогу причесаться соответствующим образом. Твоя мать никогда не отрезала волосы, даже когда это было модно, и я часто помогала ей причесываться.
«Интересно, смогу ли я когда-нибудь до конца узнать и понять тетю Хэриет? Вообще может ли один человек понять другого?» Сундук, тщательно вымытый, был принесен в комнату Алексы, но теперь, вставив ключ в замочную скважину, Алекса никак не могла заставить себя повернуть его. «Ящик Пандоры», мрачно назвала его Хэриет. Алекса вдруг почувствовала себя так, как будто вторгается в чужие владения, в чужую жизнь, хотя она всего лишь исполняла последнюю волю матери. Виктория хотела, чтобы эти вещи принадлежали именно Алексе. Ни Хэриет, ни даже папе, который всегда был ей самым близким человеком. Именно Алексе, дочери, в воспитании которой она принимала меньше участия, чем Хэриет. Несмотря на это, Алекса все еще колебалась, все еще не могла прикоснуться к содержимому сундука. Она тянула время и все вспоминала тот разговор в маминой комнате. Следуя за несшим сундук слугой, Хэриет довольно любезно сказала:
– Ты здесь, дорогая? Может, ты хочешь, чтобы сундук поставили к окну? Здесь больше света… – А когда они остались одни, Хэриет продолжила уже в своей обычной, достаточно резкой манере: – Хочешь, чтобы я помогла тебе распаковать сундук? Прежде чем одежду повесить в шкаф, ее нужно будет хорошенько встряхнуть и выгладить. Модные в то время ткани – муслин, тюль или газ, например, – страшно мнутся.
– Спасибо, тетя Хэриет. Но я думаю, нет нужды разбирать все сию же минуту. Если ты не возражаешь, я сначала посплю, а уж потом, возможно…
– Поступай как знаешь. Но не забудь повесить платье, которое ты выберешь к сегодняшнему ужину, на спинку стула у двери, чтобы няня успела привести его в порядок.
Хэриет резко повернулась и уже собиралась выйти из комнаты, но Алекса остановила ее:
– Тетя Хэриет! Мне нужно кое-что сказать тебе сейчас, прежде чем мы спустимся к ужину. Потому что, ну… чтобы я была разумной и практичной, всегда трезво смотрела на жизнь. Именно поэтому я…
– Мне казалось, что я научила тебя говорить прямо, а не ходить вокруг да около и не заикаться на каждом слове, моя дорогая Алекса. Ну, так о чем же тебе так трудно говорить?
Сарказм, звучавший в голосе Хэриет, разозлил Алексу, она вспыхнула, но постаралась взять себя в руки. «Мне надо успокоиться, – подумала Алекса. – Я не позволю ей вывести меня из себя».
– Ну так что? Или ты передумала?
– Нет, тетя Хэриет. – К удивлению самой Алексы, голос ее прозвучал достаточно спокойно. – Я хочу сказать, что если ради отца я все-таки решусь надеть мамино платье к ужину, то я все равно не смогу… Я не смогу молчать и не позволю ему принимать меня за… за свою жену! Я считаю, что для нашего общего блага будет лучше, если он все время будет видеть во мне свою дочь. Я хочу, чтобы он воспринимал меня как Алексу, а не как Викторию. Только пойми меня правильно. Ты же знаешь, что я ни за что на свете не сделаю ничего такого, что могло бы причинить папе боль, я люблю его так же, как и ты! Именно поэтому его нужно вернуть к реальности, вместо того чтобы позволять ему жить в мире фантазий! Ты понимаешь меня, тетя Хэриет?..
– Ты довольно ясно объяснила, что уже приняла решение и не станешь прислушиваться к моему мнению. Поступай, как сочтешь нужным, Алекса. Но вся ответственность, за это ложится на тебя.
Ответственность. Это слово напомнило Алексе о том, что она собиралась сделать. Нечего больше откладывать! В конце концов, тети Хэриет нет сейчас рядом!
Открыв сундук, она вытащила сначала несколько листов пожелтевшей папиросной бумаги, под которыми лежало белое муслиновое платье с потускневшими блестками. Это свадебное платье мамы? Встряхнув его, Алекса заметила, что в некоторых местах ткань пожелтела, и от этого ей вдруг стало грустно. Каким, должно быть, прелестным было это платье в свое время! Рядом в коробочке лежали серебристые туфельки и тончайшая шелковая шаль, тщательно завернутая в бумагу.
Когда Алекса откладывала эти вещи в сторону, до нее донесся слабый запах фиалки. Как странно, что духи так долго сохраняются! Снимая второй слой бумаги, Алекса вдруг поняла, что ей очень хочется, чтобы сейчас она наткнулась именно на зеленое платье, о котором ей рассказывал папа, тогда остальные вещи она сможет разобрать потом. Но к сожалению, она обнаружила еще одно муслиновое платье, сшитое проще, чем первое; бледно-розовое, оно было украшено красными и желтыми розами. Еще одна пара туфель – розовых, из мягкой ткани. Томик стихов в кожаном переплете, завернутый в шелковый шарфик. Смущенная собственным любопытством, Алекса открыла его и взглянула на титульный лист. «Моей единственной и незабвенной любимой от того, чье сердце навеки принадлежит ей…» Слова были написаны неразборчиво, и единственный инициал, который Алекса увидела внизу страницы, был, возможно, буквой «М», хотя это могла быть и любая другая буква алфавита. Нежное послание было датировано 1819 годом, за два года до рождения Алексы. Прежде чем отложить книгу в сторону, она тщательно завернула ее, а затем достала из сундука альбом. Она просмотрела его быстро и без особого интереса. Там были приклеены пожелтевшие вырезки из старых газет, рассказывающие о былых сражениях, несколько засушенных цветков и осенних листьев. Война между Грецией и Турцией… Лорд Байрон… В то время он был очень модным поэтом. Это томик его стихов она только что отложила в сторону.
Нетерпеливо пролистав альбом, Алекса закрыла его и вынула из сундука несколько портретов, сделанных углем и чернилами. Вот папа в молодости, на портрете он выглядит совсем мальчишкой, несмотря на строгую военную форму. А вот и сама мама, такая хорошенькая и совсем молодая. Еще несколько портретов незнакомых Алексе людей. А вот и тетя Хэриет… Алекса с удивлением рассматривала рисунок. Какой же она была красивой! Короткие темные волосы кокетливо обрамляли ее лицо, светящееся радостью и счастьем. Как же случилось, что эта весело улыбающаяся женщина превратилась в теперешнюю тетю Хэриет, раздражительную и недоверчивую, со всегда опущенными уголками губ? Как это грустно! Вытащив последний портрет, Алекса с любопытством посмотрела на красивого молодого офицера, гладко выбритого, с короткими вьющимися волосами. Пристальный взгляд его глаз, казалось, проникал в самую душу. Почему-то его лицо привлекло внимание Алексы, она нахмурилась, и ей показалось, что она знает этого человека, во всяком случае, черты его лица показались ей очень знакомыми. Но конечно же, это невозможно! Внизу на портрете стояла надпись: «1798-1821». Алекса покачала головой, удивляясь собственной глупости. Бедный молодой офицер! Какая короткая была у него жизнь!
