Текст книги "Жан Баруа"

Автор книги: Роже Мартен дю Гар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

Председатель (быстро, с резким жестом).Это излишне.

Лабори (не сдержавшись).Это доказано адвокатом Салем, это доказано адвокатом Деманжем. Это доказано газетными статьями, которых никто не опроверг! Это доказано генералом Мерсье, который не посмел сказать мне, что я не прав. Накануне я бросил ему через газеты вызов, на который он сначала просто ничего не ответил, а затем ответил в такой форме, что его слова уже сами по себе служат лучшим доказательством. Я утверждал: «Генерал Мерсье передал военному суду документ, и всюду открыто хвастался этим». А генерал Мерсье – внеся только лишнюю неясность в обсуждение, не скажу намеренно, может быть и бессознательно, – ответил мне: «Неправда». Тогда я спросил: «Что именно неправда? Что вы говорили об этом всюду или что вы передали документ?» Он ответил: «Я не хвастался этим». Я утверждаю, что для любого честного человека вопрос совершенно ясен. Об этом свидетельствует тот факт, что никто, несмотря на волнение, охватившее страну, не выступил со словами, которых господин де Пелье здесь так и не осмеливается произнести: я ручаюсь, что он их и не произнесет.

Пауза.

(Улыбаясь.)Ну что ж, я повторяю: это уже доказано!

Генерал де Пелье (надменно).Как я могу говорить о том, что происходило на процессе Дрейфуса: я ведь там не присутствовал.

Лабори взглядом окидывает присяжных, судей, наконец публику, словно призывая всех быть свидетелями этого уклончивого ответа.

Потом с торжествующей улыбкой учтиво кланяется генералу.

Лабори. Хорошо, благодарю вас, генерал.

Клемансо (вмешиваясь).Господин председатель, мы пригласили сюда свидетеля, который слышал от одного из членов военного суда, что судьям был передан какой-то секретный документ. Суд отказался его допросить.

Лабори. У меня в деле два письма, подтверждающие факт передачи документа судьям. Кроме того, у меня есть письмо от личного друга президента республики; этот человек заявил, что не станет давать свидетельские показания, ибо его предупредили, что они будут опровергнуты перед судом.

Клемансо. И почему генерал Бийо ничего не сказал Шереру-Кестнеру, [48]48
  Шерер-Кестнер,Огюст (1833–1899) – французский политический деятель, республиканец, во времена Империи – деятель оппозиции. С 1875 года – сенатор, с 1896 года – вице-председатель сената. О его участии в деле Дрейфуса см. прим. 24.


[Закрыть]когда тот спрашивал его об этом? Ведь все можно было уже давно разъяснить!

Председатель (нервно).Все это вы скажете в своей защитительной речи.

Генерал Гонс (снова выступая вперед).Я хочу кое-что добавить к своему показанию относительно бумаг Генерального штаба. Я уже говорил, что эти документы секретны: они не могут не быть секретны, вся корреспонденция Генерального штаба секретна. И когда говорят «документ о том-то» или «документ об этом-то», значит речь идет о секретном документе. Еще замечание: когда утверждают, будто Дрейфус не знал, что происходило в Генеральном штабе в сентябре тысяча восемьсот девяносто третьего года, ошибаются. Дрейфус сначала провел шесть месяцев…

Председатель (без всякой учтивости прерывая его).Мы не занимаемся делом Дрейфуса… (Генералам де Пелье и Гонсу.)Вы можете сесть, господа.

На минуту все оцепенели.

Председатель пользуется этим.

(Судебному приставу повелительным тоном.)Введите следующего свидетеля!

Пристав колеблется.

Лабори (встает и подается вперед, выставив перед собой руки, как будто желая приостановить ход судебного заседания).Господин председатель, совершенно невозможно после такого события…

Председатель (сухо).Продолжим…

Лабори (возмущенно).О, господин председатель, это невозможно! Вы сами понимаете, что подобный инцидент, если он не исчерпан, приостанавливает дальнейшее судебное разбирательство. Вот почему мы обязаны выслушать генерала де Буадефра.

Председатель. Мы его выслушаем сегодня. (Судебному приставу.)Введите следующего свидетеля.

Лабори (настойчиво).Разрешите, господин председатель…

Председатель (с яростью приставу).Вызовите следующего свидетеля!

Судебный пристав выходит.

Лабори. Господин председатель, прошу прощения, по я требую от имени защиты отложить!..

Майор Эстергази входит в сопровождении судебного пристава.

Председатель (к Лабори).Мы вынесем решение после того, как будут выслушаны свидетели.

Эстергази подходит к свидетельскому месту. Это сутулый, худой человек, какими бывают чахоточные, с желтоватым цветом лица, с красными пятнами на скулах, с быстрым, лихорадочным взглядом. Зал разражается аплодисментами.

Председатель уже повернулся было к нему, но тут Лабори с удвоенной энергией вмешивается в последний раз.

Лабори. Я все же прошу, чтобы опрос других свидетелей был отложен до тех пор, пока не будет выслушан генерал де Буадефр! Суд должен принять то или иное решение до опроса других свидетелей!

Председатель, растерявшись, яростно вращает глазами.

Эстергази, картинно скрестив руки на груди, с беспокойством ждет, не понимая, что происходит.

Лабори, сидя, торопливо пишет заявление от имени защиты.

Председатель (резко и грубо).Сколько времени вам нужно, чтобы сформулировать ваше требование к суду?

Лабори (не поднимая головы, высокомерно).Десять минут.

Заседание прерывается.

Председатель знаком предлагает судебному приставу увести Эстергази в комнату для свидетелей.

Возбужденная публика провожает Эстергази громкими приветственными возгласами.

Судьи, делая вид, будто они не замечают шума, поднимаются и медленно покидают зал, за ними уходят присяжные, обвиняемые и защитники.

Скрытое возбуждение публики, сдерживавшееся до сих пор присутствием суда, вырывается наружу.

В накаленном воздухе уже почти невозможно дышать; со всех сторон слышны крики, страстные восклицания, вопли: стоит оглушительный шум.

Сотрудники «Сеятеля» собрались вокруг Люса.

Порталь в мантии присоединяется к ним; выражение разочарования омрачает его честное толстощекое лицо; из-под судейской шапочки выбиваются белокурые волосы.

Порталь (устало садится).Еще один секретный документ!

Баруа. Что же это за документ?

Зежер (высоким, резким голосом).Насколько мне известно, о нем еще никто ничего не слышал.

Люс. Нет, я знал о его существовании. Но никогда не думал, что они осмелятся к нему прибегнуть.

Зежер. Откуда взялся этот документ?

Люс. Он якобы написан итальянским военным атташе, а затем обнаружен в корреспонденции германского атташе.

Баруа (живо).От него так и несет фальшивкой.

Люс. О, то, что документ подделан, не вызывает сомнений. Он попал в министерство уж не знаю каким путем, но при весьма странных обстоятельствах… Как раз в канун того дня, когда министру предстояло отвечать в палате на первую интерпелляцию относительно процесса; к тому времени в Генеральном штабе уже царило сильное беспокойство по этому поводу!

Зежер. А содержание документа…

Юлия. Мы толком не знаем, что в нем сказано. Генерал цитировал его на память.

Люс. Но он утверждал, будто там полностью упомянуто имя Дрейфуса. Совершенно неправдоподобно! Одного этого достаточно, чтобы возбудить подозрения. В то время пресса уже деятельно занималась процессом, и невозможно допустить, чтобы два военных атташе запросто упоминали имя Дрейфуса в своей частной переписке. Если даже предположить, что они действительно имели связь с Дрейфусом, то никогда бы они не поступили так неосторожно, особенно после неоднократных официальных опровержений, сделанных их правительствами!

Баруа. Это очевидно!

Порталь. Но кто же может фабриковать подобные документы?

Зежер (с безжалостной насмешкой).Генеральный штаб, черт побери!

Арбару. Это национальная лаборатория по изготовлению фальшивок.

Люс (медленно).Нет, нет, друзья мои… В этом я с вами не согласен!

Его прямой и решительный тон заставляет. всех умолкнуть. Один только Зежер пожимает плечами.

Зежер. Позвольте, однако, ведь факты…

Люс (твердо, обращаясь ко всем).Нет, нет, друзья мои… Не будем преувеличивать… Генеральный штаб все же не шайка мошенников, так же как и мы – не шайка продажных людей… Никогда вы не заставите меня поверить, что такие люди, как генералы де Буадефр, Гоне, Бийо и другие, могут сговориться и подделывать документы.

Крестэй д’Аллиз, – с горящим взором, с горькой улыбкой, со страдальческим выражением лица, – прислушивается к спору, нетерпеливо поглаживая длинные усы.

Крестэй. Ну конечно! Я знавал генерала де Пелье раньше: это воплощенная честность.

Люс. К тому же, достаточно было видеть и слышать его, чтобы убедиться: он верит в то, что говорит, красноречие его, несомненно, искренне. Пока мне не докажут обратного, я буду верить в искренность и других генералов.

Крестэй. Их обманывают. Они сами же верят в то, что утверждают с чужого голоса.

Зежер (с ледяной улыбкой).Вы им приписываете ослепление, которое мало правдоподобно.

Крестэй (живо).Напротив, весьма правдоподобно! О мой друг, если бы вам пришлось ближе узнать офицеров… Вот та группа, позади нас… Взгляните на них без предубеждения. На их лицах – выражение ограниченной самоуверенности, согласен, – это результат привычки всегда считать себя правыми перед людьми… Но у них лица глубоко честных людей!

Люс. Да, посмотрите на публику, Зежер. Это весьма поучительно. Что вы хотите? Эти люди не привыкли к быстрым умозаключениям… И вдруг перед ними поставили ужасную дилемму: виновный существует, но кто именно? Может быть, правительство, армия, все эти. генералы, которые торжественно клянутся солдатской честью и заявляют, что Дрейфус осужден справедливо? Или этот никому не известный еврей, осужденный семью офицерами, о котором вот уже три года говорят столько дурного. А, как известно, клевета порою убедительна.

Зежер (высокомерно).Нетрудно заметить, что Генеральный штаб отступает всякий раз, когда от него требуют точных доказательств. Все, даже офицеры, могут задуматься над этим.

Юлия. А потом, чего стоят эти высокие слова о чести, повторяемые по всякому поводу, против сжатой аргументации памятных записок Лазара, или брошюр Дюкло, [49]49
  Дюкло,Пьер-Эмиль (1840–1904) – французский ученый-естествоиспытатель. После смерти Пастера – директор Пастеровского института. Активный дрейфусар, один из основателей Лиги прав человека и гражданина.


[Закрыть]или, наконец, вашего письма, господин Люс!

Зежер. Или даже против письма Золя, несмотря на его патетику!

Баруа. Терпение. Мы приближаемся к цели. (Люсу.)Сегодня мы сделали большой шаг вперед.

Люс не отвечает.

Порталь. Вы не очень-то требовательны, Баруа…

Баруа. А по-моему, все ясно. Послушайте: генерал де Буадефр сейчас приедет, коль скоро за ним так спешно послали. С первых же слов Лабори загонит его в тупик. Ему придется предъявить пресловутый документ суду. После этого документ обсудят, и он не выдержит серьезного рассмотрения. Тогда Генеральный штаб будет уличен в предъявлении суду фальшивого документа, а это приведет к резкому повороту в общественном мнении! Не пройдет и трех месяцев, как дело будет пересмотрено!

Он говорит резко, сильно жестикулируя. В его взгляде сверкает гордый вызов. Все в нем дышит надеждой.

Люс (побежденный этим порывом).Быть может.

Баруа (громко смеясь).Нет, нет, не говорите «быть может». На этот раз я уверен, мы добьемся пересмотра.

Зежер (цинично, к Баруа).Даже если генерал де Буадефр найдет лазейку? Это уже бывало не раз…

Баруа. После того, что произошло? Невозможно… Вы отлично видели, как генерал Гонс выгораживал генерала де Пелье!

Вольдсмут (которому удалось выйти во время перерыва, вновь возвращается на свое место).Есть новости… Заседание сейчас возобновится. Генерал де Буадефр только что прибыл!

Баруа. Вы его видели?

Вольдсмут. Как вижу вас. Он в штатском. Судебный пристав ожидал его на лестнице. Генерал прошел прямо в комнату для свидетелей.

Юлия (хлопая в ладоши, к Баруа).Вот видите!

Баруа (торжествующе).На этот раз, друзья, у них нет пути к отступлению! Это – открытая борьба, и победа будет за нами.

Шумное возвращение судебных писцов и адвокатов, покидавших зал.

Входит суд, встречаемый громким гулом; судьи и присяжные заседатели усаживаются на свои места.

Вводят обвиняемых.

Лабори легкой походкой приближается к своему месту и останавливается, подбоченившись, потом наклоняется к Золя, который что-то говорит ему, улыбаясь.

Мало-помалу водворяется тишина.

Нервы напряжены до предела. Все понимают: на этот раз предстоит решающая битва.

Председатель встает.

Председатель. Заседание возобновляется. (Потом быстро, даже не садясь.)За отсутствием генерала де Буадефра заседание переносится на завтра.

Пауза. Заседание закрывается.

Сначала никто ничего не понял: все ошеломлены; воспользовавшись этим, судьи с достоинством удаляются.

Присяжные не трогаются с места. Удивленный Золя поворачивается к Лабори; тот все еще сидит, откинувшись на спинку кресла, сохраняя угрожающую позу.

Наконец все понимают: битва отложена, битвы не будет.

Вопль разочарования служит сигналом к невообразимому беспорядку. Публика, стоя, топает ногами, воет, свистит, вопит.

Потом, как только уходят присяжные, толпа лихорадочно устремляется к дверям.

В несколько минут выход закупорен: женщины, стиснутые в давке, теряют сознание; по лицам струится пот; взоры блуждают: настоящая паника!

Сотрудники «Сеятеля» в растерянности не двигаются с места.

Юлия. Трусы!

Зежер. Чего вы хотите! Они ждут распоряжений.

Люс (грустно, Баруа).Вы видите? Они сильнее…

Баруа (вне себя от ярости).О, на этот раз не обойдется без скандала! Я напишу об этом в завтрашней статье. В конце концов это уж чересчур цинично. Кого они дурачат? Когда палата в волнении, когда она требует от министров объясниться открыто, попросту, депутатам отвечают: «Не здесь. Ступайте во Дворец правосудия, вы все узнаете». А здесь, во Дворце правосудия, всякий раз, когда хотят внести ясность в судебное разбирательство, всякий раз, когда правда с трудом пробивает себе дорогу и хочет выйти на свет божий, ее загоняют внутрь, не дают ей подняться на поверхность: «Вопрос не будет рассмотрен!» Ну, нет! С этим пора покончить! Надо, чтобы страна поняла, до какой степени на нее плюют!

Из вестибюля доносится глухой шум.

Вольдсмут. Там, должно быть, дерутся. Поспешим туда!

Крестэй. Как пройти?

Баруа. Здесь! (Юлии.)Идемте с нами…

Зежер (перепрыгивая через ступени).Нет, здесь…

Баруа (кричит).Собираемся вокруг Золя, как вчера!

Они стараются выбраться из зала заседаний.

Шум бунтующей толпы потрясает своды Дворца правосудия, заполняет плохо освещенные, кишащие народом гулкие галереи.

Растерянные солдаты муниципальной гвардии, образовав цепь, тщетно стараются сохранить заграждение. В полумраке люди сталкиваются, теснят друг друга.

Воздух сотрясают яростные крики:

«Мерзавцы! Бандиты! Изменники!»

«Да здравствует Пелье!»

«Да здравствует армия!»

«Долой жидов!»

В ту самую минуту, когда Баруа и Люс присоединяются к группе, оберегающей Золя, людская волна, прорвав полицейский кордон, прижимает их к стене.

Баруа старается защитить Юлию.

Порталь, хорошо знакомый с внутренним расположением Дворца правосудия, поспешно открывает дверь в какую-то раздевальню. Золя и его друзья устремляются туда.

Золя стоит, прислонившись к колонне, без шляпы, очень бледный; он уронил пенсне и беспомощно щурит близорукие глаза. Губы его сжаты, взгляд блуждает по комнате. Он замечает Люса, потом Баруа и быстро, ничего не говоря, протягивает им руку.

Наконец полицейские проложили проход.

Появляется префект полиции; он сам руководит наведением порядка.

Маленькая фаланга трогается в путь. Зежер, Арбару, Крестэй, Вольдсмут присоединяются к ней.

Густая толпа заполняет двор и соседние улицы: весь квартал, вплоть до больницы Отель-Дье – во власти манифестантов; серая масса колеблется в свете угасающего зимнего дня; кое-где уже виднеются желтые пятна фонарей.

Крики, оскорбительные возгласы, неразборчивая брань, перемежаемые пронзительным свистом, В непрекращающемся гуле, как рефрен, звучат вопли; «Смерть!.. Смерть!..»

Наверху лестницы – Золя с искаженным лицом; он наклоняется к друзьям.

Золя. Каннибалы…

Затем, с бьющимся сердцем, но твердой поступью он спускается по ступеням, опираясь на руку друга.

Полиции удалось освободить небольшое пространство у входа в здание: экипаж, окруженный конной стражей, ждет Золя.

Он хочет обернуться, пожать руки. Но вой усиливается…

«В воду!.. Смерть изменнику!.. В Сену!..»

«Смерть Золя!..»

Обеспокоенный префект полиции торопит отъезд.

Лошади трогают мелкой рысью.

От камней и палок, брошенных вслед, вдребезги разлетаются стекла в дверцах кареты.

Жестокие, кровожадные вопли, как стая охотничьих собак, настигающих добычу, преследуют карету, исчезающую в сумерках.

Люс (взволнованно, Баруа).Немного свежей крови – и начнется бойня…

Появляются майор Эстергази и какой-то генерал; их приветствуют, пока они идут к автомобилю.

Кордон полицейских прорван. Баруа пытается увести Юлию и Люса, но сквозь толпу не пробиться.

Друзей Золя узнают и провожают ругательствами:

«Рэнак!.. [50]50
  Рэнак,Жозеф (1856–1921) – французский публицист, историк, политический деятель. Активный дрейфусар. Автор семитомной «Истории дела Дрейфуса» (1901–1911).


[Закрыть]Люс!.. Брюно!.. [51]51
  Брюно,Дэзире – один из присяжных в процессе Золя.


[Закрыть]Смерть изменникам!.. Да здравствует армия!..»

Группы людей, словно потоки, бороздят толпу любопытных: идут студенты, вереницы бродяг, возглавляемые молодыми парнями из предместий.

У всех на шляпах, словно кокарда или номер рекрута, прикреплены листовки, которые раздают тысячами на улицах:

ОТВЕТ ВСЕХ ФРАНЦУЗОВ ЭМИЛЮ ЗОЛЯ

«К ЧЕРТЯМ!»

Офицеры в форме прокладывают себе путь в толпе, которая им аплодирует.

Беснующиеся мальчишки отплясывают танец дикарей и размахивают факелами из свернутых номеров газеты «Орор»; они останавливают людей с еврейским носом, окружают их и издеваются над ними; в наступающей ночи все это производит мрачное впечатление.

У набережной Юлия, Баруа и Люс останавливаются, чтобы подождать остальных.

Внезапно к ним подбегает молодая, элегантно одетая женщина.

Думая, что незнакомку преследуют, они расступаются, готовые защитить ее. Но она внезапно набрасывается на Люса и, вцепившись в его пальто, срывает орденскую ленточку.

Женщина (убегая).Старый прохвост!

Люс с печальной улыбкой провожает ее глазами.

Час спустя.

Люс, Баруа, Юлия, Брэй-Зежер и Крестэй медленно идут вдоль решетки сада Инфанты.

Спустилась ночь. Сырой туман оседает на плечи.

Баруа дружески берет под руку молчаливо шагающего Люса.

Баруа. Что с вами? Не унывайте… Еще ничто не потеряно.

Он смеется. Люс внимательно смотрит на него при свете газового рожка: черты лица Баруа выражают радость жизни, уверенность, безграничную силу; он – олицетворение энергии.

Люс (Зежеру и Юлии).Взгляните, он весь так и брызжет искрами… (Устало.)О, как я вам завидую, Баруа. А я не могу больше, с меня достаточно. Франция – словно пьяная женщина: она уже ни в чем не разбирается, она больше не сознает, где правда, где справедливость. Нет, она слишком низко пала, и это лишает воли к борьбе.

Баруа (звонким голосом-, пробуждающим энергию).Да нет же! Вы слышали эти крики? Видели неистовство толпы? Нацию, приходящую в такое возбуждение из-за идей, нельзя считать погибшей.

Крестэй. А ведь он прав!

Зежер. Ну да, черт побери! Что и говорить, трудности будут, но кого это удивит? Быть может, впервые мораль вторгается в политику, и это нелегко дается!

Баруа. Происходит что-то вроде государственного переворота…

Люс (серьезно).Да, у меня такое впечатление с первого дня: мы – свидетели революции.

Зежер (поправляя его).Мы ее делаем!

Баруа (гордо).И, как всегда, меньшинство берет на себя инициативу, совершая революцию собственными силами, страстно, решительно, упорно. О, черт побери, до чего хорошо так бороться!

Люс уклончиво качает головой.

Юлия внезапно подходит ближе к Баруа и берет его под руку: кажется, он не замечает ее.

(Громко хохочет молодым, задорным смехом.)Да, я признаю: действительность, особенно сейчас, отвратительна, дика, несправедлива, бессмысленна; ну и что ж! Из нее все же когда-нибудь родится красота. (Люсу.)Вы повторяли мне сотни раз: рано или поздно ложь будет наказана самой жизнью. Так вот, я верю в неотвратимую силу истины! И если сегодня мы вновь проиграли битву, – не станем падать духом!

Мы ее выиграем, быть может, завтра!

III

31 августа 1898 года.

Безлюдный и сонный Париж.

Кафе на бульваре Сен-Мишель. Девять часов вечера.

Несколько человек из редакции «Сеятеля» сидят в зале на втором этаже.

Под окнами, распахнутыми в душную ночь, на первом плане отлого спускается полотняный навес кафе, прозрачный от света. Дальше Латинский квартал, пустынный и темный.

Освещенные, но пустые трамваи, скрежеща колесами, медленно поднимаются вдоль бульвара.

Баруа выложил на стол содержимое набитого бумагами портфеля. Остальные сидят кругом, выбирая из кучи книги и журналы и перелистывая их.

Порталь (обращаясь к Крестэю).Есть вести от Люса?

Порталь возвратился из Лотарингии, где он обычно проводит свой отпуск.

Крестэй. Да, я видел его в воскресенье, мне стало жаль его: он так постарел за эти три месяца.

Баруа. Вы знаете, его попросили – о, весьма учтиво – отказаться после каникул от преподавания в Коллеж де Франс. В конце июня было слишком много шума вокруг его лекций. К тому же все отвернулись от него: на последних заседаниях сената только человек десять подали ему руку.

Порталь. Какое непостижимое ослепление!

Арбару (с ненавистью).Во всем виновата националистическая пресса. Эти люди не дают общественному мнению перевести дух, оглянуться вокруг.

Баруа. Мало того: они систематически подавляют благородство, свойственное нашему народу, все то, что до сегодняшнего дня ставило Францию в первые ряды цивилизованных стран и в годы опасности, и в годы славы; и делают они это под предлогом борьбы с анархией и антимилитаризмом, которые они нарочито не отделяют от элементарных понятий добра и справедливости! И им всех удалось обмануть.

Вольдсмут (качая кудрявой, как у пуделя, головой с ласковыми глазами).От народа всегда добиваются чего хотят, если удается натравить его на евреев…

Крестэй. Эти люди снискали всеобщее одобрение, и это тем более удивительно, что их версия, поражает глупостью; достаточно немного здравого смысла, чтобы опровергнуть ее: «Дело Дрейфуса – крупная махинация, задуманная евреями».

Баруа. Как будто можно предвидеть, организовать с начала до конца такую колоссальную авантюру…

Крестэй. Им возражают: «А если Эстергази сам составил сопроводительную бумагу?» Но это их нисколько не волнует: «Значит, евреи заранее подкупили его и заставили искусно подделать почерк Дрейфуса…» Такая глупость не выдерживает критики…

Зежер. Очень плохо и то, что бесконечно усложнили процесс. Эта мания дознаний и передознаний привела к полному искажению подлинной его причины и истинного смысла. С азартом устремились по многочисленным ложным и противоречивым следам… И теперь требуется какое-нибудь неожиданное событие, которое сразу же произведет переворот в общественном мнении и поможет ему, наконец, во всем разобраться.

Крестэй. Да, да, неожиданное событие…

Баруа. Оно скоро произойдет, быть может, из-за этого вызова в Верховный суд… (Вытаскивая из кармана конверт.)Посмотрите-ка, я это получил сегодня утром… (Улыбаясь.)Анонимное письмо, кто-то заботится обо мне…

Арбару (берет листок и читает). «Издостоверных источников мне известно, что военный министр предложил сегодня утром членам правительства вызвать в Верховный суд инициаторов пересмотра дела. Ваше имя в их числе, рядом с именем господина Люса…

Баруа. Мне это очень лестно.

Арбару (читая).Ваш арест назначен на утро второго сентября. У вас есть еще время уехать». Подписано: «Друг».

Баруа (громко хохочет).Что ж! Листочки такого сорта будоражат кровь.

Зежер. Ты обязан этому своей субботней статье.

Порталь. Я ее не читал. (Крестэю.)О чем в ней идет речь?

Крестэй. О нашумевшем заседании в палате, когда военный министр, наивно думая, будто он вытащил из портфеля пять разоблачающих документов, на самом деле предъявил только пять фальшивок! Баруа блестяще доказал, почему эти документы не могут быть подлинными…

Администратор приоткрывает дверь.

Администратор. Господин Баруа, какой-то человек хочет с вами поговорить.

Баруа выходит за ним.

Внизу лестницы он видит Люса.

Баруа. Вы, так поздно? Что случилось?

Люс. Есть новости.

Баруа. В Верховном суде?

Люс. Нет… Кто там наверху?

Баруа. Одни только сотрудники редакции.

Люс. Тогда поднимемся.

Увидя входящего Люса, все в тревоге встают.

Люс молча пожимает протянутые руки и садится с нескрываемой усталостью; на его похудевшем и осунувшемся лице еще больше выступает огромный лоб.

Люс. Я только что получил известия… весьма серьезные известия.

Друзья обступают его.

Вчера или позавчера неожиданная драма разразилась в военном министерстве: полковник Анри был заподозрен своими начальниками в подделке документов, предъявленных на процессе!

Все ошеломлены.

Министр сразу же допросил Анри. Сознался ли он? Не знаю. Во всяком случае, со вчерашнего вечера он… заключен в Мон-Валерьене.

Баруа. Заключен? Анри?

Тайный взрыв радости; несколько мгновений опьяняющего восторга.

Зежер (глухим голосом).Новое расследование! Новые дебаты!

Баруа. Это означает пересмотр дела!

Арбару (желая знать точно).Но… какие же документы он подделал?

Люс. Письмо итальянского военного атташе, в котором упоминалось полностью имя Дрейфуса.

Баруа. Как? Знаменитая улика генерала де Пелье?

Зежер. Письмо, которое министр шесть недель тому назад огласил в палате!

Люс. Оно сфабриковано с начала и до конца, кроме заголовка и подписи, которые, должно быть, взяты из какого-то незначительного письма.

Баруа (ликуя).О, это было бы слишком хорошо!

Вольдсмут (словно эхо).Да… слишком хорошо!.. Я не верю.

Люс. Это еще не все. Если дело повернется таким образом, им надо будет разъяснить и многие другие вопросы! Кто придумал историю о признании Дрейфуса? Почему об этом ни разу не было речи до девяносто шестого года, то есть целых два года после разжалования? Кто подтер и вновь написал адрес Эстергази на компрометирующем его письме, чтобы можно было утверждать, будто Пикар [52]52
  Пикар,Мари-Жорж (1854–1914). – О его участии в деле Дрейфуса см. прим. 24. Впоследствии военный министр в кабинете Клемансо (1906–1909).


[Закрыть]пытался оправдать Дрейфуса и обвинить Эстергази с помощью документа, исправленного самим же Пикаром?

Вольдсмут (с глазами полными слез).Это было бы слишком хорошо… Я не верю…

Люс. Во всяком случае, арест будет иметь весьма важные последствия: Буадефр, Пелье, Зюрленден [53]53
  Зюрленден,Эмиль-Огюст-Франсуа-Тома (1837–1929) – французский генерал. О его роли в деле Дрейфуса см. прим. 24.


[Закрыть]подают в отставку. Говорят, министр также уйдет со своего поста. Впрочем, я его понимаю: после того как он огласил в палате подложный документ, не подозревая, что это фальшивка…

Баруа (смеясь).Да это их, а не нас следует вызвать в Верховный суд.

Люс. С другой стороны, Бриссон [54]54
  Бриссон,Эжен-Анри (1835–1912) – французский политический деятель, левый республиканец, неоднократно был председателем кабинета министров и председателем палаты депутатов.


[Закрыть]совершенно изменил свое мнение.

Порталь. А! Наконец-то!

Баруа. Я всегда говорил: когда республиканец старой закваски, такой человек, как Бриссон, все поймет, он сам добьется пересмотра!

Вольдсмут. Его, должно быть, мучит совесть: ведь он напечатал миллионным тиражом фальшивку Анри для того, чтобы обклеить ею все стены во Франции…

Ар бару (с беспощадным смехом).Ха-ха-ха!.. Правда! Этот «документ» красуется во всех мэриях! Он у всех в памяти! Каждый день его с умилением цитирует вся националистическая пресса! Ха! Ха! И вдруг все рухнуло: документ подделан!

Порталь. Спасайся, кто может!

Вольдсмут (внезапно становясь молчаливым).Берегитесь. Мне что-то не верится…

Баруа (смеясь).Ну нет, на этот раз, Вольдсмут, вы слишком далеко заходите в своем пессимизме! Правительство наверняка не решилось бы на арест Анри без серьезных оснований. Они не могли замять дело, значит правда непреодолимо пробьется наружу.

Вольдсмут (тихо).Но ведь Анри даже не в тюрьме…

Баруа. Как?

Люс. Я вам сказал, что он в Мон-Валерьене!

Крэстей (с внезапно исказившимся лицом).Но, черт побери, Вольдсмут прав! Анри пока еще только под арестом, не то бы он находился в Шерш-Миди. [55]55
  Шерш-Миди– военная тюрьма в Париже.


[Закрыть]

Пораженные, они переглядываются.

Нервы у всех так напряжены, что на смену торжеству внезапно приходит уныние.

Люс (печально).Быть может, они хотят выиграть время, чтобы найти лазейку…

Крэстей…чтобы можно было расценить фальсификацию, как простое нарушение дисциплины…

Порталь. Вот увидите, они еще раз выскользнут у нас из рук!..

Вольдсмут (качая головой).Да, да… Я не верю…

Баруа (нервно).Да помолчите же, Вольдсмут! (Энергично.)Теперь нам надо поднять такой шум вокруг этого инцидента, чтобы стало невозможно замять его…

Люс. О, если бы Анри признался при свидетелях!

Смутный гул ползет по бульвару. Не газетчики ли это, выкрикивающие новости из последнего выпуска? В тишине пустынных улиц пронзительные вопли, еще далекие и невнятные, сливаются в один крик.

Порталь. Тихо! Кажется, слышно: «Полковник Анри»…

Люс. Разве новость уже распространилась?

Все бросаются к открытым окнам и, перегнувшись, прислушиваются с внезапной тревогой.

Зежер (в дверь).Человек! Газеты… быстро!

Но Вольдсмут уже выскочил наружу.

С соседней улицы доносятся удаляющиеся крики.

Проходит несколько минут.

Наконец Вольдсмут, запыхавшийся, растрепанный, с горящим взором, появляется на лестнице, размахивая газетой; в глаза бросается огромный заголовок:

САМОУБИЙСТВО ПОЛКОВНИКА АНРИ В МОН-ВАЛЕРЬЕНЕ

Баруа (громовым голосом).Вот оно, признание!

Он поворачивается к Люсу, и они с бьющимся сердцем радостно обнимаются, не произнося ни слова.

Портал ь, Зежер, Крестэй (тянутся к Вольдсмут у).Дайте сюда.

Но никто ни о чем не спрашивает.

Вольдсмут протягивает газету Люсу; тот очень бледный, нервным движением поправляет пенсне и подходит к люстре. От волнения голос его становится глухим.

Люс (читает).«Вчера вечером, в кабинете военного министра… было установлено, что полковник Анри является автором письма, датированного октябрем тысяча восемьсот девяносто шестого года… в котором полностью упоминается имя Дрейфуса.

Министр… немедленно отдал приказ об аресте полковника Анри… который уже вчера вечером был препровожден… в крепость Мон-Валерьен…

Сегодня… когда караульный, обслуживающий полковника… вошел в его камеру… в шесть часов вечера… он нашел его… лежащим на кровати… в луже крови… с бритвой в руке… с перерезанным в двух местах горлом. Смерть наступила за несколько часов до этого…

Подделыватель сам покарал себя…»

Газета выскальзывает у него из пальцев. Ее вырывают друг у друга; она переходит из рук в руки: все хотят видеть своими глазами.

Торжествующий дикий крик, продолжительный вопль, исступленный восторг…

Люс (волнение мешает ему говорить).Анри мертв; все кончено: в деле есть такие обстоятельства, о которых никто никогда не узнает…

Его слова теряются среди всеобщего ликования.

Только Зежер их услышал и согласился с ними, грустно кивнув головой.

Вольдсмут, в сторонке, облокотившись о подоконник, молча плачет от радости, глядя в ночь.