Текст книги "Круглая корзинка"

Автор книги: Розалия Амусина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Круглая корзинка

В поезде ехала шумная компания: Санька с приятелем Никитой направлялись на каникулы к Санькиной бабушке и должны были выйти на ближайшем полустанке, а Дима и Наташа, их одноклассники, ехали дальше.

Санька начал стаскивать с полки вещи.

– Поезд стоит всего полминутки. Ты, Никита, сразу за мной прыгай! – отрывисто распоряжался Санька. – А вы, ребята, кидайте нам вещи!

– Не подведём, всё выкинем, – заверила Наташа.

В вагоне было темно. Только над дверью тускло мерцала лампочка. Пассажиры спали. Было около двенадцати часов ночи. Никита шумно зевнул, со вкусом потянулся и сказал:

– Чего торопиться! Чего волноваться!.. Успеем. Да и купе-то наше крайнее.

– Давай шевелись, – оборвал его Санька. – С тобой успеешь!

Вскоре поезд резко дёрнулся и со скрежетом остановился.

Санька скатился из вагона прямо на платформу. Никита спустился не спеша, нащупывая ногой каждую ступеньку.

Сверху на ребят посыпались пакеты.

Уже раздался свисток к отправке, когда Наташа вдруг закричала:

– Ой, чуть не оставили в этой темнотище… – И она с трудом вытолкнула из вагона круглую корзинку. Санька и Никита подхватили её вдвоём уже на ходу поезда.

Дима и Наташа вернулись в купе.

– Наташа, – спросил Дима, – ты не знаешь, куда делась отсюда моя круглая корзинка?

– Круглая?.. Отсюда?.. Так это была твоя корзинка?

– Как это – была? – испугался Дима.

– Я… я… – сказала Наташа, заикаясь, – увидела на их полке… думала, они забыли… и отдала им.

Ошеломлённый Дима так и сел на скамейку.

– Это… это знаешь, что за корзинка?.. Что ты наделала!..

Тем временем Санька и Никита, поёживаясь от ночного холода, осматривались на полустанке. По платформе были разбросаны их вещи. Тут же стояла чужая круглая корзинка.

Санька, у которого не было с собой никакой круглой корзинки и который был уверен, что это корзинка Никитина, не удержался, чтобы не кольнуть приятеля.

– Вот раззява! – сказал он Никите. – Ещё бы чуть-чуть – и оставил свою корзинку в поезде.

– Ясно, раззява! – очень охотно поддержал Никита, уверенный, что корзинка Санькина и что Санька обругал самого себя. – Такого растяпу ещё поискать нужно!

И оба остались в прекрасном настроении – каждый был доволен, что здорово поддел другого.

Санька, быстрый и расторопный, с озорным, подвижным лицом, не мог стоять на месте – он помчался осматривать платформу. Никита начал сдвигать вещи. Он легко передвинул рюкзаки и пакеты, но, когда взялся за круглую корзинку, крякнул.

Даже ему, крупному, упитанному мальчишке, с ярким румянцем и здоровенными кулачищами, – даже ему трудно было справиться.

«Вот это да! Весит! Ну и нагрузился мой Санечка!»

Тут вернулся Санька и деловито распорядился:

– Давай перетаскивать наше имущество под фонарь!

Никита, не будь дурак, молниеносно перешагнул через круглую корзинку, – очень ему надо такую тяжесть тащить! – сгрёб в охапку два пакета и рюкзак и поспешно ушёл вперёд.

Круглая корзинка досталась худощавому, узкоплечему Саньке. Хочешь не хочешь, надо нести.

– Ого! Грузик… – проворчал Санька вслед Никите. – Сам вдвое толще, а корзинку тяжеленную, небось, мне спихнул… Натолкают же люди барахла сто пудов! А ты за них отдувайся. Нет уж, дудки, пускай дальше сам тащит свою корзиночку!

Санька дотащился до фонаря. Только открыл рот, чтобы сказать Никите что-нибудь язвительное, как Никита сразу заговорил о другом:

– Знаешь, прямо зло меня взяло в поезде на Димку и Наташу. Увлекаются спортом – ну и на здоровье, а чего нам-то навязывать? Ещё и подсмеиваются над нами! Их, видите ли, наши мускулы не устраивают! Поддубные[8]8
  Поддубный Иван Максимович (1871–1949) – русский профессиональный борец, атлет, заслуженный артист РСФСР и заслуженный мастер спорта. Получил мировое признание как «чемпион чемпионов» и «русский богатырь».


[Закрыть] какие нашлись!

– Да ну их, – махнул рукой Санька, – нашли слабеньких! Я вот футбол до смерти люблю. Ноги отваливаются, а всё гоняешь, гоняешь… А они ещё всякие антимонии разводят[9]9
  Разводить антимонии – заниматься ненужными разговорами, пустяками.


[Закрыть]: подумаешь, один футбол! Развивай, мол, и ручки, и всякие там мышцы. А у меня, может, и так на каждой мышце по два синяка…

– А я, – протянул Никита, – я им что, чахоточный, что ли? Вот когда-нибудь как возьму Димку да как тряхну, так он сразу насчёт моих бицепсев прохаживаться перестанет!

Наконец стало светать. Ребята вскинули рюкзаки за спину и пошли.

Круглая корзинка досталась Никите. Он укоризненно глянул на Саньку, но великодушно взял корзинку.

«В конце концов, – подумал Никита, – Санька же не виноват, что мама наложила ему столько вещей».

Тропинка шла через лужайку. Кругом был такой туман, что за метр ничего нельзя было разобрать. Высокая трава хлестала по ногам и окатывала холодной росой.

– Бр-р-р! – ёжился Санька. – Холодновато!

Но Никите не было холодно. Корзинка оттягивала руку и плечо, а ноги скользили внутри намокших сандалий.

«Поиздеваться бы над Санькой с его корзинкой, – думал Никита, – да он такая ехидина, что сам же дураком и окажешься. Ещё маменькиным сынком обзовёт!»

Через несколько минут Никита стал шумно дышать.

Тогда Саньке стало жалко товарища. «В конце концов, – подумал он, – Никита же не виноват, что мама натолкала ему столько вещей». И Санька забрал корзинку у Никиты.

Тропинка нырнула в лес. Влажные, ветви лезли прямо в лицо. За шиворот падали крупные, холодные капли.

Санька, нескладный, с длинными руками, не шёл, а как-то вихлял зигзагами. Казалось, не он несёт корзинку, а корзинка толкает его то туда, то сюда.

Санька беспрестанно спотыкался об узловатые корни, торчавшие из-под земли, и ворчал: «Понатыкали тут корней всяких», – а корзинка, как назло, стукалась о пни, цеплялась за кусты и с каждой минутой становилась всё тяжелее.

Тогда Никита молча взял корзинку себе.

Ребята выбрались на дорогу. Разговаривать не хотелось. Скорее бы добраться до парома! А там, за рекой, сразу бабушкин дом.

Вдруг Никита с корзинкой исчез в тумане.

– У, проклятая! – донёсся его злющий голос откуда-то снизу. – Поскользнулся, а эта бегемотина ухнула сюда и меня потащила.

– Да где же ты? – Санька бросил вещи. – Ничего не вижу! Туман!

– Здесь! В канаве!..

Никита, сидя на корточках в канаве, плечом упирался в корзинку и старался вытолкнуть её наверх по глинистому склону. В этот момент он от всего сердца посылал к лешему Саньку вместе с его круглой корзинкой.

– Ну, чего уставился? – хрипло пробасил Никита. – Тащи её!

Санька упёрся ногой в кочку и зло ухватил корзинку.

– Ещё кричит на меня! – буркнул он. «Хоть бы она трижды провалилась, эта Никитина корзинка!» – всей душой пожелал он.

Наконец корзинка со скрипом поползла из канавы наверх.

– Ну и видик, – не без ехидства доложил Санька Никите, смерив взглядом всю его заляпанную грязью и взъерошенную фигуру.

После привала ребята двинулись дальше. Обоим захотелось есть, но ничего съестного уже не было.

Туман прямо на глазах распадался на волокнистые пряди и становился всё реже, будто кто-то прочёсывал его. Взошло солнце.

Никита снял рубашку. Всем своим здоровенным корпусом он неуклюже перегибался влево, а корзинка почти лежала у него на правой ноге.

Ребята всё чаще передавали корзинку друг другу.

«Что я этому Саньке, верблюд, что ли? – думал Никита. – Везу на себе его корзинку, а он хоть бы спасибо сказал!..»

А Санька злился на Никиту.

«Нашёл тоже осла, – думал он, – сел на меня верхом со своей корзинкой, а я, ишак, везу…»

Наконец ребята добрались до реки.

Но тут их ждало новое огорчение – паром придёт только через два часа.

– До того ломит руки и ноги, будто всего измолотили! – Никита грузно бухнулся на траву и обиженно выпятил пухлую губу.

Санька озабоченно сдвинул брови.

– Вот что, ты смотри, не проговорись Димке и Наташе, как мы с корзинкой намаялись, а то эти «всесторонние спортсмены» нас засмеют.

Прошло два часа.

– Есть до чего хочу, – сказал Санька, – хоть бы червячка заморить!

Никита громко проглотил слюну и тихонько икнул от голода.

– Пойду, – сказал он, – хоть водицы напьюсь, – и скрылся за кустами.

Вдруг до Саньки донёсся какой-то аппетитный запах. Санька сильнее потянул носом. Пахло явно из круглой корзинки.

Санька отогнул краешек брезента, плотно закрывавшего корзину. Запах усилился. Тогда Санька сдёрнул брезент совсем и… застыл на месте.

В корзинке лежала целёхонькая, лоснящаяся жареная курица, завёрнутая в целлофан.

Санька возмутился: как, у Никиты в корзинке жареная курица, а они сидят голодные!

Он рывком снова закрыл корзинку. «Никогда бы не подумал, что Никита на такое способен! А ещё товарищ называется! И куда он везёт эту курицу?»

В этот момент Никита вышел из-за кустов.

– Иди попей! – крикнул он. – Вон там ключ!

– Попе-ей? – зловеще повторил Санька. – Я есть хочу, а не пить! У меня от голода все кишки свело!

– Ой, и не говори лучше про еду, – жалобно сказал Никита. – У меня самого так урчало сейчас в животе… Кишка на кишку протокол пишет.

– «Кишка!..» – передразнил Санька. – Да ты погляди, – он изо всех сил втянул в себя живот, – видишь, что со мной от голода творится?!

Санька посмотрел на приятеля так, будто доставал из него что-то глазами, и добавил:

– Вот курятины бы сейчас… Никита, дружок, ты бы поел сейчас жареной курочки? А?

– Ой, какая там курочка! Хоть бы корочку завалящую найти, – сказал Никита, глядя на товарища ясными голубыми глазами.

«Нет, это немыслимо, – еле сдерживаясь, думал Санька, – молчит, не признаётся, что у него в корзинке курица!.. Ну, я его сейчас допеку».

– Ой, до чего же хочется кусочек курицы! – продолжал Санька. – Нет, ты только представь себе, Никита, – такое румяное, зажаренное крылышко или ножку, с такой хрустящей кожицей… Представляешь?

Никита уже и ответить ничего не мог. Он едва успевал судорожно глотать слюну.

– Да перестань ты хоть расписывать свою курицу, – взмолился он, – слушать не могу! Скулы сводит!..

Тогда Санька встал, выпрямился во весь рост и гаркнул:

– Да ты понимаешь, что делаешь? У тебя на глазах живой человек сейчас погибнет от голода. Понимаешь?!

– Но я-то что могу сделать? – разозлился Никита. – Потерпи немного.

– Потерпи?! И не подумаю! Вот нарочно возьму и погибну! Вот только сядем на паром, я выйду на середину, бац – и умру голодной смертью! Будешь тогда знать!

– Ну, хватит, не валяй дурака, – сказал Никита. – И без тебя тошно.

«Нет, ничто его не прошибает! – весь бурля, думал Санька. – Поглядим, что будет дальше!»

– Пойду хоть воды пустой похлебаю, – сквозь зубы бросил он и направился к ключу.

– Вот-вот, попей водички, – добродушно сказал Никита, – а я пока прилягу. – И он приткнулся головой к круглой корзинке.

Вдруг оттуда потянуло чем-то вкусным. Никита нерешительно отогнул край брезента и увидел курицу.

Несколько мгновений ошеломлённый Никита так и сидел с открытым ртом, потом вскочил и закричал:

– Са-анька! Са-анька!

Санька вприпрыжку прибежал. Никита с недоумением смотрел на него и молчал.

– Чего тебе? – удивился Санька. – Столбняк на тебя напал, что ли?

– Ты… ты… – горестно вымолвил Никита. – Не ожидал от тебя… Курица… целая курица у тебя в корзинке, а мы с голоду помираем!

– У меня?! Нет, у меня в корзинке?! Ты что, ошалел?

– Ошалел? – Никита выхватил из корзинки курицу и потряс ею в воздухе. – А это что?!

– Ты просто не в своём уме: вытаскивает курицу из своей собственной корзинки и ещё на меня кричит!

– Моя?! Вот это стопудовое чудовище – моя корзинка?

– Да… Представь себе… Эта стопудовая бегемотина – твоя корзинка… – издевался Санька, выговаривая каждое слово в отдельности. – Чья же ещё?!

И вдруг Никита вытаращил глаза и еле выдавил:

– Это… Это же Наташа… Помнишь?.. Нам вытолкнула…

Санька бросился к корзине и сдёрнул брезент.

Корзинка была заполнена круглыми, похожими на алюминиевые тарелки, дисками, тяжёлыми гранатами и другими спортивными принадлежностями. Внизу лежали две чёрные чугунные гантели для выжимания.

В корзинку была вложена записка:

«Дорогие ребята! Наконец-то мы можем выполнить вашу мечту: помочь вам укрепить мускулы.

Уверены, что приятная тяжесть этих гранат и дисков доставит вам большую радость.

Если ваши мускулы окрепнут от упражнений с нашим „подарком“, мы будем очень довольны.

Физкультпривет!

Ваши шефы».

– Батюшки, – пробормотал Санька, – так это же корзинка, которую Димка вёз в подарок сельской школе. От наших спортсменов. Ну и влипли в историю!..

…Санька и Никита жили у бабушки и ждали ответного письма от Димы, куда переслать корзинку.

А пока они не теряли времени зря. Каждое утро, на рассвете, Санька тайком от Никиты совал за пазуху диски и гранаты, плюхался с подоконника животом прямо в крапиву и мчался на выгон. Санька весь бренчал и звякал на кочках, как телега с пустыми бидонами.

На выгоне он старался вовсю. Но, как только раздавался рёв быка, Санька отдавал вежливый поклон коровам и уступал им свой «стадион». Не вступать же с быком в пререкания!

А Никита исчезал перед обедом и забирался в курятник, где были спрятаны гантели. Там он сгонял очередную курицу, которая сидела на них, будто хотела высидеть из гантелей цыплят. Потом принимался выжимать свои гири, размахивая ими перед куриными носами, к великому возмущению петуха.

Вы, конечно, удивляетесь их усердию? Вспомните! Саньке и Никите вскоре предстояло снова тащить корзинку четыре километра до станции.

Трудный случай

У ворот лагеря дежурили две девочки.

– Танюшка! – позвали они.

Толстенькая, но юркая девочка колобком покатилась к воротам. На руках и ногах у неё красовалось штук пять полноценных синяков и два новеньких, недозревших. Две тяжёлые косы – не косы, а косищи – так и били по коленкам.

У входа в лагерь стоял человек с весёлыми глазами и двумя аккуратными чёрными родинками на щеке. Судя по форме – полковник.

– Я хочу повидать моего сына, – обратился полковник к девочке.

– Извините, товарищ полковник, родительский день будет только в следующее воскресенье… – Таня из кожи вон лезла, стараясь напустить на себя солидность. – А в другие дни родителям приезжать воспрещается.

Глаза Тани, зелёные, с точками ржавчинки, смотрели строго.

У полковника заиграли брови.

– А с кем я имею честь разговаривать? – спросил он.

– Вы имеете честь… то есть я имею честь… то есть нет… В общем, Воронкова Татьяна Михайловна – ответственный дежурный по лагерю, – представилась Таня.

Полковник приложил кончики пальцев к козырьку, подтянулся и посмотрел на маленькую Таню так, как будто перед ним стоял по меньшей мере командующий армией.

– Рад познакомиться, Татьяна Михайловна, – сказал полковник, – будьте добры, проводите меня к начальнику лагеря. Может быть, он сделает исключение. Я уже два месяца не видел сына.

– Хорошо, пойдёмте, поищем начальника. Но только у нас очень строгая дисциплина. Особенно сегодня.

– А что у вас сегодня?

– День такой… Сегодня вожатых, повара, врача – в общем, всех взрослых в лагере – заменяют сами пионеры. Ну, знаете, день самоуправления, – говорила Таня, стараясь идти широкими шагами, чтобы попасть в ногу с полковником.

…Начальника нигде не было. Таня влетела в медицинский кабинет, оставив дверь нараспашку.

Полковник, еле сдерживая улыбку, рассматривал врача.

Это был худенький, очень серьёзный мальчик. Густо накрахмаленный халат колоколом висел на нём почти до самых пяток.

Врач держал сам себя за руку и вслух отсчитывал удары собственного пульса. Он делал это так серьёзно, как будто вырезал кому-то селезёнку. На животе у него болтался фонендоскоп[10]10
  Фонендоскоп – медицинский прибор из двух резиновых трубок с резонатором для выслушивания работы сердца и лёгких.


[Закрыть], одним концом вставленный в ухо.

– Начальника здесь нет? – спросила Таня.

– Нет, – ответили ребята из кружка ГСО[11]11
  ГСО – комплекс норм по санитарной подготовке «Готов к санитарной обороне».


[Закрыть]. Они сидели в ряд, локоть к локтю, с выражением скуки на лицах.

– А вы чего тут прокисаете? – сказала Таня. – Где у вас больные?

– Больные?! Скажешь тоже! – загалдели ребята. – Мы бы и сами рады… Хоть одного какого-нибудь завалящего…

Врач огорчённо вздохнул – вдруг целый день пройдёт, а никто так и не заболеет?..

– А я просто удивляюсь, – Таня тряхнула тяжёлыми косами. – Сидят сложа руки и хотят, чтобы у них были больные. Сбегали бы да поискали по отрядам!

– Идея! – обрадовались кружковцы и кубарем скатились с крыльца.

Таня с полковником пошли к кухне.

– Начальник не заходил? – Таня заглянула в распахнутое окно.

Повариха стояла на цыпочках и мешала что-то в огромном котле. Халат, подогнутый снизу, забранный в боках, сидел на ней, как маскарадный костюм. На голове – какое-то непонятное сооружение из полотенца.

Повариха повернула к Тане красное раздосадованное лицо. На маленьком курносом носу сплошь сидели бусинки пота.

– Начальник? Только что ушёл. Наводил тут свои порядки! – сердито отрезала она.

– А ты что злая? Волнуешься?

– Ой, не спрашивай!.. Вдруг забыла, как кашу варят… Понимаешь, я её для ступенек варю…

– Кашу? Для ступенек?

– Вот именно. Со ступеньки на ступеньку, вместе с кашей.

– Это как же? Котёл – в обнимку, и пошла шагать?!

– Будто не понимаешь! Мне эту кашу на пионерские ступеньки засчитывать будут… Всегда варю её чудно. А как узнала, что для ступенек, таку меня самой такая каша в голове заварилась!

– А у тебя какую кашу голова варит? Рисовую или манную?

– Ой, они у меня все перемешались!.. Манную я уже на первой ступеньке сварила. А сегодня – по гречневой каше… контрольная.

– Гречневую? – Таня почти влезла в окно. – Вот слушай, я расскажу. Это будет настоящая каша, как моя бабушка варит…

– Вот это любопытно! – заинтересовался полковник. – Поучимся кашу варить.

– Ну вот, запомни: как только крупа разбухать начнёт, нельзя её сразу под крышку и в духовку. Бабушка говорит, она тогда будет клёклая, как будто сел на неё кто да придавил. И мешать нельзя. А надо ножом или ложкой: просунул в кашу – приподнял, просунул – приподнял. Каша вся и поднимется шапкой. Крупинки рассыплются – каждая крупиночка откроется, как бутон у цветка. Такая будет каша – съедят вместе с тарелками. Ну, я пошла!

Полковнику всё больше и больше нравилось в лагере.

– Товарищ дежурный! Танюша! – крикнул вдруг кто-то. – Посмотри, врачи-то как разошлись!

Мальчики и девочки с красными крестами на рукавах тащили к медкабинету Шурика Воробьёва из отряда малышей, а тот вырывался изо всех сил и отчаянно брыкал своих мучителей.

– Ой, мамочки, – вопил Шурик, – подумаешь, синяк на коленке! Дело большое! Это уже и не синяк, он уже жёлтый стал! – Шурик вскидывал ногу и совал ребятам под нос свою коленку.

– Что ты, милый, – убеждали малыша кружковцы, – всё равно это очень опасно. Шуточное ли дело – синяк! Из этого знаешь, что может выйти? Надо обязательно – йод и перевязку. А синяку тебя великолепный! Лучшего и не найдёшь!

Вдруг мальчишка, тащивший Шурика за трусы, взвизгнул:

– Не царапайся, тигра полосатая!

– Царапайся, миленький, царапайся! – поспешно подхватил другой мальчик. – Сразу будет кого лечить, понимаешь!..

– Вот старается медицина! – сказал полковник Тане. – Эти вылечат!

– Наши санитары и голову новую приделают! – подхватила Таня. – Знаете, товарищ полковник, подождите лучше здесь, я поищу начальника одна. – И она умчалась.

В это время на другом конце площадки тоже поднялась возня. Четверо санитаров прижали к забору рослого мускулистого парня в майке.

– Ну, признайся, – допытывались они, – болит живот? Мы же видели, сколько грибов ты вчера съел! Может, режет в животе? Может, там булькает или рычит?

– Ничего не режет! Ничего не мычит! Идите вы!

– Да ты подумай, сосредоточься… Может, хоть колики поднимаются? А то ведь знаешь, какие болезни. Вот холера, например, так и начинается – ничего, ничего, а потом как сразу схватит!

– Сами вы холеры!

Мальчишка рывком, наконец, отбросил их, рванулся в сторону – ба-бах! – об столб и, не найдя более надёжного убежища, полез на него.

– Послушай! – ухватила его за ногу девочка. – А поясницу у тебя не ломит? А то горчичники есть, чудные: прямо аж за сердце хватают!..

Но мальчишка был уже в безопасности – на самой верхотуре.

Тут полковника окружили ребята.

– А чей вы отец? – поинтересовались они.

– Я отец Володи Афанасьева.

– Володи Афанасьева?! – Ребята уставились на полковника почти с ужасом, но сейчас же весело переглянулись.

– Вот это здорово! – вырвалось у одной девочки. – Интересно получается! Ведь Володя Афанасьев сегодня как раз начальник лагеря!

– Мой Володя – начальник?.. Вот это номер, – растерянно сказал полковник. – Значит, сейчас я буду объясняться с собственным сыном? И у собственного сына буду просить разрешения повидаться с ним? М-да…

Весть об этом сразу облетела лагерь. К площадке у кухни сбежались ребята.

Наконец показались Таня с Володей. Сначала Володя бежал, но за несколько шагов от отца он перешёл на нормальный шаг.

– Я вас слушаю, товарищ полковник, – сказал Володя. Голос у него чуть дрогнул.

– Товарищ начальник лагеря? – обратился полковник к сыну, еле скрывая готовую прорваться улыбку.

– Да, товарищ полковник, – голос Володи опять задрожал, но мальчик сурово сдвинул брови и изо всех сил постарался сделать серьёзное спокойное лицо. Сквозь тёмно-бронзовый загар упрямо вылезали две аккуратные чёрные родинки на щеке.

– У меня к вам просьба, товарищ начальник, – сказал полковник. – Разрешите мне повидаться с моим сыном.

– Я не могу… – глядя куда-то мимо полковника, сказал Володя. – Нельзя. В нашем лагере очень строгие правила.

Ребята так и ахнули.

– Но я не видел сына уже два месяца. Я думал, что можно сделать исключение.

– Исключение… – Володя глотнул воздух и помолчал. – Я не могу… Понимаешь, па… То есть понимаете, товарищ полковник, исключений делать нельзя.

И Володя уставился на носки своих ботинок.

– Ух ты, – громко сказал какой-то малыш, – Володька родного папу в лагерь не пускает!

– Молчи, умник! – оборвал его стоявший рядом паренёк и надвинул малышу тюбетейку на самый нос. – Это ж принципиальность!..

У полковника еле заметно подёргивались уголки губ и вздрагивали брови, но он сохранял серьёзный вид.

– Ну что ж, – сказал полковник, – в таком случае придётся уйти не повидавшись. Но вот обида: Володя Афанасьев давно мечтает о велосипеде, а сейчас в магазин привезли очень хорошие машины. И, по-моему, как раз той самой марки, которую он хотел… Но я не уверен… Мне нужно было только спросить, а то парень останется без велосипеда.

Володя носком ботинка с силой бил о какую-то корягу. Не поднимая глаз, он сказал:

– Товарищ полковник, всё равно… Всё равно нельзя.

Ребята притихли. Они с напряжением смотрели на Володю.

– Вот это, братцы мои, начальник, – громким шёпотом сказал мальчишка в галстуке, повязанном на голую шею, – это, братцы мои, парень-гвоздь!

– Однако, – сказал полковник, – у вас чрезвычайно настойчивый характер, товарищ начальник лагеря!

– Да, – сказал Володя, – это у меня… по наследству. Меня отец так воспитывал. – И Володя впервые за весь разговор улыбнулся.

– Ну ладно, – сказал полковник и обвёл всех ребят своими весёлыми глазами, – значит, я ухожу… До свидания.

Он повернулся чётко, по-военному и вышел из ворот лагеря.

Володя с тоской глянул вслед отцу.

Ребята кинулись к Володе.

– Володька, – дёргали они его, кто за майку, кто за штаны, – так и отпустишь отца? Разреши только, мы догоним! Разреши!

Но Володя угрюмо молчал, покусывал губы и размазывал по лбу капельки пота.

В этот момент прибежала запыхавшаяся Танюшка, которая за минуту до того вдруг исчезла. За нею торопливо шёл Иван Тимофеевич – настоящий начальник лагеря.

– Товарищ начальник, – обратился Иван Тимофеевич к Володе, – разрешите мне на полчаса сменить вас?

– Разрешаю, – ответил Володя, и ноги его чуть не сорвались с места сами собой, но он сдержался и устоял.

– А теперь, – сказал Иван Тимофеевич, – я разрешаю тебе в виде исключения повидать отца!

– Ура! – хором крикнули ребята и вместе с Володей бросились догонять полковника.