Текст книги "Аттракцион любви"
Автор книги: Розалинда Лейкер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)
Проведя бессонную ночь, Лизетт была не в себе, когда в доме появилась мать Дейзи, Мейзи Робертсон, которой Лизетт назначила встречу. Это была довольно привлекательная женщина лет сорока, полноватая, улыбающаяся, с такими же голубыми глазами, как у Дейзи. Ее золотистые кудрявые волосы слегка выбивались из-под малиновой шляпки с пером. Вся она дышала свежестью и чистотой.
– Я вдова, – начала она, – и до рождения Дейзи работала посудомойкой, потом дослужилась до горничной, а потом даже стала экономкой в доме у двух старых дев. К сожалению, я не могу предъявить вам никаких рекомендаций, потому что в спешке вынуждена была покинуть дом – по личным соображениям. Я проработала там четыре года, а это говорит о том, что моей работой были довольны, но вам придется поверить мне на слово.
Лизетт слушала. Слова миссис Робертсон, как эхо, с точностью повторяли ее слова, когда-то сказанные при встрече с судьей Уанвилем.
– Мой покойный муж был рыбаком, – продолжала Мейзи. – Мы давно развелись, но, когда в конце жизни он тяжело заболел, снова позвал меня, чтобы я ухаживала за ним. После смерти он оставил мне небольшую сумму денег, я взяла дом в аренду, чтобы сдавать жильцам. Когда кончается летний сезон, в доме на день-два останавливаются заезжие торговцы, так что я могу спокойно закрыть пансион и работать, если вы не возражаете. Я бы с удовольствием поступила на службу в хороший дом, как раньше, а что касается Дейзи, она очень довольна, что работает у вас. В общем, если я вам подхожу, то, не задумываясь, оставляю пансион и поселюсь в комнате миссис Пирс.
– Да, но я не могу вам гарантировать, что мы с мистером Шоу останемся здесь навсегда, – сказала Лизетт. – Более того, велика вероятность, что студия мистера Шоу скоро переедет в другое место.
– Но куда бы вы ни переехали, мадам, вам везде нужна надежная прислуга, – не задумываясь, ответила миссис Робертсон.
Лизетт не могла сдержать улыбки.
– В таком случае, вы можете сразу приступать к работе – с месячным испытательным сроком.
Вернувшись через две недели домой, Даниэль с удивлением обнаружил, что вместо миссис Пирс в доме появилась новая экономка.
– Почему уволилась миссис Пирс? – спросил он Лизетт во время обеда.
– По моральным соображениям. Она заявила, что не может оставаться под одной крышей с парой, которая живет во грехе, – ответила Лизетт. – Но с нами осталась Дейзи и привела свою мать. Она и есть наша новая экономка.
Даниэль удивленно повел бровью и не сказал ни слова. После обеда он зашел на кухню, чтобы поблагодарить Мейзи: бывшая служанка готовила хорошо, но новая – еще лучше.
– Отличный обед, миссис Робертсон, – сказал Даниэль.
Та просияла – не только от похвалы, ей нравились красивые, сильные мужчины. Вернувшись к недомытым тарелкам в раковине, она принялась обсуждать его с дочерью.
– Как думаешь, Дейзи, почему она не выходит за него замуж? – громко спросила она. – За такого мужчину любая сразу бы пошла – дважды бы не пришлось просить.
– Но ему, кроме нее, никто не нужен, – ответила Дейзи. – Все это знают.
– А может, он не предлагал? Значит, его и так устраивает.
– Думаю, предлагал, да она отказалась. Она очень независимая дама. Скоро ты сама убедишься, если до сих пор не поняла.
Мейзи сделала паузу, держа в руках мокрую тарелку, чтобы передать ее дочери.
– Конечно, она француженка. У всех народов свои понятия, а они оба – люди искусства, у них общие интересы.
– Да, все так.
– У таких людей свои представления о браке. Я это знаю по братии из «Олимпик-Гарденс» и по актерам из других театров, с которыми приходилось сталкиваться летом на пляже. Редко на ком увидишь обручальное кольцо, а спят в одном номере.
Дейзи и раньше слышала от матери такие разговоры, но сейчас ее больше интересовало другое.
– Скоро истекает твой испытательный срок, мама. Ты уже решила, остаешься здесь или нет?
– Да, я все взвесила и решила. Правда, мисс Декур всегда занята – то читает, то пишет что-то, но она не сделала мне ни одного замечания. Мне не надо "скрести полы" – для этого есть уборщица из соседней деревни. У меня две удобные комнаты с ванной. Жалованье хорошее. Платят регулярно и вовремя. Что еще надо? Ты можешь жить со мной, если мисс Декур не будет возражать. Рядом с моей комнатой есть кладовка, в ней можно оборудовать небольшую спальню для тебя, а сундуки и чемоданы отнести в другое место.
– Мамочка! – радостно воскликнула Дейзи. – Я так рада, что тебе здесь нравится.
У Дейзи были и другие причины радоваться решению матери: ей больше не придется вылизывать их старый дом, Мейзи была просто помешана на чистоте. Несмотря на то, что Дейзи не очень нравилось быть под ее неусыпным надзором, постоянно отчитываться – куда пошла, что взяла, не позже девяти быть дома, все-таки плюсы перевешивали минусы.
Лизетт и Даниэль больше не касались причины ухода миссис Пирс, но эта тема мучила его. Она не отпускала Даниэля даже в эту ночь, когда они с Лизетт занимались любовью в своей широкой кровати. Потом страсть оттеснила ее на задний план.
Однажды, когда Даниэль был в очередном отъезде, а испытательный срок Мейзи еще не подошел к концу, к ним в гости неожиданно нагрянула Джоанна: ей надоело ждать подругу у себя, и она решила приехать сама. Подруги радостно обнялись. Джоанна немного поправилась, особенно в бедрах и груди, но талия по-прежнему оставалась тонкой, и ее фигура напоминала статуэтку, о чем мечтает большинство женщин.
Они часами разговаривали и не могли наговориться. Но и сейчас Лизетт не отважилась рассказать ей историю Марии-Луизы. Об этом знал только Даниэль.
– Ты так любишь Даниэля Шоу, что рассталась со своей любимой Францией, – сказала ей Джоанна. – Ты думаешь пустить здесь корни вместе с ним?
– Корни? – повторила Лизетт. – Я еще не уверена. Ты ведь знаешь, мои корни в Белькуре.
Джоанна повела плечами.
– Послушай меня, ты ни в коем случае не должна допустить, чтобы Белькур был стеной между тобой и Даниэлем.
Лизетт засмеялась.
– Этого никогда не будет.
– Ты собираешься за него замуж?
– Маловероятно. В последний раз мы говорили на тему женитьбы, когда я еще была его ассистенткой в «Волшебном фонаре». Нет, узы брака не для нас.
Они говорили на самые разные темы, Лизетт радовалась, каждой минуте, проведенной вместе с подругой. Джоанна искренне восторгалась всем, что касалось кино и работы на студии. Когда выпал снег, а это редкость для южного побережья Англии, Джим, пользуясь необычной погодой, снял несколько комедийных сюжетов с полицейскими в разных забавных ситуациях. Джоанна не пропустила ни одной съемки. Она заранее приходила на съемочную площадку и уходила только после окончания работы. Она, как ребенок, смеялась, радовалась всем трюкам и громко хлопала в ладоши. Когда по сюжету один актер, исполнявший роль полицейского, сваливался в прорубь, и терял шлем, она первая бросалась к нему после съемки, накрывая его теплым одеялом.
Вернувшись домой, Даниэль успел застать Джоанну. Они сразу понравились друг другу: он оценил ее искренность и чувство юмора, а она восхищалась его мужественной красотой и безграничной любовью к Лизетт. В первый вечер Джоанна, сославшись на усталость, тактично удалилась в свою комнату, чтобы не мешать влюбленным.
Когда они остались наедине, Лизетт рассказала Даниэлю обо всем, что произошло на студии за время его отсутствия и, разумеется, о том ужасном письме, касающемся ее наследства.
– Мой отец, женившись на Изабель, написал новое завещание. Конечно, это было его право, но документ составлял другой адвокат – не тот, который до этого вел дела отца. Мне кажется, отец был настолько влюблен в мачеху, что просто не заметил, как адвокат изменил завещание в ее пользу.
– Да, твоя мачеха нашла ловкого адвоката.
– Лично мне эти деньги не очень-то и нужны, но я очень хотела помочь тебе в строительстве новой студии. Когда подойдет срок, позволь мне хотя бы воспользоваться наследством моей бабушки, чтобы оказать тебе финансовую помощь.
– Я уже говорил: твое наследство принадлежит только тебе, а я скоро заработаю достаточно денег своими фильмами, – твердо заявил Даниэль. – Что касается Изабель, пусть наслаждается твоим наследством, но знает, что получила его неправедным путем. А у тебя, я это обещаю, всегда будет хлеб с маслом и джемом, вернее, твои любимые круассаны, – добавил он с улыбкой.
Лизетт усмехнулась.
– Я показала Мейзи, как их печь, – сказала она, – и с каждым разом они получаются все вкуснее, как будто из Парижа. Ради одних круассанов стоило расстаться с миссис Пирс.
Шутка Лизетт не прошла мимо ушей Даниэля, и утром, после ночи, полной страсти, он снова вспомнил сказанные ей слова.
Глава 17
Наступление нового 1897 года они праздновали, объединив его с днем рождения Лизетт, – ей исполнился двадцать один год. По этому случаю, они пригласили к себе Джоанну с ее возлюбленным. Джордж Скотт Монкриф был высокий молодой человек приятной наружности, открытый и с живым чувством юмора. Недавно он получил хорошее наследство – имение в Бедфордшире, в котором Джоанна уже не раз побывала.
– Возможно, свои дни я закончу владелицей поместья, – пошутила она, и Лизетт подумала, не скрываются ли за ее показным легкомыслием более глубокие чувства.
Джордж подарил Лизетт огромный букет оранжерейных цветов, а Джоанна презентовала подруге небольшую картину, на которой была изображена девочка с развевающимися волосами, смотрящая в морскую даль. Эту картину норвежского живописца Эдварда Мунка она приобрела в Париже, куда приезжала на несколько дней, чтобы познакомиться с новыми работами современных художников.
– Картину я купила у самого художника, – сказала Джоанна. – Это было выгодно и ему, и мне. Если бы картина продавалась с выставки, часть денег ему бы пришлось отдать галерее. Если бы ты только видела этого красавца! Он талантлив и красив, но беден, как церковная мышь! В его мастерской полнейший хаос – еще больший, чем у меня, все забито картинами. Я обожаю его работы, но на выставке не продалось ни одно его полотно. Выглядел он отвратительно: у него вид усталого, больного человека. Я посоветовала ему возвращаться в родную Норвегию и дышать горным воздухом.
– Да, ты умеешь давать умные советы, – с легкой насмешкой сказала Лизетт.
– А разве не я говорила, что Филипп не подходящая партия для тебя?
– Кстати, ты никогда не замечала, что у него с Изабель что-то было?
– Нет, но я всегда считала, что его глаза слишком близко посажены друг к другу, У душевного человека не может быть таких глаз.
Лизетт прыснула от смеха.
– Ты не права! У него красивые бархатные глаза, хотя…
В этот момент в комнату вошла Мейзи, держа в руках пирог с зажженными свечами, что вызвало бурный восторг присутствующих. Даниэль произнес тост в честь Лизетт, вызвав заслуженную похвалу дам. Затем именинница разрезала пирог.
Лизетт и Даниэль были в восторге от Мунка. Картина действительно производила сильное впечатление, от нее исходила какая-то необычайная магнетическая сила. Она завораживала каждого, кто смотрел на нее. К драматизму, излучаемому картиной, примешивалась и бьющая через край энергия Джоанны, сохранявшаяся в доме и после ее отъезда.
Весна внесла оживление, в съемочный процесс. Лизетт, зная, что Даниэль предъявлял к своей работе все более высокие требования, старалась поддерживать и вдохновлять его поисками хороших сценариев и интересных историй, которые можно было использовать в будущих фильмах. Большой успех Даниэлю принес его фильм с использованием документальных кадров о загадочном убийстве: два оператора совершенно случайно засняли арест убийцы. Это были сенсационные кадры, которые впоследствии принесли Даниэлю широкую известность. Во время показа этого «детективного» фильма зрительницы вскрикивала от ужаса, хотя на экране не было никакого насилия, а только тень нападающего убийцы на стене. Фильм получил невероятную популярность, и на Даниэля посыпались заказы со всех сторон.
Незаметно приближался июнь – время празднования бриллиантового юбилея правления британской королевы. Повсюду воздвигали красно-бело-синие декорации, развешивали флаги. Витрины магазинов были оформлены в патриотическом духе: огромные фотографии королевы в окружении семьи. Накануне юбилея Даниэль, Лизетт и Джим с ассистентом заблаговременно отправились в Лондон, который буквально утопал во флагах и цветах еще больше, чем провинция. Улицы наводнили толпы народа, жаждавшие увидеть город в праздничном убранстве. Сотни прохожих разгуливали по Моллу – аллее в Сент-Джеймском парке, окруженной с двух сторон огромными развевающимися на ветру полотнищами британского флага.
Даниэль поступил очень благоразумно, заранее забронировав номера в гостинице. Сейчас было бы немыслимо найти в Лондоне свободные номера в отелях. Многие за несколько дней до начала церемонии застолбили места вдоль улицы, по которой должна была проходить процессия и откуда лучше всего можно увидеть королеву.
День юбилея выдался теплым и ослепительно солнечным. В разных местах города оборудовали специальные места для прессы и операторов, снимавших на камеру праздничные мероприятия. Джим с Сэмом установили камеру со штативом на Молле, а Даниэль с Лизетт устроились на ступенях собора Святого Павла, где должна была состояться торжественная служба в честь королевы. Задача Лизетт и Сэма – вовремя подавать новые бобины с пленкой для перезарядки камеры.
У собора Святого Павла толпилась масса ликующего народа, который начал приветствовать процессию задолго до ее появления. Раздались победные звуки оркестров, затем появились военные полки в роскошной форме со сверкающими на солнце медными латами, перьями и шлемами, высокими шапками из медвежьего меха и пестрыми тюрбанами. Все это бурлило и сверкало. Военные полки представляли все уголки необъятной британской империи, охватывающей четверть территории земного шара – от родной Англии до самых удаленных от нее колоний. Даниэль непрерывно крутил ручку камеры, сожалея, что еще не изобретена цветная пленка.
Вскоре ликующие голоса слились в восторженный рев: в центре процессии во всем величии и блеске показалась открытая карета, в которой сидела маленькая старушка. Она держала в руках черно-белый зонтик, прикрывая им лицо от солнечных лучей. Это была королева Виктория.
– Какая она маленькая и пухленькая! – воскликнула Лизетт.
Здоровье королевы не позволяло ей подняться по ступеням собора. На них стояли певчие в белых рясах. Служба проходила на открытом воздухе, и королева не покидала карету. Когда служба окончилась, королевская карета снова тронулась, и монаршая особа, помахивая маленькой ручкой в белой перчатке, с улыбкой смотрела на ликующую толпу.
Даниэль остался доволен тем, что ему удалось заснять в этот неповторимый день.
– Это история! – торжественно провозгласил он. – Навеки запечатленная на пленке.
Он в тот же день возвращался домой с Джимом и Сэмом, а Лизетт ненадолго задержалась в Лондоне у Джоанны.
Из отеля она отправила багаж на адрес Джоанны, и в руках у нее была только дамская сумочка. Ей удалось проехать на конке большую часть пути, но из-за огромного скопления народа конка так часто останавливалась, что она, в конце концов, не выдержала и оставшийся путь решила идти пешком. Джоанна жила в большом особняке с террасой в георгианском стиле. Не успела она позвонить в колокольчик, как дверь открыла сама Джоанна, радостно приветствуя подругу.
– Я уже все глаза проглядела, моя дорогая Лизетт! Добро пожаловать в мой дом!
Они сердечно обнялись. Без умолку болтая, Джоанна сняла с Лизетт пальто и шляпу и сложила на кресло.
– Удалось Даниэлю сделать кадры с королевой? – спросила она. – Я наблюдала за процессией с балкона в доме подруги. Он стоит прямо на той улице, где проезжала королева. Кажется, Лондон такого еще не видел.
Джоанна провела ее в просторную гостиную. Ничего подобного Лизетт никогда в жизни не видела. Диваны и кресла были обиты шелками и парчой роскошных цветов – от малинового до пурпурного и фиолетового и расшиты золотом и серебром. Повсюду были раскиданы большие подушки из мягкого бархата с золотым шитьем, а пол покрывали роскошные персидские ковры. На окнах висели шелковые шторы в фиолетово-бордовых тонах, а на стенах оливкового цвета – не менее дюжины гигантских живописных полотен. Огромный камин с обеих сторон украшали фигуры кариатид, служившие опорой для массивной мраморной каминной полки, над которой высилось огромное зеркало в золоченой раме.
– Потрясающее великолепие! Какая экзотика! – воскликнула Лизетт, ошеломленная интерьером, стараясь охватить взором все детали этой сокровищницы цвета и роскоши. – Я в полном восторге! Остальные комнаты в таком же духе?
– Нет! Этот интерьер декорирован специально по моему заказу. Моя матушка, увидев такие «хоромы», чуть не упала в обморок.
– Да, думаю, ей по душе было бы что-то в другом стиле. А картины на стенах – твои работы?
Лизетт уже собралась внимательнее их рассмотреть, но Джоанна удержала ее.
– Еще успеешь налюбоваться. Я покажу другие мои работы – в мастерской наверху. А сейчас выпьем шампанского – за здоровье ее величества. Кажется, я говорила, что держу двух служанок и повара, но сегодня всех отпустила, чтобы они повеселились, посмотрели на праздничный Лондон в такой торжественный день.
На низком столике уже стояли два бокала, а в ведерке со льдом охлаждалась бутылка шампанского. Джоанна лихо ее откупорила.
– Я, конечно, догадывалась, что ты живешь не в лачуге, – сказала Лизетт, когда они расположились в креслах, – но этот дворец, слуги… Да, я вижу, ты поскромничала, описывая в письмах свою жизнь.
Джоанна, покачав головой, наполнила бокалы шампанским.
– Знаешь, я бы рада похвастаться, что мои картины раскупают, когда на холсте еще не высохли краски, но это, к сожалению, далеко не так. – Она подняла бровь. – Я думала, ты знаешь, что мой отец оплачивает аренду дома, жалованье прислуги и прочие расходы. – Джоанна хитро подмигнула. – Он и моя мать считают, что этот дом в Блумсбери – обитель греха, а я сама, как они выражаются, путаюсь со всяким «артистическим сбродом», о котором они не желают ничего слышать. Но я тебе так скажу, моя милая Лизетт: как бы то ни было, у меня есть неплохой дом, и это самое главное. – Она протянула бокал Лизетт и села напротив. – В общем, мои дорогие родители ничего не смыслят в моей богемной жизни.
– И все-таки они никогда тебе ни в чем тебе не отказывали, всегда проявляли щедрость. Разве не так?
Джоанна задумчиво покачала головой.
– Да, они не отказывали мне ни в чем, – с улыбкой признала она. – Хотя мне пришлось выдержать с ними нешуточный бой, прежде чем они согласились на мою учебу в Париже. Конечно, их можно понять. Слава богу, они так и не узнали, что мой дорогой наставник занимался со мной не только живописью. – В ее глазах сверкнул веселый огонек. Джоанна подняла бокал. – За нас! Давай выпьем за королеву, чтобы она долго жила и чтобы Эдуард, принц Уэльский, подольше не вступал на престол.
Они выпили, и Джоанна, снова наполнив бокалы, уселась на пол в ногах у подруги.
Лизетт удобно расположилась, откинувшись на мягкие подушки.
– Мы не виделись с Нового года, а мне кажется, будто и не расставались.
– Ты права. Дружба не знает границ, – ответила Джоанна, сделав глоток шампанского. – Но я не забыла, как ты заставляла себя ждать месяцами, не объясняя причину своего бегства.
– Знаешь, я просто не хотела нагружать тебя своими проблемами.
– Да, я знаю, – Джоанна сделала паузу, повертев в пальцах ножку бокала. – Кстати, несколько недель назад я лицом к лицу столкнулась с Филиппом.
– В Лондоне? – удивленно спросила Лизетт.
– Да, мы встретились совершенно случайно на одной из выставок в Национальной галерее. Мы оба оказались у одной картины и страшно удивились, увидев друг друга. Потом я пожалела, что сразу не отошла от него. Надо было сделать вид, что не заметила его.
– Насколько мы его знаем, он никогда не интересовался искусством. То, что он расхваливал мои акварели, не в счет. Ты еще помнишь, что я когда-то увлекалась акварелью?
– Говорят, его жена – большая любительница живописи. Она американка из Бостона. В тот день на ней было очень дорогое и элегантное платье. Красивая женщина примерно его лет, с твердым подбородком и жестким ртом. Судя по всему, она вряд ли потерпит его измены.
– Ты думаешь, они подходят друг другу?
– Кто знает? Мы видели друг друга не больше двух-трех минут. – Глаза Джоанны вдруг заиграли. – А сейчас я расскажу тебе самое интересное. Стоя за спиной жены, он наблюдал, куда я пошла, и ровно через пять минут вдруг снова всплыл передо мной. Долго расспрашивал меня о тебе – где ты, как живешь.
Лизетт побледнела.
– Надеюсь, ты ничего ему не сказала?
– Конечно, нет! Мне кажется, я очень удачно ответила: эти вопросы надо задать твоей мачехе. Он покраснел от злости и гордо удалился.
Откинув голову, Лизетт рассмеялась.
– Большего оскорбления ты не могла ему нанести.
– Он его заслужил! А хочешь узнать новости о своей мачехе?
– Особым желанием не горю, – сухо ответила Лизетт, – но ты же все равно об этом расскажешь.
– Когда я в последний раз была в Париже, встретила свою старую школьную подругу Лоррен, она-то мне все и рассказала. Изабель снова вышла замуж, на этот раз за пожилого и очень богатого итальянца, у которого несколько домов – в Тоскане, Швейцарии и Ницце. Как ты понимаешь, это открывает перед ней широкое поле деятельности. Замок опечатан, но кто-то из нанятых ею людей присматривает за ним.
– А что слышно о моем сводном брате?
– Лоррен рассказала, что видела его всего один раз вместе с Изабель. Красивый, здоровый мальчик – по ее словам.
– Мне очень бы хотелось его увидеть, хотя я сильно сомневаюсь, что он родной сын моего отца. – Пожав плечами, она тяжело вздохнула. – Но это не мешает мне с любовью вспоминать о нем.
Лизетт нашла в себе мужество умолчать о своей дочери. Ей было очень тяжело посвящать Джоанну в самую сокровенную тайну. Только с Даниэлем она могла говорить об этом.
– Как Джордж? – спросила она, когда Джоанна снова налила ей шампанского.
– Джордж? С ним все кончено, – Джоанна пренебрежительно махнула рукой. – Да, он мне когда-то нравился. У него есть чувство юмора, но он слишком много охотился и рыбачил. Охотники и рыболовы – это не для меня. Я только пугала его своими криками, когда он с дружками убивал этих несчастных птиц. Сейчас у меня новый друг.
– И что это за человек?
– Он русский, – восторженно произнесла Джоанна, – абсолютный красавец – с головы до ног. Его зовут Борис, а фамилию невозможно выговорить.
– И что он здесь делает?
– Он выполняет дипломатическую миссию – по поручению самого царя. Это он откопал одного театрального художника, своего соотечественника, который декорировал мой салон. Вот такой он мне сделал подарок.
– Ты мне его покажешь?
– Да, сегодня вечером он приглашает нас на гала-представление в Ковент-Гарден, а потом мы идем на вечеринку. Все мои друзья мечтают с тобой познакомиться.
– Какое великолепное завершение дня!
Борис действительно оказался необыкновенно привлекательным мужчиной: высокий, широкоплечий, с изысканными манерами. Низко поклонившись, он галантно поцеловал руку Лизетт.
– Большая честь познакомиться с вами, мадемуазель! Его английский оставлял желать много лучшего, но он свободно говорил по-французски, и все трое разговаривали именно на этом языке, пока не вошли в дом, куда были приглашены на вечеринку. Между танцами и ужином Борис непрерывно пил, но даже в состоянии крайнего опьянения не терял шарма. Когда Лизетт с Джоанной стали собираться домой, он уже спал мертвецким сном на гостевой кушетке.
На улице светало, когда ночной дилижанс вез их по опустевшим улицам. Изредка попадались подгулявшие прохожие в головных уборах с патриотической символикой. Они устало брели домой, размахивая оставшимися после праздника флагами. У некоторых дверей стояли служанки с кувшинами и бидонами, поджидая развозившееся в этот час по домам молоко.
– Лучше бы Борис увлекался молоком, а не спиртным, – зевая, заметила Джоанна. – Этот милейший человек скоро погубит себя алкоголем, хотя меня это не должно волновать: к этому времени он уже будет у себя в России.
– Тебе жаль, что он покидает Англию?
– Да, немного жаль. Но, когда стою за мольбертом, я обо всем забываю, словно погружаюсь в другой мир. Знаешь, Лизетт, мне хочется написать твой портрет, пока ты здесь.
Лизетт нравились работы Джоанны. В них была какая-то мощь и одновременно тонкое понимание образов, а ее пейзажи обладали неуловимой прелестью, передавая ощущение пространства и воздуха. Лизетт в студии Джоанны позировала подруге на фоне ниспадающей шелковой драпировки, но из-за того, что они целыми днями ходили по музеям и выставкам, а ночью в сопровождении Бориса частенько посещали рестораны, портрет был закончен только в день отъезда Лизетт.
Джоанна, упаковав картину, донесла ее до вокзала Виктория, проводив подругу до самого поезда.
– А теперь мы ждем тебя у нас на побережье. Обещай, что ты проведешь с нами несколько дней. Договорились? – спросила Лизетт, выглядывая из окна вагона.
– Обещаю, – ответила Джоанна.
Когда поезд тронулся, она еще долго стояла на перроне, глядя вслед уходящему поезду, а Лизетт из окна вагона махала подруге платком, пока она окончательно не скрылась из вида.
Даниэль одобрил портрет. Когда он собирался повесить его над камином, в гостиную вошел Джим.
– Какой замечательный портрет, мисс Декур, – восхищенно проговорил он и отступил на шаг назад, чтобы внимательно рассмотреть картину. – Да, это лицо прямо просится в объектив камеры.
– Ты абсолютно прав, дорогой Джим, – усмехнулся Даниэль.
Лизетт показалось, что они обменялись взглядами, в которых было нечто большее, чем просто восхищение портретным сходством. Она быстро забыла об этом, когда они с Даниэлем устроились у камина, чтобы обсудить проект будущего фильма.
– Это будет любовная мелодрама, – с энтузиазмом сказал он. – Комедии, конечно, всегда популярны у публики, но мне хочется рассказать историю с мелодраматическим сюжетом.
– Это будет твой первый большой фильм! – обрадовалась Лизетт.
Он улыбнулся.
– Да, надо обязательно снять его.
– А как он будет называться?
– Рабочее название «Из пламени».
– Великолепно! А что значит «из пламени»? Что появляется из пламени?
– Любовь, разумеется. Что же еще? Пора показать на экране настоящую любовную историю.
– Согласна! – Лизетт была в восторге.
– Я должен сказать тебе еще кое-что.
– Да? – спросила она, продолжая сиять, но по серьезному выражению его лица поняла, что он хочет сообщить ей что-то важное. То, что она услышала, поразило ее своей неожиданностью.
– Лизетт, мы должны пожениться. Она напряглась.
– Но почему? – удивленно вскрикнула она. – Мы же давно договорились обо всем. Брак не нужен никому из нас.
– Это было тогда, когда ты хотела избавиться от человека, за которого решила не выходить замуж, да и я в тот момент еще не совсем освободился от своего прошлого.
– Не понимаю тебя. Что случилось? Что заставило тебя изменить отношение к браку?
– На это есть веская причина.
Лизетт снова почувствовала страх оказаться в ловушке и попыталась скрыть его под маской легкой насмешки.
– Только не говори мне, что дело в сплетнях, которые распускают про нас в округе. Люди давно, судачили об этом – еще до ухода миссис Пирс.
– Ты хорошо знаешь, Лизетт, что я выше сплетен, – спокойно ответил Даниэль.
– Тогда почему ты хочешь все изменить? Мы счастливы и без этого! Разве свидетельство о браке имеет какое-то значение?
– А если у нас родится ребенок?
Лизетт вздрогнула и отвела глаза. Она не беременела с тех пор как они снова стали жить вместе, и, вероятно, не случайно.
– Но у нас уже есть дочь, – Лизетт попыталась возразить ему, – и ее никто не может заменить.
– Ты думаешь, я не понимаю?
Он сел к ее ногам и повернул к себе ее лицо.
– Даже ради нашей дочери, которая далеко от нас, мы должны стать мужем и женой. Представь себе, когда-нибудь, через много лет, она захочет нас разыскать. Если ее родители женаты, то на ней хотя бы не будет клейма незаконнорожденной.
В глазах Лизетт застыло страдание.
– Как она может разыскать нас?
– В один прекрасный день ей захочется посмотреть на свое свидетельство о рождении. Вот тогда-то она и узнает всю правду, о которой ей никто и никогда не говорил. Я вполне допускаю такой вариант. Возможно, ей понадобится знать свою истинную фамилию – для паспорта, например, или когда она соберется выходить замуж. Рано или поздно она обязательно захочет узнать все о настоящих родителях.
– Даниэль, ты, наверное, забыл, что ей в апреле исполнится только три года, – в отчаянии воскликнула Лизетт. – Как ты можешь думать о таком отдаленном будущем?
– Я так думаю, потому что люблю тебя, и буду всегда любить – до моего последнего вздоха. Вот почему я хочу, чтобы ты больше не мучалась, не цеплялась за прошлое, а думала о будущем. Лизетт, выходи за меня замуж! Сейчас самое время!
Лизетт неподвижно сидела, сложив руки на коленях и задумчиво глядя на них.
– Ты так думаешь? – тихо спросила она.
– Я всем сердцем желаю этого.
Она долго молчала, потом подняла голову, и в ее взгляде, полном любви и тепла, он прочел ответ на свой вопрос. Даниэль крепко обнял и поцеловал ее.
Через три недели они отправились во Францию. Лизетт хотела, чтобы бракосочетание состоялось непременно в Лионе. Они пригласили на свадьбу сестру Даниэля с мужем. Однако те отклонили приглашение, сославшись на плохое здоровье, но прислали им прекрасный подарок к свадьбе. Это был изящный серебряный сервиз в георгианском стиле, состоящий из кофейника, чайника, молочника и сахарницы. Лизетт была в восторге.
По дороге в Лион они сделали остановку в Париже, где Лизетт встретилась с адвокатом и подписала кое-какие бумаги относительно ее наследства. Когда они вышли от адвоката, Даниэль взял ее под руку и с нежностью посмотрел на нее.
– Я же говорил, ты всегда можешь себе позволить любимые круассаны с джемом, и не только.
Лизетт улыбнулась.
– А теперь пойду-ка я, пожалуй, за покупками. Посмотрим, хватит ли мне на круассаны.
В магазине Ворта она выбрала себе свадебное платье, голубой жакет и модную шляпу с широкими полями, украшенную лентами, вуалью и розами из шелка. Даниэль вез с собой сшитый в Сэвил Роу элегантный вечерний костюм, а Лизетт на Елисейских полях купила ему голубой шелковый галстук – в тон своему жакету.
Дом в Белькуре по указанию Лизетт украсили свежими цветами. Они стояли во всех комнатах. На время пребывания влюбленных в Лионе был нанят полный штат прислуги. Лизетт возобновила былые знакомства, представила Даниэля всем своим старым друзьям. До этого он был знаком только с Люмьерами. Их фильмы, по-прежнему пользовались бешеным успехом. Они показали им одну из своих новых работ. Оператор, стоя в гондоле, медленно скользил камерой по всей панораме Венеции. Это было очередным открытием братьев Люмьер, и такой прием вошел в технику кинематографа под названием «панорамирование».
