Текст книги "Солженицын и Сахаров"
Автор книги: Рой Медведев
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)
109
шением и тем чрезмерным комфортом, который может дать человеку современный мир. Эти положения не были бесспорны, ибо возможности быстрого и всеобщего распространения информации создают при разумных мерах новые возможности для развития культуры и обогащения души. Богатство и комфорт также могут способствовать развитию культуры. Не были достаточно объективны и оценки Солженицына по поводу состояния российской культуры во времена Горбачева и Ельцина, ибо упадок в одних областях культуры сопровождался в последние 15 лет немалыми успехами в других областях культуры. Слушая Солженицына, который говорил о российской культуре как о "непитательных объедках", можно было подумать, что наш народ получал во времена Брежнева более богатую духовную пишу, чем сегодня.
Еще в 1995 году Солженицын взял в свои руки издание в России своих сочинений. Издательство военной литературы издало уже в 1994-1995 гг. восемь томов эпопеи "Красное колесо" тиражом в 30 тысяч экземпляров. Однако тома этой эпопей раскупались плохо и проводить допечатку тиража издательство не стало. Многие из писателей и литературных критиков были, кажется, даже рады литературной неудаче Солженицына и торопились высказаться на этот счет. Вот лишь некоторые первые отклики российских писателей и критиков о "Красном колесе":
Б. Сарнов: "Оскудение художественного дара. Уныло, убого, скучно. Искусственные персонажи".
Л. Аннинский: "Колесо" увязло в глине исторического материала".
В. Кадрин: "Идеологическая пристрастность взяла верх над художником".
В. Максимов: "Сокрушительная неудача. Вместо живых характеров – ходячие концепции".
Ю. Нагибин: "Затемнение громадного ума. Крушение великого писателя"18.
Многие из подобного рода отзывов были явно тенденциозны и поспешны, хотя неудача эпопеи среди российских читателей была очевидна. Сам Солженицын говорил в интервью, что его "Красное колесо" еще найдет, если не сейчас, то в будущем своих читателей, что нынешняя российская публика слишком нетерпелива, она хочет, чтобы книги были покороче и только о современной жизни. Но это суждение было несправедливо. Можно иронизировать над популярностью весьма толстых исто
110
рических романов и книг Валентина Пикуля и Эдварда Радзинского, но нельзя было отрицать той простой истины, что художественное произведение должно обладать хотя бы минимумом занимательности и интриги, которых в "Красном колесе" не было. Что можно было почерпнуть читая на 200 страницах "Августа Четырнадцатого" мельчайшие подробности о передвижениях войск в Восточной Пруссии, или читая на десятках страниц "Октября Шестнадцатого" изложение дебатов в Российской Государственной Думе, переписанные прямо из стенограммы?
В 1995-1997 гг. ярославское издательство "Верхняя Волга" издало полное собрание публицистики А. И. Солженицына. В это трехтомное собрание вошли все статьи, речи, письма, интервью, предисловия писателя с 1965 по 1994 годы. Многие из публицистических произведений Солженицына мы смогли прочесть в России впервые. Пятитысячный тираж этого издания продавался также плохо, и отклики критики были по большей части негативны. "Публицистика Солженицына, – писал, например, Михаил Новиков, – подается так безапелляционно и агрессивно, она снабжена такой разветвленной системой опровержений всех мыслимых возражений, что и спорить не хочется. Диалог невозможен. К тому же Солженицын обижает людей с легкостью, на которую не отваживались ни Достоевский, ни Толстой, которых не назовешь добродушными авторами. Это распространяется как на отдельных людей, так и на целые сословия – можно вспомнить знаменитую "образованшину". Русская интеллигенция и без того была склонна к самоуничижению, а уж после того, как ее никчемность подтвердил писатель и мыслитель нобелевского ранга – комплекс вины у нее достиг размеров необычайных. Этот пламенный, романтический, ницшеанский эгоцентризм Солженицына производит странное впечатление. Но едва ли кто-то обладающий хоть немного более мягким характером, хоть немного большей уступчивостью и чуть менее ортодоксальными взглядами, сумел бы с такой точностью и законченностью выстроить свою жизнь. Сейчас всякое соприкосновение с "новым" возвратившимся Солженицыным, мудрецом и патриархом, вызывает внутреннее метание. Бросает от "ох, как правильно ведь он все говорит" к сложной эмоции, которую передал Достоевский в своем отзыве о Льве Толстом следующими словами: "До чего возобожал себя человек". Солженицын создал себя как сложное культурное явление. Не замечать его нельзя – это стыдно. Описывать невозможно – он сам все о себе написал.
111
Может быть все-таки читать? Слишком тяжело, конечно. Но вот Джеймс Джойс заметил: "Если не стоит читать "Улисса", то не стоит жить". Тот же случай"19.
Еще в 1993 году А. Солженицын начал работу над серией из семи рассказов, которые были опубликованы в "Новом мире" в 1965 и 1966 годах. В 1966-1967 гг. он написал 9 рассказов из серии "крохоток". Позднее все эти рассказы были изданы в Ярославле отдельной книгой "На изломах" – по названию одного из рассказов. Темы этих рассказов различны – эпизоды гражданской войны, 30-х годов, эпизоды из жизни заключенных и писателей, изломы современной "буржуазной" действительности. Рассказ "На краях" посвящен жизни Георгия (Ёрки?) Жукова, крестьянского сына и маршала. Все эти рассказы невозможно даже сравнивать с рассказами того же Солженицына конца 50-х, начала 60-х годов. Писатель был разочарован полным молчанием прессы и критики и говорил что-то о незначительных тиражах "Нового мира". Но дело было не в тиражах, а в явной литературной слабости самих рассказов. Рассказы читались не с интересом, а с трудом. Лично меня поразили в рассказах великого писателя непонятные и невразумительные слова и сочетания слов: "лицеочертание с нахмуркой", "опертые локти", "разговор напрямовшину", "дрожно ненавидел", "выпрямка", "ожестелый", "втямить" и т. п. Для меня эти "нахмурка" и "прямовщина" были не намного лучше "презентации" и "инаугурации". Один из литераторов признавался, что он бросил читать рассказ Солженицына, наткнувшись в самом начале на непонятную фразу: "На самом краю помысливаемого окоема". Да и почему мы должны писать "тометь" вместо томиться или "второпервый", что означает первый среди вторых. Кто поймет, что приглашение "Приезжайте к нам отгащиваться" означает приглашать в гости и к утешению сразу. Благодаря Солженицыну в русский язык прочно вошло несколько слов и понятий, главное из которых "ГУЛАГ". Шире стали применяться в литературной речи и некоторые весьма образные слова и выражения из лагерного жаргона. Язык Солженицына узнаваем, но очень часто он стал терять чувство меры и вкуса к русскому слову. Что, например, такое "грельня"? "жалобница"? Если и были когда-то такие слова, то они отсеялись в результате исторического языкового отбора.
Более успешными были некоторые общественные начинания А. И. Солженицына. Еще в 1995 году он основал библиотеку и фонд "Русское зарубежье", в который передал тысячу книг и
112
более 700 рукописей воспоминаний. Здесь же был открыт магазин русской книги, в котором можно было приобрести и все почти сочинения самого А. И. Солженицына. Руководимый и основанный Солженицыным еще в 70-е годы Русский Общественный фонд учредил премию имени Солженицына в 25 тысяч долларов. В Положении об этой премии говорилось, что она присуждается ежегодно писателям, "чье творчество обладает высокими художественными достоинствами, способствует самопознанию России, вносит значительный вклад в сохранение и бережное развитие традиций отечественной литературы". Первым лауреатом этой премии стал известный московский ученый, филолог и литературовед Владимир Топоров. Процедура вручения премии состоялась в начале мая 1998 года, и почти вся печать одобряла выбор жюри, в состав которого входил и сам Солженицын, а также его жена Наталья Дмитриевна. В 1999 году лауреатами премии им. Солженицына стали поэт Семен Липкин и его жена Инна Лиснянская, также поэт. В 2000 году лауреатом премии им. Солженицына стал русский писатель Валентин Распутин. В 2001 году премия Солженицына была присуждена писателям Евгению Носову и Константину Воробьеву (посмертно). Мало кто мог оспорить этот выбор.
С весны 1998 года А. И. Солженицын возобновил и свои поездки по российской провинции. Он провел больше двух недель в Калужской области, посетив здесь не только Обнинск, но и такие старинные русские города, как Малоярославец, Боровск, Балабаново, Медынь, Мосальск, Мещерск, Юхнов, Козельск. "Общая газета" объединила почти все выступления и ответы на вопросы Солженицына в этих городах в общий текст. На этот раз Солженицын был предельно пессимистичен. "Если завтра сменится президент в России, – говорил писатель, – не изменится ничего. Потому что нами правит не президент, а олигархия. Те двести человек в тени, одни из которых с миллиардами, а другие на важных постах. Они сговорятся и заставят избрать президентом того, кого не хотите. Мы сегодня в руках олигархии административной, законодательной и финансовой. И пока мы не вырвемся из этих пут, не возьмем управление в свои руки, ничего не изменится. Молиться надо Богу, а не земным кумирам и кандидатам. Надо самоорганизоваться, строить самоуправление, земство. Не в течение месяцев и даже лет, но медленным накоплением наших сил, нашего разума, чистоты нашего духа мы можем создать силу, которая будет расти независимо от этой влас
113
ти. Деревья же растут – что бы ни бушевало вокруг них. Народ подобен дереву. Он перестоял тысячелетия, пережил многие невзгоды. Нам надо перестоять так, как стоят деревья. И не надо обманывать себя верой в политические партии и в отдельных кандидатов"20. Подобного рода программа мало кого могла взволновать и увлечь.
В декабре 1998 года А. И. Солженицыну исполнилось 80 лет, и вся российская печать, телевидение, многие общественные организации широко отметили этот юбилей. К 80-летию Солженицына было подготовлено три больших телевизионных фильма, и Солженицын требовал, чтобы каждый из этих фильмов получил его личное одобрение. Главный из этих фильмов 4-х серийный фильм "Жизнь Солженицына" несомненно имел некоторое познавательное значение. Но в целом это был выпрямленный информационный фильм в духе "жития святых". Напротив, 3-х серийный фильм Ольги Фокиной "Избранник" с элементами не особенно внятной критики и размышлениями режиссера, уже объявленный в программах российского телевидения, был снят с показа по требованию писателя и его жены. Продюсер первого фильма, показанного по НТВ, Леонид Парфенов принял все условия писателя, но признавался в одном из интервью, что общение с героем картины не доставило ему большого удовольствия. "Солженицын, говорил Л. Парфенов, – человек решенных вопросов, и вообще он очень определенный. Кажется, что он не размышляет. Невозможно даже представить вопрос, на который он бы отвечал, задумываясь. В этом смысле он замечательный интервьюируемый. Нет ничего, о чем бы ты его ни спросил, а он про это уже не думал в жизни две ночи. Поэтому все его ответы – это устоявшиеся представления, некие формулы. Это может касаться чего угодно"21. Третий телефильм Александра Сокурова "Узел" был скучен, растянут, неинтересен. Газеты писали, что это "медийный мусор", "юбилейные фанфары", "фальшивая мистика", "неумная многозначительность". "После просмотра этого фильма, – писала одна из газет, – начинаешь плохо думать о хорошем писателе".
Газеты в декабре 1998 года были полны разного рода восхвалений или необъективной критики в адрес Солженицына. Преобладал жанр "он первым возвысил голос против...". "Солженицын был первым, кто открыл нам глаза", писал Сергей Гандлевский. "Не будь Солженицына, – заявляла Мариэтта Чудакова, – Россия еще Бог знает сколько лет не вышла бы к свободе"22.
114
"Солженицын вывел историю из заржавленного тупика на какой-то иной путь, утверждал Игорь Золотусский. – Он один стронул состав, который, казалось, навечно прирос к рельсам, а тут он пошел под гору. Но мы не знали тогда, что развалившись под горой, он погребет нас под своими обломками"23. "Историю России наши внуки будут изучать по Солженицыну", – писал еще один литератор. Но и критики Солженицына не стеснялись в выражениях. "Солженицын уже не способен кого-либо удивить, возмутить или обрадовать. Его колчан пуст" (Михаил Берг). "Известный писатель Солженицын, большой пророк, "меч Божий", владелец двух огромных поместий и нескольких царских чертогов по обе стороны океана" (Владимир Бушин).
В 1998-2001 гг. Солженицын опубликовал несколько книг. В июне 1998 года вышла в свет небольшим тиражом публицистическая работа Солженицына "Россия в обвале" с самой резкой критикой состояния России под управлением демократов. "Над страной совершено злодейство", "немощнее нас не вообразить народа", "нам избрали путь – наихудший, извратительный, в самом себе злоносный". "Выходить из коммунистического Вавилона путем чубайсовской приватизации это преступная глупость, какой не видела мировая история". "Гайдар – это фанатик, влекомый только своей призрачной идеей, не ведающий государственной ответственности, уверенно берется за скальпель и многократно кромсает тело России", "ухмыльное лицо политика, не ведающего смущения", "преступно правительство, которое бросило национальную собственность на расхват, а своих граждан в зубы хищникам". "Суматошно кинулись тряхать и взрывать экономику России, и этот перетрях был назван долгожданной Реформой". "Все признают, что Россия расплющена. Разбираться почему и как это произошло сегодня бесполезно, а надо думать лишь о том, как выбраться из под развалин". В таком духе написана вся книга Солженицына, которую критик Борис Любимов с воодушевлением называл новым "Словом, о погибели Русской Земли, русской нации и государства". Конечно, добавлял Любимов, шансы на спасение еще есть и гарантом этого может быть сам Солженицын.
Был опубликован сборник самых ранних стихотворений, поэм, пьес и статей Солженицына, написанных еще в 50-е годы. Эта книга под названием "Протеревши глаза" была интересна лишь для узких специалистов.
Еще в 1998-1999 гг. "Новый мир" начал публиковать лите
115
ратурные мемуары А. И. Солженицына "Угодило зернышко промеж двух жерновов", о жизни и работе писателя в изгнании. В 2000 и в 2001 гг. эта публикация была продолжена. Многие страницы этих мемуаров интересны не только для специалистов, но в целом это была разочаровывающая работа. Писатель слишком много внимания уделял описанию разного рода эмигрантских склок, судебных тяжб, полемике с западными журналистами и собственными адвокатами и биографами, бывшими друзьями и новыми противниками. Во многих случаях речь шла о людях в СССР и в России совсем неизвестных. Отклики на новую книгу Солженицына были очень разными.
"Чудесны описания европейских красот. Так о Европе доселе в русской литературе не говорилось" (Юрий Кублановский). "Это подробный и довольно претенциозный рассказ о том, как семья Солженицыных устраивалась в изгнаньи, и он поражает обилием незначительных бытовых подробностей и тщательным учетом оказанных писателю почестей" (Михаил Новиков). "Мы видим в книге многолюдную толпу персонажей, по ходу описываемых событий суетливо и беспорядочно толкущихся где-то далеко внизу, у подножья циклопической фигуры автора. Да, Солженицын – это фигура исторического масштаба. Но приходиться убеждаться и в том, что это человек упрямый и безжалостный, никогда не испытывающий благодарности по отношению к людям, пытавшимся помочь ему" (Николай Бетелл).
Наибольший успех выпал на книгу А. И. Солженицына "Двести лет вместе" о судьбе еврейского народа в России в 1795-1995 гг.
В 2001 году вышла в свет лишь первая часть этой книги – о событиях и взаимоотношениях русских и евреев до 1917 года. В течение нескольких месяцев – до конца 2001 года эта книга находилась в числе бестселлеров и была лидером продаж. Такого успеха не знала ни одна из работ Солженицына в 1989-2000 гг. На книгу появилось очень много рецензий и отзывов, по большей части весьма благожелательных. Многие из рецензентов отмечали необычную для Солженицына объективность и спокойный тон. Однако более подробную оценку новой работы Солженицына следует отложить до выхода в свет ее наиболее важной и сложной второй части.
Подводя промежуточный итог деятельности А. И. Солженицына, мы должны сказать, что он, конечно, сделал не все, что он хотел сделать и о чем мечтал. Однако никто из писателей послед
116
них десятилетий не оказал такого влияния на общественную жизнь нашей страны, как Солженицын. Его неудачи и его противоречия во многом отражают неудачи и противоречия самого ушедшего теперь в историю XX столетия.
Литература и примечания
1 "Независимая газета", 27 апреля 1994 года.
2 "Новое время", 1994, № 21. С. 5.
3 "Аргументы и факты", 1994, № 25. С. 3.
4 "Независимая газета", 27 апреля 1994 года.
5 "Известия", 24 мая 1994 года.
6 "Комсомольская правда", 15 июля 1994 года. "Аргументы и факты", 1994, № 25. С. 3.
7 "Аргументы и факты". 1996, № 3. С. 5.
8 "Московский комсомолец", 2 ноября 1994 года.
9 "Новое время", 1994, № 44. С. 4.
10 "Российская газета", 8 февраля 1995 года.
11 "Русская мысль", 7-13 сентября 1995 года.
12 "Комсомольская правда", 23 апреля 1996 года.
13 "Аргументы и факты", 1994, № 25. С. 3.
14 "Московские новости", 1994, № 23. С. 5.
15 Цит. по журналу "Знамя", 1994, № 6. С. 135.
16 "Литературная газета", 22 сентября 1993 года.
17 "Литературная газета", 20 октября 1993 года.
18 "Отечественная история", 1994, № 4-5. С. 219.
19 "Коммерсантъ", 11 декабря 1998 года.
20 "Общая газета", 4-10 июня 1998 года.
21 "Коммерсантъ", 5 декабря 1998 года.
22 "Литературная газета", 9 декабря 1998 года.
23 "Независимая газета", 11 декабря 1998 года.
24 "Независимая газета", 30 июля 1998 года.
117
Поэт и царь. Ельцин и Солженицын
Еще в 1990-1991 годах Александр Солженицын несколько раз весьма неодобрительно отозвался о Михаиле Горбачеве, но ничего не говорил о Борисе Ельцине. Документы демократической оппозиции, которые доходили до американского штата Вермонт, где жил и работал Солженицын, вызывали у него большие сомнения. Писатель уже десять лет работал над художественным отображением Февральской революции 1917 года, которую он считал главной российской катастрофой XX века, и он очень опасался повторения Февраля в политической истории России. Солженицын явно не жаловал либералов как в России, так и на Западе, полагая что следование либеральным идеям – это путь самоослабления и капитуляции перед коммунизмом.
События 19-21 августа 1991 года вызвали тем не менее у Солженицына большие надежды. В письме к С. Говорухину он писал: "Поздравляю с великой Преображенской революцией!". 30 августа 1991 года Солженицын отправил письмо и Президенту России Борису Ельцину, в котором, в частности, писал: "Горжусь, что русские люди нашли в себе силу отбросить самый вцепчивый и долголетний тоталитарный режим на Земле. Только теперь, а не шесть лет назад, начинается подлинное освобождение и нашего народа и, по быстрому раскату, – окраинных республик". Но Солженицын настоятельно советовал Ельцину добиваться права на пересмотр границ с некоторыми из отделяющихся республик. Россия не должна отдавать Украине не только Крым, но и обширный Юг нынешней УССР (Новороссию), а также многие места Левобережья Днепра, "которые никогда не относились к исторической Украине". Также несправедливо, по мнению Солженицына, была отдана большевиками Казахстану Южная Сибирь, а также уральские казачьи земли. "И еще срочное, Борис Николаевич! Крайне опасно сейчас поспешно принять для России какой-либо не вполне проясненный экономический проект, который в обмен на соблазнительно быстрые внешние субсидии потребует строгого подчинения программе давателей, лишив нас самостоятельности экономических реше
118
ний, а затем и скует многолетними неисчислимыми долгами". Ельцин ответил Солженицыну, поблагодарив за внимание, но не затрагивая сути поднятых писателем вопросов. Эта переписка была опубликована только много лет спустя1.
В сентябре 1991 года по предложению Ельцина Генеральная прокуратура СССР сняла все прежние обвинения с Солженицына, устранив тем самым юридические препятствия к его возвращению на родину. Солженицын ответил в специальном заявлении для прессы, что он обязательно вернется в Россию. "Но прежде я должен, – говорилось в заявлении, – окончить на месте мои ранее начатые произведения. По возвращении в Россию сразу обступят другие заботы, которые я и буду делить со всеми".
Заочное знакомство и телефонный разговор Ельцина и Солженицына состоялись в 1992 году во время первого официального визита Президента России в США. Сам Ельцин рассказал об этом через несколько месяцев – 16 июля 1992 года на встрече с группой главных редакторов в Кремле. В эти дни Ельцин перед визитом в Японию мучительно раздумывал о проблеме Курильских островов. Вячеслав Костиков записал тогда слова Ельцина: "Мне предстоит визит в середине сентября. Я уж сам измучился и всех, кто к этому имеет отношение, измучил. Самые умные головы думают. Что мне – сорвать визит, просто приехать и ничего не сказать, никакого шага ни туда, ни сюда. Идти на отдачу этих островов тоже нельзя. Интересная позиция у Солженицына. Я когда прилетел с официальным визитом в США, уже поздно вечером, первое мое действие позвонить Солженицыну. Состоялся очень хороший разговор, минут 30-40. По многим проблемам говорили с ним. И вот Курилы. Я, – говорит он, – изучил всю историю, начиная с XII века. Не наши эти острова. Отдайте. Но дорого!"2. Ельцин, однако, не согласился с Солженицыным и в конце концов отказался от визита.
Солженицын сообщил своим читателям об этом разговоре с Ельциным еще позже – лишь в 1998 году. По свидетельству писателя, он просил Президента России не преувеличивать в России угрозы фашизма и национализма, а также предложил свой план отделения Чечни от России и левобережья Терека от Чечни с одновременной высылкой криминальных чеченцев из России3. Но Ельцин, как известно, и в этом вопросе не согласился с Солженицыным.
Весной 1993 года посол России в США Владимир Лукин обратился к Солженицыну с письмом, попросив писателя дать
119
оценку "сегодняшних российских дней". В это время расширялась и обострялась конфронтация между Президентом Ельциным и Съездом народных депутатов России, и поддержка Солженицына казалась важной для команды Президента. В ответном письме Александра Исаевича говорилось: "За последние четырнадцать месяцев народ и вовсе повергнут в нищету и в отчаяние. В такой момент особенно опасно пойти на лихие политические повороты. И, прежде всего – утерять курс на полномочную власть Президента, избранного всенародно, стоящего вне партий и выше их. Российская Федерация при ее размерах и многообразии не может существовать без сильной президентской власти. Депутаты не смеют швырять народную судьбу в игралище корыстных голосований. Как Президент с министрами не должны пренебречь уже годичным стоном народа, что реформа ведется не так"4.
Именно такого ответа и ждал Лукин. Противостояние Президента и Съезда привело, как известно, к кровавой развязке в октябре 1993 года. Но и в эти дни не только Мстислав Ростропо-вич, но и Солженицын поддержал Ельцина, оправдывая, как меньшее зло, даже расстрел российского парламента из танковых пушек. "Нынешнее столкновение властей, – говорил Солженицын в своем интервью 21 октября 1993 года, – совершенно неизбежный и закономерный этап в нашем мучительном и долголетнем пути освобождения от коммунизма"5. Солженицын критиковал не самого Ельцина, а команду, которую он выбрал, "чтобы делать реформу". Эта команда "заворожена диктатом Международного валютного фонда и не мешает громадному разграбу национального достояния. Дремлет и бездействует также судебная власть"6.
Осенью 1993 года Солженицын прервал работу над эпопеей "Красное колесо" и начал готовиться к возвращению в Россию. Переговоры на этот счет вела жена писателя, которая несколько раз приезжала в Москву, не отказываясь и от коротких интервью. Речь шла не только о возвращении отобранной у семьи Солженицына московской квартиры, но и о покупке удобного дома где-нибудь на окраинах Москвы – такой дом был найден в громадном хозяйстве Управления делами Президента РФ. В декабре 1993 года Борис Ельцин позвонил в США Солженицыну, чтобы поздравить его с 75-летием. Солженицын в специальном письме к Ельцину не только поблагодарил его за поздравления, но и предложил свою помощь и поддержку в борьбе с коррупци
120
ей и "безнаказанностью криминальных шаек", а также со всем кольцом бед и язв, одолевающим российское общество, включая и злонамеренную приватизацию. Но это письмо Солженицына не было опубликовано в российской печати. Неудивительно, что Солженицын испытывал и некоторую тревогу. Он говорил в своих интервью западным газетам, что предвидит многие трудности для своей общественной деятельности в России, в том числе и со стороны властей, для которых он вряд ли будет желанным гостем. Тем не менее его решение неизменно. Весной 1994 года скорое возвращение писателя в Россию уже не было секретом и для российской общественности, хотя почти никто не знал ни деталей, ни конкретных сроков этого важного для многих события. Некоторые из политических наблюдателей задавались вопросом: как сложатся отношения между самым знаменитым русским писателем, не раз говорившим, что "его пером водит Бог", и Президентом России Ельциным, который нередко называл себя "хозяином" России? Этот вопрос беспокоил и самого Ельцина. Известно, что он звонил весной 1994 года в Вермонт Солженицыну, однако содержание их разговора не стало предметом гласности.
В странах западной демократии крупных политиков мало заботит содержание романов и поэм. У президентов США и Франции нет проблем со своими писателями, даже если они имеют мировую известность и резко критикуют американское или французское общество. Но в авторитарной России были другие традиции. Александр Радищев был сослан в Сибирь за книгу "Путешествие из Петербурга в Москву". "Он бунтовщик хуже Пугачева", – сказала императрица Екатерина Вторая, повелев заковать писателя в кандалы. Отношения между Пушкиным и Николаем I стали предметом не только разного рода очерков, но и популярного в конце 20-х годов фильма "Поэт и царь". Александр Герцен был трудной проблемой для Александра II. Александр III и Николай II всерьез помышляли о заточении в монастырь Льва Толстого, который также писал царям пространные письма об "обустройстве России". Для Ленина и Сталина проблемой был Максим Горький, которого они всячески обхаживали. Солженицын, с презрением писавший о перерождении Горького, не раз говорил еще до возвращения в Россию, что он не собирается хвалить Ельцина ни в глаза, ни за глаза.
Борис Ельцин был оповещен заранее о приезде Солженицына в Россию, а также о маршруте его предстоящей двухмесяч
121
ной поездки через всю страну – с востока на запад. На митинге в центре Владивостока по случаю приезда писателя была зачитана приветственная телеграмма Ельцина Солженицыну. "У Президента глубокий интерес к личности и воззрениям Солженицына, – заметил на одной из пресс-конференций В. Костиков, – это отношение определяется масштабом личности писателя, его талантом, его подвижнической судьбой". Уже в июне 1994 года было объявлено, что между писателем и Президентом состоится встреча в Москве.
Во всех публичных выступлениях по дороге в Москву Солженицын не раз осуждал "реформы Гайдара и Чубайса", но избегал критических высказываний в адрес Ельцина. И, тем не менее, в их отношениях начало уже тогда возникать некое внутреннее напряжение, так как они занимали очень разные политические и нравственных позиции. В книге "Записки Президента", подписанной в печать еще в марте 1994 года, Ельцин писал с плохо скрываемым раздражением: "В интервью телекомпании "Останкино" Александр Солженицын задал вопрос интервьюеру, зрителям, всему народу, Президенту: "Вы свою мать будете лечить шоковой терапией? Мать – Россия. Мы – ее дети. Лечить мать шоковой терапией действительно жестоко. Не по-сыновьи. Да, в каком-то смысле Россия – мать. Но в то же время Россия – это мы сами. Мы ее плоть и кровь, ее люди. Я себя шоковой терапией лечить буду и лечил не раз. Только так – на слом, на разрыв – порой человек продвигается вперед, вообще выживает"7. Логики в этом рассуждении нет или есть весьма странная логика, по которой все, что может быть хорошим для Ельцина, хорошо и для народа России.
В сентябре 1994 года на вопрос социологов: "Кто из перечисленных ниже политиков и общественных деятелей выражает Ваше мнение и Вашу позицию по основным вопросам жизни России?" – граждане страны чаше всего называли Григория Явлинского. На второе место в этом списке вышел Солженицын, опередив Ельцина, Зюганова, Жириновского и Черномырдина. В этом же году было много разговоров о необходимости досрочных президентских выборов. Назывались разные кандидаты, в том числе и Солженицын. "Именно ему и только ему, заявлял писатель и литературный критик Игорь Виноградов, – я сегодня готов был бы отдать свой голос на любых президентских выборах, если бы он только согласился послужить России на этом поприще". Такое же предложение высказывала и известная обще
122
ственная деятельница Галина Старовойтова, подчеркнув, что только "Солженицын своим чутьем может помочь определить будущее страны, сформировав патриотическую русскую идею в нешовинистических словах и выражениях"8. Своим кандидатом в Президенты России называли Солженицына и многие мелкие объединения вроде "Союза беспартийных граждан" в г. Саратове. В редакционной статье популярной газеты "Аргументы и факты" в августе 1994 года можно было прочесть: "Сейчас можно вполне спрогнозировать борьбу за симпатии россиян двух лидеров: Президента, избранного народом, и всемирно известного писателя, взявшего на себя роль заступника всех сирых и обездоленных. Борису Ельцину будет очень неудобен Солженицын. Ведь Президент не может вторить писателю и сетовать на то, что народ плохо живет. Ему либо нужно доказывать противоположное, либо менять политику. Но менять ее невозможно – у государства нет денег, чтобы жить по Солженицыну. А у Солженицына, в отличие от правительства, никто денег не требует. Солженицыну не надо ни перед кем заискивать, ему ведь некого бояться, авторитет у него планетарного масштаба. Начальников над ним нет и не будет. Он гражданин Земли, к его слову прислушиваются и "там", и "здесь". Маловероятно, что Александр Исаевич захочет побороться за пост Президента. Восьмой десяток – не шутка. Но место российского всесильного Дэн Сяопина или, если угодно, аятоллы Хомейни – ему гарантировано"9. Газета, как мы видим, "гарантировала" Солженицыну даже более высокое положение, чем пост Президента – положение неоспоримого духовного лидера страны, – ибо именно таким было положение Хомейни в Иране и Дэн Сяопина в Китае.