Текст книги "Беда преследует меня"

Автор книги: Росс Макдональд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

В это время Гектор, каким-то чудом поднявшийся на ноги, сошел с веранды. Он еле передвигался, кровь текла по его лицу. Он оттолкнул меня, я зашатался и, влекомый собственным весом, свалился на землю.

Я лежал и смотрел, как Лэнд добивает ногами Андерсона. Голова Андерсона превратилась в месиво из крови и грязи. Я ничего больше не мог сделать, да и не хотел. Правда, опасался Гектора Лэнда, но был не прочь убедиться, что Андерсона прикончили. Когда я увидел, что он готов, я ползком выбрался за угол дома, сел там в тени и начал гладить разбитую левую руку.

Глава 14

Прошло много времени. Я закоченел на холодном горном воздухе, прежде чем сдвинулся с места и осмелился осторожно выглянуть из-за угла дома. Андерсон валялся на прежнем месте. То, что когда-то было его лицом, выглядело в лунном свете такой же неразличимой массой, как сама земля. Следов Гектора Лэнда не было видно, если не считать результатов того, что я начал, а он закончил.

Я покинул свое укрытие и пополз под верандой в пыли, обшаривая каждый дюйм в поисках пистолета, который выронил Андерсон. Даже война не смогла убедить меня, что пистолет бывает самой ценной вещью на свете, но теперь я был уверен в этом. В мире насилия и террора пистолет превращался в орудие жизни. Мои нервы были настолько потрясены, что я бы не удивился, если бы горы заговорили и начали мне угрожать или прямо из земли выскочили вооруженные люди. Я разгребал пыль в поисках пистолета, как старатель просеивает золотоносный песок, но не мог его найти.

Потом произошло еще одно событие, которое могло бы меня удивить, будь я в состоянии удивляться.

Где-то далеко в горах, словно монотонное жужжание насекомых, раздался звук автомобильного мотора, который нарастал по мере того, как машина поднималась по дороге к высокогорной долине. Уже можно было различить свет фар. Сначала – как слабое предутреннее сияние, которое охватывало выступ скалы при въезде в долину, потом – как яркое пламя факелов, разбросанных в ночи то там, то здесь. Не дожидаясь, пока покажется машина, я вернулся в укрытие, распластался на земле и стал ждать. Ослабев телом, израненный, без оружия, я чувствовал себя беспомощным и потерянным, лишенным прав и надежд на жизнь, которая наносила непредсказуемые удары всем, кто не имел оружия и не был готов применить его.

Машина спокойно миновала последний горный выступ, как будто катила по знакомым местам. Когда она стала спускаться в долину, то я увидел, что это – небольшой прогулочный автомобиль с открытым верхом. Когда она подъехала к подножию холма и остановилась, я увидел, что за рулем сидит женщина. Она вышла из машины, – и я, понял, что это Мэри.

– Мэри! – вскрикнул я и пополз в ее сторону, с трудом передвигаясь на коленях после перенесенных потрясений и страха.

Она быстро подошла ко мне. Ее волосы, казавшиеся пепельными в лунном свете, раздуло порывом ветра.

– Сэм, что случилось? – спросила она.

Я указал на труп, валявшийся на земле.

– Кто это?

– Андерсон. Он же – Лоренц Дженсен.

Она открыла рот, готовая издать вопль, сухожилия на шее вздулись, как бечевки, но никакого звука не последовало.

– Не смотри, – сказал я и положил руку на плечо, чтобы повернуть ее. Но она повернулась ко мне сама. В руке был зажат небольшой револьвер. Тошнотворное чувство охватило все мое существо. Это было выше человеческих возможностей – опять оказаться под прицелом. В голове моей снова зароились черные мысли, хотя я их усиленно подавлял.

– Как ты здесь оказалась?

Она опустила руку с револьвером в карман пальто.

– Я приехала сюда, чтобы найти тебя. Водитель такси передал мне записку.

– Как ты узнала, куда надо ехать?

– Полиция устроила облаву в доме мисс Гриин. Они сказали мне, где ты находишься.

Меня так обрадовали ее объяснения, что я чуть не прослезился. На какое-то мгновение оглушающей тишины, в течение которого горы казались такими же нереальными, как если бы они были сделаны из картона, а луна походила на серебряную монетку, приклеенную к низкому потолку, мне вдруг почудилось, что она – это еще один враг. Но теперь небеса вновь превратились в необъятное ясное пространство, а горы снова обрели устойчивость.

Но мироздание опять рассыпалось, когда в голове моей пронеслась неожиданная мысль.

– Почему же полиция не приехала сюда? – сформулировал я ее в виде вопроса.

Мэри все еще колебалась, не решаясь заговорить. Я ударил ее. Она отступила назад и вынула из кармана револьвер.

– Руки вверх! Иди медленно впереди меня в дом. Где Гек-тор Лэнд?

– Он убежал. Убил Андерсона и убежал.

– Лэнд убил Андерсона?

– Я сказал ему, что Андерсон убил Бесси. Но на самом деле убила ее ты, не так ли?

Меня осенила неожиданная догадка, которая уже давно зародилась в подсознании, но не могла пробиться через нежелание усомниться в Мэри Томпсон. События прошлого месяца предстали в мрачном свете.

– Вот почему у тебя вдруг заболела голова и ты вернулась в гостиницу! Тебе надо было перехватить Бесси Лэнд, когда она возвращалась из бара домой, и заставить ее замолчать навеки.

Казалось, она старается подыскать себе какое-нибудь подходящее выражение лица. Ужасно, когда лицо человека ничего не выражает.

Ее лицо все еще оставалось прекрасным, но впервые я заметил, что оно лишено доброты и походило на серебряное изображение на экране, оставшееся прекрасным только в восприятии зрителя, который настойчиво не замечает реальности.

– Повернись и иди в дом, как я тебе велела. Мы поговорим с тобой, Сэм.

Я думал, что знаю ее хорошо, но только теперь впервые прочитал, что у нее на уме. Мэри легко могла спустить курок, потому что ее не волновало убийство как таковое. Для нее люди были органическим веществом, от которого следовало освобождаться, когда оно становилось неуместным. Она могла предать свою страну, потому что ей было на нее наплевать. Она легко могла убить меня, потому что не составляло труда найти новых любовников. Я поступил, как она приказала.

Парадная дверь вела непосредственно в гостиную – широкую комнату с низким потолком, тесно заставленную громоздкой черной мебелью. С одной стороны комнаты был сложен камин из пористого камня, а перед камином стоял экран-отражатель, окруженный стульями с резными спинками. Комнату тускло освещала керосиновая лампа, стоявшая на краю столика. С другой стороны комнаты, напротив камина, виднелась открытая дверь, которая вела в темноту.

– Сядь там. – Она показала револьвером на стул у конца стола.

Я занял указанный стул, а Мэри села лицом ко мне и спиной к потухшему камину. Я начал подумывать о том, как бы опрокинуть на нее стол.

– Держи руки на столе. В противном случае я буду вынуждена стрелять.

Эта то и дело повторяющаяся угроза перестала на меня действовать, но я все же положил руки на стол. Моя левая рука раздулась, посинела и почти не двигалась. Правая покрылась запекшейся кровью в тех местах, где кожа была содрана веревкой.

– Тебе здорово достается, не правда ли? – заметила она.

Я не испытывал страха и чувствовал необыкновенную легкость, но у меня начинал ко всему пропадать интерес. Я видел положение вещей отчетливо, с изнурительной объективностью циника, который дошел до предела отчаяния, а потому сказал ей правду:

– Больше всего сейчас.

– Послушай, Сэм. Я предоставила Сью Шолто шанс, но она не захотела им воспользоваться. Она длительное время подозревала меня – с тех самых пор, как застала за разметкой пластинок. И когда она услышала об утечке информации в тот вечер в "Гонолулу-Хауз", до нее наконец-то дошло. Но я дала ей шанс, поскольку не собиралась ее убивать. Я зашла в дамскую комнату, где она прилегла, и даже предложила ей денег, чтобы она помалкивала. Но Сью ответила, что не собирается молчать. Я вынуждена была прикончить ее. Гектор Лэнд чуть не застал меня, когда заглянул в туалетную комнату, чтобы поговорить со мной.

– Ты, должно быть, сильная.

– Да, для женщины сильная. Но мне не хочется убивать тебя, Сэм. И я не стану этого делать, если ты сохранишь все в тайне.

Вдруг мне подумалось: странно, что она носит имя Мэри. Мария – это женственность, так называют девственниц и матерей. Но потом я вспомнил о Марии Кровавой, английской королеве.

– Ты когда-нибудь слышала о Марии Тюдор?

Ее глаза настолько побледнели, что казались белыми. Мозг мой судорожно работал, витая в вакууме, находил аналогии, которые не сулили мне добра. На ум пришло известное описание женщины с "белесыми глазами авантюристки".

– Кажется, ты не отдаешь себе отчета, Сэм, – сказала она ровным голосом, – что мне придется убить тебя тут же, если ты не согласишься молчать. Это твой единственный шанс.

Я решил, что некоторое время буду ей подыгрывать, поскольку слишком устал, чтобы сразу принять смерть.

– В чем заключается твое предложение?

– Сохранить тебе жизнь. Это – главное.

– Продолжай.

– Ты знаешь, что мы сумеем поладить. Теперь, когда Дженсен погиб, мы можем пожениться. Так лучше всего. Я это знаю.

– Значит, он был твоим мужем? Неудивительно, что ты пыталась выкрасть письмо Хэтчера.

– Последние несколько лет он был моим мужем. Это снимает проблемы, связанные с получением паспорта. Есть ряд других преимуществ.

– Я сказал ему, что он – сутенер, хотя не знал, как был прав. Он позволил тебе переспать со мной, чтобы я не перехватил его, когда он собирался улизнуть из поезда в Гэллупе. Не так ли?

– Он не смел бы запретить мне это, – заявила она с извращенным чувством гордости. – Я хотела тебя. Это желание не прошло. Не заставляй меня убивать тебя.

– Чем мы будем заниматься? Резвиться в кроватке?

– Совсем необязательно становиться циником. Я знаю о твоих чувствах ко мне и не отказалась бы поиметь тебя прямо сейчас.

– В этом и состоит одна из опасностей отмежевания от нормальных человеческих ценностей. – Я забыл, что решил некоторое время подыгрывать ей. – Ты совершаешь ужасные ошибки. Например, убийства.

Ее рот приоткрылся, обнажив зубы, веки прищурились, но все происходившее на лице не создавало впечатления, что она хочет улыбнуться. Я видел лишь чудовищную, бессмысленную наивность зла.

– Ну, может быть, не прямо сейчас. Ты выглядишь довольно уставшим.

– В чем будут заключаться другие мои обязанности? – подзадорил я ее.

Она продолжала:

– Баронесса мертва. Она покончила с собой прежде, чем полиция смогла ее арестовать. Дженсен убит. Тулуз – в тюрьме, но она не в счет, поскольку не знала о нашем деле, ей даже неизвестно, где находится это ранчо. Она – пустое место, выпускница парижского борделя, женщина, которой мы платили, чтобы пользоваться ее домом. Мы можем хорошо заработать, Сэм.

– Как?

– У меня есть идеи и контакты. А ты служишь в военно-морском флоте, а когда-то работал газетчиком. Ты можешь постараться, чтобы тебя перевели на работу по связям с общественностью. Существует одно дело в Нью-Мексико, к которому хотел подобраться Дженсен. Может быть, ты слышал о так называемом проекте "Манхэттен". Нам надо внедрить туда своего человека, кого-то из военных. Пока это не удалось сделать. Ты говорил, Сэм, что хочешь заработать. Мы можем заработать денег больше, чем ты когда-либо мечтал.

– Сколько же это?

– Сто тысяч долларов за полгода. – Ее глаза блестели, как стеклышки, и я понял, в чем состояла ее главная страсть. Она слишком беззаветно любила деньги и не могла представить, что я способен остаться хладнокровным к названным ею цифрам.

Мои эмоции начинали проявляться снова, приобретая новую конфигурацию и направление – против нее. Я выпалил с холодной яростью:

– Я скорее войду в дело с гиеной и стану заниматься любовью с трупом.

Она открыла рот, как будто мое высказывание удивило и оскорбило ее.

– Неужели это непонятно, Сэм? Мне придется убить тебя, если ты не согласишься на сотрудничество. Я должна буду сделать это сейчас же. А мне этого не хочется. Почему, ты думаешь, я приняла предложение следить за тобой? Почему я не прикончила тебя в Детройте? Там я могла это сделать. Я могла бы убить тебя и в Гонолулу. После своей неудавшейся попытки Дженсен заставлял меня убить тебя в поезде, но я не захотела этого. Даже когда ты начал догадываться о нашем коде, я надеялась, что мы поладим.

Я молча смотрел ей в лицо и видел, что, как и все настоящие преступники, она ненормальная. Ей недоставало и ума, и чувств. Она не могла разглядеть в себе зло или извращение. Ее эгоизм отгораживал от нее весь мир, как испорченные линзы.

Мое возбуждение переросло в какое-то болезненное отвращение, но постоянная опасность, исходившая от револьвера, заставляла меня необычайно активно шевелить мозгами. Я знал, что дошел до точки, но продолжал разговаривать. Разговор уже спас мне жизнь однажды. На этот раз я не надеялся на то же самое, но продолжал говорить, выкупая каждую минуту своей жизни словами. Может быть, бдительность оружия снизится от слов и у меня появится шанс сделать свой ход?

– Как ты оказалась втянутой в такое дело? – спросил я. В голосе прозвучала нотка неискренности, но я не смог скрыть ее.

– Я ненавижу такую жизнь. – И она продолжила изливать свои мысли, как будто с нетерпением жаждала такого вопроса или в течение многих лет у нее не было возможности высказаться на эту тему. – Но я всегда этим занималась, чтобы иметь возможность приобретать нужные вещи. Уже в одиннадцать лет я начала воровать в магазинах. Была женщина, которая делала вид, будто она моя мать, с ней мы отправлялись по магазинам. В то время она сожительствовала с Дженсеном.

– Я думал, что твои родители живут в Кливленде.

– Моя мать умерла в Кливленде, когда я была еще грудным ребенком. В возрасте семи лет отец отвез меня в Чикаго, а два года спустя умер. С тех пор я одна. Дженсен прогнал свою женщину, когда мне исполнилось четырнадцать, а потом мы начали по-настоящему зарабатывать деньги. Я завлекала мужиков на улицах Чикаго и приводила их в нашу квартиру. Тут появлялся Дженсен и строил из себя моего отца. Я была еще несовершеннолетней. Мужики откупались. Но последний мужчина оказался сыщиком. Дженсена упрятали в тюрьму, а меня отправили в исправительный лагерь. Когда его освободили, он помог мне бежать. Мы оба оказались в бегах, так как он нарушил условия досрочного освобождения. Нас разыскивала полиция. Мы подались на запад и проплыли по самым дешевым билетам от Сиэтла До Манилы. Оттуда отправились в Шанхай, где установили некоторые очень полезные контакты. И с тех пор не сидели без денег.

– Для тебя деньги очень важны, правда?

– Они чрезвычайно важны для всех, не обманывайся на этот счет. Для меня они, может быть, несколько более важны, чем для других. В течение двух лет я спала в коробке с упаковочной стружкой, стоявшей за печкой в подвале. Я питалась объедками посетителей ресторанов. Теперь я ем самое лучшее из того, что можно купить за деньги.

– Человеческая плоть – тоже сочная пища, – заметил я, – но она ведет к смертельным заболеваниям.

Я находил слова, которые задевали ее. Ее лицо передернуло, как будто я нашел кнопку управления.

– Я не хотела их убивать, – проговорила она, повышая голос до визга. – Не хотела убивать Сьюзен! Не хотела убивать Бесси Лэнд! Но она знала о Дженсене и "Черном Израиле" и собиралась обо всем рассказать. Мне пришлось это сделать. Мне было трудно пойти на это. В ту ночь я мучилась мигренью.

С ее нижней губы сорвалась капелька слюны и упала на подбородок. Я попытался представить себе, что мне пришлось бы целовать эти дикие губы. Она стерла каплю тыльной стороной левой руки. А правой рукой твердо держала револьвер, нацеленный мне в сердце.

Я понял, что она готова пристрелить меня и что пришло время действовать. Я напряг мышцы, чтобы перевернуть стол.

Но не успел я этого сделать, как за моей спиной раздался голос Гектора Лэнда, который доносился с другого конца комнаты. Голос глухо гудел под низким потолком:

– Значит, это вы убили Бесси?..

Глаза Мэри переключились с меня на него. Я услышал за спиной тяжелые шаги и наблюдал за пистолетом. Мышцы ее изящной кисти напряглись, и она изменила направленность ствола, отведя его от моего сердца.

Выстрел раздался за моей спиной, и ее револьвер упал на стол. Схватившись одной рукой за край стола, она удержалась и не упала. Между ее пальцев показалась кровь, капли которой сверкнули как рубины.

– Разнесло мою грудь, – произнесла она. – Тебе она когда-то нравилась, Сэм, правда? Мои груди казались тебе прекрасными.

Она хотела еще что-то сказать, но закашлялась. Голос перешел в гортанное бульканье. В уголках рта показались яркие ручейки, и на какое-то мгновение мне показалось, что лицо ее растянулось в ярко-красной улыбке.

– Так, пожалуй, лучше, – сумела она произнести. – Я не хотела тебя убивать.

Ее глаза потемнели от боли и смотрели на меня с таким напряжением, что я не знал, мертва ли она, пока ее тело не обмякло. Светловолосая головка, губки, груди, прекрасные округлые бедра, ее злой гений, витавший как коршун на грани безумия, – все это рухнуло на пол, как мешок. Как мешок пищи для червей.

Я взял со стола револьвер и повернулся к Гектору Лэнду. Он три раза быстро нажал на спуск своего оружия, нажал с таким усилием, что мускулы напряглись, как черные змеи. Но выстрелов не раздалось.

– В обойме кольта 45-го калибра всего семь патронов, Гектор. И вы использовали последний патрон.

Он посмотрел на оружие в своей руке, как бы не в силах понять, что эта вещь, из которой он убил одного человека, не смогла прикончить второго.

– Вы должны быть рады, что не застрелили меня. Будет лучше, если вы поедете со мной обратно, в Сан-Диего. Вы убили двух врагов этой страны, подняли на них руку по своей доброй воле, и это, возможно, зачтется в вашу пользу. Если же вас поставят к стенке, то даже это будет достойной смертью, гораздо достойнее той жизни, которую вы вели. Достойная смерть лучше, чем жизнь преследуемой крысы.

– Дайте мне пистолет. Я знаю, что надо сделать. – Он подвинулся вперед и оказался в зоне освещения лампы. На его лице была написана смерть. Кожа побледнела, как будто в нем совсем не осталось крови. Глаза приготовились закрыться навеки. Они блуждали и отяжелели от горя и стыда за прожитую жизнь.

– Если вы сделаете еще шаг, я выстрелю.

– Пока что пистолет меня ни разу не остановил.

Он прошел оставшуюся часть комнаты, надвигаясь на меня, как огромный черный водяной смерч. Я спустил курок и увидел, как полетели брызги от его плеча, оттуда, куда попала пуля. Он приостановился, а потом двинулся дальше – такой здоровый и широкий, что казалось, загородил все стены и потолок, как тень от низко повешенной лампы.

Я выстрелил еще раз. Но он выбил пистолет из моей руки, и пуля пролетела между нами, врезавшись в потолок. Его глаза обезумели и моргали, как будто вспышка выстрела опалила зрачки, но его руки достали меня и схватили за горло. Я ударил его левой, и боль от удара отдалась в локте. Над его глазом появилась ссадина. Я стал наносить ему один удар за другим, но его голова только вздрагивала от этих ударов, а пальцы все сильнее сжимались на моем горле. Я ткнул его коленом в пах. Он охнул, но не отпустил меня.

Кровь громко стучала у меня в голове, легкие задыхались без воздуха, доступ которому был перекрыт, глаза начали вылезать из орбит. Мне казалось, что где-то поблизости шумит черный водопад, заливая пространство моего сознания ночной тьмой, перевертывая мои кости потоками, смешивая их с костями всех остальных мертвецов. Мой язык заставил раскрыться сомкнутые зубы, колени подвернулись и стали чужими, как бедствия в других странах. Я свалился в темный водопад.

Но в это время железная хватка ослабла, и упал я всего лишь на пол, со свистом втянув воздух, потом еще раз и еще. Водопад провалился под землю, и его шум стих.

Когда я сел на пол, Гектор Лэнд подобрал пистолет и стоял, держа его в руках.

– Вы не должны мешать мне. Я входил в эту сеть.

Он открыл рот, просунул дуло пистолета между блестевшими зубами и выстрелил. Мозги брызнули на стену за его спиной. Они не отличались от мозгов белого человека. Его тело грохнулось, как черная башня. Крах был окончательный, и цикл завершился.

Когда утих отзвук последнего грохота, в комнате наступила мертвая тишина. У меня было такое впечатление, что я нахожусь в камере на сотни футов под поверхностью земли, придавленный горами. Меня охватило чувство, похожее на панику. Я вскочил и побежал к двери.

На небе занималась заря. Редеющий серый туман висел на пустынных горах. Земля казалась уставшей и неприветливой, опустошенной ужасающими страстями. Я знал, что еще очень долго она мне будет представляться именно такой, где бы я ни оказался. Мне опять захотелось на море.