Текст книги "Берег варваров"

Автор книги: Росс Макдональд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Глава 28

Рина сидела за рулем «кадиллака» Фроста. Я поместился на заднем сиденье с Фростом. Она забинтовала его руку и из нескольких ванных полотенец гостиницы «Дьюдроп» сделала для него перевязь. Он сидел и гладил раненую руку, отказываясь говорить, только указывал дорогу.

За аэропортом мы сразу повернули в сторону гор, которые под солнцем казались обнаженными, сморщенными. Дорога поднималась вверх и, набирая высоту, становилась уже сложнее, превратившись в проселочную с гравийным покрытием. Мы преодолели первый низкий перевал, откуда открывался вид на плоскую равнину белого цвета без всякой растительности.

На вершине внутреннего склона, прислонившись к холму, стояло бетонное здание с куполообразной крышей. Приземистыми формами и отсутствием окон оно напоминало военный арсенал. И на самом деле, это была неиспользовавшаяся свалка военного снаряжения.

Фрост сказал:

– Она находится там.

Рина посмотрела через плечо. Нервничая, она надавила на тормоза, и машина резко остановилась. Мы вышли из машины под лучи яркого солнца. След выхлопов от реактивного самолета на небе напоминал белый шрам. Я сказал Рине, чтобы она оставалась в машине.

– Вы можете убрать пистолет, – посоветовал Фрост. – Кроме нее там никого нет.

Я велел ему идти вперед меня вверх по склону, к единственной двери. Она была обита ржавым железом. Дверь была приоткрыта. С запорного ушка свисал сломанный замок. Я раскрыл дверь пошире, наведя на Фроста пистолет. Из помещения пахнуло теплым воздухом. Пахло как из жаровни, в которой пригорело мясо.

Фрост попятился назад. Я заставил его идти впереди себя. Мы взошли на узкую платформу и стали напряженно вглядываться в темноту. Цементный пол свалки находился внизу, на расстоянии шести футов от уровня входной платформы. Наши тени на фоне проникающего света падали на пол внизу. Я отодвинул Фроста от квадрата света, который проникал внутрь, и увидел, что валялось на полу. Что-то засохшее, вроде мумии, почерневшее и истлевшее в огне, а не от времени.

– Это вы так с ней поступили?

Фрост ответил не очень уверенно:

– Черт, нет, это сделал ее муж. Вам следует с ним поговорить. Он последовал за ней сюда из Лос-Анджелеса, вы не знали об этом? Пристукнул и сжег ее труп.

– Вам надо было придумать что-нибудь получше, Фрост. Я недавно говорил с ее мужем. Вы доставили его сюда на самолете Штерна, чтобы подстроить дело так, будто это он совершил убийство. Возможно, на том же самолете вы привезли и тело. Однако эта фальсификация не удалась, эта гнусность у вас не пройдет. Не пройдет ни одна из ваших грязных затей.

Некоторое время он хранил молчание, которое делилось на еще более короткие отрезки миганием его век.

– Это придумал не я, а Штерн. И облить труп бензином – тоже его идея. Он предложил сжечь ее, чтобы нельзя было определить время ее смерти. Понимаете, она была уже мертвая. И единственное, что мы сделали, – это кремировали ее.

Фрост посмотрел вниз на останки. Увиденное вселяло в него страх, и он замолк. Вдруг он протянул ко мне здоровую руку, схватил меня за плечо и сжал его.

– Давайте уйдем отсюда, Лью. Я – больной человек. Не могу здесь оставаться.

Я отбросил его руку.

– Только тогда, когда скажете, кто убил девушку.

Опять воцарилось молчание, если не считать звука его дыхания.

– Ее убила Изабель Графф, – наконец выдавил он из себя.

– Откуда это вам известно?

– Это видел Марфельд. Видел, как она выбежала из дома вся растрепанная. Он вошел в дом и в гостиной обнаружил Эстер. Ее голова была разбита кочергой, а кочерга брошена рядом с телом. Мы не могли этого так оставить. Полицейским не составило бы труда выйти на Граффа, на его связь с Эстер.

– Какая у Эстер была связь с Граффом?

– Изабель думала, что они сожительствуют, скажем так. Как бы там ни было, но мне надо было что-то сделать с трупом. Я хотел скинуть его в океан, но Графф не позволил. У него есть дом на берегу океана, в Малибу. Потом Лэнс Леонард предложил другую, вот эту идею.

– Как Леонард попал в эту историю?

– Он был другом Эстер. Она взяла у него на время машину, и он как раз приехал, чтобы ее забрать. У Леонарда был ключ от дома, поэтому, войдя, он наткнулся на Марфельда и тело Эстер. У него были свои причины запутать это дело, поэтому он предложил подключить сестру. Обе сестры очень похожи друг на друга, они погодки, и Леонард знал их обеих. Именно он попросил сестру прилететь сюда.

– Что ее здесь ожидало?

– Об этом должен был позаботиться Карл Штерн. Но, похоже, Штерн решил полностью выйти из игры. Не знаю, как теперь он мыслит себе это.

– Вы несколько оторвались от реальности, – заметил я. – Когда-то вы сами были заводилой. С каких это пор стали позволять головорезам и преступникам думать за себя?

Фрост скривился и опустил голову.

– Я сам не свой. Последние три месяца сижу на наркотиках, по уши напичкан димеролем.

– Вы принимаете наркотики? Димероль?

– Мне осталось недолго жить, Лью. Мои внутренности разрушаются. В данный момент я испытываю ужасную боль. Мне не надо было бы мотаться.

– Вы и не будете больше мотаться. Вы будете сидеть в камере.

– Вы – крутой человек, Лью.

– Вы продолжаете называть меня Лью. Не делайте больше этого. Мне надо бы бросить вас здесь, чтобы вы сами отсюда выбирались.

– Но вы же не поступите так со мной? – Он опять уцепился за меня и начал быстро говорить: – Послушайте меня, Лью… мистер Арчер. Относительно итальянского дела. Я могу устроить вас на пятьсот долларов в неделю общей продолжительностью в двадцать шесть недель. Никаких обязанностей, никаких дел. Настоящие каникулы.

– Оставьте. Я не притронусь к вашему пятачку, даже если надену резиновые перчатки.

– Но вы ведь не бросите меня здесь?

– Почему бы и нет? Ее же вы бросили.

– Вы не понимаете. Я просто сделал то, что был обязан сделать. Мы оказались в ловушке. Девчонка сама виновата, а мы попались. У нее появился какой-то материал на босса и его жену, улики против них, и она передала эти материалы Карлу Штерну. Он, в общем-то, навязал нам эту сделку. Сам я поступил бы иначе.

– Поэтому за все, что вы сделали, отвечает Штерн.

– Я этого не говорю, но он давал команду. Мы вынуждены были сотрудничать с ним. Мы были вынуждены делать это на протяжении нескольких месяцев. Штерн даже заставил босса согласиться на использование своей фамилии в новой крупной операции Штерна.

– Какие же у Штерна есть улики против Граффа?

– Разве я могу сказать вам об этом?

– Вы мне об этом расскажете. Сейчас же. Вы начинаете надоедать мне, Фрост.

Он попятился назад, к дверному косяку. Свет падал на одну сторону его лица, и его профиль казался таким же тонким и белым, как лист бумаги. Как будто коррупция окончательно уничтожила его, оставив на образовавшейся пустоте только верхнюю оболочку.

– Пистолет, – ответил он. – Пистолет мистера Граффа. Год назад Изабель застрелила из него девушку.

– Где Штерн прячет этот пистолет?

– В банковском сейфе. Мне удалось узнать только это, но я не смог добраться до самого сейфа. Впрочем, вчера ночью пистолет был с ним, у него в машине. Он показал его мне. – Его тусклые глаза хищно блеснули. – Вы знаете, Лью, я уполномочен заплатить сто косых, за эту хлопушку. Вы – сильный, ловкий парень. Не могли бы вы изъять его у Штерна?

– Кто-то это уже сделал. Вчера ночью Штерну рассекли глотку. Но, может быть, вы знаете об этом, Фрост?

– Нет, я этого не знал. Но если это правда, положение меняется.

– Но не для вас.

Он вышел наружу. Внизу в белесом жару мерцала плоская долина. След от реактивного самолета, который рассекал небо, постепенно растворялся. В этом необжитом окружении стоявший на дороге "кадиллак" казался неуместным, похожим на космический корабль, который застрял среди гор на Луне, Рина стояла у подножия склона, обратив обеспокоенное лицо кверху. Я должен был передать ей страшную новость.

Глава 29

Гораздо позже, на залитой солнцем равнине мы смогли поговорить обо всем. Лерой Фрост, все отрицавший, протестовавший и требовавший адвокатов и докторов, был помещен вместе с Марфельдом и Лэшманом в арестантское отделение больницы. Останки Эстер Кэмпбелл перевезли в подвальное помещение того же здания для медицинского обследования. Я сообщил шерифу и прокурору достаточно сведений, чтобы арестовать Фроста и его людей по обвинению в возможном вымогательстве и по подозрению в убийстве. Я не надеялся, что эти обвинения будут доказаны. Решительные действия должны были развернуться в Калифорнии.

Пассажирский лайнер ДС-6 пробежал по взлетной дорожке и взмыл в голубое небо. В салоне было не больше дюжины пассажиров, и мы с Риной свободно разместились в полупустой передней части самолета. Когда погас указатель "Не курить", она закинула ногу за ногу и закурила сигарету. Не глядя на меня, сказала прерывающимся голосом:

– Полагаю, я обязана вам жизнью, как говорится в романах. Не знаю, чем могу за это отплатить. Несомненно, я должна предложить отдаться вам. Хотели бы вы этого?

– Перестаньте, – сказал я. – Вы пережили тяжелые минуты и допустили ошибку. Я был вовлечен во всю эту историю. Но вам не следует вымещать на мне свое возмущение.

– Я не собиралась подличать, – продолжала она с некоторой ядовитостью. – Я серьезно предложила вам свое тело, поскольку ничего другого предложить не могу.

– Рина, перестаньте болтать глупости.

– Я недостаточно привлекательна, вы это хотите сказать?

– Вы несете чепуху. Я не виню вас. Вам нанесена тяжелая травма.

Некоторое время она сидела, мрачно насупившись, и смотрела на китайскую стену гор, которые мы пролетали. Наконец, она сказала изменившимся, повеселевшим голосом:

– Вы совершенно правы. Я испугалась, ужасно перепугалась первый раз в жизни. На девушку это производит странное впечатление. Я почувствовала себя, как бы это сказать, как шлюха… Как будто потеряла для себя всякую цену.

– Эти ничтожества и хотели, чтобы вы так себя чувствовали. Если им удастся сломать нас, – то мы все скатимся на их уровень. И ничтожествам сойдет с рук все, все их проделки. Но они напрасно на это надеются. Ничтожество не пользуется нынче таким почетом, как когда-то, даже в Лос-Анджелесе. Вот почему пришлось строить Лас-Вегас.

Она не улыбнулась.

– Неужели это также ужасное место?

– Это зависит от того, с кем вы водите компанию. Вы выбрали себе самых скверных из всех, которые существуют.

– Я их не выбирала, и они не входят в мою компанию. И никогда не входили. Я их -презираю. Я предупреждала Эстер много лет назад, что Лэнс – это отрава для нее. И высказала Карлу Штерну в лицо все, что о нем думаю.

– Когда вы это сделали? Вчера ночью?

– Несколько недель назад. Я отправилась тогда на двойное свидание – с Лэнсом и Эстер. Может быть, это было глупо с моей стороны, но мне хотелось узнать, что происходит. Эстер пригласила для меня Карла Штерна, можете себе представить? Считалось, что он миллионер, а Эстер всегда верила, что деньги – очень важная вещь. Даже тогда она не могла понять, что я не буду подыгрывать Штерну. Да и вряд ли мне что-нибудь перепало бы от него, – продолжала она, скривившись. – Он интересовался мной не больше, чем я им. Вечер он провел в различных ночных клубах, нежно заигрывая с Лэнсом под столом. Эстер этого не замечала, или ей было это безразлично. По поводу некоторых вещей она не очень привередлива. Ну, а мне это было не безразлично, а за нее обидно. Наконец, я всех их отчитала и ушла.

– Что вы им сказали?

– Чистую, неприкрашенную правду. Что Карл Штерн – педераст, а возможно, и того хуже, и что Эстер – сумасшедшая, если якшается с ним и его красавчиком.

– Упоминали ли вы шантаж?

– Да, я сказала, что подозреваю шантаж.

– Именно тогда, Рина вы и навлекли на себя опасность. У Штерна появилась причина ликвидировать вас. Я почти уверен, что прошлой ночью он намеревался убить вас. Вам повезло, что он сам был убит.

– Неужели? Не могу поверить… – Но она этому поверила. Ее пересохшее горло не могло произнести ни слова. Она пыталась проглотить образовавшийся комок. – Просто потому, что я… потому что я что-то подозревала?

– Подозревали в шантаже и назвали педиком. Убить для Штерна ничего не стоило. Я просмотрел список его преступлений – сегодня после обеда мне передали полное досье на него. Неудивительно, что он не смог получить на свое имя лицензию на игровой бизнес. В тридцатых годах он входил в банду Анастасия. Подозревается в, участии более чем в тридцати убийствах.

– Почему же его не арестовали?

– Арестовали, но не смогли осудить. Не спрашивайте меня, почему. Спросите об этом политиканов, которые диктуют полицейским в Нью-Йорке, Нью-Джерси и Кливленде. Да и в других местах… Спросите у людей, которые голосуют за этих политиканов. Штерн, наконец, осел в Вегасе, но он принадлежит всей стране. Он работал на Лепке, на отчаянного парня Миллера в Кливленде, на Лефти Кларка в Детройте, на всеамериканскую банду в Лос-Анджелесе. Он закончил свои университеты у Сигеля, а когда Сигель получил свое, самостоятельно включился в преступный бизнес.

– Что же это за бизнес?

– Телеграфная связь для букмекеров на скачках, наркотики, проституция – все, что быстро приносит грязные монеты. Он стал миллионером, это верно, многократным миллионером. Только в "Касбах" кинул миллион. Мне непонятно, зачем ему надо было заниматься шантажом. Он не нуждался в деньгах.

Его воспитал синдикат, а шантаж был там одним из главных источников власти, после периода Мэффи. Нет, он гонялся не за деньгами. Он хотел приобрести положение. Имя Саймона Граффа давало ему возможность заняться законной деятельностью, пустить глубокие корни в сельской местности.

– И я помогала ему. – Ее лицо обострилось до того, что стало чуть ли не безобразным. – Я способствовала этому. Мне было бы лучше откусить свой язык.

– Пожалуйста, не делайте этого. Лучше расскажите мне, что вы имеете в виду?

Она глубоко вздохнула.

– Ну, во-первых, я работаю медсестрой в психиатрическом отделении… – Она осеклась. Ей было трудно начать свой рассказ.

– Об этом мне сказала ваша мать, – заметил я.

Она скосила на меня глаза.

– Когда это вы столкнулись с моей матерью?

– Вчера.

– Как вы ее нашли?

– Она мне понравилась.

– В самом деле?

– Мне вообще нравятся женщины, и я не слишком критически отношусь к ним.

– А я отношусь критически, – заявила Рина: – Я всегда относилась с подозрением к матери, к ее жеманности и позированию, к ее непомерным выдумкам. Она платила мне "взаимностью". Ее любимицей, ее дорогушей была Эстер. Или, наоборот, она сама была дорогушей для Эстер. Мать вконец испортила сестру и в то же время очень много от нее требовала. Больше всего она хотела огромного успеха для Эстер.

Пятнадцать лет я оставалась в стороне и наблюдала, как две девочки разыгрывают эмоциональный пинг-понг. Или понг-пинг. Но я была не таким уж невинным сторонним наблюдателем, я была третьим участником этой группы, человеком, который не симпатизировал двум другим. – Это прозвучало как речь, которую она много раз репетировала. В ее голосе звучала горечь, смешанная с чувством покорности. – Я вырвалась из этого круга, как только мать позволила мне это сделать, сразу же после окончания средней школы. Поступила на курсы медсестер в Санта-Барбаре и устроилась на работу в Камарильо.

Разговор о профессии и об отношениях в семье вернул ей самоуверенность. Она расправила плечи, грудь под блузкой обозначилась очень соблазнительно.

– Мать думала, что я свихнулась. В первый год мы рассорились в пух и прах, и с тех пор я редко встречалась с ней. Просто так уж получилось, что мне нравится ухаживать за больными, особенно за душевнобольными людьми. Видимо, это – ощущение, что ты кому-то нужна. Теперь меня больше всего занимает трудотерапия. Это я и делаю главным образом у доктора Фрея.

– Это тот самый доктор Фрей, который владеет санаторием в Санта-Монике?

Она кивнула.

– Я там работаю уже два года.

– Значит, вы знаете Изабель Графф?

– Еще бы. Ее определили в санаторий вскоре после того, как я начала там работать. Она лечилась там неоднократно и раньше. Доктор сказал, что это особый пациент. У нее шизофрения, знаете ли, она страдает ею уже двадцать лет, а когда болезнь протекает в острой форме, она переходит в параноидные галлюцинации. Доктор говорил, что галлюцинации были связаны с ее отцом, когда тот был жив. А теперь они концентрируются на мистере Граффе. Она думает, что он что-то замышляет против нее, и старается первая расправиться с ним. У нее мания преследования.

Доктор Фрей считает, что мистер Графф должен был бы ее изолировать в целях своей собственной безопасности. Изредка параноидные галлюцинации толкают ее к действиям. Я видела это своими собственными глазами. Доктор Фрей дает в этих случаях лечение метразолом, и постепенно она выходит из острой стадии заболевания, успокаивается. Но она еще не совсем пришла в себя во время того случая, о котором я говорю. Я и теперь не решусь стоять к ней спиной. Но доктор Фрей говорит, что она не опасна, а он ее знает лучше, чем я. И в конце концов, он же ведь доктор.

В середине марта он разрешил ей ходить по всей территории. Я не должна ставить под сомнение поступки доктора, но на этот раз он допустил ошибку. Она еще не была готова к свободе передвижения. Первое же небольшое происшествие вывело ее из себя.

– Что же произошло?

– Точно не знаю. Может быть, кто-то сделал необдуманное замечание или просто заговорил с ней не тем тоном. Параноики – это такие люди, которые напоминают приемник. Им достаточно получить слабый сигнал из окружающей атмосферы. Они тут же внутренне усиливают его до таких размерив, что ничего другого уже не могут слышать. Что бы там ни произошло, но Изабель сорвалась с места и пропадала всю ночь.

Когда она вернулась, то действительно была в ужасном состоянии. С этим жутким остекленевшим взглядом, как у рыбы, попавшейся на крючок. Ее сразу отбросило в то состояние, в котором она поступила в январе, даже хуже того.

– В какую ночь она пропадала?

– Двадцать первого марта, в первый день весны. Я никогда не забуду эту дату. В ту же ночь была убита девушка, которую я знала в Малибу, девушка по фамилии Габриэль Торрес. Я тогда не могла еще связать эти два события.

– Зато теперь можете?

Она рассудительно склонила голову набок.

– Об этом сообщила мне Эстер. Видите ли, она знала кое-что такое… что у Саймона Граффа и Габриэль была любовная связь.

– Когда об этом стало известно?

– Однажды прошлым летом, когда мы обедали вместе. Эстер была ужасно взвинчена тогда; обычно я оплачивала ее обед, когда могла. Мы сплетничали о разных вещах, и она коснулась этого дела. Кажется, это не давало ей покоя, в то время она вновь вернулась в клуб "Чаннел" и возобновила работу тренером по прыжкам в воду. Она-то и рассказала мне о любовной связи. Видимо, Габриэль откровенничала с ней. Совершенно не отдавая себе отчета в том, что делаю, я рассказала ей о бегстве Изабель Графф в ту ночь. Эстер отреагировала, как счетчик Гейгера, и засыпала меня вопросами. Я думала, она заботилась только о том, чтобы обнаружить убийцу своей подруги. Я полностью открылась перед ней и рассказала все, что знала об Изабель и ее побеге из санатория, о ее душевном состоянии, когда она туда вернулась.

В тот день я работала в утренней смене. И именно я ухаживала за ней, пока не пришел доктор Фрей. Изабель кое-как доплелась до санатория где-то перед рассветом. Она была в ужасном состоянии, не только психическом. Она была истощена физически. Теперь мне сдается, что она, видимо, шла, бежала и ползла по берегу океана всю дорогу от Малибу. Волны прилива, наверное, тоже ее накрыли, потому что одежда оказалась мокрой и обсыпанной песком. Для начала я приготовила ей горячую ванну.

– Сказала ли она вам, где была?

– Нет, она не сказала ни слова. Практически она не разговаривала несколько дней. Доктор Фрей опасался некоторое время, что у нее может наступить столбняк. Даже когда она вышла из такого состояния и опять начала разговаривать, она никогда не упоминала про ту ночь. Во всяком случае, при мне. Я наблюдала за ней в комнате ваяния, правда, было это позже – весной. Когда она лепила различные фигурки из глины. Кажется, я насмотрелась всяких ужасов в палатах душевнобольных, но меня поразили ее фигурки. – Она закрыла глаза, как будто отгоняя от себя вид этих фигурок, и продолжала, понизив голос: – Она лепила куколки – фигурки девочек, потом отрывала у них головы и разламывала их на куски, как это делают ведьмы в сказках. И ужасные игрушечные фигурки мужчин с огромными половыми органами. Диких зверей с человеческими лицами в позах совокупления. Пистолеты, части человеческого тела и другую мешанину…

– Это некрасиво, – заметил я, – но необязательно имеет какое-то значение, правда? Говорила ли она когда-либо об этих фигурках с вами?

– Нет, со мной не говорила. Доктор Фрей не поощряет тех медсестер, которые пытаются проводить психиатрическое лечение.

Она повернулась в своем кресле и задела меня своей коленкой, но быстро отдернула се. Ее темно-синие глаза взглянули мне в лицо. Казалось странным, что так много повидавшая девушка имеет такие невинные глаза.

– Хотите ли вы встретиться с доктором Фреем? – спросила она.

– Возможно, встречусь.

– Пожалуйста, не передавайте ему о нашем разговоре, хорошо?

– У меня нет никаких оснований это делать.

– Знаете ли, с моей стороны это – ужасное нарушение профессиональной этики, когда медсестра рассказывает о своих пациентах. Я ужасно переволновалась за эти несколько последних месяцев, с тех пор как я все выложила Эстер. Я была такой дурой. Думала, что хоть раз в жизни она была откровенна со мной, что она стремилась только выяснить правду о смерти Габриэль. Мне бы не следовало доверять ей столь конфиденциальную информацию. Теперь ясно, зачем она ей была нужна. Она решила использовать ее для шантажа миссис Графф.

– Как давно вы узнали об этом, Рина?

На какое-то время голос отказал ей, или отказала чистосердечность. Я ждал, когда Рина продолжит рассказ. Она глубоко задумалась, ее глаза стали почти черными.

– Трудно определить. Иногда вы вроде что-то знаете и в то же время не знаете. Когда любите человека, требуется очень много времени, чтобы поверить каким-то фактам. В общем-то, я подозревала обо всем этом практически с самого начала. С тех пор как Эстер оставила работу в клубе и стала жить, не получая никакого видимого дохода. Меня как озарило в тот ужасный день, о котором я вам рассказала. Карл Штерн важничал и хвастался своим новым положением в Вегасе и тем, как Саймон Графф попал ему под каблук. И тут же сидела Эстер, смотрела на него во все глаза и ловила каждое его слово. У меня появилось странное ощущение, что она хотела, чтобы я все это видела и считала, что дела у нее идут хорошо. Какого, дескать, она наконец-то добилась успеха. Вот тогда-то я и взорвалась.

– Как они к этому отнеслись?

– Я не стала ждать, как они прореагируют. Я ушла из этого заведения… мы находились в баре Дикси… и одна уехала домой на такси. Больше я не видела Эстер.

И больше не видела никого из них до вчерашнего дня, когда мне позвонил Лэнс.

– Чтобы попросить вас поехать в Вегас под ее именем?

Она кивнула.

– Почему вы согласились на это?

– Вы знаете причину. Я должна была устроить для нее алиби.

– Но вы не объяснили, почему вы захотели это сделать.

– Разве это надо объяснять? Я просто захотела сделать так. – Через некоторое время она добавила: – Полагала, что обязана сделать это для Эстер. В какой-то степени я так же виновата, как и она. Эта ужасная история не произошла бы, если бы не я. Я сама втянула ее в это дело и считала, что обязана помочь ей вырваться оттуда. Но Эстер к тому времени уже была мертва, верно?

Ее начало трясти так сильно, что застучали зубы. Я обнял ее за плечи и не отпускал, пока не пройдет приступ.

– Не вините себя чересчур.

– Как же я могу себя не винить? Разве вы не понимаете, что если Изабель Графф убила мою сестру, то в этом виновата я.

– Я этого не понимаю. Люди несут ответственность только за свои собственные поступки. К тому же я склонен сомневаться в том, что вашу сестру убила Изабель. Я не уверен даже в том, что именно она застрелила Габриэль Торрес. И не изменю своего мнения до тех пор, пока не получу надежных доказательств – признания, показаний свидетеля. Или не увижу пистолета, из которого она стреляла.

– Это просто слова.

– Нет, это не просто слова. Я сделал некоторые слишком поспешные выводы в этом деле.

Она не спросила меня, что я имею в виду, и поступила хорошо. У меня все еще не было окончательных ответов.

– Послушайте меня, Рина, вы совестливая девушка, и вам пришлось пережить несколько тяжелых ударов. Вы склонны винить себя в случившемся. Возможно, вас воспитали в таком духе, что вы принимаете на себя всю вину. – Рукой, обнимавшей ее, я почувствовал, как она вся напряглась.

– Это верно. Эстер была моложе и всегда попадала в истории, а мать винила меня. Но откуда вы это узнали? Вы очень хорошо разбираетесь в людях.

– Жаль, что я силен в этом главным образом задним умом. Как бы там ни было, но я уверен в одном: вы не виноваты в том, что случилось с Эстер, и вы не сделали ничего особенно плохого.

– Вы действительно в это верите? – В ее голосе звучало удивление.

– Конечно, я в это верю.

Рина была хорошей девушкой, как сказала миссис Буш. Но она была также очень уставшей девушкой, печальной и нервной. Некоторое время мы хранили неловкое молчание. Шум моторов изменился. Самолет прошел верхнюю точку своего полета и начал медленно снижаться в направлении Лос-Анджелеса и красного солнца. Перед приземлением Рина немного всплакнула на моем плече. Потом недолго вздремнула.