Текст книги "Вольная птица"

Автор книги: Ронда Грей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

8

Дасти споткнулась на ступеньках крыльца полицейского управления и обязательно упала бы, если бы ее не поддержал Мигель. При виде вещей отца – осыпанных порошком для снятия отпечатков пальцев, снабженных бирками, выложенных на длинном столе под холодным светом флюоресцентных ламп – она не выдержала. Ее сначала бросило в жар, потом в холод, и свет померк в глазах. В себя она пришла от резкого запаха нашатыря. Над ней склонились Мигель и сержант Кели.

Я упала в обморок. Но я соберусь с силами, сяду за этот стол и осмотрю каждую вещь на нем. Она прочитала свое письмо, в котором подтверждала, что будет свободна в первую неделю сентября… и не обнаружила сердитого письма, которое отправила отцу, когда он не приехал в Моаб. Оно оказалось среди корреспонденции, изъятой полицией из его почтового ящика и оставшейся невостребованной, – он уже исчез.

Она едва не потеряла контроль над собой, осознав свою вину: почему она не заявила о его исчезновении в тот день, когда он не появился в Моабе? Мигель схватил уже нюхательную соль, но она оттолкнула его руку и продолжила осмотр. Кроме спального мешка и рюкзака не хватало револьвера и охотничьего ружья, а также компаса, бинокля, его дневников и кое-чего из одежды.

Тонкий знаток природы, Джек вел подробные записи и делился своими открытиями с правительственными и частными экологическими организациями. Когда у него под рукой оказывалась пишущая машинка, он писал статьи для журналов и даже поговаривал о книге. Его дневники вряд ли пригодились бы кому-либо: он выработал свою собственную скоропись, и никто не разобрал бы его каракули.

Хотелось верить, что отсутствующие вещи он забрал с собой и сейчас расположился лагерем где-то в горах. Однако старые вопросы продолжали преследовать ее. Почему Коди не с ним? Почему он не свернул свой лагерь и не запер фургон? Почему не сообщил ей об отмене их встречи?

Кели тоже был озадачен. Зачем кому-то было красть вещи столь малоценные и столь легко опознаваемые? Разве что, размышлял он вслух, дневники содержали ценные сведения и Джека увели для их расшифровки?

Золото вряд ли могло послужить поводом. Горнорудные компании не раз присылали в Пайнкрик изыскателей и давно определили, что прибыль могла быть обеспечена только добычей с применением технологии микровзрывов или цианидового выщелачивания, а местные «зеленые» выступили против.

Дасти сообщила сержанту, что Джек детально описывал найденные им памятники индейской культуры, представляющие «золотое дно» для беспринципных кладоискателей. Но кому в Аризоне известно о них?

Каждая новая версия ставила новые вопросы, и усилия Дасти дать на них ответы измотали ее физически и эмоционально. Сержант Кели, тоже изрядно уставший, решил закончить на этом. С помощью Мигеля она забралась в кабину, откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Коди ткнулся носом в ее ладонь и подсунул под нее свою морду, но у Дасти не было сил даже потрепать его.

Сев за руль и включив зажигание, Мигель не спросил, куда отвезти её. Да если бы и спросил, она бы не ответила.

– Сейчас примешь горячую ванну, поешь супу с маисовыми лепешками и оживешь, – сказал он, остановив машину. Она открыла глаза и бессмысленно уставилась на него, потом сообразила, что они приехали к нему. Коди выпрыгнул первым, и Дасти инстинктивно последовала за ним, но двигалась вяло, едва переставляя ноги.

Мигель подхватил ее на руки. Она не протестовала, лишь бессильно вздохнула. Когда он поставил ее на ноги, она положила голову на его плечо, и мгновение они стояли неподвижно. Потом Дасти отступила назад и заковыляла, сосредоточенно стараясь ставить одну ногу впереди другой. Коди носился по двору и присоединился к ним у двери. Зевая, Дасти прислонилась к столбику крыльца.

Мигель открыл дверь, и она, пошатываясь, пошла в кухню, опасаясь, что если не положит еду в миску Коди тотчас же, то забудет о нем совершенно.

– Я все сделаю, – Мигель отобрал у нее пакет с собачьей едой, наполнил миску, потом повернулся к Дасти. – Ты совсем измучена, – сказал он, притягивая ее к себе.

Дасти ткнулась лицом в его шею и позволила ему отвести себя по лестнице в спальню. Скинув туфли, она рухнула на постель. Включив лампу на тумбочке, Мигель внимательно посмотрел на нее. Ее лицо, побледневшее и осунувшееся, когда они выходили из полиции, медленно расслаблялось по мере того, как она погружалась в сон. Он накрыл ее одеялом, наклонился и поцеловал в щеку.

Она слишком много держит в себе, думал он по дороге на кухню. Он чувствовал, как росло ее напряжение на протяжении дня, видел, как она переводила тревожный взгляд с одного добровольца на другого, и догадался, что она боится, как бы не обнаружили тело ее отца. Но вместо того, чтобы поделиться с ним своими страхами, она предложила ему уехать.

Мигель выругался и вонзил нож в морковку с такой силой, что кусочек ее отлетел в другой конец комнаты. Коди бросился вслед. Почему она не желает опереться на него эмоционально, равно как и физически? Если она поплачет на его плече, это не вернет ей отца, но может снять напряжение и тревогу, сгорбившие ее сильные плечи.

Вздохнув, он засыпал порезанные овощи в большую кастрюлю и увеличил под ней пламя горелки, дождался, пока содержимое не забулькало, потом уменьшил огонь.

– Как думаешь, не пора ли будить Дасти? – спросил он Коди, лежавшего у его ног и ждавшего, не упадет ли на пол еще один лакомый кусочек. Похоже, он уже адаптировался к новой обстановке и не нуждался в ее опеке. Пес взглянул на него, поднялся, подошел к своей миске, улегся на одеяле и закрыл глаза. – Нет? – настаивал Мигель. Коди открыл один глаз и тут же закрыл его. – Ха, откуда собакам знать? – Но все же решил дать ей поспать еще несколько минут, пока он справится о ее «виллисе». Гараж-то закрыт, но он дружил с механиком и поэтому позвонил ему домой.

Ремонт «виллиса» затянется до конца недели. Мигель довольно улыбнулся. Значит, Дасти и дальше будет нуждаться в нем. Однако что случится, когда она получит свободу передвижения? Попросив перебрать весь двигатель и выставить счет ему, он прервал дифирамбы механика по поводу старого вездехода. Дасти ни за что не продаст его, тем более что он единственная память об отце.

Положив трубку, Мигель поднялся наверх, чтобы приготовить ей ванну. В воду он добавил минеральные соли, смягчающие ее и расслабляющие натруженные мышцы. Выйдя из ванной комнаты, он заметил, что Дасти, разбуженная шумом воды, наблюдает за ним сонными глазами.

– Время ванны, потом обед. – Он прилег рядом с ней.

Зевнув и пробормотав что-то нечленораздельное, она свернулась клубочком и прижалась к нему. Ее губы прильнули к его шее, потом она положила голову на его плечо. Какое-то время он боролся со своим желанием. Трудный день утомил и его, но если они займутся любовью, оба заснут, а Дасти нужно поесть, чтобы восстановить свою энергию.

– Пора купаться, мадам! – позвал он, играя роль слуги, и сел, но она не пошевелилась. – Раздеть тебя?

Прошептав свое согласие, она подняла руки над головой и потянулась. Не дожидаясь повторного приглашения, он откинул одеяло, захватил ее свитер и майку и стянул их, обнажив ее грудь. От холодного воздуха ее соски медленно сморщились и затвердели. Не в силах удержаться, он опустил голову и втянул сначала один, потом другой сосок в теплую глубину своего рта, пока пальцы расстегивали ее джинсы.

Она глубоко вздохнула от удовольствия, опустила руки и стала гладить его голову, запуская пальцы в шевелюру. Но Мигель спустился ниже и целовал уже ее живот. Позволь он ей поцеловать себя, и вряд ли удержался бы, чтобы не заняться с ней любовью. Вместо этого он стянул с нее джинсы и повел в ванную комнату. Яркий свет на мгновение ослепил Дасти, но она заметила наполненную ванну и тут же стянула с себя трусики.

Чтобы не погрузиться вместе с нею в манящую воду, Мигель поспешил на кухню мешать суп.

Дасти все глубже погружалась в теплую воду. Даже эта старинная ванна на лапах с когтями оказалась коротковатой для ее длинных ног, но достаточно глубокой, чтобы вода прикрыла коленки, когда она согнула ноги. Она лежала, не шевелясь, позволяя теплой воде снимать напряжение с мышц.

По мере расслабления тела прояснялась голова, и чувство вины вновь охватило ее. Она потеряла неделю, ожидая отца в Моабе, и еще одну, пока искала жилье и работу в Пайнкрике. Потом еще одну, объезжая золотоносные участки и заброшенные горные дороги. Дасти даже застонала.

Она подвела отца.

Кроме нее никто не следил за его передвижениями. Друзья всегда были рады видеть его, но он как появлялся неожиданно в их жизни, так и исчезал.

Вернувшись, Мигель потушил верхний свет и поставил что-то на туалетный столик. Она услышала позвякивание стекла и треск зажигаемой спички, после чего комнату заполнило мягкое мерцание. На столике светилась старинная керосиновая лампа.

– Очаровательно, – прошептала она.

– Но не так очаровательна, как ты. Тебе лучше? – спросил он, опускаясь на колени рядом с ванной.

Она кивнула, неуверенно улыбаясь.

– Что-нибудь не так?

– Мне следовало связаться с властями в тот же день, когда отец не появился в Моабе! За упущенное время он мог погибнуть, и все по моей вине!

– Ты же бросила свою работу и приехала на его поиски, – напомнил ей Мигель. Он притянул ее к себе и прижал лицо к своему плечу. – Поплачь, дай выход своим чувствам.

Она не желала плакать, не хотела жалости. Она жаждала найти отца, стремилась убедиться, что ее страхи необоснованны. А сию минуту она хотела Мигеля. Он гладил ее спину, шепча нежные слова сочувствия, но она жаждала страсти, а не сострадания, и потянулась к нему для поцелуя, прерывая поток его слов. Он ответил на ее поцелуй, а она ухватила его за талию и опрокинула на себя в ванну.

– Если ты намерен принять ванну вместе со мной, – произнесла она голосом невинной девочки, – не лучше ли снять одежду?

Когда они наконец добрались до кухни, от супа веяло горелым. Мигель снял его с огня и осторожно помешал. Потом настругал маисовые лепешки, обжарил в масле, засыпал в тарелки, залил супом и сверху натер сыр. Дасти вдохнула пикантный запах томатов, перцев и специй.

– Если вкус не уступает аромату… – Она зачерпнула содержимое ложкой и подула, чтобы остудить. – Восхитительно! – воскликнула она, проглотив. – Когда мы найдем отца, я вытащу тебя на природу и устрою пиршество. На кухне у меня руки как крюки, но природа вдохновляет меня.

– С удовольствием, – откликнулся Мигель.

– Договорились, – улыбнулась Дасти и вдруг засомневалась, говорили ли они об одном и том же. Будут ли они встречаться после окончания поисков отца? Она ведь не думала оставаться в Пайнкрике.

Мысль о расставании с Мигелем вызвала странную боль в ее груди. Но что ей делать в Пайнкрике? Работа официанткой была лишь средством заработать, чтобы иметь возможность подольше наслаждаться общением с природой. Она не собиралась работать круглый год.

Ты можешь выйти за него замуж и родить детей, прозвучал чей-то голос в ее голове, и она едва не поперхнулась супом.

– Не в то горло попало, – с трудом проговорила она сквозь кашель.

Это голос ее матери, решила она, продолжение бесчисленных лекций о роли женщины. Несмотря на эти лекции, Дасти сделала выбор в пользу иного образа жизни, который отнюдь не предполагал заключение брака с Мигелем. В тех редких случаях, когда она представляла свое будущее, связанным с мужчиной, всегда воображала человека, разделявшего ее привязанность к девственной природе. Отнюдь не ограниченного деловыми или семейными обязательствами.

Ей нравился брак двух бывших экскурсоводов, которые купили вездеход и открыли экскурсионное агентство в Моабе. Оба жаловались на канцелярскую работу, на те дни, что им приходилось проводить в конторе, но они справедливо распределили свои рабочие и домашние обязанности.

Мигелю подошла бы женщина вроде ее матери. Дасти же была вылитый отец. Если один из них попытается изменить характер другого, они отравят друг другу жизнь.

Она не стала бы и желать лучшего любовника или друга, чем Мигель, но и не могла позволить страсти ослепить себя, обмануть относительно возможного будущего с ним.

– Наверное, поздно звонить насчет «виллиса»? – спросила она, чтобы отвлечься от мыслей о Мигеле, о том, как ей будет не хватать его, когда она уедет из Пайнкрика.

– Уже звонил.

Он сообщил ей о разговоре с механиком, и Дасти вздохнула с облегчением. Переборка старого двигателя обойдется дешевле его замены и не проглотит ее сбережений на черный день.

– Долго ты можешь пользоваться вездеходом Хуана?

– Столько, сколько нам потребуется. Еще супу? – Он встал и взял тарелки.

– Да, пожалуйста. – Она уставилась на его широкую спину, поразившись тому, как он сказал это «нам». – Как насчет работы завтра? – спросила она, не желая оспаривать это «нам». Она не забыла вспышку гнева, когда предложила ему вернуться в город.

– Что ты имеешь в виду? – переспросил он, подойдя к столу.

– Поиски опять могут продлиться дотемна.

– Мы можем уехать раньше и успеть на работу.

Дасти не верила своим ушам. Куда делся добрый, отзывчивый Мигель, которого она успела узнать?

– Ты полагаешь, что обслуживать столики важнее, чем искать отца?

– Но ведь поиск ведут и другие. – Поскольку она продолжала недоверчиво пялиться на него, он провел рукой по своим глазам, словно ему было больно смотреть на нее. – Не гляди на меня так, Дасти.

Она даже не моргнула.

Мигель отодвинул свою тарелку и встал.

– Мне не хотелось бы оставлять тебя одну. – Он обогнул стол и потянулся к ней, но она поспешила отступить назад.

– Послушай меня внимательно, Мигель, – гневно заговорила Дасти. – Я бродила по глухим местам штата Юта на протяжении семи лет. Одна или с людьми, которые полагались на меня. Но не наоборот. Я не нуждаюсь в тебе и в твоем покровительстве!

– Знаю, знаю! – Он поднял руки в раздражении. – Ты дикорастущее, а не тепличное растение! – Он закатил глаза, словно моля бога о терпении, потом посмотрел на нее со спокойной решимостью. – Но одновременно ты женщина в стрессовом состоянии. Если я позволю тебе искать до ночи и ты вернешься потом в этот лагерь, который называешь квартирой, то сядешь и будешь сидеть как на иголках. Я не смогу быть с тобой, ибо должен работать.

– Я тебя не держу.

– Неужели я ничего для тебя не значу?

Он спокойно выдержал ее свирепый взгляд, ибо хотел получить ответ, знать, как она к нему относится.

Может, уже само появление у нее мыслей о браке, размышляла Дасти, означало, что она любит его? В каком пункте страсть пересекается с любовью? Она недостаточно знала об отношениях между мужчинами и женщинами, чтобы строить догадки. Знала только, что не хочет повторять ошибок своих родителей. Как бы счастлива ни была ее мать с Фредом, Дасти не прельщал такой брак. На природе она могла сидеть и часами наблюдать, как какая-нибудь пичужка строит гнездо, в четырех же стенах испытывала тревогу. Если любовь к Мигелю привяжет ее к его дому в Пайнкрике, она не сможет любить его. Но если ее чувства к нему не были любовью, тогда что это?

– Не знаю, – наконец ответила она и опустилась на стул. Облокотившись на стол, она закрыла лицо руками. – Просто не знаю. Столько всего случилось между нами и так быстро.

– Не спорю, – согласился он.

Она изучающе посмотрела на него. Прямая линия его рта изогнулась в уголках, выражая разочарование.

– О'кей, отложим пока этот разговор. Вернемся к работе. Подумай, как сильно ты связана эмоционально с поисками. Добровольцы возвращаются домой к своей жизни. Ты же вернешься домой и станешь сходить с ума. Так? – Дасти неохотно кивнула. – Если же ты придешь на работу, – продолжил он ровным, нейтральным голосом, – твой мозг и чувства получат отдых, и ты встанешь наутро освеженной.

– Но как я смогу?

– По привычке. В зале ты будешь одна до пятницы, когда придет Рамона. Ты будешь так занята, что у тебя не останется времени на раздумья.

Как же она забыла, что младшая сестра Мигеля работает только в конце недели, а о Луизе не может быть и речи? После того как у Кармен случился выкидыш, Мама Роза запрещала Луизе брать в руки что-либо тяжелее меню. Если не выйдет Дасти, работать придется Рамоне. Она взглянула на Мигеля. Его лицо, как и голос, казалось бесстрастным. Он как бы отстранился от нее, заговорил с ней как с чужой. Его гнев предпочтительнее, подумала она. Холодность Мигеля убивала ее, лишала возможности спорить. Она бы предпочла, чтобы он наорал на нее, напомнил о том, как много сделал для нее, потребовал от нее услугу за услугу. А он предлагал ей выйти на работу, считая это лучшим выходом для нее.

Дасти заслонила рукой глаза, чтобы скрыть вдруг навернувшиеся слезы. Благодарность – вот что она чувствовала, вот почему она испытывала порыв кинуться к нему и сжать его в своих объятиях с такой силой, чтобы у него ребра затрещали. Он прав, и это признание вызвало слезы. Обслуживая столики, она отвлечется от своей тревоги, а ее подсознание, оставленное в покое, может подсказать нечто важное.

– На рассвете мы присоединимся к поисковой партии? – уточнила она.

– И пробудем там до трех. У нас останется полтора часа, чтобы привести себя в порядок и успеть в ресторан к обеду.

– Вы с матерью слишком беспокоитесь о еде, – пожаловалась Дасти. Она бы потратила лишние полчаса до открытия ресторана на поиски.

– Нам предстоят трудные дни, – ответил Мигель, – нужно беречь силы. – Он помолчал. – Так ты выйдешь на работу?

Она кивнула, решив не спорить об этом получасе.

– Благодарю.

Бесстрастная маска на его лице сменилась улыбкой.

– Нет, это я благодарю тебя, – улыбнулась и она.

Когда Мигель встал, Дасти последовала его примеру и поспешила навстречу. Она ожидала нежного поцелуя, но в нем не оказалось и намека на благодарность, и, когда он кончился, она прислонилась к нему, чтобы не упасть.

– Хочешь еще супа? – хрипло спросил он.

– Только тебя, – прошептала она, притягивая его голову для еще одного долгого, жгучего, упоительного поцелуя, а он, не отрываясь, начал мягко подталкивать ее к ступенькам, ведущим наверх. Губы их расстались, но руки энергично работали, усеивая путь предметами туалета.

Когда они упали на постель, Мигель замедлил темп. Его руки и губы гуляли по ее телу под аккомпанемент нежно звучавших испанских слов. Не понимая их, Дасти вслушивалась в их ритмичную мелодичность. С изменением темпа их движений изменился и ритм его голоса.

– Yo te quiero! – воскликнул он, когда они достигли пика, и повторял эти слова тише и мягче, пока их тела замирали, а их дыхание успокаивалось. И снова повторил их, покрывая ее лицо поцелуями. Приподняв голову, он посмотрел в ее глаза с необычной для него серьезностью и торжественно объявил: – Yo te amo.

Дасти ответила неуверенной улыбкой и прижалась щекой к его груди. Хотелось бы ей знать, что означают эти испанские фразы, но спросить она не решилась.

9

Поиски на следующий день оказались столь же бесплодными, что и накануне. Дасти, как и договорились, уехала вместе с Мигелем в ресторан. В «Маргарите» вся его семья собралась вокруг них. Даже Рамона пришла.

Первой заговорила Мама Роза:

– Мы прочитали в газете о твоем отце. Наша семья знает, что значит потерять любимого человека. Мы всем сердцем сочувствуем тебе. – Она обняла Дасти, потом воспользовалась подолом фартука, чтобы промокнуть свои глаза.

– Полиция предложила вознаграждение за сведения о нем, – сообщила Рамона. – Уверена, его найдут. Если ты не в силах работать, я тебя подменю.

У Дасти перехватило дыхание, когда Кармен и Луиза также выразили ей свое сочувствие. Даже посудомойки и посыльные выразили, хоть и неуклюже, свое соболезнование. Растроганная их заботой, Дасти едва проглотила ком в горле. Ненавидеть слабость, с иронией подумала она, и при этом впадать в слезливость.

– Спасибо, – выдавила она из себя и благодарно сжала руку Мигеля.

– Mi hijo, – Мама Роза остановила взгляд на их переплетенных руках, – он утешает тебя?

– Она имеет в виду меня, своего сына, – пояснил Мигель.

– Да, – честно ответила Дасти, сообразив, что нечаянно выдала изменение их отношений. – Мигель очень помог мне.

– Хорошо. – Мама Роза разгладила фартук на своих бедрах. – Будучи старшим ребенком, он прекрасно знает, что значит потерять любимого отца. В такое трудное время женщине нужны сердце и руки сильного мужчины.

– Я очень благодарна ему, – пробормотала Дасти, слегка покраснев при воспоминании о том, чего она только не делала в руках Мигеля.

– А теперь поешь и расскажи нам обо всем. – Мама Роза подвела ее к столу. – Как сказала Мона, тебе не обязательно работать, если уж невмоготу.

– Я поработаю. – Дасти взглянула на Рамону. – Тебе нужно учиться, а мне – быть занятой.

– Мудро, – заметила Мама Роза. – Ты сильная. Mi hijo нуждается в таком, как ты.

«Mi hija» означает «моя дочка», узнала Дасти в последующие дни, когда сблизилась еще больше с семейством Сантьяго. Как и предсказывал Мигель, работа приносила облегчение. Однако освобожденное работой подсознание не подсказало ей ничего нового. Несколько человек откликнулись на объявление полиции, но их сведения относились ко времени, когда отец разбил найденный уже лагерь. Мама Роза спешила к ней навстречу, когда они приезжали в ресторан, считывая своими проницательными глазами информацию с лица Дасти, прежде чем обнять ее и отвести к столу.

Дасти подозревала, что не только из сочувствия одаривала ее эта женщина своей любовью. Она явно одобряла отношения Мигеля и Дасти. Да и не могла бы Дасти сохранить их в тайне, даже если очень захотела. Они и приходили, и уходили вместе, а Мигель к тому же не упускал случая коснуться ее. Он открывал перед ней дверь или дожидался стоя, пока она садилась, чтобы пододвинуть стул. Подобные жесты стали частью его характера, и она научилась принимать знаки его внимания с нежной улыбкой. Научилась она и принимать подарки, к которым раньше могла бы отнестись с некоторым пренебрежением. Банные ароматизированные шампуни, лосьоны и одеколоны от Мамы Розы, белье от Кармен и Луизы.

– Тебе не помешает побаловать себя, – говорили они, – чтобы поднять настроение.

Дасти ценила внимание, которое выражали эти подарки, а Мигель наслаждался шелком и кружевами, украшавшими ее тело, когда ночью она приходила в его постель. Она поддразнивала его, спрашивая, зачем ему это белье, если он так недолго оставлял его на ней. Однако и она получала доселе неведомое для нее удовольствие, угождая ему.

Нежное скольжение шелка по ее телу… мягкость кожи, впитывающей смягчающие кремы… пьянящий мускусный запах… обманчивые кружева, больше обнажавшие, нежели скрывавшие. С Мигелем она вступила в совершенно новое царство чувственности и впервые упивалась собственным телом как источником наслаждения.

Выйдя на работу в пятницу, Рамона сразу заметила перемену в Дасти.

– Ты, похоже, неплохо поладила с Мигелем, – сказала она, оставшись с Дасти наедине.

– Ты была права – он очень хороший человек. – Избегая взгляда Рамоны, она принялась складывать салфетки.

– Ну как? Родишь моему брату крепких сыновей, достойных фамилии Сантьяго? Мигель ведь последний мужчина в нашем роду. Мама будет просто счастлива. – Рамона заулыбалась, побуждая ее к ответу.

– М-м-м, рановато говорить о свадьбе, – пробормотала Дасти, – тем более о детях.

– А о любви?

– И для этого рановато. Я и знаю-то его всего пару недель.

– А любовь с первого взгляда?

– Ее ненадолго хватает. – Дасти откинула салфетки. – Я видела собственными глазами, к чему это приводит.

– Тебе не повезло? – высказала догадку Рамона.

– Моим родителям, – вздохнула Дасти. – Им не следовало жениться и рожать детей. Я вспоминаю бешеные стычки между ними и сейчас, повзрослев, понимаю, что после они занимались бешеной любовью. Только это может объяснить, почему они прожили так долго вместе.

– Не считая тебя, – вставила Рамона.

Дасти покачала головой:

– Едва я достигла школьного возраста, мать попыталась использовать меня в качестве предлога, чтобы заставить отца жить по ее желанию. А когда он не поддался, бросила его, прихватив меня с собой. «Ребенок нуждается в безопасности и стабильности», – процитировала она высказывание матери.

– Ты в это не веришь?

Дасти задумалась. После стольких лет споров с матерью она впервые попыталась поставить себя на ее место. Подумала о том, как сама будет себя чувствовать в положении матери.

– Пожалуй, я могу ее понять… Но я никогда не чувствовала себя в большей безопасности, чем когда была с отцом. Он…

– Любил тебя, – завершила за нее фразу Рамона. – Тебе незачем говорить о нем – я понимаю.

Но Дасти-то хотела говорить о нем:

– У него всегда были наготове улыбка и сказка для меня. Он всегда находил нам кров, одежду и пищу. И мы вовсе не перебивались кое-как.

Дасти почувствовала чью-то руку на своей талии и увидела рядом с собой Маму Розу.

– Ты говоришь о своем отце? – Дасти кивнула. – Продолжай. – Мама Роза мягко пожала ее талию.

– Иногда протекала крыша, но он тут же чинил ее. Он мог починить все, что угодно. Но терпеть не мог канцелярской работы, и по мнению моей матери это означало, что он не мог обеспечить безопасность и стабильность. Отец был хорошим работником. Служба парков нанимала его каждый сезон, а на зиму он находил другую работу, даже если нам и приходилось часто переезжать с места на место.

Не зная даже почему, но Дасти хотела, чтобы обе женщины взглянули на отца с ее точки зрения.

– Он честный и ответственный человек. Он ни разу не пропустил выплату алиментов и всегда оплачивал мои авиабилеты, когда я летала к нему летом. Он вовсе не стремился сделать карьеру или кучу денег.

– И по этой причине твоя мать развелась с ним? – спросила Мама Роза.

– Она говорила, что его образ жизни не годится для воспитания ребенка.

– Она думала о себе и о тебе, – медленно подытожила Мама Роза. – Но поскольку он любил тебя и помогал материально, я думаю, что она была неправа. Хотя мне-то легко говорить. Думаю, что если любишь кого-то, то любишь его таким, какой он есть, а не таким, каким хочешь, чтобы он был.

– Мама, как ты считаешь, есть любовь с первого взгляда? – спросила Рамона.

Ее мать покачала головой:

– Как можно полюбить кого-то, не зная его?

– Что если люди знают друг друга, но знают также и то, что у них разные устремления в жизни? – спросила Дасти.

Мама Роза улыбнулась:

– Тогда нужно искать компромисс, ибо каждый из них для другого и есть самое главное на свете устремление. И никогда не забывай об этом. – Она отступила, чтобы заглянуть в обеденный зал. – Луиза сажает гостей за один из столов Рамоны. Пора приниматься за работу.

Рамона пошла приветствовать своих гостей, но Дасти окликнула Маму Розу:

– Мама, – Дасти уже привыкла называть ее так, – откуда вы знаете, что любовь в таком случае выживет и компромисс будет стоить того?

Женщина мягко взглянула на нее:

– Нужно верить в себя и… – она сделала паузу, изучая лицо Дасти, – в мужчину, которого любишь. – Она похлопала Дасти по щеке. – Не волнуйся. Mi miguelito позаботится о тебе и ваших детях. – Она подмигнула и поспешила на кухню.

Но это значит, что на компромисс должна буду пойти я, молча запротестовала Дасти. Она умела позаботиться о себе, а Мигель в своих усилиях защитить ее уже проявил тенденцию указывать ей, что делать. Такое поведение может усугубиться, если только она выйдет за него замуж и родит ему детей.

Возместит ли ей любовь потерю независимости?

Не готовит ли независимость ей в удел одиночество?

Долго ли будет продолжаться та боль, которая возникнет, если она оставит Мигеля и вернется в Моаб?

Ей нужны были ответы на эти вопросы. Ее одежда постепенно перекочевывала в шкаф Мигеля. И когда сегодня по дороге на работу она забрала «виллис» из гаража, он предложил ей отказаться от своей квартирки и переехать к нему. Он ничего не просил взамен, даже денег за проживание, не говоря уже о любви. Хозяин ее дома, говорил Мигель, может возражать против животных в квартире, но даже если и не будет возражать, Коди лишится огороженного дворика, который был в его распоряжении, когда он жил в доме Мигеля.

Все это были убедительные доводы, и все же она не поддалась уговорам, не отказалась от своей квартиры. Нет, она была не против того, чтобы остановиться в доме Мигеля. Ей нравилось у него. Но означало ли это, что она любит его?

Рамона нарушила ход ее мыслей:

– Луиза посадила клиентов за твой стол. Пора уже перестать мечтать о Мигеле и начинать зарабатывать деньги.

Дасти поспешила к своему столику.

К радости Дасти, Мигель не заговаривал снова о переезде к нему. Поиски Джека Роуза растянулись еще на неделю. Координатная сетка, нанесенная сержантом Кели на карту вокруг лагеря ее отца, расширилась до такой степени, что служба шерифа уже использовала вертолет с инфракрасными лучами. Поисковики на вездеходах выезжали в точки обитания, выявленные пилотом вертолета. Том Пауэл арестовал нескольких человек за охоту в запрещенный для нее период, но никто не нашел и следа Джека.

В следующий понедельник Дасти и Мигель вернулись в базовый лагерь и обнаружили в нем только двух человек, гревших руки над маленьким костром. В сгустившихся сумерках Дасти узнала сержанта Кели и Тома Пауэла. Они, конечно же, останутся здесь, пока не вернется последний поисковик.

– Извините, что заставили вас ждать, – сказала она, вылезая из «виллиса» и присоединяясь к ним. Мужчины молча следили за ее приближением. Она заколебалась. Что-то не так. Она окинула взглядом лагерь, пытаясь разглядеть в сумеречных тенях тело отца. – Скажите же мне! – потребовала Дасти, не в состоянии сделать хотя бы еще один шаг, пока не узнает все. – Говорите прямо, что случилось!

Мигель догнал ее и, положив руку на ее талию, подвел ближе к ожидавшим мужчинам.

– Я прекращаю поиски, – сказал полицейский без всяких предисловий. – С помощью вертолета мы покрыли сотни миль. Его или нет здесь, или…

– …он мертв, – закончила она за него, когда он заколебался. – Вы так считаете, да? – Ее голос истончился до визга, но ей было наплевать на это.

– Дасти, – прошептал Мигель, обнимая ее, стараясь успокоить, но она не обращала на него внимания.

– Вы не знаете наверняка, но собираетесь отказаться от поисков! Уйти и забыть, что где-то там находится человеческое существо! – Гневным взмахом руки она показала на гору, возвышающуюся над ними.

– Простите, Дасти, – мягко проговорил сержант. – Уже прошло шесть недель с того момента, как он пропал. Мы будем публиковать извещения о его поисках и дальше, служба шерифа и лесничество продолжат пассивные поиски, но массовые мероприятия больше не могут быть оправданы. – Он спокойно выдержал ее гневный взгляд. – Мы сделали все, что могли.