Текст книги "Берсерки. Трилогия"

Автор книги: Роман Злотников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 74 страниц) [доступный отрывок для чтения: 27 страниц]

Однако пока следовало обходиться своими силами. «Е-7127» в четыре раза увеличил зону контроля. Патрули обнаружили еще пять поселений, однако все они оказались покинутыми. Это слегка снизило обеспокоенность Первого Контролера, который посчитал, что они действительно приземлились в аномальную зону, образовавшуюся из-за того, что здесь оказалась старая военная база, не уничтоженная во время Обращения. Хотя сам ОУМ так не считал. Но возражать не стал. За последнее время Первый Контролер Разрушителя тоже познал, что такое пограничное эмоциональное состояние, называемое бешенством. И «Е-7127» совершенно не горел желанием попасть под это эмоциональное состояние. Тем более что программа исследований почти вошла в график. А основные силы гарнизона должны были потребоваться не раньше чем на втором и третьем этапах программы.

В общем, все мало-помалу наладилось. Однажды утром ОУМ несколько быстрее обычного завершил плановый облет зоны контроля. Десять дней назад по решению Первого Контролера, который мотивировал это тем, что незачем тратить время и моторесурсы на контроль такой большой зоны, если вот уже на протяжении многих дней не было обнаружено никаких признаков «дикого» генофонда, ни новых поселений, даже брошенных, зона была серьезно сокращена.

Но ОУМ предпочитал иметь запас времени для реакции на неприятные неожиданности и потому всегда планировал для облета гораздо больше времени, чем требовал маршрут. Сегодня «Е-7127» решил завернуть на рудник. Он опустил бот на гребне карьера и вышел наружу. Внизу, блестя кожухами, копошились громоздкие обогатительные комбайны, окруженные похожими на муравьев маленькими фигурками аборигенов. Дежурная смена тактов, грозно блестя доспехами, возвышалась по периметру нижнего котлована. А непосредственно между аборигенами мерно двигались фигуры Вопрошающих, осуществлявшие непосредственный контроль за рабочими. «Е-7127» усилил увеличение, и фигурки рабочих стали видны отчетливее. В этот момент один из Вопрошающих внезапно остановился и развернул сенсорный венец в сторону аборигена. По-видимому, тот проявил неповиновение. Некоторое время Вопрошающий пытался что-то ему втолковать, но потерпел неудачу. Тогда он свернул венец в режим искрового излучателя, но прежде, чем с его сенсоров успела сорваться искра, абориген прыгнул и схватил рукой его отростки. Такты среагировали мгновенно. Почти… Когда векозатвор, предохранявший его видеосенсоры от ослепления, вновь открыл поле зрения, ОУМ разглядел на месте конфликта не только черный контур обугленного тела аборигена, но и труп Вопрошающего с неестественно изогнутой шеей. Похоже, эти люди не умели прощать. И ОУМ почувствовал, что его вновь охватывает пограничное эмоциональное состояние. Но на этот раз оно называлось не бешенство.

3

– Значит, у Торопчиных совсем скудно? – приглушенно спросил Олег. Он лежал на топчане, покрытом медвежьей шкурой, и играл в камешки. Простая такая игра. Поднял один камешек, подкинул, пока камешек кувыркается в воздухе – поднял второй, подкинул два, поднял третий…

– Угум, – ответила Ольга, возившаяся у печки.

Этой осенью морозы ударили рано, без снега, снег пошел позднее и валил неделю без перерыва. Ольга подвернула ногу, несильно, ходить она все-таки могла, но идти с такой ногой в тайгу… Так что они не ушли на зимовье, а остались в деревне.

А зима в этом году будет трудной. Ранние морозы погубили часть урожая. Осенние перелеты в этом сезоне тоже начались рано и охотники припоздали. Дичи заготовили меньше обычного. Все, кроме Олега. У него всегда силки полные. А после первых заморозков до деревни добрались беженцы с востока. Они принесли страшные вести. Снова, как при дедах, с неба налетели лихие люди на огромной железной горе. Они все были огромного роста, с большими жгучими ружьями вместо рук, и даже люди капониров не смогли им противостоять. Гнать беженцев никто и не думал. Люди домов лишились, а многие и родных потеряли, куда им, сирым и убогим, деваться-то? Восточные деревни приютили всех, кого смогли, теперь настала их очередь. А ежели следующие придут, так им дорога далее на запад. Беженцев распределили по избам, но к Рюрикам на постой никого не привели. Их полуземлянка была одной из самых маленьких в деревне, да и не по-людски как-то вешать сиротам на шею нахлебников. Хотя Ольга собрала с огорода хороший урожай лука и картошки, а Олег накоптил изрядно мяса и птицы. Не меньше, чем те же Торопчины. А у них ведь семья сам-восьмой, да еще на постой четверых взяли.

– И Данилины голодают?

Ольга кивнула. Олег замолчал, только правая рука продолжала подкидывать камешки. Пятнадцать вверх, шестнадцатый поднял, шестнадцать вверх, семнадцатый в ладонь, семнадцать вверх… Чтобы посчитать взлетающие камешки, достаточно бросить быстрый взгляд. Не у всех получалось, многие почему-то сбивались на первом десятке.

– А как там мужики, на охоту не собираются?

– Собираются… – Ольга продолжала свои нескончаемые дела у печки.

Олег продолжал играть. Двадцать два камешка вверх, двадцать третий в ладонь, двадцать три вверх… За окном завывала вьюга. Какая уж тут охота… Ольга открыла заслонку печки и ухватом выхватила из печи горшок с гречневой кашей. Под мерное позвякивание камешков достала с полки миски, горшок с топленым маслом, лук, напеченные еще затемно просяные лепешки, половину копченой утки и клюквенный морс.

– Садись за стол.

Количество камешков на ладони, пожалуй, перевалило за четвертый десяток. Точное число посчитать уже было невозможно. Олег подобрал еще камешек, а потом неуловимым движением стряхнул камешки с ладони и сел на топчане.

– Надо идти на охоту.

Ольга отвернулась. Она уже трижды относила еду Торопчиным и дважды Данилиным. Они брали, но неохотно. Не очень-то верили, что у них еды в достатке. Да даже если и так, у сирот брать не принято. Так что когда Олег начал издалека разговор о соседях, она уже знала, чем все это кончится. Брат всегда поступал так, как считал нужным. Он мог бы просто собраться и уйти. А весь этот разговор был всего лишь неуклюжей попыткой немного ее успокоить. Брат серьезно посмотрел на нее:

– Ты же понимаешь…

Ольга кивнула. Брат опять тяжело вздохнул и сел к столу.

Когда он покончил с трапезой и поднялся из-за стола, Ольге стало ясно, что брат решил выходить немедленно. Это же почувствовали и собаки. Буран, Клык и Белолобый начали повизгивать и скрестись в дверь, когда Олег еще ел кашу. Даже Безухая подала голос, хотя считалась псом Ольги, да к тому же была на сносях и поход в лес ей никак не светил. За окошком уже темнело, но брату было наплевать на время суток. Он мог почуять зверя с завязанными глазами. Но ей с утра было как-то не по себе. Да и то, в такую вьюгу из дома-то выйти страшно. Но Олега не переупрямить.

Пока брат одевался, Ольга молча собрала снедь. Немного: соль в тряпице, пара просяных лепешек, кус сала и четыре крупных луковки. Брат предпочитал в лесу не наедаться. Олег надел теплую медвежью фуфайку, меховые штаны, ушанку и валенки. Привязал за спину тугой пружинный арбалет, повесил на пояс большой нож и взял в левую руку рогатину, а правой подхватил широкие охотничьи лыжи, по осени подбитые свежим оленьим мехом. Потом шагнул к сестре, наклонился, поцеловал в лоб, пробурчал:

– Скоро не жди. По такой пурге зверя искать придется, – и вышел за дверь. Ольга тихо опустилась на топчан и наклонила голову. Брат в лесу чувствовал себя как дома, но отчего у нее весь день так тяжело на душе? Что-то случится, что-то обязательно случится…

Ветер ударил в лицо с неожиданной силой. Олег отшатнулся и пригнулся. То ли случайный снежный заряд, то ли вьюга собралась совсем разойтись. Но никакая вьюга не заставит его вернуться. Деревне нужно мясо, и он был единственным, кто мог его добыть. Олег запряг собак в легкую волокушу, бросил мешок с лососевой строганиной и, нацепив на валенки ремешки лыжных креплений, двинулся вперед. Главное – перейти поле. В лесу станет легче.

К следующей полуночи он добрался до знакомого распадка. Здесь скрещивались звериные тропы, ведущие к незамерзающим ключам и к верхним солончакам. Обычно здесь не охотились, чтобы не отвадить зверя, но для охоты с загонщиками у Олега не было людей, а искать след в такую вьюгу тоже было нереально. Оставалась только засада – лучшего места для этого в округе не было. Олегу требовалось не просто мясо, а много мяса. Столько, сколько мог дать олень или, скажем, кабаний выводок. Хотя встреча с кабанами была гораздо более опасной, но тут уж как повезет. Олегу требовалось мясо… и он собирался его получить.

Однако в засаду следовало садиться с утра. Олени и кабаны – животные дневные, вряд ли будут по ночам шастать. Тем более в такую погоду. Отойдя на несколько сотен шагов, он выбрал лощину и развел костер. Нужно растопить снег, чтобы напоить собак. А вероятность того, что завтра звери смогут учуять дымок костра при таком ветре, была почти равна нулю.

Ночь прошла спокойно. Накормив и напоив собак, Олег нарубил лапника и выкопал в снегу глубокую яму, в которой они с собаками и укрылись на ночь. Над хлипкой крышей из еловых ветвей завывала пурга, но внутри небольшой пещерки быстро стало тепло и уютно. Собаки, устроившись на куче лапника вокруг Олега, свернулись калачиком и мерно засопели. А Олег долго не мог уснуть. В общем-то его порыв немного удивил его самого. Конечно, с запасами в деревне было туго, но даже если бы вьюга продолжалась еще несколько дней, особой трагедии не предвиделось. Пусть большая часть охотников действительно обессилела бы от голода, но десяток крепких мужиков для одной охоты все равно отыскался бы. Так какого рожна его понесло в лес по такой погоде? Но, хотя он сам не мог объяснить себе свой поступок, он откуда-то знал, что поступил правильно. С этой мыслью он и заснул.

Проснулся он, как обычно, сразу. Светало. Из-за ветра снега на лапнике скопилось не так уж много, поэтому они с собаками легко выбрались наружу. День обещал быть поспокойнее. Ветер поутих, да и снег сыпал послабее. Слава богу, в котелке, который ночевал вместе с ними в снежной норе заботливо обложенный лапником, вода только чуть подернулась ледком. Олег покормил и напоил собак и немного перекусил сам. Собрал и уложил вещи. Собак отвел подальше и привязал, оставив им еще немного строганины. А потом двинулся в сторону тропы.

Он по широкой дуге зашел к тому месту, где тропа проходила через невысокую седловину и потому слой снега там был невелик, и устроил себе небольшую яму-лежанку, слегка подкопавшись под куст. Кабаны видят плохо, но от оленей следовало укрыться получше. Да и в снегу теплее.

Первыми показались зайцы. Выводок из пары взрослых и пяти подрощенных зайчат неторопливо прошествовал вверх по склону, туда, где расположены солончаки. Зимой зверье может подолгу обходиться без воды, перебиваясь снегом, но вот отказаться от соли… Но такого количества мяса будет маловато. К тому же без силков он мог бы поймать взрослую парочку, упустив малышню и нашумев и натоптав так, что никакого другого зверя можно не ждать. Так что зайцы могли спокойно лакомиться своей солью.

Следующие два часа он стойко ждал. Ждал. Ждал…

Солнце уже пробежало две трети своего пути по небосклону, когда он наконец дождался. Сначала послышался хруст продавливаемого наста. Из-за того, что последнюю неделю не переставая валил снег, наст скрылся под толстым слоем свежего снега, и поэтому хруст звучал несколько приглушенно, но отчетливо. Приближался кто-то большой. Однако звуки не слишком походили на шум прущего напролом кабаньего стада, и Олег повеселел. Перспектива схватки с кабанами после почти восьми часов неподвижного лежания в снежной яме его не очень прельщала. Впрочем, у варианта с оленем были свои недостатки. Если с кабаном можно было не опасаться того, что подраненное животное удерет, для того чтобы умереть за десяток верст отсюда, потому что единственное желание, которое остается в башке раненого кабана, это желание добраться до обидчика, то с оленем нужно было держать ухо востро. Очень многое зависело от первого выстрела. Олег осторожно, стараясь не выдать себя неловким звуком, взвел тетиву и уложил в лоток тяжелый охотничий болт. Некоторое время хруст наста не приближался и не удалялся, будто животное чего-то опасалось.

Олень показался на повороте тропы, когда метель почти совсем утихла, тучи разошлись и на западе наконец проглянуло солнышко. Это был великолепный самец в самом расцвете сил. Золотистые солнечные лучи окрасили веточки рогов в нежно-розовый цвет, и со стороны казалось, будто на голове этого короля лесов выросло чудесное сказочное дерево. Но Олегу было не до красот. Он медленно и аккуратно, чтобы эта гора свежего мяса не испугалась и не исчезла в заснеженной дали, наводил арбалет. В последний момент олень, по-видимому, что-то почувствовал. Он вскинул голову, его ноздри раздулись, а глаз налился тревогой. Но было уже поздно. Звонко тренькнула тетива, и тяжелый арбалетный болт вонзился лесному великану под левую лопатку. Олень взвился на дыбы, захрапел и скакнул назад. Но Олег уже выскочил из ямы и мчался, сжав в правой руке рогатину, а в левой – обнаженный нож. Олень скакнул еще раз, потом еще, но каждый скачок был все короче и короче. На четвертом скачке Олег нагнал смертельно раненное животное и, отбросив рогатину, повис на нем, зацепившись правой рукой за шею, а ударом левой распарывая оленю яремную вену. Фонтан крови хлынул на снег. Олень скакнул последний раз, затем его передние ноги подогнулись, и грациозное животное всем телом рухнуло на снег. Олег набрал в ладонь теплой, свежей крови и по-охотничьей традиции сделал несколько глотков. Первую половину дела он сделал. Олень был хорош – несколько сотен килограммов свежего мяса. Теперь эту гору мяса надо было доставить в деревню.

С разделкой туши и погрузкой мяса на волокушу он закончил только к середине ночи. Пожалуй, он мог бы закончить гораздо раньше, но пожалел оленью шкуру и долго провозился, снимая ее. К тому же собаки вволю полакомились оленьей требухой, и, прежде чем впрягать их в волокуши, надо было дать им время немного переварить пищу. Так что после того как мясо, освобожденное от наиболее крупных костей и укрытое шкурой, было уложено на волокушу, Олег развел большой костер и, натопив снега, как следует помылся. А затем подремал пару часов до рассвета.

Когда рассвело, он поднял собак, дал им немного воды и впряг их в волокушу. Впереди лежало около двадцати пяти верст по засыпанным снегом лесным оврагам и буеракам. Но это была уже дорога домой.

К закату им удалось пройти почти две трети пути. Сразу после полудня выглянуло солнце, но к вечеру усилился мороз. Оставшаяся часть пути была немного полегче и гораздо лучше знакома, и потому можно было попытаться продолжить путь и ночью. Но собаки сильно устали, за вторую половину светового дня Олегу пришлось трижды останавливаться, чтобы дать им небольшой отдых. Он решил сделать большой привал и хорошенько покормить собак. На этот раз Олег выкопал яму под корнями поваленной сосны и кроме хвороста подрубил еще пару крупных пней. К утру мороз должен еще окрепнуть, и следовало сохранить огонь на всю ночь.

Олег проснулся за два часа до рассвета, будто от толчка. Несколько секунд лежал неподвижно, прислушиваясь к тому, что происходит вокруг. Вроде все спокойно, над сдвинутыми бревнами дрожала легкая полоска раскаленного воздуха, рядом мерно посапывали собаки, а чуть вдалеке чернел бугор наваленного на волокушу мяса. Но ведь что-то разбудило его. Ни одним движением не выдавая себя, он чуть приоткрыл глаза. Прямо над головой нависали корни поваленного дерева, а сквозь них сияли крупные предрассветные звезды. И в этот момент где-то неподалеку послышался многоголосый волчий вой, почти сразу же ему ответила еще одна стая, потом еще одна и еще… Олег вскочил на ноги. Собаки уже нервно приплясывали, раздувая ноздри и грозно задрав поленья хвостов. Но волков было слишком много. Только голос подало не менее полусотни глоток. Самым разумным было бы бросить мясо и собак, забраться на дерево и надеяться на божью помощь, но в деревне так нужно это мясо. Да и как бросить Бурана, Клыка и Белолобого? Усилием воли он подавил эмоции и, коротким жестом подозвав собак, быстро запряг их в волокушу. Затем молниеносно воткнул ноги в лыжи и, подхватив лямку волокуши, движением руки послал собак вперед. Будь что будет!

Стая нагнала их через полчаса. Десяток волков, блестя в темноте красными, возбужденными глазами, выскочили из-за полосы молодых елок и бросились на них рычащими серыми призраками. Олег отбросил лямку, полоснул по лямкам собак ножом и перехватил поудобнее рогатину. Первую бестию он поймал еще в прыжке на широкое плоское лезвие. Следующий наткнулся брюхом на выставленное вперед лезвие ножа, а третий достал-таки, вонзив зубы в левую ногу. Однако острые клыки не смогли прокусить насквозь толстые меховые штаны, а в следующее мгновение на вздыбленный волчий загривок упало тяжелое лезвие широкого охотничьего ножа. Еще два удара рогатиной, и Олег развернулся в сторону трех рычащих клубков. Буран, Клык и Белолобый дорого продавали свою жизнь. Олег прыгнул вперед, примерился и коротким точным ударом уменьшил число противников своих собак на одну волчью голову. Еще несколько ударов, и он опустился на снег, переводя дух. Собаки окружили его, еще рыча от возбуждения, однако Буран перемежал грозные взрыкивания жалобным повизгиванием. На него насело сразу трое врагов, и один успел повредить ему лапу. Но лохматый держался молодцом. Особо рассиживаться было некогда, и Олег, наскоро связав обрезанные лямки, дал отмашку. Волокуша вновь двинулась вперед.

По каким-то своим причинам волки не трогали их до самого рассвета. Впрочем, вполне вероятно, что ближайшая стая утоляла голод еще теплыми трупами своих собратьев, оставшимися на месте их первой схватки. Оттуда неслись хриплое рычание и отчаянные взвизги. В течение нескольких часов серые хищники сопровождали человека и собак, не вступая в борьбу. Перелом наступил, когда впереди уже показались дымы деревни. По-видимому, волки забеспокоились, что добыча может от них ускользнуть. Олег и собаки как раз задыхаясь вытащили волокушу из очередного овражка, как вдруг из перелеска побежали хищные серые тени. Их было так много, что Олег, машинально начавший было считать нападающих волков, бросил это бесполезное занятие на третьем десятке. Их было СЛИШКОМ много. Даже мужественные псы, ночью отчаянно бросившиеся в схватку, на этот раз, только повизгивая, жались к волокуше. Олег поглядел в сторону дымов, но до деревни было далеко. Олег почувствовал, как в нем снова вздымается волна бешенства, на этот раз он не стал ей противиться. Он слышал, что бешенство притупляет чувство боли, а значит, если ему суждено сложить здесь свою голову, он сможет захватить с собой побольше этих проклятых бестий. Он отступил назад, достал нож и воткнул его в обледенелую гору мяса под левую руку, а затем перехватил поудобней рогатину. Первых трех тварей он подколол одну за другой, а затем налетела целая стая. Где-то правее катался клубок из трех собак и не менее десятка волков. Его опрокинули на землю, на правой руке висело целых две волчьих пасти, еще несколько терзали ноги, а одна тварь, обдавая его жарким дыханием, пыталась добраться до горла. Но нож он так и не выпустил.

Что произошло потом, Олег помнил смутно. Просто та волна бешенства, которая все это время росла в нем, наконец накрыла его с головой. На мгновение он почувствовал дикую боль в висках, потом его будто пронзил разряд молнии, а затем… все исчезло. Волки замерли, будто бы их всех одновременно охватила какая-то судорога, а сам он как бы оглох. Олег отбросил локтем повисших на нем оцепеневших зверей и поднялся на ноги. Порывы сильного ветра, до того бросавшие в лицо стылую поземку, утихли. Ему показалось, что это странное оцепенение охватило весь окружавший его мир. Но волки, хотя и странно замершие, никуда не исчезли. Олег подобрал рогатину и шагнул вперед. Следовало воспользоваться этим странным оцепенением и хотя бы немного изменить соотношение шансов в свою пользу.

Это была странная схватка. Он двигался вперед, как будто преодолевая невидимую преграду. Фонтанчики снега, которые взметали его валенки, странно медленно взлетали в воздух и еще более медленно опускались. И с каждым шагом любое движение начало требовать все больше и больше усилий. Олег задыхался, пот, который, казалось, выступал на коже от каждого шага, так же мгновенно и высыхал, как будто его кожа была горячее раскаленной сковородки. При очередном ударе надежное дубовое древко рогатины переломилось в его руках как трухлявая палка.

А в глазах оцепеневших волков ему почудился какой-то подспудный, первобытный страх. У него уже не было сил, чтобы что-то понять. У него не было сил даже на то, чтобы задуматься. Шаг, взмах ножом или остатком рогатины – волчья голова повисает в воздухе, уже отделенная от тела. А сил на новый шаг становится все меньше и меньше, а впереди еще волки, оцепенело припавшие к земле или застывшие в угрожающем прыжке…

Когда Олег покончил с последней тварью, то почувствовал, что мышцы деревенеют от страшного напряжения. Он тупо удивился, но сил уже не оставалось даже на это. Ноги подогнулись, и он сел в снег. Тут у него закружилась голова. Несколько мгновений пытался удержаться, чтобы не рухнуть лицом в снег, но на это усилие, как видно, ушли последние силы, и он все-таки упал. В глазах потемнело, Олег почувствовал, что сознание его покидает. Последнее, что он услышал, был отчаянный собачий лай. Мелькнула мысль: «Мясо… деревня…», а потом на него навалилась темнота.