Текст книги "Ада(СИ)"

Рано утром, как это уже стало привычным в последнее время, Аду разбудил негромкий женский голос, что-то недовольно бормочущий себе под нос. Она прислушалась.

– Ходют и ходют... А ты убирай по три раза в день.... Пыль протирай... Следы за ними подтирай.... Не могут ноги на входе вытереть лишний раз, а потом – Зина тут, Зина там... Убирай, убирай... Что б вы все провалились...– Женский голос все бормотал и бормотал, что-то уже совсем неразборчивое. Был только слышен стук передвигаемой мебели и шорканье тряпки по полу.

Ада сидела на каменной полке, подстелив под себя пальто и поджав ноги. Так для неё проходил день за днём. Девочка старалась не думать о том, что она будет делать завтра. Все свелось к простым вещам: найти еду, найти воду и не дать найти себя.

Когда особняк пустел, Ада выбиралась из камина и отправлялась бродить по этажам. Постепенно, ночь за ночью, она изучила дом до самого последнего закоулка – от первого до последнего этажа. Легкими, неслышными шагами она пробиралась в темноте на кухню, жадно вдыхая вкуснейшие запахи, витавшие вокруг. Там можно было добыть сухарь, иногда подобрать кусочек оброненного сахара, или найти что-нибудь в ведре с объедками, оставленного по недосмотру кухонными рабочими. Ещё ей очень хотелось лечь на мягкий уютный диван, стоявший в комнате отдыха, вытянуть ноги и выспаться. Она очень мало спала днём, боялась пошевелиться во сне и упасть. А ночью мерзла от холода, идущего от каменных стен.

Однажды, прокравшись на кухню, Ада нашла на разделочной доске забытый кусочек сала. Долго она стояла перед столом, не в силах отойти. Девочке очень хотелось схватить сало, сунуть в рот и с наслаждением жевать, смакуя каждый кусочек. Но с огромным трудом, Ада сдержала себя. Она понимала, что периодическое исчезновение хлеба, овощей и копание в мусорном ведре, списывают на мышей, которые водились в особняке. Для борьбы с ними завели кота, которого держали в клетке, выпуская только по ночам. Но если пропадет сало, то заподозрят неладное и тогда могут обыскать особняк с собаками, которые быстро найдут её убежище. А пока...

Это была жизнь... Пусть опасная, с ежеминутным риском быть обнаруженной, затравленная, но все таки жизнь.

Скоро Ада знала всех офицеров и солдат, хотя никогда их не видела. Она различала их по голосам, походке, запаху и развлекала себя, представляя, как они могут выглядеть. Старалась по интонации голоса понять, о чем разговаривают. Именно так, сначала интуитивно, а потом уже осознанно, Ада стала понимать разговоры офицеров, что им докладывают вестовые, о чём переговариваются солдаты.

А в моменты, которые нужно было просто перетерпеть, Ада представляла себе своих родных. Обычно это случалось под вечер, когда особняк постепенно пустел, но ещё нельзя было выйти. По дому расхаживали солдаты, устраивая проверки, уборщица приводила в порядок кабинеты, секретари раскладывали канцелярию. Тогда девочка представляла себе маму, и рассказывала ей, как прошёл сегодняшний день, что она узнала нового, с кем, пусть и мысленно, но поговорила.

Когда Ада уставала сидеть, она делала легкие упражнения, старательно двигая руками и ногами. Постепенно девочка привыкла к своему добровольному заточению, тяжелее всего было днём, когда очень сильно хотелось пить и есть. Голова становилась тяжёлой и хотелось спать. Но спать было нельзя. Ада боялась пошевельнуться во сне и упасть с полки вниз. Что бы отвлечься, девочка придумала игру – она слушала голоса и пыталась угадать, кто сейчас находится в кабинете, и о чем они говорят.

* * * * * *

– ..... Как тебе эти сигары, Вилли?

– Великолепно. – Ответил Вилли. – Генрих, ты просто волшебник!

Генрих рассмеялся.

– За это нужно поблагодарить моего брата.

– А где твой брат сейчас?

– Он воюет в Африке, у Роммеля. Напинали англичанам у Тобрука, так что эти трофеи прямо оттуда.

Вилли негромко рассмеялся.

– Да-а, англичане знают толк в сигарах. Как и французы в хорошем вине.

Послышалось журчание льющегося вина, заполняющего бокалы.

– Мой друг прислал мне парочку бутылок.

– Ого! – воскликнул Генрих. – Прямиком из Парижа?

– Именно оттуда. Прошу. Воздадим должное этому славному напитку....

* * * * * *

– ..... Господа офицеры! – Голос говорившего был глубок, по-особому властен и наполнен нотами безукоризненного подчинения.– Это год принес нам много славных побед. Пусть русским удалось сдержать наше победоносное наступление, но уверяю вас, это ненадолго. Наши доблестные войска, ведомые несгибаемой волей великого фюрера, добудут себе победу и славу на полях сражений. Эта страна будет нашей. Её богатства будут принадлежать Великому Рейху. Хайль Гитлер!

Ответом ему был радостный рев луженных глоток.

– Хайль! Хайль! Хайль!

Раздался звон бокалов, заиграла музыка и почти до самого утра Ада, сидя в своем убежище, слушала пьянеющие голоса, заглушаемые то бравурным маршем, то нежно-лирической музыкой.

* * * * * *

– .... А я говорю, что не все приказы нужно выполнять.

– Но почему, герр гауптман? – Лениво протянул барственный голос.

– Потому что иногда приказы бывают преступными. – Отрезал жесткий голос гауптмана.

– То есть, вы хотите сказать, что наш фюрер отдает преступные или, точнее говоря – неправильные приказы? – Сурово спросил говоривший.

– Не нужно передергивать, Зигель, я вам не фендрик. – Презрительно отрезал гауптман. – Не приписывайте мне то, что я не говорил. У вас не получится заработать на мне награду.

– Но как вас понимать?

– Отставить, Зигель! – Вмешался властный голос. – Вы пьяны!

– Тогда я хочу предложить тост. – Не унимался Зигель. – За здоровье нашего фюрера. И с днем рождения фюрера!

В ответ прозвучало уже привычное.

– Хайль Гитлер!

С хрустом разбился об пол бокал.

– Грайнц! Грайнц! Черт тебя побери!

Дверь со стуком распахнулась и молодой голос отрапортовал.

– Господин обер-лейтенант, унтер-офицер Грайнц....

– Где вы ходите, Грайнц? – Мрачно поинтересовался Зигель. – Убрать с пола стекло и принесите дрова.

– Так точно, господин обер-лейтенант.

Вскоре по половицам зашуршал веник и было слышно позвякивание стекла о железный совок. Ада услышала, как где-то, совсем рядом, на пол упали дрова.

– Ваше приказание выполнено! – Доложил Грайнц.

– Свободен. – Скомандовал Зигель.

– А зачем вам дрова, Зигель? – Спросил гауптман.

Пьяно растягивая слова, Зигель ответил.

– А вы что не видите? В углу стоит такой чудный камин. Сейчас я его растоплю. – Зигель принялся раскладывать поленья в камине. Ада поджала под себя ноги и с ужасом наблюдала как внизу проворные руки выкладывают пирамидку из дров. – И славно посидим у огонька, как в старые добрые времена. Верные боевые друзья...

– К сожалению, это невозможно. – Заметил невозмутимый голос, странно растягивая слова.

– Это почему? – задиристо спросил Зигель, не прекращая своего занятия.

– Русские разобрали трубу на чердаке и заложили её кирпичом. Так что придется довольствоваться печкой.

Послышался грохот дров, разлетевшихся по полу.

– Ну зачем же вы так, Зигель. Вон сапог в смоле запачкали.

– Проклятая страна.. Проклятые русские... Всё у них не так – воюют не как в цивилизованных странах, в плен не сдаются... Эти чертовы партизаны... Варвары..

– А вы с ними как воюете? Честно? Берете в плен, морите голодом, расстреливаете, вешаете, грабите, насилуете, выгоняете из домов на мороз. Как вы хотите после этого, что бы с вами воевали?

– Вы слишком много говорите, Бреннан.

– А что же вы мне не угрожаете, Зигель? Давайте, попробуйте меня напугать. Только учтите – мне завтра на фронт, так что не говорите об окопах. Расстреляете? Отдадите под суд?

– Вы слишком много говорите. – Повторил Зигель.

Послышался звук падающего тела.

– Ну во-о-от. Эй, кто там? Как его? Грайнц!!

Дробно простучали каблуки солдатских сапог.

– Так точно, герр гауптман!

– Заберите обер-лейтенанта. Возьмёте бричку, доставите его на квартиру и уложите спать. Выполнять.

– Слушаюсь...

* * * * * *

– Выпей, Вилли, тебе это сейчас необходимо.

–Ты даже не представляешь насколько, Генрих. Боже, как я устал....

– Что там было?

– Это просто кошмар. Нам удалось разделить красных на две части – одну мы прижали к реке, а вторую – загнали в деревню. Они оставили заслон и попытались вплавь перебрать через реку.

– И что же? – с интересом спросил Генрих.

– Да ничего у них не получилось. – После длинного глотка ответил Вилли. – Солдаты на БТР передавили заслон, у них совсем не было патронов, и как щенков перетопили плывущих. Даже устроили состязание – кто лучше стреляет. Я утопил троих.

– Интересно. Жаль у меня не получилось поехать. – Сожалеюще вздохнул Генрих. – А что с теми, которые были в деревне?

– С ними не стали церемонится. Окружили село и сожгли дом за домом. Теперь там большой ленинский костер.

Офицеры громко засмеялись незамысловатой шутке.

– Но там же наверняка были мирные жители.

– Если пустили к себе партизан,– наставительно произнес Вилли, – значит сами тоже партизаны. А жизнь одного солдата вермахта, стоит дороже нескольких жизней местных.

* * * * * *

Когда все затихало и особняк погружался во мрак, Ада все так же тихонько спускалась со своей полки, выбиралась наружу из камина и отправлялась в свой еженощный обход. Она уже не боялась, что её смогут застать врасплох. Девочка до минуты могла предсказать, в какое время истопники будут топить печи, когда придут рабочие кухни или уборщицы.

А охранники, топающие своими сапогами и крепко пахнущие сигаретным дымом, были для нее слышны задолго до того, как они поднимались на этаж. Как-то раз, Ада пропустила пересмену караула, и едва не попалась. Спасло её то, что она успела юркнуть на кухню и притаиться под столом, сжавшись в комочек, пока солдаты неторопливо проверяли кухню. А потом они устроили себе ночной ужин, достав из холодильника сало и хлеб. После этого кухню стали закрывать на замок и девочке пришлось помучаться, пока она не наловчилась найденным гвоздем открывать дверь. Этот случай заставил её быть ещё осторожнее.

Ада подошла к двери туалета и медленно потянула створку двери на себя. С недавних пор, дверь стала скрипеть и девочка припасла маленький кусочек жира, который она подсунула, разделив надвое, под верхнюю, а затем и под нижнюю петли. Открыв и закрыв несколько раз двери, она убедилась, что они перестали скрипеть. Девочка быстро сделала свои дела в туалете и подошла к раковине, как всегда простирнуть свое бельишко и умыться. Это необходимо было делать, что бы не зарасти грязью, и смыть сажу, оставшуюся в трубе и липнувшую к телу.

Подойдя к умывальнику, Ада застыла в изумлении, перешедшим в страх. На самом краю раковины, на бумаге, лежал кусочек хлеба и рядом маленький кусочек мыла. Девочка судорожно отступила на шаг. Испуганная мысль метнулась в её голове: кто-то про неё узнал. Но кто? Не сводя глаз с хлеба и мыла, она медленно шагнула к раковине, открыла тихонько кран и стала умываться. Обтеревшись тряпкой, Ада напилась воды и так же медленно отступила к двери и прислушалась. Из коридора не доносилось ни звука.

Только когда Ада уже привычно устроилась на полке внутри камина, она облегченно выдохнула. Но время от времени дрожь пробегала по её телу. Кто-то знал про неё. Но кто? Немцы? Но зачем тогда им класть для нее хлеб и мыло? Туалет был общим, и мыло каждый приносил свое. Но даже если предположить, что обмылок кто-то забыл, то хлеб просто так не оставляют. Немного подумав, Ада решила, что это были не немцы.

Немцы народ прагматичный, и им было бы проще привести собак и найти её по запаху. Именно поэтому девочка была всегда так осторожна и никогда не брала на кухне сало, или мясо, довольствуясь хлебом.

Тогда кто??

Так в раздумьях Ада провела остаток ночи, задремывая и вскидывая голову каждый раз, когда ей казалось, что она падает с полки. Не менее тяжелым для неё был день. Не выспавшись за ночь, девочка с тяжелой головой напряженно вслушивалась в разговоры находящихся в комнате, пытаясь понять – ищут её или нет?

На следующую ночь история повторилась. Так же прокравшись в туалет, Ада увидела лежавший на раковине, на обрывке газеты кусочек хлеба и небольшой обмылок. Правда теперь на хлебе ещё лежал кусочек сахара, на который, едва сдерживая подступавшие слюни, жадно смотрела девочка. Но Ада так ничего и не взяла. Она так же напилась, сходила в туалет, умылась, осторожно спустила воду и быстро вернулась назад, в комнату с камином.

Глава 11.

Оперативная сводка за сентябрь 1943 года.

Войска Степного фронта, успешно форсировав реку Ворскла, после трехдневных упорных боёв, 23 се н тября овладели областным центром Украины – городом Полтава.

Войска Брянского фронта, продолжая стремительное наступление, с боем овладели важнейшим желе з нодорожным узлом и городом Унеча. На Днепропетровском направлении наши войска продолжали наступление, и продвинувшись вперёд от 5 до 10 километров, заняли свыше 30 населённых пунктов, в том числе крупные населё н ные пункты Бабайковка, Преображенка, Топчино, Магдалиновка, Очеретоватое, Кулебовка, Илларионово, Пе т ровка, Весёлый.

На Кременчугском направлении наши войска вели успешное наступление, и продвинувшись вперёд от 10 до 15 километров, заняли свыше 140 населённых пунктов, среди которых крупные населённые пункты Большие Липняги, Ясоловецке, Трубайцы, Семионовка, Степановка, Дзюбовщина, Белоцерковка, Бирки, Лобачи, Братешки, Антонцы, Бугаевка, Войтовка и железнодорожные станции Уманцевка, Решетиловка, Братешки, Сагайдак. На Киевском направлении наши войска продолжали развивать успешное наступление и продвинувшись вперёд от 10 до 15 километров, заняли свыше 200 населённых пунктов, в том числе районный центр Полтавской области Гл е мязово, крупные населенные пункты Рожны, Рожевка, Богдановка, Большая Дымерка, Гоголев, Красиловка, Треб у хово, Дударково, Старое, Вергуны-Пологи, Хоцки, Песчаное и железнодорожные станции Бобрик, Дымерка, Бар ы шевка.

На Гомельском направлении наши войска, продолжая развивать успешное наступление,продвинулись от 10 до 20 километров, заняли свыше 300 населённых пунктов, среди которых крупные населённые пункты Васил ь евка, Марьинская, Цынка, Луговец, Лопазна, Великая Дуброва, Красновичи, Старая Гута, Найтоповичи, Дареевичи, Истобки, Карповичи, Соловьевка, Шумиловка, Петровка, Дубровное, Куликовка, Петрушин, Полуботки, Карховка, Видельцы.

На Смоленском направлении наши войска вели успешное наступление, и продвинувшись вперёд от 10 до 15 километров, овладели городом Починок, а так же заняли свыше 150 населённых пунктов, среди которых кру п ные населённые пункты Перфилова, Понасково, Пузаново, ( 15 километров северо-восточнее Смоленска), Лаптево, Вернибисово, Путятинка, Пищалово, Салова, Лучеса, Хмара, Мочулы и железнодорожные станции Пересна, Па н ская, Рябцево, Приднепровская, Нардымово, Пересветово.

Наши войска, наступающие северо-западнее Смоленска, продвинулись вперёд от 5 до 7 километров и з а няли свыше 40 населённых пунктов, среди которых крупные населённые пункты Дрозды, Тарасенки, Мартиново, Попары, Осиповка, Скубятино, Сирицы, Макунино, Чачина, Сыро-Липки. В течении 22 сентября наши войска на всех фронтах подбили и уничтожили 28 немецких танков. В воздушных боях и огнём зенитной артиллерии было сбито 62 самолёта противника.

Для девочки настали тяжелые времена. Растущий организм требовал еды и Аде все труднее становилось сдерживать себя в ночных походах. Иногда ей казалось, что особняк пропитан едой. Она улавливала малейший запах съестного и могла найти самую маленькую крошку на полу, как мышка. Правда, у мышки не было такого большого тела, постоянно хотевшего есть.

Ада осторожно выбралась из камина, на цыпочках прошла по коридору и зашла в туалет. Сторожко пригляделась. Снова, на раковине лежал ломтик хлеба с кусочком сахара и рядом небольшой обмылок.

Была не была, – решила Ада и подхватила свалившееся на неё богатство. Ну не могут это быть немцы. Они поступили бы проще.

Намыливая руки, а затем и лицо, девочка впервые поняла, как много на ней грязи. Когда она осторожно смыла пену, то почувствовала себя необъяснимо чистой и счастливой. Потом, уже сидя на полке в камине, Ада медленно жевала хлеб, держа его над раскрытой ладошкой, стараясь не уронить ни крошки, и аккуратно лизала сахар, вспоминая давно позабытый вкус. В ту ночь, она вытянулась, насколько могла на полке и заснула, чувствую необыкновенную сытость. Впервые за многое время.

– Да что же это такое... – Ворчливый голос вырвал Аду из неглубокого сна. Она видела сон. Впервые, за прошедшее время.

Ей снилось, как она, ещё перед войной, вместе с отцом и братиком ездила в Полтаву. Поездкой наградили отца, за хорошую работу. Девочка помнила свое изумление, когда увидела дома, стоящие на Круглой площади, осмотрели Монумент славы, побывали на смотровой площадке Белой беседки, поедая мороженное и зачарованно наблюдая, как величественно несет свои воды красавица Ворскла.

Не обошлось без посещения места полтавской битвы, где когда-то сошлись в бою две великие армии – русская и шведская. А после обеда, они пошли в кинотеатр и потом, Ада ещё целую неделю пересказывала, что она видела, под восхищенными взглядами мальчишек, мечтающими побывать на её месте.

Это было самое счастливое событие в жизни девочки. Только теперь эти воспоминания не приносили ей радости. Она знала, что это больше никогда не повториться. И папа, и братик так и останутся в её памяти веселыми и счастливыми, как тот теперь уже далекий, летний день.

–... да что же это такое... – Прислушалась девочка к сердитому ворчанию. – Ну нет никакой на них управы. Это же надо так загадить все!

Аде был знаком этот ворчливый голос. Это была Зина, которая приходила убирать комнаты.

– Вот так всегда – все сожрут, подъедят. Нет что бы оставить что-нибудь, какую-нибудь крошечку детям отдать.

Зина что-то ещё всё говорила и говорила, только Ада не слушала. Девочку пронзила неожиданная мысль – а что если хлеб и мыло оставляет Зина? Ведь ей это сделать проще всего. После неё никто не заходит в уборную – солдаты пользовались туалетом на первом этаже и не заходили в этот, расположенный на втором этаже. И утром она приходит раньше всех.

Теперь ей стало немного легче. С этого дня жизнь у девочки началась просто царская. Кроме того, что она добывала иногда на кухне, у неё был ещё и целый кусочек хлеба в день, а иногда и с сахаром. Она забирала их с собой и неторопливо, по крошке, растягивала на целый день, едва удерживаясь, что бы не съесть все это сразу. Ада не знала, как Зина догадалась о ней. Может по мокрым следам, которые оставила по неосторожности девочка, или по каким-то ещё причинам. Это было неважно – главное у Ады появился свой ангел-хранитель, помогающий ей выжить.

Между тем, девочка понимала, что происходит что-то непонятное. В действиях солдат и офицеров стало больше суеты, приказы отдавались резче и жестче, и офицеры уже не так часто собирались посидеть в большой комнате. И настроение у них уже было не такое благодушное, как раньше.

Ночью Ада, как не первый раз, вылезла из камина и направилась осторожно в уборную. Там она как всегда сделала все свои дела и захватив хлеб и мыло, вышла из туалета.

Ада шла по коридору, когда её внезапно осветил тусклый, мерцающий свет электрического фонаря. Девочка застыла на месте, не в силах идти дальше. Она медленно повернула голову. Луч фонаря сдвинулся и упирался слабеющим лучом ей в живот. Обострившимся зрением Ада разглядела худую, нескладную фигуру, одетую в мешковатый мундир. Внезапно солдат издал невнятный возглас и фонарь полетел на пол. С треском лопнуло стекло и свет погас. Резко повернувшись, солдат опрометью бросился прочь и тяжелые сапоги застучали по лестнице вниз.

И тут Ада опомнилась. Неслышно переступая босыми ногами, она юркнула в комнату и перешагнув через решетку камина, забралась на полку, поджав ноги и сжавшись в комочек.

Через какое-то время, она услышала, как по коридору затопали тяжелые шаги, то приближаясь, то отдаляясь. Резко щелкнул выключатель и комнату залил яркий, электрический свет. Послышался шум отодвигаемой мебели, неясные хлопки. Наконец все успокоилось.

– Итак, Ланге? Расскажи нам ещё раз, что ты видел? – Низкий, без эмоций голос, казалось, сам по себе нёс угрозу.

– Господин фельдфебель, я уже рассказывал.. Там. В караулке.. – Нерешительно проблеял неуверенный голос.

– А ты расскажи ещё раз. – Настоятельно потребовал фельдфебель.

Послышался шум отодвигаемого стула и легкий скрип, когда массивное тело уселось на сиденье.

– Это была... – Начал молодой голос и замолчал.

– Смелее. Смелее. – Подбодрил его фельдфебель.

– Это была девочка. В белом платье. Или сорочке. Я плохо разглядел. С длинными волосами и она что-то держала в руке.

– А почему ты её плохо разглядел? – Спросил кто-то ещё.

– Погоди, Шнейдерманн. – Скрипнул стулом фельдфебель. – Не перебивай.

– Когда я её осветил, она посмотрела на меня. У нее были большие глаза и они сверкнули... Я... Я...– Солдат всхлипнул и замолчал.

– Ты испугался? – Утвердительно вопросил фельдфебель. – Ясно. Не мотай так головой – нам понятно. Ну что скажешь, Шнейдерманн?

– А что говорить? – Шнейдерманн недовольно вздохнул. – Чужих здесь нет и быть не может. Мы все тщательно осмотрели. Спрятаться здесь негде. Вот только....

– Что только? – Напористо потребовал фельдфебель.

– Вы же помните Геккеля?

– Да. И что? Какое он имеет к этому отношение?

– Он, ещё до того как загремел на фронт, рассказывал, что при обходах замечал странные вещи – то тень какая-то мелькнет, то сама собой вода в туалете шумит. – Шнейдерманн помолчал. – А иногда видел следы. Мокрые. В коридоре, на полу. Детские.

Ада ещё сильнее, хотя казалось, что это было невозможно сделать, сжалась на полке.

– Рассказывали, как два года назад приводили еврейскую девочку..

– Ну и что? – Недовольно сказал фельдфебель. – Какое она к этому имеет отношение?

– Так вот, – неторопливо продолжил солдат, – её привели сюда, но отсюда она так и не вышла. И никто её больше не видел. Офицеры сказали, что она сбежала. Но солдаты говорили, что девочка пропала. Просто пропала. И возможно, это она тут бродит. Её неуспокоенная душа.

– Ты сам понимаешь, что говоришь? – Удивленно спросил фельдфебель.

– Я то понимаю. – Шнейдерманн вздохнул. – И поэтому, говорю только вам. А вот Геккель, за такие разговоры, загремел на фронт.

– Поня-а-а-ятно. – Раздумчиво протянул фельдфебель и замолчал.

Какое-то время стояла тишина. Лишь было слышно негромкое постукивание чего-то металлического об стол.

– Значит так, камрады, – наконец проговорил фельдфебель. – Вы ничего не видели, и мы ничего здесь не искали. Это понятно?

– Так точно! – Обрадовано отчеканил Шнейдерманн.

– Но как же, господин фельдфебель.. – Протестующе начал Ланге.

– Что-о-о? – Угрожающе заворчал фельдфебель. – Ты что, Ланге, на фронт захотел? Или под трибунал?

– Никак нет, господин фельдфебель.

– Или мне утром доложить, что в комендатуру проникло неизвестное лицо, а ты его упустил?

– Никак...

– Молчать! – Голос фельдфебеля был страшен. – И сейчас молчать! И потом молчать! Ты меня понял, Ланге?

– Так точно! – Испуганно ответил Ланге.

– Иначе ты у меня живо пойдешь под трибунал. И попадешь на фронт, или нет – это ещё большой вопрос – под трибунал! Кругом! Шагом марш отсюда!

Четко простучали сапоги по полу и смолкли за дверью. В комнате стояла тишина.

– Ну, а ты что скажешь, Шнейдерманн? – Тяжело вздохнул фельдфебель.

– А что тут говорить? – Рассудительно ответил солдат. – Молчать надо. А иначе загремим под суд. И на фронт.

– Скоро фронт сам к нам придет – и ехать к нему не нужно будет. – Невесело проговорил фельдфебель. – Совсем немного. Как ты думаешь, этот болван будет молчать?

– Да, господин фельдфебель. Я ему ещё в казарме, после караула, объясню, что болтать не следует.

– Понятно. Пошли, солдат.

Снова простучали по половицам сапоги и дверь кабинета тяжело захлопнулась. Ада сидела на полке, её стал трясти озноб. Девочка крепко обхватила себя руками, в тщетной попытке успокоится. Не хотелось даже думать, что произошло, если бы её нашли.

На следующий день в особняке поднялась сильная суматоха. Постоянно заходили и выходили люди – Ада чувствовала это по сотрясению стен, было слышно, как что-то перетаскивали, заносили, и снова выносили. И все это сопровождалось резкими и громкими командами.

С наступлением ночи суматоха в особняке не прекратилась, а казалось, ещё больше усилилась, и девочка не рискнула выйти наружу. К утру все стало стихать. Со двора слышался рев моторов, который стал постепенно замолкать. В особняке наступила тишина. Ада сидела так же на полке, не решаясь выйти наружу. Ей очень хотелось пить и есть. От жажды немного помогала пуговица, которую она оторвала от платья и засунула в рот. Девочка примостилась на полке и забылась чутким, тревожным сном.

Ада не знала, сколько спала, то впадая в забытье, то ненадолго просыпаясь, но проснулась она от каких-то странных, новых звуков, ей непонятных. Девочка вслушалась. Говорили двое мужчин, и в их словах было что-то знакомое, и Ада не могла понять что.

Внезапно она поняла – мужчины говорили на русском языке. Девочка зажала ладошкой рот, подавляя невольный крик, который едва не вырвался наружу. Ведь это могли быть полицейские, занявшие оставленное немцами здание или кто-нибудь ещё.

Весь день Ада сидела и, забыв о голоде и жажде, напряженно вслушивалась в доносившиеся разговоры. Да и запахи теперь были совсем иные. Не такие, как раньше. Вечером Зина не пришла убираться, и девочка не стала выходить наружу. Так в тревожном ожидании прошел ещё день. На третий день Ада не выдержала. Нестерпимая жажда, мучившая её и голод, стали невыносимы. Девочка спустила вниз ножки и осторожно сползла с полки. Опустившись на пол камина, она шагнула через низкую решетку.

Глава 12.

Директива Ставки Верховного Главнокомандования командующим войсками и членам военных советов 1-го Белору с ского и 1-го Украинского фронтов N 11072 об изменении отношения к немецким военнопленным и гражданскому населению

1. Потребуйте изменить отношение к немцам как к военнопленным, так и к гражданским. Обращаться с немцами лучше. Же с токое отношение с немцами вызывает у них боязнь и заставляет их упорно сопротивляться, не сдаваясь в плен. Гражданское население, опасаясь мести, организуется в банды. Такое положение нам невыгодно. Более гуманное отношение к немцам обле г чит нам ведение боевых действий на их территории и, несомненно, снизит упорство немцев в обороне.

2. В районах Германии к западу от линии устье реки Одер, Фюрстенберг, далее река Нейсе (западнее) создавать немецкие администрации, а в городах ставить бургомистров – немцев. Рядовых членов национал-социалистической партии, если они лояльно относятся к Красной армии, не трогать, а задерживать только лидеров, если они не успели удрать.

3. Улучшение отношения к немцам не должно приводить к снижению бдительности и панибратству с немцами.

– Ставка Верховного Главнокомандования – И. Сталин

Части Красной Армии, заняли город, поспешно оставленный немецко-фашистскими войсками, практически без боя. Вырвавшиеся вперед танковые батальоны, обошли город и двинулись дальше, создавая угрозу окружения. После двухлетней оккупации город был освобожден. Гнетущая атмосфера встретила освободителей. Не было семьи, которая бы не пострадала от зверств оккупантов, много домов было разрушено или сожжено.

Все это отмечал своим мрачным взглядом капитан Серов. Несколько месяцев назад, получив ранение в грудь, при выходе из госпиталя он был признан ограниченно годным к строевой службе, и назначен на должность коменданта.

Особняк, стоящий отдельно на площади, капитан заприметил сразу и приказал занять его под комендатуру. Комендантский взвод быстро очистил здание и Серов, пройдя по этажам, с удовлетворением заметил, что при бегстве немцы не успели ничего сломать или испортить. Саперы проверили здание на предмет мин и комендатура начала свою работу.

Большой кабинет капитан присмотрел для себя. Ему понравился само помещение, стоявшая там мебель, картины на стенах и вид из окна. Единственное что он сделал, это собственноручно выбросил на помойку портрет Гитлера.

Первые дни прошли в сплошных заботах. Работы было много, и с некоторым неудовольствием Серов решал навалившиеся заботы. Сегодня с утра он почувствовал себя неважно. Разболелась рана, тянуло в груди, болела голова и капитан послал вестового в госпиталь за лекарством. От обилия бумаг рябило в глазах, и от нудной боли невозможно было сосредоточиться. Серов сердито откинул ручку, отодвинул бумаги, закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Стало хорошо и покойно.

За шумом из-за окна и выкриков солдат во дворе, он решил, что легкий шорох сначала ему почудился. Открывать глаза было откровенно лень. Шорох повторился ближе. Серов нехотя, медленно открыл глаза.

Увиденное заставило его подскочить в кресле. Прямо перед столом стояла девочка. Она была одета в замызганное, поношенное светлое платье, которое ей было откровенно мало, на ногах рваные чулки, в руке девочка держала разбитые ботиночки. Отросшие, спутанные и грязные волосы закрывали лицо, и сквозь них просвечивалась бледная, белая кожа и большие темные глаза.

Капитан судорожно хватанул кобуру, не попадая по застежке. Ставшая мокрой ладонь, соскальзывала с пряжки. Трясущейся рукой, он наконец откинул клапан кобуры и выхватил пистолет. Взведя курок, выкинул оружие вперед и нажал на спуск. Гулко ударил выстрел.

Раздавшийся выстрел отрезвил Серова. Он опустил пистолет и едва дыша, опустошенный, стал рассматривать девочку, стоявшую перед ним.