Текст книги "Граф Сен-Жермен"
Автор книги: Роман Белоусов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)
Первым бриллиантом, который Акель-хан предложил Тавернье рассмотреть, был большой камень, ограненный розой (вид огранки) и имеющий форму половинки разрезанного яйца. На нижней стороне он заметил легкую трещину и желтый изъян в нем. Но в общем это был бриллиант отличной воды, весом 319,5 рати, что составляет 280 каратов, «Я узнал, – пишет далее Тавернье, – что этот камень подарил Шах-Джехану переметнувшийся к нему и предавший своего господина короля Голконды Мир-Джумла. Но тогда это был необработанный камень весом в 787 каратов и в нем было несколько изъянов».
Тавернье довелось увидеть в Индии многих гранильщиков алмазов, которые, однако, не обладали, как он заметил, большими познаниями и не были более искусны по сравнению с европейскими мастерами, один из которых – Луи Беркен еще в 1476 году первым применил способ шлифовки алмазов металлическими дисками с алмазным порошком. Но то, что умели делать индийцы и в чем, они, видимо, превзошли европейцев, так это искусство скрывать пороки драгоценного камня, нанося на него множество мелких граней. Первоначальная же форма камня оставалась неизменной. Индийские гранильщики использовали вертикальное колесо для шлифовки и полировки камней, вращая его при помощи ремня, который приводился в движение рукой через шпиндель, в то время как другая рука прижимала камень к плоскости колеса. При таком способе невозможно было добиться, чтобы грани были по-настоящему плоскими. (Возможно, именно секретами индийских мастеров владел Сен-Жермен и поэтому смог на удивление всем излечить бриллиант Людовика XV.)
Если бы алмаз «Великий Могол» оказался в Европе, говорит Тавернье, то его обработали бы по-другому. А так он был довольно сильно стертым, и вес его значительно уменьшился. После шлифовки мастера обвинили в том, что он запорол камень, и император, не заплатив за работу, вместо этого оштрафовал его на десять тысяч рупий. (Сегодня местонахождение этого бриллианта неизвестно.)
И еще об одном бриллианте Тавернье пишет как о самом крупном, который ему когда-либо приходилось видеть, но который купить не удалось. Его стоимость была 500 тысяч рупий или 750 тысяч ливров, а француз мог предложить лишь 400 тысяч. Возможно, это был знаменитый «Кох-и-Нур».
Об этом бриллианте шла дурная слава. Из восемнадцати правителей, владевших этим камнем, одних предательски убили, другие пали в битвах или были изгнаны и умерли в нищете. Благодаря этому он приобрел зловещую репутацию приносящего смерть своему владельцу.
Среди знаменитых алмазов чистейшей воды «Кох-и-Нур» выделяется неповторимой игрой света и огромным размером – 191 карат после первой огранки. Необычная у него и история.
По индийским легендам, бриллиант принадлежал Богу любви Каме, одному из героев «Махабхараты». Но первые достоверные сведения о нем встречаются в «Бабур-наме», сочинении Бабура, основателя династии Великих Моголов.
Имя «Бабур» означает «Северный лев». Он пришел из Афганистана, то есть с севера. В жилах этого человека текла кровь двух великих завоевателей: по мужской линии он происходил от пятого колена Тамерлана, а по женской – от пятнадцатого колена Чингисхана. И посему, как говорится в источниках, он тоже стал великим завоевателем, однако был также писателем и поэтом. В «Бабур-наме» он рассказывает о султане Ала-эль-Дине-хали, правителе Дели в период с 1295 по 1316 год. Во время одного из походов на юг султан одержал победу над правителем Гуджирата и заполучил богатую добычу. Среди прочих сокровищ ему достался и большой великолепный бриллиант.
Два столетия спустя к Бабуру за помощью обратился правитель Пенджаба Давлат-хан с просьбой помочь ему в борьбе со своим племянником Ибрагимом Лоди, султаном Дели. В 1526 году Бабур разгромил его армию, а его самого убил. Был им убит и раджа княжества Гвалнора Викрамадита, выступившего на стороне султана. Накануне битвы раджа переправил все свои сокровища в крепость Агру. В том числе и знаменитый бриллиант, которым с некоторых пор владел.
Бабур взял Агру 4 мая 1526 года. И в тот же день ему достался уникальный камень. В «Бабур-наме» об этом говорится так: «Когда прибыл Гамаюн, сын Бабура, люди Викрамадиты попытались бежать, но воины Гамаюна схватили их и бросили в темницу. Но при этом пощадили семью раджи».
Существует, однако, и иная версия. Согласно ей, бриллиант принадлежал не радже, а султану Ибрагиму Лоди. Будто его мать преподнесла его Гамаюну в знак благодарности за то, что, захватив Дели, он пощадил семью погибшего султана. Будто мать его вошла к победителю ее сына с золотой шкатулкой в руках и передала ее молодому принцу. Открыв ее, Гамаюн увидел там бриллиант. Он преподнес его в дар отцу, и с тех пор камень стали называть «Бриллиант Бабура».
После смерти Бабура камень вернулся к Гамаюну, ставшему императором. С тех пор он странствовал вместе с владельцем, судьба которого оказалась непростой. Гамаюн вынужден был бежать после поражения, нанесенного ему афганцами. Он оказался в Персии, где Шах-Тахмасп сердечно принял его. Будто бы в знак благодарности Гамаюн подарил бриллиант своему благодетелю. Тот, удивленный столь щедрым подарком, позвал ювелиров, чтобы оценили стоимость камня. Они в один голос заявили, что «у него нет цены». Посол правителя Голконды при персидском дворе Ибрагим Катба подтвердил, что стоимость бриллианта не поддается исчислению.
Все эти события имели место в 1547 году. О дальнейшей судьбе бриллианта вплоть до 1739 года точных сведений нет. Известно, что одно время он принадлежал Шах-Джехану, правнуку Гамаюна. Затем им владел его третий сын Аурангзеб. Под его ударами пала когда-то неприступная Голконда. Богатая добыча досталась завоевателям, в том числе и сокровища. Так в руках Великих Моголов оказались чуть ли не все самые известные крупные алмазы, когда-либо найденные в Индии. И прежде всего – зеленовато-голубой «Великий Могол» и чистейшей воды «Бриллиант Бабура», как его тогда называли.
Два этих самых величественных алмаза мира украсили знаменитый трон Великих Моголов. Семь долгих лет придворные мастера Шах-Джехана трудились над созданием этого чуда. Как повествует летописец, шаху «пришла в голову мысль, что огромное количество редких драгоценностей, имевшихся в сокровищнице, лучше всего использовать на сооружение трона, на котором император восседал бы во все возрастающем сиянии». И действительно, трон был буквально усыпан драгоценными камнями. С внешней стороны его покрыли эмалью с вкрапленными бриллиантами. Над спинкой – изображения двух украшенных драгоценностями павлинов, а между ними – дерево с листьями из рубинов, бриллиантов, изумрудов и жемчуга. И все это покоилось на двенадцати опорах из изумрудов.
По подсчету того же Тавернье, описавшего трон, на его украшение ушло 108 кабошонов красной благородной шпинели, каждый по сто каратов, около 160 изумрудов весом по шестидесяти каратов и множество алмазов.
Но главным украшением являлись алмазы «Великий Могол» и «Бриллиант Бабура». Некоторое время даже считали, что оба они – осколки одного природного камня. Возможно, это и так, зато судьбы их сложились по-разному. Правда, общее у них еще и то, что эти алмазы послужили причиной возникновения многих легенд.
Однако что же стало с троном Великих Моголов?
Некогда могучая империя Великих Моголов клонилась к закату. На западе, в Персии, восходила новая звезда – Надир-Кули, или «Раб чудесного», как он называл себя. Он был пастухом, которого в восемь лет вместе с матерью похитили узбеки и увезли в Хиву. Там в рабстве мать умерла, а молодой Надир бежал в Хорасан, где и началось его восхождение к вершинам власти. В 1732 году Надир-Кули сместил слабого правителя Персии и занял его место. Он нанес поражение афганцам и туркам, оттеснил русских из каспийских провинций. После этого Надир-шах, как он стал именоваться, устремил взор на хиреющую империю Великих Моголов. Правящий император Мохамед-шах, вступивший на трон в 1719 году, оказался жалким потомком некогда могущественных владык. О нем говорили, что «у него в объятиях постоянно была любовница, а в руке он всегда держал стакан с вином». Надир-шах двинул войска против сластолюбивого индийского императора.
Когда Надир-шах захватил Кабул – административный центр провинции империи Моголов, он направил индийскому владыке Мохамед-шаху ультиматум с требованием отдать Персии две богатые провинции Пенджаб и Кашмир. Особый пункт ультиматума гласил: «Я пришел, чтобы взять также известный трон Моголов». Мохамед-шах отказался удовлетворить эти требования. Тогда на пенджабской равнине произошло сражение. Победителями вышли персы. И первым условием мира Надир-шах выдвинул требование передать ему знаменитый трон.
С тех пор трон находился при персидском шахе, пока тот не погиб во время сражения с курдами.
Дальнейшая судьба трона не вполне ясна. Курды утверждали, что разбили его на части, которые поделили между собой. Вскоре, однако, наследнику Надир-шаха будто бы силой удалось возвратить большую часть сокровищ своего предшественника. Среди них оказались и части разбитого трона, тогда же воссоединенные. Точно, правда, не известно, был ли трон действительно восстановлен из осколков оригинала или же его собрали, добавив недостающие части из «жемчужного тента» – чехла для трона, изготовленного из шелка, расшитого бриллиантами и жемчугом.
Впрочем, поговаривали, что курдам достался не подлинный трон Великих Моголов, а его искусная имитация. Оригинал же якобы остался целым и невредимым и в конце XVII века попал в руки англичан.
А куда делись украшавшие его знаменитые алмазы?
***
Когда Надир-шах разбил императора Мохамед-шаха, тот вынужден был вступить с непрошеным гостем в переговоры. Цель их состояла в том, чтобы путем уступок склонить грозного перса сохранить власть индийскому императору. Встреча состоялась. Мохамед предстал перед своим победителем в короне, которую украшал «Бриллиант Бабура». Увидев это чудо, Надир-шах будто бы воскликнул: «Гора света!» И предложил в знак «братской» дружбы обменяться головными уборами. Так взамен своей простенькой тюбетейки кочевника Надир-шах получил корону с понравившимся ему бриллиантом. С этих пор камень и стали называть «Кох-и-Нур» – «Гора света».
В 1741 году Надир-шах послал русской императрице Елизавете Петровне, только что вступившей на престол, среди прочих даров и кольцо с огромным бриллиантом. Когда-то оно принадлежало Шах-Джехану. Но это не был «Кох-и-Нур», как некоторые думали, он оставался у Надир-шаха.
Но недолго наслаждался красотой своего бриллианта грозный персидский владыка. Когда он был в 1747 году убит, бриллианта в его шатре не оказалось, он исчез…
Вновь следы его объявились в персидском городе Исфагани, куда, видимо, отвез его Надир-шах. Здесь обладателем драгоценного камня стал афганец Ахмад Абдали, который предпринял безуспешную попытку захватить трон. Прихватив «Кох-и-Нур», он бежал в родной Кандагар, где основал королевскую династию и принял имя Дурр-и-Дуаран (жемчужина века). Умер он в 1773 году. Его сын Тимур перенес столицу в Кабул и туда же перевез свои сокровища, в том числе и бриллиант «Кох-и-Нур». После смерти Тимура в 1793 году наступила долгая смута.
Преемником Тимура был пятый из двадцати трех его сыновей, победивший остальных, Заман-шах. Шесть лет спустя его ослепил брат Мохамед, захвативший трон. В 1803 году другой брат, Суджа, бросил Мохамеда в темницу и стал владыкой страны. Но Мохамеду удалось бежать и вернуть трон. Однако он так никогда и не получил вожделенный бриллиант «Кох-и-Нур». Заман-шах тайком захватил его с собой в тюрьму и спрятал в штукатурке стены своей камеры. Он поведал об этом лишь брату Судже.
В 1810 году основанная Ахмад-шахом Дурранийская держава развалилась и два несчастных братца Заман-шах и Суджа-шах попросили убежища в Лахоре у магараджи Ранджиту Синха, по прозвищу Лев Пенджаба. Воспользовавшись распрей афганских владык, он провозгласил себя независимым правителем Кашгара, Пешевара и Мультана. О том, что Суджа-шах захватил с собой «Кох-и-Нур», стало известно Ранджиту Синху. Он вознамерился завладеть бриллиантом за то, что предоставил убежище Судже и его семье. Но тот всячески противился этому. То заявлял, что бриллиант заложен у менялы, то уверял, что он потерял его вместе с другими своими драгоценностями. А однажды послал Синху крупный топаз, заверяя, что это и есть столь желанный ему бриллиант. После того как при дворные ювелиры осмотрели подаренный камень и не признали, что это «Кох-и-Нур», Лев Пенджаба пришел в ярость. Он повелел оставить обманщика и его домочадцев без воды и пищи. Только тогда Суджа-шах согласился передать Синху бриллиант.
Ранджит Синх очень гордился тем, что он владеет «Кох-и-Нуром», ибо был уверен, что «тот, кто владеет «Кох-и-Нуром», правит миром». Он носил его на браслете между двумя бриллиантами поменьше, видимо чтобы подчеркнуть его ценность и значение.
***
С тех пор «Кох-и-Нур» находился в Лахоре вплоть до 1849 года, когда Пенджаб был аннексирован англичанами. По Лахорскому договору махараджа Дхулип Синх (сын Ранджита Синха) должен был передать в качестве репараций все свои сокровища в собственность английской Ост-Индской компании. Особым пунктом предусматривалось, что «бриллиант под названием «Кох-и-Нур», взятый у Суджи-шаха махараджей Ранджитом Синхом, должен быть передан махараджей Лахора британской королеве».
Персонально отвечал за выполнение этого пункта английский генерал-губернатор лорд Дэлхаузи. Он считал, что преподнести бриллиант королеве должен сам побежденный махараджа, тогда это не будет выглядеть подарком с его стороны, иначе говоря, милостью. Однако план этот не состоялся.
Доставить «Кох-и-Нур» из сокровищницы Тошаханы, близ Лахора, где он хранился, поручено было сэру Джону Лоджину. Старик казначей, передавая ему бриллиант, заявил, что теперь у него как гора с плеч свалилась (можно понять как игру слов, ведь «Кох-и-Нур» – «Гора света»). При этом старик добавил, что этот камень был причиной смерти многих людей, поэтому ни он сам, ни члены его семьи никогда не чувствовали себя в безопасности. Сэр Лоджин доставил и передал камень пенджабскому правительству, состоявшему из трех членов – сэра Генри Лоуренса, его младшего брата Джона и К. К. Мозеля. Хранение бриллианта поручили Джону Лоуренсу, наиболее аккуратному, практичному и деловому из всей троицы. Но они ошиблись в своей оценке.
Джон Лоуренс положил бриллиант в коробочку и сунул ее в карман жилетки. Переодеваясь к обеду, он отбросил жилет в сторону и забыл думать о доверенном ему сокровище.
Шесть недель спустя от генерал-губернатора пришло распоряжение немедленно доставить «Кох-и-Нур». Старший Лоуренс объявил об этом на Совете правительства. На что его брат Джон сказал:
– В таком случае пошлите за ним.
– Но ведь, насколько мне известно, бриллиант хранится у тебя, – упрекнул его брат.
Тут мысль о его халатности молнией пронзила Джона Лоуренса. Он пришел в ужас. Позже он рассказывал, что в тот момент лишь пробормотал про себя: «Ну вот, в такую передрягу я еще не попадал в жизни!» Но, собравшись, и вида не показал.
– Да, да, конечно. Совсем забыл об этом, – сказал он, будто ничего не случилось.
При первой возможности он покинул совещание и бросился домой. С колотившимся от волнения сердцем он вызвал своего старика-слугу:
– У тебя маленькая коробочка, которая еще недавно была в кармане моей жилетки?
– Да, сабиб, – отвечал индус. – Я обнаружил ее и положил в один из ящиков.
– Немедленно принеси ее сюда, – распорядился Джон.
Коробочка была принесена, и Джон, сдерживая волнение, приказал:
– А теперь открой ее и посмотри, что внутри.
Старик вынул комок из бумажек и, медленно разворачивая его, извлек драгоценный камень, даже не подозревая, какое сокровище он держит.
– Здесь ничего нет, – сказал старик, – только кусочек стеклышка.
Джон с облегчением вздохнул, «стеклышко» было целым и невредимым. Он немедленно принес «Кох-и-Нур» в Совет, где тотчас же занялись подготовкой к его отправке. Камень из Лахора надо было доставить в Бомбей. Тогда это был рискованный маршрут, дороги кишели грабителями. Но все обошлось. И генерал-губернатор, увидев бриллиант, не удержался от восклицания: «Он просто великолепен!»
Лорд Дэлхаузи, которому довелось передать сокровище в казначейство Бомбея, вспоминал: «Я привез камень лично и никогда еще в жизни не был таким счастливым, чем в ту минуту, когда входил в здание Бомбейского казначейства. Бриллиант был зашит в моем поясе, один конец которого был привязан к цепи, намотанной вокруг моей шеи. Я не снимал пояс ни днем, ни ночью, за исключением одного раза, когда пришлось пояс оставить на хранение капитану Рамсею (который вместе со мной знал о том, что я везу и, как и я, отвечал за сохранность камня). Рамсей запер его в казначейский ящик, получив от меня строгую инструкцию сидеть на нем верхом до моего возвращения. Боже, – восклицал в конце письма лорд, – какое счастье наконец избавиться от этого камня!»
В апреле 1850 года «Кох-и-Нур» был отправлен из Бомбея на судне «Медея» в Англию. На корабле никто не знал о бесценном грузе, кроме двух офицеров, которым было поручено охранять курьерский ящик, где лежал драгоценный камень, – подполковника Макесона и капитана Рамсея.
С некоторыми незначительными приключениями (буря, холера на борту) «Медея» прошла маршрутом вокруг Африки и вошла в порт Плимут, где на берег сошли пассажиры и была сгружена почта. «Кох-и-Нур» продолжил свое плавание до Портсмута. Отсюда офицеры, охранявшие бриллиант, доставили его в «Ост-Индия хауз», где и передали бриллиант председателю компании. Он и вручил «Кох-и-Нур» 3 июня 1850 года лично королеве Виктории в Букингемском дворце.
В 1851 году бриллиант демонстрировали на Всемирной выставке в лондонском Гайд-парке. К этому моменту еще сохранялась первоначальная его огранка. Но в 1852 году камень, к сожалению, был переогранен, его вес при этом уменьшился со 191 до 108,9 карата. Королева Виктория носила «Кох-и-Нур» в качестве броши; после ее смерти камень был причислен к королевским регалиям; он был укреплен в центре переднего креста государственной короны. Затем его вставили в новую корону, изготовленную фирмой «Гаррард и К°».
В Англии «Кох-и-Нур» вскоре подтвердил свою зловещую репутацию. О нем много писали, обсуждали его драматическую историю, и некоторые уверовали в то, что тот, кто владеет бриллиантом, непременно погибает. Это мнение особенно утвердилось после того, как некий офицер 10-го гусарского полка в отставке, лишившись рассудка, бросился с ножом на королеву.
…Роковой, волшебный огонь алмазов. Сколько человеческих жизней сгорело в их испепеляющем пламени! Сколько принесли они горя и слез!
Кавалер в юбке
Как-то, выслушав рассказ Сен-Жермена о Маргарите Валуа и Марии Стюарт, король воскликнул, смеясь:
– Можно подумать, что вы все это видели сами!
На что граф отвечал, что у него очень хорошая память и он много читал об истории Франции. Иногда, продолжал он, ради смеха я намекаю, не заставляя в это верить, что жил в те давние времена.
И действительно, граф Сен-Жермен, как пишет о нем в своей книге П. Шакорнак, «умел дозировать долю чудесного в своих рассказах, в зависимости от слушателя». И в то время когда в Париже таинственность окружала графа, король Людовик XV и мадам Помпадур относились к нему с полным уважением. Утверждали даже, что граф провел несколько вечеров почти один на один с королем, позволяя себе давать советы монарху. Госпожа де Оссет, горничная Марии Антуанетты, оставившая воспоминания, передает такой разговор: Сен-Жермен сказал как-то королю: «Для того чтобы объективно оценивать людей, не нужно быть ни исповедником, ни министром, ни полицейским начальником…» Король вставил: «Ни королем». Граф Сен-Жермен ответил: «Сир, вы видели, какой туман был несколько дней назад, ничего не видно было за четыре шага. Чаще всего короли окружены еще более густым туманом, порожденным интригами и неверными министрами. Во всех слоях общества стараются показать им вещи под другим, нежели реальный, углом».
Говоря о министрах, Сен-Жермен, видимо, намекал на новоиспеченного министра иностранных дел Шуазеля, который удивлялся тому, что король так часто остается почти наедине с таким сомнительным человеком, как Сен-Жермен, тогда как обычно окружает себя охранниками, будто кругом кишат убийцы. Иначе говоря, герцог Шуазель ревновал к доверию, которое король оказывал Сен-Жермену.
Во времена Людовика XV в моде были маскарады, которыми так славилось роскошное царствование этого монарха.
На одном из таких маскарадов внимание короля привлекла молодая особа. Старый селадон с первого взгляда пленился девушкой, которую до этого никогда не встречал при дворе. У нее были прекрасные белокурые волосы, светло-голубые, томные с поволокой глаза, щеки цвета спелого персика, рост небольшой, фигура изящная и стройная, гибкая талия. Вокруг нее увивался рой кавалеров.
– Очаровательное существо, – заметил король. – Кто она?
– Ваше Величество, – отвечала ему уязвленная мадам Помпадур, – Вы, кажется, забыли, что сегодня здесь маскарад и каждый из его участников играет какую-нибудь роль.
– Но какую роль может исполнять эта прелестница? – простодушно спросил Людовик. – Она, мне кажется, сама естественность и так мила…
– Боюсь разочаровать Вас, но она вовсе не то, что Вам показалось, – продолжала не без удовольствия осведомленная фаворитка. – Это маска, а под ней молодой шевалье, всего лишь наряженный женщиной.
– Не может быть, – искренне удивился монарх. – Вот уж никогда бы не подумал. Но если это так, то сходство с женщиной поразительное. – И, помолчав, приказал: – Пусть подойдет, я хочу с ней, то есть с ним, поговорить.
Кавалер, наряженный женщиной, был представлен. Из разговора выяснилось, что зовут его д'Эон де Бомон, на маскарад его привела графиня Рошфор, она же подала мысль нарядиться в женское платье.
Король, хотя и был несколько разочарован таким неожиданным пассажем, весело смеялся, заметив, что мистификация удалась на славу и находчивому шевалье полагается приз за самый оригинальный маскарадный костюм.
Осталось неизвестным, в чем состоял этот приз и как вообще был вознагражден за свою находчивость и смелость двадцатисемилетний дворянин. Известно лишь, что дальше произошло то, что изменило судьбу кавалера, превратив его на много лет в женщину и ввергнув в политические игры эпохи.
Когда шевалье д'Эон раскланялся, мадам Помпадур, явно довольная тем, что сластолюбивый повелитель промахнулся и охота на очередную жертву не состоялась, подала мысль использовать кавалера на политическом поприще. Лукаво улыбнувшись, она предложила:
– Почему бы не послать этого мастера переодевания под видом женщины в Россию в качестве тайного агента? Возможно, он будет более удачлив, чем другие.
Сен-Жермен, находившийся рядом и слышавший разговор, поддержал фаворитку, тем самым стал, можно сказать, участником задуманной авантюры.
Людовик неуверенно возразил:
– Сомневаюсь, есть ли нужда посылать кого-либо под видом женщины. Что это даст?
– Не забывайте, что русская правительница Елизавета – женщина, а кто как не женщина скорее найдет общий язык с ней, – резонно заметила маркиза.
Подумав и оценив совет, король изрек:
– Пожалуй, вы правы, стоит рискнуть.
Здесь необходимо сделать пояснение. Дело в том, что к тому времени отношения между Парижем и Петербургом были сильно испорчены. Причем настолько, что обе державы отозвали своих послов. Влияние Франции при русском дворе было подорвано. Между тем французская дипломатия, обеспокоенная политикой Пруссии, ее союзом с Англией, с которой Франция вела многолетнюю борьбу за колонии и господство на море, приступила к созданию антипрусской коалиции. Без России такая коалиция была бы значительно ослабленной. В Париже это прекрасно понимали. Но напрашиваться в друзья не рисковали, опасаясь потерять престиж.
Однако если нельзя действовать официально, то можно использовать другие каналы, чтобы знать настроения петербургского двора. С этой целью было послано несколько тайных агентов. Всех их задержали на границе и вернули обратно (на этот счет имелся приказ), а один из агентов, добравшийся до Петербурга и разоблаченный как шпион, угодил даже в Шлиссельбургскую крепость. Так что дело это было небезопасное.
Вот почему предложение послать агента в Петербург, прибегнув к столь ухищренному способу, показалось Людовику XV заманчивым. Он распорядился разработать план операции, поручив это дело принцу Конти, бывшему тогда одним из руководителей «секрета короля».
Возник, естественно, вопрос, хватит ли ловкости и сноровки у переодетого в женское платье кавалера выполнить такое ответственное поручение? Одно дело щеголять в роброне и фижмах на придворном маскараде, совсем другое – тайно проникнуть в чужую страну и не один день выдавать себя за женщину. Но д'Эон уверял, что справится с этой задачей.
Что двигало им, когда он соглашался? Видимо, склонность к авантюрам. Это подтверждает вся его дальнейшая полная приключений жизнь.
Как бы то ни было, д'Эон принял поручение и стал под руководством Конти готовиться к отъезду. Принц имел и личную заинтересованность послать верного ему человека в Петербург. Честолюбивый и самонадеянный, он рассчитывал через него предложить свою руку сорокашестилетней Елизавете Петровне или с ее помощью стать во главе русской армии, на худой конец, заполучить вакантный тогда престол герцога Курляндского. Был у этого наивного наглеца еще один сумасбродный план: он лелеял мечту о польской короне. Всему этому и должен был способствовать д'Эон с его поразительным талантом изображать женщину.
То ли природная женственность, то ли искусство, с которым он так блестяще исполнял роль девицы, породили впоследствии легенду о том, что д'Эон и на самом деле был женского пола. В свое время, еще при его жизни, на этот счет ходила масса слухов, причем от самых нелепых до весьма экстравагантных и пикантных, о чем, впрочем, речь впереди.
Но и спустя много лет некоторые биографы д'Эона станут утверждать, что на самом деле у Луи д'Эона де Бомона, адвоката парламента бургундского города Тоннера, в 1728 году родилась девочка. В детстве по странной прихоти отца ее одевали и воспитывали, как мальчика. Объясняли эту причуду тем, что будто бы отец новорожденной страстно мечтал иметь сына и не мог смириться с капризом природы, вопреки его желанию подарившей ему девочку. Было еще одно объяснение, почему девочку наряжали мальчиком. С помощью такого подлога родители, мол, рассчитывали получить для сына какое-то наследство, которое иначе им бы не досталось.
Почему не обратиться к записям в церковной книге о рождении и крещении ребенка? И когда это сделали, то установили, что ничего таинственного в его рождении не было. Трое свидетелей оставили свои подписи на свидетельстве о рождении, и по крайней мере два десятка человек присутствовали при крещении новорожденного, нареченного Шарль-Женевьева-Луиза-Огюст-Андре-Тимоте д'Эон де Бомон. Никто из них не сомневался, что это был мальчик. Рос он и воспитывался на глазах у всех, учился в местной школе, был отчаянным проказником, за что частенько его награждали розгами. Так, однажды он схлопотал очередную порцию, когда, шутки ради, нарядился в платье своей сестры и все приняли его за девочку. Это был, можно сказать, первый опыт с переодеванием, который позже получит столь блестящее продолжение.
Учебу д'Эон продолжил в парижской коллегии Мазарини, где дети дворян, готовившиеся на судебные должности, довершали образование.
Уже в молодые годы д'Эон отличался многими талантами, что позволило ему вскоре стать адвокатом парламента, получить звание доктора гражданского и канонического права. Однако не адвокатские речи принесли ему довольно громкую известность, а умение, несмотря на хрупкое сложение, владеть шпагой. Он считался одним из самых опасных дуэлянтов.
Обнаружились у него и кое-какие литературные способности. Особенно ярко они проявятся позже при написании им воспоминаний. Пока же он успешно занимался сочинением надгробных речей, печатался в журнале и написал два тома «Политических рассуждений об администрации у древних и новых народов». Труд этот не остался незамеченным, автора стали приглашать в модные салоны, к нему проявили интерес знатные особы, одна из которых, графиня Рошфор, стала его любовницей. Связь с ней и привела его на придворный маскарад, где он, переодетый женщиной, ввел в заблуждение самого короля и подал мысль использовать его искусство трансформации для секретной работы в качестве тайного агента.
Итак, разрабатывается план проникновения в Россию. Но посылать агента, переодетого женщиной, в одиночку было бы рискованно. Следовало подыскать ему попутчика или, еще лучше, отправить вместе с ним кого-нибудь под видом родственника. На эту роль находят шотландского дворянина Дугласа, живущего в изгнании якобита, приверженца неудачливого претендента на английскую корону Чарлза Стюарта.
Беглый шотландец выдаст себя за путешествующего геолога-любителя, заодно интересующегося покупкой мехов. Вместе с ним в качестве племянницы и должен был ехать кавалер д'Эон под именем девицы Лии де Бомон. Обоих надлежащим образом тщательно подготовили, причем Дугласу также вменялось в обязанности вести наблюдение и собирать информацию.
Инструкция, данная ему и написанная мелким шрифтом с сокращением слов, была спрятана в табакерке. В ней, в частности, говорилось: «Уже с давних пор его величество не имеет в России ни посланника, ни министра, ни консула, поэтому королю почти ничего не известно о положении этой страны, тем более что ревнивое и подозрительное правительство не дает возможности вести нормальную переписку». В то же время «положение Европы вообще, смуты, возникшие в прошлом году в Польше и готовые, по-видимому, возобновиться; участие, принятое в них петербургским двором, и опасение, что Англия в скором времени при посредстве своего посланника, кавалера Уильяма, заключит договор с Россией о субсидиях, – все это требует тщательного наблюдения за образом действий русского двора».
Дуглас и д'Эон должны были узнать о намерениях русских относительно Швеции, о видах на Польшу и готовности к войне с Пруссией, о политике в отношении Турции.
Немалый интерес следовало также проявить к внутреннему положению России, собрать информацию о состоянии армии и флота, их численности, о торговле, словом, обо всем том, что полезно было знать Франции. Так, скажем, французов очень интересовала участь бывшего императора Иоанна Антоновича, содержавшегося в заключении, и его отца принца Брауншвейгского. Нет ли у четырнадцатилетнего свергнутого императора приверженцев и не поддерживает ли их тайно Англия? Если бы оказалось, что это так, то можно было бы нанести удар всей английской дипломатии в Петербурге.
