Текст книги "Граф Сен-Жермен"
Автор книги: Роман Белоусов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)
Много лет спустя внук княгини Голицын рассказал Пушкину, что раз он проигрался и пришел к бабке просить денег. Денег она ему не дала, а сказала три карты, назначенные ей в Париже Сен-Жерменом.
– Попробуй, – сказала бабушка.
Внук поставил карты и отыгрался.
Дальнейшее развитие пушкинской повести все вымышлено. Так под пером Пушкина семейное предание превратилось в гениальное литературное произведение.
В повести внук графини, получивший фамилию Томский, рассказывает, что граф Сен-Жермен, который выдавал себя за вечного скитальца, за изобретателя жизненного эликсира и философского камня, по просьбе бабушки назвал ей три карты, наверняка могущие принести выигрыш. Когда герцог Орлеанский метал, «она выбрала три карты, поставила их одну за другою: все три выиграли ей соника, а бабушка отыгралась совершенно.
– Случай! – сказал один из гостей.
– Сказка! – заметил Германн.
– Может статься, порошковые карты? – подхватил третий (то есть карты, которыми пользовались шулера. – Р. Б.).
– Не думаю, – отвечал важно Томский».
Все исследователи согласны в том, что Пушкин использовал рассказ о подлинном случае. Точно у него и время, когда это произошло. Сен-Жермен действительно находился в Париже с начала 1770 года по 1774 год и вполне мог встречаться с русской княгиней, бывшей там же. Так же, как точен он в описании внешности графа Сен-Жермена и самой княгини, послужившей прототипом его героини с ее поразительной историей.
…История старинного подмосковного села Большие Вяземы восходит ко временам Бориса Годунова. По преданию, здешние церковь и большой пруд были сооружены в конце XVI века. Об этом свидетельствуют польские надписи на стенах церкви эпохи Смутного времени. Неподалеку от Вязем, вотчины князей Голицыных, в двух километрах находилось Захарово – имение М. А. Ганнибал, бабушки А. С. Пушкина.
В детстве поэт нередко гостил у своей бабки. Часто, особенно по праздникам, семейство Пушкиных отправлялось в соседние Вяземы к обедне. Возможно, здесь, в Вяземах, будущий поэт встречал хозяйку поместья – знаменитую Наталию Петровну Голицыну, урожденную Чернышеву. Тогда это была уже пожилая дама, очень некрасивая, умная, но своевластная, с крутым нравом и сильным характером. Про нее рассказывали самые невероятные легенды. Поговаривали, что дедом ее был сам Петр I.
Жизнь Наталия Петровна прожила долгую. Застала еще то время, когда дамы в робронах танцевали минуэт, когда увлекались музыкой Рамо и Глюка. Бывала в Германии, Англии и Франции. Пережила пятерых русских царей, видела нескольких иностранных владык. При русском дворе была удостоена звания статс-дамы, неоднократно награждалась высшими орденами. В молодости много лет почти безвыездно жила за границей.
Вернувшись домой, молодая аристократка окунулась в светскую жизнь – балы, домашние спектакли, карусели. На одном из этих увеселений Наталия Петровна получила золотую медаль, вычеканенную в честь первого приза, выигранного ею на карусели своим «приятнейшим проворством».
Выйдя вскоре замуж, она вновь уехала во Францию, желая дать детям европейское образование. В Париже ее принимали в высшем свете, тогда-то и познакомилась она с графом Сен-Жерменом. В Париже она стала свидетельницей того, как во время революции расправлялись с ненавистными аристократами.
Вполне вероятно, что посещения Вязем и связанные с этим разговоры о княгине Н. П. Голицыной запомнились будущему поэту. «Таким образом, – отмечал П. В. Анненков, первый биограф поэта, – мы встречаемся еще в детстве Пушкина с предметами, которые впоследствии были оживлены его гением». Одну из легенд о хозяйке Вязем А. С. Пушкин положил в основу своей «Пиковой дамы», изобразив в образе старой графини Наталию Петровну Голицыну.
Вторая глава пушкинской повести начинается с описания утреннего туалета старой графини. Как и в молодости, когда она была привлекательной и кружила головы мужчинам, графиня, по многолетней привычке, проводила у зеркала не один час. За этим занятием ее и застает внук Павел Александрович Томский, от которого герой повести Германн накануне узнал о тайне старой графини.
Упоминается в начале этой главы княгиня Дарья Петровна, известие о смерти которой так спокойно восприняла графиня, – родная старшая сестра Н. П. Голицыной, жена фельдмаршала графа И. П. Салтыкова. Факт этот тоже соответствует действительности. Будучи глубокой девяностолетней старухой, Наталия Петровна встречала сообщения о смерти близких родственников с поразительным равнодушием. «И в ус не дует», – писал по этому поводу П. А. Вяземский. Последнее замечание имело еще и особый смысл. Престарелую Голицыну за глаза называли «княгиня Усатая» – с годами на ее и без того некрасивом лице прорезались усы.
Пушкин, придав своей «пиковой даме» многие черты старой княгини, приписал, однако, ее молодости красоту, назвав «московскою Венерой». И только в этом, пожалуй, отошел от исторической правды. На самом деле прозвище Венера получила у парижан старшая дочь княгини, которая в отличие от матери была «очень хороша собою».
В повести описан и подлинный дом Н. П. Голицыной. Помните, Германн под впечатлением анекдота о трех картах бродит по вечернему городу? Внезапно, словно влекомый неведомой силой, «очутился он в одной из главных улиц Петербурга, перед домом старинной архитектуры… Германн остановился.
– Чей это дом? – спросил он у углового булочника.
– Графини***, – отвечал булочник».
Дом этот сохранился и по сей день, правда, в несколько перестроенном виде. Он стоит на нынешней улице Гоголя, 10. Во времена Пушкина этот дом был известен всему Петербургу. Когда Наталия Петровна, прожившая полвека во вдовстве, приезжала на зиму в Петербург, дом оживал, по средам неизменно давали балы, окна светились за полночь, к подъезду подкатывали одна за другой кареты, «шубы и плащи мелькали мимо величавого швейцара». К «княгине Усатой» съезжался, как тогда говорили, весь Петербург. Важная и внушительная хозяйка принимала всех сидя. Вставать она позволяла себе лишь при посещении ее царем. Это не помешало ей воспротивиться желанию царя, когда тот решил купить ее подмосковную дачу в Нескучном саду.
Обычно во время бала возле нее стоял кто-нибудь из многочисленных родственников (вся знать была ей родней) и называл гостей: с годами Наталия Петровна стала плохо видеть, да и на ухо была туга. Одних, смотря по чину и званию, старуха встречала лишь кивком, других удостаивала парой слов, иных совсем не замечала. «У себя принимала она весь город, соблюдая строгий этикет и не узнавая никого в лицо», – пишет А. С. Пушкин во второй главе.
Появлялась же она, неизменно поддерживаемая под руку кем-либо из своих приживалок и мерно постукивая костылем. Портрет графини, каким его рисует Пушкин, вполне соответствовал внешнему виду прототипа: сгорбленная старуха, в чепце, украшенном розами, напудренный парик на почти лысой голове, отвислые губы, «разрумяненная и одетая по последней моде».
Как было сказано, вопреки Пушкину, княгиня и в молодости не блистала красотой. А как же портрет молодой красавицы с орлиным носом, с зачесанными висками и с розою в пудреных волосах, перед которым в спальне графини остановился Германн?
Здесь, как и в случае с прозвищем, Пушкин имеет в виду подлинный портрет Екатерины Владимировны Апраксиной – старшей дочери княгини. По всей вероятности, поэт не раз видел это изображение или копию с него у Апраксиных. На это в повести есть вполне определенное указание: Пушкин точно называет автора этой работы – французскую художницу Виже-Лебрен.
О том, как выглядела старая княгиня, мы тоже имеем представление. Сохранилось несколько ее изображений. По ним можно судить о верности портрета, набросанного Пушкиным, жизненному оригиналу. На силуэте, сделанном французским художником Сидо, – перед нами самая настоящая «пиковая дама». На портрете работы Рослэна – знатная придворная дама времен Екатерины II. Зачесанные виски и пудреные волосы, украшенные нитью из жемчуга… Есть еще один, более поздний по времени портрет княгини, на котором она нарисована в чепце.
В решающей, последней игре с Чекалинским (кстати, образ, также имевший вполне реального прототипа – московского барина и игрока В. А. Огонь-Догановского) Германн обдернулся, вместо туза у него стояла пиковая дама. «В эту минуту ему показалось, что пиковая дама прищурилась и усмехнулась. Необыкновенное сходство поразило его…
– Старуха! – закричал он в ужасе…»
Изображение пиковой дамы на карте и облик старой графини совпали в воображении героя повести. Видимо, «княгиня Усатая» действительно напоминала зловещую старуху. Современники признают, что она внушала страх. Ее властного и крутого нрава побаивались многие. «К ней везли каждую молодую девушку на поклон. Гвардейский офицер, только что надевший эполеты, являлся к ней, как к главнокомандующему», – вспоминает один из современников. Семья буквально трепетала перед ней. Муж был у нее под башмаком и боялся супруги своей как огня. «Род бабушкина дворецкого», – как охарактеризован он в повести. Дети ее, будучи уже в солидном возрасте и чинах, не смели при ней сидеть. Доходило до того, что ее сын – всесильный московский генерал-губернатор – должен был стоять перед матушкой навытяжку, словно перед высшим начальством.
Василий Львович Пушкин, дядя поэта, в стихах, посвященных ей, подобострастно воскликнул:
Повелевай ты нашими судьбами!
Мы все твои, тобою мы живем.
Умерла «княгиня Усатая», или, как ее еще называли современники, – «осколок прошлого», девяноста семи лет от роду, пережив почти на год автора «Пиковой дамы», изобразившего ее в своей повести под именем старой графини и связавшего ее историю с эпизодом из жизни графа Сен-Жермена.
Можно с уверенностью сказать, что автор повести «Пиковая дама» использовал реальные известные ему факты. Недаром Пушкин тревожился о том, как встретят в свете его повесть, когда она появилась в марте 1834 года в третьей книжке журнала «Библиотека для чтения». Успех пришел сразу же. «Пиковая дама» была одинаково популярна и в «пышных чертогах», и в «скромных жилищах». Объяснялось это прежде всего тем, что в повести, как отмечала критика, «есть черты современных нравов». Но именно это и беспокоило автора. Как примет новеллу аристократический Петербург, московская знать, представители которой так реалистически ярко были обрисованы Пушкиным? Как отнесутся к повести выведенные на ее страницах великосветские кутилы и игроки, прожигатели жизни, все эти Томские и Нарумовы, Сурины и Зоричи, Чаплицкие и Чекалинские?
Однако все сошло благополучно. Пушкин записывает в дневнике: «Моя «Пиковая дама» в большой моде. Игроки понтируют на тройку, семерку и туза. При дворе нашли сходство между старой графиней и княгиней Наталией Петровной и, кажется, не сердятся».
Исполнение пророчества
Воспоминания графини д'Адемар
В своих воспоминаниях графиня д'Адемар, близкая подруга королевы Марии-Антуанетты, рассказывает о встречах с Сен-Жерменом.
Мадам д'Адемар вела ежедневные записи, как это было тогда принято, а позже обработала свой дневник и издала его в виде книги. Записи эти охватывают длительный период времени – с 1760 по 1821 год. В приписке, сделанной на оригинале рукой графини и помеченной 12 мая 1821 года, отмечено, что на вопрос графини, заданный ею в свое время Сен-Жермену, увидит ли она его еще раз, он ответил: «Еще пять раз, о шестом не просите…»
Графиня д'Адемар пишет: «Я действительно еще встречала Сен-Жермена, и каждый раз совершенно неожиданно: первый раз на казни королевы, потом восемнадцатого брюмера, потом на следующий день после смерти герцога Этингенского (1804), в январе 1813 года и, наконец, накануне убийства герцога Беррийского (1820). Я жду, когда Господь позволит мне увидеть графа в шестой раз».
Все даты, приведенные графиней, представляют определенный интерес, потому что широко распространено мнение, будто Сен-Жермен умер в 1784 году. Некоторые авторы, правда, пишут, что он просто перестал появляться на публике. Вот что сообщает далее мадам д'Адемар: «Так как моя рука снова выводит имя графа Сен-Жермена, расскажу о нем следующее. При французском дворе он появился задолго до моего времени. Это, произошло в 1743 году: разнесся слух, что в Версаль прибыл несметно богатый (если судить по великолепию украшавших его драгоценных камней) незнакомец. Откуда? Никто никогда так и не узнал этого. С первого взгляда поражало его лицо: спокойно-надменное, очень умное и живое. Он был гибок и грациозен, с очень красивыми руками, изящными маленькими ногами; носил всегда обтягивающие панталоны, подчеркивающие безупречность его фигуры. Когда он улыбался, взору открывались белоснежные ровные зубы; на подбородке у него красовалась ямочка; волосы черные, глаза мягкие и проницательные. О! Что это были за глаза! Я никогда не видела ничего подобного. На вид ему можно было дать лет 40–45.
В начале 1768 года его вновь принимали в личных покоях, как и раньше…
В это же время со мной произошел примечательный случай. Я была одна в Париже, мсье д'Адемар уехал навестить своих родственников в Лангедоке. Было восемь часов утра, воскресенье. Я всегда слушаю мессу в полдень, поэтому как раз собиралась заняться своим туалетом для выезда. Но не успела я подняться и накинуть на плечи пеньюар, как моя старшая горничная мадемуазель Ростанд, которой я всецело доверяю, вошла в спальню и доложила, что меня желает видеть некий господин.
Визит к даме в восемь часов утра никак нельзя назвать светским.
– Это что, мой поверенный или адвокат? – спросила я. Эти господа имеют обыкновение преследовать любого, кто владеет хоть какой-то собственностью. – Или же это мой архитектор, а может, шорник или кто-то из наших фермеров?
Но нет, мадемуазель Ростанд отвечала отрицательно.
– Но тогда кто же это, моя дорогая?
Горничная, о которой идет речь, родилась в один день со мной, в том же доме, с той разницей, что я появилась на свет в роскошных апартаментах, а она – в комнатах привратника. Ее отец, престарелый, достойный уважения лангедокец, работал у нас.
– Я думала, – отвечала моя служанка, – при всем моем уважении к мадам графине, что дьявол уже давным-давно сшил себе мантию из кожи этого господина.
Я перебрала в уме всех своих знакомых, кто мог удостоиться особого внимания сатаны, но их было так много, что я не знала, на ком остановиться.
– Так как мадам не догадывается, – продолжала мадемуазель Ростанд, – осмелюсь сама сказать: это граф Сен-Жермен!
– Граф Сен-Жермен! – воскликнула я. – Человек, творящий чудеса!
– Он самый.
Моему удивлению не было предела – граф в Париже, в моем доме. Вот уже восемь лет, как он покинул Францию, и никто о нем не слышал. Обуреваемая любопытством, я приказала просить графа.
– Как он назвал себя, своим собственным именем?
– Нет, теперь он называет себя мсье де Сант-Ноель. Но я все равно его ни с кем не спутаю.
Горничная вышла, и через некоторое время появился граф. Он выглядел посвежевшим, как будто даже помолодел. Он сказал мне то же самое, но вряд ли его комплимент был столь же искренен, как мой.
– В лице умершего короля, – сказала я ему, – Вы потеряли друга и защитника.
– Я вдвойне переживаю эту утрату: от себя и от имени Франции.
– Но Франция иного мнения, она приветствует нового короля.
– Это ошибка. Новый король окажется роковым для Франции.
– Что Вы говорите? – спросила я, понизив голос и оглядываясь по сторонам.
– Правду… Организуется гигантский заговор, пока еще у него нет четкого предводителя, но вскоре он появится. Цель заговора – ни много ни мало сбросить существующий строй и перестроить все по-новому. Заговорщики враждебно настроены по отношению к королевской семье, духовенству, аристократии, властям, судьям. Однако еще есть время, чтобы остановить заговор. Потом будет поздно.
– Откуда Вы все это знаете? Вы это все видели во сне или наяву?
– Кое-что слышал своими ушами, кое-что было мне раскрыто. Королю нельзя терять ни секунды.
– Вам нужно добиться аудиенции у графа де Морепа и все ему рассказать: король ему всецело доверяет, и граф может все.
– Я знаю, он может все, но только не спасти Францию. Скорее, именно он ускорит ее падение. И сильно повредит Вам, мадам.
– Вы говорите такие вещи, что за одно это Вас уже могут упечь в Бастилию до конца Ваших дней.
– Такие вещи я говорю только лишь друзьям, которым доверяю.
– И все равно, повидайте де Морепа; намерения у него добрые, ему просто не хватает способностей.
– Он не послушает меня; к тому же он вообще настроен против меня. Знаете глупый стишок, из-за которого он оказался в ссылке?
Красавица маркиза – открытый блеск красы,
Окружены двора Вы похвалами,
Но все же и роскошные цветы
Быть могут только лишь цветами.
– Рифма неточна, граф.
– Да! Маркиза не очень-то обратила внимание на этот стишок, но она знала, кто автор, а он сделал вид, что это я стащил у него оригинал и послал его ей. Вслед за публикацией этого стихотворения он попал в немилость и с тех пор включил меня в список своих заклятых врагов. Он никогда не простит меня. Но вот что, мадам, я предлагаю Вам. Расскажите обо мне королеве, обо всем, что я сделал для Франции, с какими миссиями ездил в разные страны Европы. Если Ее Величество согласится выслушать меня, я расскажу ей все, что знаю; а тогда пусть она сама решит, стоит ли мне предстать перед королем или нет; но никакого участия мсье де Морепа – это мое sine qua non [1]1
Букв.: «обязательное условие» (лат.).
[Закрыть].
Я внимательно выслушала графа и представила, сколько опасностей снова выпадет на мою голову, если я ввяжусь в это дело. С другой стороны, я знала, насколько хорошо граф разбирается во всех политических течениях Европы, и посему не хотела упускать случая оказать услугу королю и Франции. Граф, угадывая мои противоречивые чувства, сказал:
– Обдумайте мое предложение; я нахожусь в Париже инкогнито, никому обо мне не рассказывайте, а я буду ждать Вашего ответа завтра ровно в одиннадцать часов в церкви Якобинцев на улице Сент-Оноре.
– Я бы предпочла, чтобы Вы пришли сюда.
– С удовольствием; тогда до завтра, мадам.
И он ушел. Весь день я размышляла о его странном появлении и о его жутких словах. Как! Мы все накануне крупных социальных перемен? Над нынешним правлением, которому все сулили самую счастливую судьбу, собираются грозовые тучи?
После долгих размышлений я решила представить мсье Сен-Жермена королеве, при условии, конечно, что она не будет против этой встречи. Он пришел ко мне на следующий день в назначенный час и очень обрадовался моему решению. Я спросила, собирается ли он надолго оставаться в Париже; он ответил отрицательно – в его планы не входило задерживаться во Франции.
– Я появлюсь здесь вновь, – сказал он, – не ранее чем через сто лет.
Я растерялась, и он рассмеялся в ответ. В тот же день я отправилась в Версаль; там, пройдя через парадные залы, я столкнулась с мадам де Мизери и попросила ее передать королеве, что прошу принять меня, как только это будет возможно. Старшая фрейлина королевы вернулась с ответом, что Ее Величество ждет меня. Я вошла; королева сидела за чудесным письменным столом из белого фарфора – это был подарок короля. Королева писала, когда я вошла, она грациозно повернулась и спросила:
– Что Вам угодно?
– Мадам, я всего-навсего хочу спасти монархию.
Ее Величество с удивлением посмотрела на меня.
– Извольте объясниться.
Я рассказала о Сен-Жермене все, что о нем знала, о его близких отношениях с умершим королем, с мадам Помпадур, герцогом Шуазелем; сказала, какие услуги он оказал Франции благодаря своим дипломатическим способностям; еще я поведала королеве, что после смерти маркизы он удалился от двора, и никто не знал, где он находится.
Когда любопытство Ее Величества достигло предела, я передала ей все, что накануне открыл мне граф.
Казалось, королева задумалась, потом она сказала:
– Странно, вчера я получила письмо от моего таинственного корреспондента, в котором меня предупреждают, что вскоре мне будет открыто нечто очень важное и что я должна крайне внимательно к этому отнестись, иначе может произойти множество несчастий. Примечательное совпадение, если только не предположить, что источник один. Что Вы думаете по этому поводу?
– Не знаю, что и сказать. Ваше Величество получает эти таинственные послания вот уже несколько лет, а граф Сен-Жермен вновь появился в Париже только лишь вчера.
– Может, он специально скрывался от людей?
– Возможно, однако что-то мне подсказывает, что нельзя оставить его слова без внимания.
– В конце концов, ничего худого из этой встречи не будет. Доверяю Вам завтра привезти его в Версаль, оденьте его в Вашу ливрею и проведите в свои апартаменты. Как только я смогу встретиться с ним, то пошлю за вами обоими. Я выслушаю его только в Вашем присутствии.
Я низко поклонилась, и королева обычным жестом отпустила меня. Однако следует признать, что мое доверие к графу несколько покачнулось, когда я узнала о таинственном письме, полученном королевой. Все это уж очень напоминало обычные дворцовые козни, и я подумала, не поговорить ли мне с ним об этом? Но потом решила промолчать, потому что у него в любом случае должен быть готов вполне убедительный ответ.
Мсье Сен-Жермен ждал меня на улице. Как только я увидела его, то приказала остановить карету, он сел, и мы вместе поехали ко мне домой. Граф сидел со мной за столом, но, как обычно, ничего не ел. После обеда он предложил мне вернуться в Версаль и поспешил заверить, что спать будет в гостинице, а ко мне придет завтра. Я согласилась, готовая сделать все для успеха этого предприятия.
Мы находились в моих апартаментах – в Версале эта часть дворца называлась «анфилады», когда пришел один из пажей королевы и передал, что Ее Величество просит меня прислать второй том книги, которую я привезла по ее просьбе из Парижа. Это была условленная фраза. Я дала пажу какую-то книгу, не помню точно какую, а когда он ушел, тут же отправилась к королеве в сопровождении своего «лакея».
Мы прошли через кабинеты; мадам де Мизери провела нас в личные покои, где Ее Величество ожидала нас. Королева приняла нас ласково и с достоинством.
– Господин граф, – обратилась она к Сен-Жермену. – Вы очень хорошо знаете Версаль.
– Мадам, почти двадцать лет я находился в близких дружеских отношениях с умершим королем; он любезно прислушивался к моим советам; несколько раз он даже соизволил прибегнуть к моим услугам и, думаю, не пожалел об этом.
– Вы хотели, чтобы мадам д'Адемар привезла Вас ко мне. Я благоволю к ней и не сомневаюсь, что то, что Вы хотите мне рассказать, заслуживает внимания.
– Ваше Величество настолько мудры, – торжественным голосом начал граф, – что сами рассудите по достоинству. Партия энциклопедистов рвется к власти, но сможет получить ее, только если падет духовенство, а чтобы добиться этого, она свергнет монархию.
Они ищут предводителя среди членов королевской семьи и остановили свой выбор на герцоге Шартре – принц станет орудием в руках людей, которые легко принесут его в жертву, как только он станет им не нужен. Ему пообещают корону Франции, а вместо этого он получит эшафот. Но сколько жестокостей, сколько преступлений произойдет до этого! Закон перестанет быть защитой для добропорядочных граждан и угрозой для преступников. И именно преступники захватят власть в свои обагренные кровью руки; они отменят католичество, аристократию, монархию.
– И останется только королевская династия! – в нетерпении прервала его королева.
– Нет, даже этого не останется!.. Одна лишь кровожадная республика с экзекуторским топором вместо скипетра.
При этих словах, не в силах сдерживаться, я осмелилась прервать графа в присутствии Ее Величества и вскричала:
– Мсье! Вы понимаете, что говорите и кому говорите?
– Действительно, – добавила слегка возбужденная Мария-Антуанетта, – мои уши не привыкли выслушивать подобные откровения.
– Лишь особые обстоятельства придают мне смелости говорить Вам все это, – спокойно ответил граф Сен-Жермен. – Я здесь не для того, чтобы выражать Ее Величеству свою покорность, к этому, думаю, Ваше Величество привыкли. Я хочу указать на опасности, грозящие короне, с тем чтобы были приняты скорейшие меры для их предотвращения.
– Вы очень самоуверенны, мсье, – сердито заметила Мария-Антуанетта.
– Мне самому тяжело сознавать, что я рассердил Ваше Величество, но я могу говорить только правду.
– Мсье, – ответила королева, принимая шутливый тон, – иногда правда неправдоподобна.
– Согласен, мадам, и в данном случае это именно так; но Ваше Величество позволит мне, в свою очередь, напомнить Вам, как Кассандра предсказывала гибель Трои, а ей никто не поверил. Сейчас я – Кассандра, а Франция – царство Приама. Еще несколько лет пройдут обманчиво спокойно, но потом со всех концов страны соберутся кровожадные, жаждущие власти и денег люди; они сметут все на своем пути.
Мятежный народ и некоторые великие государственные мужи будут оказывать им поддержку. Все будут как в бреду. Разразится гражданская война со всеми ее ужасами – убийствами, грабежом, ссылками. Тогда пожалеют, что не послушали меня; возможно, меня даже попробуют найти, но будет уже поздно… буря сметет все на своем пути.
– Признаюсь, мсье, что этот разговор удивляет меня все больше и больше, и если бы я не знала, что Вам оказывал доверие умерший король и что Вы оправдывали это доверие… Вы хотите встретиться с королем?
– Да, мадам.
– Но без участия мсье де Морепа?
– Он мой враг. Кроме того, я отношу его к тем, кто будет способствовать гибели Франции не по злому умыслу, но по своей несостоятельности.
– Вы строго судите человека, к которому все благосклонны.
– Он больше, чем просто премьер-министр, мадам, и потому вокруг него немало льстецов.
– Если Вы желаете встретиться с королем без участия мсье де Морепа, боюсь, Вам придется трудно. Его Величество ни шагу не делает сам без своего главного советчика.
– Я готов служить Вашим Величествам до тех пор, пока Вам это будет угодно, но я не являюсь Вашим подданным и повиновение с моей стороны – акт добровольный.
– Мсье, – прервала его королева, которая в тот период не могла подолгу оставаться серьезной, – где Вы родились?
– В Иерусалиме, мадам.
– А… когда?
– Ваше Величество простит мне слабость, присущую многим. Я не люблю говорить о своем возрасте. Это плохая примета.
– Ну, а мои секреты раскрыл Королевский альманах. Прощайте, мсье, Вам передадут волю короля.
Это был конец аудиенции. Мы вышли, и по дороге домой Сен-Жермен заметил:
– Я сразу собираюсь покинуть Вас, мадам, и надолго. Во Франции я задержусь не более чем на четыре дня.
– А почему Вы решили уехать так скоро?
– Королева передаст Его Величеству все, что я рассказал ей. Людовик XVI, в свою очередь, перескажет это мсье де Морепа, тот подпишет приказ о моем аресте (lettre de cachet) и передаст его шефу полиции. Я знаю, как делаются подобные дела, и совершенно не хочу оказаться в Бастилии.
– А для Вас разве это что-либо значит? Вы и в замочную скважину проберетесь.
– Я предпочитаю обходиться без чудес. Прощайте, мадам.
– Но если Вас призовет король?
– Я вернусь.
– А как же Вы узнаете?
– У меня есть свои каналы, не волнуйтесь об этом.
– Но я-то буду скомпрометирована!
– Нет, прощайте.
Он ушел, предварительно сняв мою ливрею. Я страшно волновалась. Я пообещала королеве, что не покину дворец, чтобы быть рядом с ней, если понадоблюсь…
Через два часа ко мне пришла от имени Ее Величества мадам Мизери. Такая быстрая реакция не предвещала ничего хорошего. У Марии-Антуанетты я застала Его Величество. Королева была смущена. Людовик XVI, напротив, очень открыто встретил меня, подошел, изящно поцеловал руку, как он умел это делать, когда был в хорошем настроении, и спросил:
– Мадам д'Адемар, что Вы сделали с Вашим волшебником?
– С графом Сен-Жерменом, сир? Он отбыл в Париж.
– Он серьезно растревожил королеву. Прежде он говорил Вам что-либо подобное?
– Не так детально.
– Мы не сердимся на Вас за это, ни я, ни Ее Величество. Ваши намерения нам хорошо известны. Но как мог незнакомец осмелиться предсказать нам такое! И, кроме того, он зря скрывается от мсье Морепа, этот достойный гражданин знает, как закрыть глаза на личные неприязни перед лицом интересов монархии. Я поговорю с ним об этом, и, если он посоветует мне встретиться с Сен-Жерменом, я так и сделаю. Граф умный и способный человек – еще мой дед наслаждался его обществом. Но сначала я хотел бы заверить Вас, что независимо от последствий незаурядного поведения этого таинственного человека Вас никто и ни в чем обвинять не будет.
От такого проявления доброты, а королева говорила со мной не менее ласково, чем король, глаза мои наполнились слезами. Я вернулась к себе немного успокоенная, но совершенно озадаченная поворотом этого дела и втайне поздравила себя с тем, что Сен-Жермен все правильно предсказал.
Еще через два часа я все еще сидела у себя в комнате, погруженная в раздумья, когда в дверь постучали. Я услышала непривычный шум, почти сразу обе створки двери распахнулись, и слуга объявил монсеньора графа де Морепа. Я поднялась навстречу с большей поспешностью, чем если бы это был король Франции. Премьер-министр вошел с улыбкой.
– Извините, мадам, за бесцеремонный визит, – сказал он, – но я должен задать Вам несколько вопросов. Из вежливости я сам пришел к Вам.
Придворные того времени были очень галантны с дамами, чего не скажешь о нынешних после бурных событий, перевернувших все вверх дном. Я ответила по этикету, и, закончив со вступлением, Морепа перешел к делу.
– Итак, вернулся наш старый друг, граф Сен-Жермен?.. И снова за старое, снова плутовать.
Я готова была прервать его, но премьер-министр остановил меня молящим жестом и продолжал:
– Поверьте мне, я знаю этого проходимца лучше Вас, мадам. Меня удивляет лишь одно: за эти годы я так сильно постарел, а Ее Величество убеждает меня, что графу на вид не дать более сорока лет. Но как бы то ни было, нам надо знать, откуда у него такая информация… Он, конечно, не оставил Вам своего адреса?
– Нет, мсье.
– Мы найдем его, у наших полицейских ищеек хороший нюх… Далее… Король благодарит Вас за рвение. Ничего страшного с Сен-Жерменом не произойдет, мы просто посадим его в Бастилию, там его будут кормить, его ждет отдельная теплая камера, а он нам расскажет, откуда в его распоряжении оказались такие тревожные факты.
В это время дверь моей комнаты с шумом открылась и вошел… граф Сен-Жермен! Я вскрикнула, мсье Морепа поспешно поднялся, выражение его лица изменилось. Чудотворец приблизился к нему и произнес:
– Господи, граф де Морепа! Король попросил Вас дать ему совет, а Вы думаете только о своем благополучии. Вы помешали мне встретиться с монархом и тем самым погубили монархию, ибо время, которое я могу выделить для Франции, ограничено, и это время истекло, я не появлюсь здесь ранее, чем через три поколения. Я рассказал королеве все, что мне было дозволено рассказать ей, королю я поведал бы много больше. К сожалению, между мной и Его Величеством встали Вы. Когда страшная анархия охватит всю Францию, мне не в чем будет себя упрекать. Вы уже не увидите этих ужасов, но Вы останетесь в памяти людей человеком, который способствовал этой анархии… Вам не будут поклоняться потомки, Вы бездарный и легкомысленный министр! Вас будут вспоминать в числе тех, кто привел империю к гибели!
