Текст книги "Пятая власть. Повесть об утраченной надежде"

Автор книги: Роман Щипан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– Итак, Вы прибыли в Республику с материка, являетесь лицом без гражданства – и по неизвестной причине не помните, ни кем Вы были до некоторого момента времени, ни того, что с Вами до этого момента происходило. Вплоть до того, что Вы не помните даже собственного имени. Вместе с тем Вы сохранили и рассудок, и даже некоторые навыки и умения, приобретённые до указанного момента. Я верно Вас понимаю?

– Совершенно верно, господин лекарь, – подтвердил странник. – Так оно всё и есть.

– «Доктор», а не «лекарь»… у нас принято врачей при обращении именовать «доктор». И без господ, если можно.

– Да, доктор, – поправился странник. – Прошу прощения, доктор. Кроме того, осмелюсь заметить, что имею совершенно необъяснимую неприязнь к долгополым… ко Слугам Небес, прошу прощения. Сам не знаю, с чего бы. Так что, если можно, от здешних Слуг Небес в вашем заведении держите меня подальше.

– Гм, любопытно, – врач сделал ещё одну запись в своих бумагах. – Эти долгополые или небесные слуги – они… кто? Или Вы имеете в виду служителей религиозных культов? Или же – служителей какого-то конкретного религиозного культа? Извините, у нас в Республике – хоть и действует принцип свободы совести, но исторически сложилось так, что религиям в жизни граждан вообще места не стало. Священнослужители же либо эмигрировали, либо нашли себя в чём-то другом – часто с хорошим результатом. Итак, кого Вы имели в виду, говоря об этих долгополых небесных слугах?

– Пользуясь Вашей терминологией, доктор, – ответил странник, – я имел в виду служителей конкретного религиозного культа. Совершенно конкретного. В наших краях они очень влиятельны. С ними вынуждены считаться все светские владыки и правители. Впрочем, если здешний народ пришёл к безбожию… то вопрос снят.

– И всё же, если можно, поподробнее о них, – попросил врач. – Что конкретно Вам в них, скажем так, не нравится? Одежда? Манера держаться? Какие-то детали в обрядах? Или что-то иное?

– Сам не могу понять, доктор, – честно признался странник. – Общался же я со многими из них в странствиях своих. Некоторые – весьма неплохо образованы, большинство… как бы это сказать?.. честно преданы своему делу и искренне веруют в святость и благость Небес. Но – вот скажите не милость, старую письменность-то запрещать – зачем было?! А ведь с их подачи это пошло у нас…

– Гм, – врач нахмурился. – Правильно ли я Вас понял? У вас на материке – запрещают старую письменность?

– Да, доктор, – подтвердил странник, – Вы меня поняли правильно. Запрещают. С подачи долгополых. Под страхом смерти, если у кого сыщут. А у знати нашей все грамоты жалованные и древа родословные по-старому записаны; да и у самих же долгополых такого тоже навалом. Каллиграфам работы… да что каллиграфам! Всех грамоту знающих и более-менее разборчиво пишущих – за работу засадили.

– Так-та-ак, – задумчиво протянул доктор. – Оч-чень интересно. А скажите-ка мне, любезный: что именно считается у вас там старой письменностью? – он покопался в тумбе стола, вынул потрёпанный томик, раскрыл его и протянул страннику. – Не это ли?

На страницах книги чернели знакомые символы. Запретные. Складывающиеся в слова. Выстраивающиеся в строчки. Составляющиеся в песню. В крамольную «Балладу о власти наместников». Странник усмехнулся:

– Доктор, ну, Вы б мне ещё «Балладу о чокнутом короле» для образца предъявили… Именно это, да.

– Э-э-э… М-да, – врач глянул в раскрытый томик, захлопнул его. – Как Вы сказали? «Баллада о сбрендившем короле», да? Ни разу не попадалась. Перепишите, если не затруднит. Профессиональное же. Будет что коллегам показать.

– Да всегда пожалуйста, доктор, – с готовностью согласился странник. – Бумагу и стило…

Получил требуемое, раз-два, долго ли переписать то, что наизусть помнишь? – и вот доктор только головой покачивает, читая ехидные катрены… Дочитал, убрал листок в тот же томик. Вздохнул:

– Вот ведь раньше мастера были… Кто сейчас хоть близко к такому напишет? Ну, ладно. С долгополыми этими вашими материковыми – всё ясно, пожалуй. Добиваются они запрещения старой письменности затем, чтоб старых книг никто читать не смог в конечном итоге. Там ведь много такого понаписано, что и вовсе религии противоречит. Не только конкретно какой-то религии – а самой идее божества в принципе. Ладно. С Вами-то что решать будем, батенька? Мы с Вами можем попробовать добраться до глубин… но. В этих глубинах – могут водиться чудовища. Блокировки, подобные Вашей, – они просто так не возникают. Может, ну его, прошлое это? А? Раз уж Ваш разум когда-то решил напрочь отсечь прошлое – значит, у него были к тому существенные и весомые основания.

– Понимаю, доктор, – ответил странник. – Только вот… Два момента. Первый. Мой ли разум решил отсечь моё прошлое? Что-то не уверен я в этом. И второй. Если там, за стенкой этой, таятся чудовища – рано или поздно они всё равно её пробьют. Это же что-то вроде осаждённой крепости получается. А неприступных крепостей не бывает, бывает недостаточно сил или умения для штурма. Поэтому… надо хотя бы разведку провести, что ль. Не ломая стенки, заглянуть за неё. Можно так-то, доктор? Или я глупости говорю?

– Пожалуй, можно, – кивнул доктор. – А теперь отправляйтесь в палату, отдохните. Вас проводят.

В комнату вошёл давнишний крепыш.

– Проводите пациента в палату, – велел врач. – И распорядитесь насчёт санобработки и ужина.

– Идём, что ли, – обратился крепыш ко страннику. И они вышли. Доктор же ещё долго пересматривал записанное – и качал головой. Странный пациент из странного мира… и хочет он тоже странного. Удастся ли помочь?..

Часть 4. Именем Республики, хек вашу сельдь, эскулапы!..

Посулённая доктором санобработка оказалась делом необременительным и даже в чём-то приятным: как оказалось, это была просто помывка. Правда, при этом пришлось расстаться с посохом, кошельком, одёжкой-обувкой и даже со свитком – но всё это добро было принято, как объяснил сопровождающий странника крепыш (его следовало именовать медбратом) исключительно на хранение. И даже опись составили. В кошель даже не заглянули, как и в футляр – просто записали: мешок кожаный, пенал деревянный… верёвочками обвязали, сургучные печати на узлы – готово. Посох – и тот в бумагу занесли: шест деревянный круглый в сечении, диаметр такой-то, длина такая-то. Одёжку и обувку – отдельно, это надлежало вымыть-пропарить-простирать… странник не возражал: надо, так надо. К выданной банкирами коробочке отнеслись, однако, с большим почтением: её забирать на хранение не полагалось; разве что пока пациент моется. Взамен одёжки выдали большую махровую простыню; прикрыв ею наготу, странник отправился мыться. Медбрат выдал мочалку, мыло… вспомнив что-то, спросил:

– А скажи: простая штука есть у тя?..

– Какая? – переспросил странник.

– Вошь.

Странник почему-то покраснел, но кивнул утвердительно. Медбрат, однако, невозмутимо взял из шкафчика бутылочку с какой-то жидкостью, сноровисто и аккуратно намазал этой жидкостью все волосистые поверхности на теле странника…

– Больше не будет. Только когда первый раз смывать мыло будешь – гляди, чтоб в глаза-рот-нос не попало. Зажмуривайся крепче, промывай шибче… Ну, пошли.

Место для омовений именовалось «Душевая». Вода подавалась через затейливое устройство; медбрат объяснил и показал, как оным пользоваться, затем, убедившись, что странник всё правильно понял, отошёл. Странник, помня про жидкость от вшей, тщательно оттёр голову и тело, не жалея мыла. Ополоснулся, перекрыл воду. С удовольствием вытерся тою самой махровой простынёй, облачился в выданное одеяние… просторные штаны, свободная рубаха без застёжек, на ноги – мягкие тапочки. Удобно. Мочалку, по указанию медбрата, выбросил: она, как оказалось, была одноразовая. Простыню велено было оставить, мыло – забрать с собой.

Палата оказалась действительно одноместная. С умывальником и отхожим местом за перегородкой. Медбрат без тени смущения объяснил, как пользоваться всем этим хозяйством; сказал, что перед едой и после отхожего места – принято мыть руки с мылом. Странник не возражал. Устав чужого монастыря надо соблюдать.

Более всего странника поразила постель. Белая тонкая простыня! Толстый тюфяк, тёплое одеяло, засунутое в белый же… мешок из такого же тонкого, что и простыня, полотна… пододеяльник, как назвал эту штуку медбрат. Мягкая подушка! Тоже в белом полотняном мешке… в наволочке, да. На такой постели только принцессам спать… Что? Привыкать к хорошему?! Шутки у Вас, медбрат. Изнежишься тут – потом-то как?

Принесли ужин. Каша, хлеб, чай… Странник дисциплинированно вымыл руки, чинно покушал… чай – сладкий?! Богато ж здесь живут… Что? Добавки? Нет, пожалуй, не надо: на ночь глядя наедаться… недаром же говорится: ужин отдай врагу. Так что благодарю, нет. Когда спать полагается у вас? Через час-другой после еды? Понял, медбрат. Спасибо. А почитать чего – не найдётся? Пока не положено, без рекомендаций доктора нельзя? Жаль… Ну, что, не гладью же вышивать…

Странник рассеянно вертел в руках бумажную салфетку, которую принесли вместе с трапезой – и не унесли. Потом ловко сложил её в фигурку журавлика. Поставил журавушку на пустой стол, откинулся на спинку стула, расслабился. Если делать нечего – надо спать. Даже в неуставное время. Начальство придёт – проснёмся.

Сквозь сон внезапно донёсся какой-то шум, потом – грубая армейская брань. Что такое?! Сон слетел вспугнутой птицей, рука зашарила в поисках посоха… ах, да: посох – на хранении… Ну, что ж, обойдёмся и пустыми руками. Странник лениво, по-кошачьи потянулся, неторопливо повернул голову к двери. Сидевший снаружи медбрат, судя по всему, ничего не понимал: кто? что? почему война?!.. чего хватать, куды бечь?.. Ругань повторилась – ругались где-то на улице; вероятнее всего, у ворот. Бранились отчаянно; изобретательно навеличивали всех родичей какого-то Эскулапа… Гм. Что за притча? А вот что: привлечь и отвлечь. Собрать максимум персонала у ворот – а в это время по-тихому где-то совсем в другом месте кто-то… сделает то, что ему там надо. Вопрос: что воякам надо здесь, в клинике для душевнобольных?

Странник прихватил лежавшую на столе коробочку с зольками. Ударопрочный корпус? Вот и проверим. Глянул в дверной проём. Медбрат по-прежнему ничего не понимал – а меж тем где-то в коридоре возникла подозрительная возня. Э, что это? Никак, тетива? Ага, а вот и скрип рычага, её натягивающего. Арбалет. Кто мишень? Кто-кто… медбрат в коридоре, вот кто. Щёлк! Тетива легла куда ей полагается, теперь стрелок кладёт перед нею болт… поднимает своё оружие, целится… нет, врёшь – не убьёшь!

Странник резко и пронзительно свистнул, медбрат от неожиданности отшатнулся – и в полотно приоткрытой двери ударил предназначавшийся ему арбалетный болт. Медбрат, не удержавшись на табурете, нелепо взмахнул руками и рухнул на пол. Или – вполне осознанно? Болт отскочил от двери и упал под ноги страннику, который немедленно подхватил его. Конструкция болта была диковинная. Наконечник – не срезень, не острие… тонкая трубка. Из которой сочится-капает какая-то жидкость. Отрава?! Хорошо, господин стрелок. Отольётся тебе. Странник занял позицию у двери. Медбрат как свалился, так и лежит, не шелохнётся. Правильно: пусть стрелок считает, что таки попал. Тем более, что он таки попал, да. Только в другом смысле – и про это он ещё не знает. Ничего, скоро узнает. Вот он, идёт по коридору… правильно идёт, мягко. Но всё равно слышно. Вот остановился – до медбрата дошёл, смотрит… да попал, попал ты, дальше двигай! Ага, сюда идёшь… заходи-заходи. Хрясь! Ну, надо же – и впрямь ударопрочный корпус. А вот тебе, мил человек, теперь до-олго ещё не брать в руки арбалета. Ключица-то тогой-с. Да не брыкайся – не поможет. У медбратии здешней опыт усмирения таких буйных – ого-го какой…

Неудачливому арбалетчику вкололи что-то, отчего тот сразу обмяк. И его унесли на носилках. Болт с остатками отравы странник отдал медбрату, тот унёс его куда-то, завернув в тряпицу. Окно палаты прикрыли ставнями, из двери какими-то блестящими щипчиками вытащили засевший в ней обломок наконечника болта; странник успел заметить хищно блеснувшее остриё. Ругань у ворот мало-помалу утихла. Странник разобрал постель, разделся и лёг. Было непривычно, однако странник заставил себя заснуть. На этот раз – по-настоящему. После постигшей их неудачи нападавшие вряд ли решились бы возобновить боевые действия в ту же ночь… опасаться более было нечего.

Сон странника был глубок и безмятежен. Поэтому странник не слышал, как в его палату вошёл тот врач, с которым они днём дискутировали на темы религии и поэзии. Доктор опустился на стул рядом со спящим и тихо заговорил…

Часть 5. За барьером.

Доктор опустился на стул рядом со спящим и тихо заговорил, переводя сон пациента из обычного в гипнотический. Вполне стандартная вещь – однако на всякий случай, памятуя о давешнем, с обеих сторон от койки заняли позиции два дюжих медбрата. Мало ли что там откроется у этого… тихони. Вон как лихо с «песцом» совладал. Ох, не приведи судьба попасть ему под горячую руку!

Из осторожности доктор начал разматывать свиток памяти странника так, как если бы он и впрямь был свитком. Следовало установить, где же в точности располагался пресловутый барьер – прежде чем пытаться лезть за него. Доктор задавал вопросы, пациент отвечал на них… доктор, не полагаясь на память, записывал всё это на бумагу. Ничего сверх обыденного; странствия, встречи, разговоры – иногда и не очень-то приятные. Долгополых странник действительно недолюбливал; хотя до стычки в трактире – расходился с ними миром. Обретение Зелёного свитка? – так к тому времени пациент уже был безымянным. Снова скитания: ночлежки, харчевни, случайные заработки… Наконец – вот оно! Очнулся оборванцем без единой монетки в кармане на какой-то горной круче – и без понятия, кто он есть таков и как туда его занесло. Барьер.

Доктор ненадолго задумался, а потом решительно произнёс:

– Тебе три года от роду! Мальчик, как тебя зовут?

– А кто ты таков, чтоб спрашивать моё имя? – откликнулся странник. – Я тебя не знаю.

Доктор опешил: пациент, похоже, был явно не из простого люда. Следовало теперь как-то выкручиваться, перехватывать лидерство – но как?

– Дерзишь?! – нашёлся доктор. – Ай, да волчонок!

– Какой-такой волчонок?! – в голосе странника послышались нотки обиды и раздражения. – Отродясь в нашем гербе волка не бывало!

Так-так. Герб, значит. И в нём – отнюдь не волк. Интересно, кто же тогда в их гербе из геральдического зверинца…

– Не волк, значит, – с сожалением отметил доктор. – Ну… что ж, маленький наглец. Оставайся при своём гербе. Хоть девиз-то с него помнишь?

– «Отвагу – Родине, честь – никому», – с детской гордостью произнёс странник.

– Молодец! – похвалил его доктор. – Превосходный девиз. Соответствуй ему, малыш. А теперь – спать. Спать… Спать…

Убедившись, что сон странника вновь сделался обычным, доктор покинул палату; следом за ним вышли и медбратья. Остался только дежурный за приоткрытой дверью.

Наутро служащие республиканской библиотеки получили запрос на литературу по континентальной геральдике.

По установленному в ходе первого гипносеанса девизу довольно быстро отыскался и предполагаемый герб – оса в лазурном поле. Принадлежал оный герб клану многочисленному, родовитому, древнему – и довольно влиятельному, что и неудивительно: конечно, в каждом стаде паршивая овца найдётся – но тех, кто запятнал себя делами, недостойными девиза на гербе, было раз-два, и обчёлся. Большинство же – честно служило государям и Отечеству. Это были умелые и храбрые воины, выраставшие из рядовых до генералов… ну, не все до генералов – но мало кто выходил в отставку в чине ниже майора. Если, конечно, доживали до отставки. А которые не по военной части пошли – те, как правило, тоже достигали высот известных на избранном поприще. Ко славе Отечества. И никто не тыкал им тем, что в фамилии присутствовала приставка, означающая незаконнорожденность… такое не могло прийти в головы даже злейшим и преподлейшим врагам клана. Потому что… как ни странно, клан этой приставки ничуть не стыдился – наоборот, гордился ею. Да, основатель клана был бастард, ублюдок… но этот ублюдок в своё время сделал для любезной Отчизны побольше, чем иные кичащиеся своей чистотой кровей! Словом, «да устыдится тот, кто об этом плохо подумает». И ведь и впрямь устыжались… Фамилия – нашлась. Оставалось главное – установить имя. И каким-то образом соединить это имя с его обладателем – да так, чтобы тот, чего доброго, не тронулся рассудком от этакого счастья. Всего-то ничего…

Доктор Риеко Эдмундссен Водкин – а именно так звался врач «Психопомпа», которому достался странник в качестве пациента – оторвался от геральдических талмудов и призадумался. Больной явно перенёс нечто запредельно ужасное… иначе бы не произошло такой глухой блокировки. И это нечто – каким-то непонятным пока способом оказалось связано с теми, кого больной называет долгополыми. По его словам – безобидными служителями распространённого религиозного культа. Культа, настоявшего на запрете старой письменности… и, возможно, не только на этом настоявшего. Что за чертовщина у них там, на материке, творится, однако? И ведь не узнать никак достоверно – пациент не в счёт, надо и другие источники информации… а где их брать прикажете? Строжайшая же закрытость от всего, что извне. Если и есть что-то, то у вояк, а они ведь не поделятся. Тем более, что один из вояк сейчас в изоляторе «Психопомпа» с переломом ключицы… и в шоке от осознания, что его побил какой-то там бродяга с материка – позорище же!.. Ну, может, его утешит, что этот бродяга – из хорошей семьи оказался. Семьи большой, славной своими деяниями на благо Отечества и так далее. Вояки же сейчас наверняка в бешенстве: их акция – провалена, свидетель за мэра Тухлой гавани – по-прежнему в «Психопомпе», а значит, недосягаем; кроме того, сгинул тот, кто должен был этого свидетеля из «Психопомпа» изъять. Пошёл, понимаешь ли, человека выкрасть – и как в воду канул (хотя на самом деле – живёхонек; лежит в изоляторе, кушает как не в себя, сбежать порывается… даже невзирая на сломанную ключицу). Хотя кто его просил лезть к душевнобольным? Что, они не знали, что среди таких – и буйные бывают?.. Доктор Водкин усмехнулся своим мыслям и вновь вернулся к пыльной геральдике. Предстояло по возможности выяснить теперешнее состояние славного рода герба осы в лазурном поле.

Клан, если верить справочникам, процветал и по сей день. Вырождаться, как многие прочие не менее древние роды, род герба осы явно не собирался. Недоброжелатели прозвали клан осиным гнездом – и в чём-то даже были правы. Семьи в клане были многодетны; редко кто уходил из жизни, не оставив потомства. Кроме того, род горой стоял за своих, в какую бы переделку те ни попадали. И, как правило, влипших удавалось выручить… ну, или отомстить. Мстили – изобретательно; никому ничего доказать не удавалось – всё по закону. И тем не менее, всем было понятно, что это – месть. А со влипшими – клан сам разбирался: было что, не было… совершено ли было оно на пользу или во вред Отечеству – и что за это следует получить. Поощрение или наказание – или и то, и другое. Впрочем, бывало и из ряда вон выходящее – один такой случай был отмечен справочниками относительно недавно. Клан не смог установить судьбу сгинувшего без вести сородича… Был тот пропавший человеком военным, служил Отечеству на совесть, получал заслуженные чины и награды. Дослужился до капитана – и вдруг сгинул. Был человек – и нет человека… и никакие сыщики не взяли след. Недруги поговаривали, что пропавший перебежал к неприятелю… но у неприятелей – тоже никаких следов. И ничего такого, что бы говорило в пользу этой позорной версии: ни сведений, которые пропавший мог бы передать, ни деятельности в его стиле. Так что злые языки вскорости завязались узелочками, но ясности в деле это не прибавило. Непроверенным оставалось одно прелюбопытное местечко, но туда даже самым опытным лазутчикам ходу не было. Формально владел этим местечком некий не то простолюдин, не то дворянин из новоявленных… а кто реальным владельцем был и что там творилось – не мог толком сказать и сам государь тех земель. На том поиски и заглохли. Имя пропавшего капитана сделалось фигурой умолчания; как-никак, осиное гнездо впервые не смогло найти своего… но по офицерским спискам установить это имя особого труда не составляло. Вьяхо эц-Прыф, капитан гвардии Его Величества… кавалер второго по значимости военного ордена, герой и храбрец – вдруг пропадает из всех реляций и списков. Ни в погибших, ни в отставных, ни в живых не значится. И в списках пропавших без вести – его почему-то тоже нет… странно? Более чем. Найти надеются? – ну, что ж, он с немалой такой вероятностью найден, ваш доблестный Вьяхо. Но что такое могло с ним приключиться, чтобы он позабыл всё своё прошлое?.. Ничего не поделаешь, придётся снова заглянуть за стенку в его памяти. Риеко Водкин распорядился отослать библиотечные книги обратно и засел за составление плана предстоящего гипносеанса: что спрашивать, о каком времени просить вспомнить… Случай оказался просто на редкость необычным. И потенциально – весьма и весьма опасным. Докладывать начальству или нет? Пожалуй, пока рановато. Стенка крепка, драконы за нею притихли… поглядим, что за драконы такие. Одним глазком, и сразу назад, если что. Вот «если что» – тогда и доложим. А так – пока ни о чём разговор будет: «Каковы ваши аргументы?» – а аргументов-то кот наплакал.

Размышления доктора Водкина были, однако, прерваны довольно грубым образом: откуда-то снаружи снова донеслась отборнейшая армейская брань. Вояки… требуют главного начальника. Самого главного. Но главврач «Психопомпа» в законном отпуске; уехал охотиться в Серые Холмы – связаться с ним там никак, вот совсем никак! Рельеф не позволяет. Кто за него? – дежурный врач за него. А кто дежурный? – правильно, Риеко Эдмундссен Водкин, доктор медицины. Что ж, пойдём отдуваться перед господами военными. Браниться доктор Водкин умел не менее изобретательно, если что: пять лет службы полевым хирургом и десять – в гарнизонном госпитале.

– Таки за главного здесь я буду, граждане военные. И я вас слушаю – внимательно слушаю.

– Ба, Риеко! Что ты-то здесь делаешь, в этой дыре? – один из военных, похоже, был несказанно ошарашен. «Бон Лоф», – доктор Водкин тоже припомнил вояку, но в отличие от того, остался спокоен и невозмутим.

– То же самое, что и в госпитале, Бон, – ответил он, – Помогаю страждущим. По мере сил и возможностей. Но вам-то что нужно тут, в этой скорбной обители? И к чему так ругаться?

– Ри, не в службу… – майор Бон Лоф тоже знал, когда ругань явно не к месту. – Боец тут у нас – точнее, у вас… Ну, в общем, на вашей территории… пропал куда-то. Полез, стервец, сдуру… и… – майор неопределённо развёл руками. – Ваши там его не видели?

– Отчего ж не видели? Очень даже видели. Ключицу ваш воин себе поломать умудрился. В карантине он сейчас… больше некуда класть было. Не к пациентам же нашим его… они у нас всякие тут. Паиньки тише воды – и вдруг ка-ак начнут буянить! Воин ваш как раз к находящимся под особым наблюдением и полез с чего-то. Хотя там крупно-крупно написано: «Особый корпус. Опасно для жизни». Ну… Вот он и нарвался на одного такого, к которому без пары дюжих специально обученных медбратьев нечего и думать соваться. Итог закономерен – гипс… – доктор Водкин был само спокойствие.

– Мы его забираем, Ри! – решительно заявил майор.

– Как знаешь, Бон, – лицо доктора Водкина озарила улыбка. – Забирай своего неудачника… только его же сразу в госпиталь надо. Он, бедолага, мало того, что физически серьёзно травмирован – у него ж ещё и душевные раны открылись: побили его, видите ли! Ах-ах, обидно как! Лучшего бойца – побили! Я распоряжусь – его вынесут… только выписку оформим. Полчасика подождать придётся, Бон.

– Пятнадцать минут, и ни секундой больше! – рявкнул майор.

– Двадцать, Бон. Машины у нас тут задумчивые…

– Идёт, двадцать. Ни секундой больше! – согласился майор. И добавил:

– Как был ты, Ри, скупердяем и жмотом – так и остался. Нигде не упустишь случая поторговаться!

Не отвечая на явную провокацию майора, доктор Водкин отдал необходимые распоряжения – и вот незадачливый боец явился пред грозны очи начальства. Лёжа на носилках. С выписными бумагами «Психопомпа»… Доктор Водкин ухмыльнулся: вояке теперь светила только отставка. Разбираться не будут, с чем лежал: важнее окажется – где лежал. У «психов»? – ясно с тобою всё; на гражданку без разговоров. А на гражданке ты, дружок, будешь полное никто – без специальности гражданской, зато с записью в документах: почему списан. Не завидую…

Судя по всему, незадачливый боец тоже это понял… одарил санитаров и доктора ненавидящим взглядом. А вот! Не суйся, куда не просят. Про пациента с материка у вояк хватило ума не спрашивать. И правильно: в ответ бы они услышали только ссылку на врачебную тайну.

Майор Бон Лоф со свитою, забрав своего вояку, отбыли. Не прощаясь. Доктор Водкин бросил, глядя им вслед:

– Как был ты хамлом, Бон, – так хамлом и остался! – и сплюнул с досады. Ворота бесшумно закрылись, надо работу работать. Ибо никто её за беднягу Ри делать не станет… даже майор Бон Лоф. Доктор медицины Риеко Эдмундссен Водкин со вздохом покинул дворик и вернулся в свой кабинет – к плану предстоящего сеанса. Волевым усилием вернул перебитый визитом вояк рабочий настрой. И спустя некоторое время с удовлетворением просмотрел готовый план сеанса. План был вполне хорош: с вариантами, с парирующими ходами. На бумаге – гладко. Получится ли на деле? – должно получиться, прочь сомнения! Доктор ещё и ещё раз просмотрел план, заучивая его наизусть: вести сеанс по шпаргалке – самый что ни на есть дурной тон. Оставалось дождаться отбоя – и можно будет начинать.