Текст книги "Штрафники штурмуют Берлин. «Погребальный костер III Рейха»"

Автор книги: Роман Кожухаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

IX

Вот и сейчас срывающийся голос лейтенанта Куроносенко с головой выдавал его внутреннее состояние.

– Взводу… выдвинуться к опушке… – запинаясь, наконец, выдавил из себя Курносик.

Ближе тот не подбирался, скорее всего, боясь попасть под пули и осколки.

–  К опушке…Ты видишь, что там немец? И черт знает, сколько их и сколько у них пулеметов. К опушке, вот так, с наскока, – это наверняка взвод положить.

– Ничего не знаю… – вдруг возразил политрук. – Приказ командира…

– Это майор лично тебе передал?

– Нет… – крикнул Курносик. – Товарищ военком. Это приказ – майора…

– Военком, говоришь… Ладно… разыщи мне Шевердяева… мигом… – крикнул ему Аникин. – Видишь цистерну горящую? Пусть отделение Шевердяева на этот фланг выдвигается. И одного пулеметчика, из приданных, пусть с собой возьмет… Что лежишь?!

– Я это… – жалобно пролепетал Курносик. – Товарищ военком…

– Никаких это… – оборвал Аникин, подобравшись вплотную к лейтенанту. Взяв в жменю сукно его полушубка на плече, Андрей встряхнул его.

– Действуй, Куроносенко! Бегом! Чтобы страх тебя не догнал!..

Чуть не с силой заставив политрука ползти, Аникин перекатился в соседнюю воронку. Здесь укрывались Капустин и двое новеньких, из предполагаемых «власовцев».

– Капустин! Дуй на правый фланг! Сыщи командира отделения! Пусть готовит ребят в направлении опушки. На самый правый край! Видишь, где танк горит вражеский? Только без команды не наступать. Понял?! Без моейкоманды…

– Понял, товарищ командир! – отползая, на ходу крикнул, высовываясь из воронки, Капустин. – Без вашейкоманды…

Повторяя, он выделил вслед за командиром нужное слово.

– Товарищ старший лейтенант… – вдруг произнес один из двух угрюмых новобранцев. – Разрешите мне…

– Тебе? – переспросил Аникин. – А ты командира отделения хоть знаешь…

– Так точно… – без всякой обиды в голосе, быстро, но основательно ответил боец. – Временный боец Затонский. Кузьма… Рябой такой… Спереди – зуб железный…

– Верно говоришь… А тебя как звать?.. – спросил приободрившимся голосом взводный.

– Тютин… – с готовностью доложил боец.

– Я это, я мигом, товарищ командир… – перехватив «трехлинейку», нетерпеливо добавил он. – Все, как есть сделаю… Занять на правом фланге… К опушке… Без вашейкоманды не начинать…

– Ну, давай, Тютин… Действуй… – подумав долю секунды, решительно произнес Аникин.

X

Боец только-только успел отползти куда-то вправо, как со стороны догорающей цистерны донесся лязгающий стук пулеметной очереди. Протяжный пунктир трассеров распрямился от тускнеющего зарева горящего топлива наискось, в сторону опушки, принявшись гвоздить световыми иглами темные кусты.

Это значит, что парни Шевердяева уже заняли намеченную позицию. Что ж, Шева свое дело знает и волынку тянуть не будет. Немцы в долгу не остались. Тут же со стороны опушки по цистерне застрочили два пулемета – один располагался прямо по центру позиций, а второй – на правом краю. Усилилась винтовочная и автоматная стрельба. Свист пуль заполнил ночной воздух над дорогой. Из глубины леса раздался протяжный нарастающий вой, который, перемахнув через расположение колонны, разорвался далеко в поле, на другой стороне дороги. Следом раздался еще один взрыв, ближе к обочине. Третий рванул еще ближе. Вой не смолкал. Из леса по колонне заработали вражеские минометчики.

Аникин приподнялся на руках над краем воронки, вглядываясь в сторону леса. Эх, может, стоило к Затонскому Липатыча отправить. Кто знает, как сработает этот Тютин. Хорошо бы еще успеть согласовать действия хоть с одним из экипажей «сушек». Чтоб поддержали атаку огнем своих орудий. И куда Липатов подевался? Аникин выбрался из воронки с твердым намерением отыскать замкомвзвода.

– Ждать команды! – вдруг негромко, но твердо донеслось с правого фланга. Да это же Затонский кричит. Ну дела… Быстро Тютин его отыскал. Верно сообразили: пока пулемет бьет по опушке, самое время распределиться вдоль рубежа.

Вражеский пулеметчик, тот, что находился на правом фланге, тут же отреагировал на крик Затонского. Оставив левый фланг штрафников, он перевел огонь вправо, принявшись методично водить очередью по сектору.

Справа, из темноты, энергично работая локтями, прямо на командира наползли два силуэта.

– Товарищ командир, товарищ командир!..

Аникина звал хриплый голос Липатова. С ним был Кокошилов.

– Третье отделение к атаке готово… – доложил Липатов. – Ну и лупит, гад… Будто средь бела дня. Шевельнуться нельзя, и чувствуешь, будто на ладошке перед ним. Словно младенец без пеленок. Может, у них какие приборы ночные имеются?..

– На их приборы у нас свои имеются, чтобы на них положить… – ответил Аникин, вызвав смех Кокошилова.

– Погоди ты ржать… – осадил его Липатов, не сдержав, в свою очередь, смеха.

– Только нам без огневой поддержки соваться никак нельзя. Зря людей положим… – с ходу продолжил Аникин. – Ты пока настраивай мамедовских… А я попробую с «сушками» состыковаться. Если получится, наступаем на опушку после залпов «самоходок»…

– Хорошо бы они еще пулеметами прошлись по кустам… – вставил Кокошилов.

– Кто они? – спросил его Липатыч.

– Ну, «самоходки»… – ответил боец.

– Вот деревня… – хмыкнул замкомвзвода. – Пора уже знать, что у «сушек» пулеметов нет.

– ППШ у экипажа наверняка имеются… Но с пятисот метров это будет стрельба в молоко… К тому же им из автоматов некогда будет стрелять, если они орудием будут заняты… – проговорил Аникин. – Нам их пушки 76-миллиметровые нужны… Чтобы снарядом эти точки пулеметные заткнуть. Хотя бы одну. Не говоря уже про минометы…

– Да, 76 миллиметров… Вот это – поддержка… – согласно кивнул Липатов.

– Если выгорит с «самоходками», – сказал Аникин, – то выбиваем фрицев обратно в лес, а дальше, если не будет дальнейших указаний – держим рубеж…

С левого фланга ухнуло. Посильнее 76-миллиметрового орудия «сушки». Скорее всего, опять один из тех «ИСов», которых они видели на марше. Ведь вот только что шли в колонне, а кажется, чуть не вчера. Время в ходе боя несется с бешеной скоростью, минуты тратятся, как пулеметная лента: вот была полнехонька, а вот – уже пустая. Все в расход ушло.

XI

Выпущенный с левого фланга снаряд по диагонали прочертил погруженное во тьму пространство, с треском вломившись в стройные ряды сосен в глубине леса. Этот оглушительный выстрел будто послужил сигналом для двух «СУ-76», замерших на обочине. Сначала одна «сушка» завела двигатели, потом – вторая.

Они начали разворачиваться на месте, орудиями вдоль обочины, как бы демонстрируя своим видом, что по лесу стрелять больше не собираются. Почти одновременно экипаж ближней «самоходки» убрал с боевой рубки брезентовый полог, натянутый на марше. Это что же получается? Они вообще решили свернуть свою огневую работу и смотаться, оставив штрафников один на один с врагом? Врешь, не уйдешь…

Аникин, хлопнув по плечу Липатова, крикнул:

– Действуй! Кокошилов – со мной!..

Андрей опрометью бросился к «самоходке».

– Командир!.. Кто здесь командир?!.

За бронированными бортами в полумраке возились черные силуэты. На крики Аникина они никак не отреагировали. Из кузова, сквозь шум винтовочной и пулеметной стрельбы, доносились крики команд и лязг стреляных гильз. Вот только разобрать, кто их отдавал, с земли было невозможно.

Один из силуэтов перегнулся через борт. Блеснули белки глаз.

– Берегись, пехота!.. – раздался тот же резкий, пронзительный голос.

Самоходка с новой силой взревела двигателями и стала еще быстрее разворачиваться влево.

– Вот черти полосатые… – выругался Андрей, отпрыгивая вслед за Кокошиловым в сторону. Изловчившись, он с силой оттолкнулся и заскочил со стороны кормы на самый край надгусеничной полки. Она закруглялась книзу, и Аникин чуть не сорвался под гусеницы, вовремя ухватившись за задний борт рубки и чью-то руку.

– Сдурел?!. В паштет захотел!?. – закричал самоходчик прямо ему в лицо, подтягивая его за руку к борту рубки.

– Не люблю паштет… – небрежно, но во всю мочь голосовых связок ответил Аникин. Он еле удерживался, чтобы не сорваться под гусеницы. – Старший лейтенант Аникин, первый взвод штрафной!..

– А-а, «шурики»!.. – крикнул самоходчик, словно старого знакомого встретил. – Лейтенант Романченко…

– Поддержи огнем, лейтенант… – без обиняков, с ходу перешел к делу Аникин. – Нам в атаку идти. По опушке пару залпов…

–  Пару залпов… – повторил самоходчик. – А у меня приказ – вперед двигаться.

– Нам тоже надо было двигаться… На Шпреевальд, – отозвался Аникин. – Да только, вишь, немчура просит помочь им с жизнью расстаться. Нельзя фашиста не уважить…

– На Шпреевальд? – переспросил лейтенант. – Так это и есть Шпреевальд.

«Самоходчик» махнул рукой в сторону соснового леса.

– Да ну?! – недоверчиво крикнул Аникин.

– Не да ну, а ну да!.. – хмыкнул «самоходчик». – За лесом, с правого боку, – озера. К ним и путь держим. А его обогнуть надо. Зовется этот бурелом Шпреевальд… Эх ты, пехота!..

– Лейтенант… Пулеметы вражеские на лапшу моих людей покрошат… – гнул свою линию Аникин. – И тогда паштета твоего не понадобится. Лучше из фрицев паштет сделай, или жаркое…

– Жаркое, говоришь?.. – как бы размышляя, отозвался лейтенант. – Ладно, «шурики»… Приготовим для вас горячее блюдо без гарнира… Вы мою корму под Зееловом прикрывали…

XII

Аникин с Кокошиловым не успели и нескольких метров отбежать от «самоходки», а она уже стала стремительно разворачиваться орудием к лесу.

– Ишь ты, быстро механик отреагировал… – удивленно прокричал Кокошилов, пригибаясь как можно ближе к земле.

– Заряжай! – донеслось из рубки «самоходки».

– Связь, видать, работает… – только успел произнести Андрей, как вдруг всю «самоходку» качнуло и откатило назад от выстрелившего орудия. Уши словно ватой забило, и Аникин невольно вжал гудящую колокольным звоном голову в плечи. Заряжающий и наводчик сработали еще быстрее механика. Но быстрота и даже торопливость выстрела нисколько не повлияла на его точность. Огненная вспышка взметнулась на самом краю леса, осветив ближние стволы сосен и прореженную линию кустарников.

– Пора!.. – крикнул Андрей, не слыша своего голоса. Кокошилов что-то кричал. Аникин понял это по его разинутому рту. Андрей рукой, сжимающей ППШ, показал бойцу в сторону фашистов.

– Вперед, Кокошилов! Всем в атаку!..

Еще один выстрел прогремел за спиной Андрея, с головой окатив его оглушающей звуковой волной.

– Вперед! Не слышу… Слышишь?! Кричи!.. Кричи всем в атаку!.. Вперед!..

XIII

Взвод поднялся в атаку почти одновременно на флангах и по центру, где вперед бежал командир. Пока бойцы в темноте, спотыкаясь и падая, преодолели почти половину расстояния до леса, дорогу им несколько раз осветило орудие «самоходки». Снаряды 76-го калибра, выпущенные прямой наводкой, прицельно гвоздили лесную опушку.

Пулемет, работавший по немецким позициям на левом фланге, не умолкал, пытаясь сбить пламя вражеской огневой точки, горевшей по центру. Она досаждала наступавшему взводу штрафников больше всего. Со второго выстрела экипаж «сушки» заставил умолкнуть пулеметное гнездо на краю правого фланга. Тут же «самоходчики» перевели огонь на огневую точку, пульсирующую по центру.

Аникин в этот момент лежал, вжав лицо в землю, метрах в тридцати от опушки, под самым носом вражеских пулеметчиков. Взвод бегом и ползком преодолел почти все четырехсотметровое пространство до леса. С левого фланга доносились крики и хрипы, короткая стрельба, характерная для рукопашного боя. Шевердяевские, похоже, вскочили врагу на плечи и вцепились в глотку. А их этот треклятый пулеметчик вдавил в землю. Засел между двух поваленных стволов вековых сосен, и ничем его оттуда не выкуришь. И надо ж так улечься деревьям… Нарочно так не уложишь, почище дота получилось.

– Давай, Романченко… Давай… – умоляюще приговаривал Аникин, будто командир «СУ-76» мог услышать его хриплый шепот. Дважды снаряды, выпущенные из «сушки», проносились над вражеским пулеметным гнездом. Оба раза – выше. Понятное дело. Экипаж «самоходки» – грамотный, толковый. Видят, что штрафники подобрались вплотную к опушке. Местность здесь бугристая. Чуть не доберешь по высоте – и по своим влепишь. Вот наводчик и берет чуть выше – не хочет брать грех на душу.

Треск в щепы разлетающихся стволов хорошо слышен отсюда. Вот сноп огня и черной земли вздымается прямо в завале из сосен, из-под которого бьет вражеский пулеметчик. Андрей не дожидается, когда непроглядный дым развеется. В его правой руке граната с выдернутой чекой. Аникин бросает ее в сторону только что прогремевшего взрыва. Еще одна вспышка, не такая мощная, озаряет темноту. Он отталкивается от сырой земли левой рукой, сжимающей автомат, и, вскочив на ноги, бросается в самый дым.

– Вперед, выбьем их!.. – кричит он, на бегу втягивая в легкие запах гари и пороха.

Едкий дым до слез застит глаза, заставляя кашлять и жмуриться. Впереди скорее чутьем, чем взглядом, Андрей улавливает какое-то шевеление и тут же выпускает туда короткую очередь. Он сам даже не заметил, когда на ходу успел перехватить автомат в правую руку.

XIV

Клубы дыма развеялись, словно вдруг отдернутый полог. Прямо перед ним, в отсветах стреляющих очередей и горящего кустарника, проглядывались раскиданные в стороны стволы деревьев. Одно было вывернуто с корневищем, которое зловеще чернело в темно-синем воздухе застывшими щупальцами поверженного чудища.

Под нависающими исковерканными гигантскими пятернями, в дымящейся воронке валялись два обезображенных трупа. Одного разорвало напополам. Обрубок ноги лежал на самом ребре воронки, сапогом вверх. Туловище немца – на дне, возле пулемета, который взрывная волна скрутила в замысловатый узел из металлических веревок. Второй пулеметчик лежал навзничь, на скате воронки, головой вверх, вернее тем, что от нее осталось. Кровавое месиво там, где должно быть лицо, хрипело и булькало. Может, это работа осколка снаряда, метко выпущенного «сушкой», или гранаты, брошенной Аникиным. Или выпущенной им очереди. Теперь этого уже никогда не узнать.

Из-за спины выскочил боец, сбежал ко дну и по инерции, еще на ходу, добил примкнутым к винтовке штыком фашиста с булькающим лицом.

– Оба готовы, товарищ командир! Чтоб не мучился… – деловито сообщил он, подняв из воронки свое лицо к Аникину. С чувством выполненного долга и проявленного по ходу солдатского милосердия он взобрался вверх, на другую сторону воронки и, ловко перемахнув через ощетиненный сучками и ветками ствол, силуэтом исчез в сиреневой тьме.

Андрей с каким-то запоздалым удивлением узнал в бойце Капустина. Ему на долю секунды показалось странным, что у того целое, нормальное лицо. Отогнав наваждение, Андрей бросился бегом вперед, по краю воронки, пригибаясь под корневищем, осыпающимся трухой и мхом, бьющим в нос густым запахом прелости.

XV

Шум боя на левом фланге нарастает. Один за другим сквозь черные колонны сосен в левой стороне просвечивают неяркие вспышки, и тут же слышатся ухающие взрывы. Похоже на гранаты. В винтовочной и автоматной трескотне Андрей различает справа какой-то шорох, совсем близко. Он резко разворачивается с автоматом наперевес, но успевает различить телогрейку и полушубок на приближающихся к нему бойцах.

Сочетание оказывается неожиданным – Кокошилов с Курносиком.

– Вот тебе, лейтенант, командир, собственной персоной… – как будто выполнив обещанное, с облегчением выдохнул Кокошилов. Приблизившись, он с интересом разглядывает воронку и ее содержимое.

– Хорошенько их припечатало… – с равнодушным безразличием комментирует Кокошилов.

Политрук подбегает к Аникину, по дороге неосторожно задев плечом Кокошника так, что тот чуть не сваливается в воронку.

– Товарищ Аникин, товарищ Аникин… – задыхаясь, чуть не кричит он прямо в лицо взводному.

– Тише ты, тише… отдышись… – прерывает его старший лейтенант.

Курносик послушно останавливается и делает глубокий вдох и тут же выпаливает:

– Там это… товарищ Аникин… Наши в лесу на немцев напоролись… Затонский и еще ребята… Липатов с нами… Те, гады, из пулемета чешут, из автоматов…

Слова и целые фразы Куроносенко выплевывал сбивчиво, но сбивчивость эта была уже совсем другой природы. Не было в его голосе былой заплетающейся от животного страха, трусливой дрожи. Скорее взбудораженность и небывалое волнение, граничащие с восторгом. Как будто только что, отплевываясь, вынырнул он из соленой пучины, совершив прыжок в море с высоченной скалы – прыжок, на который никак не мог отважиться.

XVI

Одно это с нами, вскользь оброненное политруком, сказало Аникину о переменах, произошедших в характере политрука за те какие-нибудь полчаса, пока длился бой. Аникин не раз и не два наблюдал на передовой такие перемены, может быть, самые большие, судьбоносные в жизни бойцов.

За время скоротечной атаки люди взрослели прямо на глазах, будто заново рождались на свет, выламываясь из ребячьей скорлупы своих страхов. Это вовсе не означало, что они вмиг становились бесстрашными героями, которые, вылупив неморгающие очи, перли на вражеские пулеметы. Нет, они просто вырастали из своего страха, как из штанишек, и становились мужчинами. Становились солдатами. А солдату мало выжить самому. Он должен прикрыть товарища и убить врага. Да, это главное. Здесь межа, которая разделяет мужчину и труса, и ее не перешагнуть и не перепрыгнуть. Трус жаждет только одного – «я должен выжить» – любой ценой, во что бы то ни стало. Только это я, я, яу него в голове. А для солдата своя жизнь не самоцель. Это залог того, что он будет и дальше хорошо делать свою тяжелую работу: убивать врагов. Для этого все средства хороши: ты можешь отмеривать семижды семь раз, быть осторожен, хитер и даже коварен. Ты даже можешь быть боязлив. Но только при одном условии: если все это для того, чтобы враг был повержен наверняка.

– Замкомвзвода говорит: минометчики… – протянув грязной ладонью по шмыгающему носу, продолжил Курносик. – Товарищ Липатов просит помочь…

– Липатов на правом?.. – не выдержав, с удивлением, риторически переспросил Аникин. – Ладно, давай, лейтенант, обратно к ним. Скажи: идем на подмогу…

– Вас понял… на подмогу… – повторил Куроносенко, тут же бросившись прочь от воронки, в глубь леса. Оттуда доносились выстрелы. Перестрелка усиливалась.

– Ладно… – проговорил Аникин, оглядываясь назад. Габаритные огни «самоходок» все так же плыли вдали, обозначая движение колонны. Значит, штрафников бросили на ликвидацию явившихся из лесу немцев, а основные силы, отстрелявшись, двинули по своему маршруту. И никакой серьезной поддержки в виде танков, «сушек» или хотя бы одной артиллерийской батареи не предвидится. И на том спасибо. Эти несколько снарядов, вовремя выпущенных по опушке экипажем лейтенанта Романченко, свое дело сделали.

XVII

Аникин еще раз глянул на жуткую картину в глубине воронки. Да, если бы не точное попадание орудия «сушки», он и его люди могли вот так же валяться где-нибудь на подступах к этой опушке. Дай бог здоровья «самоходчикам», а то неизвестно, сколько бы их фашисты своими очередями мурыжили.

Люди Шевердяева и Затонского, прорвав оборону фашистов на флангах, обогнули пулеметное гнездо слева и справа. Они могли встретиться там, впереди, наткнувшись на немецких минометчиков. Наверное, штрафники и там задали фашистам жару. Обстрелы колонны из минометов прекратились, минного рева уже не слышно.

Потому Липатыч и мог оказаться на правом фланге. Двигались с левого фланга и по инерции, на кураже рукопашной и инерции наступления залезли в сектор Затонского. Это хорошо, что замкомвзвода там. Когда Аникин узнал об этом, на душе у него стало спокойнее. Но все равно, времени терять нельзя. Ведь политрук четко сказал: они просят помощи.

– Кокошилов… – по-командирски окликнул Андрей бойца, возившегося возле мертвого немца с обезображенным лицом.

– Да, товарищ командир, – как будто застигнутый врасплох, резко приподнялся тот. – Табак у немчуры искал, товарищ командир… Страсть как курить охота…

– Знаю я твой табак… – резко отозвался Аникин. – Бегом пройди левую сторону. Кого из наших найдешь – всех веди в лес.

Андрей показал рукой направление. Оттуда доносилась беспорядочная пальба.

– Вас понял, товарищ командир… – быстро взобравшись по скату и даже не запыхавшись, бодро ответил боец. – А вы как же один?

– За меня не боись… – ответил старший лейтенант. – Я правую сторону беру и двигаюсь туда же…

XVIII

Проверив свой ППШ, Андрей закинул планшет за спину и бегом, огибая стволы деревьев, бросился вперед. Он на ходу забирал вправо, стараясь вслушиваться и всматриваться в темные силуэты сосновых стволов. Ноздри его вдруг ощутили, как завеса гари и пороховой вони уступила позиции насыщенному сосновому духу. Легкие невольно втянули глубоко в себя этот целительный запах, который показался таким неожиданным, что на миг опьянил комвзвода.

Именно в этот миг он уловил звук, раздавшийся в темноте. Этот звук сразу отрезвил Аникина, вспугнув ощущения, нахлынувшие вместе с ароматом соснового леса. Тихо, но отчетливо лязгнул передернутый затвор.

– Эй, кто здесь?.. – спросил Андрей, вглядываясь в темноту. Указательный палец на курке напрягся, и он сделал шаг влево и прижался к стволу дерева. Небритая щека ощутила чешуйчатую, прохладную поверхность сосновой коры, терпкий смолистый дух, исходящий от нее.

– А кто це?.. – вдруг раздался сдавленный, напряженный голос. Андрей вздрогнул от неожиданности. Ему показалось, что спросили над самым его ухом. Где-то рядом, на расстоянии вытянутой руки. Значит, свои…

– Старший лейтенант Аникин… – стараясь говорить твердо, выдохнул Андрей.

– А-а… старший лейтенант, – как бы с облегчением отозвались. И тут же огневая вспышка с грохотом сверкнула прямо Андрею в лицо. Горячее пламя дохнуло ему в глаза, но Аникин успел зажмуриться. Пуля вырвала из ствола дерева кусок, который по касательной резанул Аникину лоб поверх левой брови. Палец Андрея уже изо всех сил жал на спусковой курок ППШ. Автомат, подпрыгивая в руках, непрерывной очередью в клочья хлестал листву и ветки впереди. Наконец, будто опомнившись, Аникин отпустил курок и решительно сделал несколько шагов туда, откуда в него выстрелили.

Какой-то животный, щенячий скулеж доносился из темных зарослей. Кто-то жалобно, в голос всхлипывал, причитая: «Не вбивайте… мамо… мамочко… не вбивайте».

Пули, выпущенные Андреем из автомата, проделали проход в плотном хитросплетении ветвей. Он вышел к шевелившемуся на земле телу. Оно издавало хрипы и никак не хотело расставаться с жизнью, которая уходила из него, как воздух выходил из пробитого в нескольких местах ската колеса. Наверное, пули аникинского ППШ продырявили его в нескольких местах. Рядом с агонизирующим, поджав колени к груди, вжимаясь в землю, трясся человек. Когда ствол ППШ блеснул у него перед глазами, он заверещал, как сам не свой. Молниеносно вскочив на ноги, он плюхнулся на колени и принялся целовать голенища Андрея. «Не бвивайте… не вбивайте, товарищ командир… Это все он, это не я… Это все Хрумченко…»