Текст книги "Путь в Арьяварду (СИ)"

Автор книги: Роман Кузьма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

  5

   Со временем идти на вёслах стало тяжелее, словно, кроме течения, имелось нечто, препятствовавшее их походу. Тонгир не смог бы определить причину со всей ясностью, однако ему казалось, что на него будто бы легла некая тень, от которой путались мысли, а руки отказывались работать. Когда каяк упёрся в странного вида запруду, пересекавшую реку, многое прояснилось. Потрясённая Бю-Зва, увидевшая данную конструкцию во всех подробностях, ахнула и выпустила из рук весло – то скользнуло за борт, и Тонгир едва успел его подхватить.

   Чувствуя, что ему предстоит увидеть нечто совершенно необъяснимое, он осторожно наклонился вперёд и выглянул из-за плеча девушки. Мгновение спустя Тонгир вернулся на прежнее место и, перегнувшись через борт, дал волю одолевшим его внезапным рвотным позывам. Зрелище, послужившее тому причиной, и вправду представляло собой исключительную картину: поперёк течения скучились набросанные крест-накрест еловые стволы с голыми ветками, формируя беспорядочный, но вместе с тем густой и прочный частокол. Чем-то напоминавший бобровую плотину, он удерживал многочисленные скелеты животных, громоздившиеся друг на друга. Немало из них, сохранявших ещё гниющую плоть, являлись относительно свежими. Здесь можно было обнаружить и черепа оленей с ветвистыми рогами, и узкие, вытянутые, волчьи морды, чей посмертный оскал казался особенно пугающим, и туши овцебыков, не считая трупов многочисленной живности помельче, вроде песцов и лис.

   Придя в себя, путешественники подгребли к берегу. Оказавшись на суше, они, несмотря на близость ужасающего могильника, были вынуждены тут же сделать привал – с северо-запада подул сильный ветер, не позволявший оставаться долгое время на открытой местности. Укрывшись среди поросших лилово-бурыми лишайниками валунов, в обилии разбросанных у берегового ската, они остановились на привал. Вскоре начало вечереть и, разведя костёр, Тонгир и Бю-Зва, со свойственным молодым натурам легкомыслием, уже подтрунивали друг над другом и над собственной, теперь казавшейся излишне боязливой, реакцией на животное кладбище. Ветер сносил тухлую вонь в противоположную сторону – и они могли спокойно, пребывая в безопасности и относительном комфорте, обсудить причины, по которым возникла вогнавшая их поначалу в состояние, близкое к ступору, запруда.

   – Где-то на севере буря повалила сосновый бор, а возможно, река подмыла склон с росшими на нём деревьями, и те смыло вниз по течению, пока они не нашли себе место, за которое можно зацепиться, – Тонгир пытался найти материалистическое объяснение увиденного. – Что послужило первоначальной причиной образования затора – мель, каменистое дно или олений скелет, – уже неважно...

   Он умолк, поджав губы – эта версия всё же не вполне объясняла, откуда взялись трупы. Бю-Зва, в чьих глазах легко можно было прочесть данный вопрос, как всегда, молчала.

   – Возможно, какой-то лось или олень попытался переправиться через реку вплавь или вброд, ведь запруда сдерживала течение – и застрял, либо подвернул ногу или лапу или копыто или что там ещё. Хищники любят лакомиться падалью, особенно волки, поэтому желающие обглодать труп, конечно, нашлись... и несколько раз история повторялась.

   Бю-Зва, натянуто улыбнувшись, смолчала. В ней чувствовалась какая-то напряжённость, но Тонгир, уже успевший хорошенько изучить свою спутницу, понимал, что расспрашивать её бесполезно. Завернувшись в меха, они улеглись у уже едва тлевшего костра. Неожиданно, когда веки его начали слипаться, он услышал голос девушки. Бю-Зва, то и дело путаясь в языке дорру, который ещё знала относительно слабо, поведала ему историю, от которой в одно мгновение стало неуютно.

   – Я слышала о Великом пожаре, который выжег большой участок тайги на юге. В день, когда он случился, наши предки видели звезду, упавшую с неба. Нам не страшны пожары, так как мы всегда селимся вдали от лесов, на мшистых равнинах, поэтому история, превратившись в сказку, просто стала любимым развлечением перед сном.

   Тонгир весь превратился в слух. Нервы его напряглись, подобно струне – он боялся уснуть, прежде чем услышит что-то необычайно важное.

   – Вскоре с юга начали приходить животные, словно спасавшиеся от чего-то – безумные, как мне говорили. Шаман запретил употреблять их мясо в пищу. Мне рассказывали о пойме реки, в которой поселилась смерть...

   – И что было потом? – нетерпеливо воскликнул Тонгир.

   Голос девушки, обычно мягкий, прозвучал как-то надтреснуто.

   – Потом мои предки ушли из этих мест. Они пересекли на каяках Льдистое море с юга на север – теперь ты, знаешь, насколько это опасно и трудно, – чтобы избавиться от ужаса, преследовавшего их здесь...

   Бю-Зва хотела ему что-то сказать, и Тонгир понимал, о чём идёт речь, однако упрямство и лень возобладали. Он с раздражением проронил:

   – Это всего лишь сказки. – Бю-Зва казалась недовольной таким ответом, и Тонгир счёл необходимым дополнить его. – Если мы уйдём в тундру, то ничем не обезопасим себя – кто знает, как далеко нужно отойти? К тому же кругом темно – хоть глаз выколи. Дует ветер и холодно. Спи.

   Она покорно завернулась в одеяло.

   Сон, явившийся Тонгиру среди ночи, был беспокойным и лишённым всяческого смысла. Он, оплетённый водорослями, тонул; невдалеке проходил корабль дорру, и Тонгир позвал рулевого, сгорбившегося у кормового весла. Вместо громкого окрика послышался лишь сиплый шёпот – рот его, как оказалось, наполняла зловонная чёрная жижа, выходившая нескончаемым потоком. Вскоре рулевой то ли услышал эти звуки, показавшиеся ему подозрительными, то ли случайно повернул голову, но взгляды их встретились. Тонгир похолодел. На него уставился незрячим взглядом мёртвых глазниц его давний приятель Кнуд.

   Но ведь Кнуд уже погиб, он сломал себе шею на острове Туле! Тут до уха Тонгира донеслись голоса гребцов, размеренно махавших вёслами. Те были отлично знакомы ему, все до единого, и наследника Кибхольма охватило слепое отчаяние. Ему повстречался корабль мертвецов, и двигался тот в загробный мир. Не желая далее лицезреть зловещую ладью, а ещё более опасаясь увидеть лицо её капитана, Тонгир начал выгребать в противоположную сторону. Течение, однако, обнаружив холод, от которого его тело свело судорогой, начало засасывать свою жертву в водоворот. Тонгир захлёбывался, тонул... и проснулся.

   Он очнулся в кромешной тьме. От костра осталась лишь едва тёплая зола. Его руки сами нащупали кожаный бурдюк; сделав несколько глотков, Тонгир заткнул горлышко – воду нужно было экономить, так как пополнять её запасы поблизости от места, где всё отравлено выделениями из разлагающихся трупов, они опасались.

   Они? Тонгир впился взглядом в место, где должна была лежать Бю-Зва. Меха, разбросанные вокруг, свидетельствовали о том, что девушка уже не пребывала там, где он видел её в последний раз. Мысли, тяжеловесные и неуклюжие, как то всегда бывает спросонья, медленно формировались в мозгу Тонгира. Он с трудом осмысливал какой-то новый факт, осознание того, что случилось нечто непоправимое, ужасное... Бю-Зва исчезла!

  6

   Тонгир вскочил, обнажив меч, и начал растерянно озираться по сторонам. Понимая, насколько это бесполезное занятие в ночной темноте, озаряемой лишь слабым светом звёзд, он бросился лихорадочно раздувать угли костра. К сожалению, те уже совершенно остыли, и занятие это оказалось бесполезным. Достав кремень и огниво, Тонгир высек несколько искр на трут и поджёг его. Торопливыми движениями он развёл огонь – пламя охватило несколько наиболее сухих щепок, а затем медленно, словно нехотя, перекинулось на более сырые деревяшки. В поднявшемся дыму видимость оказалась едва ли не худшей, однако Тонгир уже от одного его потрескивания, сопровождаемого тёплой волной воздуха, почувствовал себя увереннее. Огонь – главный друг и спутник человека, не считая болезней и страхов, и в союзе с ним можно бросить вызов кому угодно.

   Тонгир внимательно осмотрел место, где спала девушка. Её меха валялись в беспорядке, а сама она, если судить по оставленному следу, ползком отправилась к самому берегу реки. Дорру прищурился, ища то, что в данных обстоятельствах неизбежно должно было обнаружиться. Он присел на корточки и начал кружить по обеим сторонам следа, пока, наконец, не наткнулся на что-то, вызвавшее у него уверенное «Хм!».

   Отпечаток ноги, обутой в мягкий сапог без каблука, причём мокрый, являлся совершенно чётким. Судя по размеру, он не мог принадлежать Бю-Зва, а Тонгир совершенно отчётливо помнил, что не ступал в том месте, да и ноги, сходя на берег, не замочил. Следовательно, похититель, вероятнее всего – мужчина, вылез из речных вод и уволок с собой спящую девушку.

   Тонгир сердито сдвинул брови. Версия казалась ему неубедительной, однако других просто не могло быть. Внезапно до него донёсся едва слышный плеск, за которым последовал шорох. Вглядываться в темноту было бессмысленно, а опытные охотники умеют ступать совершенно бесшумно. Тонгир обладал твёрдой уверенностью в том, что на берег из воды вышел тот, кто недавно похитил Бю-Зва – и сейчас пришёл за ним. Уверенность эта, пусть и не подкреплённая зрительным образом, существовала – её подпитывало шестое чувство, унаследованное человеком от его диких предков, некогда лазавших по деревьям.

   Руководимый скорее наитием, нежели разумом, Тонгир, отскочил назад единственным тигриным прыжком и изо всех сил пнул свой маленький костерок ногой. Разлетевшиеся вокруг головни осветили клочок глинистой поверхности между рекой и отвесным скальным обрывом, закрывавшим ему путь к бегству, если бы подобная идея возникла в голове у дорру.

   Удушающий страх, подступивший к горлу, на мгновение принудил обдумать последний вариант, несмотря на всю постыдность, однако Тонгир немедленно отмёл такой путь. Взмахнув мечом, он шагнул навстречу тому, что одним своим видом вызывало у него чувство бессильного страха. Источником этого липкого чувства являлись два создания, отдалённо напоминающие людей, однако обросшие болотной тиной и лишайником столь же плотно, как дикие животные обрастают шерстью.

   Присмотревшись к ним внимательнее, Тонгир понял, что речь идёт о людях, вернее, о тех, кто некогда принадлежал к роду людскому, однако после смерти превратился в гниющее, смешавшееся с чуждой ему жизнью, существо. В том, что перед ним стояли мертвецы, сомнения быть не могло – почерневшая кожа давным-давно лопнула во многих местах, и сквозь эти разрывы, как сквозь прорехи в одежде, просматривались выбеленные временем кости.

   Тонгир взмахнул клинком и ударил оказавшегося в поле досягаемости живого мертвеца. Тот молча, не пытаясь защититься, принял удар, разрубивший ему правое плечо – и тут же схватил своего противника за руку. Тонгир, поражённый железной хваткой, оттолкнул покойника ногой, выдёргивая меч – и тут же отсёк руку, сжавшую его, словно тисками. Безглазое существо застыло в изумлении и стало неуверенно озираться по сторонам; Тонгир, злорадно улыбнувшись, взмахнул мечом – и голова мертвяка, распрощавшись с костистой шеей, полетела прочь.

   Тело того, кто умер уже во второй раз, осело наземь. Тонгир немедленно повернулся к оставшемуся существу. Порождённый мраком, царившим на речном дне, отравой, долгие десятилетия вытекавшей из трупов животных, и внушающей отвращение неземной магией, его противник вселял в душу дорру непреодолимый страх одним своим видом. Однако опасность пьянила Тонгира, как доброе вино, да и одержанная только что победа не могла не укрепить его обычную уверенность в собственных силах. Приблизившись к источающему запах смертного гниения существу, дорру изо всех сил обрушил меч на его левое бедро. Враг, не ожидавший подобного манёвра, упал на одно колено, а руки его лишь ухватили воздух – Тонгир, наученный недавним опытом, отшагнул ловким, молниеносным движением.

   Спрятав меч в ножны, дорру сделал несколько шагов в сторону и, находясь на безопасном расстоянии, поднял двумя руками достаточно крупный камень. Толкнув его от плеча, он с удовлетворением наблюдал, как обломок скалы врезался в мертвеца и сбил того с ног. Изуродованный долгой жизнью в гнилой заводи скелет, впрочем, ещё подавал признаки жизни, если это слово уместно в данной ситуации, и Тонгир, откровенно посмеиваясь, обошёл кругом и, подняв камень, бросил его вторично. На сей раз кусок гранита, обрушившись вертикально на грудь замшелого мертвеца, принудил того окончательно замереть.

   Тонгир улыбнулся. Вид кощунственного надгробия, вполне достойного погребённого под ним существа, приободрил дорру. Он вновь обернулся к воде. Её холодная, чёрная поверхность внушала опасения. За ней таилось существо, способное воскрешать мёртвых и придавать им силу сражаться. Строго говоря, Тонгиру не нужно было идти туда, где его, почти наверняка, ожидала погибель, однако человек, вернувшийся с острова Туле, не привык праздновать труса. Испытания закалили его, усилив типичные для дорру черты: воинственность, отвагу и презрительное отношение к смерти.

   Вынув меч из ножен, он критично осмотрел бронзовый клинок, весело блестевший в свете догорающих углей. Хрупкий металл, к счастью, выдержал бой, и обошлось без трещин, хотя мелкие зазубрины, конечно, имелись. Тонгир обдумал вредное влияние воды на лезвие меча, потом, осознав, что от обычного оружия в битве с демоном, обитающим в глубине этой поймы, толку мало, выругался.

   Он снова посмотрел на тёмное полотно реки, ставшее кладбищем для слишком многих людей и животных, и понял, что просто ищет отговорки с целью продлить пребывание на безопасном берегу. Перед мысленным взором его мелькнуло лицо Бю-Зва с высокими скулами, ямочки, появляющиеся на щеках, когда она смеётся – и её, вызывающая дрожь в коленях, улыбка. Девушка была ему неравнодушна, Тонгир не мог отрицать этого в момент, когда держал ответ перед самим собой. Эта, далеко не самая ободряющая, новость, требовала от дорру поступков, за которые хотелось себя проклинать.

   Сделав несколько вдохов-выдохов, он почувствовал, как голова его закружилась от избыточного количества кислорода, и приблизился к воде. Меха, которые сковывали бы его, он снял, ощутив, как мороз, это «дыхание Имира», как называли его дорру, щиплет за кожу. Последний могучий вдох – и задержав дыхание, он вошёл в холодную, как преддверие ада, воду.

  7

   Тонгир, как и все дорру, отлично плавал. Даже с мечом в руке и в сапогах он не боялся утонуть, однако холодная вода, несмотря на всю закалку, представляла существенную опасность для его здоровья. Несколько минут купания в такую погоду – и над ним нависнет угроза воспаления лёгких. Если же он проявит упрямство, столь свойственное всем молодым воинам, то его постигнет смерть от переохлаждения. Он неоднократно слышал истории о том, как люди, в ходе абордажных схваток сброшенные за борт корабля, гибли в течение четверти часа – Белый Змей забирал их души и уносил в подводное царство. Тонгир, знавший по опыту своего похода в Проклятый город, что речь идёт лишь об остановке сердца, не очень-то доверял детским сказкам, как не верил и в самого Белого Змея, чьё гигантское раскалённое тело будто бы согревает воды вдоль кривой линии, тянущейся от берегов Бридона на юге до острова Туле на далёком севере.

   Белый Змей, как говорили, спал с самого начала времён, когда он ужалил Имира, и тот рухнул наземь с высоты своего колоссального роста, придавив убийцу толщей льдов. Змей, замороженный в них, уснул – и, продолжая спать, видел сказочные сны. Бытовало мнение, что их образы можно увидеть в блеске полярного сияния. Тонгир знал: будить это огненное существо нельзя, ведь, стоит ему проснуться, и оно испепелит весь мир вместе с человечеством, – однако же, вне сомнения, магическая сила дракона являлась тем, что сейчас никоим образом не помешало бы, и он невольно воззвал к силам земли, породившим, как считалось, Белого Змея.

   Плывя под водой, он осторожно раздвигал водоросли руками. Несмотря на непроницаемую черноту, его шестое чувство неизменно подсказывало верное направление. Вход в небольшую пещеру оказался именно там, где он и подозревал – под скальным гребнем, выпиравшим из тундры на высоту, равную почти двум человеческим ростам. Тонгир, неспособный видеть перед собой, всё же ощущал, что движется туда, куда ему необходимо. Несколько десятков гребков, и бледное свечение, исходящее откуда-то сверху, убедило его в том, что цель близка.

   Медленно, едва двигаясь, он всплыл так, чтобы над поверхностью воды оказалась лишь верхняя часть его головы. Вокруг располагались своды пещеры неправильной формы, достигавшей двух десятков шагов в поперечнике. Воздух, к которому примешивался сладковатый запах плоти, изъеденной трупными червями, а также аромат гниющих водорослей, всё же был пригодным для дыхания. Донёсшийся откуда-то свежий ветерок подтвердил предположение Тонгира – скала, выходившая на поверхность, имела щели и трещины, возможно, даже достаточные по размерам, чтобы через них мог выбраться человек.

   Бю-Зва лежала в нескольких шагах от воды, в непосредственной близости от того, что являлось источником света. Высокая грудь её спокойно вздымалась и опускалась; казалось, девушка спала. Тонгир подплыл чуть ближе и, нащупав дно, сделал несколько коротких шагов. Теперь, если бы он решил выпрямиться, вода доставала бы ему до пояса.

   Свет имел источником нечто, являвшееся голубым, с болезненным зелёным отливом, огнём. Тонгир знал из рассказов надёжных людей, что есть места, где из разломов в земле выступает зловонный газ, который легко возгорается; цвет пламени, известный понаслышке, весьма походил на то, что предстало сейчас его взору. Однако, присмотревшись, он заметил, что свет возникает без горения – отсутствовал и запах, и звук, что казалось и вовсе невозможным.

   Время, которое он мог провести в воде, было весьма ограниченным, в то время как сверхъестественный огонь, казалось, мог гореть бесконечно. Тонгир следовало решаться. Что-то, однако, сдерживало его – некое едва уловимое давление, словно чья-то невидимая рука коснулась его мыслей, подталкивая вперёд.

   «Ты здесь?», – воззвал он к тому, кто светился, словно волшебная лампа.

   «Да, я здесь, причём весьма продолжительный период времени, – отозвался голос в его сознании. – Вижу, нет необходимости более маскироваться, и можно поговорить откровенно».

   «Я пришёл за моей женщиной, – прямо ответил Тонгир. – Ты поступишь разумно, если не станешь препятствовать».

   «Забирай её, я позволяю», – ответил, почти не скрывая злорадства, голос.

   Тонгир, после минутных колебаний, вышел из воды. Каждый шаг вызывал у него странное ощущение, словно кожу покалывало миллионом тоненьких иголочек. Омерзительного вида пламя теперь находилось совсем близко, в трёх шагах, доступное для обозрения в мельчайших подробностях. Действительно, сходство с огнём происходило от оптического обмана, привычки всё необычное и новое снабжать уже существующими ярлыками. Свет, озарявший грот мертвенным сиянием, возник отнюдь не в результате горения – он попросту исходил от чего-то – или от кого-то, находившегося перед Тонгиром. То и дело играя нездоровыми красками, словно безумный калейдоскоп, это сияние резало глаз, однако дорру чувствовал, что по необъяснимой причине не может отвернуться.

   «Хочешь забрать девушку?», – с нескрываемой издёвкой спросил голос.

   Тонгир, уже наклонившийся было к Бю-Зва, вдруг замер – что-то подсказывало ему, что отвлекаться на девушку сейчас нельзя.

   «Это западня?»

   «Ты сметлив, парень. Так хочешь унести её отсюда?». Тонгир почувствовал, как нагибается вперёд, словно против своей воли, и руки его тянутся к телу Бю-Зва – и приближаются к огню. Причудливые, с хаотичными отблесками, тени легли на его ладони, и кисти рук тут же перестали слушаться дорру. Понимая, чем ему угрожает дальнейшее движение, молодец испуганно отпрянул.

   «Кто ты?».

   Голос, не имевший ничего общего с человеческим, издал передёрнувший Тонгира скрежет, который тот расценил как смех.

   «Я родился так далеко в пространстве и времени, что даже умнейшим из людей вашего мира не хватит знаний, дабы понять те...». – Голос замялся, и Тонгир понял, что пришелец обдумывает, как удачнее выразить свою мысль.

   «Цифры?», – подсказал дорру.

   Вновь послышался шум, подобный скрежету ножа о металлическую посуду.

   «Да, цифры, которые выражают расстояние между нашими мирами. Я никогда не обладал телом, подобным твоему, и мне не знакомы все те неудобства, что так осложняют вашу короткую, жалкую жизнь... Я путешествовал... в корабле, хотя он также не имел осязаемой формы... посадка оказалась крайне неудачной, и мой корабль загорелся».

   «И ты стал приманивать животных и людей, чтобы питаться их душами?»,– Тонгир давно понял, с кем имеет дело, но всё же не удержался от вопроса, продиктованного чувством искренней ненависти.

   «Ты на удивление смышлёный дикарь, я, кажется, уже говорил тебе это. Да, действительно, мне необходима психическая энергия, которой вы чрезвычайно бедны. Я вынужден пребывать в состоянии, внушающем жалость мне самому...».

   Тонгир ощутил приступ ярости, вспомнив о бесчисленных животных и людях, отдавших свою жизнь, чтобы это мерзкое порождение космоса имело возможность поддерживать своё существование.

   «Впрочем, с тобой мне повезло. Ты оказался таким сильным, стойким... и безмозглым!». Раздавшееся вскоре царапанье металла о металл начало отдавать тем, что заменяло этой разумной шаровой молнии снисходительный тон.

   «О чём это ты?».

   «О предмете, по сравнению с которым весь ваш мир – ничто, просто пыль на подошвах тех, кто правит вселенной. Ты принёс его мне, хотя и сам не понимал, зачем делаешь это».

   Тонгир почувствовал, как его челюсть отвисла – столь велико оказалось потрясение от осознания того, что его действиями на расстоянии руководил этот бездушный монстр. Все его решения после сражения в храме – отправиться на юго-восток, вместо того, чтобы вернуться в промежуточный лагерь, а затем, из Чуг-Ти – на юг, через всё Льдистое море, – неубедительно мотивированные, даже по мнению Бю-Зва, теперь получали простое и убедительное объяснение.

   «Ты лжёшь!».

   «Вы имеете глупую привычку отрицать очевидное, если оно вам не нравится по какой-либо причине – и, наоборот, выдумывать совершенно нелепые, фантастичные вещи, в которые верите свято и истово – лишь потому, что они удобны и приятны. Даже цыплята умнее вас – они проклёвываются из скорлупы, а не создают её вокруг себя».

   «Тебе нужен камень, который я принёс из Проклятого города?».

   «Да, именно так. Я хочу его, этот маленький округлый предмет, в котором заключена сила, способная создавать и разрушать, смерть и воскрешение... Я хочу его, и ты принёс его сюда».

   «Тогда почему твои мертвецы не похитили камень у меня, а утащили девушку?».

   «Ты мог проснуться, что поставило бы всё дело под угрозу, которую я счёл излишней. Разумнее казалось воспользоваться твоей самонадеянностью и заманить сюда, в место, где я силён».

   «Но он у меня!» – Тонгир извлёк камень и позволил изучению, исходящему от пришельца, лечь на его округлую поверхность. Та немедленно вспыхнула множеством огней, а сам камень стал полупрозрачным.

   «Видишь, он послушен мне!»

   Тонгир посмотрел сквозь камень на демона, принявшего бледно-голубой оттенок.

   «Давай меняться! Ты положишь камень, воспользоваться которым никогда не сможешь, на место, где лежит девушка, а её заберёшь, и я позволю вам удалиться. В конечном счёте, ты – моё орудие, пусть и бессознательное, и я должен оказать тебе небольшую любезность, например, позволить дожить твою непродолжительную жизнь до конца».

   Тонгир почувствовал непреодолимое желание воспротивиться этому сверкающему огнём демону, причём шло оно, как казалось, от самого камня. Тот вновь стал наливаться золотым светом, как было уже в древнем храме, а затем – снова, в Чуг-Ти. Он понял к тому же, что пришелец попросту лжёт, желая хитростью заполучить камень, а затем, не колеблясь, убьёт его и Бю-Зва, как и всех своих предыдущих жертв.

   «Ты лжёшь! – выкрикнул он в мыслях своих. – Лжецом я нарекаю тебя, а лгут лишь трусы, и ты знаешь, что сила за мной!».

   Тонгир призвал сокрытую в камне мощь, и она, прокатившись сквозь его тело, единой ослепляющей вспышкой ударила в бесплотную тварь. Отчаянный крик раздался в его сознании и моментально стих.

   Вновь стало темно. Тонгир, весь дрожа, ощущал небывалый прилив сил и восторг – переживания, словно отражаемые камнем, который он всё ещё сжимал в руке. Похоже, волшебная драгоценность слушалась его, по крайней мере, сегодня.

   Бю-Зва, околдованная дьявольскими чарами, всё ещё спала, и Тонгир опустился на колени, чтобы разбудить её.

  8

   Кортеж князя Харода Йен Гу отличался пышностью и великолепием, достойным его претензий на место в списке величайших правителей мира. Впереди скакал десяток степняков на вороных конях – вооружённые метательными дротиками и короткими прямыми мечами, они ловко управляли лошадьми, не пользуясь ни уздой, ни стременами. Они носили доспехи из плотной кожи, богато украшенной серебром.

   Правитель, избравший для этой непродолжительной поездки крытые носилки, в которых трясло не так сильно, как в колеснице, следовал посредине процессии. Две дюжины могучих чернокожих рабов, купленных на невольничьих рынках Аккада, сменяя друг друга на ходу, бежали легко и плавно, со скоростью, сделавшей бы честь и хорошо тренированным верховым животным. Замыкали небольшую колонну пешие воины: десяток белокожих дорру, облачённых в бронзовые кольчуги и шлемы – их вооружение состояло из огромных бронзовых же топоров с двойным лезвием, – а также сунджинские копьеносцы, числом десять – все в кожаных кирасах с большими круглыми пластинами на груди и спине, сверкающими медью, и в остроконечных кожаных шлемах.

   Приблизившись к дворцу первого советника Сэ Мыла, расположенному в трёх кварталах от храмового комплекса – и в получасе ходьбы от цитадели, в которой обитал князь, – процессия остановилась. Глашатай, разодетый в шитые золотом шелка придворный, дождавшись, когда стихнет звук рога, возвещающий о прибытии князя, сошёл с его паланкина и громким, превосходно поставленным голосом вызвал первого советника, чтобы тот имел радость поклониться своему господину.

   Ворота дворца безмолвно распахнулись, словно заколдованные – на деле их приводила в действие сложная система воротов и зубчатых передач,– пропуская гостей. Князь, уже давно привыкший к экстравагантным манерам своего наиболее высокопоставленного чиновника, напустив на лицо кислое выражение, нетерпеливым движением сложенного веера отдал приказ – проезжайте. Сэ Мыл отнюдь не являлся тем, кто выползет за ворота на брюхе и начнёт отбивать поклоны, почтительно касаясь лбом мостовой и глотая дорожную пыль.

   Процессия вошла в створ между двумя небольшими башенками, в которых засели лучники, готовые поразить стрелой всякого, кто попытается проникнуть в запретный для простых смертных внутренний двор. Взорам стражи, рабов и сановников открылся великолепный благоухающий сад, заполненный растениями столь экзотическими, что и наиболее известные учёные мира не смогли бы с уверенностью определить, какие именно виды цветов и деревьев здесь произрастают.

   Дорогу кортежу преградил согнувшийся в три погибели слуга Сэ Мыла. Едва князь милостиво согласился выслушать его, этот седовласый лакей немедленно сообщил ему, что первый советник ожидает своего владыку в чайном домике, расположенном в глубине сада.

   Начальник охраны, подозрительно косясь на заросли, в тени которых могли скрываться убийцы, преданно выпучил глаза и вопросительно взглянул на князя Харода.

   – Не переживай, мой верный Ци, – ответил князь на молчаливый вопрос. – Здесь мне ничто не угрожает.

   Тон Харода, впрочем, свидетельствовал об обратном – заметно было, что он боится за свою жизнь, однако просто избегает сообщать это вассалам. Рука его непроизвольно легла на рукоять меча, когда он углубился в сад вслед за слугой.

   Чайный домик находился поблизости с рукотворным родником, берущим воду из проложенной под землёй системы труб. Валуны, разбросанные вокруг в нарочитом беспорядке, превосходно имитировали девственную дикую природу. Харод прошёл в домик мимо вишни, с которой в этот момент, возможно, под воздействием колебаний, вызванных тяжёлой поступью князя, а возможно, и по и ной причине, сорвался пожелтевший листок и, кружась, опустился ему на плечо. Смахнув с плеча это свидетельство вступившей в свои права осени, князь перешагнул через порог.

   Сэ Мыл сидел, поджав под себя ноги, на простой циновке, украшенной изображениями животных и птиц. Его одежды, зелёные штаны и жёлтый халат с фиолетовой каймой, расшитые золотом и серебром, ничем не отличались от тех одеяний, что обычно носили придворные. Единственное исключение составляла шёлковая шляпа, чьи поля почти полностью скрывали голову, и чёрная маска, наподобие тех, что используются в качестве забрала. Повторяя очертания лица властного мужчины зрелых лет, она была украшена седыми бровями и усами.

   Князь отстегнул свой меч и, едва заметно поклонившись хозяину, уселся на циновку. Человек в маске ответил таким же жестом и обратился к слуге:

   – Лю Сил, подавай чай, мой господин устал с дороги, и ему нужно восстановить свои силы.

   Властность, прозвучавшая в этом странном, словно издаваемым не живым существом, а причудливым музыкальным инструментом, голосе, свидетельствовала о привычке повелевать. Даже говоря «мой господин», Сэ Мыл не забывал подчеркнуть, что приказы здесь отдаёт он. Харод внимательно посмотрел на маску, за которой скрывалось лицо его первого советника, и, как всегда, не смог увидеть глаз этого влиятельнейшего из чиновников княжества. За маской будто располагалась пустота.

   Подавив внезапную дрожь, правитель Ийан невольно перевёл взгляд на руки Сэ Мыла. Но и те, как обычно, скрывались вне поля зрения – первый советник спрятал их в рукавах своего халата. Вот уже более трёхсот лет первые советники династии Йен Гу происходили из семьи Сэ – и все они скрывали свою подлинную внешность. Никто из тех, кому стала каким-либо образом известна тайна личности советников Сэ, не смог поделиться ею с друзьями. Смерть, скорая и жестокая, настигала их повсюду. Слухи о чёрной магии, ставшей причиной гибели многочисленных лазутчиков и просто любопытных, приобретали форму леденящих кровь легенд, способных отпугнуть даже самых отчаянных храбрецов от попыток развеять инкогнито семьи Сэ. Тем не менее, преданность её династии Йен Гу не вызывала сомнений – Харод знал о бесчисленных победах войск Ийан и предотвращённых покушениях на жизнь князей, включая собственную – и всё благодаря точным, дельным и всегда безошибочным советам, исходящим от членов этого рода. Ходили слухи, будто речь идёт об одном и том же первом советнике, периодически меняющем своё имя, и Харод порой чувствовал в себе готовность им поверить, однако же всегда отбрасывал подобные предположения как глупые и суеверные.