Текст книги "Путь в Арьяварду (СИ)"

Автор книги: Роман Кузьма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

  Роман Кузьма

  Путь в Арьяварду

  Той, что любила меня беззаветно, посвящается

  Часть первая. Храм Огненноокого бога

  1

   Короткое полярное лето было на исходе, когда в маленькую рыбацкую деревушку Чуг-Ти, приютившуюся между серыми, неприветливыми утёсами, явился незнакомец. Его следы терялись в направлении, где не было никаких селений и откуда ещё никогда не приходили люди – по крайней мере, на памяти старейших из обитателей селения, – на севере, где, как известно, круглый год царят лютые морозы, а землю покрывают непроницаемой толщи снега и льды.

   Первым заметил чужака маленький десятилетний сорванец Но-Ше, по обыкновению, отлынивавший от работы по хозяйству и игравший на окраине деревни со щенком, которого он звал Ви-Ло, что значило «Крючковатый Хвост». Ви-Ло, трёхмесячный остроухий пёс, ещё слишком маленький, чтобы тянуть упряжку или травить диких зверей на охоте, завидел одинокую фигуру, внезапно появившуюся на гребне скалы, раньше своего хозяина – и пронзительно залаял.

   Взору изумлённого Но-Ше предстал незнакомый ему взрослый мужчина, одетый в меха и вооружённый. На поясе его висел короткий прямой меч в ножнах, отделанных металлом, который практически не встречался в окрестностях Чуг-Ти, но, по слухам, в изобилии имевшийся на юге, где особо ценился за лунный блеск. Металл этот, именовавшийся серебром, Но-Ше однажды видел у первой красавицы селения, семнадцатилетней Бю-Зва, или просто Бю, как её любили называть все мальчишки постарше – она носила на шее ожерелье с несколькими круглыми серебряными бляшками, украшенными чеканными портретами царей южных держав и причудливыми надписями. Ожерелье это, подаренное Бю её женихом, отважным Ваб-Ди, являлось одной из наибольших ценностей в деревне, и передавалось по наследству старшему сыну в семье вот уже несколько поколений – а тот дарил его своей будущей невесте в залог любви и верности.

   Чёрные, раскосые глаза Но-Ше так и прикипели к ножнам меча. Сам меч, должно быть, обладал ещё большей стоимостью, так как ковали его искушённые в работе с металлами мастера – из бронзы, что по своим качествам многократно превосходило камень, дерево и кость. Из бронзы был выкован большой нож с чёрной рукояткой, которым пользовался шаман Чуг-Ти, говорящий с душами мёртвых Кул-Деб. Но-Ше слышал о мечах достаточно, причём каждый раз истории эти сопровождались глухими проклятиями отца и сдавленными рыданиями матери. С юга неоднократно приходили большие деревянные лодки, на которых сидело по несколько десятков воинов с мечами и топорами, и атаковали многочисленные роды его племени, заселившего берега Льдистого моря. Налётчики, чьи копья и стрелы также имели бронзовые наконечники, грабили и безжалостно убивали саанимов, и противостоять им в открытом бою было практически невозможно; соплеменники Но-Ше, вынужденные оставить западное и южное побережье ещё более ста лет назад, сейчас скрывались в труднодоступных и бедных дичью и рыбой районах.

   Деревенька Чуг-Ти, или Вращающееся Солнце, была основана два поколения назад группой беженцев, пересёкших на каяках Льдистое море в самой узкой его части. Здесь, невдалеке от края вечных льдов, день, как и ночь, длился полгода; солнце в летний период не заходило, а лишь описывало окружность, что глубоко поразило переселенцев и подтолкнуло их дать такое название своему новому поселению. Саанимы ютились в маленьких домиках, представлявших собой деревянно-костяные каркасы, скреплённые сухожилиями и обтянутые моржовыми шкурами. Они возносили молитвы Шести богам о счастливой охоте и спокойном море.

   ...В горле Но-Ше застрял испуганный крик; он не решался поднять тревогу, так как опасался, что пришелец поразит его своим тяжёлым копьём, на которое опирался, как старик – на посох. Судя по всему, мужчина не имел никаких агрессивных намерений, а может, ещё просто не заметил Но-Ше. Мальчик, мучимый сомнениями, колебался, что же лучше: вскочить и побежать в деревню, до которой было не более сотни шагов, или же затаиться и наблюдать из безопасного укрытия. Несколько расположенных поблизости крупных валунов, покрытых бурым лишайником, предоставили бы ему надёжную защиту... Но-Ше, ругая себя в душе за трусость, всё же склонялся спрятаться за одним из них, однако в этот момент незнакомец заметил его, и вся затея потеряла смысл. Вопреки ожиданиям, лицо мужчины озарилось слабой улыбкой, и он, счастливо рассмеявшись, произнёс несколько приветственных слов на незнакомом языке.

   Это было уже слишком для десятилетнего «Прыг-Скок», как переводилось с саанимского имя Но-Ше, и, отдав должное своей привычке, он помчался что есть духу к деревне, вопя на ходу изо всех сил. Лохматый Ви-Ло, переваливаясь с боку на бок, старался не отстать, то и дело тявкая.

  2

   Мужчины саанимов, несмотря на то, что не отличались воинственностью, в полной мере обладали тем качеством, которое цивилизованные народы именуют отвагой. Вооружившись, они немедленно высыпали из своих маленьких домишек и, приблизившись к чужестранцу, окружили его. Тот, похоже, едва держался на ногах от усталости и голода – настолько истощило его длительное путешествие – и, вместо того, чтобы, по обычаю своих сородичей, принять смертный бой, неожиданно отбросил в сторону копьё и, улыбаясь, поднял руки. Под торчащей из-под меховой шапки копной тёмных волос и густой бородой угадывались очертания совсем ещё молодого лица, покрытого шрамами и ранними морщинами. Розовая кожа, носившая следы отморожений, казалась задубевшей, но, вне всякого сомнения, не могла принадлежать ни сааниму, ни члену родственного им племени.

   Воины переглянулись. Единственное слово – и десяток острог пронзит тело незваного гостя, как простую рыбину. В этот момент, когда напряжение достигло предела, в ход событий неожиданно вмешался шаман племени, старый полубезумный Кул-Деб. Выступив вперёд, он сделал предостерегающий жест; рукава его кожаной куртки съехали едва ли не к локтям, обнажив по-старчески бледные запястья с набухшими голубыми венами.

   – Стойте, говорю я вам, замрите! – выкрикнул Кул-Деб своим надтреснутым голосом. – Ещё никто не приходил с севера, и человек этот может поведать нам нечто новое о стране льда. Возможно – кто знает? – его послали нам боги, чтобы передать важную весть.

   – Не сильно-то они заботились о своём посланце, – парировал уважаемый в деревне Лят-Нил, отец Ваб-Ди. – Смотрите, как он отощал! Сдаётся мне, это один из волков, что водятся на юге – я слышал от знающих людей, что они там сбиваются в стаи и охотятся на оленей и на людей. Убьём его сейчас, пока он не привёл своих друзей!

   Послышались одобрительные возгласы, Ваб-Ди даже поднял острогу, целясь чужеземцу в грудь, и вопросительно глянул на отца. Однако авторитет Кул-Деба был слишком велик, чтобы даже Лят-Нил мог прямо ослушаться его.

   – Постой, Ваб-Ди, ты ещё молод, и, не дав начало новой жизни, не спеши отнимать чужую! – Кул-Деб говорил гневно, его безбородое, как у всех саанимов, лицо побагровело и стало похожим на плоский лист меди. – И ты, Лят-Нил, знакомый мне с рождения сын досточтимого отца и отец храброго, но забывшего, кто перед ним, сына! Погоди, и пойми, раз законы гостеприимства – пустой звук для тебя: путь, по которому прошёл один, открыт и для других!

   Лят-Нил, до которого дошёл смысл сказанного шаманом, побледнел, и сделал сыну едва заметный знак бровями – тот, недобро улыбнувшись, опустил острогу.

   – Ты говоришь... – начал Лят-Нил – и умолк; перед ним выросла молчаливая фигура вождя. Седовласый Вяд-Хат, или «Быстрая Вода», стремительным движением, сделавшим бы честь и молодому, выхватил острогу из руки не ожидавшего подобного Ваб-Ди.

   – Ты такой же неуклюжий болван, как и твой отец в юности, и не зря племя не выбрало его вождём, несмотря на все старания родичей! – Голос вождя оглушал, подобно грому. – Как ты только посмел поднять острогу, когда к тебе взывал наш шаман, тот, кто говорит с душами ушедших в мир иной?! Что он скажет духу твоего дедушки о позоре, который навлёк ты и твой отец на всё наше племя?! Как вы отправитесь в царство мёртвых, когда настанет ваш час – и кем там станете? Безгласными, безмозглыми слугами – теми, кто забыл даже собственное имя?

   Мужчины, привыкшие всегда и во всём повиноваться вождю, скрестили свои взгляды на Лят-Ниле и его сыне. В их глазах можно было прочесть лишь суровое осуждение.

   – Ты – глупец, Ваб-Ди, и обязанность твоего отца – отстегать тебя; к несчастью, ты уже слишком большой, чтобы это можно было сделать на людях, иначе женщины нашего селения будут краснеть ещё несколько зим подряд. – Вождь, потрясая отнятой у парня острогой, подарил ему ещё несколько не самых лестных эпитетов и замечаний, пока, наконец, не отшвырнул оружие в сторону. – Мы чтим законы гостеприимства, даже если речь и идёт о том, кто похож на наших заклятых врагов! И мы позволим этому путнику остаться у нас, пока не восстановятся его силы и он не расскажет нам, откуда пришёл! Кто знает, как многое неизвестно нам о северном крае?

   Остальные саанимы одобрительно загудели.

   – Может, там есть проход к незамерзающему проливу или...

   – ... Или даже цветущая долина, которую боги одарили своим благословением! – вставил кто-то с преувеличенным пиететом в голосе, чем вызвал всеобщий смех.

   Вождь метнул в остряка, отца красавицы Бю-Зва, неприязненный взгляд. Тот, звавшийся Ап-Вил, «Полугодок», так как отличался излишней простоватостью, даже, как поговаривали, слабоумием, не пользовался ничьим уважением, и лишь красота его дочери считалась достаточным извинением всем его недостаткам.

   – Что бы там ни было, мы обязаны получить сведения – ведь кто знает, сколько пришельцев может явиться в следующий раз?

   В этот момент случилось то, чего никто не ожидал: чужеземец, о котором в пылу спора все забыли, совершенно обессилев, застонал и потерял сознание.

  3

   Пришельца перенесли к Ап-Вилу, чья тёща, старейшая женщина селения, считалась искусной знахаркой, сведущей в целебных травах и приворотных зельях. Старуха Ва-Жи, которой на днях исполнилось шестьдесят, шамкая беззубым ртом, поставила на огонь глиняный горшок с особым отваром – по её словам, тот должен был мигом поставить на ноги даже безнадёжно больного.

   Ап-Вил, укрывшись шкурами, приготовился отойти ко сну, в то время как дочь его, единственная, но бесценная отрада в жизни, прекрасная Бю-Зва, хлопотала вокруг белокожего гостя. Тот почти не приходил в сознание, борясь с сильным, сжигающим изнутри, жаром; в бреду он то и дело выкрикивал какие-то слова и даже порывался вскочить – к счастью, его организм слишком ослаб для подобных движений, которые в данных обстоятельствах причинить вред только ему самому.

   Глядя на дым, упорно не желающий подниматься сквозь отверстие в потолке и гонимый порывами ледяного ветра то в одну сторону, то в другую, Ап-Вил щурил слезящиеся глаза и думал об истинной причине, по которой вождь поручил ему честь оказать гостеприимство чужеземцу – он, единственный во всей деревне, знал язык, на котором тот говорил.

   Ап-Вил на самом деле не родился в Чуг-Ти – он оказался здесь случайно. Ещё когда он был тринадцатилетним мальчишкой, его деревню, расположенную на юго-восточном побережье Льдистого моря, сожгли налётчики, прибывшие на огромных лодках, над которыми, подобно крыльям, развевались квадратные паруса. Ап-Вилу до известной степени повезло: он попал в рабство, в котором пробыл полгода. Даже закованный в колодки, он не оставлял надежды вернуть себе свободу и, однажды ему, казалось, улыбнулась удача: мастер, обучавший его ремеслу резчика, напился хмельного мёда и задремал. Улучив момент, Ап-Вил забрался в рыбацкий баркас, который уже давно присмотрел, и, захватив с собой припасённую снедь, как был, в ножных колодках, поднял парус и устремился навстречу судьбе. Вскоре, не имея ни малейшего представления о навигации, он обнаружил себя посреди бескрайних морских просторов и, совершенно отчаявшись, стал безрезультатно взывать к богам.

   Семь дней носило юного беглеца по волнам, пока он не заметил, что дни становятся всё длиннее, а ночи – всё короче, верный признак того, что судёнышко попало в тёплое течение Белый Змей, ведущее, к сожалению, в северо-восточном направлении, в места, пареньку совершенно неизвестные. Поразмыслив немного, он решил, что, раз все его родственники всё равно погибли, то значения, куда плыть, всё равно нет. Вскоре вдали показался берег, и лодку начало сносить в том же направлении; заметив между острых, словно зазубренных скал, дымки, беглец приободрился – стало понятно, что настал конец его скитаниям. В Чуг-Ти его, несмотря на ряд возражений, высказанных отцом Лят-Нила, приняли в племя.

   Ап-Вил усмехнулся: старик уже давно был мёртв, и не знал, что внук его посватался к дочери Ап-Вила, иначе наверняка потерял бы дар речи от потрясения. Впрочем, ничего необычного тут не было: смелость «Полугодка», получившего своё прозвище по времени, проведённому в неволе, не вызывала сомнений, и он смог получить в жёны лучшую девушку племени. Та родила ему дочь, несравненную Бю-Зва, однако в последующем с потомством им не везло: двое детей умерло, не прожив и года, а четвёртые роды стали для супруги Ап-Вила роковыми: она умерла, оставив того вдовцом.

   Размышляя о прошлом, Ап-Вил и не заметил, как к нему незаметно подкрался сон. Очнулся он от крика, который вырвался из глотки пришельца – испуганного и яростного одновременно. Бю-Зва, ласково улыбаясь, смочила его воспалённый лоб и пересохшие уста; заметив, что отец проснулся, она жестом показала ему – всё в порядке, можно спать. И снова Ап-Вил словно нырнул в омут воспоминаний: искажённые лица, обрамлённые бронзовыми шлемами, то и дело взлетающие вверх окровавленные топоры... душераздирающие крики смешиваются с боевым кличем южан и треском разгорающегося пожара, создавая одну сплошную жуткую какофонию...

   Он проснулся, весь в холодном поту. Костёр давно угас, и зола едва теплилась. Сквозь дыру в потолке виднелось солнце, осуществляющее свой извечный танец по небосводу. Бю-Зва и Ва-Жи спали; грудь пришельца вздымалась спокойно и мерно – судя по всему, жар уже прошёл, и южанин держал курс к выздоровлению. Стараясь не производить ни малейшего шума, Ап-Вил осторожно поднялся и вынул свой костяной нож, кривой и тонкий, с острым, как бритва, лезвием. При ударе он, наверняка, сломается, и кончик застрянет в ране, обрекая жертву на гибель, даже если рана не окажется смертельной; в этом случае Ап-Вилу не помогут никакие оправдания – человека, нарушившего закон гостеприимства, изгонят из племени, и ему придётся уйти на север, к верной погибели, от которой только что спасся лежащий перед ним человек. Несколько долгих мгновений, тянувшихся, словно вечность, Ап-Вил не решался нанести удар, а затем, выдохнув, расслабился и опустил руку. Спрятав нож, он покинул своё скромное жилище, чтобы подышать воздухом.

   Ап-Вил простоял несколько минут, вдыхая холодный воздух. Мать Но-Ше, мальчика, обнаружившего пришельца, что-то шила, сидя у себя на пороге; заметив его, она приветственно улыбнулась, а затем вернулась к своему занятию. За спиной его послышался шорох – то проснулась Бю-Зва и проверяла состояние своего подопечного. Тот, как и ожидалось, крепко спал.

   Проклиная собственную нерешительность, Ап-Вил отклонил полог и, пригнувшись, пробрался сквозь входное отверстие. Пришельцу суждено жить – по крайней мере, до тех пор, пока он не поведает свою историю.

  4

   Чернобородый чужеземец, которого все звали Кар-Ву, или «Волосатое Лицо», благополучно поборол свой недуг, и уже к исходу второго дня своего пребывания в деревне саанимов был способен говорить и осмысленно отвечать на вопросы. Ап-Вил, подгоняемый настойчивыми взглядами вождя и шамана, вошёл в свое жилище в час, предшествующий сумеркам – время суток, которому в ближайшие недели предстояло превратиться в непроглядную ночь. Бросив нетерпеливый взгляд на Волосатое Лицо – тот как раз пытался что-то объяснить Бю-Зва, – он сел напротив, так, чтобы пламя очага разделяло их. Огонь в таких случаях дарил тепло и свет поровну, и никто не мог нарекать на радушие хозяина.

   – Ты уже пришёл в себя, дорру? – обратился Ап-Вил к своему гостю на его родном языке. От неожиданности тот вздрогнул, в глазах южанина мелькнуло удивление.

   – Да, хвала великому Дору и всем его небесным соратникам! – Волосатое Лицо улыбнулся. – Откуда ты знаешь наш язык?

   – Я имел радость, – Ап-Вил криво улыбнулся и задрал штанину, демонстрируя шрам от колодок,– быть гостем твоего народа в течение нескольких незабываемых месяцев.

   Волосатое Лицо понимающе кивнул и одарил хозяина приветливой улыбкой.

   – Я теперь твой пленник?

   – Нет, ты мой гость, и волен оставить этот дом в любое мгновение.

   Горький смех был ему ответом.

   – Я и не ожидал встретить столь тонкое чувство юмора в такой глуши. – Южанин укутался в шкуры и улыбнулся Бю-Зва, которая поставила на огонь горшок с тюленьим мясом. – Действительно, бежать из такого плена – сущая глупость и бессмыслица.

   Девушка зарделась, помешивая дымящееся варево костяной ложкой. До ноздрей Ап-Вила донёсся аппетитный, чуть дразнящий обоняние аромат.

   – Бю-Зва обручена, и тебе следует трижды подумать, прежде чем даже смотреть в её сторону, – произнёс он самым суровым голосом. – Ревность её жениха, его умение обращаться с оружием, наличие у него друзей, наконец, – обо всём этом я тебе сообщил, дабы ты не попал в обстоятельства, которые будут тебе стоить жизни.

   Ап-Вил с трудом подбирал слова полузабытого языка, которым и в юности владел далеко не лучшим образом, однако смысл сказанного, несомненно, дошёл до чужеземца. Ваб-Ди, пылая от еле сдерживаемого негодования, весь день вертелся вокруг дома Ап-Вила, и, очевидно, лишь строжайший запрет вождя сдерживал его от необдуманных действий.

   – Ха! – ответил с нескрываемой насмешкой Волосатое Лицо; в голосе его слышалось презрение к смерти, отличавшее всех дорру. – Я мог бы сразиться и с дюжиной таких... с моим мечом!..

   Он замер на полуслове и вопросительно посмотрел на Ап-Вила; тот достал меч из-под вороха шкур и показал его своему гостю.

   – Он твой, и его никто не крал. И нож, и копьё, и другие вещи – они твои; но я не хочу, чтобы ты хватался за них, пока твой разум и тело ослаблены болезнью. Рассудок твой может в любой момент помутиться, ты схватишься с кем-нибудь, и жизнь твоя – а возможно, и не только твоя – оборвётся.

   Волосатое Лицо вновь рассмеялся.

   – Ты прав, мой хозяин, но позволь мне подержаться за рукоять моего меча. – В воздухе повисло натянутое молчание, и Ап-Вил, понимая, что его испытывают, протянул меч рукоятью вперёд.

   – Он дорогой, правда?

   – Очень. Гораздо дороже топора – и в несколько раз дороже обычного меча. – В голосе парня слышалась нескрываемая гордость; он чуть потянул клинок из ножен и тут же вогнал его обратно. – Нельзя обнажать оружие за столом, с которого ешь.

   Ап-Вил, уже однажды слышавший эту пословицу более двух десятков лет назад, молча кивнул и убрал меч.

   – Всё наше селение сгорает от любопытства – нам не терпится узнать, откуда ты пришёл? – Взгляд чёрных глаз Ап-Вила, твёрдый, как обсидиан, из которого саанимы делали наконечники для стрел и копий, принудил дорру отвернуться.

   – И это главная причина, по которой я до сих пор жив, не так ли?

   Ап-Вил оценивающе посмотрел на своего гостя.

   – Тебе мог оказать гостеприимство дом, в котором нет столь искусной знахарки, как Ва-Жи.

   Раздался короткий смешок, в чёрной бороде блеснули белые, как снег, зубы.

   – Дом! О боги, вы называете эти лачуги домами, – простонал пришелец. – Я вырос в чертогах Кибхольма, знал князя Аннара и сына его, славного Спайра! Десятилетним мальчишкой я участвовал в походе на Татисберг, когда в море, подняв паруса, вышло сто и одиннадцать ладей – и вот этими самыми глазами видел, как пал величайший город Севера, покорившись бронзе и огню!

   Воинственный пыл охватил молодого дорру; свойственное всем его соотечественникам пренебрежение к представителям других народов, особенно к саанимам, легко читалось сейчас в затуманенном взоре.

   – Ты попал в самые роскошные хоромы на этом побережье Льдистого моря, – ответил Ап-Вил с нескрываемой иронией, напоминая своему гостю о том затруднительном положении, в котором тот пребывал совсем недавно.

   – Да, чтоб все дьяволы ада побрали меня и всех, кто присоединился к неразумному Спайру в его отчаянном походе! – Громкий голос, почти крик, дорру привлёк внимание тех, кто сейчас подслушивал их беседу, – послышались ёрзающие шорохи, тренированный слух Ап-Вила уловил даже чей-то приглушенный шёпот.

   Южанин улыбнулся, словно подсчитывая свою невидимую аудиторию, большая часть которой не понимала ни слова из сказанного им, и продолжил:

   – Я – Тонгир, мне двадцать три года, и я был ближайшим – и, видят боги, самым верным – товарищем Спайра в его безумном предприятии, попытке найти заброшенный храм Огненноокого бога.

   Он на мгновение умолк, а затем внезапно обернулся к Ап-Вилу с вопросом:

   – Слыхал ли ты когда-нибудь о Дне Грома, когда наш мир многократно сотрясало, будто началось всеобщее землетрясение? – Ап-Вил кивнул. – Я слышал эту легенду ещё в раннем детстве: наши шаманы утверждают, будто на землю упала половина Луны, и сейчас, когда мы видим полумесяц, то нашим глазам открыто подлинное положение вещей; в полнолуние же Владыка небес Рас-Ни ненадолго возвращает Луне её прежний облик, чтобы иметь возможность насладиться ночными видами – но это лишь иллюзия, недолговечный дар бога, который быстро тает.

   Тот, кого саанимы прозвали Волосатым Лицом, кивнул:

   – У всех народов есть похожие легенды, и все они повествуют о событии, в действительности имевшем место почти пятьсот лет назад. К князю Аннару однажды приходил бродячий жрец, учёный и прорицатель, явившийся из далёких земель, где круглый год стоит жара, позволяющая людям ходить в одних набедренных повязках...

   За стеной кто-то потрясённо охнул, а Ап-Вил сделал вид, что закашлялся, чтобы скрыть этот звук.

   – Жрец, великий книжник, утверждал, что прочёл в хрониках знаменитого на весь мир великолепием своих дворцов и поющих фонтанов города Эреду о точной дате катастрофы – четыреста восемьдесят семь лет назад.

   Ап-Вил пожал плечами. По его мнению, не было ничего странного в том, что где-то записали дату падения куска Луны.

   – Жрец этот, носивший белый шерстяной плащ, скреплённый на левом плече золочёной булавкой с изображением жука-скарабея, принадлежал к другой расе, чем мы или саанимы. Это был худощавый, очень смуглый мужчина, отличавшийся изогнутым, словно клюв, носом и бривший голову наголо; чело его украшали загадочные иероглифы. Он утверждал: до трагедии, вызванной гневом богов на грехи человечества, Север не был скован льдами. Здесь располагался обширный, благодатный остров, именовавшийся Туле, и населял его ныне забытый народ, который поклонялся Солнцу, по полгода не сходившему с небосклона. В их храме, расположенном в труднодоступном месте, стояла драгоценная статуя Огненноокого бога, вырезанная из слоновой кости. Во лбу её, как гласили легенды, располагался драгоценный камень, скрывающий в себе пламя, способное творить новые миры – и уничтожать те, что не заслуживают существования.

   Ап-Вил задумчиво поскрёб подбородок. Теперь происшедшее не представляло тайны для него – жадность дорру давно стала притчей во языцех. Впрочем, как оказалось, Тонгир и его друзья не сразу поддались своей врождённой неуёмной алчности.

   – Князь Аннар страшно разгневался на этого человека, а его магические трюки обозвал фиглярством, достойным бродячего фокусника. Он даже угрожал связать жреца и бросить его в море с обрыва, но за того неожиданно вступились наши жрецы и сказители.

   Во рту у Тонгира пересохло, и он попросил у Бю-Зва воды; отпив несколько глотков, он благодарно кивнул девушке и вернул ей кубок. Та застенчиво опустила ресницы, что совсем не понравилось Ап-Вилу. Впрочем, продолжение рассказа оказалось ещё более увлекательным, чем начало, и он вскоре забыл об этом эпизоде.

   – Они выступили вперёд, хранители изустных преданий, заучиваемых со слов своих отцов и передаваемых таким образом из поколения в поколение. Они пропели рифмованные сказания о древнем судоходном пути в сказочно богатую страну Сунджин, расположенную далеко на востоке. Фарватер, известный некогда всем уважающим себя морякам, не замерзал даже в зимнее время, и многие корабли дорру с товарами и храбрыми воинами, которыми так знаменит наш народ, проникли туда. Одно из княжеств Сунджина даже подчинилось дорру, и там установилась правящая династия из рода Йенигов.

   – Но в День Грома всё переменилось, – высказал догадку Ап-Вил.

   – Ты прав. – Тонгир закивал. – Гром приходил несколько раз, и земля вздрагивала, словно её раскачивали бесчисленные полчища демонов. А потом небо заволокло серыми облаками, и семь лет никто не видел солнца. Облака эти, состоящие из пепла, поднявшегося с невиданных размеров кострища, лишили нас солнечного тепла на долгие годы. Злаки вымерзли, а скот подох; люди начали есть друг друга – и когда Солнце вернулось, оно уже не было прежним. Север стал непригодным для жизни краем, и Льдистое море покрылось коркой льда, тающей лишь летом, на два коротких месяца.

   – Да, я знаю об этом, – печально согласился Ап-Вил.

   – Этот жрец, явившийся из Эреду, вдруг предложил нам повернуть время вспять. Статуя Огненноокого бога, говорил он, содержит драгоценность, которая вернёт в наши земли тёплую весну и жаркое лето. Льды растают, и там, где под ними скрывается земля, вновь зазеленеет трава и вырастут деревья. Мы сможем вновь заселить пустынные земли, выращивать рожь и пшеницу – и, самое главное, восстановим связь с нашими родственниками в Сунджине!

   Ап-Вил закивал. Теперь всё сходилось.

   – И вы отправились к Проклятому городу?

   Лицо дорру, и без того продолговатое, вытянулось от изумления, а голубые глаза пристально уставились на саанима.

   – Ты слышал об этом храме?

   Ап-Вил пожал плечами.

   – Только легенды. Говорят, все жители города в одно мгновение замёрзли и превратились в ледяных истуканов. Боги хотели покарать их за самонадеянную попытку построить башню, которая должна была достичь небес, где свободно ходят лишь два светила – дневное и ночное. Некоторые охотники говорят, что видели вдали шпили каких-то башен, едва торчащих из-под ледника; есть даже поверье, что это приносит удачу.

   – Храм существует, я знаю это наверняка, потому что был там! – Глаза Тонгира запылали бешеным огнём. – Проклятый жрец соблазнил молодого наследника, Спайра, рассказами о богатстве и могуществе, которое сулит обладание Вселенским огнём, который якобы заключён в единственном глазе статуи. Аннар поддался уговорам и разрешил построить корабль, которому предстояло пройти как можно дальше на север, чтобы высадить полсотни смельчаков, решившихся на смертельно опасное путешествие к самому средоточию холодов на Земле.

  5

   Бю-Зва, так и не нарушив своего молчания, жестом пригласила мужчин к еде. Те, забыв на мгновение о рассказе пришельца, сели друг против друга и молча разделили пищу на троих. Ва-Жи, которой нездоровилось, ранее сообщила, что несколько дней поживёт у мужа своей племянницы; по её словам, та была достаточно покладиста и в избытке обладала свободным временем. Ап-Вил, недолюбливавший тёщу, особенно после того, как скончалась его жена, только обрадовался такому решению.

   Чернобородый дорру глотал быстро, почти не прожёвывая и то и дело морщась – непривычное ему мясо тюленя, очевидно, казалось южанину слишком жирным. Наконец, поблагодарив хозяев, он вытер губы и улёгся, готовый продолжать.

   – Всё же сытно, – сказал он Ап-Вилу, когда тот облизал ложку и вопросительно посмотрел на своего гостя. – Вижу, тебе интересно окончание истории, хотя, пусть Дор будет моим свидетелем, я не хотел бы рассказывать её под столь радушным кровом.

   Тонгир подложил себе под спину шкуры и устроился поудобнее, так, чтобы пребывать в положении полулёжа.

   – Мы построили корабль с особо прочным корпусом, способным выдержать удары дрейфующих льдин. – Он помолчал немного, предаваясь нелёгким воспоминаниям. – Смуглолицый жрец из Эреду имел при себе крайне необычный предмет, окончательно убедивший князя Аннара, который колебался до последнего. Созданный при помощи хитроумных наук и чёрной магии, он представлял собой компас, указывавший направление на храм Огненноокого бога. По его словам, имея подобную вещь, невозможно было ошибиться направлением даже в самую сильную метель.

   Ап-Вил рассмеялся: подобная наивность тех, кого он всегда мнил людьми коварными и склонными продумывать всё до мелочей, казалась поразительной.

   Тонгир, не скрывая своей досады, махнул рукой:

   – Знаю, ты видишь наши промахи, и тебе смешно. Однако тогда, слушая мага и мудреца, одного из первейших в мире, как он утверждал, мы были уверены в успехе нашего похода. Наш корабль причалил к берегу у юго-западной оконечности острова, который, как мы полагали, являлся легендарным Туле, но много западнее и, как я думаю, несколько севернее того места, где я сейчас имею возможность пребывать в тепле, с плотно набитым брюхом – и наслаждаться домашним уютом.

   Скромная девичья улыбка, ставшая ответом на эту очевидную лесть со стороны Тонгира, побудила его продолжить рассказ:

   – Двадцать воинов, ни один из которых не желал оставлять своего повелителя, Спайра, накануне великих испытаний, были определены жребием. Они остались сторожить корабль. Остальные же, двадцать пять человек, если считать жреца, навьюченные припасами, выступили вглубь суши пешком.

   – Пешком? – переспросил Ап-Вил. Даже не дождавшись утвердительного кивка, он громогласно расхохотался, повторяя это слово на родном языке раз за разом. – Пешком! Ха-ха-ха, они шли пешком!

   От долгого смеха на глазах у саанима выступили слёзы, и он откинулся на спину, содрогаясь и держась за живот. Даже Бю-Зва, которой приличествовало хранить молчание, не выдержала, и, прикрыв рот ладонью, откашлялась. Грубейший просчёт дорру, не взявших с собой ездовых собак и отправившихся в дальний поход по практически непроходимой местности, был очевиден.

   – Да, я знаю, о чём вы сейчас думаете. Мы не взяли с собой собак. – Тонгир болезненно скривился. – Однако мы, дорру, держим лишь сторожевых псов. Они крупные и злющие, некоторые воины даже специально натаскивают их для охоты на людей и берут с собой в набеги, – однако у этих животных слишком короткая шерсть, да и выносливость их далеко не та, что у ваших собак.