355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Роман Лейбов » Разделить на сто » Текст книги (страница 9)
Разделить на сто
  • Текст добавлен: 19 апреля 2017, 06:00

Текст книги "Разделить на сто"


Автор книги: Роман Лейбов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

LV

В этот самый момент Наташа Семёнова сообщила растениям о своих новых подозрениях. Обезьянье дерево затрепетало, поражённое догадкой Наташи. Кактусы нахмурились, возмущаясь наглостью шпиона. Герань легкомысленно кивала, думая о чём-то постороннем.

Журчала вода, струясь из синей пластмассовой лейки. Рассказывая растениям о сегодняшнем открытии, Наташа всё больше убеждалась в собственной правоте.

Стасик Левченко, накормленный уже румяным жареным картофелем и бледными варёными сосисками, беседовал в это время у себя дома по телефону с Таней Петрушкиной. Таня рассказывала, как преследовала она шпиона до самого дома. За стеной у Тани стучала пишущая шпионская машинка – даже на правом берегу, повторённый чёрной раковиной эбонитового телефона, этот стук отдавался в Стасиковом красном чутком ухе.

В тот же самый момент маленький человек Николай Матвеевич Гузь с печальным выражением на аккуратном лице вылезал из дальнего входа в Бабаевы пещеры, стараясь не поскользнуться на жирной жёлтой глине.

Затем он прошёл мимо сматывающего удочки доктора Н. Н. Кащеева, который ещё обязательно появится в нашей истории, мимо лодочного причала и, помахивая туда-сюда подозрительным металлическим предметом в кожаном футляре, стал ждать третьего трамвая на остановке.

LVI

Конверт из плотной белой бумаги без обратного адреса, был хорошо виден сквозь дырочки почтового ящика с номером «12». Юра Красицкий уже битых полчаса то выходил из подъезда на улицу Толстого, то возвращался назад. Он пребывал в задумчивости, хотя обстоятельства требовали быстрых действий.

Юра хорошо знал, что чужие письма читать нельзя, тем более нельзя выковыривать их из чужих ящиков. Но от этого письма зависело разоблачение шпиона, и Юра Красицкий в конце концов решился и отбросил бесплодные колебания. Оглянувшись, он встал на цыпочки и запустил ладонь в верхнюю щель ящика, стараясь захватить конверт. Он и захватил уже, но тут вдруг в ящике что-то загудело, и какая-то пружина, довольно мягко, но весьма надёжно прижала Юрину руку к дверце. Мальчик, замерев на цыпочках перед ящиком, даже не успел испугаться, как сверху раздалось: «Он попался!» – и тут же загрохотали по лестнице чьи-то ноги.

«Это провал», – подумал Юра словами из какого-то фильма. И улыбнулся, потому что самое страшное, как известно, надо встречать улыбкой – от этого оно становится уже не самым страшным.

Сверху по лестнице спускался человек в чёрном шёлковом халате. Точнее, это был силуэт: лица человека не было видно в сумерках Замка – свет из окна еле проникал в подъезд, а лампочка под потолком светила тускло. Страшный человек в халате, пособник, а может быть и начальник бородатого шпиона, коварно заманивший Юру в свою ловушку, нарочно замедлил ход перед последним поворотом лестницы, чтобы успеть обдумать, что теперь делать. Константин Михайлович Сперанский давно уже предвкушал своё торжество и репетировал речь перед похитителем «Пионерской правды», но и похититель, и обстоятельства его поимки виделись инженеру совершенно иными. Он воображал себе толпу жильцов, выбежавших на вой сирены оповещения изо всех квартир и теперь укоризненно качающих головами и одобрительно спрашивающих, кто автор этого замечательного изобретения, с презрением взирающих на вспотевшего вихрастого хулигана с выражением ужаса на глупом лице. А тут – темнота пустого подъезда, скрип неплотно прикрытой двери и замерший на цыпочках мальчик в очках, непонятно чему улыбающийся.

Инженер остановился на четыре ступеньки выше своего почтового ящика и тоже улыбнулся на всякий случай. Разглядев эту зловещую улыбку, Юра внутренне похолодел, но назло чёрному человеку улыбнулся ещё шире. «Вот нахал!» – попытался подзадорить себя Сперанский, но автоматически тоже улыбнулся в ответ ещё лучезарнее. Так бы они и улыбались друг другу, наверное, всё шире и шире, пока их не обнаружила бы изумлённая соседка Клара Борисовна Минич из пятой квартиры, как раз в этот момент возвращающаяся с рынка и переходящая улицу Чернышевского. Несомненно, она бы стала посредником в выяснении недоразумения, помогла бы Юре и Константину Михайловичу распутать этот клубок странных обстоятельств, достала бы из своего ящика заветную газету, а затем, посмеявшись над происшествием вместе с его участниками и заинтересовавшись изобретением талантливого инженера, поднялась бы на пятый этаж, зашла бы в гости к Сперанскому, обнаружила бы, что, как и она сама, постоянный подписчик и тайный автор «Пионерской правды» души не чает в нежинских маринованных огурцах. Константин Михайлович рыцарски предложил бы даме последний, выковыряв его из банки на этот раз не пальцами, а, как положено интеллигентному человеку, вилочкой. Клара Борисовна извлекла бы тогда из сумки приобретённую только что в «Бакалее» возле рынка целую банку огурцов нежинского производства – отменно пупырчатых и крепких. Они бы ещё раз посмеялись над тем, что уже три месяца новая подслеповатая почтальонша по ошибке бросала «Пионерскую правду» в её, Кларин ящик. «Надо же, – сказала бы Клара, – эта наклейка с заголовком газеты, ведь она осталась на ящике с моего детства, а почти совсем не выцвела. И знаете – я снова стала читать теперь „Пионерскую правду“, увлеклась как-то». – «А вы читали там материалы Тимура Советова?» – спросил бы, набравшись смелости, Константин Михайлович. «Конечно!» – ответила бы Клара Борисовна, и через три месяца они бы поженились и жили бы долго и счастливо. Но вышло всё иначе.

Наверху загрохотал замок, кто-то опять бодро и вприпрыжку спускался по лестнице. Показавшись из-за её поворота, непонятно как оказавшийся в Замке с привидениями житель дома № 15 по Брынскому проспекту Сергей Сергеевич (казалось, нисколько не обескураженный увиденным), быстро разобрался в ситуации и вежливо обратился к Константину Михайловичу Сперанскому:

– Пожалуйста, освободите эту руку. Мальчик не воровал. Вот: недоразумение, – и Сергей Сергеевич указал рукой на почтовый ящик с полустёршейся цифрой «5» и наклеенным сверху чуть наискось вырезанным из газеты заголовком «Пионерской правды».

Всё вдруг сообразив и разглядев в прорезях чужого ящика свежий номер любимой газеты, Сперанский ощутил страшный стыд. Недолго повозившись с «Почтовым антивором», он сорвал проклятую наклейку с этого чужого ящика

(изобретатель хорошо помнил – в подъезде ни у кого нет детей-пионеров), освободил слегка занемевшую руку Юры Красицкого из мягких, но надёжных объятий прибора, сунул в карман какой-то обнаружившийся в его почте конверт и с поспешностью, странной в человеке, одетом в чёрный шёлковый халат, ретировался, бормоча что-то среднее между «спасибо», «пожалуйста» и «до свидания».

Сергей же Сергеевич, без приключений дойдя с Юрой, временно совершенно забывшим о своей детективной деятельности, до двери подъезда, вышел на улицу и сказал:

– Люди должны помогать друг другу.

После этого добрый сосед, помахав на прощание Юре рукой, решительно свернул налево, скрылся за поворотом, и пошёл куда-то дальше по улице Толстого, наверх, навстречу семенящей с авоськой миниатюрной брюнетке – Кларе Борисовне Минич, которой теперь было суждено лишь через полгода познакомиться с Константином Михайловичем Сперанским, полюбить его, выйти за инженера замуж и жить с ним долго и счастливо.

LVII

В семь часов вечера в Штабе собрались все. Стасик, конечно, опоздал, но не сильно – всего на десять минут. Наташа Семёнова пришла с таинственным видом. Юра Красицкий – сосредоточенный и решительный. Таня Петрушкина – в новом зелёном платье.

В общей тетрадке с голубой обложкой появилась новая запись:

Подозрительный: неизвестный мужчина с бородой из 107-й кв. (по списку жильцов – «Макаркин М.», но он куда-то исчез).

Расследовали: Красицкий, Семёнова, Петрушкина, Левченко.

Факты: ходит по улицам, бросает письма в ящики разных квартир. Выглядит подозрительно: носит чёрные очки и бороду. Очевидно, налаживает связь.

Итог расследования: подозрительный, но до конца не разоблачён.

Вывод: продолжать подозревать. Пока не следить.

Вокруг последнего пункта, впрочем, разгорелась дискуссия. В то время как Юра уверял, что и за лилипутом тоже временно надо перестать наблюдать, исправив предыдущую запись, Стасик и Таня настаивали на том, что накопившихся фактов достаточно, чтобы сосредоточить внимание на лилипуте и Бороде. Завтра можно, например, разделиться на пары и опять проследить за ними.

– Во-первых, – ответил Юра, – в пещеры я вас не отпущу. И сам больше не пойду. Во-вторых, ты же сам говорил, Стас: их может быть несколько. Соберём все доказательства и будем решать. И в-третьих… у меня, по-честному, с самого начала был другой. То есть я подозревал его, но хотел ваши выводы сначала проверить. Хотя доказательства у меня были, косвенные. Хотите, расскажу?

Стасик и Таня тут же согласились. Наташа продолжала хранить таинственный вид. А Юра приступил к изложению своих догадок:

– В общем, я ещё в первый день подумал на старика с нашего первого этажа. С усами такой, бодренький. Он с какой-то тетрадью ходит всё время, я замечал. Нормальный человек станет с тетрадью ходить? Значит, следит, высматривает что-то. Он пенсионер, нигде не работает, время у него есть. Я сам видел, как он возле стройки тёрся. Нормальный человек станет возле стройки крутиться?

Оповцы, которые постоянно крутились возле строек, тем не менее согласно закивали головами.

– А тут ещё к нему второй старик недавно приехал. Рыбак. Ха-ха, рыбак. Я, как его удочки вспомнил тогда, сразу и понял: это антенны. Как в том фильме – антенны в виде удочек. Наш, с усами, собирает информацию, а второй приехал её в центр передавать. И я в понедельник, когда из дома выходил, нашёл ещё доказательство. Только я его сейчас не могу показать, я завтра с утра принесу.

– А и не надо, кстати, – торопливо заговорила молчавшая до тех пор Наташа Семёнова, – он же сам мне сегодня всё рассказал. В подъезде, я к Юрке ходила, а он выскочил. Они оба шпионы. С усами – португальский, а тот я не помню какой. Что ли бельгийский. И я даже знаю, что их интересует. СОМ, вот что. Только вы не говорите больше ничего: у них техника для подглядывания и звуковые шпионские аппараты. Они за Штабом следят.

– Точно, – встрепенулся Стасик Левченко, – ты помнишь, Тань? Я думал, это псих ненормальный, а он вот чего?

– Да, – подтвердила Таня, – они вчера нас у петрушкинского подъезда поймали. Какую-то лягушку хотели, кузнечиков. И тоже про СОМ упоминали. Ещё про ящик какой-то. Потом дождь пошёл, и мы…

– Всё, – быстро сказал, поправляя очки, Юра, – тихо, больше ни слова. Быстро расходимся. Завтра встречаемся в запасном Штабе в девять утра. Семёнова, предупреждаю, я тебе позвоню и трубку не положу, пока ты не ответишь. Стас… сам знаешь.

Опасно шаталась лестница под ногами встревоженных оповцев. Какие-то недобрые тени мерещились им за кустами крыжовника. На погружённые в коварную темноту окна второй квартиры друзья старались даже не смотреть.

СОМ – это не шутки. СОМ – это Система Орбитального Маневрирования, совершенно секретное космическое предприятие всесоюзного значения, о точном расположении которого (на территории вагоноремонтного завода, третий поворот налево по бетонке, дальше – через пропускной пункт и за колючую проволоку по просеке соснового леса) знал каждый брюквинец в возрасте от семи до девяноста восьми лет.

LVIII

Жёлтая бабушка с третьего этажа, глядя на наших героев, только головой покачала.

После второго-то удара она из дому не выходит, даже пенсию ей носит почтальон. А так – правнучка Вера с мужем ухаживают аккуратно, хорошие, заботливые, образованные люди, дай им Бог здоровья. Ну, положим, скучновато дома: зрение читать не позволяет, а по радио в последнее время одна какая-то ерунда, не поймёшь даже, о чём. И музыка эта новая – трям-брям. Джаз или как там? Ну её вообще. Вот и сидит она у окна всё время, да что ещё делать в девяносто восемь-то лет? Впрочем, может и хорошо, что вблизи ничего не видать. По крайней мере, в зеркале различимы только общие очертания былой красоты. Это большой плюс, улыбается она про себя. А из окна, в общем, всё видно: и то, что там есть, и то, что было, и то, что только может быть. Деталей не разобрать, но дальнее зрение ещё имеется.

Мария Тимофеевна так много в жизни видала, что ей иногда даже думалось: всё уже видела, всё знает наперёд. Потом она, конечно, сама себя корила: нельзя так, нехорошо. Сколько раз уж бывало: кажется, как в тех стихах, «только повторенья грядущее сулит», а потом глядишь – сюрприз с неожиданностью. Всё слегка расплывается, путается перед Марьей Тимофеевной. Что там за мальчик рыжий идёт со двора? Это не кондитера ли Лопатина сын? Ах, нет, тот был на прежней квартире, когда ещё Мартин Людвигович был жив. Кондитера тоже хорошо помнит Мария Тимофеевна, жовиальный такой мужчина, вечно ей подмигивал, ловко перевязывая бонбоньерку крест-накрест ленточкой. А это – другой мальчик, вспоминает Мария Тимофеевна, Левченко его фамилия. Они были соседями потом… в каком году это было? Давно, она была тогда за Николаем Михайловичем. Да-да, за Николаем Михайловичем, царство ему небесное. И  жили они в Преображенском переулке. Потом уже он стал Чеховским. Это Иван Петрович Белкин переименовал, книжная голова. Бедный добрый Ванечка, жаль его до слёз – пропал тогда же, когда Николай Михайлович сгинул. Но, значит, размышляет Мария Тимофеевна, это другой мальчик? Тот Левченко, помнится, вырос уже и даже женился на какой-то певичке. Ну, может родня. Или просто похож.

Нет, она в здравом уме. И помнит даже, который теперь год. 1974, пожалуйста. Это просто всё слегка путается, чуть расплывается, слишком подолгу она сидит каждый день у окна. Но как оторваться: в квартире темно, а там, за окном, то зелёное, то жёлтое, то белое, то снова зелёное! Сплошной сюрприз с неожиданностью!

И снова качает головой и глядит из окна старейшая жительница Брюквина Мария Тимофеевна Перевозчикова, в первом замужестве Миллер, урождённая Осьмирогова, любимая младшая сестра знаменитого культурного купца. Деталей, конечно, не разобрать, только общие очертания, но дальнее зрение у Марии Тимофеевны ещё есть.

LIX

28 августа. Среда. Утро. Переменная облачность. Ветер слабый. По радио передают песню композитора Тухманова. Из нескольких окон пятнадцатого дома по Брынскому проспекту несётся голос певца из ансамбля «Весёлые ребята», исполняющего сочинённые поэтом Харитоновым поразительные в своей немудрёности слова: «Ты не можешь не заметить: соловьи живут на свете и простые сизари...».

Стасик Левченко назло Юре Красицкому опять приехал на десять минут раньше и теперь неосторожно стоит у трансформаторной будки.

Из окна второй квартиры за ним, не отрываясь, следят в бинокль пенсионеры Португальский и Голландский.

«Как прекрасен этот мир, посмотри!» – выводит солист проникновенные слова поэта Харитонова. Стасик ковыряет пальцем в стене будки кирпич, озирается по сторонам, вздыхает и нервно позёвывает.

В это время Наташа Семёнова, уже умывшись и одевшись, сосредоточенно и осторожно доедает в прихожей квартиры № 13 в доме тоже тринадцатом по Брынскому проспекту толстую мягкую сизую сливу. Она размышляет о сложностях поимки шпиона из пятнадцатого дома и поражается совпадению своих подозрений с Юриной интуицией.

«Как прекрасен этот мир!» – ласково завывает голос в радиоточке, всегда работающей на кухне в сто шестой квартире пятнадцатого дома у Петрушкиных. Анастасия Мироновна только что накормила Таню яйцом всмятку и бутербродом с сыром. Таня, обуваясь в прихожей, вспоминает свой сегодняшний менделеевский сон. Конечно, там были оба страшных старика, они явились с бронированной лягушкой и армией кузнечиков в камуфляжной форме. А Стасик в конце концов пришёл и её спас.

«Ты взглянула – и минуты остановлены как будто, – уверяет сладкий голос, разносящийся по всему Брынскому проспекту, звенящий над заречьем, летящий в зенит над летним ещё, тёплым после сна Брюквиным, – Как росинки их бери». Но пронзительных слов поэта Харитонова не слышно в подвале пятнадцатого дома. Там, в пахнущей картофелем, влажной извёсткой и дёгтем прохладной тишине перед деревянной дверью с надписью «36» стоит Юра Красицкий. Он ключом запирает на висячий замок дверь, нагибается и, наклонившись слегка под тяжестью набок, аккуратно несёт большой деревянный ящик по узенькому подвальному коридору, освещённому полуживыми лампочками в сетчатых намордниках, а затем по лестнице, ведущей наверх, в подъезд.

«Как прекрасен этот мир!» – думает словами поэта Харитонова сидящая в ящике лягушка, впервые за последние два дня вдохнувшая свежего, неподвального воздуха. И кузнечики с ней совершенно согласны.

Юра, Наташа и Таня появляются во дворе одновременно. Запасной Штаб – беседка в ремонтируемом детском садике № 78 – расположен совсем неподалёку, в трёх минутах ходьбы от пятнадцатого дома. Однако дети успевают лишь поздороваться, когда из первого подъезда выныривают Марат Маратович и Максим Максимович. На лицах пенсионеров написано отчаянное, почти детское торжество, у Голландского, впрочем, омрачённое заботой. В клещи, как хоккейные нападающие, берут бывшие детдомовцы растерявшихся друзей-оповцев.

«Мы попались!» – думают Юра, Наташа, Таня и Стасик.

Марат Маратович наклоняется над ящиком, аккуратно приподнимает его крышку, встревоженно вглядывается в содержимое. Забота покидает постепенно его широкое лицо. Он подмигивает другу и говорит неожиданно нежным голосом:

– Португалыч, гляди, лягушка-то разъелась на пионерских харчах. А у кузнечиков в семействе прибавление!

«Как прекрасен этот мир!» – слышит сквозь сон последние рулады бесконечной, как летние каникулы, песни композитора Тухманова восьмиклассница-третьегодница Лёля и улыбается в ответ.

LX

– Шпионы! Мы с тобой, Маратушка, теперь агенты мирового империализма! Передовой отряд практически!.. По процентной разнарядке! – Максим Максимович всё никак не мог остановиться, он мелко трясся от смеха, то тыча пальцем себе в грудь, то указывая на друга. – Это надо было до седьмого десятка дожить… Ты – голландский, а я – португальский. На космический объект с удочками нацелились. И мы тоже хороши, дураки старые. Как ты в пижаме-то по улице с биноклем бегал… А СОМ брюквинский… ох, мама дорогая, умру просто сейчас. И лягушку к делу пришили. Ящик со специально обученной лягушкой! Как он сказал? Дельфинов тренируют, может быть, и насекомых научили тоже… и этих… землеводных…

– Земноводных, – тихо поправил хозяина Юра.

– Да, – хохотал в ответ басом Марат Маратович, – и, главное, я не понимаю, как они… как они эту публикацию пропустили?.. Это же по сути разглашение гостайны… доктором Н. Н. Кащеевым… на страницах центральной прессы… ой, держите меня, семеро… А эти охотники на шпионов – ты на них погляди!..

Португальский действительно поглядел на оповцев и рассмеялся с новой силой. Уши рыжего Стасика пылали. Наклонившись, он внимательно изучал плитку, устилавшую пол кухни Максима Максимовича. Именно там находились в этот момент главные герои нашей истории, доставленные сюда для выяснения обстоятельств дела пенсионерами сразу после обнаружения заветного ящика.

Юра Красицкий виновато глядел прямо в глаза Голландскому, но снял очки и теперь механически протирал их рукавом клетчатой рубашки. Наташа Семёнова, уже поставившая себя в воображении на место пенсионеров, потом вернувшаяся на своё место и поглядевшая, наконец, на всё со стороны, долго удерживалась, но потом тоже прыснула.

– Ну, давайте чай пить, дорогие холмсы и примкнувшие к ним ватсоны, – язвительно, но добродушно предложил хозяин, – у нас, старых шпионов, и варенье имеется. Американское, отравленное чистым цианистым кальцием.

– Калием, – совсем беззвучно прошептал Юра.

– На парашюте сбросили, в порядке диверсионной деятельности. А ты, Голландыч, кстати, можешь ещё сегодня на вечерний клёв поспеть. Никуда не уйдёт теперь твой космический сом, с такими-то антеннами!

– Я, братец, – неожиданно серьёзно отвечал Марат Маратович, – знаешь, я передумал. Мне теперь вот они, – он указал на обитателей ящика, стоящего посреди кухни, – как родня, честное слово. А что сом? Рыба – и всё. Даже несъедобная. Я вот приеду в Арбатов и в общество террариумистов запишусь. Может быть, Славик с Кубы вернётся, каких-нибудь редких ящерок привезёт. Богомола заведу кавказского. Тебе, кстати, мальчик, большое пенсионерское спасибо, что голодом их не заморил. Это ж надо, – вновь развеселился и начал похохатывать Голландский, – по научным книжкам кормил. «Детскую энциклопедию»… он энциклопедию специально читал. Слышишь, Максимыч! Измельчённые листья и мелких насекомых… каждый день… в подвале… утром и вечером… как в санатории… в Гаграх… водные процедуры… держите меня, семеро!

Одна Таня Петрушкина сохраняла в этот момент полное хладнокровие. Она, размешав аккуратно ложечкой в чае сахар, отложила затем её на блюдце и обратилась к оповцам:

– Подождите. А как же остальные?

– Что, ещё у кого-то червяков конфисковали, штирлицы? – весело осведомился хозяин.

– Нет, извините, – вежливо, но твёрдо возразила Таня, – там не червяки. Там другое дело. Вот вы послушайте сначала, а потом говорите.

И Таня Петрушкина, изредка прерываемая уточняющими замечаниями друзей, кратко, но исчерпывающе описала всё: и загадочный визит в Бабаевы пещеры лилипута из пятьдесят шестой квартиры, и подозрительное поведение невесть откуда взявшегося соседа с чёрной бородой.

– Слушай, а знаешь, Маратыч, – и впрямь что-то нечисто, – поразмыслив, заметил Максим Максимович, довольно быстро перешедший от добродушного смеха к строгой бдительности. – Ребятки-то толковые, сообразительные. И не врут. Надо действительно присмотреться повнимательнее к этим кадрам.

Марат Маратович тоже задумался. С одной стороны, не пенсионерское это дело – ловить шпионов. С другой, как почти все бывшие бухгалтеры, Голландский был в душе следопытом. «К тому же такая международная обстановка», – не вполне отчётливо подумал он и предложил:

– А позвони-ка Равилю Нурудинычу, в плане посоветоваться.

Участковый Галлиулин, выслушав несколько путаный рассказ пенсионера Португальского, устало вздохнул. Отказать человеку, снабдившему его рецептом кизилового варенья, не было никакой возможности, и Галлиулин сказал в трубку:

– Конечно, проверим сигналы. Я сразу после работы подойду… Часикам к восьми. Нет, в форме буду. Ну, не совсем при исполнении. Но меры, в случае чего примем, например.

Участковый повесил трубку, посмотрел на симпатичный фотографический портрет вот уже десятый год разыскиваемого за злостное и систематическое уклонение от уплаты алиментов гражданина Сусленкова П. А. и грустно подумал: «Пятый случай уже за текущий квартал. Дались им всем эти шпионы».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю