Текст книги "Территория войны. Кругосветный репортаж из горячих точек"

Автор книги: Роман Бабаян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Вот что известно теперь о той ситуации, которая сложилась в мировой политике в связи с боевыми столкновениями на крошечных островах в приантарктических водах. Это ещё раз подтверждает, что в политике не бывает ни мелочей, ни случайностей. И повышенное внимание всей мировой прессы к локальному военному конфликту ещё раз это доказывает.

Чили: земля огня и камня

Я пошёл в первый класс, когда в сентябре 1973 года весь мир узнал о перевороте в далёкой южноамериканской стране – Республике Чили. Об убийстве президента Сальвадора Альенде, который меньше года назад приезжал с дружеским визитом в Советский Союз. О казни певца Виктора Хары и загадочной смерти поэта Пабло Неруды. О превращении стадиона в Сантьяго в концентрационный лагерь, где пытали и убивали людей.

Тогда в нашем лексиконе появилось слово «хунта», означающее кучку жестоких и кровожадных преступников, незаконно захвативших власть. А имя Пиночет стало нарицательным – так называли всех, кто проявлял диктаторские замашки.

Но прошли годы, и во время так называемой «перестройки» во второй половине 1980-х годов взгляд на чилийские события начала 1970-х стал меняться, зазвучали прямо противоположные оценки деятельности генерала Пиночета. Оказывается, несмотря на излишнюю жёсткость в подавлении противников своего режима, он привёл Чили к экономическому процветанию. Говорили, что помогла ему в этом команда «чикагских мальчиков» – молодых экономистов, получивших образование в США.

Словом, то, что происходило в Чили на протяжении последних трёх десятилетий XX века, не поддавалось однозначному определению, и уже одно это делало эту латиноамериканскую республику невероятно интересной для журналистов. Поэтому, когда судьба забросила меня в эти далёкие края, я не мог не воспользоваться появившимися, пусть и весьма эфемерными, возможностями.

Южнее чилийцев живут только пингвины. Название страны с языка индейцев аймара так и переводится: «Место, где кончается земля». Если поместить Чили в Старом Свете, то страна улеглась бы по параллели от Москвы до Лиссабона. При этом в самом широком месте она была бы у́же Московской области. «Сухожилие Южной Америки», «ковровая дорожка», расстелившаяся вдоль Тихого океана от горячих субтропических пустынь на Севере до ледяной Антарктиды на юге, зажатая между океаном и горами Андского хребта. Глядя на это великолепие, понимаешь, откуда идет поговорка: «В Чили можно найти поэта под каждым камнем». Здесь родились сразу два лауреата Нобелевской премии по литературе – Габриела Мистраль и Пабло Неруда.

«…тоненькая наша родина,

и на ее обнаженном ножевом лезвии

пылает наше нежное знамя».

Только поэт-чилиец мог так написать. Ещё Чили называют страной катастроф – она расположена в огненном поясе Земли, и здесь несколько постоянно действующих вулканов, которые периодически извергаются. Частые засухи и ежегодные лесные пожары, сели и наводнения в периоды природных феноменов Эль Ниньо и Ла Ниньа, цунами и землетрясения, а также «темблоры» (мелкие землетрясения). Всё это выковало и закалило характер чилийцев, сделало их скромными и гордыми, чувствительными и предприимчивыми, терпеливыми и трудолюбивыми.

Так, из наблюдений за этими людьми и за этой землёй, родился мой фильм «Сантьяго. Чили. 30 лет спустя», вышедший на экран в 2003 году.

Свидание с диктатором

Как я уже говорил, идея встретиться с Аугусто Пиночетом пришла мне на Фолклендских островах, когда наша телегруппа готовилась к отъезду оттуда. К тому времени прошло уже семь лет с того момента, как он – в 1990 году – оставил пост президента страны, но продолжал оставаться главнокомандующим вооружёнными сухопутными силами, поэтому его влияние в Чили по-прежнему было очень велико.

Мы начали с того, что стали отправлять ему по факсу из Порта-Стэнли официальные письма на бланках нашей телекомпании. При этом у нас не было чистых бланков, а были только письма для таможни на вывоз телеоборудования – чтобы на ввозе не возникало проблем. Мы нашли выход – обратились к девушке, которая работала на приёме гостей в нашем отеле и одновременно встречала нас на фолклендской таможне. Она, кстати, родом была из Гибралтара, каким-то ветром её занесло на эти острова. Эта девушка, с которой мы успели подружиться, нам помогла – она скопировала «шапку» с данными телекомпании на чистые листы, затем вместе с Хайме Кехеле помогла нам грамотно составить текст обращения к генералу Пиночету. Но куда его отправлять, по какому адресу? На деревню Сантьяго, дедушке Аугусто?

Хайме по телефону связался со своей знакомой – дочерью Пиночета (об их отношениях я упоминал в предыдущей главе) – и уговорил её сообщить нам какой-то секретный номер факса своего папы. Вот мы и начали отправлять письма одно за другим – настоящую бомбардировку письмами устроили. Текст немного меняли, помню, что я писал примерно так в одном из писем:

«В России есть популярный политик, которого часто с вами сравнивают, потому что он такой же суровый, волевой генерал, истинный слуга своего Отечества (имелся в виду генерал Лебедь). Очень хотелось бы встретиться с вами и узнать ваше видение перспектив дальнейших отношений Республики Чили и Российской Федерации…»

Так отправляли письмо за письмом неизвестно куда – никаких ответов, естественно, не получали.

Тем временем настал день отлёта с Фолклендского (Мальвинского) архипелага. Прилетев в городок Пунто-Аренас, я вдруг как-то особенно чётко понял, насколько жизнь на островах отличается от жизни на «большой земле», на материке. Когда сидишь на островах, у тебя могут быть многомиллионные долларовые суммы на банковских счетах, но если у тебя нет собственного самолёта или корабля, ты обречён находиться в замкнутом пространстве и не можешь оттуда вырваться, обречён каждый день видеть одно и то же, не можешь позволить себе то, что могут даже бедняки в других местах. Получается, размер твоего кошелька ничего не может изменить в твоей жизни, сделать её более интересной, насыщенной. А на материке у нас просто дух захватило, будто вырвались из плена или из тюрьмы – пришло осознание того, что вот сейчас мы можем полететь хоть в Африку, хоть в Австралию и для этого не нужно ждать, когда будут проданы все билеты на самолёт авиакомпании «Атлас».

На другой день прилетели в Сантьяго, поселились в отеле. На следующий день пошли к ребятам из Центра российско-чилийской дружбы, рассказали о своих приключениях, о жизни на Фолклендах – они только ахали и головами качали, никто из них на этом таинственном архипелаге никогда не бывал и не представлял себе, как там люди живут.

Вернулись в отель. Вдруг раздался стук в дверь. Открываю – передо мной стоят двое в военной форме, мужчина и женщина. Мужчина представился полковником вооружённых сил Чили. Женщина вежливо перевела всё это на русский язык.

В моём номере в этот момент был Хайме Кехеле. Увидев военных, он побледнел и оцепенел. Представляете, насколько глубоко засел в чилийцах страх перед военными, если после стольких лет они продолжали перед ними трепетать. А ведь Хайме совсем не был трусом. Но в его подсознании, как и у всех его соотечественников, осталось чувство тревоги – если в твой дом вошли люди в военной форме, значит, жди беды! Вот что делает с людьми диктатура.

Этот полковник – «колонель» по-испански – сообщил мне, что «дон Аугусто Пиночет Угарте готов встретиться с журналистами из России». Правда, сразу же добавил он, охлаждая охватившую меня радость от такой удачи, при этом необходимо будет выполнить два условия.

Условия оказались следующими. Пиночет снимается только в одном и том же помещении и никуда из этого помещения перемещаться не будет. И второе – снимается он всегда на одну и ту же камеру, на которую он во время своего правления записывал обращения к нации. Почему – одному Богу и Пиночету известно. Мы, конечно, возражать не стали.

На следующий день мы вышли из гостиницы, двинулись по главной улице Сантьяго, проходившей мимо президентского дворца «Ла Монеда» – того самого, где разворачивались драматические события во время сентябрьского переворота 1973 года, где был убит президент Сальвадор Альенде (по одной из версий, он покончил с собой). Позади этого дворца располагается небольшая площадь, где находится здание Генерального штаба сухопутных войск, то есть ставка генерала Пиночета. Всё это рядом, в двух шагах друг от друга.

И вот на этой площади мы увидели парад вооружённых сил Республики Чили! В глазах зарябило от ярких старинных мундиров и головных уборов, оглушила музыка военного оркестра. Мы, конечно, бегом бросились назад в гостиницу, схватили аппаратуру. Вернулись, начали с ходу снимать. Нельзя же было пропустить такой «картинки», специально для нас войска ещё раз на парад выводить не будут.

На краю площади трибуны – на них сидят почётные гости, среди них, судя по всему, несколько иностранных послов, военные атташе разных стран, аккредитованные в Сантьяго.

Перед ними проходили колонны всех родов войск. Надо сказать, что парады в странах Латинской Америки всегда проводятся с необычайной пышностью, там очень любят эффектные зрелища. Вот и чилийские военные выглядели как участники реконструкции старинных сражений, были больше похожи на артистов в театральных костюмах.

Интересно, что чилийская военно-морская форма точно копирует британскую. Ну а сухопутные войска шагали в касках и мундирах чисто немецкого образца. В этом не было ничего удивительного – ведь именно военные инструкторы из Германии в давние времена создавали вооружённые силы Чили и, конечно, делали это по образу и подобию армии своего рейха. Даже альпийские стрелки здесь маршировали, совсем как в фатерлянде.

Нам повезло – позже узнали, что такие парады проводятся лишь раз в несколько лет, отмечая юбилейные выпуски военных учебных заведений.

И вдруг видим… Пиночета! Он вышел вперёд принимать парад. Тот самый генерал, которого мы с детства видели на фотографиях в журналах и в программах теленовостей как кровавого диктатора, душителя свободы и демократии. Вот он, живой! Причём обстановка на параде была явно не диктаторская, а вполне демократичная.

К нам подошли охранники – ведь мы явились на площадь без приглашения, да ещё с аппаратурой. Я быстро показал им свою международную пресс-карту – книжечку зелёного цвета, которую в нашей телекомпании выдавали всем, кто ехал в командировку за рубеж. Этого оказалось достаточно – посмотрели, покивали, отошли. Не потребовали никаких разрешений, отношений, аккредитаций. Вот это да – полная свобода действий для прессы! У меня даже возникло ощущение, что в какой-то момент мой оператор, увлечённый съёмкой, подойдёт к самому Пиночету, похлопает его по плечу и попросит:

– Дон Аугусто, отойди, пожалуйста, в сторонку, мне с этой точки снимать удобнее…

Ну, до этого, конечно же, не дошло, но можно было вполне свободно подойти к бывшему главарю хунты и совершенно спокойно снять его со всех сторон.

Ещё через день было долгожданное интервью. Я хорошо помню свои ощущения. Всё время ловил себя на мысли – кто сидит передо мной? На вид вполне добрый дедушка, благодушный, умиротворённый, умудрённый жизненным опытом. А мне вспоминалась наша школьная линейка в первом классе, когда директор сказал о том, что в Чили происходит что-то страшное, убивают и пытают людей за их убеждения. Мы должны выразить протест против действий хунты во главе с кровавым генералом Пиночетом. Этим самым мирным старичком. И я понимал, что не могу отделаться от неприязни к нему, не могу забыть многочисленные митинги, на которых осуждались его преступления, песню «Венсеремос!» – «Мы победим!», постоянно звучавшую с телеэкранов и из радиоприёмников. Неужели всё это было связано именно с этим человеком, которого мы и человеком-то считать не могли, представляли каким-то чудовищем?

Поэтому я набрался смелости и задал не совсем дипломатичный вопрос:

– Скажите, дон Аугусто, не жалеете ли вы о том, что происходило в вашей стране и под вашим руководством в 1970-х годах?

Он ответил, что совершенно ни о чём не жалеет, считает, что всё делалось правильно и обоснованно.

– Хорошо, тогда не опасаетесь ли вы мести? – поинтересовался я. – Ведь сейчас в Чили и за её пределами очень много людей, чьи родные и близкие пострадали во время этих событий.

– Нет, я чувствую себя правым и вообще ничего не опасаюсь, – сказал в ответ дон Аугусто. – У меня даже личной охраны нет.

Последнее утверждение было явной неправдой. Наши чилийские друзья рассказывали, что Пиночет даже при перемещении на сравнительно небольшие расстояния – например во время поездок из Сантьяго в свой родной город Вальпараисо – принимал повышенные меры безопасности. Его всегда сопровождало несколько машин с охраной, более того, в кортеже обязательно было несколько абсолютно одинаковых автомобилей, чтобы нельзя было определить, в какой находится бывший теперь уже диктатор.

Основания для опасений у него были – в разные годы совершались покушения на его жизнь. Однажды в 1986 году кортеж обстреляли на горной дороге, погибло несколько охранников. Сам Пиночет чудом не пострадал. Причём в тот раз он был в машине вместе со своим девятилетним внуком.

Но в разговоре со мной дон Аугусто утверждал, что ничего не боится и считает, что выполнил свой долг перед нацией, поскольку другого варианта действий власти попросту не существовало. Только путём жёстких мер можно было превратить Чили в развитую страну, вывести её из кризиса, который начался во время правления Альенде, когда экономика полностью рухнула, а общественная жизнь была парализована – ну и много ещё что он сказал тому подобного.

За столом с живой легендой

Таким было моё первое свидание с Пиночетом. Снова к теме чилийского переворота я вернулся через шесть лет, в 2003 году, когда весь мир отмечал тридцатилетие тех драматических событий. Тогда и появился мой фильм «Сантьяго. Чили. 30 лет спустя». В него вошли как съёмки, сделанные во время первого визита на эту много пережившую землю, так и сцены, снятые заново, – среди них записи встреч с вдовой певца Виктора Хары, с дочерью президента Сальвадора Альенде – Исабель, которая к тому времени возглавляла Национальный конгресс Чили. С престарелым уже Луисом Корваланом, который на протяжении более сорока лет являлся генеральным секретарём Коммунистической партии Чили и стал символом борьбы против режима Пиночета, соратники называли его «товарищ Лучо» – под этим псевдонимом он и стал знаменит. Плакаты «Свободу Луису Корвалану» можно было увидеть на улицах больших советских городов, в заводских цехах и в университетских аудиториях.

Встреча с Корваланом происходила у него дома. Он угощал нас домашним вином, разливая его из бутылки с наклейкой: «Водка «Столичная». Его жена попросила называть ее мама чилено, то есть чилийская мама, кормила нас спагетти и вспоминала, как во время визита в Советский Союз побывала, кроме Москвы, во многих городах, в том числе в Ленинграде, в Ереване, в Киеве. Везде им оказывали необычайно тёплый приём, за что она очень благодарна советским людям. В мой фильм вошли кадры документальной хроники, зафиксировавшие эти встречи на советской земле.

Луису Корвалану на момент нашей встречи было 87 лет. Мы вспоминали, сколько ему пришлось пережить, какие страдания он выдержал во время заключения в концлагере, как советские спецслужбы негласно произвели его обмен на известного диссидента Владимира Буковского. Это произошло в Цюрихе, на нейтральной швейцарской земле. Тогда ещё была популярна частушка:

Обменяли хулигана

На Луиса Корвалана.

Единственный сын генерального секретаря компартии Чили, названный в его честь Луисом Альберто, скончался в Москве в возрасте 28 лет, его здоровье было подорвано пытками в тюрьме.

Сам Корвалан прожил в Советском Союзе пять лет. Потом ему сделали пластическую операцию, изменив внешность, и он под чужим именем вернулся на родину, чтобы продолжить борьбу в подполье.

Невероятно интересно было общаться с этим человеком, ещё тридцать лет назад превратившимся в живую легенду. Он рассказал немало интересного о том времени, которое первым зрителям моего фильма представлялось героической и таинственной эпохой.

– Меня часто спрашивали – почему нам не помог Советский Союз? – вспоминал товарищ Лучо. – Я отвечал, что это не так, помощь была – моральная и политическая, это невозможно забыть. Что же касается помощи финансовой, то именно для решения этого вопроса президент Альенде приезжал в Москву в декабре 1972 года, в последний, как оказалось, год своей яркой жизни. Он просил порядка 200–250 миллионов долларов, столько нам было нужно, чтобы полностью поднять экономику. Но их не дали. Вернее, дали, но всего 80 миллионов. Почему? У Советского Союза попросту не хватало денег на всех. На повестке дня первоочередным вопросом была помощь воюющему Вьетнаму и Кубе, находящейся в блокаде. К этому прибавлялась поддержка африканских и азиатских стран, избравших некапиталистический путь развития. Советские лидеры чувствовали себя в ответе за всё, что происходило в тогдашнем мире.

А Пиночету активно помогали американцы. Это и в то время ни для кого не было секретом, а теперь доподлинно известны даже масштабы их помощи хунте.

В 2003 году Корвалан чувствовал себя в своей стране вполне уверенно и, несмотря на преклонный возраст, писал книги, одну за другой, выражая в них свой взгляд на современные процессы и тенденции мировой политики. Главным же направлением его интересов оставалась ситуация в родном Чили.

Последнюю книгу главного чилийского коммуниста издали в Сантьяго незадолго до нашей командировки. В ней он анализировал первые годы правления демократов после отставки Пиночета с поста президента страны.

– Моя книга называется так – «И это демократия?», – говорил Луис Корвалан. – После Пиночета страной управляет уже третий демократический президент, но при этом мало что изменилось в жизни нашего народа. До сих пор живём по конституции, которую ввёл Пиночет. А он сам и вся его генеральская свора до сих пор на свободе, и не похоже, чтобы кто-то всерьёз собирался привлекать их к ответственности, всё ограничивается пустыми разговорами и волокитой. При этом сотни тысяч людей требуют справедливости, требуют наказания для убийц их родных.

Наш собеседник жил в небольшом домике в Сантьяго, во дворе росли апельсиновые деревья. Вместе с ним проживали его жена, две дочери и внучки. Причём обе его дочери, получившие высшее образование и специальность в Советском Союзе, никак не могли найти работу по одной-единственной причине – потому что их фамилия Корвалан. Так что не совсем безоблачной была жизнь товарища Лучо и спустя годы после перехода на легальное положение. Но он ни о чём не жалел, спокойно передвигался по столице, не ощущал никакого беспокойства за собственную судьбу, предаваясь раздумьям о судьбе своего народа. На прощание он сказал:

– Мы с Альенде всё сделали правильно. Не поступи мы так, Чили сейчас была бы совсем другой, ситуация могла быть хуже. Нас упрекали в том, что не смогли защитить с оружием в руках завоевания мирной народной революции – но такой человек, как Альенде, никогда не пошёл бы на насилие. Он предпочёл сам принять смерть за свой народ и свои убеждения, чем посылать на смерть других людей во имя чего бы то ни было.

А вот у Пиночета – главного врага «товарища Лучо» – на тот момент всё было совсем по-другому. Мы хотели ещё раз встретиться с ним, но это оказалось невозможным. На тот момент дон Аугусто Пиночет Угарте находился в странном положении – то ли на излечении в военном госпитале, то ли под домашним арестом.

Всем памятна эта история, когда Пиночет в 1998 году полетел в Европу лечиться и в Лондоне по иску испанского судьи Бальтасара Гарсона был арестован и посажен под домашний арест. Ему помогло вмешательство «железной леди» Маргарет Тэтчер. Она уже давно не была премьер-министром, но по-прежнему обладала огромным авторитетом и добилась, чтобы бывшего диктатора весной 2000 года, после 16-месячного пребывания под домашним арестом, отпустили домой. Основанием стало то, что престарелый дон Аугусто страдает тяжёлой формой старческого слабоумия. Поэтому он не может связно выражать свои мысли, следовательно, не способен давать какие-либо показания и пояснения. Пиночета привезли в Чили, и здесь по решению правительства страны в отношении него было возбуждено судебное преследование по более чем ста эпизодам, связанным с убийствами, похищениями и пытками людей. Однако через год диагноз о старческом слабоумии получил подтверждение и вопрос об уголовном преследовании бывшего диктатора вновь завис в воздухе. К 2003 году никакого компромисса достигнуто не было, и он фактически вновь оказался под домашним арестом, ожидая решения своей судьбы и всячески поддерживая версию о собственной недееспособности.