Текст книги "Держиморда (СИ)"

Автор книги: Роман Путилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Глава 6

Российская Империя. Ориентировочно начало двадцатого века.

«…Крестьяне далеко не все понимают, что свободная торговля хлебом есть государственное преступление. „Я хлеб произвел, это мой продукт, и я имею право им торговать“ – так рассуждает крестьянин, по привычке, по старине. А мы говорим, что это государственное преступление».

Ленин В. И. Полное собрание сочинений Т. 39. С. 315.

– Аня, успокойтесь, меня зовут Петр и я вас искал по просьбе вашего отца – Ефрема Автандиловича Пыжикова. Вас больше никто не тронет. Черт! – веревка была намотана вокруг тела девушки десятками колец, и я не мог найти узла, не перевернув девицу: – Подождите, я там нож видел, сейчас принесу и веревки разрежу.

– Нет! – взвизгнула Аня.

– Нет. – повторила она, уже спокойнее: – Если вы искали меня, не бросайте меня одну, я очень боюсь. Помогите мне встать.

– Аня, я только на минуту. Там на столе…

– Я вас очень прошу, не оставляйте меня одну. Помогите мне дойти.

– Ну хорошо. – я ухватил, не такую уж и легкую, девушку, и поставил ее вертикально, а потом, взяв под руку, повел ее, мелко семенящую из-за связанных ног, в сторону стола.

Веревка, спеленавшая девушку, была целым канатом, поэтому острым ножом, типа финки, я пилил Анины узы очень долго, стараясь при этом не поранить спасенную.

Затем я попытался усадить Аню за стол, но она отстранила мою руку и, взяв керосиновую лампу, долго всматривалась в лица, сначала одному, а потом другому, мертвым бандитам.

– Скажите… э-э-э?

– Петр, Котов Петр Степанович, правовед.

– Скажите, Петр Степанович, а они – девушка кивнула на лежащие тела: – точно мертвые? Вы уверенны в этом.

– Уверен, хотите, можете сами проверить. Вот сюда, на запястье, если на шею положите пальцы…

– Нет, спасибо, я вам верю! – девушку даже передернуло: – Сюда никто больше не придет?

– Я точно не знаю, но Сенька мне сказал…

– О, господи! – девушка в отчаянье, прикусила кисть руки: – Тут же, кроме этих двоих, еще и Сенька Епишев был, он был вместе с ними. Что же делать? Он, наверное, скоро сюда опять придет!

– Кто? Сенька? Нет, он в ближайший месяц вряд ли сможет куда-то прийти.

– Вы его тоже убили?

– Нет, только покалечил.

– И совершенно зря, что не убили его. – с жаром воскликнула кровожадная барышня: – Это он меня похитил. И обесчестить хотел. И еще что-то хотел со мной сделать, я старалась его не слушать. И работников он всех отсюда выманил, сказал, что папа объявил выходной, они т ушли, только сторож остался. А потом Сенька запустил этих душегубов и вон тот, в валенках, сторожа нашего, Михалыча, топором зарубил. Вот.

– Да, Анна, конечно. Простите меня, если сможете, что я Сеньку не убил. Меня извиняет только то, что я не знал, что здесь на самом деле творится. – я покаянно опустил голову: – Я вашему батюшке обещал постараться вас спасти, более ничего. Но я прямо сейчас пойду….

– Извините меня пожалуйста, что я на вас накричала. – Аня шагнула ко мне, порывисто схватила меня за плечо, отчего ее пальто распахнулось и мне открылись порванный черный фартук, разорванное на груди, коричневое школьное платье и что-то там еще очень женское и белое.

Поймав мой заинтересованный взгляд, девушка густо покраснела и стала торопливо застегивать пальто, бормоча, не поднимая глаз на меня: – Я вас не поблагодарила, а ведь вы мне жизнь спасли, и не только жизнь. Я же слышала, о чем эти двое разговаривали. Я очень хотела с собой что-нибудь сделать, но у меня никак не получилось. Спасибо вам еще раз. Папа вас обязательно вознаградит!

– Папа может быть и наградил, но вот матушка ваша, Мария свет Андреевна, вряд ли ему позволит…

– Почему? – искренне удивилась Аня: – Она же не жадная, на благотворительность все время…

– Да не понравился я ей очень. Сначала она решила, что я аферист, услышал от вашего отца о случившемся в семье горе и решил денег, по легкому, срубить…

– Денег что, простите, Петр Степанович?

– Денег выманить у вашего отца и потом исчезнуть вместе с ними. И, Аня, давайте с вами на ты и без отчеств, если можно. Мне так удобнее.

– Хорошо, Петр Степа…Петр, договорились. А теперь то что? Вы оказались не аферистом, меня нашли…

– Потом ваша маменька меня застала, когда я вашу комнату обыскивал…

– Зачем? Это же неприлично!

– Вот она так и сказала, правда в выражениях, более энергичных. Извините, Анна Ефремовна, но я должен был точно убедится, что вы не сбежали из дома куда-нибудь добровольно.

– И что, убедились?

– Почти. Нашел ваш дневник и прочитал, что никакими подобными планами вы с дневником не делились.

– Но ведь это бесчестно!

– Как вам будет угодно считать. – Я холодно поклонился разозлившейся барышне: – Я, в отличии от вас всех, крайне благородных господ, не считаю, что любые действия, совершенные во имя спасения чей либо жизни, особенно ребенка, могут быть бесчестными. На этом давайте дискуссию прекратим. Я очень устал и рекомендую вам поспать. Караул до утра я буду нести, а, как расцветет, отвезу и передам вас отцу. А на этом хочу пожелать вам спокойной ночи. Здесь у печки довольно тепло. Ложитесь на эти ящики. Если вас что-то еще надо, вы скажите, я помогу. Да, кстати, я сейчас собираюсь сделать еще один бесчестный поступок – снять все ценное с тел этих бандитов. Трофеи, так сказать – по-моему это святое. Так что, если желаете высказаться о благородстве, чести и прочих идеалах, валяйте.

Девушка, молча, резко развернулась и, сердито стуча каблучками по бетонному полу, отошла от меня.

Но, я же промолчать не могу, мне же надо высказаться.

– Еще секундочку вашего внимания, Анна Ефремовна. Если вам надо по нужде, так сказать, естественные надобности удовлетворить, то прошу на улицу, на складе это делать неудобно. Я вас у ворот с винтовкой прикрою, чтобы никто вам, пока дела свои будете делать. Там справа очень удобная угольная куча, за ней вас никто не увидит. Если справа, то можно за телегой присесть, тоже видно не будет.

Звенящая презрением тишина была мне ответом.

– Ну не хотите, как хотите, а я схожу, подумаю под открытым небом.

После глубокомысленных раздумий под низким и тяжелым питерским небом, я вернулся в помещение склада и приступил к потрошению «жмуров». С двоих братьев мне досталось два десятка медных и серебряных монет, триста двадцать рублей ассигнациями, не знаю, много это или мало по нынешним временам. В карманах покойников нашлись еще кисет с табаком, две обоймы от браунинга и финка в деревянных ножнах. На браунинге, на «щечках» рукояти, была приклепана табличка «Ротмистру Голощекину от коллег». Подозреваю, что и хромовые сапоги со шпорами и пистолет достались бандитам от ныне покойного ротмистра. Под негодующее фырканье из темноты, сапоги я забрал себе. Двигаться в них было удобнее и легче, чем в моих тяжелых юфтевых сапожищах. Шпоры я снял, расстегнув крепление на тонком ремешке, лошадь я вряд ли в ближайшее время оседлаю, так к чему мне ходить – звенеть такой красотой на потеху столице. Я подбросил в буржуйку еще дров, соорудив из калача и колбасы гигантский бутерброд, которым, с удовольствием, закусил сто грамм, не пахнущего сивухой, прозрачного столового вина. Утолив голод и жажду, я составил вместе два ящика, разместив их в темном углу справа от ворот и уселся на него, встречать рассвет нового дня. Через полчаса ко мне бесшумно приблизилась темная фигура.

– Простите меня, Петр, я не имела права вам говорить эти ужасные слова. Вы совершили подвиг, спасая не знакомого вам человека, а я, вместо того…

– Хорошо, Аня, я принял ваши извинения, и мы забудем этот разговор. Идите к печке и постарайтесь заснуть.

– Можно я с вами посижу? И почему вы сами у печи не сели, там же гораздо теплее.

– Меня там от тепла развезет, и я точно усну, а спать нельзя, запоры на воротах совсем не надежные.

– Тогда можно я здесь сяду?

– Садитесь, места хватит.

Через десять минут девушка тихонько засопела, уткнувшись мне в плечо, а чуть позже я перенес ее к печи и уложил на пару ящиков, которые я подтащил поближе к источнику тепла.

Под утро я, наверное, задремал. Всю ночь держался, периодически выглядывая за ворота, проверяя, не угнали ли у нас наш четвероногий транспорт. При виде меня, несчастное животное жалобно тянуло ко мне свою грустную морду, так что за ночь один из калачей исчез, скормленный хитрой скотине. Уже на рассвете, понимая, что сейчас отрублюсь, привалился к этим самым воротам, решив, что если их будут ломать, то я по любому услышу это безобразие, а очнулся уже от гулких ударов в эти самые ворота. Первой мыслью было – наверняка лошадку увели, ироды!

Я, не задумываясь, откинул в сторону щеколду и нос к носу столкнулся с какими-то бородатыми рожами. Как бы я их охарактеризовал их одним –двумя словами? Ответ очевиден – сильнейший похмельный синдром.

– Ты хто? А где Михалыч?

– Ждите! – я успел захлопнуть калитку перед носом рвущихся на склад мужиков и под грохот ударов в ворота, пошел будить спящую красавицу..

Аня! Аня! – я аккуратно потряс за плечо, сладко спящую на ящиках, барышню.

А? Вы кто? – Аня со сна меня не узнала и подхватив полы длинного пальто, отскочила от меня на пару шагов.

– Мы ночью вроде бы договорились на «ты» общаться, на брудершафт пили и целовались.

– Не было этого! – Аня, как коза, топнула стройной ножкой в высоком шнурованном ботинке по бетонному полу: – То есть на «ты» было, но не целовались.

– Извини, это у меня шутки дурацкие такие. Просто хотел, чтобы ты побыстрей проснулась.

– Кто это в ворота стучится? – Анна наконец обратила внимание на безобразие, творящиеся снаружи.

– Так вот в этом и проблема. Подозреваю, что это работники вашего батюшки на работу рвутся…

– Ой, это они меня здесь с вами наедине застанут, то завтра эту сплетню по всей столице раззвонят…

Наличие трех трупов в месте нашего рандеву, девушка, очевидно, посчитала незначительной деталью, никак ее не компрометирующую.

– Аня! Просто за минуту приведите себя в порядок и надо дверь открывать, пока они ее не вынесли. – предложил я единственно возможный вариант, остальные были хуже. Слава богу, косметикой барышня пользоваться не умела, сбрызнула на лицо и в глаза влагой из бачка с питьевой водой и решительно сказала, что готова, встав напротив, трясущихся от ударов, ворот склада.

– Аня, встаньте рядом со мной, но говорить буду я. – я распахнул калитку и выглянул наружу. Похмельные, злые и решительные сотрудники торгового дома Пыжикова уже выпрягли лошадь из телеги и привязывали лошадиную сбрую к воротам, надеясь их вырвать.

– В чем дело, православные? – я шагнул за ворота, ухватив за, уже натянувшиеся, наверное, вожжи, не знаю, не специалист.

– Дык это⁉ Чаво это? —

– Здравствуйте, господа. – на улицу шагнула Аня и встала за моим плечом.

– Боже ж мой, барышня! А вы, здеся, откуда?

– У меня другой вопрос, уважаемые! – оборвал я, вредные для репутации сосватанной, и нужные сейчас расспросы: – А как получилось, что на складе уважаемого Ефрема Автандиловича оказались какие– то бандиты, а сторож Михалыч лежит совсем мертвым, зарубленный топором по голове. Где вы вчера были, любезные?

– Ты кто такой, господин хороший? – раздвигая в стороны, впереди стоящих сил силычей, из заднего ряда начал протискиваться мужик с рожей кулачного бойца: – Мабуть, ты Михалыча и зарубил?

– Я тот, кто на твоих поминках будет кутью и блины кушать– жало штыка чуть погрузилась в рыжую бороду любопытствующего, туда где у баламута должна быть шея:– Я не услышал ответа на свой вопрос – почему на складе оказались бандиты, которые и зарубили Михалыча, а здесь из вас никого не было?

Гробовое молчание было мне вместо ответа.

– Хорошо, пойдём другим путем. Ты возчик? – обратился я мужику с кем-то подобным кнутовищу в руке: – Почему вчера не работал?

– Так это, барин, Сенька Епишев пришёл и сказал, что хозяин выходной объявил и водки передал, мол, уважил общество.

– И ты сука, радостно бросил лошадь не кормленую, не напоенную, прямо в ярме и водку жрать побежал? А то, что Сеньку Епишева два дня назад хозяин выгнал – вы про это забыли все благополучно? Что молчите, трудяги?

– Ну так, водка же барская, Смирновская, не по Сенькиному карману. Мы и решили, что хозяин его вернул и нам гостинцы прислал по причине революции. – оглядываясь на коллег, в поисках поддержки, обрадовался возчик.

– Довожу до вашего всеобщего сведения, что сейчас по городу вовсю грабят и разбивают магазины и склады. И еще неделю вся местная рвань будет императорские коньяки жрать и шампанским запивать, а потом всё закончится на долгие-долгие годы. И кому водка в богатой бутылке важнее работы, можете валить, еще успеете нажраться вусмерть и даже в какой-нибудь мадере утонуть. Что стоите? Бегите, пока все магазины не разграбили.

Почему-то никто не сдвинулся с места, даже рыжий мужик со штыком у кадыка. Но он себя вел гораздо спокойнее, чем остальные, даже старался дышать пореже. Оглядевши всех потупившихся работников я продолжил воспитательный процесс.

– А Сенька за две бутылки….

– За три…– подсказал кто-то из заднего ряда.

– Ну, хорошо, за три, сюда своих братанов душегубов провёл, и они Михалыча порубили, а потом сели вас дожидаться, чтобы свидетели не осталось. Повезло вам, что соседи ваши – я махнул рукой в сторону соседского пакгауза: – почуяли неладное и Ефрему Автандиловичу мальчонку с весточкой прислали. А, так как, хозяин ваш заболел, а я в вашем городе человек проезжий, то послал он дочку свою, Анну Ефремовну, чтобы она мне дорогу сюда показала. А тут такая катавасия. Пришлось мне мазуриков заактировать и вместе с Анной Ефремовной склад всю ночь оборонять. Видите? – я потыкал в дыры от пуль в воротах: – Кое-как от банды отбились.

Убедившись, что все прониклись дырами от крупнокалиберных пуль, я перешел к следующему действу.

– А теперь, слушай мою команду! Возчик! Коняшку обиходить, накормить, напоить… Кстати, где у вас кстати конюшня?

– Так на складе же барин, только с той стороны…

– Ну, значит, полчаса тебе хватит. Давай, поспешай. Нам надо Анну Ефремовну в родительский дом быстрее отвезти, а то всю ночь склад со мной охраняла, сердечная. Если задание понял, то ступай! Теперь ты, рыжий. Назначаешься здесь старшим. Там, на складе, два бандита и Михалыч мертвый. Михалыча надо, как положено, похоронить, ну а этих двух, я не знаю куда, хоть на свалку отвезите, туда где бродяг хоронят. Если понял, то кивни?

Рыжий осторожно, не шевеля головой, чтобы на штык не на пропорол ему шею, покивал только выпученными глазами.

– Вот и молодец. Винтовку держи! -я протянул молодцу винтовку:

– Обращаться умеешь?

– С такой нет, не доводилось. – здоровяк прижал оружие к себе; – У нас в армии «Берданы номер два» были.

Показываю– на медленно снял винтовку предохранители, передернул затвор, поймав выброшенный патрон (сегодня ночью полчаса по полу в темноте шарил, пока не научился патроны на лету ловить) потом открыл затвор и вставил патрон в патронник и закрыл, затвор, заставил рыжего повторить все эти действия.

– Тут три патрона. Если, что отобьётесь пока мы с хозяином не приедем. Металл на складе есть? Уголок металлический интересует, болты с гайками, коловорот. Надо середину ворот уголком усилить и закрепить, что бы двери выломать не могли быстро. Всем всё понятно?

– А хозяин нас не того, по шапки не даст? – выразил общее опасение один из приказчиков.

– По шапке не даст, только спасибо скажет. Как дела закончите, закрывайтесь здесь и сидите, никому ничего не отпускайте и никого сюда не пускайте. Это всем понятно?

Эту часть задания мужики поняли хорошо. Сидеть у тёплой печки и ни хрена не делать– это все поняли сразу, никаких возражений от специалистов капиталистической торговли на мои указания последовало. Пока народ, ахая, вытаскивал, закоченевших уже, покойников, из-за склада подкатила телега запряжённая, изрядно повеселевшей, лошадкой. Я посадил Анну на телегу и мы поехали. Встречного гужевого или автотранспорта мы почти не встречали. Извозчики, в эти непростые дни, предпочитали лишний раз не выезжать на линию, а машин, тем более, было мало. Народу по-прежнему бегало по улицам очень много. От митинга к митингу металась, раскрасневшаяся, милая молодёжь, колонны солдат с красными бантиками и матросов под обязательными транспарантами, которые перемещались, казалось хаотично, можно было встретить на любой улице. Очень удивили несколько транспарантов за интернационализм. Я думал, что этот лозунг большевиков, появится чуть позже, когда они начнут разгонять тему мировой революции. Как-то потихоньку, мы доехали до особняка, где квартировалось семейство Пыжиковых. Телегу я велел загнать во двор, отправил Анну к заждавшимся родителям, а сам зашёл в дворницкую к Мирону, поинтересоваться, что нового слышно в городе.

– Ты где ружжо потерял, герой? – Судя по роже, пребывая не в духе, встретил меня дворник дерзкими словами, поигрывая тяжёлым ломом и широко улыбаясь щербатым ртом.

– Ружьё говоришь? Махнулся не глядя, устал его таскать. Тяжёлое, длинное и бестолковое, такое же, как и твой ломик. – я устало опустился на табурет в дворницкой: – Вот смотри, что насобирал.

Я начал выкладывать на стол дворницкой весь свой арсенал. Почему-то Мирон загрустил и отложил свой железный дрын в дальний угол.

– Что нового в городе слышно? – я потрогал закопченный чайник, стоящий на столе, он был еле теплый.

– Да ничего хорошего. – дворник уселся напротив меня и стал скручивать самокрутку: – Магазины и лавки закрыты. Народ по всему городу бегает, полицейских ловят, говорят уже больше тыщи в Неве перетопили.

– А про царя что слышно?

– Про какого царя? – Мирон подошел к печи и прикурил от горящего полена.

– Про последнего самодержца.

– Так это как считать. Если про государя императора Георгия Первого, которого возле Главного штаба часовой убил, так ничего про него нового, даже не хоронили ещё. А если про нового, который Михаил Второй должен быть – так он, говорят, красный банк нацепил и в Таврическом дворце, перед депутатами выступает.

– А Николая Второго куда девали? – я пребывал в полнейшем шоке от вывертов правящей династии.

– Ты, барин, видно издалека к нам приехал. Последний Николай Павлович, первый этого имени был, так он почитай годков шестьдесят назад, как представился, а второго я и не припомню. – Мирон повернулся к темному Образу в углу дворницкой и истово перекрестился.

– Ты Мирон прав, на все сто процентов. – Я встал, повторил крестное знамение и начал рассовывать свое вооружение по карманам: – Ничего я о матушке России не знаю, наверное, в школе плохо учился

Имя: Петр Степанович Котов

Раса: Человек

Национальность: вероятно русский

Подданство: бывшая Российская Империя

Вероисповедание: православный

Параметры:

Сила: 3

Скорость: 2

Здоровье: 2

Интеллект: 6

Навыки:

Скрытность (1/10)

Ночное зрение (0/10)

Достижения: Нейтрализована и рассеяна банда до десяти человек.

Найдена и возвращена родителям девица Анна Ефремовна Пыжикова.

Активы: револьвер американского производства, два пистолета производства Бельгия, носимый запас патрон, деньги триста двадцать рублей ассигнациями, одежда, вещмешок, пальто, сапоги хромовые, галоши, шапка.

Пассивы: Отсутствуют.

Глава 7

Российская Империя. Ориентировочно начало двадцатого века.

– Мирон – я поморщился от облака табака, окутавшего меня: – Сейчас возчик со склада Пыжикова подойдет. Пусть у тебя посидит, пока я обратно на склад не поеду. Я ему денег дам немного, ты помоги человеку, подскажи, где купить вам выпить с морозца и закусить, но только в меру. Договорились?

– Как скажешь барин, помочь ближнему, да и любому неимущему – это очень по-христиански. – Мирон от сочетания слов «выпить-закусить» даже потёр руки: – Все сделаю в лучшем виде, и меру помогу человек соблюсти.

На выходе из дворницкой меня ждал возчик.

– Барин, я что сказать тебе хотел – зря ты к Федьке ружьё дал. Это он вчера всех уговорил Сенькину водку взять и склад бросить. Федька нехороший мужик и обиды никогда не прощает. Ты, только, барин меня не выдавай, а то он на мне потом отыграется.

– Тебя как зовут, беспечный ездок?

– Чего?

– Я говорю – как зовут тебя добрый человек?

– Тимофеем кличусь.

– Вот тебе три рубля, Тимофей, потому, как ты молодец. Так и продолжай, если что, только сразу мне говори. Сейчас к дворнику подойди, его Мирон зовут. Он тебе подскажет, где купить чаю, бубликов или чего покрепче. Посидишь у него в дворницкой, погреешься. Через несколько часов на склад обратно ехать надо будет.

– Спаси Бог тебя, благодетель, отслужу– Тимофей с поклоном принял купюру и пошел в к воротам, где из дворницкой уже нетерпеливо высовывалась голова Мирона.

Ну а я двинулся в особняк, надеясь найти приют и пищу на втором этаже этого уютного дома.

Дверь открыла заплаканная Глафира(надеюсь, что это слезы радости от возвращения хозяйской блудной дочери), которая молча приняла у меня шапку и порядком изгвазданное пальто. Надо было снять хорошее пальтецо с владельца кавалерийских сапог, но уж больно большие дыры в верхней одежде оставляют пули Смита-Вессона, да и кровь из ран сочится, как в донорском пункте, обильно. Думаю, что тароватые приказчики господина Пыжикова все ценное с братьев Епишевых уже прибрали, отправив неправедных покойников в последний путь в стареньких саванах. Водрузив мою одежду на вешалку, Глафира пригласила меня следовать за ней и повела вглубь квартиры. Блуждание по коридору закончилась небольшой, но уютной ванной комнатой, отделанный темно-зелёной плиткой. На тумбочке стопкой лежала свежее бельё и пара полотенец.

– Я за дверью подожду барин, вы мне одежду своей подайте, я ее в порядок приведу. Ваша комната сразу с левой стороны. Хозяин спросил вас быть в столовой через два часа, часа это будет двенадцать часов пополудни. – Спасибо Глаша за заботу. – Я начал стягивать серый свитер крупной вязки. К моему несказанному удивлению, в санузле присутствовала сантехника подобной той, что была в квартире моих дедушки и бабушки, с датой сдачи в эксплуатацию в 1962 году, даже краны были такие-же – медные. Кран с холодной и горячей водой, посредством каучуковых кусочков шланга, соединялись медным же тройником, из которого, посредством тонкого регулирования напора холодной и горячей воды, можно было подобрать воду подходящей температуры. Я пустил в чугунную ванну, облитую белоснежной эмалью, струю, почти кипятка, лег в чугунное ложе и закрыл глаза от наслаждения. Господи, куда я попал? В ближайшее время, тут не то что горячий, тут холодной воды в кранах не будет, а в ванне, подселенные к уплотняемым буржуям, пролетарии начнут солить огурцы. В уютных комнатах будут жить многодетные семьи вчерашних крестьян, а блестящий фаянсовый унитаз, что радует меня своим бодрым видом, покроется коркой засохшего гавна. Я конечно пионер Советского Союза и комсомольцем также успел побывать, но повторять вместе с многострадальной Родиной весь этот путь, пока при Брежневе народ не начнёт жить почти по-человечески– нет, я этого не хочу. Я не хочу чтобы двадцать миллионов хороших, пока богобоязненных, русских людей погибли в братоубийственной и бессмысленный гражданской войне, а остальные, те кто выживут, станут другими, потеряв важную часть своей бессмертной души. Да, будущий министр юстиции Керенский хвастался, что эта революция была бескровная. Подумаешь убили или утопили три с половиной тысячи полицейских и жандармов, но ведь это не люди, а «фараоны», так что это не считается. Но ведь это только начало, кровавый маховик революционного жертвоприношения будет постепенно раскручиваться, вбирая в себя новые и новые жертвы. Да уже через пару недель, когда выпущенные из тюрем «жертвы царизма» – уголовные мазурики начнут резать и раздевать обывателей среди бела дня прямо на Невском, все эти экзальтированные дамочки с вуалетками и сытые господа с красными бантиками на бобровых воротниках дорогих пальто, что с остервенением тычут тросточками и зонтиками, через голову солдат конвоя, избитых и изодранных полицейских бредущих в свой последний путь в сторону серой полыньи на Невском льду, будут с тоской вспоминать бравого городового, стоящего на перекрёстке, со своей шашкой – 'селёдкой. Я не хочу, чтобы страна снова проходила через революционную вакханалию, когда узурпировавшие власть марксисты, заменившие молитвенник с церковными псалмами на письмо Энгельса Каутскому, начнут разрушать государство, потому что Энгельс когда-то выдал теорию, что при социализме государство отомрет. А буквально через полтора года, когда поняли, что ни хрена не получилось, а Деникин подступил к Орлу, кинутся срочно восстанавливать государство, такое же громоздкое и неповоротливое, как при царизме, но только плохонькие законы там будут заменены революционным правосознанием чекистов с тремя классами начальной школы.

Бельё, которое я с удовольствием надел после того, как заставил себя вылезти из ванны, было не похоже на комплект из кальсон и рубахи -косоворотки, что каждую неделю выдавал нам старшина после бани, когда я был в рядах непобедимый и легендарной. Это бельишко напоминало флисовые узкие шорты до колен и такого же материала футболку с рукавами до локтя. За дверью ванной комнате, на стуле, меня ждала ещё тёплая после утюга одежда и блестящие от ваксы сапоги.

– Здравствуйте господа!

В просторной гостиной семьи Пыжиковых, за столом, кроме хозяев дома и Анны, сидели ещё два человека. Стоило мне шагнуть в гостиную, как, с грохотом отодвинув стул, широко раскинув руки, ко мне быстрым шагом, двинулся хозяин дома.

– Дорогой вы мой! Дорогой мой…– Очевидно, вновь забыв, как меня зовут, Ефрем Автандилович перешел к тактильным приветствиям, обхватил меня своими ручищами и сжал так, что в груди у меня что-то хрустнуло.

– Господа! Позвольте вот рекомендовать господин Котов, правовед и герой, не побоюсь этого слова господа, который, невзирая на все опасности, выручил наше семейство в известном вам деликатном деле. Уважаемые господин Котов, позвольте представить вам близких нам людей – моя тётка Серафима Карповна Поветкина, вдова и семейный доктор, Белевский Александр Александрович. После рукопожатий с доктором, пожилым мужчиной, лет пятидесяти, с темными, не по возрасту, шевелюрой и бородой, и добродушными глазами серого цвета, я подошёл тётушки к руке тетушки, женщине лет семидесяти, худощавой, с высокой прической крашенных хной волос и темными, быстрыми, глазами.

– Надеюсь вы находитесь в добром здравии? А то я, как и обитатели этого гостеприимного дома, очень за вас беспокоились.

Серафима Карповна уверила меня, что легкое недомогание ее уже прошло, а возвращение в отчий дом двоюродной внучки просто излечило.

Обедали в доме купца по-простому, а по причине Великого поста, еще и очень скромно – капустные щи, картофельные котлеты с грибами и кисель. Честно говоря, сидя за столом, с тоской вспоминал тот круг колбасы, что ночью достался мне на складе после грешников братьев Епишевых.

После чая, Ефрем Автандилович пригласил меня свой кабинет, куда подали кофе с коньяком.

– Вы мне хотите что-то сообщить, ещё сообщить Петр Степанович? – купец сделал глоток кофе из маленькой чашечки и с наслаждением откинулся на спинку кожаного кресла.

– Да, уважаемый Ефрем Автандилович. Хотел бы довести до вас следующие соображения– в ближайшие несколько месяцев благословенный город Санкт-Петербург накроет девятый вал преступности. И это будет реально девятый вал, как на картинах господина Айвазовского. Полиция, как вы сами в этом убедились вчера, полностью уничтожена, всякие иные органы правопорядка, как-то судебное следствие и тюремные власти, надолго парализованы. В ближайшее время будет образовано Временное правительство, во главе с князем Львовым, которое одним из первых указов объявит распущенным Министерство внутренних дел Российской империи. Изображать охрану правопорядка несколько месяцев будут те же самые люди, что сегодня громит винные магазины и склады, а также ходят по квартирам и убивают прячущихся по домам городовых. Результат подобной правоохранительной деятельности вы можете себе представить. Ближе к лету, реализую тупую теорию марксистов, что армии и полицию может заменить милиция, как форма вооруженного народа, правительство начнут организовывать органы такой милиции. Так, как в первую очередь, туда запишутся восторженные гимназисты, а в столицу, напротив, хлынут орды, выпущенных из тюрем, амнистированных новой властью уголовников. Исходя из изложенного хотел бы задать вам вопрос– как вы собираетесь оберегать своё имущество, своих родных и близких?

– Вы хотите наняться ко мне охранником?– улыбнулся Ефрем Автандилович. – Нет, я не рассматриваю своё будущее настолько примитивно. Последние события в стране заставили меня полностью изменить мой образ жизни. В ближайшее время, я планирую, не дожидаясь создание органов правопорядка сверху, инспирировать создание таких органов снизу, то есть на основании волеизъявление народных масс. Исходя из того факта, что становление эффективных органов правопорядка в первую очередь заинтересованы вы лично, а также ваши, так сказать, коллеги, представители буржуазных кругов – промышленники, купцы, финансисты.

Кхм!– закашлялся от неожиданности купчина: – Откровенно говоря, весьма неожиданная. И чем я могу помочь вам в ваших начинания?

– В первую очередь, я хотел бы начать с организации охраны вашего семейства и вашего имущества.

– И что вам для этого требуется, сударь? Денег? Насколько много? – судя по глазам моего собеседника, он пришел к выводу, что я завел эту шарманку, чтобы получить некую сумму и уйти в закат.

Ха-ха-ха!– я изобразил весёлый и безудержный смех: – Не знаю, уважаемый Ефрем Автандилович, что вы там себе нарешали, но я не отношусь к ребятам, что делает доброе дело бесплатно, потом предлагает сделать большое и нужное дело уже за деньги, после чего исчезает в мареве заката с вашими деньгами, ничего не сделав. Так вот, денег мне пока не надо, это вторично. Я хотел бы обговорить с вами меры по охране вас, ваших близких и вашего имущества. А вот если мы договоримся,и вы позволите оказать вам услуги по охране, видит Бог, я буду самым заинтересованы лицом в том, чтобы у вас всё было благополучно, ведь это будет возможность для меня выйти на новый уровень. Узнав, что у вас все хорошо, другие сильные мира сего будет заинтересованы в сотрудничестве со мной, а это уже совсем другой уровень.

– Хорошо, давайте обсудим, как вы видите организация охраны моей семьи моего имущества? – купец насмешливо глядел на меня, гоняя по дну чашки кофейную гущу, гадал, наверное.

Насколько вам дорог ваш склад?