Текст книги "Телефонист"

Автор книги: Роман Канушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

– Очень смешно.

– Девице уже пятнадцать! Весна, сегодня воскресенье… Может, ей есть уже кого разыгрывать?! Пора привыкать. Не будь настолько домашним бородатым…

– Четырнадцать, – обронил он, напяливая солнечные очки, – ей четырнадцать.

– Сухов…

– Воскресенье, а мы вот работаем.

– И Егорыч, – она улыбнулась и положила ему руку на плечо. Наверное, если бы спинка сиденья не мешала, вышло бы, что дружески приобняла. – Даже Егорыч… Сухов, всё норм. Поверь.

– Что, трубку сложно снять?

– Слушай, всё в порядке. Честно.

– Почему?

– Я знаю. И потом. Плохие новости – они ведь сами приходят, верно?

– Ладно, может, я и помесь бородатого домашнего со страусом, но чего уж теперь, – бросил в сердцах Сухов.

– Знаешь, а тебе идёт, – улыбнулась она.

Он повернул ключ зажигания и перед тем, как переключить скорость, глухо проворчал:

– И скрытная стала! Даже не сказала, что куда-то намыливается.

Глава пятая

13. Бегство (light)

– И куда ты её отправил? – произнесла Ольга.

– Домой, – удивился он. – А куда я должен был её отправить?

– Дурдом… Ты хочешь сказать, что начал писать новую книгу, и он снова появился? – осторожно спросила Ольга.

– Да, это её версия. Я же не псих, чтобы так считать.

– А… подробности? – ему показалось, что Ольга немножко побледнела. Он ей улыбнулся:

– Она толком ничего не знает. Вряд ли следователь Сухов обсуждает с дочерью детали.

– Она ведь твоя поклонница. Так?

– Она ещё ребёнок. Фантазёр.

– И… это точно твой Телефонист?

– Мой Телефонист?! – изумился он. – Ольга, ну ты-то перестань дурака валять.

– Дай-ка своего пива… Жаль, нет ничего крепкого.

– Нервничаешь?

– Чего мне нервничать?! Тем более, если Ксения Сухова права, возможно, проблема-то посерьёзнее Кирилл Сергеича.

– Я ведь так, просто высказал предположение, что он нанял следить детектива. Писательский ум, – изобразил отчаяние и тяжело вздохнул, – в состоянии предположить любую гадость.

– И что? Заказал наши интимные фотки? – её мимолётная бледность уже прошла. – Это не его стиль. Он гораздо более жёсткий и конкретный.

– Говорил, надо в Прагу лететь, – посетовал он. – На международных хоть наливают крепкое.

Они сидели в баре аэропорта «Внуково» и ждали своего рейса.

– К мостам и големам. – Она взяла его бокал пива. Поднесла к губкам. Этот её детский, почти невинный рот с пухлыми губами.

– В Мюнхен, в Хафброй, – подначил он.

– Вот так, да? – Она чуть приподняла бокал и опустошила половину одним глотком.

– Ничёси! – он глядел на неё со смесью восхищения и оторопи.

– Школа молодости. Так-то вот.

– До своего Кирилл Сергеича встречалась с бородатым байкером, ZZ Top или футбольным фанатом?

– Со всеми сразу. Виновна, – Ольга с сожалением вернула ему ополовиненный бокал. Он поднял левую руку, выставив вперёд скрюченный указательный палец и возвестил, кривляясь ещё больше:

– Вот здесь, в этой безликой толпе, каждый может быть соглядатаем Кирилл Сергеича. Вон та старушка с синей тележкой, эй, мы видим тебя. Полотёр – бесспорно, обрати внимание на его злобный и косой взгляд. Эти три милые стюардессы… нет, только две из них, – он водил пальцем по сторонам, но в ответ люди только улыбались, видя перед собой симпатичную и явно очень увлечённую друг другом пару, скорее всего, роман в первой фазе, или вообще не обращали на них внимания. – И вон главный агент врага, вон та девочка с маленькой собачкой… Точнее, сама собачка, видишь, как глазёнки выпучила?

– Прекрати, – Ольга смотрела на него с улыбкой. – Он мне не враг, он мой муж.

– Собачка следит за нами, – настаивал он.

– Плевать… Я серьёзно: плевать на соглядатаев.

– Плевать?

– Не забывай: ты ведь мой клиент. Сидим, болтаем, обсуждаем дела.

– Ты с каждым клиентом пьёшь из одного бокала и ешь с одной тарелки?

– Нет, только с самым перспективным. Чтоб не убежал от меня.

Она взяла его бокал и так же, в один глоток, допила остаток.

– Блин, а ты знаешь, что мы первый раз пьём с тобой пиво? Теперь понимаю почему: с тобой не попить, ты всё выдуваешь сама.

– Думал, я вся такая «Шато Марго», только…

– Я…

– Да и вообще – плевать! Даже если он и догадывается, надоело прятаться.

– Сейчас мы именно прячемся, – напомнил он.

– Сейчас – да. Пока ты начал новую книгу. Я ведь знаю, какой ты, когда работаешь, по крайней мере, пока книга не перевалила за половину… Вешать на тебя сейчас и это…

Он посмотрел на неё как-то странно. Они только что подошли к опасной теме, и он не знал, что сейчас услышал: внимание к его труду или сочувствие к его нерешительности. Но Ольга явно нервничает. Посетовал:

– Лучше б мы летели в Цюрих, а твой Кирилл Сергеевич – в Красную Поляну. Там сейчас все невыездные собираются.

– Не будь злым. Он неплохой человек.

– Ладно. Прости.

– Слушай, там прекрасный дом. Друзей. Пустой и полностью в нашем распоряжении. Тебе понравится.

– Какой сегодня день недели?

– Понедельник. Счастливый ты, можешь не наблюдать календаря.

– Да я не об этом. Кирилл Сергеевич возвращается в пятницу. Значит, и нам придётся…

– Лучше даже в четверг вечером.

– Всего три дня, – вздохнул. – А что ты будешь делать, пока я буду работать?

– В Поляне? Кататься на лыжах.

Он с сомнением взглянул на её багаж, маленькую сумку.

– Спокуха, – возразила Ольга. – Там полно прокатов. И ещё немного последнего снега.

– За окошком Альпы, – усмехнулся. Посмотрел на неё серьёзно. – Дом друзей, затерянный в горах. Романтика. Но если Кирилл Сергеевич действительно нанял детектива…

– Это мои друзья. Он об этом доме не знает.

– Тогда почему ты нервничаешь?

– По мне видно, да? Ну, может, потому что за мной никогда прежде не следили?!

– Или ещё что-то случилось?

– Случился ты!

– Ольга…

– Я не хотела делать ему ничего плохого. Но если он докатился до слежки, тем более плевать.

– Это было только предположение.

– Ну, а что, за мной следит КГБ? – усмехнулась; в этих её разноцветных глазах иногда искрилась детская наивность, иногда то, что он называл «инопланетностью», и очень редко такое одиночество, сквозь которое не пробиться, что ему становилось печально. Сейчас в них было что-то другое, и он впервые не мог определить что.

– Ты о чём-то сожалеешь, – вдруг сказал он.

– Нет, мой писака, я ни о чём не сожалею. Как Эдит Пиаф. Мы ведь ни от кого не сбегаем – просто решили провести три дня вместе.

– Ну, уж собачки-шпионы нам точно не страшны.

Она отмахнулась:

– Не хочу больше об этом говорить, склонила голову, и в её взгляд вернулось выражение, которое он знал, – задорный интерес. – Значит, Пятикнижие?

– Канон, – важно заявил он.

– И точка?

Кивнул:

– Да, эта будет точно последней. И, наверное, лучшей.

– Чёрт, а если девочка права?

– Девочка?

– Прекрати. Тебе надо было поговорить с её отцом.

– О чём? Какая связь, кроме детских фантазий?

– Ну а если…

– Следователь Сухов при первом удобном случае надел бы на меня наручники, а ещё лучше – кандалы, и отправил на галеры.

– В том, с чем она к тебе пришла, нет ничего смешного.

– Нет. Но причём тут я?!

– Ты начал новую книгу о Телефонисте. Извлёк его из своих сумасшедших картинок или откуда там… И если реальный Телефонист… это же чудовищно.

– Это, безусловно, очень заманчиво звучит, – ухмыльнулся он, – но, к сожалению, в реальной жизни такого не бывает. Искусство, конечно, строит жизнь, но не настолько напрямую.

– Но девочка…

– Послушай, Ксения Сухова – вероятно, очень внимательный мой читатель, и по логике истории догадалась, что это ещё не конец. Даже раньше меня. Но как это ни парадоксально на первый взгляд, такое, как раз таки, бывает. Всё остальное – просто совпадение. О чём я ей и сообщил.

– Она знала, что Тропарёвский, изловленный её отцом, – это ещё не всё. Откуда?

– Вряд ли она что-то знала… Если убрать всякую мистику, то это – банальная ошибка познания, делать такие умозаключения. Совпадение по времени и по сути – всё-таки разные вещи.

– Ну, наверное.

– Вопреки. А не благодаря: войны выигрываются вопреки тупости военачальников, – развивал он свою мысль. – Экономика растёт вопреки алчности политиков, а ты ко мне… расположена вопреки моей непроходимой тупости, алчности и эгоизму.

– Я слежу за тем, как ты исправляешься.

– Взять ещё пива?

– Ладно, не надо.

Ольга вроде подуспокоилась. Всё же спросила:

– Там маньяк или звонки с угрозами?

– Мне почём знать! – удивился он.

– Поэтому и сказала про подробности…

– Послушай, любимая, – вздохнул он. – Я понимаю, что шила в мешке не утаишь, но иногда очень даже можно. Некоторое время. Про то, что я начал новую книгу, знают на сегодня, – он стал загибать пальцы, – мой издатель, но он под подпиской о неразглашении и не враг сам себе, деньги… Мадам, которая нема, как могила, к тому же уехала; и со вчерашнего дня ты. Ещё догадалась эта сверхпроницательная юная красотка. Кто из перечисленных особ больше всех подходит на роль маньяка? Только не поднимай руку первая.

Улыбнулась. Спросила:

– Ты назвал меня «любимая»?

– Не знаю. Не заметил… К тому же, я пообещал Ксении не выдавать её Сухову. По-моему, она его как огня боится. И я её понимаю.

– Ты назвал меня «любимая», – сказала Ольга. – Никогда больше не произноси этого с такой интонацией.

Они стояли, закутавшись в пледы, на широченной деревянной террасе под косой крышей и смотрели, как с ночного неба падает снег.

– Томбе ля неже, – сказал он.

Ольга молча прильнула к нему. Потом произнесла:

– С ладонь снежинки, – выставила руку. – С детства любила эту песню.

Он повернул голову и посмотрел вниз, в долину:

– Вообще ничего не видно.

– Прекрасно.

– Только эти театральные фонари во дворе. Крутой у твоих друзей дом.

– Нет, не крутой. Уютный. Когда будет солнце, обалдеешь, какой отсюда вид.

– Все эти модные краснополянские резорты где-то внизу?

Ольга кивнула.

– И мы здесь одни?

– Нет, чуть ниже начинаются дома. Самый первый – моих друзей. Завтра придут поздороваться. Но выше только лес. И снег.

Он перевалился через перила наполовину и оказался под снегопадом. На голове тут же образовалась шапка из мокрых снежинок. Отряхнулся, глаза радостно засияли:

– Снег отрезает нас от мира!

– Вот и замечательно.

Ещё раз отряхнулся, бросил взгляд в белую мглу и в темноту за ней: мир действительно перестал существовать. Ухмыльнулся и возвестил:

– Там кто-то есть, внутри этого снега. И он приближается.

Ольга хмыкнула:

– Ну и пожалуйста. А мне нравится это место. И мне уже страшно. Ну-ка, давай, быстренько спасай меня.

На следующий день он проработал почти до четырёх, до возвращения Ольги с горы, и перевыполнил все дневные нормы.

– Соскучился тут без меня, писака? – Ольга ставила лыжи в скирум и казалась невероятно румяной.

– Вот ещё! У меня же здесь Телефонист, прибыл верхом на этом снеге и заходил на кофе. С ним не заскучаешь.

К ужину к ним пришли «здороваться» эти самые Ольгины друзья, притащили с собой горячих пирогов из местной пекарни и двоих детей, брата и сестру, впрочем, довольно воспитанных. Поев, они большую часть времени проиграли на втором этаже или во дворе, под снегом, который стал заканчиваться. Девочка приближалась к границе подросткового возраста, мальчик с неожиданным именем Лука только что перевалил её. Ужин вышел очень весёлым, но уже к девяти гости деликатно засобирались. Они вышли их провожать и выяснилось, что снегопад давно кончился; зато похолодало, и над ними раскинулось звёздное небо. Проводили гостей до их дома, ненадолго задержавшись на рюмочку, потом быстро вернулись в свою спальню, а потом стояли, закутавшись в пледы, на том же месте, что и вчера, и смотрели на звёздное небо над головой.

– Совсем не хочу уезжать, – поделился он.

Ольга перевела взгляд на двор, засыпанный последним снегом. Снег искрился, перечерченный косыми тенями от фонарей; склон напротив, поросший каштанами в снежных сейчас шапках, сиял той же белизной, резко обозначенной на фоне густоты чёрного неба.

Им опять было хорошо вместе.

– Вообще-то, это была моя реплика, – сказала Ольга.

Утром всё залило ослепительное солнце. Он стоял один на той же самой террасе и восхищённо смотрел вниз.

Ольга встала только через час:

– Доброе утро, хренов жаворонок!

– Доброе, – он ткнул рукою вниз. – Долина была широкой и открытой, и в ней было много солнца.

– Ты слышишь, какая капель?

– И слышу, и вижу. Невыносимая красота. Подняться, что ли, с тобой хотя бы на часик, посмотреть эти твои лыжные трассы.

– Ну уж нет! – Ольга фыркнула. – Я завела себе бойфренда-инструктора, так что третий – лишний.

– Тем более надо, – возразил он. – Должен же я знать, какие у тебя на самом деле вкусы.

Почесал себе переносицу, предложил:

– Могу покормить тебя завтраком. Скрамбл эггз с беконом и помидорами. Яичница, короче.

И поймал себя на том, что его взгляд снова вернулся к следам на снегу.

– Я еду на Розу, – объявила Ольга. – В такую погоду, как сейчас, с самого верха, если чуть пройти, даже видно море. Не будешь жалеть, что пропускаешь работу?

– Буду, – он смотрел на отпечатки ног на снегу.

Это были их вчерашние следы. И следы детей, что играли во дворе. Только… Он поморщился. Возможно, что всё это ерунда и детские шалости. Он это увидел, поглощённый красотой и спокойствием вокруг, всего минут десять назад. Чтобы попасть в дом, надо было подняться на несколько ступенек на террасу к входной двери. Большинство следов вели от ступенек к воротам, в которых располагалась калитка, выход со двора. Ходили туда-сюда. Это следы их и гостей. Ограда из кривых фактурных досок была высокой, в человеческий рост. Вот ещё следы на расчищенной площадке у гаража на цокольном этаже и чуть дальше, маленького размера – это следы детей, лепили снеговиков. Двух. Дальше всё белое, чистый двор. Не считая одного следа наискосок от входа в дом до самого низкого уровня ограды в дальнем левом углу. Точнее, наоборот: от угла ограды в дом, потому что следы вели только в одном направлении.

– Странно, – пробормотал он. Накинул куртку, спустился во двор. Следы были чёткие, плотные, в пока ещё пушистом снегу, солнце не успело подтопить его. Настолько чёткие, что… Он хмыкнул. Рисунок протектора, внутри отпечаталась надпись Vibram, что естественно для горных ботинок – подошва Vibram. Ещё буквы – Dolomit, название фирмы, не то что такая уж редкость, но на каждом углу не продаются. Ему, например, ботинки «Доломит» подарила на 23 февраля Ольга, когда звала с собой в горы, но у него была депрессия и писательский затык.

– У меня не бывает депрессий, – проворчал он. И поставил рядом со следом свою ногу, с силой надавив на неё. Осторожно поднял ногу. Следы оказались одинаковые. Даже размер ботинка.

– Ну и что тут у нас? – он огляделся.

Следы от самого низкого места в ограде (где, к примеру, обладая определённой ловкостью, можно перемахнуть через неё) пересекали по диагонали весь двор и вели в одном направлении – в дом. Кто-то, обладающий такой ловкостью, оставил их в свежем снегу, кто-то в ботинках того же размера и той же итальянской фирмы, что и у него.

– Эй, что ты там делаешь, следопыт? – Ольга, накинув куртку, стояла на террасе и с недоумением смотрела на него. – Кто-то обещал мне завтрак.

«Она сегодня какая-то особенно красивая», – мелькнуло у него в голове.

– Ты не видишь ничего странного? – нахмурился он. – Тебе сверху лучше видно.

– Я вижу очень странного человека, который играет в Зверобоя, Ната Бампо.

– Кто это? – вскинулся он. – А-а-а, Фенимор Купер… И тебя ничего не удивляет?

– Как такое может не удивлять?! Надеялась, что в это утро будут другие игры.

– Смотри внимательно, куда ведут следы – от забора в дом. А обратно – не ведут.

– И?

– Кто-то забрался к нам через забор, видишь?

– Тогда в доме кто-то есть, – улыбнулась она. – Но никого, кроме меня.

– А в гараже? Мы ведь там не были.

– Детектив с фотоаппаратом прячется в гараже? – искренне рассмеялась она.

Он посмотрел на следы: слишком очевидно… Признал:

– Да, чушь какая-то… Но кто же их оставил?

– У нас вчера был полный дом гостей.

– И кто-то полез через забор, а вышел со всеми через дверь?

– Ну…

– Ольга, гости пришли все вместе и ушли все вместе. Мы ходили провожать. Это ещё не всё: такое ощущение, что это следы от моих ботинок.

– В смысле?

– Или точно таких же.

– Может, это не за мной приходили, а за тобой? За твоей драгоценной рукописью?

– Можно сколько угодно надо мной смеяться и обзывать параноиком…

– Иди ко мне, я тебя успокою.

– Ну, Ольга, разве это не странно? – настаивал он.

– Это Лука, гадёныш. Он только с виду ангел. Вечно чего-нибудь такое выкидывает.

– Лука? Этот мальчик, сын твоих…

– Он, засранец!

– И у него лапа размером с мою?

– Нет, конечно, иначе было бы не так интересно. Вообще, они хорошие дети. Это такое хулиганство. Значит, ты ему понравился.

– Лука?

– Тебе показать, как он это сделал? Могу, у нас с ним одинаковый размер обуви.

– Нацепил мои ботинки и…

– Пошёл спиной вперёд, – она кивнула. – И вернулся по своим следам. Старая шутка.

Он стоял во дворе то ли растерянный, то ли сконфуженный, прекрасно понимая, как нелепо он выглядит. Парень-то разыграл его, как лоха, а его подозрительность помешала не выглядеть в этой ситуации дураком. Нет, может, он и вправду жалкий параноик? Он посмотрел на неё чуть ли не виновато, но Ольга только улыбнулась в ответ:

– Ну, а теперь иди ко мне, я тебя спасу, сегодня моя очередь.

В этот день он работал, как никогда прежде. Пятнадцать страниц нового текста, из которых отбракуется, может, одна, максимум две. Книга буквально лилась из него, словно этот дом в горах послужил щелчком, катализатором. Он снова был Писатель, он мог написать всё что угодно, создать любые Миры, любые Вселенные; Телефонисту просто повезло, а ведь с тем же успехом он мог сделать новых «Танцующих на крышах» или новую «Войну и мир»; любым языком: простым или экспериментальным, вязкой заумью или триллер-лэнгвичем, от которого не оторваться, сложным, сквозь который стоит продираться, или лёгким, чистым и прозрачным, который можно пить. Он был всемогущим в этом доме посреди снега; он почти любил Телефониста и был абсолютно счастлив со своей женщиной здесь, прекрасно понимая, что это эйфория, и как любая эйфория, рано или поздно это должно кончиться. Но эта идея была где-то вдали, на периферии, почти в тени; она присутствовала в настоящем моменте лишь константой напоминания, но никак не определяла его.

Закончив работу, он удовлетворённо потянулся и отправился варить себе кофе. И опять вспомнил про следы. Но снег уже растаял, забрав с собой все воспоминания о его тревогах.

Я стал ближе к тому, кого мы ждём. Осталось всего несколько шагов. И ты опять со мной. Моя кожа может становиться твёрже, а сердце замедлять свой бег. Сознание очищается от всего старого, ветхого; отживший панцирь, кокон и сияющие крылышки бабочки внутри… Я помню твою метафору, хотя ты говорила о могуществе. Вот-вот, ожидание, несколько листов… Что бы я делал без тебя, невыносимо. Мы с тобой одни в этом мире, укрытом снегом, и никто не догадывается, где под ним спрятан кокон. Но мы умеем ждать.

Я люблю тебя.

– Как сегодня поработал, наглый парень?

– Наглый парень? Это что-то новенькое.

– Ну здесь ты стал как-то особенно наглым, – она подошла вплотную и хлопнула его по ягодице.

– За что?

– Авансом. Так как книга?

– Отлично. Божественно. Супер.

– Вижу. Рожица довольная.

– Этот гад теперь занят новым проектом. Бассейн или аквариум, пока не решил.

– О господи, даже боюсь предположить, что там.

– Ага, – довольно ухмыльнулся он. – Эта сволочь совсем сошёл с катушек.

– Ты это… про гильотину-то серьёзно говорил? Из рисунка не совсем ясно.

– Да. И свечи! Помнишь, там лежали на переднем плане, всё никак не мог понять, для чего они? Так вот, всё сработало. Говорить не буду, сама потом прочитаешь, первая, с тобой ведь обсуждали… Ты моя муза.

– Ага, твоя Гала, – посмотрела на него насмешливо. – И я опять про выставку. К тому, что на экспозиции… ты хотел разместить две горящих свечи под рисунком, и, может быть, тогда кусок готового текста из этой главы или название и текст?

– Валяй, мне теперь ничего не страшно!

– И ты обещал свой саундтрек?

– Не мой, а этой сволочи.

– Только музыкальные предпочтения у вас одинаковые.

– Нет, лишь частично. Вкус-то у него хороший, но… однобокий, как заезженная пластинка, и из него он выбраться не может, заперт, как в скорлупе. Ещё одна его характеристика, кстати.

– Жуть. Слушать одно и то же. Даже без расчленёнки он – маньяк.

– Ну, пошли со мной? – попросил он снова.

– Нет, – Ольга сразу помрачнела.

– Мне надо поставить на удачу! Традиция такая с каждой новой книгой, любым способом – проверить удачу. А раз уж тут казино…

– Ну и иди, только ненадолго… Завтра уезжать, – она улыбнулась, словно отгоняя какое-то мрачное воспоминание.

– Ну, почему нет?

– Ты въедливый! – снова нахмурилась.

– Не понимаю, почему бы нам не нарядиться… Зелёное сукно, люблю рулетку. Хлявное бухло опять же.

– Я пас.

– Но почему?

– Ты правда хочешь знать? – Она не стала дожидаться его ответа. – Кирилл Сергеевич! Мне это зелёное сукно так травило всю жизнь. Довольно долго.

– Он?

– Да. Он не просто играл, он был болен. И всё вокруг рушилось к херам. Я хотела уйти, но он бы тогда просто пропал. Именно тогда я разлюбила его. Он справился. Сам. Без помощи врачей. Со своей игроманией. Сам. Так-то вот.

– Чёрт…

– И уважение к нему вернулось. А любовь – нет. Так что я теперь обхожу казино. И ненавижу рулетку.

– Ну, прости, я же… не знал.

– Ты здесь ни при чём.

– Хочешь, тогда я тоже не пойду?

– Иди. Чего мне рушить твои традиции… И потом, – она махнула рукой, – тебе это не грозит. У тебя свои игроманьки.

Он снова поставил на зеро. Когда во второй раз он не убрал ставку, дилер подумал, что перед ним лошок: выиграл случайно, а решил, что пришёл в банкомат за деньгами. Дилер не особо нервничал, ставка была не крупной, но парню повезло, снова выпал «ноль». Дилер усмехнулся и поздравил парня с выигрышем: всё в порядке, другие за этим столом только что проиграли намного больше. Тот убрал ставку и подождал всего лишь пару спинов. И в третий раз поставил на зеро. Это была уже наглость.

Парень обезоруживающе улыбнулся, дилер улыбнулся ему в ответ. И подумал: «Ты так вон тем двум сучкам лыбься». Сучки, судя по всему, были дорогими шлюхами, а может, чьими-то жёнками, что, по мнению дилера, было одно и то же; бабла они уже спустили немерено.

– В городе Сочи тёмные ночи, – весело, чуть вальяжно, развлекая публику, и очень вежливо сказал дилер. И бросил шарик. Он был опытным, вряд ли бы попал точно в цифру, но в примерный сектор мог. Он бросил шарик в сектор, расположенный на круге напротив зеро, и выпасть должно было что-то типа «5», или «10», или «24», но никак не «0», рядом не стояло.

– Ставки заканчиваются! – возвестил дилер. Реакция парня оказалась обескураживающей. Он взял и поставил всё, что у него было. По максимуму. Нет, ну лох редкостный…

– Ставок больше нет, – подвёл итог дилер, а две сучки оживились, наблюдая за шариком. И за парнем – мужик явно при деньгах, с такими закидонами – и абсолютно спокоен. Не кричит, не истерит, а совершенно отстранённо-равнодушен.

«Как будто его здесь нет. Как будто…» Дилер не успел оформить свою мысль, даже определить, куда она движется. Потому что в следующий момент у него начались проблемы посерьёзнее.

Такое случается крайне редко, но всё же бывает. Шарик попал в сектор напротив, как и планировалось, залип в «пятёрке», и дилер внутренне усмехнулся, впрочем, с непроницаемо-вежливой миной на лице. Лошок только что продул всё, что выиграл, и никакие обезоруживающие улыбки не помогли. А две сучки уже успели посочувствовать парню и одновременно перестать завидовать чужой удаче. Им тут же стало неинтересно. Сколько разных эмоций успел повидать дилер за этим столом; данная проходила по разряду самых простых.

А потом случилось это. Шарик, словно подчиняясь чьей-то воле, хотя, конечно, это была всего лишь инерция вращения, вылетел из цифры «5» и, как бешеный, завертелся по бортику круга. Ненадолго залип в «17» и снова выскочил, споткнулся о перегородку и попал ровно в число «32». Дилер сглотнул.

– Ни фига себе, почти ноль, – сказала одна из сучек. И посмотрела на парня с тем самым выражением, которого не спутать: его ещё рано сбрасывать со счетов, интерес вернулся.

«Дура», – подумал дилер и забыл про неё. Шарик дрожал, всё ещё не растеряв инерции, а круг пока не остановился. Шарик…

Взгляд дилера застыл. Только что, на его глазах, шарик, почти уже растеряв все силы, словно на последнем дыхании, лениво перевалил через бортик числа «32». И угнездился в соседней цифре. И там умер.

Над столом пронёсся тихий вздох. «Такого не бывает, – успел подумать дилер. – Три раза подряд…». Но он уже взял себя в руки и спокойно констатировал:

– Зеро, – профессиональная этика требовала следующей фразы. – Очень сильно вас поздравляю!

Но дилер произнёс её с чуть большим теплом. А ведь парень не лошок вовсе. Он везунчик, счастливчик, он… Вот оно, место силы, здесь, вокруг этого парня. И сучки теперь глаз с него не сводят, и лыбятся ему своими полными обещаний и загадок улыбками профессиональных (даже если они чьи-то жёны) шлюх. Только парень их насквозь видит. Нашли кого разводить! Он многое видит насквозь.

– Как выдавать? – автомат в голове дилера вычислил сумму выигрыша ещё прежде, чем круг с шариком, словно намертво приклеенным к цифре «0», перестал вращаться.

– Кэш, – сказал парень.

Ну конечно, кэш, и в глазах даже нет азарта, как будто ничего необычного, как будто по-другому и не могло случиться. Да он просто красавчик.

Чуть позже дилер вспомнил ещё кое-что. Точнее, смог определить, куда двигалась его мысль, скользнувшая по отстранённому спокойствию парня. Он действительно словно выпадал из реальности. Таких, «связанных с космосом», дилер навидался на своём веку. И все они были фуфло. Здесь же…

– Почему он это сказал? – тихо процедил дилер, умывая в туалете руки и вопрошая у собственно отражения в зеркале.

Фраза была самая обычная. По разряду общепринятых суеверий. Обычная, если бы… Не момент. Скажи он её чуть раньше, когда, к примеру, только входил в здание казино, или, потирая руки, усаживался за столом для игры в рулетку, или хотя бы перед тем, как сделать первую ставку на своё любимое «зеро»… тогда бы она и осталась не более чем суеверной присказкой. Но парень вёл себя поначалу как конченный лошок, с кем его и перепутал дилер. А потом…

– Он установил свои правила, – тихо произнёс дилер, впечатлённый всем произошедшим. Нет. Всё ещё странней и загадочней: парень словно куда-то уходил, был где-то ещё, и теперь дилер увидел всю картину совсем по-другому.

– Я ведь тоже почувствовал что-то, – пробормотал он, подозрительно косясь в зеркало.

Парень произнёс: «пришло время поиграть», затем спокойно поставил всё, что у него было, на «зеро» и… вывалился из реальности. Отлетел. Отправился куда-то ещё. Где можно… остановить Мир. Подправить,

(пошарил по изнанке?!)

сдвинуть и выстроить его по своим законам. Где вопреки всем теориям вероятности, имея лишь тысячные доли шанса на успех, может, однако, выпасть три раза подряд одна и та же цифра «ноль».

– Я почувствовал, – уверил дилер своё отражение. – Как в полусне было. И сначала какие-то холодные иголочки по спине.

Вряд ли стоит кому-то рассказывать о своём впечатлении (дилер давно уже ни на чём не сидел, но всё же), и камеры зафиксировали, что он парню не подыгрывал, и всё-таки дилер не удержался и добавил:

– Красавчик.

Ольга проснулась от того, что стало темнее. Как спокойному сну может помешать отсутствие света, непонятно, и, вероятно, это была ошибочная мысль спросонья. Как и другая: кто-то только что стоял над нею здесь, в темноте, вглядываясь в лицо, а потом бесшумно покинул комнату, затворив за собой дверь спальни. Ольга чуть приподнялась на подушках, широко раскрыв глаза и вслушиваясь.

«Чёртов писака, напугал», – эта мысль окончательно пробудила её, но улыбка, едва наметившись, тут же поблекла. Провела рукой по его половине постели – холодная, ещё не вернулся.

Чёрт, ночь уже, где ты ходишь, игруля?

– Эй, беспечный игрок, – позвала она на всякий случай, но почему-то шёпотом. Ответом ей стала тишина. Только… словно ставшая ещё более густой, словно в этой тишине что-то услышало её и теперь замерло.

«Начиталась на ночь всякой хрени», – попыталась она взбодриться. Перед сном она взяла свой айпэд и прочитала ту часть новой (пятой… канон!) книги, что он сбросил ей. То ли жест примирения, то ли наконец-то доверия, перестал хоть от неё прятать, как параноик, свои рукописи, и она действительно станет его первым читателем. Ох-ох, как романтично! Забавно даже… но улыбка не вернулась. Лёгкий ветерок в ночи за окнами. Всё практичней: у них впереди совместная выставка, где она куратор, и если уж теперь и пятая книга… Это был, скорее, пролог, часть о том, как Телефонист вернулся, преследуемый кромешной тьмой, и как, дабы убежать от неё, стал намечать новую жертву. Эта тьма, инфернальное присутствие, придала книге дополнительного внутреннего объёма, она, пожалуй, была великолепна, только детективный триллер всё настойчивей превращался в роман ужасов, и читать такое на ночь она больше не станет.

Сейчас, лёжа в их постели и превратившись в слух, Ольга признала, что дело не только в жутковатом чтиве. Ошибки не было: кто-то выключил весь свет снаружи дома и во дворе, фонари, которые он называл театральными.

Было ещё одно ощущение.

Ольга нашарила рукой выключатель на проводе и утопила тумблер в положение «вкл». Ночник не работал.

Чёрт…

– Эй, ты вернулся? – позвала она громко. Молчание, никто ей не ответил.

Её рот чуть скривился. Тут же поднялась с постели, не до конца осознавая, что зачем-то старается ступать бесшумно, добралась к двери спальни.

Что её так напугало?

На стене у двери два выключателя: верхний свет в спальне и свет в ванной. Поочерёдно нажала оба – безрезультатно. Повторила свою попытку, теперь немножко нервно и несколько раз, дробь по выключателям, словно они могут проснуться. Ни один не проснулся. Свет не работал.

Выбило пробки. Перепад напряжения, здесь такое бывает. Однако… Почему руки и спину, пока ещё слабо, стянула гусиная кожа? Вспомнила, что проводка в доме разделена, ей показывали щиток, и, к примеру, розетки, а также электричество на лестнице и половине первого этажа заведено на другой предохранитель.

Правда, надо открыть дверь спальни и выйти на лестницу. И…

Было ещё одно ощущение, всё более назойливое: невзирая на молчание, в доме кто-то есть. Её губы сжались плотнее. Лунный свет за окошком, глаза стали привыкать. Не сразу, однако ладонь потянулась к дверной ручке, легла на неё. Холодная. Ольга застыла, напряжённо вслушиваясь в тишину за дверью. Там, за тонкой перегородкой, в густой темноте выбитых пробок… чьё-то дыхание? Кто-то так же застыл, вслушивается и ждёт? Гусиная кожа немедленно напомнила о себе.