Текст книги "Волшебные камни Курага"

Автор книги: Роланд Джеймс Грин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

5

– Во имя Митры, войди! – сказал Иврам.

Жрец распахнул перед Борой дверь и вслед за ним вошел в комнату. В центре ее стояла сложенная из кирпича печь. Бора почувствовал запах свежевыпеченного хлеба и мясной похлебки, напомнивший ему о том, что он не ел с самого утра.

Вокруг печи были разложены черные овечьи шкуры и неброские, мастерски сработанные ковры. Еще несколько ковров висело над резным шкафом, на котором стояла небольшая фигурка Митры.

Из внутренних покоев доносились нежные звуки флейты. Это играла Мариам, «племянница» жреца, совершавшая вечернюю службу. Называя ее «племянницей», обитатели Горячего Ключа не могли удержаться от улыбки. Игре на флейте Мариам, скорее всего, выучилась в тавернах Аграпура.

– Сядь, сын Рафи, – сказал Иврам. Он хлопнул в ладоши, и флейта тут же замолкла. – Мариам, у нас гость.

Женщина, появившаяся из второй комнаты, была вдвое моложе жреца. В руках она несла медный поднос, накрытый льняным полотенцем, на котором лежали медовые булочки и нарезанная тонкими ломтиками копченая баранина. Мариам поставила поднос перед Борой. Кожа ее была смуглой и нежной…

– Может быть, ты хочешь вина?

Ее низкий голос был исполнен меда. Бора почувствовал, что еще минута, и он забудет о том, зачем пришел в этот дом, и, кашлянув, обратился к хозяину:

– Простите меня за дерзость, но прежде я хочу посоветоваться с вами именно за этим я к вам и шел.

– Уши и сердце мое открыты для тебя, – торжественно произнес Иврам. В его устах эта ритуальная фраза казалась чем-то естественным. Селяне прощали ему и обжорство, и «племянницу» именно за то, что он умел слушать их, как никто другой. Советы он давал не часто, но людям становилось легче уже потому, что они могли раскрыть перед ним свою душу.

– Мне ведома тайна горных демонов, – сказал Бора. – Но я боюсь, что люди не поверят моему рассказу. Я уже пробовал говорить с ними. Одни считают меня вралем, другие – безумцем. Нашлись и такие, что стали обвинять меня в намеренном запугивании нашего люда. Они рассуждают так: чем больше они будут знать об этой пагубе, тем скорее она посетит их дом.

– Глупцы! – засмеялся Иврам. – Они не могут простить тебе того, что ты – мальчишка – опередил их, взрослых мужчин.

– Так, значит, вы мне верите?

– Нечто действительно поселилось в наших горах. Нечто грязное и страшное. Любые сведения об этом, сколь бы странными они ни казались пойдут нам на пользу, – ответил жрец, взяв с подноса очередную булочку.

Поднос опустел уже наполовину.

– Мариам, – сказал Бора, – теперь я не откажусь и от вина.

– Вот и прекрасно, – ответила та, широко улыбнувшись. От улыбки этой у мальчика закружилась голова, словно он уже был пьян.

"Наконец-то мне повезло, – подумал Бора, – наконец-то нашелся человек, который мне верит, и не просто человек, но сам жрец".

Запасы вина в доме Иврама никогда не иссякали – его хватало и на то, чтобы утолить жажду хозяина, и на то, чтобы напоить гостей допьяна. К тому времени, когда Бора опорожнил второй кубок, недавние страхи его улетучились совершенно. Мариам смотрела на него с восторгом, широко раскрыв свои прекрасные глаза, отчего мальчику становилось как-то не по себе.

– Если рассказ твой правдив хотя бы наполовину, значит, мы имеем дело с куда более страшным противником, чем я предполагал прежде, мой мальчик. Я хорошо понимаю тех людей, которые не хотели слушать тебя. Кстати, ты говорил об этом только с деревенскими?

– Да, то есть нет. Один из этих людей пришлый. После того как я рассказал ему о демонах, он отправился в Аграпур… – Язык Боры стал заплетаться. Но мешало ему не только это – он не хотел, чтобы об отношениях его сестры Карайи и Якуба знали в деревне.

– Я полагаю, ты говоришь о пастухе Якубе, не так ли? – тихо спросил Иврам. Мальчик молча кивнул головой, не поднимая глаз от пола.

– Ты не доверяешь ему?

Бора отрицательно покачал головой.

– Ты ошибаешься, мой мальчик. Тебе мог поверить только он, и только он может хоть как-то помочь тебе. Твоего отца арестовали люди Мугра-Хана, Якуб же с подобным сбродом не водится. Нельзя сказать, что его аграпурские товарищи – люди благородные, но вот в честности и порядочности отказать им нельзя. Якуб – единственная твоя надежда.

– Не моя, а наша! – едва не закричал Бора. Вино, выпитое им на пустой желудок, ударило ему в голову по-настоящему. Вспомнив о том, что он находится в доме жреца, мальчик зачем-то обернулся на фигурку Митры и прошептал: – Прошу прощения.

– Ты ни в чем не виноват. Боги помогают лишь тому, кто помогает себе сам. Что до Якуба, то он…

– Иврам! Скорее! На юге зажглись дьявольские огни!

Голос Мариам дрожал. Она стояла перед открытой дверью, вглядываясь в ночь. Бора подошел к ней и увидел, что склоны Повелителя Ветров озарены зловещим изумрудным светом, яркостью своей сравнимым со светом луны.

Иврам обнял Мариам и что-то прошептал ей на ухо. Тут же успокоившись, она положила голову ему на плечо и вздохнула. Взгляд жреца был устремлен куда-то вдаль – казалось, он взирал на то, что происходит совсем в иных мирах, лежащих по ту сторону мира земного.

Голос его звучал не менее странно. Когда он заговорил, Бора почувствовал, как по спине его поползли мурашки.

– Это свет роковой, Бора. Мы должны подготовиться ко встрече с ним.

– Но не могу же я поднять народ!

– Не можешь или не хочешь?

– Посмотрите на меня – я же еще мальчишка!

– Ты ошибаешься, Бора. Мужчиной человека делают не прожитые годы. Говори с людьми так же, как сегодня ты говорил со мной, и они пойдут за тобой.

Бору неожиданно посетила достаточно странная мысль. Интересно, дадут ли ему еще вина?

Эремиус простер руки к ночному небу, и звезды затмились изумрудным сияньем. Он смотрел вверх, словно зачарованный. Если такую силу ему даровал один Камень, то что же будет, когда он завладеет всем Сокровищем Курага?

Этой ночью он сделает важный шаг, который будет иметь далеко идущие последствия – этой ночью Трансформы покинут горы и отправятся в разные концы Туранского царства.

На небесах загремел гром, отразившийся эхом от горных склонов. Земля под ногами Мастера Эремиуса задрожала.

Он набрал в легкие побольше воздуха и с явным сожалением усмирил вышедшие было из-под его контроля силы. Когда-нибудь он обратит эти горы в пыль и тем докажет миру свое могущество! Когда-нибудь, но только не сегодня.

– Мастер! Мастер! Послушайте меня! – это говорил капитан охраны.

– Замолчи! – Эремиус поднял руку в предупредительном жесте.

– Мастер! Люди боятся! Если им придется идти за Трансформами…

– Боятся? Боятся? – Эремиус схватил в руки посох и занес его над головой капитана, грозя обратить того в горсть пепла. Тяжело вздохнув, он вновь обуздал вышедшую на свободу силу. Безмозглые людишки пока были нужны ему – без них он не смог бы найти второй Камень Курага. Без него, Мастера Эремиуса, Трансформы не могли сделать и шага. Когда спал он, спали и они. В это время охранять его должны были именно люди.

Если он завладеет и вторым Камнем Курага, он сможет властвовать над людьми, не лишая их разума. Пока же в его подчинении были единственно полудурки и недоумки.

Эремиус вновь вспомнил об Илльяне. Его посох заплясал в воздух рисуя образ нагой волшебницы. Перед ним возникла прежняя юная Илльяна, смотревшая прямо перед собой немигающими глазами.

Посох дрогнул. Фантом закрыл глаза и слегка приоткрыл рот. Руки его обратились в звериные лапы, заканчивавшиеся длинными острыми когтями, что тут же задвигались в поисках жертвы.

Эремиус давал команду за командой, чувствуя странное удовлетворение от того, что собственное его творенье послушно ему во всем.

Капитан облизнул пересохшие губы и попятился назад. Лицо его стала заливать смертельная бледность. Наконец он охнул, закатил глаза и, потеряв сознание, рухнул на землю. Эремиус усмехнулся и, коснувшись посохом головы капитана, вернул его к жизни. Тот стал на колоны, посмотрел окрест совершенно обезумевшим взором и поцеловал землю у ног Эремиуса.

Мастер решил, что слуга надолго усвоит полученный урок, и жестом приказал ему подняться на ноги.

– Отправь своих людей к выходу из долины, – сказал Эремиус. – Вы должны охранять ее до той поры, пока ее не покинет последняя Трансформа. Люди и лошади пойдут сразу вслед за ними.

Люди – не Трансформы. Помимо прочего, они требуют и пищи. До ближайших деревень идти было не близко, и потому без вьючных животных человечьему воинству было не обойтись; Эремиусу пришлось позаботиться и о том, чтобы лошади утратили свой запах, в противном случае их тут же сожрали бы Трансформы.

– Слушаюсь и повинуюсь, – низко поклонившись, сказал капитан. Недавний испуг, казалось, только придал ему решительности: в следующее мгновенье капитана уже и след простыл – он носился по долине, собирая людей и отдавая приказы. Эремиус сокрушенно покачал головой. Неужели в его войске никогда не будет настоящих воинов, таких, как капитан Хаджар или его сын Якуб?

Эремиус поднял глаза к небу – на востоке оно уже начинало сереть.

– Да будет так! – мысленно произнес он. Только глупец может отказаться от такой власти, которая сможет даровать ему власть Над миром.

Эремиус сосредоточился и мысленно обратился к своим страшным слугам.

Я, ГОСПОДИН ВАШ, ПРИКАЗЫВАЮ ВАМ ПОКИНУТЬ ДОЛИНУ. МЫ ОТПРАВЛЯЕМСЯ В ПОХОД.

Колонна Трансформ направилась к выходу из долины. Запах падали стал казаться едва ли не осязаемым. Эремиус скривился и пробормотал заклинанье, очистившее вокруг него воздух и напитавшее его ароматом духов Илльяны.

Трансформы шли мимо него нестройной колонной, спотыкаясь на каждом шагу, – видно было, что они с трудом владеют своими телами. Вели они себя именно так, как было задумано их господином: приближаясь к нему, они теряли контроль над собственным телом, удаляясь от него – сполна обретали все свои силы, позволявшие им обгонять самых быстрых коней и бороться с любым неприятелем.

Чешуйчатые тела Трансформ светились изумрудным светом. У некоторых из этих полулюдей-полуящеров были дубины, другие же не имели при себе никакого оружия. Характер у Трансформ был разным, одни считали себя достаточно сильными для того, чтобы обходиться без оружия, другие-понимали, что оно им в любом случае не помешает. Вскоре Трансформы уже скрылись в ночи. Эремиус произнес заклинание, налагавшее на них узы его воли, и облегченно вздохнул.

Теперь дела должны были пойти быстрее. Если бы у него и появился серьезный противник, он в два счета доказал бы ему, что с ним, Обладателем Камня Курага, лучше не связываться. Впрочем, противник вряд ли пережил бы и первый преподанный ему урок.

6

На востоке сплошной стеной вставала громада Ильбарских гор. Где-то там брала начало река Шаймак, превращавшаяся из звонкого ручейка в ревущий грозный поток по мере того, как в нее впадали все новые и новые ручейки и речушки. На Туранской равнине Шаймак разливался широкой полноводной рекой, сливавшейся с не менее полноводным Ильбаром, прежде чем исчезнуть в безбрежности моря Вилайет. О том, чтобы перейти Шаймак вброд, не могло идти и речи, – единственным средством переправы здесь были плоты и лодки.

Паромщик дал сигнал к отправлению, затрубив в огромный рог, вырезанный из слоновой кости. Трижды хриплые трубные звуки оглашали окрестные земли; трижды кони начинали храпеть и прядать ушами.

Раина спешилась, чтобы хоть немного успокоить животных. Конан стоял рядом со своим жеребцом, не обращая на него ни малейшего внимания, Илльяна же, так и не покидая седла, думала о чем-то, ведомом лишь ей одной. Она была настолько погружена в свои думы, что со стороны производила впечатление ненормальной.

Как и обещала Раина, Илльяна оказалась прекрасной наездницей. Она не утруждала себя ни разговорами, ни какими-то занятиями, но этому киммериец был только рад, – волшебница вела себя так, что о присутствии ее можно было и забыть. Конан же, при всем своем расположении к слабому полу, терпеть не мог людей, связавших свою жизнь с магией.

Илльяна одевалась так, что вообразить ее женщиной, и тем более красавицей, было решительно невозможно. Некие мистические соображения заставили ее принять обет безбрачия, который свято соблюдался ею. Лишь узнав об этом, Конан наконец-таки понял, зачем она взяла себе в спутницы женщину. Раина надежно охраняла свою госпожу от посягательств мужчин (в данном случае самого Конана). После ночи, проведенной с нею, об Илльяне Конан даже не вспоминал, и это, несомненно, входило в намерения северянки.

Паром отчалил от дальнего берега, находившегося в трехстах шагах от них. Он представлял собой широкий плот, в центре которого стояли люди и скот, а по бокам – рабы, приводившие плот в движение.

Прибытия парома дожидались не только Конан и его спутницы. Рядом с ними стояли селяне, изнывавшие под тяжестью многочисленных корзин, лоточник со своим старым мулом и юным слугой, а также шестеро солдат под началом бравого сержанта. Глядя на селян, становилось понятно, что расплатиться за переправу они не смогут. Судя по всему, все надежды их были связаны с содержимым корзин.

Паром подошел к берегу, и Конан тут же запрыгнул на причал.

– Попрошу не отставать – обратился он к своим спутницам. – Иначе нам придется плыть последними…

Раина помогла своей госпоже спешиться и по широким доскам сходней завела на плот пятерку жеребцов, из которых три были под седлами. Конан стоял возле сходней, следя за тем, чтобы северянке никто не помешал.

Илльяна села под навес, Конан же и Раина так и остались стоять посреди плота. Солдаты и лоточник поглядывали на северянку с явным интересом.

Конан и его спутницы выдавали себя за вдову недавно умершего купца, ее младшую сестру и капитана, командовавшего охраной каравана. Легенда эта выглядела достаточно нелепо, и потому какие-то дорожные знакомства в любую минуту могли обернуться для них крупными неприятностями. Киммериец надеялся на то, что люди, стоявшие на причале, будут ждать следующей поездки. Однако надеждам его не суждено было сбыться: вначале на плот взошли нагруженные корзинами селяне, за ними последовали лоточник и его слуга, и, наконец, к сходням направились солдаты, ведшие под уздцы своих коней. Хозяин парома побледнел и громко запротестовал:

– Нет, нет! Вам придется немного потерпеть! Плот такой тяжести не выдержит!

– Мои ребята отступать не привыкли, – проревел сержант в ответ и, повернувшись к солдатам, скомандовал: – На плот, мальчики!

Конан встал на сходни и испытующе посмотрел на сержанта, стоявшего на краю доски. Тот был немного пониже киммерийца, однако шириною своих плеч нисколько не уступал ему.

– Сержант, паромщик дело говорит.

– Вот и прекрасно. Ты можешь сойти и прогуляться по бережку. Дамочек своих можешь оставить с нами – мы за ними присмотрим. Правда, ребята?

Солдаты ответили ему дружным ревом. Конан вздохнул и развел руками.

– Слушай, сержант, ты умеешь плавать?

– Что-что?

– Я хочу научить тебя плавать. Ты ведь и сам понимаешь – на реке всякое может случиться…

Побагровевший от гнева вояка грозно засопел, и в ту же минуту Конан изо всех сил ударил ногой по сходням, так, что сержант закачался и, не удержавшись на скользкой доске, полетел головой вниз в воду. Конан схватил сержанта за лодыжки и, извлекши его из воды, стал ждать, когда тот откашляется. Стоило кашлю смениться проклятьями, как Конан вновь сунул голову сержанта под воду.

– Тебя надо еще учить и учить, сержант. Иначе ты так ничего и не поймешь. Жаль, что ты так груб, иначе я препоручил бы тебя младшей сестре моей госпожи.

Сержант вновь разразился проклятьями, на этот раз поминая и "младшую сестру госпожи". Конан нахмурился.

– Сержант, если дурь твоя не смывается водой, я попытаюсь отскоблить ее саблей. Теперь скажи, когда же ты намерен плыть – сейчас или немного позже?

С этими словами он выпустил ноги сержанта из рук, и тот скрылся под водой. Через мгновенье голова его вновь появилась над поверхностью. Громко сопя и пофыркивая, он выбрался на причал и присел на его краю.

– Паромщик, – сказал Конан, – я думаю, пора трогать.

Паромщик, ставший еще бледнее, согласно кивнул головой и подал знак барабанщику, сидевшему на корме. Тот замахал своей колотушкой, отбивая ритм для гребцов, тут же налегших на весла.

Плот еле полз. С тоскою во взоре паромщик смотрел на удалявшийся берег, на солдат, оставшихся на нем… Теперь он уже был бледен как смерть. И тут на корме закричали.

Конан резко обернулся и увидел, как одно из весел, выскользнув из уключины, упало в воду. Гребец хотел было броситься за ним, но паромщик окриком остановил его.

– Вендийский тик ничуть не легче железа, – объяснил паромщик пассажирам. – Ох, ну и денек сегодня выдался! Такого и врагу не пожелаешь! Мне остается надеяться, что вы особенно не спешите.

Слова эти звучали естественно, однако Конан почему-то насторожился.

– Как ты думаешь, когда мы окажемся на том берегу? – спросила у него Илльяна.

– Это ведомо одним лишь богам. Богам и паромщику, – ответил ей киммериец.

– Вот и спроси у него об этом!

– Как вы того пожелаете, моя госпожа.

Конан вновь обернулся к корме, на которой стояли хозяин плота и незадачливый гребец, но тут же почувствовал, как ему на плечо легла рука Раины. Северянка зашептала ему на ухо:

– Будь осторожен, Конан. Я бы помогла тебе, но мне придется защищать мою госпожу.

– Защищать? – изумился Конан. – Хотелось бы знать, от кого именно.

– Пока не знаю. Но мне очень не понравился тон паромщика. Мне кажется, что подобные сцены он разыгрывает достаточно часто.

– Каждую третью переправу, – ухмыльнулся Конан. – Кто знает, может бы, ты и права.

– Что значит "может быть"? – возмущенно зашипела Раина. – Если я тебе что-то говорю, значит, так оно и есть!

– Не надо так кипятиться, девонька! Если этот тип действительно что-то замышляет, я ему не завидую.

– Как прикажешь тебя понимать?

– Ты одна стоишь двух мужчин, – улыбнулся Конан. – О себе я уж и не говорю.

– Поживем – увидим, – рассмеялась Раина и, сняв руку с его плеча, направилась к своей госпоже.

Конан задумался. Похоже, Раина действительно права, непонятно лишь то, на кого же рассчитывает паромщик. Не на давешних же солдат, в самом деле? Положив руку на рукоять меча, Конан направился к паромщику.

Двое гребцов спускали на воду ялик. Паромщик молча следил за ними, сжимая рукоять висевшего у него на поясе кинжала. Конан обратил внимание и на то, что соседи их странным образом преобразились: былое тупое безразличие сменилось напряженным ожиданием, с каким кот может взирать на беспечно щебечущих пташек.

Конан встревожился не на шутку. На плоту и в самом деле происходило что-то неладное.

Ялик с плеском опустился на воду. Один из гребцов тут же забрался в него, второй же стал привязывать к корме лодки линь.

– Ребята выведут плот на течение, и тогда река сама вынесет нас к берегу, – сказал паромщик, обращаясь к киммерийцу.

Причал остался далеко позади. Берега становились все выше, все круче. Дальше по течению, если Конану не изменяла память, должны были начаться пороги, пройти которые в это время года невозможно было не только на плоту, но даже и на лодке.

В ялик забрался и второй гребец. Паромщик на минуту зашел под навес и вернулся оттуда с тугим кошелем в руках. Женщин лицо которой было скрыто под капюшоном, шагнула вперед и вытянула руки в молящем жесте.

В тот же миг Конан извлек свой меч из ножен и поднял его рукоятью вверх. По этому сигналу Раина должна была приготовиться к бою.

Прижимая к груди кошель, паромщик понесся к корме и, добежав до края плота, прыгнул в лодку; одновременно обладательница черной накидки бросилась на Конана. Капюшон упал ей на спину, и киммериец увидел, что, помимо прочего, у нее есть и борода. Он отскочил назад, даже не пытаясь отражать удар вражеского кинжала, и перебросил меч так, что рукоять его оказалась у него в ладони.

С кормы послышался треск дерева и истошные крики. Дно лодки проломилось не выдержав тяжести грузного паромщика.

– Никак и ты искупаться решил? – прокричал Конан и тут же прикусил язык. Трое «селян», стоявших перед ним, судя по всему, были отменными воинами, привыкшими сражаться вместе. В том, что ему удастся одолеть их, киммериец нисколько не сомневался, проблема заключалась в другом – в том, что за время, потребное ему для этого, разбойники могли расправиться с его спутницами.

Нельзя было медлить ни минуты.

"Сначала этого. Потом тех двоих."

Конан вновь отпрыгнул назад, взмахнув перед собой мечом, дабы исключить возможность мгновенной атаки. Прием его сработал – вся троица застыла. Затем один из противников, взяв в руки два кинжала, медленно пошел на него. Конан, не раздумывая, опустил меч ему на голову, понимая, что удара воин отразить уже не сможет. Тот подставил под удар кинжал и попытался уйти в сторону, что позволило сберечь голову, но привело к тому, что меч отсек ему руку по плечо. Кровь хлынула из раны рекой. Воин зашатался и повалился навзничь. Соратники его тут же оказались за спиной киммерийца. Он прыгнул вперед недобрым словом помянув того, кто научил их ратному делу, и, побежав по краю плота, выбил из рук перепуганных рабов еще два весла. Раина, воспользовавшаяся минутным замешательством его противников, убила одного из них ударом кинжала в спину и стала теснить второго к корме.

– Я справлюсь с ним сама! – прокричала она Конану. – Помоги Илльяне!

На другом конце плота творилось что-то невообразимое: Илльяна вопила, кони ржали и били копытами, мул протяжно ревел, пытаясь перегрызть веревку, которой он был привязан к столбу. Волшебница стояла, прижавшись спиной к одному из столбов, в руке она держала длинный тонкий кинжал. Трое ее противников никак не решались обойти кусающегося и лягающегося мула, защищавшего Илльяну почище любого стража.

Конан бросился вперед и сильнейшим ударом снес одному из неприятелей голову. Второй, ловкий и гибкий, словно змея, не только умудрился уйти от клинка киммерийца, но своим коварным ударом едва не лишил его жизни.

Третий разбойник изловчился проскользнуть мимо мула. Меча у него не было, но Илльяна явно не могла защитить себя и от его кинжалов. Разбойник не спешил лишать ее жизни, играя с ней так же, как кошка играет с мышью.

Конан выбранился и позвал Раину. В такой ситуации сам он помочь Илльяне не мог.

– Заколдуй его! – закричал он волшебнице. – Неужели ты не можешь и этого?

– Ты меня недооцениваешь, киммериец! – прокричала в ответ Илльяна и, отразив очередной удар кинжала, схватила разбойника за руку.

Конан понимал, что сил ее надолго не хватит. Если он не успеет расправиться со своим противником…

– Так чего же ты ждешь?

– Зачем… спешить… я… – Договорить Илльяна не смогла. Разбойник высвободил свою руку и, схватив ее за волосы, приставил кинжал к горлу.

В тот же миг Конану удалось уложить своего противника. Он хотел было броситься на помощь Илльяне, но, увидев, в каком положении та оказалась, застыл на месте. Жить волшебнице оставалось считанные секунды.

Вокруг ноги разбойника неожиданно обвилась железная цепь. Он скосил глаза вниз и попытался отбросить ее в сторону, но в ту же минуту почувствовал, как невидимая рука потянула цепь к себе. Разбойник раскинул руки в стороны, пытаясь сохранить равновесие, и тут, наконец, его настиг клинок киммерийца.

Илльяна стояла, опираясь рукой о столб. Другой рукой она ощупывала свою шею, на которой виднелась еле заметная царапина. Кинжал лежал у ее ног. Конан поднял его и, подав Илльяне, сказал:

– Оружие требует к себе иного отношения.

Волшебница облизнула свои полные губы, что-то прошептала и, неожиданно зарыдав, припала к широкой груди киммерийца. Он осторожно высвободил руку с мечом и нежно, словно котенка, прижал ее к себе. Волшебница оказалась удивительно похожей на очных людей – она была так же слаба и так же беззащитна. Впервые за все это время Конан почувствовал к ней симпатию.

– Успокойся! – сказал он наконец. – Мы еще не со всеми врагами покончили. – Он отстранил ее от себя и попытался заглянуть вниз, туда, где сидели гребцы.

Раб, метнувший цепь в разбойника, поднялся на ноги.

– Друг мой, – обратился к нему Конан, – и какой же ты ждешь награды?

Раб поднял на него глаза и совершенно бесстрастным голосом ответил:

– Мне все равно. Спроси об этом у своей женщины.

– Я вовсе не его женщина! – воскликнула Илльяна и неожиданно громко рассмеялась. Улыбка еще не успела сойти с ее лица, как у столба появилась Раина, вытиравшая свой клинок о полу плаща.

– Конан, я уложила обоих. Один из них еще жив; если хочешь, можешь задать ему парочку вопросов. Что до паромщика, то он, похоже, в последний момент струхнул – иначе неприятностей у нас было бы побольше.

– Но куда же он подевался?

– Он так и болтается на лине, – сказала Раина с усмешкой. – Матросы выбросили его за борт и поспешили к берегу. Впрочем, им тоже не повезло лодка вскоре затонула, выплыть же удалось только одному из них. Я видела, как он взбирается на кручу.

Конан бросил взгляд на корму и увидел за бортом раскрасневшегося паромщика, из последних сил державшегося за линь.

– Ради всего святого, пожалейте меня! – взмолился тот. – Я не умею плавать!

– Боги не любят предателей, – буркнул в ответ Конан. – Не любит их и господин Мишрак.

Паромщик от изумления едва не выпустил веревку из рук.

– Так, значит, вы служите Мишраку?

– Да. И ты, похоже, заинтересуешь его. Запомни, паромщик, теперь твоя судьба будет зависеть только от тебя самого.

– Пощадите меня! Неужели вы отдадите на растерзание Мишраку и меня, и мою семью? Молю вас, не делайте этого!

– Я бы утопил тебя, не раздумывая, – грозно прорычал киммериец. Домашних же твоих мне действительно жаль. Теперь послушай, что я тебе скажу. Если ты поведаешь мне все, что ты знаешь об этих людях, я, быть может, сохраню тебе жизнь. Ты понял меня?

Долго упрашивать паромщика не пришлось. Он тут же выложил все то, что было известно ему, и выразил готовность ответить на любые интересующие господина вопросы.

Как и предполагал Конан, разбойники оказались людьми Хаумы. О Мастере Эремиусе и Камнях Курага паромщик слышал впервые.

Больше говорить с ним было не о чем. Конан выбрал линь и, схватив паромщика за загривок, втащил его на плот. Когда он стал связывать ему руки, тот внезапно запротестовал:

– Но ведь вы клялись…

– Я ни в чем не клялся, приятель. Руки тебе сейчас не понадобятся. Если же ты будешь болтать лишнее, я живо укорочу твой язык. Река-то совсем рядом, приятель. Верно?

Паромщик вновь стал бледным как смерть. Продолжать разговор ему тут же расхотелось.

Плыть им пришлось долго. Паромщик молча сидел на корме. Лоточник же и его мальчик занялись своим драгоценным мулом.

– Разрази вас гром! – не выдержал Конан. – Может быть, вы все-таки поможете грести, или вы так и будете возиться с этим поганым ослом?

– Как только Лотосу станет лучше, мы тут же придем вам на помощь, спокойно ответил лоточник. – И пожалуйста, не кричите так громко. Животное и так запугано.

– Госпожа, прошу вас, – заговорил мальчик, – помогите своим волшебством бедному Лотосу. Смотрите, как он зашиб ножку. Мы вам за это заплатим.

Конан хотел было сбросить за борт к успевшего осточертеть ему мула, и дерзкого мальчишку, но тут он увидел, что Илльяна заулыбалась.

– Мое волшебство вряд ли поможет вам, – ответила она. – Но вы можете обратиться к моей сестре. Она выросла среди коней и знает о них куда больше моего.

Конан выругался и вернулся к гребцам, боровшимся с течением своенравного Шаймака. Теперь ими командовал Масуф – тот самый раб, который спас жизнь Илльяне. В кошельке паромщика кроме золотых монет Конан нашел и ключи от цепей, которыми рабы были прикованы к плоту. Он тут же освободил Масуфа, оказавшегося не только искусным воином, но и умелым капитаном. Под его началом рабам удалось подвести плот к берегу и сравнительно легко причалить.

– Мы опять в долгу у тебя, – сказала Илльяна, выбравшись на берег. Свободу мы тебе уже даровали. Теперь ты можешь просить у нас денег.

– Говорите потише, моя госпожа, – отозвался Масуф. – Уши могут быть даже у камней. Что до денег, то я вряд ли стану отказываться от них. Мне самому они не нужны, но если вы сможете выкупить рабыню Дессу у Кимона, что живет в Гале, я согласен стать вашим рабом по гроб жизни.

– Кто она тебе? – изумилась Раина.

– Мы были помолвлены с ней, но тут волею судеб мы обратились в рабов. Нас продавали порознь, при этом я отвечал за нее, а она – за меня. Если бы не это, мы или сбежали бы, или покончили бы с собой.

Конану, прошедшему рабство, настроения эти были знакомы.

– Почему же ты решил пойти против своего хозяина? Если Десса рабыня и поныне…

– Это ничего не меняет, – перебил его Масуф. – Десса – рабыня, и это значит, что Кимон может сделать с ней все, что угодно: захочет – убит, захочет – помилует. Разве ты сам не понимаешь этого?

– Мишрак послал нас в поход вовсе не для того, чтобы мы вызволяли рабов, – проворчал Конан.

– Но он не предполагал и того, что жизнью своей вы будете обязаны рабу, – ухмыльнулся Масуф. – Ты должен считать это знаком судьбы.

Конан показал Масуфу кулак и спросил:

– А как ты отнесешься к этому? Или, по-твоему, это тоже знак? Мы заедем в Галу и освободим твою Дессу, заплатив за нее золотом твоего бывшего хозяина. Только не подумай, что больше нам делать нечего. Дел у нас – хоть отбавляй. Ты и сам это скоро поймешь.