Текст книги "В диком краю (Дневник мирных приключений на Аляске)"

Автор книги: Рокуэлл Кент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Ровно без четверти одиннадцать мы отчалили. В этот самый момент солнце распрощалось с нами на весь день, и начал сеять беспрерывный мелкий дождь. Примерно к концу третьей мили нас нагнал на моторной шлюпке рыбак, направлявшийся на свою базу милях в трех дальше по берегу. Он взял нас на буксир и, когда мы добрались до базы, пригласил к себе на чашку чая; рыбак оказался англичанином. Вопреки благоразумию я согласился на эту задержку.

Сытно пообедав, мы оставили его бухту в два пятнадцать. Дождь продолжал моросить, и слабый бриз тянул с северо-востока. Нам предстояло пройти на веслах еще семь миль. Близ Каиновой Головы нас атаковали южные шквалы, и какое-то время мы сомневались в истинном направлении ветра. Взяли курс прямо на Лисий остров и тут же почувствовали в лицо восточный ветер, который пришлось с трудом преодолевать. К счастью, я предвидел усиление ветра и решил, не теряя времени, продвинуться как можно дальше, держась подветренного берега. Тем временем начался отлив, и я надеялся, что течением нас поднесет к острову. Мы продвигались хорошо, но вскоре на нас стали обрушиваться сильные порывы ветра.

Исход дня не сулил ничего хорошего Тяжелые тучи неслись по небу, предвещая ливень. Гористый остров казался иссиня-черным, вода же была светлая, яркого желто-зеленого цвета. Над морем ветер задувал бешеными шквалами, поднимая высокие пенистые валы и опасную зыбь. Я налегал на весла изо всей силы и, с ужасом вглядываясь в подветренный берег – линию бурунов и крутых скал, ясно сознавал возможность крушения. Рокуэллу, который все время мужественно греб, тяжело доставалась борьба с разгулявшимися волнами и ветром. К счастью, только в редкие минуты он понимал, какая опасность нам грозила.

Теперь мы все время гребли под прямым углом к намеченному курсу. Вся надежда у меня была на то, что удастся повернуть лодку против ветра раньше, чем бушующие волны и буря одолеют нас и понесут прямо на страшный берег, где уж явно нечего было ждать спасения. Став против ветра, я имел выбор между двумя возможностями: укрыться в какой-нибудь бухте или, подгоняемый ветром, продолжать путь к Лисьему острову. Море так и бурлило под беспрерывными ударами ветра, взбивавшего брызги в пар, гигантский котел кипел. Я пригнулся к веслам и собрал все свои силы до последней капли, чтобы противостоять буре. То были грозные минуты, потому что я ясно видел, что нас ожидает, если мы прекратим борьбу и проиграем сражение.

ЛЕБЕДКА

– Папа,– вдруг слышу я за спиной в самый трагический момент тоненький голосок Рокуэлла,– утром, когда проснусь, я иногда играю, как будто мои пальцы на ногах еще спят, и я велю большому пальцу подняться первым, потому что это палец-папа.

В другой раз, когда Рокуэлл чуть-чуть, ну самую малость, испугался, он сказал:

– Я ведь хочу стать моряком, поэтому учусь не бояться...

В конце концов нам удалось повернуть к острову. Это случилось как раз в той единственной точке, в которой мы могли и должны были повернуть, если судьба нам благоприятствовала. Прикрытия острова мы достигли с невероятной быстротой. Волны, обгоняя друг друга с бешеной скоростью, бурлили за кормой, словно хотели поглотить нас, а потом так быстро и ровно несли на своих гребнях, что, если б не страх, это было бы самым успокоительным и приятным движением на свете. Когда мы огибали мыс у входа в бухту, буря последним отчаянным усилием накренила наше не имеющее паруса судно и понесла прямо на скалы. Прошли минуты, прежде чем мы смогли выровняться и, поставив лодку против ветра, отгрести от берега, до которого оставалось не более двадцати футов. Олсон уже поджидал на берегу со снастями, готовясь вытащить лодку из прибоя. Пристали благополучно. Я поглядел на часы: было четверть шестого (на последние четыре мили у нас ушло три часа!).

Лодка Олсона была вытащена на траву и надежно привязана. Вскоре рядом поместилась и моя. Приливы и сильное волнение в это время года заставляют соблюдать все предосторожности.

Ночью ветер продолжал усиливаться, пока не перешел в ураган. Надо ли объяснять, почему на этот раз Рокуэлл с отцом спали, крепко обнявшись?

СНЕЖНАЯ КОРОЛЕВА

Двадцать пятое сентября, среда

Весь день штормовой ветер с северо-востока. Наведя порядок в доме и развесив у печки отсыревшие одеяла, я принялся рубить большую сосну, верхушка которой пропускает мало света в главные наши окна. Но и после этого останется еще несколько деревьев, заслоняющих от нас солнце.

Если убрать их, у нас будет достаточно светло даже зимой, когда оно спрячется. Я обрадовался, обнаружив, что окно моей мастерской выходит на юг. Солнце, разумеется, не будет мне мешать, и в то же время мне кое-что перепадет от его блеска, отраженного снежной вершиной нашей горы. Мы с Рокуэллом немного попилили. Я не перестаю поражаться его силе и выносливости.

Рокуэлл прочел девять страниц в своей книге про пещерных жителей. За это после ужина ему полагалось еще девять из "Робинзона Крузо". Он раздевается, прыгает в постель и, привалившись к моему боку, слушает, как я читаю. История "Робинзона Крузо", как никакая другая книга, захватывает его юное воображение и превращает весь этот остров в место удивительных приключений.

Двадцать шестое сентября, четверг

Я все больше убеждаюсь, что погода последних дней типична для Аляски. Идет дождь не очень сильный, но почти без перерывов. Все отсырело, кроме печки и стены позади нее; растительность насыщена влагой, глубокий мох, устилающий почву в лесу, пропитался, как губка. Мы взяли мох, собранный несколько недель назад и разбросанный по берегу для просушки, и этим сочащимся водой материалом начали конопатить свой домик. Дело идет быстро, и стыки с крышей почти заделаны с обеих сторон. Контраст разителен: сегодня, когда я пек печенье на ревущем огне, жара была почти невыносимой. Обычная заготовка дров и воды; небольшая возня с изготовлением письменных принадлежностей; на ужин манная каша с кукурузным хлебом и арахисовым маслом и чай; шесть страниц для Рокуэлла; вот и все дела за день, не считая этой записи.

Двадцать седьмое сентября, пятница

Наконец-то погожий день вслед за светлой, лунной ночью. Я весь день провозился дома: почти закончил конопатить, колол и пилил дрова. Добавил еще затычек к дверной раме, сделал шаблон и для подрамников распилил на части длинные рейки, привезенные в последний раз из Сьюарда. Рокуэлл весело помогал мне, прибегая по первому зову, а в промежутках играл на берегу в морское путешествие, охотился на воображаемых диких зверей с помощью лука и стрел образца каменного века и был, как всегда, так доволен, так счастлив, что день показался ему чересчур коротким.

Как прекрасны здесь вечера и ранние утренние часы в ясную погоду! Солнце не возникает на небе внезапно, чтобы также внезапно исчезнуть ночью, но восходит и заходит так степенно и обстоятельно, что почти весь день продолжаются сумерки и спокойные розовые краски утра и вечера почти сливаются. На рассвете, глядя в маленькое западное оконце, мы видим в необыкновенно прекрасном освещении далекого солнца цепи гор на той стороне залива, начиная от темного ряда у края воды и до самых больших вершин, увенчанных ледниками и вечным снегом.

Сегодня на ужин блюдо, приготовленное из молока Олсоновой козы,"простакаша" (фонетическая транскрипция), попросту кислое молоко с густыми, как желе, сливками наверху. По любимому выражению Рокуэлла, это роскошно.

Двадцать восьмое сентября, суббота

День, хотя и ветреный поначалу, но пасмурный, вскоре разразился дождем, и сейчас, когда я пишу это, продолжает моросить. Тем не менее мы много успели: очистили от молодой поросли участок леса между домом и берегом, срубили еще три дерева и одно, гигантское, даже распилили. В обед примчался Олсон в страшном возбуждении. В лесу, на тропинке близ озера, он увидел сразу пять выдр. Они шли от воды и остановились футах в двадцати от него и козы Нэнни. Здесь выдры стали играть, и это продолжалось достаточно времени, чтобы Олсон мог сделать дюжину снимков. После обеда мы видели на скалах в одном конце пляжа много выдр. Они то влезали в воду, то вылезали, совершая время от времени небольшие заплывы во внешнюю часть гавани, а потом загоняли друг друга назад и играли в прятки между скалами. Сегодня вечером я приготовил все свои доски, чтобы начать работать; собираюсь писать на них с обеих сторон.

Двадцать девятое сентября, воскресенье

Господь бог должен быть сегодня доволен нами из-за грандиозной чистки, которую мы произвели в здешних его угодьях. Олсон также взялся за дело на еще диком участке между нашими домами и двигается мне навстречу. Стволы деревьев, очищенные от сучьев до высоты десяти – двенадцати футов, и ровный чистый мох под ногами создают впечатление парка. Я распилил гигантское дерево, которое мы свалили несколько дней назад; затем, поскольку освободилось место, срубил другое дерево, отнимавшее у нас так много света. Разница колоссальная – комната залита светом.

Рубка деревьев – увлекательнейшее занятие. Стоит мне взяться за топор или даже за утомительную пилу, как я уже не могу остановиться, берусь за них снова и снова, чтобы срубить еще то и это дерево. Должно быть, при освоении земель именно расчистка леса была для пионеров неиссякаемым источником жизнерадостности, представляя чудесный контраст с монотонными будничными занятиями, к которым они привыкли с детства. Поэтому легко понять причину быстрого покорения дикой природы: только начни остановиться уже невозможно.

Рокуэлл загорелся желанием поймать – конечно, самым деликатным и осторожным из всех известных в мире способов – какого-нибудь дикого зверька. Я отговорил его от попытки приручить морского ежа, убедил войти в положение этого высокоразумного создания и вернуть ему родную соленую пучину, а мне – нашу квашню. Теперь одна из ловушек Олсона подстерегает сороку. Их здесь множество. Сегодня я смастерил себе превосходный мольберт, какого у меня в жизни не бывало, и полку под рабочий стол. В комнате сейчас чисто и уютно, это во всех отношениях удобное жилье. Не знаю, что еще людям нужно от дома. Большую часть дня было облачно, и время от времени шел дождь. Скоро я просто не смогу не писать.

АЛЯСКА, ПОЛУОСТРОВ КЕНАЙ, ЗАЛИВ ВОСКРЕСЕНИЯ, ОСТРОВ ЛИСИЙ

Тридцатое сентября, понедельник

Утро изумительное, ясное и свежее, ветер с севера. Я пообещал Рокуэллу сходить на экскурсию, когда мы отпилим от дерева шесть чурбаков. Работа пошла с ураганной скоростью. Затем я положил в карман сыру, шоколаду и шведского хрустящего хлеба на завтрак, и мы отправились к самой низкой горной гряде в восточной стороне острова. Нам всегда казалось, что это восхождение будет недолгим и легким, пока однажды перед ужином не попытались взять вершину форсированным маршем и только тогда обнаружили, что, несмотря на все усилия, она продолжала оставаться над нашими головами на расстоянии доброго часа ходьбы.

Сегодня, хотя мы и более осмотрительно выбирали дорогу, задача оказалась нелегкой. Приходилось взбираться по каменистым руслам, проложенным весенними потоками, без конца перелезать через завалы деревьев, продираться сквозь заросли ежевики и голубики, все время ступая по сырому и вязкому мху. Все же мы достигли вершины, причем склон на всем протяжении сохранял крутизну. Внезапно деревья кончились. Под ногами был обрыв глубиной четыреста футов. Мы остановились, любуясь открывшимся зрелищем, глядели вниз и вдаль на гладкую поверхность моря, на сказочную страну гор, острых пиков, ущелий и мысов, отбрасывавших на зеленую воду длинные фиолетовые тени. Над снежными вершинами гор клубились облака; в прозрачном воздухе и суша, и море поражали красотой каждой из бесчисленных черточек. Мелкие волны с белыми гребешками вырисовывались на водной поверхности с величайшей точностью и регулярностью, а земля звала на свои гладкие мшистые склоны, в темные заколдованные леса, тихие бухты и укромные долины, приглашала взобраться на стройные пики. Для нас обоих это был памятный час жизни.

ЛИВЕНЬ

Потом мы пошли вдоль хребта на юг по тропинке, протоптанной дикобразами. Она привела нас к высокому холму в восточной части острова между бухтами. Но я решил, что крутой подъем и завалы бурелома будут чересчур утомительны для Рокуэлла. Пройдя немного вперед без него, я вернулся, и мы отправились домой.

По пути присели отдохнуть на склоне горы среди мха и клюквы и вдруг совсем близко увидели большого старого дикобраза, который карабкался вверх. Я обратился к нему на его родном плаксивом наречии, и зверек был, видимо, очень польщен. Он сел, прислушался, затем направился почти прямиком к нам. Пока я продолжал речь, дикобраз после нескольких поправок курса, которые он совершал, садясь на задние лапки и прислушиваясь, оказался наконец в четырех или пяти футах от Рокуэлла. Здесь он снова уселся.

У дикобраза был такой одураченный вид, что мы едва удержались от смеха. Но он почувствовал, что дело не чисто, припал к земле, выпустил колючки, повернулся и побежал прочь. Почему-то мне захотелось еще подразнить его на прощание, я схватил палку, нагнал его и потыкал, собираясь взять у него пару иголок на память. Но тут Рокуэлл поднял такой крик и рев, что мне пришлось бросить эту затею, а потом расточать извинения и объяснять, что я не хотел причинить зла милому зверьку. Рокуэлл любит животных до безумия и ничуть их не боится. Я верю, что он готов испытать свою теорию и попробовал бы успокоить разъяренного медведя поцелуем.

Затем мы пришли домой и отлично пообедали. Я еще попилил дрова и наконец после месяца пребывания на острове впервые ПИСАЛ! Это пустяковый набросок, но неважно, главное, я начал! Ласка вышла из норки и глядела, как я работаю, потом юркнула прочь.

Сороки заглядывают в нашу ловушку и, покосившись на приманку, предпочитают убраться восвояси. Вечер пасмурный, собирается дождь. Неужели надеяться на второй ясный день – значит желать слишком много?

ГЛАВА III

ДОМАШНИЕ ДЕЛА

Первое октября, вторник

Конечно, опять дождь! С утра мы приступили к обычному увлекательному занятию и усердно работали пилой, как вдруг начало моросить. Тогда мы стали писать: Рокуэлл своими акварельными красками, а я маслом. У Рокуэлла много хороших зарисовок окрестностей и предметов, поразивших его воображение.

Хлоп! Пробка из кувшина с молодыми дрожжами ударилась о потолок. В числе сегодняшних работ было также приготовление пива. Хмель, картофель, мука, сахар, изюм и дрожжи – все это сварено, процежено и расфасовано. Сегодня также было создано и подано на стол первое

лисеостровское кукурузное суфле

Рецепт:

Взять два стакана кукурузной крупы (недробленые зерна) и варить неопределенно долгое время в соленой воде (по крайней мере три-четыре часа). Вода должна выкипеть почти целиком. Добавить в отвар молоко и сделать два стакана крема, растворив в нем немного сыру. Смешать с кукурузными зернами и вылить на противень. Посыпать сверху крошками сыра и поставить в печь, чтобы подрумянилось.

Мы предоставляем миру это божественное изобретение при единственном условии, чтобы всякий, кто будет им пользоваться, непременно указывал в меню: "Лисеостровское кукурузное суфле".

Сегодня я еще смастерил для себя дедовское кресло. Удобство этой мебели ничуть не уступает ее красоте.

Каждый день понемногу читаю "Историю ирландской литературы". Еще прочел сагу о Деирдре. (Одна из самых популярных ирландских саг. Красавица Деирдр, просватанная в младенчестве за короля Конкобара и отказавшаяся впоследствии выйти замуж за старика, стала причиной кровопролития.).

Это, должно быть, одна из самых поэтических и гармоничных историй на свете.

Мы здесь настолько мало чувствуем себя связанными с каким бы то ни было временем или цивилизацией, что достаточно вообразить, и мы вместе со всем окружающим превращаемся, во что пожелаем. Рокуэлл сегодня пещерный житель. Вооруженный каменным топором и луком из ольхового прута, на который натянута тетива из тонкого корня, он охотится в первобытном лесу. А я перенесся мыслями в героическую эпоху Ирландии.

Второе октября, среда

Сильный непрекращающийся дождь. Оба художника почти весь день за работой. Рокуэлл добавил несколько новых рисунков в свой альбом диковинных зверей. Мы вымылись, и я постирал белье, скопившееся за предыдущие недели. А вечером явился Олсон с продолжительным визитом. Он хороший рассказчик, и у него нескончаемые запасы историй из собственной жизни. Так и прошел этот день, а дождь по-прежнему монотонно стучит по крыше.

Третье октября, четверг

На рассвете сегодня небо было чистое, в девять набежали тучи, а потом на весь день зарядил дождь. Мы опять занимались любимым делом – пилили дрова, задав себе почти невозможный урок, а в результате перевыполнили его. Потом я немного расчистил заросли с южной стороны дома, чтобы лучше видеть гору, а после обеда мы срубили еще одно большое дерево. Натягивал холст на подрамники и немного писал и рисовал, чувствуя, что ко мне опять возвращается богиня Вдохновения. Потом я быстро набросал пейзаж – тронутое ветром зеленое море с белыми гребешками, розовые горы, белоснежные пики и золотое утреннее небо.

Мы с Рокуэллом не выдержали и полезли на гору по крутому склону. Взбирались все выше и выше, поднимаясь над расчищенным нами участком, и вскоре, оглянувшись назад, увидели внизу залив, озеро и свой мыс, точно на карте. Время от времени нас останавливала какая-нибудь скала или крутой склон, но в конце концов мы нашли путь к вершине поднимавшегося над нами уступа. Там оказалось что-то вроде естественной беседки: круглый бугор, покрытый ковром из мха, был обрамлен кольцом стройных деревьев с гладкими, чистыми стволами, а за ними, казалось, совсем рядом, но на глубине девятисот футов лежало море. Спускаясь, наскочили на дикобраза, с трудом карабкавшегося вверх; немного поиграли с ним, а потом дали ему возможность взобраться на дерево. Олсон сказал бы, что следовало принести его домой на обед. Дикобразы, говорят, очень вкусны.

Перед вечером мы еще немного попилили. Рокуэлл рисовал, и я сделал еще два наброска, один удачный. Вечер перед закатом был даже прекраснее дня. Ради таких вот дней мы и приехали на Аляску!

ДЕНЬ

Пятое октября, суббота

Трудный день, полный мелких дел. Спилил дерево в одиночку, чтобы наказать Рокуэлла за то, что он не занимался чтением. Законопатил восточную, последнюю стену избушки. Писал, пек хлеб и устроил себе приспособление, чтобы с комфортом работать на воздухе. Я сижу на доске, моя палитра – край ящика – закреплена передо мной на этой же доске, а над ней прилажен холст в подрамнике. Рокуэлл принял наказание так близко к сердцу, что перед вечером прочел целых десять страниц из своей книги. Почти весь день сегодня было облачно, но воздух чистый и бодрящий. В книге Ансона о путешествии вокруг мыса Горн отмечается, что хорошая погода в тех местах редко бывает устойчива. Возможно, что это характерно для тех же широт в северном полушарии.

Седьмое октября, понедельник

Вчера я ничего не вписал в дневник, так как, кроме того, что шел дождь, писать было не о чем. "Лёт зверски", без сомнения, записал в дневнике Олсон, то же продолжается и сегодня.

Шторм сейчас даже сильнее.

Ветер налетает на нашу избушку сперва с запада, потом с севера, востока и юга. Поверхность бухты так и кипит под его перекрестными ударами, это явление называется "вуллис". Лодку сейчас должно вертеть и бросать из стороны в сторону, и потребовалось бы много усилий, чтобы противостоять натиску волн. Олсон провел у наемного времени: бедняга томится от одиночества. Когда он здесь, я откладываю кисть и берусь натягивать холсты; тем временем мы болтаем. Рокуэлла радуют эти визиты: все же разнообразие. Он в замечательном настроении и доволен жизнью безгранично. Часами рисует с глубоким увлечением, немного читает и играет, разговаривая при этом вслух.

Мы с ним устраиваем славные битвы, во время которых Рокуэлл нападает на меня со всей силой. Мне приходится из самозащиты возвращать ему удары. Еще мы развлекаемся во время мытья посуды, соревнуясь, кто кого перегонит: мойщик (это я) вытиральщика или наоборот. Рокуэлл доходит до того, что прямо падает от смеха. Но для полноты счастья ему еще требуется, чтобы я его отшлепал. Я хватаю отбивающееся существо и валю его на пол, стараясь одновременно придержать и руки, и ноги, чтобы беспрепятственно с ним расправиться. Делаю я это с некоторой силой, а иногда даже пользуюсь какой-нибудь хворостинкой. Чем больнее, тем больше нравится Рокуэллу, разумеется, до предела, который мы никогда не переступаем.

Таковы наши обычные развлечения. Что до работы, то моя сейчас проходит преимущественно за рисовальным столом. И вчера, и сегодня сделал удачные рисунки. Замыслы теснятся, обгоняя друг друга. Из всех домашних дел почему-то меньше всего хлопот доставляет еда.

Мы живем, как легко себе представить, настолько скромно, что уполномоченный Гувера, наверное, пришел бы в ужас.

(Герберт Кларк Гувер (род. 1874) – реакционный политический деятель республиканской партии США. В 1919 году возглавлял АРА ("Американская администрация помощи") – организацию, созданную якобы для оказания продовольственной и иной помощи странам, пострадавшим от первой мировой войны. Фактически же АРА занималась шпионско-подрывной деятельностью, боролась с революционным движением, укрепляя позиции американского империализма. Рокуэлл Кент иронизирует: их рацион питания на острове столь скромен, что необходима была помощь АРА.)

Вот наше меню:

ЗАВТРАК

(всегда один и тот же)

Овсяная каша

Какао

Хлеб с арахисовым маслом

ОБЕД

Бобы (того или другого сорта и в том или другом виде)

или Лисеостровское кукурузное суфле

или Макароны

или Горох

или Овощное рагу (ячмень, морковь, лук, картошка)

и Картошка или рис и (часто) Чернослив, абрикосы или яблоки (сушеные)

УЖИН

(всегда один и тот же)

Манная каша

Кукурузный хлеб с арахисовым маслом или повидлом

Чай для отца, молоко для сына

Иногда сладкое: тушеные сухофрукты, шоколад

или, когда нас угощает Олсон, сладкая творожная масса из

козьего молока.

Отметим кстати, что и по сей день ни у одного из нас не было ни малейших признаков какой-либо болезни – пребываем неизменно в цветущем здоровье и бодрости.

Восьмое октября, вторник

ДОЖДЬ! А нам все равно. Настроение хорошее. В доме тепло и сухо; много еды, но много и работы.

Лодка Олсона опять до половины полна водой, так что мы перевернули вверх дном и ее, и нашу. Я натягивал и грунтовал холсты и кончил читать "Путешествие вокруг света" Ансона – увлекательная книга. Под конец дня погода немного прояснилась; выглянуло солнце, и мы взялись было за пилу, но тут же ливень загнал нас опять в дом. Надеюсь на хорошую погоду завтра. Но...

Девятое октября, среда

Хорошей погоды по-прежнему нет и в помине, если только ветреный, хотя и пасмурный, исход дня и яркий закат не предвещают перемен. Олсон говорит, что лисицы вечером не хотели есть, а это верный признак перемены погоды к лучшему: будто бы в плохую погоду они едят, а в хорошую воздерживаются от пищи. Утром лил дождь, и мы работали в доме. После обеда общими усилиями оттащили бревна, лежавшие на берегу перед нашей избушкой, поближе к Олсону с единственной целью, чтобы лучше видеть море. Напилили еще немного дров и сложили все, что было заготовлено раньше, в поленницы на зиму. Получилось пятьдесят колодцев, то есть на полтора месяца. Перед вечером я писал и сделал два хороших наброска.

Ночи стали холодными. За последние два дня снег на ближних горах, тех, что напротив, распространился до середины склона. Более высокие дальние хребты побелели уже несколько недель назад. Издали они очень привлекательны, так и тянет взобраться и съехать по гладкому снежному полю. Но вблизи обнаруживаешь непроходимые скалы и трещины, завывание ветра и лютый холод. Рокуэлл сегодня справился со второй своей книжкой "Пещерные жители".

Полночная метеосводка: на безоблачном небе сверкают звезды!

Десятое октября, четверг

Идет дождь! Весь день небо затянуто тучами, но воздух чист и прозрачен. Сегодня все основательно потрудились. Расчищали лес между нашей избушкой и домом Олсона, перенесли большую кучу сучьев с площадки у нашего входа на берег, а вторую, еще более огромную, сожгли. Когда стемнело, костер представлял собой фантастическое зрелище. Толстые сучья горели сильным и ровным пламенем, освещая весь лес вокруг. Даже сейчас под проливным дождем костер еще не погас. Опять немного пилили, всякий раз при этом мы стараемся перекрыть текущий расход дров. Рокуэлл почти весь день работал и, усталый, лег рано. Я еще с часок почитал ему. Он любит слушать стихи.

Мы установили хитроумное приспособление, чтобы поймать сороку, но были посрамлены. Птица побродила вокруг ловушки, оглядывая все умудренным оком, потом сунулась внутрь ровно настолько, чтобы склюнуть приманку, и мгновенно улетела. Я сегодня писал, сделал небольшой хороший набросок, но, когда испробовал свой самодельный холст, оказалось, что нужно грунтовать еще. Работы! Работы!

Одиннадцатое октября, пятница

Сегодня хотели плыть в Сьюард. Было тихо, хотя по временам шел дождь. Олсон предложил отбуксировать нас до Каиновой Головы; но утром, едва мы собрались, дождь разыгрался, и пришлось переждать. Отправились в полдень, но не проехали и полумили, как что-то случилось с мотором. В результате бесславно вернулись на веслах домой. Я вез Олсона с его мотором, а Рокуэлл – нашу собственную лодку. Не будь так поздно, мы, наверное, опять пустились бы в путь.

Наконец поймали сорочонка. Заметив, как он заскочил в сарай Олсона, я мигом подбежал и захлопнул дверцу. Сейчас он сидит в клетке, установленной на специально прибитой к фронтону полочке.

Сорочонок болтлив и злобно клюется. Он еще молодой птенец, и мы надеемся выучить его произносить всякие забавные фразы. Олсон считает, что у этих птиц природная склонность к ругани. Итак, у Рокуэлла наконец появился питомец.

Только бы продержалась тихая погода! Ночь сегодня ясная и звездная, но здесь никогда нельзя рассчитывать на постоянство погоды. Во всяком случае у нас все наготове, чтобы утром отплыть.

Двенадцатое октября, суббота

На острове тихая и приятная погода, а в заливе северный бриз, при котором грести до Сьюарда было бы трудновато. Все же вещи собраны, и мы ждем первой счастливой возможности, чтобы отправиться. Этим утром Олсон очистил от сучьев деревья вокруг нашего дома до высоты десяти – двенадцати футов от земли. Теперь между нами и горным хребтом на той стороне залива только стройные гладкие стволы. Большую часть дня я писал. Холсты мои по-прежнему никуда не годятся, они шероховаты и впитывают краску. Мы сколотили для сорочонка клетку попросторнее, потому что в маленькой он очень метался. Сейчас он вполне доволен.

Рокуэлл сегодня заявил, что хотел бы жить здесь постоянно. Когда вырастет, он приедет со всеми своими детьми и со мной, если я еще буду жив, и поселится тут.

Не пишется и не работается из-за предстоящей поездки в Сьюард. Олсон говорит, что сегодня воскресенье. Я как-то пропустил день.

Тринадцатое октября, воскресенье

(Я придерживаюсь своей хронологии, пока мы не проверим ее в Сьюарде.) На редкость прекрасный день с бешеным северо-западным ветром. Я непременно должен как-нибудь почтить северо-западный ветер, изобразив его на большой картине как воплощение чистой, могучей, бьющей через край жизни, юношеской радости. Он несет на своих крыльях энергию и волю к победе. Мне при помнилось, как в Монхегане (Монхеган – маленький остров в Атлантическом океане штат Мэн, США, где Рокуэлл Кент некогда жил и работал.) в такой вот день, когда, казалось, всякая живая тварь покидает свой дом, нору или гнездо, чтобы упоенно вдыхать чистый воздух, когда с вершины холма человек может окинуть взглядом всю зеленую поверхность моря и очертания берегов и восхищенно погрузиться в созерцание бесчисленных деталей панорамы, различая далеко в море корабли и голубые острова, а на поверхности суши – сверкающие города и такие восхитительные леса и луга, что, несмотря на многие мили, душа переносится туда и с новым восторгом присваивает себе всю эту землю вплоть до самых дальних гор и еще дальше,– и вот в такой-то день выполз из своей берлоги художник и, недовольно поглядывая из-под руки на белый свет, простонал: "Ну как тут писать? Такая четкость, яркость. Ни таинственности, ни красоты". И он полез обратно, этот любитель тумана, дожидаться, когда землю охватит новый приступ болезни.

Сегодня утром сорочонок пел, а может, декламировал:

он издавал горлом странные, довольные звуки, и это в клетке! Все мы, остальные, работали как сумасшедшие, В половине шестого Олсон, остановившись наконец, сказал:

– Что ж, поработали изрядно.

И после этого я еще сделал набросок, спилил и очистил от веток три небольшие елки и потом, поскольку уже стемнело, сготовил ужин.

Но когда же мы поедем в Сьюард? Чемодан уложен. Каждое утро Олсон проверяет мотор. Со временем ведь должен ветер утихнуть. Мы видим, как он проносится мимо нашей бухты, заставляя воду мчаться, как по мельничному желобу. Сегодня он разыгрался и в самой бухте.

Рокуэлл ходил гулять в лес; во время своих экскурсий он наслаждается, обнаруживая козью шерсть на кустах, добираясь по следам дикобразов до их норок. А сегодня он выследил и самого дикобраза. Каждый раз Рокуэлл возвращается с каким-нибудь чудесным открытием и в восторге от своих исследований. Сегодня он упражнялся в письме. Он говорит, что если бы только умел писать, то записал бы удивительные истории, которые видит во сне. Боюсь, что получилось бы многотомное издание.

ВОСХОД

Пятнадцатое октября, вторник

Вчера мы уехали с острова. День был тихий, но облачный, по временам шел дождь. Олсон буксировал нас до Каиновой Головы. Оттуда мы добрались быстро, причем Рокуэлл действовал как заправский гребец, да теперь он и действительно заслуживает это звание. Мы остановились у рыбачьей хижины, где в августе оставили свой испорченный мотор, и забрали его вместе с выросшими здесь несколькими свеколинами и полдюжиной пучков превосходного салата.

К ночи начался сильный дождь с резким ветром с юго-востока. Вечер провели в доме почтмейстера, где я играл на флейте под аккомпанемент дочери хозяина. Дело шло великолепно, и мы до полуночи играли Бетховена, Баха, Гайдна, Глюка, Чайковского, пока нам не стало казаться, что мы у себя дома в добрые старые дни. Потом Рокуэлл в полусне выпил стакан молока с куском абрикосового пирога, и мы отправились домой, унося с собой две банки варенья из дикой смородины. Я перечитал полученные письма и улегся. Но шторм к этому времени так разошелся, что беспокойство за судьбу лодки мешало мне уснуть. В конце концов я встал, оделся и спустился к морю.