Текст книги "Ведьмак (пародия)"
Автор книги: Rokhan Rider
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)
2. Геральт и Йеннифэр
"...И сказал тогда эльф Акваллак'х ведьмаку, у стены с фиолетовым бизоном сидючи:
–Было бы наивностью великой почитать, что вы, D'hoine, что-то не раздолбаете. Ибо раздолбаете вы все!
И ответил ему ведьмак:
–Так на то и поговорка есть у нас, людей: не откладывай на завтра то, что можно раздолбать сегодня."
Хлюстус де Свинтус, академик Оксенфуртского Университета, кафедра свистологии. «Исторические записки», том 1, «Житие Крутого Геральта».
Комья грязи летели из-под копыт мчавшейся Плотки. Геральт нещадно пришпоривал кобылу. Йеннифэр! Фиалковые глаза, звезда на черной бархотке, запах сирени и крыжовника... Геральт помнил ее иссиня-черные волосы, натуральные локоны, ее брови, чудесно неправильные, когда она смывала уголек, которым подрисовывала их днем, ее талию, тонкую и гибкую, подчеркнутую чрезмерно стянутым пояском. Он помнил прекрасное, гордое лицо, шелковую кожу, милые истерики, нежную брань, ласковые подлянки... Если только Дийкстра посмеет!... Если только он посмеет тронуть хоть волос на ее голове, он пожалеет. Рано или поздно, но он очень сильно пожалеет об этом! Дийкстра, первый Министр Редании, «серый кардинал»... Зачем ему Йеннифэр? Кто ее вообще, кроме закаленного в боях ведьмака, может выдержать? «Ему нужен я,»-подумал Геральт,-"Он ищет меня, но пока может излить свою жажду мщения и на Йен. Ты ждешь меня, Дийкстра? Ну что ж, я иду!" Лошадь во весь опор неслась по раскисшей дороге, плащ ведьмака летел за нею по воздуху как крылья.
Йеннифэр не оказалось по тому адресу, который был указан в велерадовой записке. "Переехать они изволили, Ваша милость!"-ответила рыжая рябая служанка на вопрос ведьмака,-"Вот уж неделю как их светлость, чародейка госпожа Йеннифэр, вещи собрать изволили, да и уехали." "Куда? Может, она говорила здесь кому-нибудь?" "Да нет, никто и не спрашивал. Все так рады были..." На обгорелых бревнах соседского дома уныло сидел сосед, превращенный в корову.
–Эй, мужик!-окликнул он Геральта,-Огонька не найдется?
Ведьмак помог ему закурить.
–Спасибо, братан, подсобил!-сосед затянулся,-А то знаешь, как трудно держать сигарету копытом? Эх, мать честная, надо успеть прежде, чем доярка придет! Опять орать будет, что молоко куревом пахнет. Хорошо еще, та стервь меня в карпа не превратила... Хрен тогда покуришь.
Ведьмак медленно начал доставать меч. Сосед в образе коровы испуганно вытаращился и одним махом перескочил через остатки забора. Геральт сунул клинок назад в ножны и вскочил в седло. Он знал, что найдет ее. Когда Йеннифэр пропала в прошлый раз, тоже казалось, что уже нет надежды, пока безошибочное чутье не привело ведьмака в рыбацкую таверну.
Там его внимание сразу привлекла могучая особа цвета старого кирпича, одетая в вытертый до блеска камзол из нарвальей кожи – рыбачка с Островов Скеллиге. Вокруг особы сидела изрядная компания местного кабацкого сброда и с интересом внимала.
–...Ну, значицца, слушайте дальше,-вещала кирпично-вытертая тетя, отхлебывая тормозную жидкость из чего-то, выломанного из тормозной системы "Запорожца",-Приплыли мы на устричную отмель, выбираем сети, и вдруг Гудрон, Стурлихина дочка, как взвизгнет во весь голос! У меня аж ухи заложило, а Бензол, Унина дочка, вааще за борт навернулась. Ну, и Мазут перепугалась, потому как уж больно визг был громкий. Глядим, а там летит чегой-то по воздуху, да не птица! У меня сердце аж захолонуло, потому как я сразу подумала, что чародейка какая... добро б выворотень али гриф малый. Но это черное чудо тем часом хлюсть в воду! Да прям в наши сети – шмыг! Запуталося в сетях-то и барахтается, быдто тюлень какой! Тогда мы кучей, сколь нас было, за сеть и давай тягать энто на палубу! Что, думаю, за хрень такая? Одна из баб наших кричит: "Восьминог!", другая "Камбала!" Да только, думаю, какой ж тут восьминог? С виду-то, вроде, и похоже, но уж больно стреляет синим, верещит, да курвится с угрозами всякими. И, понятно, не камбала энто. У ее, чувырлы той, хоть оба глаза и на одной стороне были, а кто ж когда видал камбалу, чтобы так материлась? Ужо как я-то сильна по энтой части, а таких выражениев не составляю – образованье не то!-мускулистая рыбачка многозначительно посмотрела на пустую железяку от "Запорожца", давая понять, что кто-то из слушателей должен был бы уже поставить рассказчице еще выпивки.
Геральт опередил дюжего матроса, вздумавшего поухаживать за островитянкой и подсовывавшего свой флакон одеколона, и налил для дамы в свою галошу чистый спирт. Рыбачка с Островов Скеллиге воодушевилась.
–Ну,-продолжала она,-Думаю, может, угорь то костяной, ан нет! Из сети-то шипит, пар идет, и воняет – страсть, хоть с баркаса в море прыгай! Нешто угорь так напакостить может? Нет, говорю, чародейка энто! И верно: чаровница Йеннифэр из Венгерберга там оказалась! Не то, сказывают, цунами включила и вот, принесло ее в наши сети, да на нашу голову. Лежит, понимаешь, сама в сетях, шипит, ругается, дымы цветные пущает, да ужас как опасно волшебствует. И разъярена-то так, что и сказать нельзя! Ну, я думаю: никак лопнет сейчас со злости-то, все забрызгает, а нам потом баркас отмывать! А во рте ее – лосось, в котором, чтоб я так здорова была, сорок два с половиной фунта весом, не мене...
Никто из слушателей не комментировал и не выражал недоверия, хотя факт поимки лосося такого поразительного размера не помнили даже самые старшие из них.
–Ее звали Йеннифэр?-тут же переспросил ведьмак,-Где она сейчас?
–Погодь!-недовольно оборвал его матрос, подносивший одеколон,-Как она чего говорить-то могла с лососем во рте?
–Как, как!-рыбачка Скеллиге недоверчиво покосилась на человека, не понимающего элементарных вещей,-Ясно, что она сперва не говорила, мычала только. А потом как энтим вшивым лососем в меня плюнула, я чуть с баркаса в море ко всем чертям не слетела!-дама показала руку в гипсе,-И грозит, значицца, и чародействует, всем нам обещает, что мужья нас бросят, помидоры наши завянут, да белая горячка одолеет. Муж-то ладно, лет десять уж жду, кто б на моего болвана позарился, да все без толку. Но вот остальное...
Народ неодобрительно покивал и поворчал с пониманием – знаем, мол, этих чародеев! По кругу пошел большой кувшин с пивом. Служанка принесла еще громадную миску зелени и стопку рыбных консервов.
–И что ж вы делать-то стали?-испугано спросил кто-то.
–Что, что! Знамо дело, Мазут, Каренина дочка, подцепила сеть багром, а я здоровой рукой, веслом – бац, бац! И в трюм ее, а потом вместе с рыбой на завод сдали!
Геральт рванулся вперед. Он отпихнул руку местного спеца по починке сетей от большой банки рыбных консервов, схватил эту банку и, невзирая на малоцензурные протесты труженика моря, открыл ее. И по всей таверне разлился запах сирени и крыжовника. Вместе с запахом из банки с надписью "Бычки в томате" посыпались смачные угрозы разнести в пыль эту паршивую таверну, вонючий рыбный завод и вообще потопить весь архипелаг Скеллиге. Посетители с грохотом рванули в двери и окна, разбив вдребезги стекла и опрокинув мебель, а Геральт остался у стола, радуясь, что нашел возлюбленную. Поэтому и сейчас ведьмак не терял надежды.
Но в этот раз все было гораздо хуже. Их ссора, ее поспешный отъезд... Геральт стоял и смотрел, как Йеннифэр собирает вещи.
–Ты думаешь, я тебя прощу? Никогда не прощу!
–Йен...
В саквояж летели кисточки из тонкого волоса: большие – для напудривания лица, маленькие, которыми она накладывала помаду на губы, и совсем малюсенькие – для краски, которой она чернила брови и ресницы. Щипчики и серебряные ложечки. Баночки и скляночки из фарфора и молочно-белого стекла, содержащие, как он знал, эликсиры и мази с такими таинственными ингредиентами, как мандрагора, антимоний, красавка, драконья кровь. Концентрированный яд гигантских скорпионов Йеннифер могла вырабатывать сама, когда очень сердилась. Геральт никогда не спрашивал, сколько же ей лет, и не могла ли она быть той самой неуклюжей повитухой, которая в свое время уронила его вниз головой. Однажды в музее ему показали кости динозавра, который умер от разрыва сердца, получив по морде обсидиановой звездой на черной бархотке. Магическое искусство позволяло в несколько раз продлевать жизнь и молодость, и чародейки, пользуясь специальными препаратами, выглядели лет на 25-30, по возрасту давно заткнув за пояс слоновых черепах. Геральт смотрел, как убывала батарея флакончиков на трельяже. Этикетки мазей гласили: "Чтоб не сыпалась труха", "От старческого маразма", "Лосьон для чистки особо чувствительных музейных экспонатов", "Чтоб седина не била в бороду, а бес – в ребро". Большая шкатулка с надписью "Набор юного реставратора" тоже исчезла в саквояже. А надо всем этим витали ароматы сирени и крыжовника – благовоний, которые Йеннифер употребляла всегда. Геральт не хотел думать о том, что завтра уже не будет этих запахов.
Не будет громких воплей по утрам, когда чародейка каталась по полу коммунальной кухни вместе с очередной соседкой, вцепившись друг другу в волосы. Ведьмак всегда незаметно перешагивал через дам, и шел дальше в ванную: Йеннифер не любила, когда кто-либо вмешивался, даже если соседка оказывалась сильнее. Чародейка не терпела одолжений. Геральт любил издали смотреть, как его возлюбленная, задумчиво нахмурив прекрасное лицо, кидает булавки в суп сапожника, снимавшего комнату сверху. Потом, немного отойдя от плиты, она обычно начинала мурлыкать заклинания, от которых в других кастрюлях заводились пираньи и миниатюрные крокодильчики. Теперь все это прервалось, неизвестно, как надолго.
Не будет ее ласк, ее заботы. Геральт помнил, как однажды по долгу ведьмачьей службы принял бой со стаей мутировавшей моли. Он вернулся домой совершенно голым, ступая босыми ногами по сугробам (проклятая моль сожрала даже кожаные сапоги.) Йеннифэр нежно завернула ведьмака в теплое одеяло, бережно сняла с ушей сосульки, стерла с носа иней.
В тот роковой день, день их расставания, Геральт принял восхитительную ванну: чародейка резко раскинула руки, выкрикнув заклинание, и в раскрытое окно сразу повеяло насыщенной морской прохладой. Створки дрогнули, и в комнату со свистом ворвалась зеленая, собранная в неправильной формы шар водяная пыль. Лохань запенилась волнующейся, бьющей о края, плещущей на пол водой.
–Ну как?-спросила чародейка.
–Прекрасно!-Геральт потрогал пальцем морскую воду,-Только убери, пожалуйста, отсюда двух акул и этого обалдевшего водолаза.
–Черт!-выругалась Йеннифэр,-Извини, не заметила.
Судорожно раскрывающие зубастые пасти рыбины и дрыгающий ногами аквагангист поднялись в воздух, зависли на секунду и вылетели обратно в окно.
–Ма-а-а-ма!-прозвучал снаружи хриплый вопль.
–Зачем ты так, Йен? Это все-таки седьмой этаж!
–А ну его!-отмахнулась чародейка, расчесывая ресницы специальной щеточкой,-Будет смотреть в следующий раз, где плавает.
Двух акул, угодивших по ошибке в порцию взятой из моря воды, Йеннифер закинула в комнаты дома напротив. Она знала, где любимые соседи сейчас принимают ванны. Геральт с наслаждением вымылся. Утро было чудесное, ничто не предвещало бурю.
–Как дела со вчерашним заказом?-благожелательно поинтересовалась возлюбленная.
–Да никак,-махнул рукой ведьмак,-Жлобы деревенские! Я ихнего солтыса спрашиваю: "Это что же, мне в вашу паршивую каменоломню всего за 200 линтаров лезть?" А этот гад мне: "Да там делать нечего! Всего-то два полудохлых куролиска и минотавр!" "Да что ты говоришь!"-отвечаю,-"А если у твоих куролисков птичий грипп?" А он мне: "Ладно, кикимора с тобой, еще три линтара!" "Шутишь,"-говорю,-"А если у минотавра коровье бешенство?" Тут он как заорет: "Не дам я тебе больше ничего!! Нема у них гриппа и бешенства! У нас в колхозе все животные с прививками!" Пусть идет в баню, Йен, со своим ограниченным бюджетом.
Йеннифер усмехнулась, извлекла морскую воду из лохани, превратила ее в напалм и тоже отправила кому-то в окно.
–Черт побери, Йен,-захохотал ведьмак,-Могла бы откинуть и подальше.
–Могла,-буркнула она,-Да не хотела.
С улицы раздались ругательства – что-то по поводу чародеек общего пользования. Йеннифер в ярости рванулась к окну. Геральт знал, что она хочет сделать, и мягко удержал ее за руку.
–Не надо, Йен, это всего лишь Истредд. Из ревности. Я ж ему говорил, что лучше меня никого нет, а он не поверил... В общем, не напускай чуму на этот паршивый городишко, а то когда там повымрет половина, точно введут карантин, и я не смогу уехать в Новиград.
Чародейка, вроде, успокоилась и вернулась к баночкам с кремом и прочей косметике. А потом началось. Йеннифер внезапно отложила щеточку для ресниц, встала от трельяжа и повернулась к Геральту:
–Это ты пригласил на нашу свадьбу Борха Три Галки и бадью с зерриканками?
–Нет, – покачал головой ведьмак, от души радуясь тому, что мутация кровеносных сосудов лишила его возможности краснеть, – Не я. Подозреваю, что Лютик, хотя они все утверждают, что о свадьбе узнали из магических кристаллов.
–Я не желаю, чтобы весь этот комплект присутствовал на моей свадьбе!
–Почему? Они ведь наши друзья.
–Не делай из меня идиотку, ведьмак! Все знают, что ты с ними спал!
–Неправда!
–Правда!
–Неправда!
–Правда!
–С бадьей? С бадьей нет!
Фиалковые глаза Йеннифэр опасно прищурились. Две гремучие змеи, возникнув из ниоткуда, обвили шею ведьмака и нежно, но требовательно зашипели в оба уха, демонстрируя ядовитые зубы.
–Ну ладно, – Геральт со злостью отвернулся, – Правда. И что с того?
С минуту чародейка молчала, поигрывая обсидиановой звездой, приколотой к черной бархотке.
–Ничего, – сказала она наконец, – Но я хотела, чтобы ты признался. Никогда не пытайся мне лгать, Геральт. Никогда.
Гремучие змеи на плечах ведьмака превратились в две большие конфетки. Геральт в ярости запустил ими в мусорную корзину.
–Я не нуждаюсь в твоих указаниях, какие оргии мне посещать, а какие нет!-крикнул он.
Не надо было этого делать. Голос Йеннифер стал ледяным:
–Значит, Йоля, Трисс, та костлявая студентка-медичка, нимфоманка Фрингилья, Ренфри-Сорокопутка...
–Перестань,-виновато поморщился Ведьмак,-У тебя не хватит пальцев, Йен.
Чародейка, сидя в кресле, загибала пальцы уже на ногах:
–Глазок, эта писклявая шансонетка, три полуэльфки и старушка-кикимора из борделя "Пассифлора", две зарриканки гуртом, золотой дракон, упырица...
–Неправда!!-завопил Геральт,-У меня с ней ничего не было! И вообще, с каких это пор ты, Йен, стала так ревнива?!
–Не было! Как бы не так!-вскинулась Йеннифэр: она ненавидела, когда ей перечили, и легко начинала буянить без особого повода,-Ты проторчал с этой красноглазой стервой всю ночь один на один в темной гробнице! Вас нашли, лежавших в обнимку, а одета эта девка была только в свою собственную шевелюру!
–Это моя работа, Йен! Да это ж чудовище, она ж меня чуть не загрызла, я...
–Ах, работа! Да, конечно,-чародейка издевательски усмехнулась,-У тебя всегда были странные вкусы по части женщин, Геральт.
–Пожалуй,-не выдержал ведьмак,-Взять хоть тебя!
Вот это был уже конец. Фиалковые глаза Йеннифэр сверкнули фиолетовым пламенем. Такой ведьмак видел ее только единожды: когда как-то раз упился в тряпочку и стал приставать к эльфу Акваллак'ху, называя его княгиней Анарьеттой. Далее была совсем безобразная сцена, ибо нежная душа, поэт Лютик, тоже пребывавший под мухой, подскочил к Геральту и начал бить его лютней по голове из горячей ревности, за что был немедля сунут физиономией в пунш. Эльф Акваллак'х, чьих интеллектуальных способностей хватало обычно только на то, чтобы, увешавшись блестящими безделушками, малевать на стенах бизонов и пороть разную чушь, наконец, что-то заподозрил и с диким визгом полез от них обоих на шкаф. И тут в залу вошла Йеннифэр: ее глаза горели беспощадным фиолетовым огнем точно так же, как и сейчас.
–Я не желаю более ни минуты оставаться в твоем доме, Геральт!
Эльфа Акваллак'ха стрясали со шкафа четыре часа.
3. О зловредном Дийкстре
«...вот зачем ведьмаку с евойной чародейкой чучело единорога нужно было. Все как есть подглядел допплер, что стоял в вертепе их, оным единорогом прикинувшись! А посему, решайте сами: ни есть ли ведьмаки да чародеи навождение адское? Ибо непотребство сие не для людей, детей божьих и человеческих, а лишь для мутантов в пробирке выведенных, что до сих пор из чашки Петри едят, да спят в термостате! А зачем исчадия ведьмаковские в библиотеки ходят, мне и молвить-то соромно! Думаете, книги читать? Щас! Даже более того скажу: вот свидетельства ведьмака самого, Геральтом именуемого, о делах тех гнусных и богомерзких – „...Геральт вспоминал приятные моменты, проведенные с чародейкой на крутой крыше, в забитом пылью скворечнике, в запущенной стиральной машине (режим кипячения и отжима), в собачьей будке, ядерном реакторе, ковше копающего экскаватора, в стойке на ушах на макушке Останкинской телебашни, причем чужой, в бочке во время спуска с Ниагарского водопада и в кабинете главврача психиатрической больницы.“...»
Аноним, Ведьмаков Хулитель, Хуление Первое, «Сказание о Геральте Отмороженном».
Первый министр Редании, «граф» Дийкстра, нервно барабанил пальцами по столу. Вторая рука министра была в гипсе, изящная «шапочка Гиппократа» вкупе со всеми прочими повязками и наклейками закрывала большую часть его головы и опухшей физиономии. Нога министра, тоже вся закованная в гипс до бедра, торчала над столом, поднятая к потолку с помощью гири-противовеса. От услуг реанимации «граф» гордо отказался. Кроме того, он велел вздернуть на воротах троих гробовщиков (остальные разбежались) из числа тех, что занимали к нему очередь и устраивали потасовки под окнами за честь оказать столь важному человеку последнюю услугу.
Дийкстру хорошо знали и трепетали его. Как говорил некий его подчиненный, ныне проводивший отпуск на лесоповале: "В кабинете этого типа все стулья напоминают электрические." Хотя знающие люди любили называть "графа" супершпионом, определение "начальник внешней и внутренней разведок" подошло бы ему гораздо лучше. Первый министр Редании стоял во главе огромной и профессионально организованной сети шпиков, опутывавшей как его собственную, так и другие страны. Сейчас перед Дийкстрой в угодливом поклоне согнулся его лучший агент. Как и все особо важные агенты, он был засекречен до самой немыслимой степени. Никто, даже автор романа, пан Сапковский, не знал ни его имени, ни вообще об его существовании. А потому на страницах книги вы нигде этого персонажа и не найдете. Не знает имени лучшего шпиона и автор пародии, и по этой самой причине суперагент "серого кардинала" Дийкстры будет носить прозвище, которым его дразнили соседские дети. Бедная малышня понятия не имела, с кем связывается, и весело орала ему вдогонку:
"Старый тощий Марабу
Целый год лежал в гробу!"
–намекая, вероятно, на малопривлекательную внешность данного субъекта.
–Я весь внимание, господин Первый министр! Чем могу служить Вашей светлости?
–Я думаю, ты и так знаешь, старый прохвост, зачем я тебя вызвал!-Дийкстра недовольно посмотрел из бинтов одним глазом. Под глазом красовался большой фингал,-Почему до сих пор нет никаких результатов, Марабу?
–Но, господин Первый министр, Вы же только сегодня утром дали нам это задание! Как только Вы миновали состояние клинической смерти и велели перенести Вас на Ваше рабочее место...
Дийкстра поморщился: час назад он приказал повесить двоих придурков, которые внесли его в кабинет ногами вперед. Из-за этого собравшиеся на совещание подчиненные тут же со стонами и вздохами полезли доставать из-под стульев кладбищенские венки, чем несказанно Дийкстру разозлили. С воплем "Не дождетесь!" Первый министр запустил в них костылем и разбил большое зеркало.
–Мне нужен этот человек, Марабу!-"граф" стукнул здоровым кулаком по столу,-Мне нужен этот собачий сын, этот охотник на трансгенных кур, этот ведьмачий подкидыш! Это же он так меня отделал! Если ты и твои бездельники его не достанете, я с вас три шкуры спущу!
Лучший агент чуть отступил назад и поежился: Первый министр Редании за время своей болезни приобрел привычку ни с того ни с сего бить по морде штативом от капельницы.
–Мы сочувствуем Вашему несчастью и прикладываем все усилия, дабы найти и покарать...
–Заткнись!-огрызнулся Дийкстра.
Он с мрачной миной рассматривал большой портрет короля Ковира с супругой, за каким-то чертом присланный оным королем в подарок. Эстерад Тиссен был изображен поправляющим свою кармазиново-горностаевую шапо, которая слегка сползла ему на нос. Верная супруга Эстерада, ее величество королева Зюлейка, нежно чистила ему его парчово-изумрудное туфлё, а миловидная служанка протирала резные стуло и столо. На коленях короля лежало пушисто-серое кошко, по полу бегало противное мышко. Семейная идиллия. Дийкстра поморщился. "Вот ведь паршивец!"-завистливо подумал он,-"Сидит там в своем драном Ковире, и горя ему мало!" Суперагент Марабу тихо прокашлялся и осторожно продолжил:
–Мы проверили три крупных постоялых двора, четыре мелких, рынок, порт и вообще все общественные места в городе, кроме постели чародейки Йеннифэр – ее мы просто не успели проверить. Это, знаете ли, может быть иногда чревато, если прийти без приглашения. Но мы обязательно проверим ее, там обычно в это время суток бывает очень людно и...
Первый министр Редании подался вперед:
–Йеннифэр из Венгерберга в городе?
–Да, господин Дийкстра.
–Так что ж ты тут стоишь, болван, как памятник собственной глупости?! Собирай людей и быстро к ней!
Через пять минут "графа" уже ждала позолоченная инвалидная коляска, запряженная его лучшими шпионами, четыре взвода гвардейцев с алебардами в качестве охраны и еще какое-то число солдат для оцепления. Группа захвата выехала в сторону квартала Больших Фуфлонов, где жила магичка Йеннифэр. Впереди шагал агент Марабу, стоически несший гирю-противовес от министровой ноги.
...Поясок Йеннифэр лежал поперек туфельки на высоком каблуке. Туфелька покоилась на белой рубашке с кружевами, а белая рубашка – на черной юбке. Один черный чулок висел на подлокотнике кресла, выполненном в форме головы короля Демовенда. Другой черный чулок Геральт обычно находил у себя в супе. Ведьмак подумал, что вторая туфелька, по всей логике, должна была бы валяться в холодильнике, но тут заметил ее в аквариуме с золотыми рыбками.
–Оставь,-лениво сказала чародейка,-Бедные крошки давно не ели. Я все забываю их покормить, руки не доходят.
Ведьмак задумчиво смотрел на ополоумевших рыбок, которые зубами рвали туфлю на части, вися на ней, словно бульдоги. Он разжал пальцы, и мокрая туфля с несчастными животными плюхнулась обратно в аквариум. Сама чародейка лежала в постели и подравнивала ногти пилочкой.
На люстре висел черный кафтанчик, на уличном фонаре за окном гордо покачивался лифчик. Геральт вздохнул. Йеннифэр любила раздеваться быстро и с размахом. Придется мириться с этой привычкой. Другого выхода нет. Комната носила следы и предыдущих раздеваний – лысину бюста гипсового философа Никодемуса де Боота украшали колготки; похоже было, будто у почтенного ученого выросли две черные косы. Рыцарь, лежавший под одеялом рядом с Йеннифэр, продолжал пялиться на Геральта как солдат на вошь. Он был одет в бледно-сиреневые кальсоны в цветочек и тяжелый шлем с гербом и золотыми финтифлюшками. На полу комнаты валялась подозрительно большая груда барахла: железные панцири, кожаные доспехи с заклепками, кольчуги, бархатные кафтаны с блескучими побрякушками, парчовые штаны, крестьянская одежда из некрашенного льна, костюм пожарника, мечи, кистени, корзины, сумки и прочее. Барахлом была увешана вся мебель; в углу стояла куча алебард. На одной из них болталась шапка с беличьим хвостом. Ведьмак чуть не упал, споткнувшись о чей-то ящик плотницких инструментов, кроме того, на Геральта больно брякнулась большая малярная кисть. Рыцарь рядом с Йеннифэр громко засопел носом, продолжая сверлить пришельца взглядом исподлобья.
–Может быть, он все-таки уберется отсюда?-спросил Геральт,-Или я сильно не вовремя, Йен?
Рыцарь подскочил в кровати и врезался шлемом в стоящее рядом чучело единорога. Из чучела пошла пыль.
–Грязный мужик! Хам! Как смеешь так говорить с потомственным дворянином?!
Геральт не удостоил благородного соперника ни граммом внимания:
–Приятно снова встретиться, Йен,-сказал он свободно. И тут же почувствовал, как улетучивается возникшее было между ними напряжение.
–И верно,-улыбнулась она.
Ему казалось, что в этой улыбке было что-то вымученное, но уверен он не был.
–Весьма приятная неожиданность, не отрицаю. Что ты тут делаешь, Геральт? Ах... Прости, извини за бестактность. Ну конечно, то же, что и все. Просто ты поймал меня, так сказать, на месте преступления.
–Я тебе помешал.
–Переживу,-засмеялась она,-Ночь еще не кончилась. Захочу, увлеку другого. У меня их тут большой запас.
–Жаль, я так не умею. Недавно, по дороге к Фолтесту одна увидела при свете дня мои жабры и сбежала,-сказал Геральт, с большим трудом изображая равнодушие. Список вещей, к которым ему предстояло привыкать, казался бесконечным.
–Ничего, найдешь еще какую-нибудь, не волнуйся... Ты же уже без жабер.
–Пусть этот голожаберный холоп и катится искать себе какую-нибудь воблу горячего копчения!!-заревел рыцарь в шлеме и сиреневых кальсонах. Он был вконец разъярен вторжением ведьмака и невниманием к собственной аристократической персоне,-Прекрасная госпожа Йеннифэр, позвольте я вышвырну его из...
Чародейка повернула голову, и рыцарь мгновенно сник под ее взглядом температуры жидкого азота.
–Йен, это чучело само найдет здесь дверь, или ему и окна хватит?-спросил Геральт, устало опускаясь в большое кресло в стиле барокко.
Кресло взвизгнуло, захохотало от щекотки и, выскочив из-под ведьмака, побежало по комнате, часто перебирая полироваными лапами. Потому что это было вовсе не кресло, а превратившийся в него допплер по имени Дуду. Ведьмак крепко треснулся задом об пол, а рыцарь грубо и довольно заржал.
–Поделом тебе, хам!-потомок старинного рода решительно откинул одеяло и встал,-Я не знаю, кто ты такой, мерзавец, и почему пользуешься особым расположением блистательной госпожи Йеннифэр из Венгерберга, но это меня и не интересует! Рыцарь Булькенбрюхх фон Будке из Трахтеншвайна не из тех, кто молча терпит оскорбления! Изрублю в лапшу, как паршивого пса! Где мой верный Дюрандаль?!
И рыцарь начал словно бульдозер раскапывать груду оружия и доспехов, пытаясь найти свои причиндалы.
–Где мой меч, черт побери?!-орал он.
–Твой меч, обормот, я выкину тебе вот в это окно. После того, как ты вылетишь в него сам,-ответил Геральт.
Лицо рыцаря пошло красными пятнами. Ошалев от нового оскорбления, Булькенбрюхх выхватил из кучи первый попавшийся клинок и ринулся на ведьмака:
–Быдло, сын подзаборной девки!-орал дворянин.
–Положи мою саберру, D'hoine!-холодно сказал кто-то из-под одеяла,-Хочешь украсить своими мозгами здешнюю мебель – ищи свою железяку.
Ведьмак принял фехтовальную стойку. Рыцарь Булькенбрюхх фон Будке, словно пантера, начал подбираться к нему, держа меч наготове. Кресло-допплер подскочило и пронзительно завизжало так, что у всех заложило уши:
–На по-о-о-мощь! Убива-а-а-ют!!
Йеннифэр отложила пилочку для ногтей и вытянула кресло выбивалкой по сиденью.
–Заткнись, невротик!-велела чародейка.
–Но я покойников боюсь!-жалобно заныл допплер, вздрогнув, как побитая лошадь.
Рыцарь Булькенбрюхх рубанул Геральта с размаху сверху вниз, ведьмак отскочил, а рыцарский меч под корень срубил торшер.
–Вы че, ошалели?-из-под одеяла вынырнула круглая бородатая физиономия с растрепанными черными патлами,-Нашли место обиды выяснять! Подите вона на улицу, там и рубитесь, сколько вашей оскорбленной чести угодно! А мы сюда за делом пришли! Булькен, кончай!
–Сейчас, сейчас я его кончу!-брызгал слюной Булькенбрюхх, атаковавший Геральта, сверкая сиреневыми кальсонами,-Много времени не займет!
Ведьмак отразил удар сбоку, увернулся и дал рыцарю хорошего пинка. Булькенбрюхх фон Будке, сокрушая все на своем пути, отлетел на изрядное расстояние и с размаху сел в аквариум с золотыми рыбками и туфелькой. Вода, рыбы и водоросли хлынули на паркет, рыцарь, громко матерясь, попытался вскочить, но его зад прочно застрял в тесном аквариуме.
– Так,-сказала вдруг Йеннифэр,-Выметайтесь отсюда. Все. Кроме Геральта.
Раздались обиженные возгласы, едкая ругань, и из постели чародейки вылез бородатый начальник новиградской стражи, перепуганный пожарник, пятнадцать солдат Реданских Вспомогательных Арбалетных частей, любимая собака начальника новиградской стражи, сонный маляр, четыре военнопленных нильфгаардца в кандалах и один еще в плен не попавший сержант войск Эмгыра при алебарде, гном Шуттенбах с гармошкой, долговязый белобрысый кметь с козой, два странствующих рыцаря, один упитанный тимерский полковник в подштанниках с государственным гербом в виде лилии, дюжина бандитского вида типов без определенных занятий, три в стельку пьяных солдата тимерской тяжелой конницы верхом, которые едва держались в седлах и невнятно пытались выяснить дорогу на Соден, музыканты и трубадуры, акробат, профессиональный игрок в кости, два пророка – из них один фальшивый, скульптор по мрамору, взвод бойцов Национально-Освободительного Движения Скоя'таэлей, а также дрессировщица крокодилов с питомцем и светловолосый, вечно пьяный медиум женского пола, которые забрели сюда явно по ошибке. Допплер смиренно стоял рядом, поскольку, когда он в свое время попытался влезть под одеяло в образе кресла, его вышвырнули вон. Дуду не без оснований опасался, что если он примет свой естественный облик, его вообще убьют, а чародейка Йеннифэр наложила на него блокаду, не дававшую превратиться во что-то другое, ибо решила, что кресло ее сейчас больше устраивает.
–Ну?-с царственным высокомерием спросила Йеннифэр,-Это все?
–Нет, госпожа чародейка, не все!-неожиданно вежливо отозвался один из типов без определенных занятий, вперившись в кровать цепким взглядом опытной охотничьей собаки.
Прятавшийся под одеялом человек, надо отдать ему должное, был ловок и хитер. Менял место быстро, а двигался так тихо и скрытно, что любой дал бы застать себя врасплох. Любой – но не Бореас Мун.
–Вылезай, человек!-завистливо крикнул он, стараясь придать голосу уверенность и грубость,-Хитрозадый нашелся, всех выперли – значит, и тебе здесь не место! Я тебя вижу. Вон ты где!
Одна из самых больших складок на одеяле пошевелилась и приняла форму человека. Делая вид, будто небрежно опирается на локоть, Бореас положил руку на держало лука.
–Я не бандит,-глубоким голосом сказал мужчина, который маскировался под гору одеял,-Я пилигрим. У меня нет дурных... эх-эх-эх...
