Текст книги "Вариант Единорога (сборник)"
Автор книги: Роджер Джозеф Желязны
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)
– Просто мне удалось расслабиться. Хочешь сыграть еще?
– Может быть, немного попозже. Расскажи мне о барах.
Так Мартин и сделал.
– А как на тебя действует пиво? – спросил он.
– Все немного в тумане. Но я в норме. И в третьей партии тебе не поздоровится.
Гренд выполнил свое обещание.
– Для человека ты играешь неплохо. Совсем даже неплохо. Придешь сюда в следующем месяце?
– Приду.
– Хорошо. Принесешь еще пива?
– Если хватит денег.
– Ага. Тогда в следующий раз прихвати с собой гипс. Я оставлю хорошие следы, а ты сделаешь с них слепок. Насколько мне известно, за них дают неплохие деньги.
– Постараюсь не забыть.
Мартин поднялся на ноги и собрал шахматные фигуры.
– До встречи.
– Чао.
Мартин еще раз навел порядок в баре, привез рояль и посыпал пол опилками. Приготовил бочку со свежим пивом. Развесил на стенах рекламные плакаты и жуткие старые картины, которые купил за бесценок в магазине у старьевщика. Расставил в нескольких стратегических местах плевательницы. Закончив, уселся у стойки и открыл бутылку минеральной воды. Он сидел и слушал, как стонет и жалуется ветер из Нью-Мексико и как в оконные стекла стучат песчинки.
«Неужели, – подумал Мартин, – во всем мире останутся лишь подобные звуки, когда Тлингель найдет способ помочь человечеству покончить с собой, или – тревожная мысль – те, что придут вслед за людьми, превратят планету в нечто, напоминающее мифическую Страну Утренней Зари?»
Некоторое время эти мысли не давали Мартину покоя. Потом он поставил позицию, которая получилась после того, как черные пошли пешкой на d6. Когда же он обернулся, чтобы прибрать на стойке бара, то заметил на посыпанном опилками полу цепочку изящных следов маленьких копыт.
– Добрый вечер, Тлингель, – сказал он. – Что пожелаешь?
На этот раз единорог возник без каких бы то ни было пиротехнических эффектов. Он подошел к бару и положил одно копыто на стойку.
– Как обычно.
Пока Мартин наливал пиво, Тлингель осмотрелся.
– А здесь стало посимпатичнее.
– Я рад, что тебе нравится. Хочешь послушать музыку?
– Да.
Мартин повозился с задней панелью рояля и нашел кнопку, включившую маленький компьютер на батарейках, который управлял музыкальным механизмом. Клавиши ожили.
– Прекрасно, – заявил Тлингель. – Ты нашел свой ход?
– Нашел.
– Ну, тогда приступим.
Мартин наполнил опустевшую кружку единорога и направился к столу, прихватив свою.
– Пешка на е6, – сказал он, делая ход.
– Что такое?
– Да, вот так-то.
– Подожди-ка минуточку. Я хочу изучить позицию как следует.
– Мы же никуда не торопимся.
– Я возьму пешку, – задумчиво проговорил Тлингель после длительного раздумья и очередной кружки пива.
– Тогда я съем коня.
– Конь на е2, – отозвался через некоторое время Тлингель.
– Конь с6.
Прошло несколько долгих минут, прежде чем Тлингель принял решение и передвинул своего коня на d6.
«А, к дьяволу, – неожиданно подумал Мартин. – Не буду спрашивать у Гренда».
Такая позиция уже не раз стояла у него на доске, Мартин пошел конем на g5.
– Смени-ка мелодию на этой штуке! – проворчал Тлингель.
Мартин выполнил его просьбу.
– Эта мне тоже не нравится. Найди что-нибудь получше или выключи совсем!
После трех безуспешных попыток отыскать что-нибудь подходящее Мартин выключил музыкальный компьютер.
– И принеси еще пива!
Мартин наполнил кружки.
– Хорошо.
Тлингель решил пойти слоном на е7.
Сейчас главное – помешать ему рокироваться, Мартин пошел ферзем на h5. Тлингель издал тихий сдавленный звук. Мартин поднял на него глаза и увидел, что из ноздрей единорога медленно поднимается легкий дымок.
– Еще пива?
– Если тебе нетрудно.
Когда Мартин вернулся с полными кружками, Тлингель побил коня слоном. У Мартина не было выбора, однако он довольно долго изучал позицию.
– Слон бьет слона, – наконец сказал он.
– Естественно.
– Как насчет приятного легкого головокружения?
Тлингель усмехнулся:
– Еще увидишь.
Снова поднялся ветер. Сердито зарыдал, завыл. Старое здание не выдержало и принялось жалобно скрипеть.
– Ну что ж, – решился Тлингель и передвинул своего ферзя на d7.
Мартин пристально посмотрел на доску. Что он делает? До этого момента все шло хорошо, но... Он снова прислушался к вою ветра и подумал о том, как ужасно рискует.
– Вот и все, ребята, – сказал он, откидываясь на спинку стула. – Продолжение в следующем месяце.
Тлингель вздохнул:
– Не уходи. Принеси еще пива. А я расскажу тебе о том, как провел этот месяц в вашем мире.
– Искал слабые звенья?
– У вас их великое множество. Это же невозможно терпеть.
– Знаешь, исправить ошибки не так просто, как тебе кажется. Может, дашь какой-нибудь совет?
– Неси пиво.
Они проговорили до тех пор, пока на востоке не посветлело небо. Мартин делал записи – незаметно. Он вдруг понял, что восхищен аналитическими способностями единорога.
Наконец Тлингель встал из-за стола. Покачнулся.
– Ты в порядке?
– Просто забыл про свой нейтрализатор. Секундочку. А потом я исчезну.
– Подожди!
– Чего?
– Мне бы тоже не помешало.
– Ах да. Тогда давай хватайся.
Тлингель опустил голову, и Мартин уцепился пальцами за кончик рога. Тут же его окутало восхитительное тепло. Он закрыл глаза – таким удивительно приятным было ощущение. В голове прояснилось. А боль, которая совсем недавно начала пульсировать где-то в висках, совсем прошла. Усталость отпустила мышцы, и он снова открыл глаза.
– Спа...
Тлингеля нигде не было, а в руке Мартин держал пригоршню пустоты.
– ...сибо.
– Вот Раэль, мой друг, – объявил Гренд. – Он – грифон.
– Я заметил.
Мартин кивнул в сторону златокрылого существа с длинным клювом.
– Приятно познакомиться, Раэль.
– И мне, – пронзительно прокричал грифон. – А у тебя пиво есть?
– А... ну... да.
– Я ему много про пиво рассказывал, – объяснил Гренд извиняющимся голосом. – Ты можешь ему дать из моей порции. Он не будет нам мешать и советов давать не будет.
– Конечно. Твой друг...
– Пиво! – завопил Раэль. – Бары!
– Он вообще-то не очень умный, – прошептал Гренд. – Но с ним весело. Я буду тебе признателен, если ты не станешь его обижать.
Мартин открыл первую упаковку пива и передал грифону и сасквочу по банке.
Раэль мгновенно проткнул крышку клювом, вылакал содержимое, икнул и протянул когтистую лапу.
– Пива! – взвыл он. – Еще пива!
Мартин протянул ему банку.
– Слушай, а ты все время возвращаешься к той, первой игре, правда? – заметил Гренд, внимательно изучая доску. – Ой-ой-ой, какая интересная позиция.
Он выпил свое пиво и занялся доской.
– Хорошо, что дождя нет, – проговорил Мартин.
– Скоро пойдет. Подожди – и увидишь.
– Еще пива! – заверещал Раэль.
Мартин, не глядя в его сторону, передал ему новую банку.
– Я ставлю пешку на b6, – объявил сасквоч.
– Шутишь?
– Не-е-е. А потом ты съешь эту пешку своей слоновой пешкой. Так?
– Ну...
Мартин проделал все так, как сказал Гренд.
– Хорошо. А теперь я хожу этим конем на d5.
Мартин съел его пешкой.
Гренд поставил ладью на е1.
– Шах, – провозгласил он.
– Да. Именно так и нужно сделать, – заметил Мартин.
Гренд весело фыркнул.
– Я выиграю эту партию и в следующий раз, – сообщил он.
– Очень даже может быть.
– Еще пива, – тихонько пролепетал Раэль.
– На, получай.
Когда Мартин передавал грифону очередную банку, он заметил, что мифическое существо прислонилось к стволу дерева. Прошло несколько минут, и Мартин передвинул своего короля на f8.
– Я был уверен, что ты именно так и сделаешь, – прокомментировал Гренд. – А знаешь, что я тебе скажу?
– Что?
– Ты играешь очень похоже на единорога.
– Неужели?
Гренд поставил ладью на а3.
Потом, когда пошел легкий дождик и Гренд снова выиграл у него, Мартин заметил, что они почти все время молчат. Он посмотрел на грифона. Раэль, спрятав голову под левое крыло, стоял на одной ноге, тяжело привалившись к дереву.
– Я же говорил тебе, что он не будет мешать, – заметил Гренд.
Еще через две партии, когда пиво кончилось, а тени заметно удлинились, Раэль зашевелился.
– До встречи через месяц?
– Да.
– Ты принес гипс?
– Принес.
– Тогда пошли. Я знаю одно подходящее место довольно далеко отсюда. Мы ведь не хотим, чтобы люди болтались где-нибудь рядом, правда? Давай поможем тебе с деньгами.
– На пиво? – спросил Раэль, выглядывая из-за крыла.
– Через месяц.
– Полетишь со мной?
– Не думаю, что сегодня ты сможешь нести нас обоих, – сказал Гренд, – так что эта перспектива меня совсем не привлекает.
– Тогда привет! – завопил Раэль и, взлетев в воздух, немедленно врезался в кусты, с трудом избежал столкновения с деревом и благополучно исчез.
– Вот так уходят по-настоящему порядочные ребята, – сказал Гренд. – Он все замечает и ничего не забывает. Знает, как все устроено – в лесу, в небе и даже в воде. И еще он очень щедрый, когда у него что-нибудь есть.
– Хмм, – глубокомысленно заметил Мартин.
– Пойдем делать следы, – предложил Гренд.
– Пешка на с6? В самом деле? – спросил Тлингель. – Ладно. Слоновая пешка бьет твою.
Глаза Тлингеля сузились, когда Мартин поставил коня на d5.
– У нас получилась интересная партия, – заметил единорог. – Пешка берет коня.
Мартин передвинул ладью.
– Шах.
– Да, естественно. Перед следующим ходом нужно как следует промочить горло. Это будет трехкружечный ход. Будь добр, принеси мне первую.
Мартин молча наблюдал за Тлингелем, который потягивал пиво, пристально глядя на доску. Ему даже стало немного стыдно за то, что он пользуется помощью столь сильного игрока, как сасквоч. Теперь Мартин был уверен, что единорог обречен на поражение. Во всех вариантах этой партии, которые он пробовал, играя против Гренда черными, Мартин терпел поражение. Тлингель играл здорово, но сасквоч почти все свободное время – а он всегда был свободен – тратил на шахматы, играя вслепую. Это не совсем честно. Однако тут не до соблюдения кодекса чести, напомнил себе Мартин. Он играл, чтобы защитить людей от сверхъестественной силы, которая может развязать третью мировую войну посредством воздействия на разум военных или при помощи волшебства перепутать все в компьютерах... Нет, он не может делать этому существу поблажек.
– Кружку номер два, пожалуйста.
Мартин принес пиво. И принялся разглядывать единорога, который неотрывно смотрел на доску. Впервые до Мартина дошло, что это самое прекрасное существо из всех, что ему доводилось видеть. Теперь, когда он наблюдал за своим противником без страха, который раньше постоянно присутствовал, Мартин смог насладиться изумительным зрелищем. Если кому-то и суждено заменить человеческую расу, то это далеко не худший вариант...
– А теперь номер три.
– Сейчас, сейчас.
Тлингель осушил кружку и пошел королем на f8.
Мартин быстро наклонился вперед и поставил ладью на поле а3.
Тлингель поднял глаза и пристально посмотрел на него.
– Неплохо.
Мартину стало стыдно. Его вдруг поразило благородство существа, сидящего напротив. Ему страшно захотелось сыграть с единорогом еще раз и выиграть у него в честной борьбе. А не таким способом.
Тлингель бросил на доску почти равнодушный взгляд и небрежно переместил коня на е4.
– Твой ход. Или ты опять будешь думать целый месяц?
Мартин что-то проворчал себе под нос и побил коня ладьей.
– Конечно.
Тлингель съел ладью пешкой. В последнем варианте партии с Грендом события развивались иначе. И все же...
Он двинул ладью на f3. В этот момент ветер, пролетая сквозь дверные проемы развалившихся зданий, вдруг душераздирающе взвыл прямо у них над головами.
– Шах! – объявил Мартин.
«Ну и черт с ним! – решил он. – Я достаточно хорош, чтобы самостоятельно довести этот эндшпиль до конца. Посмотрим, что получится».
Мартин сидел и молча ждал, пока Тлингель не сделал ход королем на g8.
Потом поставил слона на h6. Тлингель пошел ферзем на е7. Где-то совсем близко ревел ветер. Мартин взял пешку слоном.
Единорог поднял голову, казалось, он к чему-то прислушивается. Потом опять склонился над доской и побил слона королем.
Мартин поставил ладью на поле g3.
– Шах.
Тлингель вернулся королем на f8.
Мартин передвинул ладью на f3.
– Шах.
Тлингель двинул короля на поле g7.
Мартин вернул ладью на g3.
– Шах.
Тлингель снова поставил короля на f8 и, усмехнувшись, пристально посмотрел на своего противника.
– Похоже, у нас получается ничья, – заявил единорог. – Сыграем еще партию?
– Ладно, только не на судьбу человечества.
– Естественно. Я уже давно выбросил эти мысли из головы. Мне тут не приглянулось, и я решил, что не хочу здесь жить. Потому что у меня высокие требования. Только вот этот бар мне нравится. – Тлингель отвернулся, когда вслед за новым порывом ветра послышались какие-то голоса. – А это еще что такое?
– Понятия не имею, – ответил Мартин, вставая.
Двери распахнулись, и в бар вошел золотой грифон.
– Мартин! – воскликнул он. – Пива! Пива!
– Э-э-э... Тлингель, это Раэль, и... и...
Вслед за первым вошли еще трое грифонов, а за ними Гренд и три сасквоча.
– А это – Гренд, – неохотно представил приятеля Мартин. – Остальных не знаю.
Узрев единорога, все остановились.
– Тлингель, – сказал один из сасквочей, – я думал, ты все еще в Стране Утренней Зари.
– В некотором смысле я и сейчас там. Мартин, а как это тебе удалось познакомиться с моими земляками?
– Ну... э-э-э... Гренд – мой шахматный тренер.
– Ага! Кажется, начинаю понимать.
– Я не уверен, что ты и в самом деле понял. Однако давайте-ка я вас угощу.
Мартин включил музыкальный компьютер и принес всем по кружке пива.
– Как вам удалось найти это место? – спросил он Гренда, разнося пиво. – И как вы вообще сюда попали?
– Ну... – казалось, Гренд смутился. – Раэль последовал за тобой.
– За самолетом?
– Грифоны летают с невероятной скоростью.
– Понятно...
– Так получилось... Он рассказал своим и моим родственникам о тебе и пиве. Грифоны были решительно настроены тебя навестить. Ну вот, тогда мы посчитали, что следует составить им компанию... Чтобы они не устроили тут какого-нибудь безобразия. Грифоны и привезли нас сюда.
– Ясно... Интересно...
– Теперь я понимаю, почему ты играл похоже на единорога – в той партии, где мы смотрели варианты.
– Э-э-э... да.
Мартин отвернулся и направился в конец бара.
– Устраивайтесь поудобнее, ребята, – пригласил он. – Я хочу сделать небольшое заявление. Тлингель, в одну из наших предыдущих встреч ты обронил несколько замечаний относительно возможных экологических и иных катастроф. Кроме того, у тебя, кажется, были идеи по поводу того, как избежать некоторых из них.
– Припоминаю, – отозвался единорог.
– Я передал твои предложения одному своему высокопоставленному приятелю в Вашингтоне – когда-то мы вместе ходили в шахматный клуб. И признался ему, что придумал все это не сам.
– Надеюсь.
– Тогда он предложил мне создать мозговой центр. И обещал позаботиться о том, чтобы нам за это платили.
– Вообще-то я не собирался спасать ваш мир, – проворчал Тлингель.
– Да, но ты очень помог. А Гренд сказал мне, что грифоны, хотя их словарь несколько ограничен, прекрасно разбираются в экологии.
– Вероятно, так оно и есть.
– Раз уж они унаследовали часть Земли, в их интересах помочь ее сохранять. Коль скоро мы здесь все собрались, мне не нужно будет тратить время на дорогу: предлагаю прямо сейчас выбрать место встречи – ну, например, этот бар, раз в месяц. На наших совещаниях вы будете делиться со мной своими уникальными идеями. Я думаю, вы знаете о вымерших видах больше, чем кто-нибудь другой в мире.
– Конечно, – сразу согласился Гренд, – стоит пригласить еще и йети. Если хочешь, я могу это сделать. Скажи, – добавил он, указывая на рояль, – то, что доносится из этой большой коробки, называется музыкой?
– Да.
– Мне нравится. Если мы и в самом деле создадим этот мозговой центр, у тебя будет достаточно денег, чтобы содержать это местечко?
– Я смогу купить целый город.
Гренд произнес несколько гортанных фраз, грифоны что-то возбужденно прокричали в ответ.
– Считай, у тебя уже есть мозговой центр, – заявил он. – Они хотят еще пива.
Мартин повернулся к Тлингелю:
– Ты ведь первый обратил внимание на наши проблемы. Что скажешь?
– Будет любопытно, – сказал он, – заглядывать сюда время от времени. – А потом добавил: – Вот так и спасают миры. Кажется, ты хотел сыграть еще одну партию?
– Я ведь теперь ничего не теряю?
Гренд взял на себя обязанности хозяина бара, а Тлингель и Мартин вернулись к столику. Мартин обыграл единорога за тридцать один ход, а потом коснулся его рога. Клавиши рояля опускались и поднимались. Крошечные сфинксы с жужжанием проносились по бару и лакали из лужиц пролитое пиво.
О самой партии
Она игралась в 1901 году в Мюнхене. Халприн против Пиллсбери. Пиллсбери был более сильным игроком. В том турнире он обыграл несколько хороших шахматистов и ему осталось сыграть только одну партию против Халприна, довольно слабого игрока. Однако два других участника турнира, которые совсем немного отставали от Пиллсбери в борьбе за первый приз, решили преподать ему урок. В ночь перед партией они пришли к Халприну и рассказали ему все, что им удалось узнать о стиле игры Пиллсбери. На следующий день Пиллсбери столкнулся с гораздо лучше подготовленным противником, чем он предполагал. Он понял это только в самый последний момент. Остальные были страшно довольны и уже начали ликовать. Но Пиллсбери все-таки их удивил. И хотя его застали врасплох, он сумел добиться ничьей. В конце концов, он ведь был превосходным игроком.
Мартин выступал здесь в роли Халприна, а Тлингель – в роли Пиллсбери. Только вот Мартина нельзя назвать слабым игроком. Он просто нервничал во время первой партии. А кто на его месте был бы спокоен?
Князь Света
Дэнни Плахта – за дружбу, мудрость, сому
I
Так было однажды услышано мной. Спустя пятьдесят три года после освобождения вернулся он из Золотого Облака, чтобы еще раз поднять перчатку, брошенную Небесами, пойти наперекор Порядку жизни и богам, этот порядок установившим. Последователи его молились, чтобы он вернулся, хотя и грехом были молитвы эти. Мольбам не потревожить покоя ушедшего в нирвану, при каких бы обстоятельствах это ни произошло. Но молились облаченные в шафранные рясы, чтобы он, Меченосец, Манжушри, вновь сошел к ним. И, как поведано, Бодхисатва услышал их…
Он, подавивший желания,
не зависящий от корней,
пастбищем которому пустота —
необусловленная и свободная, —
путь его неисповедим,
как птиц полет в поднебесье.
Дхаммапада (93).
Его последователи звали его Махасаматман и утверждали, что он бог. Он, однако, предпочитал опускать громкие Маха– и -атман и звал себя просто – Сэм. Никогда не провозглашал он себя богом. С другой стороны, и не отказывался от этого. В сложившихся условиях ни то, ни другое не сулило ему никакой выгоды. Чего не скажешь о молчании…
И вот тайна служила ему покровом.
Был сезон дождей…
Самый влажный период года…
Дождь шел дни напролет, когда вознеслись к небу молитвы – и вознесли их не пальцы, перебирающие заузленные гирлянды молельных четок, не вращающиеся молитвенные колеса, нет, грандиозная молитвенная машина из монастыря Ратри, богини Ночи.
Направлены были высокочастотные молитвы прямо вверх, сквозь атмосферу, еще выше, в самый центр золотого облака, что зовется Мостом Богов. Он окружает весь мир, предстает каждую ночь бронзовой радугой и каждый полдень окрашивает красное солнце в оранжевые тона.
Кое-кто из монахов сомневался, не ересью ли будет использование подобной молитвенной техники, но машину построил и наладил сам Яма-Дхарма, отпавший из Небесного Града; а как говорили, именно он построил в незапамятные времена могучую громовую колесницу Великого Шивы – тот экипаж, что проносится по небосклону, изрыгая на своем пути огненную харкотину.
Даже находясь в немилости, он считался величайшим мастером и знатоком всех ремесел. Узнай Боги Небесного Града о его молитвенной машине – они без сомнения обрекли бы его на подлинную смерть. Надо, правда, признать, что и без этой машины обрекли бы они его на подлинную смерть, попади он к ним в руки. Каким образом улаживал он свои дела с Властителями Кармы, касалось только его, хотя никто не сомневался – так ли, иначе ли, но когда придет его час, отыщет он тот или иной способ.
Лишь вдвое моложе был он самого Небесного Града, а ведь едва ли набрался бы десяток богов, помнивших основание этой обители. Все знали, что мудрее даже, чем Бог Кубера, был он, когда дело касалось путей Всеприсущего Пламени. Но это были лишь меньшие из его Атрибутов. Другим он был знаменит, хотя и говорили об этом немногие. Высокий, но в меру, широкоплечий, но не грузный, двигался он легко и плавно. Носил красное, был немногословен.
Он и управлял молитвенной машиной; водруженный им на крышу монастыря гигантский металлический лотос неспешно вращался в своем гнезде.
На здание, на лотос, на джунгли у подножия горной цепи сплошной пеленой падал мелкий дождь. Уже шесть дней, как десятками киловатт возносил Яма молитвы, но состояние атмосферы не позволяло им быть услышанными в Горних. Сквозь зубы он помянул самых что ни на есть банальных божеств плодородия, взывая в основном к их наиболее прославленным в народе Атрибутам.
Раскат грома был ответом, и помогавшая ему обезьяна хихикнула.
– У твоих молитв и твоих проклятий итог один и тот же, о Яма, – прокомментировала она. – То есть никакого.
– Чтобы это заметить, тебе потребовалось семнадцать перерождений? – сказал Яма. – Тогда понятно, почему ты все еще маешься обезьяной.
– Да нет, – сказала обезьяна, которую звали Так. – Хотя мое падение было и не столь впечатляюще, как твое, но все-таки и я вызвал вполне персонально окрашенную злобу у…
– Замолчи! – бросил Яма, отворачиваясь от него.
Так понял, что дотронулся до больного места. Пытаясь найти для разговора другую тему, он подобрался к окну, вспрыгнул на подоконник и уставился наружу.
– К западу отсюда в облаках просвет, – сообщил он.
Подошел Яма, посмотрел, куда показывала обезьяна, нахмурился и кивнул.
– Ага, – сказал он. – Оставайся тут и корректируй.
Он подошел к пульту управления.
Наверху, над их головами, лотос поспешно развернулся и уставился прямо в брешь, замеченную Таком среди плотных облаков.
– Отлично, – буркнул Яма, – что-то подцепили.
Он протянул руку к одной из контрольных панелей, пощелкал кнопками и клавишами, подстроил два верньера.
Под ними, в монастырских подвалах, выдолбленных в толще скалы, зазвенел звонок, и тут же закипели приготовления, авральная команда заняла свои места.
– Облака смыкаются! – воскликнул Так.
– Это уже не важно, – ответил Яма. – Нашу рыбку мы подцепили. Из нирваны да в лотос, он грядет.
Опять громыхнул гром, и дождь с шумом обрушился на лотос. Голубые молнии, словно змеи, извивались над вершинами гор.
Яма выключил главный рубильник.
– Как ты думаешь, каково ему будет опять облечься во плоть? – спросил Так.
– Чисти-ка свой банан в четыре ноги!
Так предпочел счесть это за разрешение покинуть комнату и оставил Яму выключать аппаратуру в одиночестве. Путь его лежал вдоль по коридору и вниз по широким ступеням. На лестничной площадке до него донеслись звуки голосов и шарканье сандалий, шум приближался со стороны боковой залы.
Не раздумывая, он вскарабкался по стене, цепляясь за вырезанные на ней фигурки пантер и слонов. Взобравшись на балку, он нырнул в густую тень и замер там.
Появились двое монахов, облаченных в темные рясы.
– Она что, не могла очистить им небо? – сказал первый.
Второй, постарше, более массивный, пожал плечами.
– Я не мудрец, чтобы отвечать на подобные вопросы. Ясно, что она озабочена, иначе бы никогда не предоставила она им это святилище, а Яме – подобную возможность. Но кому ведомы пределы ночи?
– Или настроение женщины, – подхватил первый. – Я слышал, что даже жрецы не знали о ее появлении.
– Вполне возможно. Как бы там ни было, это кажется хорошим знаком.
– Воистину.
Они миновали площадку, и Так слушал, как удаляются и затихают звуки их шагов.
Он все не покидал своего насеста.
«Она», о которой упомянули послушники, могла быть только богиней Ратри, ей и поклонялись монахи, давшие в своем святилище приют последователям Махатмы Сэма, Просветленного. Нынче и Ратри тоже числилась среди отпавших от Небесного Града и влачащих существование в шкуре смертных. У нее было сколько угодно причин, чтобы ворошить прошлое; и Так вдруг понял, на какой риск она пошла, предоставив свое святилище – не говоря уже о личном своем присутствии – для подобного предприятия. Если слушок об этом достигнет надлежащих ушей, на карту будет поставлена сама возможность будущего ее восстановления в правах. Так помнил ее – темноволосую красавицу с серебристо-серыми глазами, проносящуюся мимо в лунной колеснице из черного дерева и хрома, запряженной черным и белым жеребцами, с возницей в черном и белом; да, проносящуюся по Небесной Перспективе, соперничая во славе с самою Сарасвати. Сердце чуть не выпрыгнуло из его волосатой груди. Он должен снова увидеть ее. Однажды ночью, давным-давно, в благословенные времена – и в лучшей форме – он танцевал с нею на балконе… под звездами. Недолог был этот танец. Но он помнил его; и до чего же трудно обезьяне обладать подобными воспоминаниями…
Так слез с балки.
Северо-западную оконечность монастыря венчала высокая башня. И была в той башне комната. По поверью, хранила она в себе постоянное присутствие богини. Ежедневно в ней прибирали, меняли белье, возжигали благовония и возлагали святые приношения. Двери ее обычно были заперты.
Но имелись в ней, конечно, и окна. Вопрос о том, может ли кто-нибудь пробраться внутрь через окно, оставался открытым. По крайней мере для людей. Ибо для обезьян он был решен Таком окончательно.
Взобравшись на крышу монастыря, Так начал карабкаться на башню, цепляясь за скользкие кирпичи, за выступы и выбоины, а небеса, словно псы, рычали у него над головой; наконец он прильнул к стене под выступающим наружу подоконником. Сверху как заведенный барабанил по камню дождь.
Таку почудилось, будто где-то рядом поют птицы. Он увидел край мокрого синего шарфа, свисающего из окна.
Ухватившись за выступ, Так подтянулся и заглянул внутрь.
Он увидел ее со спины. Одетая в темно-синее сари, она сидела на маленькой скамеечке в противоположном конце комнаты.
Так взобрался на подоконник и кашлянул.
Она резко обернулась. Под вуалью невозможно было разобрать черты ее лица. Поглядев на него сквозь дымку ткани, она встала и подошла к окну.
Он смутился. Некогда гибкая ее фигура сильно раздалась в талии; всегда грациозная на ходу, как колеблемая ветвь, нынче она слегка косолапила; слишком мрачной выглядела она, даже сквозь вуаль прочитывались резкие линии носа, жесткие очертания скул.
Он склонил голову.
– «И ты к нам подступила, и мы с твоим приходом очутились дома, – пропел он, – как в гнездах птицы на ветвях».
Она застыла в неподвижности, словно собственная статуя в главном зале монастыря.
– «Храни же нас от волка и волчицы, храни от вора нас, о Ночь, и дай же нам продлиться».
Она медленно простерла вперед руку и возложила ее ему на голову.
– Мое благословение с тобой, малый мира сего, – сказала она, помолчав. – Сожалею, но мне больше нечего тебе дать. Я не могу обещать тебе покровительство или даровать красоту – для меня самой и то, и другое – недоступная роскошь. Как тебя звать?
– Так, – сказал он.
Она прикоснулась ко лбу.
– Когда-то я знала одного Така, – промолвила она, – в незапамятные времена, в туманном далеке…
– Это был я, мадам.
Она тоже уселась на подоконник. Чуть погодя он понял, что она всхлипывает под покровом вуали.
– Не плачь, богиня. С тобой Так. Помнишь Така от Архивов? Пресветлого Копейщика Така? Он по-прежнему готов исполнить любое твое приказание.
– Так… – сказала она. – Ох, Так! И ты тоже? А я и не знала! Я никогда не слышала…
– Очередной поворот колеса, мадам, и – кто знает? Все может обернуться даже лучше, чем было когда-то.
Ее плечи вздрагивали. Он протянул руку, отдернул ее.
Она повернулась и схватила ее.
Бесконечным было молчание, потом она заговорила:
– Естественным путем дела в порядок не придут, нам не обрести былого, Пресветлый Копейщик Так. Мы должны проложить наш собственный путь.
– О чем ты говоришь? – спросил он и добавил: – Сэм?
Она кивнула:
– И никто иной. Он – наш оплот против Небес, дорогой Так. Если удастся призвать его, у нас появится шанс еще пожить.
– Потому-то ты и рискнула, потому-то положила голову в пасть тигра?
– Почему же еще? Когда нет никакой реальной надежды, нужно чеканить собственную. Даже и фальшивая монета может сгодиться.
– Фальшивая? Ты не веришь, что он был Буддой?
Она усмехнулась.
– Сэм был величайшим шарлатаном на людской – да и на божественной – памяти. Однако и самым достойным противником, с каким когда-либо сталкивался Тримурти. Почему тебя так шокируют мои слова, архивариус? Ты же знаешь, что он позаимствовал и структуру, и материю своего учения, путь и достижение, даже одеяние из запрещенных доисторических источников. Это было просто-напросто оружие – и ничего более. Главной его силой было его лицемерие. Если бы мы могли вернуть его…
– Леди, святой ли, шарлатан ли, но он вернулся.
– Не шути со мной, Так.
– Богиня и леди, я только что покинул Владыку Яму, когда он отключал молитвенную машину, хмурый от успеха.
– Эта авантюра направлена была против такой огромной силы… Владыка Агни обмолвился однажды, что ничего подобного никогда не удастся свершить.
Так встал.
– Богиня Ратри, – сказал он, – кто, будь то бог, человек или нечто среднее, разбирается в подобных материях лучше Ямы?
– Я не знаю, Так, ибо такого не отыщешь. Но откуда тебе известно, что он выловил нам ту самую рыбку?
– Ибо он – Яма.
– Тогда возьми мою руку, Так. Веди меня опять, как ты делал однажды. Посмотрим на спящего Бодхисатву.
И он повел ее через двери, вниз по лестнице, в нижние покои.
Подземелье заливал свет, рожденный не факелами, а генераторами Ямы. Водруженную на платформу кровать с трех сторон отгораживали ширмы. За ширмами и драпировками скрывалась и большая часть механизмов. Дежурившие в комнате монахи в шафрановых рясах бесшумно двигались по обширным покоям. Яма, мастер из мастеров, стоял у кровати.
При их появлении кое-кто из вышколенных, невозмутимых монахов не удержался от восклицаний. Так обернулся к женщине рядом с ним и отступил на шаг, затаив дыхание.
Это была уже не раздобревшая матрона, с которой он только что разговаривал. Вновь он стоял рядом с бессмертной Ночью, о которой написано было: «Богиня переполнила обширное пространство – и в глубину, и в вышину. Сияние ее развеяло мрак».
Он взглянул на нее и тут же закрыл глаза. Она все еще несла на себе отпечаток своего далекого Облика.
– Богиня… – начал было он.
– К спящему, – прервала она. – Он шевелится.
И они подошли к ложу.