Текст книги "Журнал «Если», 1991 № 01"

Автор книги: Роджер Джозеф Желязны

Соавторы: Роберт Энсон Хайнлайн,Роберт Шекли,Пол Уильям Андерсон,Альфред Бестер,Владимир Константинов,Владимир Баканов,Виктор Белицкий,Джеймс Хьюстон,Дмитрий Радышевский,Андраник Мигранян
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Альчесте заказал ей платье, но ошибся размером, и когда она показалась в нем, то выглядела такой прелестной, что ему страстно захотелось поцеловать ее. Вместо этого он ущипнул ее, очень нежно и очень мрачно, и повел покупать одежду. Из примерочной она вышла настолько очаровательной, что ему захотелось ущипнуть ее снова. Потом они купили билеты и немедленно вылетели на Росс-3.

Альчесте хотел дать ей несколько дней отдыха, но решил поторопиться, опасаясь за самого себя. Только это спасло их от взрыва, уничтожившего дом и лабораторию биохимика Голанда заодно с самим биохимиком.

Альчесте ничего не знал. Он находился с Симой на борту корабля и отчаянно боролся с искушением.

Представьте себе космический полет. Подобно древним мореплавателям, пересекавшим океаны на парусниках, пассажиры космического корабля оказываются на неделю изолированными в своем крохотном мирке. Они отрезаны от реальности. Их переполняет чувство свободы от всяких связей и обязательств. Вспыхивают быстротечные увлечения – страстные, бурные, благополучно заканчивающиеся в день посадки.

В этом угаре вседозволенности Альчесте сохранял жесткий самоконтроль. Отнюдь не помогало, что он был знаменитостью с ошеломляющим животным магнетизмом. Десятки хорошеньких женщин буквально вешались ему на шею, а он играл роль старшего брата и все щипал и шлепал Симу, пока та не запротестовала.

– Я знаю, что ты лучший друг мой и Джонни, – пожаловалась она в последний вечер. – Но ты невыносим, Фрэнки. Я вся в синяках!

– Что поделаешь, привычка…

Они стояли у иллюминатора, обласканные нежными лучами приближающегося светила, – а ведь в мире нет ничего более романтичного, чем бархат космоса в свете далекого солнца.

– Я разговаривала с некоторыми пассажирами, – склонив голову, сказала Сима. – Ты знаменит?

– Скорее, известен.

– Мне так много еще надо узнать… Но сперва я хочу узнать тебя.

– Меня?

Сима кивнула.

– Все произошло очень быстро… Я даже не успела поблагодарить тебя, Фрэнки. Я твой должник на всю жизнь.

Она обвила руками его шею и поцеловала раскрытыми губами.

Альчесте задрожал.

«Нет, – подумал он. – Нет. Она не ведает, что творит. Она настолько счастлива от мысли о скорой встрече с Джонни, что не осознает…»

Он пятился до тех пор, пока Сима не догадалась его выпустить.

На Россе-3 их встретил Элдоу Фишер в сопровождении сурового чиновника, который попросил Альчесте зайти в кабинет для серьезного разговора.

– Мистер Фишер обратил наше внимание на то, что вы пытаетесь провезти девушку, не имеющую легального статуса.

– Откуда это известно мистеру Фишеру?

– Вы болван! – прорычал Фишер. – Неужели вы думаете, что я позволю вам это сделать?! За вами следили! Каждую минуту!

– Мистер Фишер информировал нас, – сухо продолжал чиновник, – что ваша дама путешествует с фальшивыми документами.

– Как фальшивыми? Она – Сима Морган. Так и указано в ее документах.

– Сима Морган погибла одиннадцать лет назад, – вмешался Фишер. – Эта женщина не может быть Симой Морган.

– До выяснения обстоятельств, – заключил чиновник, – ее въезд запрещен.

– Через неделю я получу бумаги, удостоверяющие смерть Симы Морган, – торжествующе заявил Фишер.

Альчесте посмотрел на Фишера и устало покачал головой.

– Вы не представляете себе, как мне это на руку. Больше всего на свете я хочу забрать ее и никогда не показывать Джонни. Я так хочу… – Он замолчал. – Снимите свое обвинение, Фишер.

– Нет!

– Сейчас вы уже не сможете их разлучить. Предположим, начнется следствие. Кого первым я приглашу для удостоверения ее личности? Джона Стрэппа. Думаете, он не поедет?

– А контракт? Я…

– К черту контракт. Можете показывать. Ему нужна Сима, а не я. Снимите обвинение, Фишер. Вы проиграли.

Фишер яростно сверкнул глазами и тяжело сглотнул.

– Я снимаю обвинение. Произошла ошибка.

Затем он пристально посмотрел на Альчесте.

– Это еще не последний раунд, – процедил он и вышел из комнаты.

Фишер был отлично подготовлен к борьбе. Здесь, на Россе-3, он защищал свою собственность. К его услугам были все деньги, все могущество Джона Стрэппа. Самолет, на котором Альчесте и Сима летели из космопорта, вел наемник Фишера; он открыл люк и стал выделывать фигуры высшего пилотажа. Альчесте высадил перегородку и душил пилота до тех пор, пока тот не посадил машину.

На улице их обстреляли из какого-то автомобиля. При первом выстреле Альчесте втолкнул Симу в подъезд и едва спасся сам – ценой простреленного плеча, которое он кое-как перебинтовал, оторвав кусок подола ее платья. Глаза Симы были огромны, но она не жаловалась. Альчесте выразил свое восхищение мощным похлопыванием и по крышам провел ее в другое здание, где ворвался в квартиру и вызвал врача.

Когда приехала карета скорой помощи, Альчесте и Сима спустились вниз, где были встречены полицейским, имевшим приказ задержать пару – следовало их описание – за «бандитизм». От полицейского пришлось избавиться так же, как от врача и водителя. Карета скорой помощи пригодилась – включив сирену, Альчесте гнал как бешеный.

Они бросили машину у пригородного универмага, откуда через сорок минут появился молодой слуга в ливрее, толкающий коляску со стариком. Если не считать бюста, Сима отлично подходила на роль мальчика. Фрэнки достаточно ослабел от ран, чтобы представиться немощным стариком.

Они остановились в отеле «Росс Сплендид». Альчесте запер Симу в номере, купил револьвер и отправился на поиски Джонни. Он нашел его в справочном бюро. Стрэпп протягивал чиновнику листок все с тем же описанием давно утерянной любви.

– Эй, старина Джонни!

– Фрэнки! – радостно воскликнул Стрэпп.

Они обнялись. Со счастливой улыбкой Альчесте наблюдал процедуру подкупа чиновника для выдачи имен и адресов всех девушек, отвечающих требованиям списка. Выйдя из бюро, Альчесте произнес:

– Я встретил девушку, которая похожа на ту, что ты ищешь, старина.

– Да? – спросил Стрэпп мгновенно изменившимся голосом.

– Она немного шепелявит.

Стрэпп странно взглянул на него.

– И чуть кивает головой при разговоре.

Стрэпп сжал локоть Альчесте.

– Покажите мне ее, – глухо сказал он.

Они поймали аэротакси, долетели до крыши отеля, спустились на лифте до двадцатого этажа и подошли к номеру «20 М». На условленный стук Альчесте ответил девичий голос.

Альчесте пожал Стрэппу руку и подбодрил:

– Смелее, Джонни.

Затем открыл дверь и быстро прошел на балкон, достав револьвер на случай, если Фишер предпримет последнюю попытку. Глядя на сверкающий город, он думал, что каждый человек может быть счастлив, если ему помогут; но иногда эта помощь обходится очень дорого.

Джон Стрэпп вошел в номер. Он закрыл дверь, повернулся и тщательно оглядел черноволосую черноглазую девушку – пристально, холодно. Она пораженно смотрела на него. Стрэпп приблизился, обошел вокруг.

– Скажи что-нибудь.

– Вы – Джон Стрэпп?

– Да.

– Нет! – воскликнула она. – Нет! Мой Джонни молод! Мой Джонни…

Стрэпп прыгнул как тигр. Его руки и губы мучили ее тело, а глаза наблюдали спокойно и бесстрастно. Девушка вскрикнула и стала отчаянно сопротивляться – чужим странным глазам, чужим грубым рукам, чужим порывам существа, некогда бывшего ее Джанни, но сейчас отделенного от него бездонной пропастью многолетних перемен.

– Ты – не он! – закричала она. – Ты не Джонни! Ты кто-то другой!

И Стрэпп, не просто на одиннадцать лет постаревший, но за одиннадцать лет ставший другим, спросил себя: «Это – моя Сима? Это – моя любовь? Потерянная, мертвая любовь?»

И его изменившееся «я» ответило: «Нет, это не Сима. Это не твоя любовь. Иди, Джонни. Иди и ищи. Ты найдешь ее когда-нибудь – девушку, которую потерял».

Он расплатился, как джентльмен, и ушел.

Стоя на балконе, Альчесте увидел его выходящим из здания. Он был так изумлен, что не смог даже окликнуть друга. Он вернулся в комнату и застал Симу слепо глядящей на кучу денег на столе. Альчесте сразу понял, что произошло. Увидев его, Сима заплакала.

– Фрэнки! – рыдала она. – Боже мой, Фрэнки!

Она в отчаянии протянула к нему руки. Она потерялась в мире, прошедшем мимо нее.

Альчесте шагнул вперед, потом остановился. Он сделал последнюю попытку умертвить свою любовь, но не выдержал и заключил Симу в объятья.

«Она не ведает, что творит, – думал он. – Она просто испугана. Она не моя. Пока еще – не моя. Может быть, никогда моей и не станет».

И позже: «Фишер победил, а я проиграл».

И наконец: «Мы лишь вспоминаем прошлое; мы не узнаем его при встрече. Мысль возвращается назад, но время идет вперед, и все прощания – навсегда».

Перевел с английского Владимир БАКАНОВ

Материал об Альфред Бестере читайте в разделе «Критика, библиография, архив»

Коллективный прогноз

«ЗДРАВСТВУЙТЕ, МНОГОУВАЖАЕМЫЙ ДОМ!»

(по материалам французской печати)

Во Франции разработана программа «ДОМАТ» (дом-автомат), на которую до начала века будет израсходовано 125 миллиардов франков.

Сумерки, парижские улицы, руки на руле, глаза следят за дорогой, и отдавать команды удобнее всего устно. «Дом, пожалуйста!» – говорите вы. Радиотелефон находит нужную частоту и набирает нужный номер. Электронный домовой узнает хозяина по голосу и отзывается: «Добрый вечер, месье!».

На экране автомобильного видеотелефона – строчки сегодняшнего меню. Если вы позаботились заложить нужные ингредиенты для ужина, то дома вас ожидают горячие блюда, приготовленные электронным поваром. В ваше отсутствие квартиробот следит за функционированием всех бытовых систем. Случись утечка воды или газа, он сам позвонит в аварийную службу. В случаях попытки проникнуть в дом – подымет на ноги полицию.

Современный домовой в силах улаживать многие дела хозяина: он сам отправит посылку, купит билеты на самолет, закажет номер в гостинице.

Мало того, в отсутствие хозяина электронный комплекс создает видимость, что в доме кто-то есть. «Домовой» слушает последние теленовости, включает музыку, вечерами зажигает и гасит люстры, закрывает и открывает шторы. С непривычки жутковато замечать с тротуара, как в твоей квартире кто-то деловито хозяйничает, шумит и кашляет…

«Домовой» ухаживает за вами как самый преданный дворецкий. Скажем, на экране в машине вспыхивает план квартиры с обозначением температуры в каждом помещении. 15 градусов в ванной комнате? Бр-р, это по-спартански. Достаточно сказать вслух: «Ванная!» – и домовой поймет упрек, даст команду отоплению – и через несколько минут в ванной будет пляжная температура.

Но полный комфорт имеет и свои минусы. Особенно – для гостей, которые не способны без вашей подсказки ни открыть дверь в туалет, ни включить магнитофон, ни воспользоваться баром. Гость ощущает себя младенцем в джунглях.

Наивно думать, что ДОМАТ – великодушный дар прогресса. ДОМАТ – жестокая необходимость для электронной и домостроительной промышленности. Фирмы в страхе: что же продавать завтра? У всей домашней техники длительный срок службы. Рынок насыщается. Холодильники, стиральные машины, отопительные системы, кухонные комбайны, теле– и видеосистемы достигли, похоже, предела совершенства. Как вынудить потребителя заменить отличную домашнюю технику на новую? Мелкие улучшения не подвигнут на повторные крупные затраты. Вот почему так привлекательна идея электронного домового. Иметь его заманчиво и престижно. Но до сих пор все электронные чудо-машины не предназначались для работы в едином комплексе, не стандартизированы. Долой старые разрозненные приборы!

Но чтобы ДОМАТ сумел показать все свои преимущества, нужно строить дома и квартиры специально для него – с новым мобильным внутренним пространством, идеальной звукоизоляцией, со всеми коммуникациями для кабелей и телеглаз. Какие горизонты для строительных фирм!

… И вот вы подруливаете к своему дому, поднимаетесь к своей квартире и замираете перед дверью. Электронный домовой придирчиво разглядывает вас. Похожи ли вы сегодня на самого себя? Захочет – пустит, захочет – нет… «Добро пожаловать!» Вас тут ждали: ужин готов, ванная наполнена. Но что-то сосет под ложечкой… Ведь тут вполне могли обойтись и без вас…

Владислав ЗАДОРОЖНЫЙ

Результат

Роберт Шекли
Джоэнис в Москве

^{Рисунок Игоря Гончарука}

Повесть Роберта Шекли «Хождения Джоэниса» была опубликована в Советском Союзе, однако без одной главы. О причинах «изъятия» читатель сумеет догадаться сам, познакомившись с этой главой в нашем журнале.

Джоэнис – американец, родившийся на острове в Тихом океане, – наивный и неиспорченный молодой человек, своего рода вольтеровский Кандид в современном мире. Он решает посетить Соединенные Штаты и на собственном опыте познать достижения цивилизации, о которых столько читал и слышал.

Шекли-сатирик не оставляет без внимания ни один институт общества: полицию, армию, судопроизводство, сенат… В конце концов Джоэнис оказывается чиновником Госдепартамента и в этом качестве попадает в Россию.

Джоэнис поднялся на борт специального самолета и вскоре летел высоко над облаками к северному полюсу. Автомат предложил ему обед, и для него одного был показан кинофильм. Наконец, автопилот попросил Джоэниса пристегнуть ремни на время посадки в московском аэропорту.

Посадка прошла безупречно, и дверь распахнулась в столицу коммунистического мира.

Джоэниса встречали три представителя советского государства, в меховых шапках, пальто и отороченных мехом ботинках – необходимая защита от леденящих ветров, гуляющих по бескрайним равнинам. Представившись, они усадили Джоэниса в автомобиль, следующий в Москву. На протяжении поездки Джоэнис приглядывался к людям, с которыми ему предстояло иметь дело.

Товарищ Славский порос бородой до самых глаз – в их карих глубинах застыла полная отрешенность.

Маленький, подвижный, чисто выбритый товарищ Орусий слегка прихрамывал.

Маршал Тригаск искрился энергией и производил впечатление человека, с которым необходимо считаться.

Автомобиль остановился на Красной Площади, у Дворца Мира. Джоэниса проводили в кабинет и усадили в удобное кресло у камина; хозяева устроились рядом.

– Обойдемся без болтовни, – начал маршал Тригаск. – Итак, приветствую вас в нашей горячо любимой Москве. Мы всегда рады видеть людей, уполномоченных вести переговоры. Сами мы вилять не любим и ожидаем ответной прямоты. Это единственный способ договориться. По пути в Москву вы могли заметить…

– Да, – вмешался Славский, – вы должны извинить меня, я прошу вашего прощения, но, надеюсь, по пути в Москву вы заметили маленькие белые пушинки падающего снега? И блеклое зимнее небо? Мне, право, очень жаль, может, и не следует говорить, но даже у такого человека, как я, есть чувства. Природа, господа! Прошу извинить меня, но природа, да, в ней есть что-то такое…

– Достаточно, Славский, – оборвал маршал Тригаск… – Его превосходительство посол Президента Джоэнис время от времени, я уверен, замечает природу. Полагаю, мы можем обойтись без церемоний. Я человек простой и люблю говорить откровенно. Возможно, это покажется вам грубым, но такой уж я человек. Я солдат и не знаком с этикетом. Надеюсь, я выражаюсь достаточно ясно?

– Да, вполне, – сказал Джоэнис.

– Превосходно, – продолжал маршал Тригаск. – В таком случае, каков ваш ответ?

– Мой ответ… на что? – поинтересовался Джоэнис.

– Как – «на что»?! На наше последнее предложение! – воскликнул Тригаск. – Вы ведь приехали сюда не для пустой болтовни?

– Боюсь, вам придется повторить ваше предложение, – сказал Джоэнис.

– Все предельно ясно, – пожал плечами товарищ Орусий. – Мы предлагаем вашему правительству распустить армию, отказаться от колоний на Гаваях, предоставить нам Аляску (которая, между прочим, первоначально была нашей), а также в знак доброй воли отдать нам северную часть Калифорнии. На этих условиях мы обязуемся предпринять соответствующие шаги… правда, в данный момент я не могу вам сказать какие. Итак, ваш ответ?

Джоэнис попытался растолковать, что он не наделен полномочиями рассматривать такие предложения, но русские и слушать не желали. Поэтому, зная, что на подобные условия в Вашингтоне никогда не согласятся, он просто ответил – «нет».

– Видите?! – воскликнул Орусий. – Я предупреждал, что они откажутся!

– Но ведь попытка – не пытка, не так ли? – небрежно произнес маршал Тригаск. – В конце концов, они могли и согласиться… А теперь перейдем к основному. Мистер Джоэнис, ваше правительство должно знать, что мы готовы к отпору!

– Наша оборона начинается в Восточной Германии, – подхватил Орусий, – и тянется по ширине от Прибалтики до Средиземноморья.

– А по глубине, – продолжал маршал Тригаск, – через Германию и Польшу и большую часть европейской России. Вы можете ознакомиться с нашей обороной и лично убедиться в степени ее боеготовности. Более того, наша оборона полностью автоматизирована и куда более совершенна, чем оборона Западной Европы. Короче говоря, мы вас обогнали и будем счастливы доказать это.

Вдруг заговорил Славский, какое-то время не подававший признаков жизни.

– Вы увидите все собственными глазами, друг мой! Увидите звездный свет, посеребривший орудийные жерла! Прошу прощения, но даже у такого заурядного человека, как я, человека, которого можно принять за торговца рыбой или плотника, даже у меня бывает лирическое настроение. Воистину, это правда, хоть вы и смеетесь, господа! Разве не сказал наш поэт: «Темна трава/ Когда крадется ночь/ Долой печали». Ага, вы не ожидали, что я буду читать стихи! Позвольте заверить вас, я вполне сознаю их неуместность, мне стыдно, господа, я порицаю себя, и все же…

Товарищ Орусий слегка встряхнул Славского, и тот замолк.

– Вы должны простить его взрывы, мистер Джоэнис. Он ведущий теоретик партии, отсюда – тенденция к самопроизвольной речи. Так на чем мы остановились?

– Мне кажется, я только что объяснил, – весомо произнес маршал Тригаск, – что наша оборона в безупречном порядке.

– Совершенно верно, – подхватил Орусий. – Ваше правительство не должно обманываться на этот счет. И не должно придавать никакого значения Йингдравскому инциденту. Ваши пропагандисты наверняка подали его в искаженном виде.

– Во время инцидента я лично командовал войсками, – сказал маршал Тригаск, – и могу рассказать совершенно точно, что произошло. Мои части – Первая, Восьмая, Пятнадцатая и Двадцать пятая армии – проводили полевые учения под Йингдравом, возле границы с Китайской Народной республикой. Во время этих учений мы были предательски атакованы бандой китайских ренегатов, купленных на западное золото и каким-то образом ускользнувших от пекинских властей.

– Я в то время осуществлял политический контроль, – сказал Орусий, – и могу подтвердить слова маршала. Эти бандиты подобрались к нам под видом китайских Четвертой, Двенадцатой, Тринадцатой и Тридцать второй народных армий. Естественно, мы информировали Пекин, а затем предприняли необходимые шаги, чтобы отогнать ренегатов за границу.

– Они, разумеется, утверждали, что это они отгоняют нас за границу, – иронично улыбаясь, добавил маршал Тригаск. – Именно таких заявлений мы и ожидали от бунтовщиков. Началось сражение. Тем временем прибыло послание из Пекина. К сожалению, мы не смогли его перевести и отправили в Москву. А пока мы сражались, не покладая оружия.

– Пришел перевод, – продолжал Орусий. – Послание гласило: «Правительство Китайской Народной Республики с негодованием отметает все подозрения в экспансионизме, особенно по отношению к богатым пустующим землям, примыкающим к границам перенаселенного Китая. Никаких бунтовщиков на территории КНР нет, поскольку в истинно социалистическом государстве их не может быть. Поэтому прекратите свои провокации на наших миролюбивых границах».

– Можете представить себе нашу растерянность, – подхватил маршал Тригаск. – Китайцы настаивают, что никаких бунтовщиков нет, а мы сражаемся по меньшей мере с миллионом солдат, и все – в краденой форме китайской народной армии!

– По счастью, – сказал Орусий, – в качестве советника прибыл представитель Кремля, специалист по Китаю. Он разъяснил, что мы можем не обращать внимания на первую часть: слова об экспансионизме – это что-то вроде приветствия. Вторая часть, по поводу отсутствия бунтовщиков, предназначалась для поддержания престижа. Поэтому он рекомендовал без колебаний оттеснить бунтовщиков в Китай.

– Это, однако, оказалось весьма трудным делом, – сказал маршал Тригаск. – Бунтовщики получили подкрепление еще в несколько миллионов. Благодаря подавляющему численному превосходству они оттеснили нас до Омска, по пути разграбив Семипалатинск.

– Видя, что ситуация может приобрести серьезный оборот, – сказал Орусий, – мы призвали резервы и сформировали дополнительно двадцать армий. Перебили бунтовщиков без счету, а остальных прогнали через весь Сяньцзян до Цзюцюаня.

– Мы решили, что на этом дело кончится, – сказал маршал Тригаск, – и шли на Пекин, чтобы обменяться мнениями с правительством Китайской Народной Республики, но бунтовщики внезапно возобновили атаку. Теперь их насчитывалось около пятидесяти миллионов. К счастью, не все были вооружены.

– Даже у западного золота есть пределы, – заметил Орусий. – Мы получили новое послание из Пекина. От нас требовали немедленно покинуть территорию Китая и прекратить атаковать обороняющиеся части Народной армии.

– Мы-то поняли это буквально, – сказал Орусий. – Но не учли восточного коварства соседа: послание было составлено таким образом, что, прочитанное наоборот, оно гласило стихами: «Как прекрасна ладья/Плывущая по реке/Мимо моего сада».

– Самым неприятным было то, – продолжал маршал Тригаск, – что ко времени, когда мы его расшифровали, нас заставили отступить от границ Китая через всю Азию до Сталинграда. Там мы встали насмерть, уничтожили миллионы врагов и были отброшены до Харькова, где снова встали насмерть и опять были отброшены – на этот раз до Киева. И вновь были отброшены и встали насмерть под Варшавой. Теперь уже сложившуюся ситуацию мы стали рассматривать как тревожную. Мы собрали армии Восточной Германии, Польши, Чехословакии, Румынии, Венгрии и Болгарии. Албанцы предательски присоединились к грекам, которые вместе с югославами ударили по нашим войскам с тыла. Мы отразили нападение и сконцентрировали силы на главном направлении удара – на восток. Вскоре мы атаковали китайских бунтовщиков всей мощью на всем протяжении семисотмильного фронта. Противник покатился назад, прямо до Кантона, который мы уничтожили.

– Там, – продолжал Орусий, – бунтовщики бросили в бой последние резервы, и мы отступили до границы. После перегруппировки несколько месяцев велись приграничные бои. Наконец, по взаимной договоренности обе стороны отвели свои войска.

– Я-то как раз хотел продолжать наступление, – сказал маршал Тригаск, – но более осторожные товарищи напомнили, что у меня осталось всего несколько тысяч измотанных людей, которым предстояло сдерживать сильно потрепанных, но все еще рвущихся в бой бунтовщиков. Это бы меня не остановило, но мой коллега Орусий резонно подметил, что теперь это стало внутренним делом Китая. Так закончился Иингдравский инцидент.

– Должен добавить, что на Западе не знают истинного масштаба этой стычки, так как ни мы, ни Китай об этом не сообщали, а донесениям отдельных наблюдателей никто не поверил. Вы, вероятно, удивлены нашей откровенностью?

– Действительно, – согласился Джоэнис.

– О, мы знаем! У нас есть свои каналы информации. Нам известно о прокоммунистической речи, произнесенной вами в Сан-Франциско, и о расследовании в подкомиссии сената. Нам известно, что за вами следило ЦРУ, поскольку мы сами следили за ним. И, разумеется, коллеги Арнольда и Рональда Блейков сообщили нам о больших услугах, оказанных вами нашему общему делу, и о том, сколь изобретательно вы избегали всяких контактов с ними. Наконец, мы видели, каких успехов вы достигли, втираясь в доверие правительства и занимая ключевые посты. Словом, мы рады сказать: «Добро пожаловать домой, товарищ!».

– Я не товарищ, – ответил Джоэнис, – и служу американскому народу в меру своих способностей.

– Хорошо сказано, – одобрил Тригаск. – У врага везде есть уши. Вы превосходно скрывал и свою истинную сущность, и больше я этот вопрос поднимать не намерен. Напротив, мы хотим, чтобы вы сохранили свою легенду, мистер Джоэнис, ведь именно в этом качестве вы представляете для нас наибольшую ценность.

– Правильно, – согласился Орусий. – Больше к этому вопросу не возвращаемся. Решайте сами, мистер Джоэнис, какую часть Иингдравских событий вам следует передать. Слухи о разногласиях с союзниками могут подтолкнуть ваше правительство к переговорам, не так ли?

– Не забудьте сообщить, – вставил Тригаск, – что наши ракетные силы находятся в полной боевой готовности, хотя пехота несколько потрепана. Наши ракетные части, оснащенные самым современным вооружением, находятся также на Луне, Марсе и Венере. По первому сигналу они готовы обрушить разящий меч.

– Правда, дать сигнал несколько затруднительно, – сказал Орусий. – Между нами говоря, наши космонавты столкнулись с некоторыми трудностями. На Луне они живут глубоко под поверхностью, чтобы укрыться от солнечной радиации, и постоянно заняты производством пищи, воды и воздуха. Все это осложняет связь.

– На Венере, – добавил Славский, – настолько влажный климат, что металлы очень быстро ржавеют, разлагаются прямо на глазах. Это сказывается на радиотехнике.

– На Марсе, – подхватил Тригаск, – живут крошечные червеобразные создания невероятной злобности. Лишенные разума, они прогрызают что угодно, даже металлы. Если не принимать чрезвычайные меры защиты, то вся аппаратура, не говоря уже о людях, становится похожей на решето.

– По счастью, перед американцами стоят те же проблемы, – заметил Орусий. – Они тоже отправили экспедиционные силы на Луну, Марс и Венеру. Но так как мы оказались там первыми, то, следовательно, эти планеты по праву принадлежат нам. А теперь, Джоэнис, мы рады предложить вам подкрепиться.

Джоэниса накормили досыта йогуртом и черным хлебом – всем, что смогли выставить. Затем отправили к самолету, чтобы показать свою линию обороны.

Вскоре Джоэнис увидел внизу бесконечные ряды пушек, минных полей, колючей проволоки, пулеметов и дотов, замаскированных под фермы, деревни, города, тройки, дрожки и тому подобное. Они вернулись в московский аэропорт, и русские отбыли, пожелав Джоэнису удачи по возвращении в Вашингтон.

Перед тем, как уехать, товарищ Славский сказал:

– Помните, мой друг, что все люди – братья. О, вы, наверное, смеетесь над такими возвышенными чувствами, сохранившимися у пьяницы. И я не виню вас, как не виню своего начальника, Россколенко, который ударил меня вчера по уху и сказал, что выгонит меня с работы, если я снова приду пьяным. Я не виню Россколенко, я люблю этого ужасного человека как брата, несмотря на то, что твердо знаю: если я снова напьюсь, он меня уволит. Что тогда будет с моей старшей дочерью, Грустикайей, которая безропотно гладит мои рубашки и не клянет меня, когда я трачу ее жалкие сбережения на выпивку? Вижу, что вы презираете меня, и не виню вас. Нет человека более презренного, чем я. Можете поносить меня, господа, и все же я человек образованный, у меня есть благородные чувства, и великое будущее открывалось когда-то предо мною…

Но тут самолет Джоэниса пошел на взлет, и Джоэнис лишился возможности дослушать речь Славского до конца – если только у нее был конец.

Лишь позже, когда Джоэнис перебирал в памяти все увиденное и услышанное, он понял, что в войне нет необходимости, нет даже предлога для сражений. Силы хаоса захлестнули Советы и Китай, как захлестнули западную Европу. Но зачем повторять это в Америке?

Вот такое донесение, со всеми подробностями, и отправил Джоэнис в Вашингтон.

Перевел с английского Владимир БАКАНОВ