Текст книги "Журнал «Если», 1991 № 01"

Автор книги: Роджер Джозеф Желязны

Соавторы: Роберт Энсон Хайнлайн,Роберт Шекли,Пол Уильям Андерсон,Альфред Бестер,Владимир Константинов,Владимир Баканов,Виктор Белицкий,Джеймс Хьюстон,Дмитрий Радышевский,Андраник Мигранян
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Условия

Джеймс Д. Хьюстон
Противогаз

^{Коллаж Николая Степанова}

Чарли относился к автострадам спокойно. Он причислял их к группе тех самых удобств-помех, которыми наш мир уже необратимо замусорен. Поэтому, когда около пяти тридцати все восемь рядов машин вокруг него снизили скорость, проползли еще немного и остановились совсем, Чарли не был особенно удивлен или раздосадован.

Немного не по себе ему стало, когда через полчаса движение возобновилось. Двигатель был выключен, но машина вдруг медленно двинулась вперед, словно сзади ее толкала другая. Все водители во всех рядах смотрели назад, пытаясь понять, кто толкает. Чарли услышал скрежет номерного знака, открыл дверцу и высунулся наружу.

Он застрял на высоком изогнутом переезде, под ним проходил еще один, а ниже 12-рядное шоссе, ведущее к городскому центру. Во все стороны, куда только доставал взгляд, машины стояли, прижавшись вплотную, и не двигались. Толчки прекратились. Очевидно, двигаться дальше было некуда. Чарли взглянул на соседей. Водители сидели, чуть скособочившись из-за наклона поворачивающей дороги, но никто, казалось, не был взволнован. Все равнодушно ждали, выключив двигатели. На проходящих ниже автострадах тоже ждали – тысячи машин и ни одного звука, ни гудков, ни ругани. Поначалу тишина беспокоила Чарли, даже пугала. Однако он решил, что единственно правильное поведение, достойное цивилизованного человека, – это спокойствие. Зачем портить себе нервы? Он сел, в машину и как мог мягче закрыл дверцу. Когда Чарли привык к тишине, он даже счел, что она действует на него положительно. Вскоре над машинами пролетел вертолет, и динамики возвестили: «Внимание! Вы попали в автомобильный затор в масштабах всего города. Нам потребуется по крайней мере двадцать четыре часа, чтобы исправить положение. Вы можете ночевать в машинах или оставить их на шоссе. Городская полиция гарантирует неприкосновенность вашей собственности».

Водитель соседней машины высунул голову в окно и обратился к Чарли:

– Они посходили с ума? В самом деле, должно быть, с ума посходили! Двадцать четыре часа на то, чтобы расчистить дорожную пробку!

Чарли кивнул, разделяя недоумение своего соседа.

– Может быть, пробка там, внизу. Мне такое приходилось видеть. Вряд ли на это потребуется больше двух часов. Не знаю, как ты, парень, а я остаюсь. Если они думают, что я брошу здесь свой «Валиант», они совсем рехнулись.

Выяснилось, его зовут Арвин Бейнбридж. Пока они с Чарли болтали о дорогах в частности и о жизни вообще, прошло еще два часа. Темнело, и Чарли решил, что ему следует, по крайней мере, позвонить жене. Арвин считал, что пробка вот-вот рассосется, и Чарли подождал еще немного. Ничего не изменилось.

Наконец Чарли выбрался из машины с намерением найти телефонную будку, однако тут же понял: для того, чтобы добраться до автомата, ему придется пройти пешком до переезда около двух миль. К счастью, в багажнике Арвина нашелся моток крепкой веревки. Чарли привязал конец к ограждению, поблагодарил Арвина, перелез и, перехватывая руками, спустился по веревке на нижний уровень. Оттуда ему удалось перебраться на ствол толстого дерева, и в конце концов он оказался на земле.

Чтобы добраться домой пешком, Чарли потребовалось два часа, и, когда он наконец пришел, его жена Фей уже готова была устроить ему разнос: – Почему ты не позвонил?

– Я собирался, дорогая…

– Что с твоими брюками?

Чарли послушно взглянул на свои разорванные брюки из плотной ткани.

– Пришлось лезть по дереву. Наверное, кто-то вбил туда гвоздь.

– Ради бога, Чарли! Сейчас не время для шуток. Если бы ты знал, как я волновалась!

– Я не шучу. Повезло, что я вообще добрался. Другие все еще там: кто постарше и толстяки – им не перелезть через ограду. А многие просто решили остаться. Наверное, будут сидеть там всю ночь.

Жена, чуть не плача, смотрела на него как на сумасшедшего.

– Чарли, ну пожалуйста…

Он обнял ее и прижал к себе.

– Чарли, что случилось? Где ты был?

Он подвел ее к дивану, усадил и сел сам. Через разорванную ткань брюк выглянула коленка.

– Я думал, ты видела по телевизору или слышала по радио.

– Что видела?

Под всхлипывания жены Чарли рассказал ей всю историю. Когда он закончил, Фей выпрямилась и взглянула на него с негодованием.

– Чарли Бейтс, ты хочешь сказать, что бросил машину на шоссе?

– А что еще мне оставалось, милая моя? Не мог же я провести там всю ночь. Это ведь всего лишь «Фольксваген». Я бы простыл.

– Ты мог бы попроситься в чью-нибудь машину. Этот Арвин, он бы тебя пустил… Нашел бы машину с обогревателем, или с большим задним сиденьем, или…

– Не мог же я просто влезть в чью-то машину, дорогая… И потом, я хотел позвонить!

Фей потрогала его голую коленку, придвинулась к нему и сказала:

– Ой, Чарли… По крайней мере, с тобой ничего не случилось. Это самое главное.

Она прижалась к нему, и некоторое время они сидели молча.

– Однако, Чарли, что же мы будем делать?

– Ты о чем?

– О машине.

– Думаю, ждать. По крайней мере, до завтра, пока не рассосется пробка. Завтра я туда вернусь. Конечно, будет не просто, придется, наверное, добраться до ближайшего шоссе, там пройти пешком две-три мили до главной автострады, потом по автостраде до центра. Может, удастся одолжить у кого-нибудь велосипед. Просто не знаю…

– Правильно – у Дона и Луизы есть двухместный. Поедем вместе.

– Может быть, – устало произнес Чарли. – Давай подумаем об этом завтра. Я здорово вымотался.

На следующее утро Чарли одолжил у Дона и Луизы большой двухместный велосипед, Фей приготовила бутерброды, и они двинулись через город, намереваясь прибыть пораньше, чтобы быть на месте, когда их машину освободят, хотя это уже казалось маловероятным. В утренних новостях предсказывали остановку движения еще на тридцать шесть часов. Теперь затор охватывал не только шоссе, но и все главные улицы и перекрестки, где застряли автобусы, трамваи и грузовики. Движение остановилось даже за чертой города. Полиция пыталась блокировать подъезжающий транспорт, но это оказалось невозможным: через город и окрестности проходили все важные автострады. Нетерпеливые водители, не поверив в сообщения полиции, закупоривали дорожные артерии, и затор ширился со скоростью нескольких сотен машин в час.

Чарли и Фей миновали всю эту неразбериху, следуя изощренному маршруту по неперекрытым улицам, который Чарли наметил на карте. Они крутили педали все утро, к полудню добрались до холма у шоссе и там решили подняться на лифте на крышу жилого дома, откуда можно было увидеть, где стоит их машина. Чарли взял с собой морской бинокль, и, поедая сандвичи, они разглядывали ряды безмолвных машин.

– Ты видишь нашу, Чарли?

– Да. Все в порядке. Немного зажали, но она цела.

– Дай посмотреть.

– Держи.

– Ого! – воскликнула Фей. – Некоторые из этих бедняг до сих пор сидят в машинах. А жены, наверное, сходят с ума.

– Жены, возможно, слышали новости. Должно быть, сейчас уже все знают, что произошло.

– Все равно волнуются, – Фей обняла Чарли и чмокнула его в щеку. – Я так рада, что ты вернулся домой. – Затем она взглянула в бинокль и добавила. – Спорить готова, они умирают с голоду. Может, возьмем для них сандвичей?

– Слишком много потребуется сандвичей, чтобы накормить всех…

– Все равно надо что-то делать.

– Там, наверное, будет «Красный Крест», – сказал Чарли. – Кстати, вон на том вертолете около городского центра, не крест ли? Дай-ка бинокль.

– Черт, – воскликнула Фей. – Точно. Он сбрасывает какие-то свертки.

– Дай посмотрю. Да. Ей-богу, сбрасывает. А люди стоят на крышах машин и машут руками. Наверное, им несладко пришлось этой ночью.

– Бедняги.

Чарли жевал бутерброд с рыбой и разглядывал город в бинокль, словно капитан. Через несколько минут Фей воскликнула:

– Эй, посмотри. Чарли – вон там!.. Еще два вертолета!

– Где? Внизу? Да, точно! Похоже, военные «пташки». Армию, надо думать, тоже привлекли.

– Что они там делают? Поднимают машину?

– Нет, не машину. Какой-то длинный узкий контейнер. Нет, они не поднимают, а опускают. Двое в форме внизу. Ага! Опустили. Крепят на центральной полосе. Подожди, это не контейнер. Один из них открыл дверь и вошел внутрь. О! Люди выпрыгивают из машин и бегут по центральной полосе! Отовсюду бегут, прямо по машинам! Сшибли этого, в форме! Кажется, будет драка!.. Они все собрались у двери и толкаются. Нет, похоже, все в порядке. Первый вышел и вешает какую-то табличку. Мужчины начинают расходиться. Женщины выстраиваются в очередь по центральной полосе.

– Бедняжки. Ой, Чарли, я так рада, что ты вернулся домой.

С крыши им были слышны сводки, передаваемые с полицейского вертолета. К исходу первых суток стало известно, что для расчистки затора потребуется, может быть, еще дня три. Зная, что нужно быть на месте, когда машины тронутся, и понимая в то же время, как утомительно будет дважды в день колесить на велосипеде по городу, добираясь к «обзорной вышке» и обратно домой, они решили снять квартиру в этом доме. К счастью, как раз на последнем этаже одна квартира окнами на шоссе оказалась свободна. Чарли и Фей вселились в тот же вечер, хотя из вещей перевезли лишь бинокль и термос. Договорились, что на следующий день Чарли съездит на велосипеде домой и привезет самое необходимое, а Фей пока последит за машиной. План сработал великолепно. Устроившись, они организовали поочередное дежурство: четыре часа дежуришь, четыре отдыхаешь. Чарли установил, что в случае чего он успеет добраться до машины за полчаса. Если прислушиваться к сообщениям с вертолетов, смотреть телевизор и следить за ходом дел из окна, откуда было видно, как работают краны, то у него будут в запасе эти полчаса.

Для уверенности Чарли несколько дней подряд делал пробные броски: на лифте вниз, на велосипеде до дерева, через стену и вдоль шоссе к машине. Там он две-три минуты прогревал двигатель, затем отправлялся обратно, на прощание махнув рукой водителям, наблюдавшим за ним со смесью восхищения, зависти и недоверия. К концу третьего дня мужчины отрастили щетину, выглядели они измотанными и унылыми. Женщины, растрепанные, бледные и опухшие, по большей части просто сидели и смотрели пустыми глазами из-за ветровых стекол автомашин. Чарли чувствовал, что должен что-нибудь сделать. Иногда он останавливался на центральной полосе поговорить с человеком, одолжившем ему веревку.

– Как дела, Арви?

– По-прежнему, Чарли.

– Жарко сегодня, да?

– Как и вчера. Но, похоже, уже привыкаю. Тебе, наверное, хуже – добираться-то неблизко.

– Сейчас уже ничего. Ноги привыкли.

– Как время?

– Сегодня двадцать восемь и десять.

– Ну! Каждый раз все меньше и меньше!

– Да, совершенствуюсь потихонечку, – сказал Чарли. – Больше всего меня задерживает лифт. Я еще в жизни не видел лифта медленнее!

– А тебе не приходило в голову ждать где-нибудь на улице? Когда придет время, жена просигналит тебе из окна.

– Идея!

– Это мне вчера пришло в голову, – сказал Арвин, – но я думал, ты сам догадаешься.

– Никогда бы не догадался. Отличная идея, Арви! – Чарли замолчал на мгновение. – Слушай, я все хотел предложить: почему бы тебе не зайти к нам и не познакомиться с Фэй? Я ей о тебе рассказывал. Уверен, она тебе понравится. Пропустим пару стаканчиков и, вообще, отдохнем немного.

– Э-э-э, спасибо. Но… Я не уверен… Дело в том, что никогда не знаешь заранее, когда все это кончится.

– У меня двухместный велосипед, Арви. В каком-то смысле я тебя даже не осуждаю. Я сам иногда нервничаю, особенно ночью, когда ничего не видно. Но смотри: если передумаешь, я к полудню вернусь.

– Спасибо, Чарли.

– Увидимся позже, Арви. И благодарю за идею.

Вняв совету Арвина, Чарли целыми днями просиживал на скамейке у автобусной стоянки напротив дома. Наконец, на шестой день после остановки движения, около полудня в окне двенадцатого этажа появился белый носовой платок Фэй. Велосипед стоял рядом в канаве. Словно ковбой, Чарли взлетел в седло и спустя мгновение уже мчался изо всех сил к сосне. За несколько кварталов он услышал ставший уже непривычным рев тысяч двигателей. Взобравшись на ограждение, он собрался было спрыгнуть вниз, но тут его обволокло облако выхлопных газов. Щипало глаза, из груди рвался надрывный кашель, но он все равно спрыгнул и, ничего не видя перед собой, пошел вперед, надеясь на память. Задыхаясь и то и дело вытирая глаза, он шагал по крышам машин к центральной полосе. Дым не исчезал. Наоборот, все новые и новые клубы и струи душили Чарли. Каждый водитель давил на газ, прогревая мотор и готовясь к рывку. Опасаясь, что он не найдет свою машину и ее унесет движущим потоком, оглушенный стуком и грохотом давно остывших цилиндров, задушенный дымом до тошноты, доведенный до отчаяния полутьмой выхлопных газов, Чарли остановился и в панике огляделся.

Казалось, он часами бродил в дыму и почти забыл, зачем он здесь, но тут позади раздался знакомый голос:

– Чарли! Ты куда?

– Это ты, Арви?

– Я. Ты чуть не прошел свою машину.

– Этот проклятый дым…

– Не говори, прямо чертовщина какая-то!

Чарли разглядел в его усталых глазах затравленную надежду. В раздвинувшей бороду улыбке открылись пожелтевшие зубы.

– Что случилось? – все еще задыхаясь спросил Чарли и схватился за антенну машины Арвина.

– Похоже, скоро поедем. Лучше прогрей мотор.

– Когда вы получили сигнал?

– Никакого сигнала, – прокричал Арвин. – Просто все вдоль дороги стали заводить моторы, и я тоже завел. В любой момент можем начать двигаться.

– Но хоть немного проехали?

– Нет еще, но ты лучше прогрей мотор, Чарли. Скоро тронемся! Скоро!

Кашляя и истекая слезами, Чарли забрался в машину и завел двигатель, газанул несколько раз, затем, борясь с подступающей тошнотой, уперся головой в рулевое колесо. «Этот шум меня прикончит», – подумал он и потерял сознание. Очнувшись, он увидел прямо перед собой датчик бензина: бак был почти пуст. Он огляделся. Шуму стало меньше, и дым тоже немного рассеялся. Сквозь него проступали смутные очертания машин соседнего ряда. Никто не двинулся с места. Чарли выключил мотор. Очевидно, остальные поступали также. С каждой минутой рев двигателей заметно слабел, и через некоторое время стало совсем тихо. Налетел слабый ветер и медленно развеял клубы дыма. Размытые формы вокруг обрели конкретные очертания.

Чуть позади на капоте лежал водитель, грудь его тяжело вздымалась. Впереди, опираясь о машину, стояли мужчина и женщина с остекленевшими глазами. Обернувшись, он увидел, как Арвин наклонился из открытой дверцы машины над водостоком.

Разгоняя дым, подлетел полицейский вертолет и завис над ними. «Пожалуйста, выключите двигатели! Пожалуйста, выключите двигатели! Затор не будет расчищен еще по крайней мере тридцать шесть часов. Вас предупредят заблаговременно. Пожалуйста, выключите двигатели!»

Никто, казалось, уже не обращал на полицию внимания. Вертолет улетел дальше. Чарли, все еще чувствуя слабость, выбрался из машины. Арвин сидел теперь на краю водительского сиденья, уронив голову на руки.

– Эй, Арви! Ты в порядке?

Арвин ответил лишь через несколько секунд.

– Кажется, да.

– Ложная тревога?

Арвин что-то буркнул.

– Ну уж завтра-то точно тронемся, – сказал Чарли.

Арвин кивнул и медленно поднял голову. В потемневших усталых глазах застыло поражение. Все надежды его оставили. Глубокие морщины усталости прорезали щеки и лоб. Борода свалялась и спуталась. Выглядел он ужасно старым. Хриплым и слабым голосом Арвин произнес:

– Чарли… А что если не завтра? Что мы будем делать, Господи? Уже шесть дней…

– Арви, – сказал Чарли сочуственно, – ты ведь слышал объявление. Еще по крайней мере тридцать шесть часов. Почему бы тебе не пойти к нам и не отдохнуть немного?

В глазах Арвина появился слабый огонек. Губы его чуть изогнулись в улыбке, словно он вспомнил что-то приятное, но давно ушедшее.

– Я не могу, Чарли, – сказал он наконец, беспомощно пожимая плечами.

Чарли медленно кивнул.

– Я понимаю, Арви, понимаю. – Он помолчал немного, потом добавил. – Ладно, увидимся вечером.

Он подождал ответа, но Арви опять уронил голову на руки и начал раскачиваться. Чарли пошел прочь.

Дым почти развеялся. Тяжелое безмолвие лишь изредка прерывалось далекими стонами и дробным кашлем. Вниз по дуге шоссе, где ему предстояло пройти, на других автострадах, так красиво изгибавшихся под ним, в рядах пыльных машин Чарли видел людей – сгорбленных или лежащих ничком на центральной полосе, повисших на дверцах машин, тяжело дышавших, глядевших пустыми глазами, оглушенных горем. Он добрался до бетонной стены и перелез, оставив позади сцену бедствия. Однако он знал, что ему еще придется вернуться – может быть, несколько раз. Никто не знает наверняка, когда все это кончится, поскольку даже в сообщениях полиции нет никакого смысла. Чарли заехал домой, утешил Фэй, чувствовавшую себя виноватой из-за того, что послала его впустую, а затем вернулся на окраину города к магазинчику списанного военного снаряжения. Легкие еще жгло от едкого дыма. Он решил купить два противогаза: один себе, другой Арвину.

Перевел с английского Александр РЮРИКОВ.

Николай Реймерс, председатель Бюро Совета Экосоюза СССР
Романтика жизни на свалке

Экологический шторм приближается к фазе всеуничтожающего урагана. А люди, породившие его, все еще тонут в мелочных дрязгах политических и личных амбиций. Когда-то меня буквально пронзила вычитанная у кого-то картина из жизни Соловков. Колонну несчастных под усиленным конвоем гнали к месту «поселения». Ничего не ведающие люди, вероятно, приговоренные к ссылке «в дальних лагерях без права переписки», изнемогали под тяжестью узлов и чемоданов. Они выбивались из сил ради будущего десятилетия лагерной жизни. Через полчаса их холодеющие тела наполнили траншею…

Сходно выглядит ноша политиканства в наши дни. Только судьба человечества не так безысходна, как тех узников. Времени больше. И есть свобода выбора.

• В СССР и США на каждого жителя приходится в год по 2 кг пестицидов и гербицидов, в некоторых районах – до 50 кг.

• Космический «челнок» типа «Шаттл» при одном запуске уничтожает десять миллионов тонн озона, что при 60 запусках в год грозит исчезновением 18 % озона Земли.

• За последние годы прирост древесины у 30-40-летних деревьев в польских Судетах уменьшился вдвое.

• Под влиянием загрязнений воздуха в Сибири хроническая заболеваемость органов дыхания у жителей региона возросла на 50 %, распространенность сердечнососудистых заболеваний – на 38 %.

• Около 10 тысяч опасных для здоровья веществ содержат паки, краски, освежители и другие средства бытовой химии ФРГ.

• За последние десятилетия содержание гумуса в почвах Центрально-Черноземного района России снизилось на 30 %, ежегодная убыль достигает 1,5 тысячи гектаров.

• Впервые за четыре века в Калифорнии третий год подряд – засуха.

• Экономический эффект работы всех атомных станций в Советском Союзе за годы их работы составил 2,5 млрд. рублей. Авария на чернобыльской станции обошлась государству в 8,5 млрд. рублей.

Поднимается вторая, исторически самая высокая волна экологического кризиса.

Если последние 150 лет в посудной лавке Природы буйствовали индустриальные слоны, то теперь на ее поля устремляются кулиги промышленной саранчи мелких предприятий развивающихся стран. Их огромное население подошло к индустриальной фазе развития. Оно хочет и должно жить по нормам века, и это вызывает развитие миллионов мелких предприятий и мастерских. Они не слыхивали об очистке выбросов и стоков, а если бы и желали их очищать, то не смогли бы по техническим и финансовым причинам.

Разрядка в Европе сулит ей спокойствие. Но в то же самое время в регионах, где начинает буйствовать экологическая саранча, возникает новая пара сил. С одной стороны, исламский фундаментализм, а, с другой, сионизм, буддизм и другие враждебные исламу политические в своей основе течения. На локальном уровне и в виде национально-религиозных противостояний они уходят в глубь веков. Ближний Восток всегда был ареной дикой резни. Неспокойны и прошлые века Восточной и Юго-Восточной Азии. В силу низкой культуры и нищеты подавляющей части населения и неуправляемых демографических тенденций на фоне относительного богатства регионов природными ресурсами тотальная «драчка» тут неизбежна. Наивно думать, что образование палестинского государства или еще что-то даст успокоение. Всегда найдется какой-нибудь лидер, который объявит ближайший лакомый кусок «неотъемлемой частью» своей территории. Или кому-то не понравится, что какой-то части населения даны какие-то льготы. Возможно, даже воображаемые. Не будет противостояния сионизма и исламского фундаментализма, появятся иные «-измы»: депо не в конкретных проявлениях, а в самих процессах. В биоэкологии их бы назвали «зависящими от плотности населения популяции». В социальной экологии это тоже верно, но положение намного сложнее и опаснее для всего мира.

Локальные войны отвлекают от решения грозных экологических проблем. В этом смысле сейчас любая война приобретает значение мировой. Косвенно она жизненно опасна для всего человечества, над которым нависла возможность глобальной экологической катастрофы. В 60-е и 70-е годы об этом предупреждали экологи. Их обозвали алармистами, паникерами. Сейчас те же слова на устах государственных деятелей, всего мирового сообщества. Экологическая безопасность превратилась в один из основных элементов политики.

Перечислю основные жгучие проблемы, которые предстоит решить человечеству: разрушительная энергетика, перенаселение планеты, резкое обеднение ее биологических ресурсов, исчезновение массы видов, парниковый эффект и потепление климата, нарушение озонового экрана Земли, защищающего ее поверхность от губительного ультрафиолета, кислотные осадки, губящие леса и водные организмы, общее загрязнение воздуха, вод и почв, радиоактивное загрязнение и глобальное замусоривание суши и океана. От любой из этих «непродолжительных болезней» природа может скончаться. А с нею и ее плоть от плоти, кровь от крови – человек. Никакие технократические утопии ухода в космос и мифы о ноосфере его не спасут. Проза жизни сурова. Она имеет свои непреложные законы. Спорить с ними бесполезно.

Но даже на мрачном общемировом фоне наша страна выглядит замком экологических ужасов.

Холодная война вкупе с жестокостью административной системы социализма (все жесткие системы в конце концов катастрофически саморазрушаются) поставили нашу страну на грань экономического краха. Мы копили оружие. Разорились на этом. И теперь вся мощь ненужного оружия в рамках всеобщего закона разумной достаточности тащит нас в пучину дальнейших экономических бед. Производство оружия требовало перенапряжения. Но и уничтожение произведенного, конверсия чреваты значительными расходами и социальными тяготами. Флюс военного развития опасно вздулся и готов лопнуть. Закон оптимальности действует неукоснительно: гигантизм всегда (сколько это повторять?) – начало конца. Брюхо глиняного парня из народной сказки не выдерживает.

Ныне, куда ни кинь взгляд, повсюду зоны экологического бедствия. Правда, никто не знает, как определить размер этого бедствия. Где больше бед – в зоне Чернобыля, у погибшего Арала, у прозябающего бассейна Волги-Каспия, умирающих морей – Азовского, Черного, Белого, Баренцева, задыхающихся от дымов Донбасса и Кузбасса, Шелихова, Братска, Соликамска, Березников, Череповца и десятков других больших и малых городов, на Урале или у Байкала, среди истощенных черноземов Украины, на ставших бесплодными пастбищах Калмыкии или страдающих от перевыпаса лугах гор Средней Азии? Всюду поработала тупая голова чиновника от покорения природы. Дурак опаснее врага. Вот она, матушка, и покорилась злой силе до усыхания, мертвенной пустоты и ядовитой гари. Полная, а порой, увы, и окончательная победа…

Кажется, мы одержали блестящую победу и над самими собой. Никто точно не знает, сколько у нас людей с психическими отклонениями, сколько алкоголиков, наркоманов. На фоне пустых прилавков, вечных карточек и распределений, дефицита всего – квартир, мебели, транспорта, чуткости, вежливости, гуманизма, на фоне нервно-психического стресса повседневной жизни, отравления жутким воздухом наших городов и жилищ, местами кошмарной питьевой воды и везде полуядовитой пищи невозможно определить даже саму норму. Выборочные исследования говорят: с психическими отклонениями, требующими печения, – каждый пятый, возможно даже четвертый. Не лучше положение с физическим здоровьем. Где-то наравне с самыми отсталыми странами мира. Миллионы мечтают сбежать с беспросветной отчизны. Не любим мы себя, даже ненавидим. Не желаем знать своей экологии, нужд детей и внуков. Не в состоянии жить как люди, сделать Родину любимой…

Законы природы не выбирают, им либо следуют, либо погибают.

Для непосвященных метастазы грозной болезни глобальной биосферы материализуются в виде опустынивания, грубо говоря, потери плодородия матери-земли. Для специалистов, знающих законы существования природы, видны причины. Скажем, сбои в действии принципа Ле Шателье – Брауна, согласно которому любая система в ответ на внешние воздействия сопротивляется: чем сильнее воздействие, тем мощнее ответ. Например, увеличение выбросов углекислого газа должно вести к более бурному росту зеленых растений – это их «пища» из воздуха. Но сейчас наблюдается парадокс. Биосфера не следует принципу Ле Шателье – Брауна. В ответ на антропогенные воздействия она «складывает лапки» и не просто гибнет, но активно саморазрушается. Противодействуют нарушениям только очень большие природные системы. Тот же излишек углекислого газа пока растворяется в водах океана. Но растительность суши его «выплескивает», не хочет ассимилировать.

Секрет, видимо, в том, что все биогеохимические круговороты на Земле идут через живое. Действует закон биогенной миграции атомов В. И. Вернадского – миграция химических элементов на земной поверхности и в биосфере в цепом осуществляется или при непосредственном участии живого вещества (биогенная миграция), или же она протекает в среде, геохимические особенности которой (O ₂, CO ₂, H ₂и т. д.) обусловлены живым веществом – как тем, которое в настоящее время населяет биосферу, так и тем, которое действовало на Земле в течение всей геологической истории. И вот это самое живое вещество человечество использовало себе на потребу и в ущерб естественной миграции атомов химических элементов. Леса в значительной мере вырублены, степи распаханы, жизнь Мирового океана нарушена. Наступила глобальная «дистрофия». Все глубже нарушается всеземной обмен веществ.

Есть еще один закон природы с тяжелой, внешне мало вразумительной формулировкой. Это закон внутреннего динамического равновесия: вещество, энергия, информация и динамические качества отдельных природных систем в их иерархии взаимосвязаны настолько, что любое изменение одного из этих показателей вызывает сопутствующие перемены, сохраняющие общую сумму качеств систем, где эти изменения происходят, или в их иерархии. Добавлю еще одно правило – взаимодействие экологических компонентов нелинейно, слабое изменение одного из них может вызвать очень резкое изменение в других. Ну, а на образном языке вся эта научная мудрость укладывается в афоризм: чем больше пустынь мы превратим в цветущие сады, тем больше цветущих садов мы превратим в пустыни. И при этом пустынь не убавится, а прибавится. Что мы и имеем на планете.

Для полноты картины утомлю читателя еще одним экологическим правилом – обязательности заполнения экологических ниш: пустующая экологическая ниша – это не попка и не углубление в чем-то, а функциональное место вида в экосистеме, его «специальность». Как в обществе без каменщика или монтажника не обойтись, так и в сообществе живого на каждого ерша нужна своя щука – полная номенклатура «специальностей». А человек распоряжается в природе по-своему. Раз, и щуку – вне закона, раз, и вредных бацилл – на свалку эволюции. Нет в обществе каменщика – появляется шабашник. Нет в природе щуки – возникает замена в виде окуня, нет окуня – в виде паразитов и болезней. Пропали болезнетворные супостаты человека, появились новые, ранее неведомые. Теоретически, вирус иммунодефицита человека (ВИЧ), известный у нас как возбудитель СПИД, с освобождением от многих других болезней просто не мог не возникнуть.

Человечество с завязанными глазами идет к краю пропасти.

Каково в нее падать, пусть пока еще не так глубоко, мы знаем по нашим экологическим бедам. Но все еще упрямо продолжаем противиться законам природы. Вопим об экологии, фактически ничего не делая. Не имея даже такой науки, во всяком случае, ее рабочих ячеек. Нет экологического научного центра, не существует и экологических производственных организаций.

За 20 лет со времени Стокгольмской конференции ООН по проблемам охраны окружающей среды разговоры ведутся все о том же. Список проблем почти тот же. Но насколько же они выросли – как сказочный джин из замшелого сосуда.

Пока оптимизм поддерживает лишь то, что природные системы оказались более устойчивыми, чем предполагалось. Не умер Мировой океан летом 1976 года, как предрекал мой американский коллега П. Эрлих. Не окончательно замолкли птицы по весне от применения пестицидов, чего боялась великая душой Р. Карлсон. Пока еще растут леса и текут реки… Кое-какие достижения есть и у людей. Чище стала атмосфера в городах западных стран, в США и в Японии. Очистились воды Темзы. Делаются усилия по осветлению Рейна.

Но слишком медленно впасть экологического научного авторитета начинает взаимодействовать с авторитетом власти. Жизненно важная наука, наука о выживании человечества пока столь угрожающе молода, что даже Нобелевский комитет ее «в упор не видит».

Хватит ли времени? До сих пор в мире – и особенно в нашей стране – царствует не эколого-социально-экономический остросюжетный подход, а все еще стремление к тотальной прибыли. Узко экономические аппетиты заслоняют перспективу. Богатые рискуют умереть в роскоши, бедные – погибнуть в трущобах.

Здоровый нищий счастливей больного короля – говорит народная пословица. Больной нищий втрое несчастней. Поэтому всем нужно найти пути к свету и круто повернуть от края экологической пропасти. Мир должен пойти по стезе глобальной конверсии сил и средств на экологические нужды. Не только военной, но и всеобщей конверсии. Должны быть найдены механизмы, защищающие людей и природу от разграбления и гибели. Природа – товар – деньги… слишком короткая цепочка. В конце ее нужно поставить природу, ее воспроизводство. «Экологический» рынок необходим и для разумного воспроизводства обеспеченного и культурного человека. Благополучие, жилье, чистый воздух, прозрачная вода, добрый отдых, рациональное питание, спокойствие души…