Текст книги "Теодосия и последний фараон"

Автор книги: Робин Лафевер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Я выпучила глаза и плаксивым тоном продолжила:

– Ну пожалуйста! Он слегка напоминает мне Генри, и мне вдруг представилось, как наш Генри стоит один посреди длинной платформы и просит у прохожих копеечку на хлеб…

– Типун тебе на язык, Тео! Как такое может случиться с твоим братом? У тебя воспаленное воображение. Ну ладно, дай ему денег, и пусть идет своей дорогой. – Она открыла кошелек, вытащила из него несколько монет и пересыпала в мою протянутую ладонь.

– Спасибо, мамочка! – Я вскочила на ноги, поцеловала ее в щеку и бросилась сквозь дверь в коридор, где проводник уже отчитывал Гаджи, осыпая его, как я догадалась, отборной арабской бранью.

– Все в порядке! – воскликнула я, с ходу встревая в их ссору. – Он со мной.

Проводник замолчал, нахмурился, а затем недоверчиво спросил, уже по-английски:

– С вами, мисс?

– Да, я попросила его найти меня в поезде. Он… принес одну вещь, которую я оставила.

– Ну ладно, – согласился проводник. – Только давайте поживее. Поезд сейчас отправится.

Он в последний раз окинул Гаджи презрительным взглядом и перешел к следующему купе.

Как только проводник отошел подальше, я вплотную придвинулась к Гаджи и прошептала:

– Где ты нашел мой ридикюль?

– Это не я, это Сефу, – улыбнулся Гаджи. – Вчера вечером он возвратился ко мне и притащил с собой эту сумку.

Гаджи протянул мне ридикюль, я быстро схватила его и с замиранием сердца почувствовала его привычную тяжесть, но, наученная горьким опытом, сразу же приоткрыла ридикюль и заглянула внутрь, желая убедиться в том, что шар бога Ра не подменили каким-нибудь апельсином. Шар подмигнул мне из темноты ридикюля своим золотым боком – все в порядке!

– Спасибо, – сказала я Гаджи. – Ты даже представить не можешь, как важна для меня эта вещь.

– А почему мисс-эфенди таскает с собой такой ценный египетский антик? – с подозрением спросил Гаджи.

– Моя мама археолог. Она ищет древние сокровища, работа у нее такая.

– Но ведь это наши сокровища, почему же тогда они не принадлежат нам? – нахмурился Гаджи.

Да, тут он попал в точку, ничего не скажешь.

– Думаю, так и должно быть, – медленно ответила я. – Но, знаешь ли, не я устанавливаю правила игры. И не моя мама их придумывает. Вот, возьми. – Я протянула ему взятые у мамы деньги. – Награда за то, что ты вернул мой ридикюль.

Гаджи сжал монетки в своем грязном кулачке, и в ту же секунду паровоз дал гудок и наш поезд дернулся с места.

– Быстрее! Тебе нужно успеть спрыгнуть! – воскликнула я.

– Не думаю, – беззаботно ответил Гаджи. – Пожалуй, я останусь в этом поезде и поеду в Луксор.

– А как же твоя семья? Они будут искать тебя, волноваться, с ума сходить!

– Никто меня не хватится, разве только один драчливый владелец осликов, – пожал плечами Гаджи. – Между прочим, семья Гаджи родом как раз из Луксора. Пожалуй, пора вернуться, поискать своих, узнать, что с ними. Денег, которые вы мне дали, как раз хватит на дорогу. Так что спасибо, и до встречи в Луксоре.

С этими словами Гаджи поклонился мне и пошел по коридору в ту сторону, где находились вагоны третьего класса. Так и не осознав еще до конца, что произошло, я возвратилась в наше купе, с наслаждением ощущая знакомое «бум-бум» – это бил меня по ноге спрятанный внутри ридикюля вернувшийся ко мне чудесный золотой шар.

Глава восьмая. Знакомства

От Каира до Луксора поезд идет долго, часов двадцать или даже больше, в зависимости от погоды. Я была очень рада тому, что мы с мамой едем в уютном купе первого класса, но при этом постоянно вспоминала бедного Гаджи, трясущегося по рельсам впритирку с другими пассажирами битком набитых открытых – то есть совсем без крыши, представляете? – вагонов третьего класса. Конечно, мне хотелось, чтобы этот несчастный мальчик-египтянин ехал с нами, но уговорить на это мою маму? Она и кошку-то мою с трудом переносила.

– Тео, ты все свои вещи собрала? – спросила мама, когда поезд остановился наконец в Луксоре.

– Да, мама, – ответила я, оборачивая веревочную ручку ридикюля вокруг своего запястья второй петлей – для надежности. Затем я взяла в одну руку свой дорожный саквояж, в другую – плетеную корзинку с Исидой и пошла вслед за мамой к выходу из вагона.

К счастью, вокзал в Луксоре оказался не таким большим и многолюдным, как в Каире. Не было здесь, слава богу, и толпы националистов-демонстрантов. А приятнее всего было увидеть на перроне встречающего нас Набира, маминого переводчика. Он помог маме сойти на перрон, улыбнулся и с поклоном сказал:

– Добро пожаловать, мадам.

– Как приятно вернуться сюда! – воскликнула мама и продолжила, кивая на меня: – Вы помните мою дочь, Теодосию?

Улыбка на лице Набира слегка угасла.

– Еще бы, – ответил он, кланяясь мне, и я заметила пробежавшую по его лицу тень тревоги. Я в голову не могла взять, отчего он запаниковал. В мой прошлый приезд у нас с Набиром сложились прекрасные отношения. Ну, вынудила я его пару раз силой сделать то, что мне было нужно, – и что же, он до сих пор не простил мне этого?

– Вы набрали всех рабочих? – спросила мама.

– Почти всех, мадам, – И они с мамой двинулись к багажной тележке, обсуждая на ходу свои, связанные с археологической экспедицией дела. Я же плелась в хвосте, поглядывая вокруг в поисках Гаджи. Густо покрытые дорожной пылью стайки арабов одна за другой покидали вагоны третьего класса, но среди этих путешественников были только взрослые. Наконец на площадке одного из вагонов появилась маленькая фигурка мальчика с сидящей у него на плече обезьянкой.

Когда Гаджи сошел на перрон, я в последний раз бросила взгляд на маму. Они с Набиром все еще занимались нашим багажом. Хорошо.

– Ты сделал это, – сказала я, когда Гаджи приблизился ко мне.

Он как-то странно посмотрел на меня и ответил:

– Конечно, Гаджи сделал это. Почему это вас удивляет, мисс-эфенди?

– Неважно. У тебя есть где остановиться в Луксоре?

– Пока нет, – пожал плечами Гаджи.

– Ты вроде говорил, что у тебя здесь семья?

– У Гаджи была здесь семья, – поправил он меня. – Но я пока не знаю, здесь они все еще или уже нет.

– Где же ты будешь ночевать?

– Найду какое-нибудь местечко. Сарай, например, или подворотню. А если ничего не найду, переночую под открытым небом, и меня будет охранять Нут.

Я не знала, то ли восхищаться его горячей верой в Нут, египетскую богиню звездного неба, то ли ужаснуться его подчеркнутым равнодушием к собственной судьбе. Ужас победил.

– Но это же опасно, разве нет? И что ты будешь есть?

– Буду просить милостыню, – вновь пожал плечами Гаджи. Он слегка подтолкнул Сефу, этот маленький постреленок нырнул под воротник мишлаха, и Гаджи превратился в уродливого горбуна – таким я его впервые и увидела.

– Не думаю, что это хорошая идея, – сказала я. – Может быть, тебе лучше пойти с нами?

Гаджи стрельнул взглядом в сторону моей мамы и с ноткой презрения в голосе спросил:

– Думаете, ваша идея ей понравится?

– Постараюсь что-нибудь придумать, – начала я, но в этот момент Набир заметил нас и поспешил в нашу сторону. Подойдя, он вступил на арабском в пылкую перепалку с Гаджи и попытался прогнать его.

Но разве можно прогонять живого человека, словно муху? И почему никто не хочет вступиться за бедного мальчишку? Гаджи бросил на меня красноречивый взгляд, словно хотел сказать: «Видишь? Я же говорил тебе!»

– Все в порядке, Набир, – сказала я. – Он со мной.

Набир оборвал свою арабскую ругань так резко, будто кто-то завернул у него в горле кран.

– Что он делает вместе с вами, мисс? – недоверчиво спросил он.

Я ухватилась за первое пришедшее мне в голову объяснение и ответила:

– Я обещала, что найму его нести мои вещи, когда мы прибудем в Луксор. Возьми. – И я протянула Гаджи свой саквояж.

Он моментально сориентировался и схватил саквояж, а затем потянулся рукой к корзинке с Исидой. Я заколебалась было, но пристальный взгляд Набира не оставлял мне выбора.

– Смотри, неси аккуратнее. Там очень ценный груз, – сказала я, передавая корзинку Гаджи.

– Я понесу ее со всей осторожностью, мисс-эфенди, – ответил Гаджи и кивнул. В это время и мама подоспела.

– Что здесь происходит, Тео? – спросила она и слегка нахмурилась. – Это один из ваших, Набир? – указала она на Гаджи.

Я опередила переводчика и ответила первой:

– Нет, мама. Это мальчик из поезда. Помнишь? Я обещала дать ему бакшиш, но ты сказала, что это плохая идея и что подачки только портят людей. Я усвоила твои слова и договорилась, что за те деньги он понесет в Луксоре мои вещи.

И я изобразила на своем лице восторженную дурацкую улыбку.

– Хочешь сказать, что это была моя идея? – озадаченно пробормотала мама.

– Конечно, и прекрасная притом. Деньги нужно не клянчить, а зарабатывать, ты сама так сказала.

– Да, возможно, я так и сказала, – неохотно признала мама. – Хорошо, тогда пойдемте. Мы все взяли, Набир?

– Даже с лихвой, мадам, – ответил переводчик и, окинув Гаджи сердитым взглядом, первым двинулся к выходу.

Теперь, когда в руках остался лишь один ридикюль, меня не покидало странное ощущение, будто я что-то забыла. Я оглянулась и успела заметить краем глаза закутанную в черное фигуру, которая поспешно укрылась от меня за колонной. Я вздохнула. После того как мама, сама того не подозревая, рассказала фон Браггеншнотту обо всех наших планах, слугам Хаоса будет не так уж трудно повсюду следить за нами.

А это означает, что в самом ближайшем будущем мы должны начать действовать не по плану.

Едва я вышла на улицы Луксора, как меня обволокло растворенной в здешнем воздухе магической энергией – я подумала, что ее в огромных количествах излучают расположенные прямо рядом с городом величественные древние монументы.

Ови Бубу предупреждал, что мое нынешнее путешествие в Египет будет совсем не похоже на предыдущее. Во время той, первой поездки на мне было Сердце Египта – могущественный амулет, надежно защищавший меня от древней магической силы, густым облаком окутавшей всю страну. На этот раз у меня не было никакой защиты, кроме нескольких самодельных амулетов.

Впрочем, пока что беспокоиться было не о чем. Разлитая в здешнем воздухе невидимая магическая энергия хека то и дело покалывала мне кожу, ударяясь об нее и лопаясь с тихим шипением, словно пузырьки в стакане с имбирным пивом. Но при этом здешняя хека не была ни темной, ни агрессивной. На самом деле довольно странно, если задуматься. Может быть, древние монументы расположены так близко к городу, что столетиями их омывала мощная, чистая энергия, которая излучается во время богослужений, и она, эта светлая энергия, постепенно вытеснила и подавила магическую энергию другого, темного типа?

Дом, снятый для нас Набиром, оказался обычным большим, обожженным солнцем бунгало, стоящим на склоне невысокого пологого холма и выходящим окнами на городок Луксор. Рядом с домом виднелись развалины бывшей конюшни, а покрытый коркой окаменевшей грязи двор был абсолютно гол, если не считать единственной отважно тянущейся вверх виноградной лозы – она, очевидно, должна была изображать сад.

Возле двери дома нас встретила и низко поклонилась закутанная с ног до головы в черное женщина – неприкрытыми у нее оставались только глаза.

– Это Хабиба, – сказал Набир. – Ваша новая экономка. Она кузина моей жены и очень большая мастерица вести домашнее хозяйство.

Я еще раз взглянула на Хабибу и решила, что больше всего она напоминает мне высокий узкий черный шатер с глазами. А еще подумала о том, до чего же ей должно быть жарко под столькими слоями одежды.

Хабиба широко раскрыла от удивления глаза, заметив стоящего за моей спиной Гаджи, а затем вопросительно посмотрела на Набира. Он, указывая рукой на Гаджи, что-то сказал по-арабски, да с таким презрением, что я испугалась, как бы бывший погонщик осликов не отвесил пинка переводчику, но все обошлось. Выслушав Набира, Хабиба посторонилась и пропустила всех нас в дом.

Здесь она молча указала мне и Гаджи на короткий узкий коридор, а затем испарилась – повела маму в отведенную для нее комнату.

Моя комнатка в конце коридора оказалась маленькой и очень скудно обставленной: из всей мебели здесь обнаружилась лишь узенькая кровать, древний колченогий умывальник и крошечный комод. Даже стола не было.

Из корзинки донеслось недовольное низкое рычание. От испуга и неожиданности Гаджи уронил корзинку на пол и отскочил в сторону.

– Не валяй дурака, – сказала я, наклоняясь над корзинкой. – Это всего лишь моя кошка.

Я отперла и подняла крышку, Исида выскочила, дико взвыла и бросилась прямо на появившуюся из-под одежд Гаджи обезьянку.

Теперь Исида и Сефу пронзительно завизжали на два голоса, Гаджи рванулся, чтобы схватить обезьянку, но Сефу уже взлетел на вершину прикрывавших окно моей комнаты ставней. Исида уселась под окном и принялась сердито урчать, не сводя глаз с обезьянки.

– Что с вашей кошкой, мисс? – обиженно спросил Гаджи.

– Похоже, ей не понравился Сефу.

Почувствовав себя в безопасности, обезьянка принялась размахивать передними лапками и строить Исиде рожицы. В ответ Исида решительно вспрыгнула на подоконник – Сефу испугался и перепрыгнул со ставней на плечо Гаджи. Исида посмотрела на Сефу, презрительно махнула хвостом и выпрыгнула в окошко.

Увидев, что кошка ушла, Сефу принялся возбужденно щебетать. Гаджи успокаивающим тоном произнес несколько слов по-арабски, затем обернулся ко мне и перешел на английский:

– Я думаю, нам пора идти.

– Ты останешься здесь, рядом?

– Нет, пойду искать своих родственников. Может быть, кто-нибудь знает, где они и что с ними.

– Когда ты в последний раз видел их?

– Пять лет тому назад.

Тут любопытство взяло верх над моей вежливостью, и я спросила:

– А как случилось, что ты оказался один в Каире?

Но не успела я договорить, как откуда-то с той стороны, где находилась кухня, раздался сердитый мамин крик:

– Теодосия Элизабет Трокмортон! Иди и забери свою кошку! Немедленно!

– Да, нам совершенно точно пора идти, – сказал Гаджи, подошел к окну и полез на подоконник.

– Дверь же есть, – удивленно сказала я.

– Так быстрее, – ухмыльнулся Гаджи и исчез вместе с Сефу.

– Теодосия!

– Иду, мама! – откликнулась я и поспешила утихомиривать Исиду, которая, по всей видимости, кого-то терроризировала.

На следующее утро после завтрака мама отправилась в местное отделение Британского консульства, чтобы зарегистрировать свое прибытие у инспектора Верхнего Египта. Набир тоже ушел набирать оставшихся рабочих в экспедицию, а Хабиба возилась на кухне. Я заверила маму, что сумею сама занять себя – не уточняя, конечно, при этом, каким именно образом собираюсь это сделать. А собиралась я повидаться с майором Гарриманом Гриндлом, начальником Службы безопасности Верхнего Египта. Майор Гриндл был моим связным Братства Избранных хранителей в Луксоре.

Но было у меня и еще одно, более неотложное дело, за него-то я и принялась. Прежде всего я внимательно осмотрела свою комнату, ища место, где можно было бы спрятать Изумрудную табличку. Я не сомневалась, что теперь, зная обо всех моих передвижениях, слуги Хаоса непременно обшарят мою комнату в те часы, когда меня не будет дома. Увы, подходящего места в комнате не нашлось. Спрятать табличку в комод или под матрас? С таким же успехом можно сразу передать ее в руки Змей Хаоса. Постоянно таскать табличку с собой – тоже не вариант. У меня фантазии не хватит объясняться с мамой по этому поводу.

Из задумчивости меня вывел долетевший от окна звук – это Исида скребла коготками по подоконнику, требуя, чтобы я выпустила ее на улицу.

И тут мне в голову пришла мысль – роскошная, грандиозная!

– Потерпи еще минутку, – сказала я Исиде, быстро выскочила за дверь и заглянула в соседнюю кладовку, куда сложили наши ненужные сейчас вещи. Как я и надеялась, там отыскалась плоская, с невысокими бортиками крышка от ящика. Я взяла ее и прихватила заодно старый ненужный парусиновый мешочек. Вернувшись в свою комнату, я вынула из фальшивого днища корзинки Исиды завернутую в газеты и промасленную тряпку Изумрудную табличку и переложила ее в принесенную из кладовки крышку – в перевернутом виде она превратилась в ящик с низкими стенками.

– Еще две секунды, клянусь, – пообещала я внимательно следившей за мной Исиде.

Я подхватила парусиновый мешок и подошла к окну. Возле дома никого не было – отлично. Я села на подоконник, перекинула ноги наружу, затем соскочила на землю и тщательно прикрыла за собой окно. Пригнувшись возле стены – чтобы случайно не попасться кому-нибудь на глаза, – я наполнила мешочек сухой грязью. Затем забралась снаружи на подоконник, открыла окно и забралась назад в свою комнату. Быстро закрыла окно, едва не прищемив нос рвавшейся на улицу Исиде.

– Сейчас, сейчас, прости, – уговаривала я Исиду, быстро пересыпая землю из мешочка в ящик, а закончив, сказала: – Теперь прошу! Все это для тебя одной!

Исида подошла к ящику, принюхалась, затем забралась внутрь и принялась разгребать землю – так делают все кошки перед тем, как присесть на лоток.

– Умница. Хорошая девочка, – сказала я, когда Исида закончила свои дела. Все в самом деле получилось превосходно – ну кто додумается искать табличку в этом ящике? Кроме того, древние египетские маги считали, между прочим, что демоны Подземного царства очень неравнодушны к веществам, которые Исида только что добавила в ящик, просто обожают их. Теперь демоны будут держаться рядом с табличкой, а тот, кто знает о том, насколько ценна эта табличка, должен знать и о вкусах демонов и потому просто инстинктивно станет держаться подальше от ящика.

Единственное, что мне оставалось сделать – это второй раз за это утро умыться и вымыть с мылом испачканные в грязи руки. Умывшись, я дважды обмотала вокруг запястья веревочную ручку ридикюля и взяла свой пробковый шлем. Затем оставила Исиду сторожить табличку и отправилась в Луксор искать своего связного.

Глава девятая. Майор Гарриман Гриндл, к вашим услугам

Только оказавшись на улице, я вдруг спохватилась, что имею крайне смутное представление, где мне искать майора Гриндла. Занимаясь тем, чтобы спрятать табличку, а затем незаметно ускользнуть из дома, я совершенно забыла, что не имею ни малейшего представления о том, куда нужно идти. Я оглянулась назад, на дом. Спросить у Хабибы? А вдруг она начнет расспрашивать, куда я собралась, и, что еще хуже, расскажет об этом маме?

Пока я раздумывала, рискнуть мне обратиться к Хабибе или нет, прямо передо мной промелькнула маленькая фигурка. От неожиданности я отпрянула назад, но тут же успокоилась, рассмотрев, что это всего лишь обезьянка Гаджи, похожая на непоседливого маленького чертенка. Это значит, что Гаджи где-то неподалеку, а ведь он жил в Луксоре. Быть может, он подскажет мне путь.

Словно прочитав мои мысли, Сефу обернулся и поскакал назад, в ту сторону, откуда появился, то и дело останавливаясь и посматривая, иду ли я за ним.

Он привел меня к жалкой заброшенной лачуге с лежащей на пороге кучкой тряпья. Только эта кучка оказалась не тряпьем, а Гаджи. При виде маленького спящего мальчугана у меня защемило сердце, и не только потому, что он потерял работу, спасая меня в Каире от толпы. Не только поэтому. Я с удивлением обнаружила в эту секунду, что, оказывается, вовсе и не солгала маме, когда сказала, что этот мальчик напоминает мне моего младшего брата, Генри. Гаджи был меньше и моложе Генри, но внешне выглядел старше его. Наверное, таким его сделала жизнь на улице, где Гаджи каждый день приходилось бороться за выживание. Легко представить, как быстро делает человека взрослым такая борьба. Но больше всего меня восхищало то, что, набравшись ума и житейского опыта, Гаджи сумел остаться на редкость жизнерадостным, никогда не унывающим человеком.

Сефу ущипнул Гаджи и разбудил его. Гаджи протер глаза, сел, а увидев меня, сразу же вскочил на ноги.

– Доброе утро, – сказала я вежливо.

– Доброе утро, – скованно ответил Гаджи, явно смущенный тем, что я застала его спящим.

– Не удалось найти свою семью? – спросила я.

– Еще нет, – сердито взглянул он на меня.

– Я могу помочь тебе, если хочешь, – предложила я.

– Я не нуждаюсь в вашей помощи, – гордо поднял свой подбородок Гаджи.

Очевидно, он сегодня встал не с той ноги. И голодный, наверное. Генри всегда дуется и капризничает, когда голодный.

– Хочешь слегка перекусить? – Я полезла в карман за бутербродами, которые прихватила себе на полдник.

– Гаджи не попрошайка, мисс, – отвернулся от еды Гаджи.

Хм, не он ли говорил мне только вчера, что будет, если нужно, просить милостыню? Или легче принимать подаяние от тех, кого не знаешь? Быстро прокрутив все это в голове, я сказала:

– Конечно. Просто у меня есть работа для тебя, а заплатить мне нечем, кроме как едой.

– Что за работа? – заинтересовался Гаджи.

– Ты раньше жил в Луксоре, правильно? Хорошо помнишь эти места?

Гаджи кивнул и внимательнее окинул глазами мой пакет с едой.

– Мне нужен проводник по городу.

– Я проведу вас, – кивнул Гаджи, – и, так и быть, приму за это вашу недостаточно большую плату…

Так и быть? А мне казалось, это я делаю ему одолжение.

– …а вы, таким образом, останетесь мне должны, – радостно закончил Гаджи и широко улыбнулся. К нему вернулось хорошее расположение духа. Затем он выхватил у меня из рук пакет с бутербродами, меньше чем за минуту уничтожил их, после чего был готов отправиться в путь.

– Сюда, мисс, – указал он рукой. Обезьянка вспрыгнула ему на плечо, и мы пошли.

Пока Гаджи вел меня по пыльным улочкам городка, я поначалу едва не вывихнула шею, вертя головой по сторонам и пытаясь запомнить дорогу. Но вскоре оказалось, что делала я это совершенно напрасно. Луксор оказался очень небольшим городком, я бы даже сказала, деревней с несколькими роскошными отелями.

Дальше я шла спокойно, но невольно остановилась, когда мы добрались до темной боковой улочки. Гаджи спешил проскочить дальше, но я позвала его назад и спросила:

– А здесь что находится?

– Гаджи точно не знает, но что-то очень плохое, – нахмурился Гаджи. – Это неподходящее место для мисс-эфенди.

– Почему ты говоришь, что это место неподходящее, если толком не знаешь, что здесь такое?

Гаджи озадаченно посмотрел на меня и промямлил:

– Просто Гаджи чувствует, что это так, мисс.

Если честно, то я хорошо ощущала долетавший из темной улочки душный, тошнотворный запашок проклятий и черной магии. А Гаджи? Может быть, он тоже его чувствует и потому считает это место плохим?

– Антики, – сказал наконец Гаджи. – Плохие, очень плохие антики. Совсем не такие, как у мисс.

Нужно понимать Гаджи так, что в этих переулках торгуют древностями? Или чем-то еще более зловещим, например, артефактами, на которые наложены ужасные проклятия? Я сделала заметку в памяти – непременно спросить об этом у моего связного из Братства Избранных хранителей, а затем двинулась дальше вслед за Гаджи.

Майор Гарриман Гриндл жил в маленьком, похожем на коробочку доме представительства Британского консула, неподалеку от одного из крупных отелей.

– Я подожду вас здесь, а затем провожу назад, – сказал мне Гаджи, коротко кивнул, отошел в сторону и уселся в жиденькой тени ближайшей пальмы.

Я решительно расправила плечи и громко постучала в дверь, которая немедленно открылась, и я увидела перед собой широкую могучую грудь, прикрытую жилетом из козлиной кожи. Мешковатые штаны открывшего мне человека были заправлены в высокие сапоги из красной кожи, на брови незнакомца была надвинута красная фуражка с закругленным козырьком. На бедре у него висел грозного вида кинжал. Мне пришлось долго задирать голову, чтобы увидеть лицо этого человека – с такой же светлой, как у меня, кожей и парой глаз цвета аквамарина. Незнакомец стоял в двери молча, не произнося ни слова, поэтому я прокашлялась и заговорила первой:

– Э… скажите, майор Гарриман Гриндл дома?

Незнакомец молча кивнул и шире раскрыл дверь, указывая рукой, что я могу войти. В доме оказалось прохладно и темно – мне пришлось хорошенько поморгать, пока мои глаза привыкли к полумраку.

– Идите за мной, – низким, отразившимся эхом от низких потолков голосом сказал мой провожатый. Он провел меня по коридору, затем вниз по каким-то ступеням до двери, за которой оказалось нечто вроде кабинета.

– Сагиб скоро придет к вам, – сказал незнакомец, пропуская меня внутрь. Затем он закрыл за мной дверь и остался снаружи, а я оказалась одна в тесно забитой вещами комнате.

Нет, это в первую секунду мне показалось, что я здесь одна, потому что никого не увидела сидящим за столом. В следующий миг я поняла, что за мной наблюдают. Ощущение это было не таким, какое появляется рядом с про́клятым предметом, но тоже неприятным. Оказавшись рядом с зараженным темной магией предметом, я чувствую, будто вверх вдоль моего позвоночника шагают сотни маленьких жучков с ледяными лапками. Сейчас это скорее были муравьи, кружащие по моим плечам. Ощущение, сами понимаете, было не из приятных, и я быстро обернулась посмотреть, кто еще прячется в этой комнате.

Итак, я резко обернулась и едва не вскрикнула от ужаса, оказавшись нос к носу с маленькой сморщенной головой. Отрезанной и высохшей! А точнее, сразу с тремя такими головами! Они свисали с медной вешалки для шляп. Я быстро отступила назад и едва не растянулась, споткнувшись о лежавшую на полу огромную шкуру леопарда. Ойкнув, я еще раз отступила назад и врезалась спиной в большую медную урну с торчащими из нее страусиными перьями. Я ухватилась за урну, чтобы не дать ей упасть на пол и заодно не свалиться вместе с ней.

Полностью выбитая из колеи, я закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Когда мое сердце слегка замедлило свой бешеный бег, я осторожно открыла глаза и принялась заново осматриваться вокруг.

Вся комната была забита диковинными вещами и напоминала небольшой жутковатый музей. Странные вещи, вещи удивительные и пугающие, заполняли полки, стояли и лежали повсюду, беспорядочно занимая все свободное пространство. Вот окаменевшие крокодильи яйца на маленьком столике, рядом с ним, прямо на полу, – гигантская змеиная кожа.

Рядом еще один столик с лежащими на нем сушеными скорпионами (они выглядели так натурально, что я на минуту затаила дыхание, пытаясь понять, дохлые они или живые).

Но больше всего меня заинтересовали вещи, которые лежали на полках. Некоторые из них, казалось, попали сюда прямо с помойки – например ветхий желтый тюрбан, отпиленная козлиная нога (брр!!!), три больших острых зуба (не знаю чьих) связка черных перьев, помятая медная лампа (такую можно найти в лавке любого египетского старьевщика).

Впрочем, подойдя ближе, я поняла, что эта лампа не настолько безопасна, как показалось мне поначалу. Внутри медной лампы что-то таилось – не то чтобы проклятие, но что-то темное и неприятное. А может быть, это ощущение шло от лежащей рядом с лампой бронзовой маски? Честно говоря, такую энергию могла излучать буквально любая вещь на этой полке. Странные, странные это были вещи: костяные кольца, большой буйволовый рог (он неприятно бил мне по нервам каждый раз, когда я наталкивалась на него взглядом)… а еще здесь была древняя бронзовая труба (она не была про́клята, но совершенно точно обладала какой-то неведомой мне силой, причем такой мощной, что я ни за что не рискнула бы хоть одним пальцем прикоснуться к ней.

Я оглянулась на дверь – она по-прежнему оставалось прикрытой, майор Гриндл все еще не пришел. Известно, что вещи и книги могут очень многое рассказать о своем хозяине. Если так, то майор Гриндл явно был человеком необычным и, надо полагать, очень интересным.

Кроме всего прочего, в комнате имелась коллекция экзотического оружия, и она была намного богаче той коллекции, которой располагает наш музей в Лондоне. Генри позеленел бы от зависти при виде таких сокровищ!

Здесь были кинжалы и индийские шакрамы (метательные диски с острыми краями), длинные ножи и короткие мечи, и даже странные заостренные орудия, которых я никогда прежде не видела (не знаю, как их используют в бою, да, честно говоря, и знать не хочу).

Что еще было в этой комнате? О, много всякого! Например, колода древних карт таро, которая излучала недобрую энергию (слабую, впрочем), а также крылатая лягушка, самурайские боевые маски, высушенные панцири жуков-скарабеев. А посреди всего этого великолепия лежал выкрошившийся кирпич из обожженной глины. «Интересно, с какой стати этот кирпич оказался среди гораздо более интересных и необычных вещей?» – Подумала я и, надо сказать, не слишком удивилась, когда, подойдя ближе, рассмотрела вырезанные на кирпиче странные рисунки и символические знаки – глифы.

– Что скажете о моем кабинете диковин, мисс Трокмортон?

Я быстро обернулась, удивленная тем, что не слышала появления майора. Он стоял передо мной, высокий, прямой, с отведенными назад, словно всегда был настороже, плечами. На майоре был надет ярко-красный мундир, щедро усыпанный всевозможными медальками, медными значками и висюльками. Всю нижнюю часть лица у него закрывали белые баки, сливавшиеся с росшими над жесткой верхней губой пышными, свисавшими вниз усами. Кончик носа у майора был облуплен от загара, глаза казались слегка раскосыми, как у человека, который постоянно всматривается в даль в поисках опасности.

– Вашем… что? – переспросила я.

– О моем кабинете диковин, – повторил он, обводя руками комнату. – Вещей, напоминающих о моей жизни, проведенной в разгадывании тайн нашего мира.

– Очень впечатляет, сэр. – Я обвела глазами полки, затем вновь посмотрела на майора. – Но хочу задать вам один вопрос…

– Валяйте, – коротко кивнул он.

– Почему вы храните эти вещи, если миссия Братства заключается в том, чтобы снимать проклятия с древних артефактов?

– Думаете, они про́кляты? – пристально взглянул он на меня своими ярко-синими глазами.

– Да, сэр. Во всяком случае, некоторые из них – совершенно точно.

– Отлично, мисс Трокмортон. Покажите мне предметы, которые вызывают у вас подозрение.

– Ну, вот эта бронзовая маска, например.

– Не думаю, что она про́клята. Впрочем, эта маска принадлежала одному колдуну из китайской провинции Сычуань, возможно, вы ощущаете следы его силы.

От его слов у меня пошла кругом голова. Если я правильно поняла майора, магической силой обладают не только египетские артефакты. А мои уникальные способности распознавать эту силу не ограничены одной лишь египетской магией. Ужасно интересно!

– Что еще? – спросил он.

– Вот этот нож, – указала я на жутковатого вида лезвие, прикрепленное к искусно украшенной рукояти.

– Это мой катар, индийская разновидность кинжала. И он тоже не про́клят. Ну, разве что ду́ши… говорят, что души убитых – а их на счету этого кинжала немало – притягиваются к убившему их предмету и часто крутятся возле него.