Текст книги "Мутант"

Автор книги: Робин Кук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

– Я дал задание выстроить последовательность генов, – сказал Виктор, доставая уксус и масло. – Когда последовательность будет готова, может быть, я смогу тебе сообщить, что активизировало чужеродный ген.

Маша подошла к полке с посудой и стала доставать тарелки, чтобы накрыть на стол. Она пыталась контролировать свою ярость, которая начинала прорываться наружу. Как он мог оставаться таким равнодушным ко всему этому? Когда Виктор спросил, чем еще он может помочь, она ответила, что он и так уже достаточно сделал. Он воспринял ее слова буквально и уселся на один из кухонных стульев, наблюдая, как она накрывает на стол.

– То, что Виктор-младший поддался тебе, когда вы соревновались в бассейне, не было случайностью, – сказала Маша, надеясь уязвить мужа. – Он эти штучки начал, когда ему было три года.

Маша рассказала Виктору о разговоре с Мартой Гиллеспи и о поведении сына в подготовительной школе.

– Почему ты так уверена, что он поддавался?

– Боже мой, тебя это до сих пор волнует, – сказала Маша, включая горелку под сковородкой с рисом. – Я была почти уверена в этом, еще когда наблюдала ваш заплыв в воскресенье вечером. А теперь, поговорив с Мартой, я абсолютно уверилась в этом. Похоже, он не хочет привлекать к себе внимание.

– Но, поддаваясь в заплыве, можно привлечь еще большее внимание.

– Может быть, – проговорила Маша, хотя в ее тоне сквозила неуверенность. – Боже, как бы я хотела знать, что он чувствовал, когда упал показатель его умственного развития. Это могло бы объяснить его теперешнее поведение. Тогда мы были слишком озабочены его здоровьем, чтобы побеспокоиться о его чувствах.

– Мне кажется, что он неплохо справился с этим, – ответил Виктор. Подойдя к холодильнику, он достал бутылку белого вина. – Я знаю, что ты со мной не согласишься, но мне кажется, что он в полном порядке. Он счастливый ребенок. Я горжусь им и думаю, он станет великим ученым. Он обожает лабораторию.

– При условии, что его интеллект опять не даст сбоя, – уколола Маша. – Меня не беспокоит его работоспособность. Меня беспокоит, что твой ужасный эксперимент повлиял на его человеческие качества.

Она отвернулась, чтобы скрыть навернувшиеся слезы: ей уже было трудно контролировать эмоции. Вряд ли она сможет оставаться с мужем, когда все это закончится. Но захочет ли Виктор-младший отказаться от его драгоценной лаборатории и жить с ней?

– Вы психиатры... – пробормотал Виктор, доставая штопор.

Маша помешала рис и проверила, не готовы ли артишоки.

Она пыталась овладеть собой. Хватит слез. Немного помолчав, она снова заговорила:

– Мне надо было вести дневник развития Виктора. Он бы сейчас пригодился.

– Я вел, – сказал Виктор, вытаскивая пробку из бутылки.

– Ты вел? Почему ты никогда мне о5 этом не говорил?

– Потому что он был предназначен для проекта ФРН.

– Можно на него взглянуть? – спросила Маша, в который раз пытаясь подавить свою злость на самонадеянность Виктора, использовавшего ее ребенка как подопытную морскую свинку.

Виктор попробовал вино.

– Он в моем кабинете. Когда Виктор-младший ляжет спать, я тебе его покажу.

~~

Маша сидела в кабинете Виктора. Она настояла на том, что прочитает дневник в одиночестве: присутствие мужа только раздражало бы ее. По мере чтения дневника ее глаза наполнялись слезами. Она заново переживала рождение сына. Хотя дневник был написан языком стандартных лабораторных отчетов. Маша была до боли растрогана. Она забыла уже, как следил за ней взглядом Виктор-младший с самого рождения, еще задолго до того, как обычные дети начинают фокусировать зрение.

Все этапы развития ребенка были достигнуты невероятно рано, особенно овладение речью. В возрасте семи месяцев, когда ему полагалось произносить не больше чем «мама» и «баба», он уже строил предложения. К году он полностью овладел лексикой. В восемнадцать месяцев, когда обычные дети неплохо ходят, он уже катался на маленьком велосипеде, который смастерил для него Виктор.

Чтение дневника напомнило Маше об этом чудесном времени. Каждый день был отмечен какими-то новыми достижениями, открытиями новых способностей малыша. Она почувствовала, что отчасти сама виновата в том, что, восхищаясь необычными способностями мальчика, мало задумывалась о том, как столь необычайные способности отразятся на развитии личности. Как психологу ей это было непростительно.

Когда она дошла до раздела, озаглавленного «Математика», в комнату под каким-то неубедительным предлогом вошел Виктор. Недовольная собой за свои собственные упущения в воспитании сына, она разрешила ему остаться.

Математика всегда была ее уязвимым местом. В колледже ей приходилось дополнительно заниматься с преподавателем, чтобы закончить обычный курс. Она была потрясена, когда Виктор-младший стал проявлять способности к математике. Уже в три года он объяснил ей основы этой науки. После его объяснений впервые в жизни ей удалось наконец их понять.

– Что меня поражало, – сказал Виктор, – так это его способность переводить математические уравнения в музыку.

Маша помнила это. Тогда им казалось, что в семье подрастает второй Бетховен. «И мне никогда не приходило в голову задуматься о том, что эта ноша – быть гением – может оказаться слишком тяжелой для малыша», – подумала она с сожалением. Пролистав оставшиеся страницы, она с удивлением обнаружила, что дневник на этом кончался.

– Это что, все? – спросила она.

– Боюсь, что да.

Маша прочитала последние страницы. Запись от 6 мая 1982 года рассказывала о том дне в садике «Кимеры», который навсегда врезался Маше в память. Затем бесстрастно подводился итог: внезапное падение интеллекта. В последнем предложении говорилось: «Скорее всего, у мальчика острое изменение церебральных функций, которое в настоящий момент закрепилось».

– Ты после этого не делал записей? – спросила Маша.

– Нет, – признался Виктор. – Я решил, что эксперимент не удался, несмотря на первоначальный успех. Не было никаких причин продолжать записи.

Маша закрыла тетрадь. Она-то надеялась найти больше подсказок к объяснению того, что ей казалось недостатками личности Виктора-младшего.

– Мне бы хотелось, чтобы хоть что-то указывало на психосоматические расстройства или даже конверсивную реакцию. Тогда на него можно было бы воздействовать терапевтическими методами. Мне надо было быть внимательнее, когда все это случилось.

– Я думаю, что проблемы Виктора были вызваны какими-то внутриклеточными явлениями, – предположил Виктор. – Сомнительно, чтобы эти записи оказались полезны.

– Вот это-то меня и пугает. Я боюсь, что Виктор умрет, как умерли дети Хоббсов и Мюрреев, или от рака, как его брат и Дженис. Я прочитала достаточно литературы по твоей теме и знаю, что рак ставит под угрозу будущее генной терапии. Внедренные гены могут превратить протоонкогены в онкогены, и тогда соответствующие клетки становятся очагами рака. – Она замолчала. Эмоции не давали ей говорить. – Как я могу продолжать рассуждать об этом, как будто это какие-то научные проблемы? Это наш сын, и, насколько я понимаю, ты запустил какой-то механизм внутри него, который приведет его к смерти.

Маша закрыла лицо руками. Слезы прорвались наружу, несмотря на все ее попытки сдержать себя. Виктор попытался обнять ее, но она уклонилась. Он встал. Какое-то время он смотрел, как вздрагивали плечи жены. Ему нечего было сказать в свое оправдание. Он вышел из комнаты и пошел наверх. Боль его собственной печали тисками сдавила сердце. После того, что он узнал сегодня, у него было больше оснований, чем у Маши, беспокоиться за сына.

8

Четверг, утро

Запертый обычным бостонским часом пик в потоке транспорта, Виктор удивлялся, как жители города справляются с этой напастью ежедневно.

У выезда на Сторроу-драйв поток стал свободнее, опять сгустившись только у Фенуэй. До детской больницы Виктор добрался уже после девяти. Он сразу направился в отделение патологоанатомии.

– К доктору Шриаку, – сказал Виктор. Секретарь, не снимая наушников диктофона, указала в направлении коридора.

Продвигаясь по коридору, Виктор читал таблички на дверях.

– Извините. Доктор Шриак? – спросил Виктор, заходя в открытую дверь. На удивление молодо выглядевший человек оторвался от микроскопа. – Меня зовут доктор Фрэнк. Помните, я заходил к вам, когда вы производили вскрытие Хоббса?

– Конечно, – ответил Шриак. Он встал и протянул руку. – Приятно с вами встретиться при не столь удручающих обстоятельствах. Меня зовут Стивен.

Виктор пожал протянутую руку.

– Боюсь, у нас пока еще нет определенного диагноза, – сказал Стивен, – если, конечно, вы за этим пришли. Образцы тканей все еще исследуются.

– Да, меня это очень интересует, – кивнул Виктор. – Но я заглянул к вам, чтобы попросить еще об одной услуге. Вы обычно берете образцы жидкости из организма?

– Обязательно. Мы всегда производим токсикологические исследования.

– Мне бы хотелось тоже получить образцы жидкости.

– Меня впечатляет ваш интерес. Большинство терапевтов предпочитают избегать нас. Пойдемте посмотрим, что у нас есть.

Выйдя из кабинета и пройдя через холл, они вошли в обширную лабораторию. Стивен о чем-то поговорил с сотрудницей лаборатории, после чего она указала в направлении противоположного конца комнаты. Они пересекли лабораторию и вошли в боковую комнату.

– По-моему, нам повезло, – сказал Стивен, открывая холодильник и обводя взглядом сотни пузырьков. Он нашел четыре нужных и вручил их Виктору. В двух содержались образцы крови, в двух других – мочи.

– Сколько вам нужно? – спросил Стивен.

– Совсем немного.

Взяв с лабораторного столика пробирки, Стивен аккуратно вылил в них содержимое пузырьков. После этого он заткнул пробирки, надписал каждую красным жирным карандашом и отдал Виктору.

– Что-нибудь еще? – поинтересовался он.

– Мне очень не хотелось бы злоупотреблять вашей добротой... – начал Виктор.

– Ничего страшного.

– Около пяти лет назад мой сын умер от исключительно редкой формы рака.

– Сочувствую.

– Он проходил лечение здесь. Врачи сказали, что в литературе описаны всего два аналогичных случая. В то время решили, что рак начался в купфферовских клетках, то есть фактически это был рак ретикулоэндотелиальной системы.

Стивен кивнул.

– Мне кажется, я читал об этом случае. Да, точно, читал.

– Как вы думаете, ткани опухоли могли сохраниться – ведь это редкий случай?

– Вполне возможно. Давайте вернемся ко мне в кабинет.

Усевшись за компьютер, Стивен узнал у Виктора полное имя Дэвида и дату рождения. Введя информацию в компьютер, он выяснил номер истории болезни Дэвида и место хранения записей о вскрытии. Водя пальцем по экрану, он стал просматривать информацию.

– Похоже, удача. Вот номер образца. Давайте проверим.

На этот раз он повел Виктора в подвальное помещение.

– У нас есть специальное место, куда мы закладываем образцы для длительного хранения, – объяснил он.

Из лифта они вышли в плохо освещенный холл, который разветвлялся на множество коридоров. Вдоль потолка тянулись трубы и провода, покрытие на бетонном полу отсутствовало.

– Мы сюда не часто заглядываем, – говорил Стивен, ведя Виктора по лабиринту коридоров. Наконец он остановился перед тяжелой металлической дверью. Виктор помог открыть ее. Стивен нащупал выключатель.

Это была большая, слабо освещенная комната с редкими лампочками на потолке. Воздух был прохладный и сырой. Бесчисленные ряды металлических полок поднимались почти до потолка.

Сверяясь с номером, который он записал на обрывке бумаги, Стивен проследовал вдоль полок. Виктор шел за ним. В одном месте он остановился, завороженный зрелищем детской головы, заключенной в большой стеклянный сосуд со специальным консервирующим раствором. Глаза пристально смотрели перед собой, рот был широко раскрыт, как будто замерев в вечном беззвучном крике. Виктор посмотрел на другие стеклянные сосуды. В каждом содержалось какое-то ужасное свидетельство былых страданий. Виктора передернуло. Заметив, что Стивен исчез из виду, Виктор стал нервно оглядываться по сторонам. Я здесь, – услышал он голос своего гида.

Виктор поспешил вперед, больше не останавливаясь перед образцами. Дойдя до угла, он увидел патологоанатома, шарящего по полке, с громким стуком расталкивая стеклянные сосуды, стоявшие на ней.

– Эврика! – воскликнул он, выпрямляясь. В его руках был небольшой стеклянный сосуд, в котором находилась печень.

В лифте он спросил Виктора, зачем ему понадобились ткани.

– Любопытство, – ответил Виктор. – Когда мальчик умер, я был в таком состоянии, что не мог задавать никаких вопросов. Теперь, когда прошло столько лет, я хочу больше узнать о причине его смерти.

~~

Маша высадила Виктора-младшего и Филипа за воротами «Кимеры». Пока они ехали, Виктор болтал с Филипом о новой версии игры «Пэкмэн», как обычный десятилетний мальчишка.

– Спасибо, что подвезла, мам, – сказал Виктор-младший, выпрыгивая из машины.

– Скажи Коллин, где ты будешь находиться. И я хочу, чтобы ты держался подальше от реки. Ты видел, что на ней происходит, когда мы проезжали по мосту?

Филип выбирался с заднего сиденья машины.

– С ним ничего не случится, – сказал он.

– Ты уверен, что не хочешь навестить твоего Ричи? – спросила Маша.

– Мне здесь очень хорошо. Не беспокойся обо мне, ладно?

Маша посмотрела, как Виктор пустился бегом, а Филип пытался догнать его. «Ну и парочка», – подумала она, пытаясь отогнать от себя воспоминания о вчерашних событиях, чтобы снова не впадать в панику.

Маша припарковала машину и направилась в детский сад. Войдя в здание, она услышала удары теннисного мячика. Корты находились этажом выше, в спортивном центре. Маша застала Полин Сполдинг стоящей на коленях на полу. Под ее руководством дети занимались особым видом рисования – пальцами. Увидев Машу, она поднялась с колен. Ее фигура служила прекрасным доказательством того, что многие годы она работала инструктором по аэробике.

Маша попросила уделить ей немного времени, и Полин вышла, чтобы пригласить другого воспитателя побыть с детьми. Она вернулась, ведя за собой молодую женщину. После этого они с Машей прошли в соседнюю комнату, заставленную детскими кроватками и раскладушками.

– Здесь нам никто не помешает, – сказала Полин. Ее большие овальные глаза напряженно смотрели на Машу. Она решила, что та пришла по поручению своего мужа.

– Я пришла не как жена одного из владельцев фирмы, – произнесла Маша, пытаясь успокоить Полин.

– Понятно. – Полин вздохнула и улыбнулась. – А я подумала, у вас какие-то жалобы.

– Совсем наоборот, – сказала Маша. – Мне хотелось бы поговорить с вами о моем сыне.

– Чудесный мальчик. Я думаю, вы знаете, что он периодически сюда заглядывает и помогает нам. Собственно говоря, он был у нас не далее как в прошлые выходные.

– Я не знала, что садик работает по выходным.

– Семь дней в неделю, – с гордостью подтвердила Полин. – Многие в «Кимере» работают по выходным. Насколько я понимаю, это называется «преданностью делу».

Маша не была уверена в том, можно ли назвать это «преданностью делу». Она подумала о том, какие стрессы должны накладываться на семейную жизнь этих «преданных делу» людей. Но вслух она не стала этого говорить. Вместо этого она спросила, помнит ли Полин тот день, когда упал показатель умственных способностей Виктора-младшего.

– Конечно, помню. То, что это произошло здесь, всегда заставляло меня чувствовать какую-то вину.

– Ну это просто смешно, – сказала Маша с теплой улыбкой. – Я вот что хотела спросить: а как вел себя мальчик после этого?

Полин посмотрела в пол, размышляя. Через минуту она опять взглянула на Машу.

– Я думаю, что основное, что обращало на себя внимание, это то, что из лидера он превратился в наблюдателя. До этого Виктор-младший всегда стремился испытать что-нибудь новое. А потом стало казаться, что ему скучно, его приходилось уговаривать, чтобы он поучаствовал в чем-то. Он избегал всех соревнований и конкурсов. Казалось, что это другой человек. Мы его особо не заставляли: боялись. В любом случае, после этого случая мы стали его реже видеть.

– Что вы имеете в виду? После того как закончилось медицинское обследование, он каждый день приходил в садик после подготовительной школы.

– Нет, не приходил. Он стал проводить большую часть времени в лаборатории отца.

– Неужели? Я думала, он начал там бывать после того, как пошел в школу. Но откуда же мне знать, я ведь всего-навсего просто мама!

Полин улыбнулась.

– А как у него с друзьями?

– Это никогда не было его сильным местом, – дипломатично ответила Полин. – Он всегда с большим удовольствием общался с персоналом, чем с детьми. После того эпизода он предпочитал быть сам по себе. Хотя нет, я не права. Ему нравилось общение с сотрудниками с «ограниченными возможностями».

– Вы имеете в виду Филипа?

– Да, именно его.

Маша поднялась, поблагодарила Полин, и они вместе направились к выходу.

– Может быть, Виктор-младший и перестал быть таким же сообразительным, каким он был когда-то, – сказала в дверях Полин, – но он отличный парень. Мы любим, когда он к нам заглядывает.

Маша поспешила к машине. Она узнала не много нового, но ясно было одно: похоже, Виктор-младший значительно больше тяготеет к одиночеству, чем ей казалось.

~~

Виктор знал, что, как только он приедет в «Кимеру», ему надо сразу идти к себе в кабинет. Коллин наверняка уже завалена срочными делами. Но вместо этого, взяв образцы, полученные в детской больнице, он направился в лабораторию. По дороге он заглянул в компьютерный центр.

Виктор поискал Луиса Каспвича около компьютера, который накануне ремонтировали. Но неполадки, видимо, уже были устранены, и машина работала: мигали огоньки, крутились катушки с пленками. Один из многочисленных техников, одетых в белые халаты, сказал, что Луис находится у себя в кабинете, пытается выяснить причины сбоя в одной из бухгалтерских программ.

Увидев вошедшего, Луис отложил объемистую программу, над которой трудился, и вытащил приготовленные для Виктора компьютерные протоколы.

– Я проверил вхождения за последние шесть месяцев. В протоколах подчеркнуты все случаи подсоединении хакера к компьютеру. Похоже, малыш подключается каждую пятницу около восьми. По меньшей мере в половине случаев он остается на линии достаточно долго, чтобы его поймать.

– Почему вы говорите «малыш»? – спросил Виктор, отрываясь от протоколов.

– Да просто так. Человек, влезающий в частные компьютерные сети, может быть любого возраста.

– Например, кто-то из наших конкурентов?

– Вполне возможно, но практика показывает, что в основном этим занимаются подростки. Это для них некая бравада, что-то вроде новой компьютерной игры.

– Когда мы попробуем его выследить?

– Как можно быстрее. Меня ужасает, что все это продолжается так долго. Даже не представляю, какую пакость этот парень задумал. Я договорился с телефонной компанией, завтра вечером они пришлют людей для наблюдения, если вас это устраивает.

– Отлично.

Уладив это дело, Виктор направился в лабораторию. Роберт был поглощен выстраиванием последовательности ДНК внедренного гена.

– У меня опять для тебя срочная работа, – сказал Виктор торопливо. – Если надо, подключи еще лаборантов с текущего проекта, но я хочу, чтобы ты лично отвечал за эту работу.

– Если понадобится, я подключу Харри. Что за работа?

Виктор открыл пакет из коричневой бумаги, достал оттуда стеклянный сосуд и протянул Роберту. Руки его дрожали.

– Это кусок печени моего сына.

– Виктора? – На длинном лице Роберта отразилось изумление. Казалось, его глаза навыкате еще больше выдались вперед.

– Нет-нет, Дэвида. Помнишь, мы делали расшифровку последовательности ДНК всех членов моей семьи?

Роберт кивнул.

– Необходимо сделать то же самое для этого образца. Мне также нужно стандартное Н= и Е= окрашивание.

– Можно узнать, зачем вам все это?

– Мне это нужно, – резко ответил Виктор.

– Хорошо, – сказал Роберт, глядя в пол. – Я не имел в виду, с какой целью вы это делаете. Просто я подумал, что, если вы ищете что-то конкретное, я мог бы тоже со своей стороны внимательнее понаблюдать за этим.

Виктор провел рукой по волосам.

– Извини меня за резкость. Просто много проблем в последнее время.

– Вам нет необходимости извиняться, – произнес Роберт. – Я сейчас же займусь этим.

– Погоди, это еще не все, – остановил его Виктор. Он достал пробирки. – Здесь образцы крови и мочи. Мне нужно, чтобы они были исследованы на присутствие цефалоспоринового антибиотика Он называется «цефалоклор».

Роберт взял пробирки, посмотрел их на свет, проверил надписи.

– Я попрошу Харри заняться. Это не займет много времени.

– Как продвигается выстраивание последовательности?

– Это всегда было нудным занятием.

– Какие-нибудь мутации?

– Пока ни одной. Судя по тому, как отделяются фрагменты, я бы сказал, что гены абсолютно стабильны.

– Жаль.

– Я думал, вы будете довольны этой информацией.

– При других обстоятельствах – да. – Виктор не стал вдаваться в объяснения. Ему было бы слишком трудно признаться, что он надеялся найти конкретное доказательство того, что ген ФРН умерших детей отличался от гена Виктора-младшего.

– Так вот вы где! – Неожиданный голос заставил Виктора и Роберта вздрогнуть. Обернувшись, они увидели стоявшую в дверях Коллин. Ноги расставлены, руки уперты в бока. – Одна из секретарш сказала мне, что видела вас где-то здесь, – продолжала она.

– Я как раз собирался идти в кабинет, – сказал Виктор виновато.

– Это так же точно, как то, что я выиграю в лотерею, – засмеялась Коллин.

– Там, наверное, сумасшедший дом? – поинтересовался Виктор.

– Ну вот, он думает, что он незаменим! – с улыбкой сообщила Коллин Роберту. – Да нет, на самом деле все не так плохо. С большинством дел я и сама разобралась. Но кое о чем вам необходимо узнать.

– О чем это? – Виктор внезапно почувствовал тревогу.

– Можно с вами поговорить с глазу на глаз? – спросила Коллин. Как бы извиняясь, она улыбнулась Роберту.

– Конечно. – Виктор направился через лабораторию к одной из скамеек. Коллин последовала за ним.

– Это о Гефардте, – начала Коллин. – Дэррил Уэбстер, который ведет расследование, весь день пытается вам дозвониться. В конце концов он рассказал мне, в чем там дело. Похоже, он обнаружил массу нарушений. За то время, пока Гефардт отвечал за закупки в «Кимере», исчезло довольно много лабораторного оборудования.

– Например?

– Дорогостоящего. Жидкостные хроматографы, приборы для выстраивания последовательности ДНК, масс-спектрометры и тому подобное.

– Боже мой!

– Дэррил решил, что вам надо об этом сообщить.

– Он нашел поддельные ордера?

– Нет. Из-за этого-то как раз все и выглядит таким загадочным. Оборудование было получено. Просто оно не дошло до тех отделений, которые его якобы заказывали. А те не сообщали о неполучении оборудования потому, что на самом деле они его не заказывали.

– То есть его прибрал к рукам Гефардт, – заключил потрясенный Виктор. – Теперь я не удивляюсь, что его адвокат так напирал, чтобы побыстрее договориться.

Обозленный, Виктор вдруг вспомнил, что в записке, привязанной к кирпичу, употреблялось это слово – «договориться».

– Я надеюсь, у нас есть телефон этого подонка? – все больше распаляясь, спросил Виктор.

– Думаю, да. В его личном деле.

– Я хочу ему позвонить. Мне надоело переговариваться с ним через адвоката.

На пути в административное здание Коллин приходилось буквально бежать, чтобы не отстать от Виктора. Она еще никогда не видела своего шефа в такой ярости.

Он все еще кипел, когда набирал номер Гефардта. Знаком он попросил Коллин остаться в комнате при разговоре, чтобы она была свидетелем тому, что будет сказано. Но на звонок никто не ответил.

– Вот черт! – ругнулся Виктор. – Этой сволочи либо нет дома, либо он не снимает трубку. Какой у него адрес?

Коллин сверилась с личным делом. Гефардт жил совсем недалеко от фирмы.

– Я думаю навестить его по пути с работы, – сказал Виктор. – Похоже, он уже побывал у меня дома. Пора нанести ответный визит.

~~

Один из пациентов не пришел на прием, и Маша решила использовать этот час, чтобы заехать в Академию Пендлтона – частную школу, которую Виктор-младший начал посещать после детского сада.

Школьный сад был очень красивым, несмотря на то что деревья все еще стояли голые, а прошлогодняя трава была по-зимнему рыжей. Каменные стены были увиты плющом, что делало здание похожим на колледж или университет. Маша подъехала к административному зданию и вышла из машины. Она не так хорошо знала школу, как могла бы. Хотя они с Виктором исправно присутствовали на родительских днях, с завучем Перри Ремингтоном она встречалась только два раза. Сейчас Маша надеялась, что он сможет уделить ей внимание.

Войдя в здание, она приятно удивилась, увидев секретарей на рабочих местах. Значит, несмотря на каникулы, персонал школы работает. Ремингтон находился у себя в кабинете и выразил готовность поговорить с Машей через несколько минут.

Это был высокий мужчина с густой, тщательно подстриженной бородой. Поверх роговых очков выступали кустистые брови.

– Мы всегда рады побеседовать с родителями, – сказал Ремингтон, предлагая Маше сесть. Он тоже сел, заложив ногу на ногу и держа на колене папку.

– Что вас привело к нам?

– Меня интересует, как идут дела у моего сына, – ответила Маша. – Я психиатр. Буду откровенна: меня немного волнует его поведение. Я знаю, что у него хорошие оценки, но мне интересно, как он вообще себя ведет. – Маша сделала паузу. Она не хотела намекать, что конкретно ее волнует.

Завуч откашлялся.

– Когда мне сказали, что вы ждете в приемной, я быстро просмотрел его личное дело. – Он раскрыл папку, затем поменял положение ног. – Собственно, если бы вы не заехали, мне бы пришлось вам звонить. Учителя мальчика тоже обеспокоены. Похоже, у вашего сына проблемы со вниманием, несмотря на его отличные оценки. Они говорят, что он или спит на уроках, или пребывает в своем собственном мире. Хотя когда его спрашивают, он дает правильные ответы.

– Тогда почему это беспокоит учителей?

– Полагаю, из-за драк.

– Драк! Мне никто ничего не говорил насчет драк.

– Только в этом году уже было пять-шесть случаев.

– Почему это не довели до моего сведения? – с долей негодования спросила Маша.

– Мы не обращались к вам, потому что мальчик просил этого не делать.

– Но это смешно! Почему вы должны исполнять подобные просьбы?

– Минутку, доктор Фрэнк. В каждом случае было очевидно, что вашего сына спровоцировали и ему пришлось использовать кулаки как последнее средство защиты. В каждом случае известный задира по-детски дразнил вашего сына за его... э... уникальные способности. Это абсолютно однозначно. Ни в одном случае он не был виноват и не выступал зачинщиком. Соответственно мы сочли уместным с пониманием отнестись к его просьбе не беспокоить вас.

– Но его могли поранить, – сказала Маша, откидываясь на спинку стула.

– Это еще одна удивительная вещь. Несмотря на то, что Виктор не занимается спортом, он превосходно умеет постоять за себя. Одному из драчунов пришлось ретироваться с разбитым носом.

– Похоже, за эти дни я узнала о своем сыне много нового, – сказала Маша. – А у него есть друзья?

– Он предпочитает быть сам по себе. Фактически он не общается с другими учениками. В отношениях не присутствует враждебности. Просто он «идет своим путем».

Эти слова были неприятны Маше. Она надеялась, что в школе Виктор был общительнее, чем дома.

– Вы можете сказать о нем, что он счастливый ребенок? – спросила она.

– Сложный вопрос. Я не думаю, что он несчастлив. Но он никогда не выражает свои эмоции.

Маша нахмурилась. Шизоидные черты. Картина не улучшалась, а становилась хуже.

– Один из наших преподавателей математики, Раймонд Кавендиш, особенно заинтересовался Виктором. Он сделал все, что мог, чтобы проникнуть в ту сферу, которую он называл «внутренним миром мальчика».

Маша подалась вперед.

– Действительно? И ему это удалось?

– К сожалению, нет. Но вот почему я об этом заговорил. Кавендиш хотел вовлечь его во внешкольные занятия, в частности в спорт. Виктор особо не проявлял интереса, хотя у него безусловный талант в баскетболе и футболе. Но я согласен с Кавендишем:

Виктору надо развивать интересы в других сферах.

– А почему Кавендиш вообще заинтересовался моим сыном?

– Очевидно, он был удивлен его математическими способностями. Он перевел Виктора в группу для одаренных детей. Там были ученики всех классов. Каждый занимался по своей программе. Однажды, когда они со старшеклассниками разбирали задачу по алгебре, он заметил, что Виктор «мечтает». Он назвал его по имени, собираясь сделать замечание. Виктор подумал, что его спрашивают о задаче, и, ко всеобщему изумлению, предложил решение задачи по алгебре для старшего класса.

– Потрясающе! А можно поговорить с господином Кавендишем?

Ремингтон покачал головой.

– К сожалению, нет. Он умер пару лет назад.

– О, простите.

– Это была большая потеря для школы.

В разговоре возникла пауза. Маша хотела было завершить беседу, когда Ремингтон сказал:

– Если вы хотите знать мое мнение, думаю, Виктору пойдет на пользу, если он будет проводить больше времени здесь, в школе.

– Вы имеете в виду лето?

– Нет-нет, в течение учебного года. Ваш муж часто пишет записки, что его сын проводит время у него в лаборатории. Я не имею ничего против альтернативного образования, но Виктору действительно нужно быть активнее здесь, особенно на внешкольных занятиях. Я думаю...

– Одну минуту, – прервала его Маша. – Вы хотите сказать, что Виктор вместо школьных занятий бывает в лаборатории?

– Да, довольно часто.

– Это для меня новость, – призналась Маша. – Я знаю, что Виктор много времени проводит в лаборатории, но я и думать не могла, что из-за этого он пропускает уроки.

– Я бы сказал, что он в лаборатории проводит больше времени, чем в школе.

– Хорошенькое дельце!

– Если вы согласны с моим мнением, тогда вам, может быть, стоит поговорить с мужем?

– Я непременно это сделаю, – пообещала Маша, поднимаясь. – Можете не сомневаться.

~~

– Вам лучше подождать в машине, – сказал Виктор сыну и Филипу, наклоняясь вперед и разглядывая через лобовое стекло машины дом Гефардта. Это было безликое двухэтажное здание с кирпичным фасадом и ложными ставнями.

– Поверни ключ, мы хоть радио послушаем, – подал голос Виктор-младший с переднего сиденья. Филип сидел сзади.

Виктор повернул ключ. Радио снова включилось на какой-то сумасшедшей рок-музыке, на которую до этого настроился Виктор-младший. Поскольку мотор был выключен, музыка казалась еще громче.

– Я ненадолго, – сказал Виктор, вылезая из машины. На секунду он задумался о том, как пройдет разговор теперь, когда он находится на территории, принадлежавшей Гефардту. Участок был довольно большой. Густые ряды берез и кленов делали дом невидимым для соседей. С левой стороны здания виднелся эркер – вероятно, гостиная. Света в окнах не было, несмотря на то что уже начинало темнеть, но у подъезда стоял фургон «форд», поэтому Виктор решил, что кто-то из хозяев был дома.