Текст книги "Дорога шамана"

Автор книги: Робин Хобб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

Моя маленькая кобылка заметно приблизилась к Девара с Дедемом. Когда мы оказались на еще более пересеченной местности и начали подниматься на плато, мне стало гораздо труднее держать их в поле зрения. Низины и холмы походили на скомканное одеяло, и мне вдруг пришло в голову, что Девара специально старается сделать так, чтобы я отстал и потерялся, и, сжав зубы, я твердо решил не допустить такого позорного финала. Я прекрасно понимал, что одно неверное движение – и мы с моей кобылкой свернем себе шеи, но не пытался замедлить ее бег, а она, несмотря на очевидную усталость, продолжала мчаться за скакуном Девара.

Мы постепенно поднимались все выше и выше и вскоре оказались на плато. Вдали виднелись красные и белые скалы, а изредка встречавшиеся тощие кривые деревца указывали на места, где когда-то была вода. Мы миновали старую разрушенную крепость, похожую на полусгнившие зубы черепа или истрепанные временем башенки ветряного замка. Мой отец называл такие руины «шаманами» и как-то рассказал мне, что некоторые жители равнин считают, будто это дороги в подземный мир.

Девара продолжал мчаться вперед. Я уже изнемогал от жажды и был покрыт пылью с головы до ног, когда, взобравшись на небольшой холм, увидел, что он наконец остановился и ждет меня, стоя рядом со своим талди. Я подъехал к нему и с наслаждением соскользнул на землю с потной спины Кикши. Кобылка отошла от меня на три шага и опустилась на колени. Я пришел в ужас, решив, что загнал талди, но она перевернулась на спину и принялась с удовольствием кататься в сухой жесткой траве, растущей в низине. Я же с тоской подумал о мехе с водой, притороченном к седлу Гордеца. Однако я понимал, что мои сожаления напрасны.

Если Девара и удивился, что мне удалось его догнать, виду он не подал. Он вообще не сказал ни слова, пока я осторожно не поинтересовался:

– И что мы будем делать?

– Мы здесь, – был его ответ.

Оглядевшись по сторонам, я не увидел ничего такого, что отличало бы эту низину от десятка ей подобных, по которым мы промчались сегодня на бешеной скорости.

– Мне нужно позаботиться о лошадях? – спросил я.

Я знал, что, если бы скакал на Гордеце, отец первым делом потребовал бы, чтобы я им занялся. «Кавалерист без своей лошади превращается в неопытного пехотинца», – часто повторял он мне. Однако Девара лишь облизнул губы и сплюнул на землю. Я понял, что он нанес мне оскорбление, но промолчал.

– Талди были талди задолго до того, как на них стали ездить люди, – бросил он с презрением в голосе. – Пусть сами о себе позаботятся.

По выражению его лица я понял, что продемонстрировал слабость, показав, что меня беспокоит благополучие лошадей.

Впрочем, я сразу понял, что животные кидона действительно гораздо более выносливы и самостоятельны. Покатавшись по земле, Кикша присоединилась к Дедему, самозабвенно щипавшему жесткую траву. Глядя на них, я бы никогда не сказал, что всего несколько минут назад они скакали во весь опор по абсолютно не пригодной для этой цели местности. Если бы я сотворил такое с Гордецом, мне пришлось бы некоторое время ходить с ним, пока бы он не успокоился, потом насухо вытереть и в несколько приемов напоить, старательно соблюдая интервалы. Талди казались довольными жизнью, и, похоже, их нисколько не беспокоила грязь, впитавшаяся в пропотевшие спины.

– У животных нет воды. И у меня тоже, – через некоторое время напомнил я своему новому учителю.

– Они не умрут без воды. По крайней мере сегодня. – Он окинул меня оценивающим взглядом. – Ты тоже, солдатский сынок. – Затем холодно добавил: – Не разговаривай. Тебе нет нужды сотрясать воздух. Ты здесь, чтобы меня слушать.

Я собрался было возразить, но он резким жестом заставил меня закрыть рот, и я вспомнил, что он обещал со мной сделать в случае неповиновения. Я поджал губы и, поскольку ничего другого вокруг не было, опустился на жесткую землю. Мне показалось, что Девара к чему-то прислушивается. Затем он легко взобрался на холм, последние несколько футов преодолев ползком, и, стараясь не высовываться, прижался к земле. Закрыв глаза, он замер на месте, и если бы не выражение его лица, я решил бы, что он уснул. Его напряженная поза заставила и меня застыть в неподвижности. Через некоторое время Девара медленно сел и с довольной улыбкой повернулся ко мне. Ровный ряд острых, точно кинжалы, зубов немного меня пугал.

– Он заблудился, – заявил Девара.

– Кто? – удивленно спросил он.

– Человек твоего отца. Думаю, он решил за тобой присмотреть.

Мне не понравилась его жесткая улыбка, наверное, он ждал возмущения с моей стороны, но я был озадачен.

Сержант Дюрил? Неужели отец приказал ему за мной приглядывать? Или он сделал это по собственной воле? Видимо, на лице у меня отразилось недоумение, потому что выражение глаз Девара немного смягчилось. Он поднялся на ноги и медленно спустился по склону.

– Теперь ты мой. Ученик более внимателен, когда от этого зависит его жизнь. Так?

– Да, – кивнул я, твердо зная, что это действительно так. С другой стороны, я не понял, что он имел в виду, и мне стало не по себе.

Некоторое время я раздумывал над его словами, но глубинного смысла так и не уловил. Девара уселся на корточки неподалеку от меня, талди спокойно щипали жесткую траву, и единственными звуками, нарушавшими тишину, были шелест ветра, легкие шаги животных и нескончаемый стрекот мелких насекомых. Здесь, в низине, воздух был неподвижен, словно холмы укрыли нас в своей ладони. Девара, казалось, чего-то ждал, но я не знал чего. Мне не оставалось ничего другого, как набраться терпения. Я уселся поудобнее, скрестил ноги и постарался отвлечься от мыслей о том, что я ужасно грязен и зверски хочу пить. Девара не сводил с меня глаз. Время от времени я встречался с ним взглядом, но по большей части изучал мелкие камешки перед собой или смотрел по сторонам. Наконец он встал, потянулся и подошел к своему талди.

– Идем, – позвал он меня.

Я последовал за ним. Кобыла отскочила в сторону, но я сказал:

– Кикша. Стоять.

И тогда она подошла ко мне и позволила забраться ей на спину. Девара не стал нас ждать, однако на сей раз пустил Дедема шагом, а не давешним сумасшедшим галопом. Некоторое время я следовал за ним, а затем он раздраженным жестом велел мне ехать рядом, и я решил, что он хочет поговорить, но ошибся. Думаю, ему просто не нравилось, когда кто-то находился у него за спиной.

Наши талди неторопливо трусили по бесконечным неприютным холмам до самого позднего вечера, и я подумал, что Девара ищет воду или более подходящее место для ночевки, но когда мой учитель остановился, не сразу понял, зачем он это сделал. В прошлый раз мы, по крайней мере, могли укрыться от безжалостного ветра. Здесь же из земли кое-где торчали красноватые камни и больше не было ничего. Наши талди с печальным видом отправились к кустам с кожистыми листьями, судя по всему, им тоже не понравился выбор стоянки. Я медленно огляделся по сторонам и по результатам осмотра пришел к неутешительному выводу: спать мне сегодня предстояло на голой жесткой земле. Девара сел, прислонившись спиной к большому валуну.

– Собрать хворост для костра? – спросил я.

– Мне костер не нужен. А тебе следует помалкивать. Вот и весь наш разговор. Девара неподвижно сидел возле своего камня, а тени постепенно становились все длиннее, и вскоре землю окутала тьма. Той ночью луна так и не показалась, а далекие звезды едва заметно мерцали на черном небе. Когда я понял, что Девара останется там, где сидит, я нашел место, где из песка торчал плоский камень, выкопал себе ямку и лег спиной к камню, надеясь на то, что он сохранит тепло солнечных лучей и ночью. Я подложил под голову свою шляпу, а руки скрестил на груди. Некоторое время я прислушивался к голосу ветра, звукам, которые издавали талди, и пению насекомых.

Ночью я просыпался дважды. Первый раз мне приснился кусок копченого мяса, причем сон был столь ярким, что мне показалось, будто я чувствую его запах. Во второй раз – от холода. Я поглубже зарылся в песок, поскольку ничем другим помочь себе не мог. Перед тем как вновь провалиться в сон, я спросил себя: чему же все-таки Девара пытается меня научить?

Перед самым рассветом меня неожиданно что-то разбудило. Я замерз, хотел есть и пить, но дело было не в этом. Не поворачивая головы, я скосил глаза и осмотрелся. Девара проснулся и стоял, выделяясь темной тенью на фоне серого неба. Затем он сделал осторожный шаг по направлению ко мне. Я наблюдал за ним сквозь маленькие щелочки и терзался вопросом, насколько хорошо он видит и понял ли, что я не сплю. Еще один шаг в мою сторону. Этот человек умел скользить по песку, точно змея.

Я взвесил свои возможности. Если я не стану шевелиться и притворюсь, будто еще не проснулся, на моей стороне будет элемент неожиданности. Но в этом случае Девара окажется прямо надо мной со смертоносным клинком в руке. Я незаметно проверил, в каком состоянии находятся мои мышцы, и вскочил на ноги. Девара замер на месте, а на его лице застыло самое невинное выражение. Я постарался придать своему такое же, а затем склонил голову к левому плечу, приветствуя его, и сказал:

– Уже почти утро. – Мой голос походил на скрип несмазанного колеса. – Мы найдем сегодня воду?

Он взмахнул руками – мой отец в такой ситуации пожал бы плечами.

– Кто знает? Это как пожелают духи.

Я совершил бы святотатство и показал себя трусом, если бы не ответил на его слова.

– Добрый бог, возможно, сжалится над нами, – ответил я.

– Твой добрый бог живет за звездами, а мои духи здесь, на земле.

– Мой бог наблюдает за мной и защищает от беды, – возразил я.

Девара наградил меня уничижающим взглядом.

– Твоему доброму богу, наверное, ужасно скучно, солдатский сынок.

Я набрал в легкие воздуха, хотя мне совсем не хотелось спорить на теологические темы с дикарем. Но потом решил, что оскорбление он нанес мне, назвав мою жизнь скучной, а не доброму богу, и посчитал, что могу пропустить его замечание мимо ушей. Я промолчал, и через некоторое время Девара откашлялся.

– Нам нечего здесь больше делать, – заявил он. – Уже достаточно светло, чтобы ехать дальше.

Я вообще не видел никаких причин тут находиться, но снова оставил свое мнение при себе. Впервые я сел в седло в раннем детстве, но сейчас вдруг обнаружил, что у меня болит все тело, причем в самых неожиданных местах – до сих пор мне не приходилось скакать верхом на талди. Однако, не говоря ни слова, я послушно забрался на спину Кикши и последовал за Девара, по-прежнему гадая, чему этот человек должен меня научить. Меня беспокоило, что, если так пойдет и дальше, ожидания отца вряд ли оправдаются.

Девара указывал путь, я ехал рядом с ним. К полудню я уже не мог думать ни о чем, кроме воды. Моя кобылка весело трусила рядом с Дедемом, но я знал, что ей тоже нужна вода. Я уже испробовал все, что знал, чтобы справиться с жаждой. Гладкий камешек во рту теперь уже не помогал, а только раздражал меня. Я подобрал его, когда спрыгнул на землю, чтобы сорвать несколько сочных листьев растения под названием ослиные уши. Немного пожевав, я выплюнул мякоть, и его сок слегка смочил пересохший рот. Губы и внутренняя поверхность носа уже потрескались, язык распух настолько, что едва помещался во рту. А по-прежнему молчавший Девара выглядел так, будто жажды не существует в природе. Через некоторое время я почувствовал муки голода, но жажда была сильнее. Я усиленно искал какие-нибудь признаки воды, о которых мне рассказывал сержант Дюрил – длинная линия деревьев, низина, где растения гуще и зеленее, или следы животных, – но видел только, что местность становится все более голой и каменистой.

Мне оставалось только не отставать от Девара, надеясь на то, что он преследует какую-то цель. Когда тени снова начали удлиняться, а мы так и не нашли воды, я осмелился заговорить, с трудом разлепив потрескавшиеся губы.

– Мы скоро доберемся до воды?

Девара посмотрел на меня, а затем демонстративно огляделся по сторонам.

– Вряд ли.

Затем он улыбнулся, и я понял, что он действительно нисколько не страдает от жажды. Мы молча поехали дальше. Я чувствовал, что силы у моей кобылы убывают, но она не отставала от Дедема. Когда вечер опустился на равнину, Девара остановил своего коня и огляделся по сторонам.

– Спать будем здесь, – объявил он.

Место нашей новой ночевки оказалось еще хуже предыдущего. Здесь даже не нашлось камней, которые хранили бы солнечное тепло, лишь сухие ветки, и никакой травы для уставших талди.

– Вы спятили! – проскрипел я, прежде чем вспомнил, что должен демонстрировать Девара почтение.

Впрочем, в те минуты я вообще ни о чем не мог думать, кроме воды.

Девара уже спрыгнул на землю. Он окинул меня равнодушным взглядом и заявил:

– Ты должен меня слушаться, солдатский сынок. Так сказал твой отец.

Пришлось подчиниться. Я слез со своей кобылы и принялся озираться по сторонам, однако ничего особенного не увидел. Я решил, что если меня подвергли какому-то испытанию, то, похоже, я его не выдержал. Как и предыдущим вечером, Девара, скрестив ноги, уселся на сухую землю. Мне показалось, что он всем доволен и с удовольствием наблюдает за тем, как спускается ночь.

Голова у меня болела, я до тошноты хотел есть, но понимал, что если сумею уснуть, то все пройдет. Я решил, что на сей раз постараюсь устроиться удобнее, нежели прошлой ночью, и выбрал место подальше от Девара, где, как мне показалось, было больше песка, чем камней. Я не забыл, как он подкрадывался ко мне утром. Я вырыл руками в песке небольшое углубление размером с собственное тело, чтобы свернуться внутри калачиком, рассудив, что таким образом сумею сохранить чуть больше тепла. Я вынимал из ямки мелкие камни, когда Девара встал и потянулся. Затем он подошел к моей «постели» и окинул ее презрительным взглядом.

– Собираешься снести парочку яиц? Отличное гнездо для мудрой курицы.

Чтобы ему ответить, мне пришлось бы разлепить непослушные губы, поэтому я оставил его насмешку без внимания. Я никак не мог понять, почему жажда и голод, терзающие меня, его словно бы не касались. Словно в ответ на мои мысли, Девара пробормотал:

– Слабак.

Затем он отвернулся и снова уселся на прежнее место. Чувствуя себя ужасно глупо, я забрался в ямку, закрыл глаза, в которые, казалось, кто-то насыпал по пригоршне песка, и молча произнес молитву, попросив доброго бога дать мне силы и помочь понять, чему, по мнению отца, этот человек может меня научить. Вероятно, лишения нужны для того, чтобы проверить, на что я гожусь. Или враг моего отца решил нарушить условия сделки и будет издеваться надо мной, пока я не умру.

Возможно, мой отец ошибся, когда поверил ему.

А может быть, я действительно слабак и предаю отца, сомневаясь в правильности его решения. «Надеюсь, что смогу тобой гордиться, сын», – сказали его глаза на прощание. Я снова попросил доброго бога дать мне мужества и отваги, а потом попытался уснуть.

Глубокой ночью я проснулся, потому что почувствовал запах колбасок. Нет. Запах копченого мяса. Какая глупость! И тут я различил едва уловимый звук: булькала вода, переливаясь в мехе. Я решил, что у меня начались галлюцинации. Но я вновь услышал тот же звук, а затем легкий плеск, когда Девара убрал мех от губ. Мне пришло в голову, что в его широкой одежде легко можно спрятать мех с водой и несколько кусков сушеного мяса. Я с трудом разлепил веки и открыл глаза. В мире нет ничего чернее, чем ночь в Средних Землях. Далеким звездам наплевать на то, что происходит внизу, на земле. Я не видел Девара.

Сержант Дюрил часто говорил мне, что голод, жажда и недостаток сна заставляют человека принимать неправильные решения. Он сказал, что, став немного старше, я смогу добавить к этому списку еще и похоть. Я задумался. Что это – проверка моей выносливости и стойкости? Или старинный враг обманул отца? Должен ли я подчиняться Девара даже в том случае, если он ведет меня к смерти? Следует ли верить в правильность решения отца или принять собственное? Мой отец старше и мудрее меня. Но его здесь нет, а я есть. Я слишком устал и измучился от жажды, чтобы мыслить связно. И все же мне нужно принять решение. Подчиниться или нет? Верить или нет?

Я закрыл глаза и обратился к доброму богу за советом, однако услышал лишь тихую песню ветра, звучавшую над равниной. Я крепко заснул, и мне приснился отец. Он сказал, что если я хочу быть достойным сыном, то должен все выдержать. Потом сон изменился, и сержант Дюрил заявил, что он всегда знал, какой я дурак, ведь даже маленький ребенок никогда не отправится на равнину без воды и пищи. А идиоты заслуживают смерти. Сколько раз он мне это говорил? Если человек не в состоянии сам о себе позаботиться, пусть его убьют, чтобы он не навлек беду на весь полк. Я проснулся и несколько минут лежал без сна. Я оказался во власти дикаря, который явно испытывает ко мне неприязнь. У меня нет ни воды, ни пищи. Более того, вряд ли мне удастся найти воду на расстоянии одного дня пути от нашей стоянки. Да и продержаться еще один день без воды я не смогу. Меня охватило уныние. Потом я принял решение, однако счел лучшим подождать до утра.

При первых проблесках рассвета я выбрался из своей ямки и подошел к Девара. У него были открыты глаза, и он внимательно за мной наблюдал. Попытка открыть рот причинила мне невероятную боль, но я все равно умудрился прохрипеть:

– Я знаю, что у вас есть вода. Пожалуйста, дайте мне немного.

Он медленно сел.

– Нет. – Его рука уже лежала на рукояти «лебединой шеи», у меня же не было никакого оружия. Девара ухмыльнулся и добавил: – Попробуй отнять ее.

Я стоял перед ним, физические страдания, усугубленные ненавистью, боролись во мне со страхом. В конце концов я решил, что хочу жить.

– Я не дурак, – ответил я, отвернулся и направился к талди.

– Говоришь, не дурак, да? Значит, трус? – крикнул он мне в спину.

Его слова ударили меня, словно предательский кинжал, но я сделал вид, что не слышал их.

– Кикша. Стоять. Кобыла подошла ко мне.

– Иногда человеку, чтобы выжить, приходится драться. И он должен драться, вне зависимости от обстоятельств. – Девара встал и вытащил из ножен свое оружие. Бронзовый клинок в лучах восходящего солнца казался золотым. Лицо дикаря потемнело от гнева. – Отойди от моего животного. Я запрещаю тебе к нему прикасаться.

Я ухватился за гриву и забрался на спину Кикши.

– Твой отец сказал, что ты будешь меня слушаться. Ты сказал, что будешь меня слушаться. А я сказал, что, если не будешь, я тебе порежу ухо.

– Я найду воду. – Не знаю, почему я ответил именно так.

– Ты бесчестный человек. И твой отец тоже. А я всегда свое слово держу! – крикнул он мне вслед, когда я тронул кобылу коленями. – Дедем. Стоять!

Услышав это, я пустил Кикшу галопом. Отсутствие воды ослабило ее не меньше, чем меня, но она не возражала, и мы помчались прочь. Я слышал громкий топот копыт Дедема у себя за спиной. «Это безнадежно», – подумал я, изо всех сил стараясь удержаться на спине Кикши.

Скакун Девара был сильнее моей кобылы, и я не сомневался в том, что они нас догонят. Передо мной стояли две цели: уйти от Девара и отыскать воду, прежде чем силы окончательно оставят Кикшу, ибо без нее мне домой не добраться. Я сжал ее бока коленями и направил назад по нашим следам, смутно понимая, что, выбрав этот путь, через два дня смогу найти воду. Человек может обходиться без воды и пищи в течение четырех суток. Так мне говорил сержант Дюрил. Однако по доброте душевной он всегда добавлял, что в действительности это маловероятно, поскольку в игру вступают усталость и напряжение, а тот, кто полагается на свой рассудок, не сделав за два дня и глотка воды, скорее всего, умрет от собственной глупости. Мне было совершенно ясно, что моя лошадка не выдержит обратного пути, как, впрочем, и я сам. С другой стороны, в голове у меня царила полная неразбериха – впервые в жизни я пытался спасти свою жизнь и, делая это, нарушил приказ отца. Оба этих соображения были для меня одинаково пугающими.

Мне не удалось уйти далеко, поскольку кидона почти сразу же бросился вдогонку за мной. Как я ни понукал Кикшу, ничего у нас не вышло, и вскоре Девара уже скакал рядом со мной. Я отчаянно цеплялся за гриву кобылки и прижимался к ее шее – а что еще я мог сделать? Увидев, как Девара вытащил свой клинок, я шлепнул Кикшу по крупу, но она уже не могла бежать быстрее.

Смертоносное оружие пронеслось у меня над головой, и я попытался лягнуть Девара, больше чтобы его отвлечь, нежели с какой-либо еще целью, но чуть сам не свалился с талди, когда она запнулась. Сверкающий в лучах солнца клинок снова возник у меня над головой, и Девара, верный своему слову, мастерски отсек мне кусок уха. При этом он задел кожу на голове, и я тут же почувствовал, как по шее потекла теплая кровь. Я взвыл от боли и ужаса, и воспоминание об этом вопле навсегда останется со мной. Охватившая меня паника мешала оценить, насколько серьезно ранение. Мне оставалось только, прижавшись к Кикше, продолжать мчаться вперед. Я знал, что мне не спастись и следующий удар «лебединой шеи» будет для меня последним.

Как это ни удивительно, но Девара меня отпустил.

Мне потребовалось совсем немного – или много? – времени, чтобы это понять. Я скакал вперед, рана отчаянно болела, а сердце с такой силой колотилось о ребра, что мне казалось, будто оно сейчас выпрыгнет из груди. Каждую секунду я ждал удара, который навсегда погасит для меня свет жизни. Кровь грохотала в ушах, и поначалу я не сообразил, что топот копыт Дедема постепенно стихает вдалеке. На всякий случай я с опаской посмотрел вбок, а затем оглянулся. Девара, не шевелясь, сидел на своем талди и смотрел мне вслед. Он смеялся надо мной. Я не слышал его хохота, даже не видел улыбки, но знал, что это так. Его презрение обожгло меня, а он поднял над головой свое страшное оружие и с надменным видом помахал другой рукой в воздухе.

Охваченный стыдом, весь в крови, я бросился прочь от него, словно дворняжка, которую пнули ногой. В моем организме уже не осталось жидкости для слез, иначе я бы разрыдался от охватившего меня стыда и унижения. Рана на голове довольно скоро затянулась и покрылась коркой, наполовину состоящей из пыли. Я продолжал двигаться вперед, не останавливаясь ни на минуту. Кикша теперь бежала медленнее, а у меня не осталось сил, чтобы заставить ее прибавить шаг. Некоторое время я пытался направлять ее по нашим следам, ведущим к шатру Девара, но мы почти сразу сбились с пути, а маленькая талди твердо решила, что будет так, как она считает нужным. Я не стал спорить, найдя себе оправдание в словах сержанта Дюрила, часто повторявшего мне, что я должен доверять лошади, если нет другого выбора.

К концу дня я полностью отдался на волю Кикши и был озабочен лишь тем, чтобы с нее не свалиться. Она едва передвигала ноги, а у меня кружилась голова. Над нашими головами с ярко-голубого неба проливало свое тепло неутомимое солнце. Голод, на время отступивший, вернулся, меня тошнило, и от этого пересохшее горло болело еще сильнее. Когда я следовал за Девара, мне казалось, что мы направляемся в какое-то определенное место, и, несмотря на все сомнения, я чувствовал себя в безопасности. Но вот теперь день сменился ночью, на небе показались звезды, и я понял, что заблудился.

Хуже того, я запутался в собственной жизни. Я ослушался и отца, и Девара. Я, не имевший их жизненного опыта, посчитал, что лучше, чем они, знаю, как следует поступить. Если я здесь умру, мне некого винить, кроме себя самого. Возможно, меня подвергли испытанию, желая проверить, на что я способен, а я сбежал. И если бы я попытался силой отнять у Девара воду, тот стал бы уважать меня за храбрость и дал бы мне напиться. Может быть, мое бегство показало, что я трус и заслуживаю смерти. Я останусь на этой равнине навсегда, мое тело станет добычей насекомых и птиц, а кости превратятся в пыль. Отцу будет больно и стыдно, когда Девара расскажет ему о моем малодушии. Охваченный безнадежностью, я продолжал ехать вперед.

На следующее утро Кикша нашла воду. Моей заслуги в этом не было никакой.

Тот, кто говорит, что на наших равнинах нет воды, правы лишь наполовину. Вода есть, но по большей части она течет под поверхностью земли и выходит наружу, только когда ее вынуждают особенности местности. Кикша нашла такое место. Каменистое русло, по которому она упорно шла, этой весной высохло, точно давным-давно обглоданная кость, но маленькая кобылка не сворачивала с выбранного пути, и в конце концов мы вышли к небольшому скоплению камней, выдавивших наружу воду. Я увидел крохотный заболоченный прудик размером не больше двух лошадиных стойл. Зеленая вода кишела жизнью.

Я сполз на землю, проковылял два шага и плюхнулся на живот прямо в эту жижу. Потом, опустив лицо в тонкий слой воды, начал потихоньку втягивать ее в себя, осторожно пропуская между зубами. Напившись, я продолжал неподвижно лежать, стараясь пропитать влагой разбухший язык и потрескавшиеся губы. Рядом со мной пила Кикша, время от времени она громко вздыхала и снова опускала голову в прудик. Наконец я услышал, как она с громким плеском вышла из воды и остановилась на заболоченном берегу, занявшись жалкой травой, растущей вокруг. Я ей позавидовал. Медленно поднявшись на ноги, я стер с лица и рук липкую грязь. Я чувствовал, как внутри у меня булькает вода – ее было столько, что меня едва не стошнило. Тогда я решил изучить наше крошечное убежище и сразу понял, что оно находится чуть ниже раскинувшейся вокруг равнины. Я даже слышал неумолчный шепот ветра у себя над головой, но сюда, вниз, он не залетал. Я замер на месте, и в пруду вновь закипела маленькая жизнь – завели свою нескончаемую песнь насекомые, над водой повисла стрекоза, красные лягушки, сбежавшие при нашем появлении, снова выбрались на поверхность. Яркие, точно капли пролитой крови, они украшали плавучие растения и толстый тростник на берегу. Они страшно ядовиты, и я обрадовался, что они прятались, пока мы пили. Когда я был совсем маленьким, одна из наших собак умерла только оттого, что взяла такую лягушку в рот. Даже трогать их опасно, после этого долго зудит и болит кожа.

Я сорвал и съел несколько знакомых растений – хоть что-то, чтобы притупить голод, но мне не удалось обмануть свой желудок, и он тут же начал жалобно ворчать. Я не смог найти ничего подходящего, чтобы прихватить с собой воду, и меня приводила в ужас мысль о том, что, пока я доберусь до дома, мне снова придется испытать мучительную жажду. Но настоящим кошмаром стало для меня видение неизбежной встречи с отцом, чьи ожидания я обманул. Эти печальные размышления снова привели меня к пруду. Я смыл запекшуюся кровь с шеи и уха, которое больше никогда не станет прежним и до конца дней станет служить напоминанием о моем бесчестье. До самой смерти, если кто-то спросит меня об изуродованном ухе, я буду вынужден рассказать, что это память о том, как я не выполнил волю отца и не сдержал собственное слово.

Маленький пруд окружали участки жесткой, пропеченной солнцем земли, свидетельствовавшие о том, как усох пруд после зимы. Я принялся изучать следы и увидел, что, когда земля была еще сырой, здесь побывал маленький кустарниковый олень, две другие цепочки следов указывали на большую кошку и дикую собаку. На краю потрескавшейся голой земли в тени мертвого деревца торчала сухая трава. Я набрал две горсти и подошел к Кикше. В первый момент, когда я принялся стирать с ее спины и боков грязь и пот, она испугалась, но довольно скоро решила, что ей эта процедура нравится. Я же уверился в том, что мое прежнее воспитание было правильным и я должен заботиться о своей лошади. Мне вообще не следовало слушать Девара – ни в чем.

Закончив, я устроился среди жесткой травы, решив проспать до вечера, встать, выпить как можно больше воды и отправиться в путь, полагаясь на свет звезд. Я сломал мертвое деревце, а затем ободрал с него сухие ветки – не слишком надежное оружие, но ночью к воде мог прийти кто угодно. Все-таки это лучше, чем ничего. Я положил палку рядом с собой и улегся спать. Я боялся встречи с отцом, но отчаянно хотел снова оказаться дома. Я закрыл глаза, слушая дружную песнь насекомых и верещание красных лягушек.