Текст книги "Дорога шамана"

Автор книги: Робин Хобб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

ГЛАВА 9
АКАДЕМИЯ

Я немного расстроился оттого, что отец слишком быстро уехал, оставив меня один на один с новой жизнью.

Мои воспоминания о первом проведенном в Академии дне несколько путаются в голове, поскольку слишком уж много всего происходило одновременно. В конце длинной, усыпанной гравием дорожки мы проехали под сводом каменной арки с надписью «Королевская Академия каваллы». Мраморные статуи, изображавшие конных рыцарей, возвышались по обе стороны от распахнутых ворот. Высокая стена из гладкого камня окружала территорию Академии, и повсюду здесь сновали садовники с граблями, тачками и садовыми ножницами, занимавшиеся последними приготовлениями перед началом нового учебного года. На роскошных зеленых лужайках стояли высокие старые дубы в окружении кустов лавра. Мы подъехали к довольно высокому зданию, сложенному из красного кирпича, вдоль фасада которого тянулся белый портик. Здесь размещалась администрация Академии. Аккуратные дорожки разбегались отсюда к учебным корпусам и казармам. В стороне от них я разглядел конюшню и несколько загонов, а дальше за ними – большую площадку для обучения владением оружием.

Впрочем, у меня была всего минутка, чтобы осмотреться, – кучер уже спустился с козел и открыл перед нами дверь экипажа. Я выбрался наружу вслед за отцом, затем он дал указание кучеру подождать его, и мы направились к лестнице, ведущей к парадному входу в главное здание. Мы не преодолели еще и половины пути, как дверь распахнулась и навстречу нам вышел улыбающийся мальчик. Ему вряд ли исполнилось больше десяти лет, но его волосы были подстрижены на военный манер, а одежда как две капли воды походила на форму каваллы. Мальчуган поклонился отцу и громко спросил, не может ли он нам помочь.

– Можете, юноша. Я привез своего сына, Невара Бурвиля для обучения в Академии.

Мальчик снова поклонился.

– Благодарю вас, сэр, я с радостью вам помогу. Позвольте проводить вас в кабинет полковника Стита. Могу я распорядиться, чтобы вещи вашего сына отнесли в его казарму?

– Да, спасибо.

На отца не меньше, чем на меня, произвели впечатление почтительные манеры и доброжелательность мальчика. Он придержал дверь, пропуская нас вперед, а затем быстро вошел, чтобы показать дорогу к кабинету полковника. Вестибюль был отделан панелями из темного дерева, а пол выложен серой антолеранской плиткой. Мальчик провел нас под аркой и приблизился к адъютанту, сидевшему за столом в приемной полковника. Увидев нашего провожатого, он кивнул, а тот, остановившись у стола, вежливо обратился:

– Посмотрите, пожалуйста… кадет Невар Бурвиль. И распорядитесь, чтобы его вещи отнесли в казарму. Экипаж стоит перед зданием.

Затем он направился к двери из красного дерева, громко постучал и, дождавшись ответа, вошел, чтобы доложить о нашем прибытии. Полковник согласился принять нас немедленно, тогда мальчик вновь показался на пороге кабинета и пригласил нас войти. Когда мы поравнялись, он снова поклонился и сказал моему отцу, что с его разрешения хотел бы проверить, отнесли ли вещи кадета туда, куда нужно.

– Вы можете идти, и примите мою благодарность, – с самым серьезным видом кивнул отец.

Когда за мальчиком закрылась дверь, из-за стола встал полковник Стит и направился к нам, чтобы поздороваться. Сходство между ним и нашим юным проводником оказалось таким явным, что не заметить его было невозможно.

– Таким сыном отец может гордиться, – заметил мой отец.

– Он неплохо справляется, – холодно проговорил Стит. – Но только время покажет, что из него получится. Хорошая кровь и подготовка с малолетства – вот критерии для отбора молодых людей, претендующих на офицерский чин. Я рад приветствовать вас, лорд Кефт Бурвиль.

– А я вас, полковник Стит. Позвольте представить моего сына, Невара Бурвиля.

Я шагнул вперед и без смущения пожал полковнику руку, посмотрев ему в глаза, как меня учили. Его рука была теплой и сухой, но какой-то недоброй. Я выпустил ее, слегка поклонился и, не зная, что делать дальше, отошел на шаг назад.

– Когда Колдер вернется, – повернулся Стит к отцу, – я велю ему проводить вашего сына в казарму. Иногда я устраиваю для родителей и учеников короткую экскурсию по Академии, но, полагаю, учитывая ваше участие в создании нашего учебного заведения, в этом нет необходимости.

Что-то в его тоне заставило меня насторожиться, и я никак не мог решить, сделал ли он отцу комплимент или нанес оскорбление. Но я не сомневался, что отец тоже расслышал эту двусмысленность, однако он лишь добродушно улыбнулся и твердо сказал:

– Не знаю насчет необходимости, полковник Стит, но я с удовольствием прошелся бы по Академии, хотя бы для того, чтобы увидеть, как она процветает под вашим руководством. Лорд Сеферт Бурвиль, мой брат, рассказал мне о некоторых нововведениях. Я буду рад посмотреть на них собственными глазами.

– Неужели? – Полковник склонил голову набок. – Странно, что его интересует мое заведение, у него ведь нет собственного сына-солдата. И тем не менее… Если вы уверены, что у вас есть время…

– Когда речь идет о нашей кавалле, у меня всегда есть время.

– И разумеется, когда речь идет о вашем сыне, – криво улыбнулся полковник Стит.

Выражение лица моего отца оставалось по-прежнему спокойным и доброжелательным, и точно так же прозвучали его слова:

– Поскольку с сегодняшнего дня мой сын служит в королевской кавалле, думаю, если я буду заботиться о ее интересах, она, как это было всегда, не останется равнодушной к бедам и чаяниям всех тех, кто ее составляет.

На мгновение в кабинете воцарилась тишина.

– Именно, – буркнул полковник Стит.

Всего одно это слово свело на нет мои надежды на товарищество, которые я до сих пор наивно питал, да и уклончивость ответа, думаю, не слишком порадовала отца.

В комнату тихо вошел Колдер и встал за спиной отца по стойке «вольно». Он не произнес ни звука, однако полковник Стит знал о его присутствии и тут же, не поворачивая головы, отдал четкий приказ:

– Проводи кадета Бурвиля в его казарму. И скажи секретарю, что я буду занят в ближайшие полчаса. Я намерен показать лорду Бурвилю Академию.

– Есть, сэр, – бойко откликнулся мальчик и, повернувшись ко мне, жестом пригласил следовать за ним.

В приемной мы задержались буквально на несколько секунд – время, которое потребовалось Колдеру, чтобы передать молодому лейтенанту слова полковника. Тот молча кивнул и вернулся к большой стопке конвертов, лежавших на столе. Он открывал их и раскладывал в разные кучки. На мгновение мне стало интересно, беспокоит ли его тот факт, что приказы ему, по сути, отдает мальчишка.

Вслед за Колдером я покинул административное здание, и по аккуратным дорожкам мы двинулись в сторону запримеченных мною ранее казарм. Мальчик молчал и шел очень быстро, но благодаря длинным ногам я легко за ним поспевал. Он оглянулся на меня всего один раз, но доброжелательную улыбку словно кто-то стер с его лица, и теперь на нем застыло деловитое выражение.

Мы довольно быстро добрались до спальных корпусов, где жили кадеты. Зданий, отведенных для воспитанников, было несколько, и все они выходили фасадами на центральный плац. Два из них были сложены из нового красного кирпича и имели множество окон. Три других оказались более старыми постройками из серого камня. Очевидно, их совсем недавно приспособили под казармы. Колдер направился к одному из них, и я заметил, что на верхнем этаже еще сохранились грузовые крюки и кран-балки – значит, до последнего времени они служили складскими помещениями. Мы поднялись по истертым ступеням и через широкую дверь попали в вестибюль.

Военные трофеи и знамена украшали отделанные панелями стены. В центре стоял полированный стол, за которым сидел седой сержант в форме каваллы. Перед ним лежала стопка каких-то бумаг и чистенькая промокашка, а рядом стояла чернильница и подставка с перьями. Впечатляющих размеров лестница, находившаяся у него за спиной, вела на верхние этажи. Пока Колдер шел к нему, сержант не сводил с нас взгляда. Тепла в его серых глазах я не заметил, скорее он напоминал мне старую пастушью собаку, получившую очередную команду.

– К вам кадет Невар Бурвиль, сержант Рафет. Он сын-солдат нового аристократа. Его следует разместить на четвертом этаже.

Сержант посмотрел мимо мальчика прямо мне в глаза.

– Ты немой, кадет? – спросил он меня притворно ласковым голосом.

Я расправил плечи и ответил:

– Нет, сержант.

– В таком случае доложи о себе сам, кадет. Если только ты не собираешься держать около себя своего маленького дружка до конца обучения в Академии.

Я почувствовал, что краснею.

– Кадет Невар Бурвиль явился, сержант Рафет.

– Очень хорошо. Давай-ка посмотрим, куда тебя поместили. – Он принялся изучать листок, лежащий перед ним, и я заметил, что на правой руке у него не хватает верхней фаланги указательного пальца. – Ага, так. Полагаю, твои вещи уже наверху. – Он оторвал взгляд от листка. – И они занимают больше места, чем тебе полагается. Четвертый этаж. Первая дверь налево. Твой сундук стоит около кровати, которая тебе отведена. Положи все необходимое в свой шкафчик, а сундук с лишними вещами отнеси в кладовую в подвале. После этого возьми постельные принадлежности у интенданта и наведи у себя порядок. В столовую являться не позже чем через пять минут после колокола. Ты приходишь туда вместе со своим дозором – вовремя, одетый как подобает и занимаешь свое место. Иначе никакой еды. Вопросы есть?

– Где мне найти интенданта, сержант Рафет?

– Дальше по коридору, вторая дверь направо.

Колдер, стоявший рядом со мной, начал нетерпеливо переступать с ноги на ногу, он был явно недоволен, что на него не обращают внимания. Мне стало интересно, в чем тут причина – сержанту не нравится мальчик, или же он груб от природы.

– Еще вопросы? – рявкнул сержант, и я сообразил, что не закончил ответ, как полагается.

– Нет, сержант. Спасибо.

– В таком случае ты свободен. – Он снова опустил глаза к своим бумагам.

– Я тоже свободен? – поинтересовался Колдер ехидным тоном, словно хотел спровоцировать сержанта.

– Поскольку ты не являешься кадетом, я не могу ни отпустить, ни задержать тебя, – заявил сержант, не поднимая головы.

Затем потянулся за ручкой и сделал какую-то пометку. Тут я, спохватившись, что продолжаю стоять и пялиться на него, лихо повернулся на каблуках и отбыл восвояси.

Я быстро поднялся по гладко отполированным деревянным ступеням на несколько пролетов и, пройдя мимо открытых дверей на площадках второго и третьего этажей, оказался на четвертом, самом последнем. Я шагнул в просторное помещение, ярко освещенное лучами солнца, льющимися в высокие окна. Прежде всего я обратил внимание на камин, пока что пустой и холодный, а затем и на длинные столы и стулья с высокими спинками. Учебная комната, решил я. Подойдя к окну, я выглянул наружу и испытал восторг оттого, что нахожусь на такой высоте. По всей территории Академии к различным учебным корпусам, казармам, конюшням, загонам и плацу вели ровные, тщательно посыпанные песком дорожки.

За плацем я разглядел мишени для стрельбы из мушкета, а еще дальше – заросшие кустами берега реки. Подойдя к другому окну, я увидел часовню с высокой колокольней, побеленное здание лазарета, стену, окружавшую Академию, и пригороды Старого Тареса. Над городом висела дымка, и картина, представшая моему взору, показалась мне восхитительной. Позже я узнал, что комнаты, расположенные на четвертом этаже, считались самыми худшими в Карнестон-Хаусе. В них было невероятно душно летом и холодно зимой, не говоря уже о ежедневной утомительной беготне по лестнице. Те, кто жил на самом верху, всегда оказывались последними в очереди на обед. Но сейчас моя душа провинциала пришла в восхищение от нового жилья.

Налюбовавшись вдоволь потрясающими видами, я направился к первой двери слева от лестницы. Она была открыта, но я все равно постучал, прежде чем войти. Никто мне не ответил, но, распахнув ее пошире, я увидел высокого стройного юношу с очень черными волосами, который лежал на кровати и с любопытством меня рассматривал. Другой парень, чьи светлые волосы были подстрижены так же коротко, как и у меня, взглянул на меня поверх книги.

– Хорошие манеры! – заметил он насмешливо, но уже в следующее мгновение вскочил на ноги и, протягивая огромную ладонь, подошел ко мне.

Книга, которую он читал, осталась в другой руке, а пальцем он заложил место, где остановился.

– Я Нейтред Верлэни. Приятно, что остальные начали собираться. Я здесь уже три дня. Отец сказал, что к началу учебного года следует приезжать пораньше, это лучше, чем быть последним.

– Невар Бурвиль, – представился я, пожав ему руку. Моя кисть утонула в огромной ладони, кроме того, сосед по комнате оказался на полголовы выше меня. Его товарищ тоже встал, дожидаясь своей очереди протянуть мне руку. Глаза у него были такие же черные, как и волосы, а кожа смуглая и обветренная.

– Я рад, что наконец добрался сюда, – сказал я. – Мой отец тоже решил, что будет лучше, если я приеду на пару дней раньше остальных.

– Ну, ясное дело. Как ты понимаешь, отец Корта выступил с похожим заявлением. Сыновья-солдаты сначала сыновья-солдаты, а потом уж сыновья.

Это была старая поговорка, но я улыбнулся. Я очутился один, в чужом месте и обрадовался, услышав, как кто-то произносит молитву, с которой я вырос. Мне стало немного спокойнее.

– Думаю, мне стоит сделать то, что приказал сержант Рафет, и разобрать вещи.

Корт дружелюбно рассмеялся.

– Это не займет много времени. Большая часть того, что ты привез, останется в твоем сундучке. Вот твой шкафчик.

Он подошел к стене и открыл узкую дверцу – внизу место для пары сапог, пространство, чтобы повесить две смены одежды, а сверху маленькая полка. Когда Корт открыл свой шкаф, я увидел, что он положил на нее бритвенные и туалетные принадлежности.

Я сделал то же самое. Затем мне показали мой крючок на вешалке для плащей и полку для учебников. И все. Я посмотрел на вещи, которые мать и сестры с любовью собрали для меня: домашние лекарства, вязаный свитер, яркий шарф, маленькая коробочка с конфетами и прочие мелочи для создания уюта. Большую часть я положил обратно в сундук, оставив только конфеты, чтобы разделить их со своими товарищами. Молитвенник, камешек Девара и пока еще пустой дневник для семейной истории я поставил на полку. Затем я не слишком охотно закрыл крышку сундука, защелкнул замки и обвязал его ремнями. Взвалив его на плечо, я отправился в кладовую.

Корт пошел со мной скорее за компанию, чем в качестве проводника. Он показался мне симпатичным парнем, улыбчивым, но не слишком разговорчивым. У интенданта я получил смену постельного белья, плоскую подушку и два зеленых шерстяных одеяла. Когда мы вернулись в нашу комнату, я увидел, что приехал наш четвертый товарищ.

Спинк Кестер был невысокого роста, гибкий, как ласка, с пронзительными голубыми глазами, ярко сиявшими на загорелом лице. Его рукопожатие оказалось сильным и быстрым, и я решил, что он немного нервничает из-за того, что приехал последним, но мы помогли ему устроиться и отнести потрепанный сундучок в хранилище. Я заметил, что Спинк одет хуже всех. Обратив на это внимание, я вдруг сообразил, что у меня самая лучшая форма и книги – все новое и высочайшего качества. Одежду Корта явно заказывали у портного, а вот книги оказались довольно потрепанными. У Нейтреда, наоборот, были новенькие книжки и перешитая из старой форма.

Спинку же и мундир, и учебники достались, скорее всего, от отца, но в том, как он разложил свои скудные пожитки и заправил кровать, чувствовались хорошее воспитание и тренировка. Должен заметить, что именно его очевидная бедность вызвала во мне сильное желание с ним подружиться.

Мы расселись на кроватях и приступили к знакомству. Я узнал, что Корт и Нейтред знакомы с самого детства и часто гостили друг у друга. Их отцы, как и мой, относились к новой аристократии и получили земли на равнинах. Они приехали в Академию вместе и, когда придет время, возьмут в жены сестер друг друга, что их нисколько не огорчало.

Спинк – на самом деле его звали Спинрек – вырос совсем близко к границе. Владения его семьи находились далеко на юго-востоке, и первую часть пути он проделал на муле по Красной пустыне. Их отряд столкнулся с разбойниками, решившими, что им попалась легкая добыча, и они убили одного и ранили, как показалось Спинку, двоих, прежде чем те сбежали. Спинк оказался хорошим рассказчиком, он не хвастался победой, а отдал должное своему спутнику, лейтенанту Гиверману, который, по его словам, и разделался с разбойниками.

Он как раз заканчивал свой рассказ, когда в комнату вошел мой отец, и мы все одновременно вскочили с кроватей. Он внимательно оглядел комнату, а я по какой-то необъяснимой причине молчал, не в силах выдавить из себя ни слова. Затем он улыбнулся и одобрительно кивнул.

– Рад видеть тебя в замечательной компании, Невар, а также хочу похвалить вас за оперативно наведенный порядок – так и должно быть в казарме. Ты представишь меня?

Я тут же принялся называть имена своих новых товарищей и неожиданно сообразил, что не знаю фамилии Корта. Увидев мое замешательство, он тут же сообщил, что его зовут Корт Браксан. Отец пожал всем руки. Спинка я представил последним, назвав его настоящее имя – Спинрек. Услышав его, отец склонил голову набок и осторожно спросил:

– Так значит, ты сын Келлона Спинрека Кестера?

– Да, сэр, – ответил Спинк и слегка покраснел, гордясь тем, что мой отец знает его отца.

– Он был отличным солдатом. Мы служили вместе во время кампании на Заячьем перевале. Я слышал, как он погиб, хотя не был с ним у Горького Источника. Он был героем, и тебе следует гордиться своим именем. А твоя мать, леди Кестер, у нее все в порядке?

Мне кажется, Спинк собрался было дать вежливый и ничего не значащий ответ, но потом тряхнул головой и сказал:

– Последние несколько лет дела идут не слишком хорошо. У нее пошатнулось здоровье, а наш управляющий обманул нас, и мы чуть не разорились. Но он получил по заслугам, а мой старший брат Рорк полностью взял заботы о хозяйстве на себя. Надеюсь, что со временем все наладится.

Отец кивнул.

– А как насчет людей твоего отца? Твоя мать и ваша семья о них заботятся?

– Да, сэр. Все в порядке. Сюда меня привез лейтенант Гиверман. Он хотел убедиться, что со мной ничего не случится по дороге. Однако гордость не позволяет матери злоупотреблять их заботой. Она очень благодарна им за предложения помочь, но говорит, что ее муж хотел бы видеть своих сыновей самостоятельно вставшими на ноги. Мы сами должны справиться с нуждой, а не полагаться на великодушие и щедрость других людей, обеспечивая себе таким образом легкую жизнь.

– Твоя мать мудрая женщина, и я не сомневаюсь, кадет Кестер, что ты прославишь имя своего отца. Никогда не изменяй тем ценностям, которые были для него превыше всего, и ты станешь отличным офицером.

Я понял, что отец все это знал, но, задавая вопросы при нас, дал Спинку возможность рассказать нам о трудностях семьи так, чтобы мы не подумали, будто он ищет нашей жалости. О том, как погиб его отец, я узнал значительно позже. Капитан Келлон Кестер попытался спасти своего раненого товарища и попал в плен к эбонисам, жителям равнин, которые славились своей беспощадностью к врагу. Когда Кестер понял, что его заманили в ловушку, где наживкой стал его товарищ, он успел выкрикнуть свой последний приказ: отряд должен был оставаться на месте, что бы ни случилось.

После того, что произошло потом, даже эбонисы признали нас достойным уважения противником. Воины подвергли Кестера самым ужасным пыткам, какие только могли придумать. Они хотели заставить его закричать и тем самым выманить его товарищей. Он сносил все мучения молча. Эбонисы измывались над ним всю ночь и в конце концов замучили до смерти. А когда наступил рассвет, они поняли, какую совершили ошибку. Пока они пытали Кестера, разведчики каваллы определили их местонахождение, и ловушка, которую эбонисы устроили для его отряда, оказалась смертельной для них самих. Лагерь дикарей окружили, и почти все воины были перебиты. Заместитель Кестера приказал сохранить жизнь пятерым, но отрубить им пальцы на руках, чтобы они не могли больше пользоваться луками.

Затем он отправил их к вождю племени, чтобы они рассказали о мужестве капитана Кестера. Меньше чем через год остатки эбонисов пришли под белым флагом и согласились поселиться на севере. Молчание Кестера под пытками и дисциплина его офицеров, которые выполнили приказ и не стали рисковать людьми, пытаясь его выручить, навсегда вошли в историю. Этот эпизод часто приводят как пример слаженности действий командиров, а также хладнокровия, проявленного в сложной ситуации, коим должен обладать хороший офицер. История этой кампании занимает большую часть четвертой главы учебника генерала Терси Харвуда «Кто может стать командиром?»

Но тогда я ничего этого не знал, лишь порадовался, что отец счел всех троих моих товарищей по комнате достойными молодыми людьми. Он предложил мне проводить его до экипажа и уже там попрощаться. Мы некоторое время стояли возле украшенной гербом дверцы и беседовали, и меня разрывали противоречивые чувства – мне не хотелось, чтобы он уезжал, а с другой стороны, не терпелось начать новую жизнь и вернуться к только что обретенным друзьям. Отец, как и всякий родитель при прощании с сыном, строго наказал мне не забывать того, чему меня учили с самого детства, и следовать моральным принципам, которых придерживается лучшая часть гернийской аристократии. А дальше он произнес неожиданные слова:

– Веди себя безупречно, сын, особенно в первые несколько месяцев обучения. Теперь я знаю, почему не слышал имени полковника Стита. Он не из семьи кавалеристов, в отличие от своей жены. Наш добрый король по причинам, о которых не мне судить, решил, что будет разумно поставить во главе Академии каваллы армейского офицера. Более того, его заслуги на военном поприще исчерпываются бумаготворчеством. Сидя здесь, в столице, он занимался тем, что вводил мелкие правила касательно формы и снабжения. В последнее время полковник Стит организовывал парады по разным торжественным случаям и государственным праздникам. И он считает это невероятным достижением в своей карьере! Больно думать, что он получил это назначение благодаря связям жены, а не собственным достижениям. – Отец покачал головой и совсем тихо добавил: – Боюсь, его гораздо больше интересует, как вверенные ему подразделения будут выглядеть на плацу, нежели их умение стрелять на скаку или выживать в экстремальных ситуациях.

Ты поражен тем, что я так откровенно и нелицеприятно говорю о другом офицере в твоем присутствии, и ты совершенно прав. Но ничего не поделаешь, у меня о нем сложилось именно такое мнение, и я могу лишь молить доброго бога, чтобы я ошибся. Однако, боюсь, это не так. Я видел лошадей, которых он привез для своих кадетов. Симпатичные лошадки, все одного цвета и размера, они будут прекрасно выглядеть на параде, но вытрясут из любого душу, если им придется скакать целый день, и умрут, оставшись после этого без воды.

Отец замолчал и глубоко вздохнул. Он явно собирался продолжить эту тему, но в последний момент передумал и заговорил о другом:

– Думаю, твой дядя был прав, когда предупреждал, что полковник Стит не жалует сыновей боевых лордов. Если честно, я сомневаюсь даже, любит ли он каваллу. Содержание этого рода войск стоит дорого, и полковник приходит в бешенство при мысли о том, что на уход за лошадьми, новую сбрую и все прочее, необходимое кавалеристам, приходится тратить огромные деньги. Он не в состоянии понять, что, если этого не делать, погибнут и люди, и вверенные им кони. Ему никогда не осознать, какую важную роль играет кавалла в войне. Полковник Стит свято уверен, что кавалерия – это не более чем развлечение и красивое зрелище, и он будет руководить Академией, основываясь на этом представлении. – Отец снова вздохнул и сказал то, что не решился озвучить чуть раньше: – Не забывай, что он твой командир. Уважай и подчиняйся его приказам. Выполняй все так, как он требует, даже если тебе будет казаться, что ты знаешь, каким образом сделать то же самое лучше. Думаю, особеннов те моменты, когда тебе будет так казаться.

Оставайся верен своему долгу чести. Старайся держаться подальше от дурной компании и помни, что ты рожден быть солдатом. Так распорядился добрый бог. И не позволь никому отнять у тебя твою судьбу.

С этими словами он крепко меня обнял, а я опустился на колени, чтобы получить отцовское благословение. Я знаю, что смотрел, как он сел в экипаж, когда тот тронулся, и мы помахали друг другу на прощание. Но помню лишь, что стоял на дорожке, провожая взглядом роскошную повозку, и чувствовал себя как никогда одиноко. Мне вдруг стало холодно и очень неуютно, тогда я повернулся и поспешил к своим новым товарищам.

Они ждали меня и начали наперебой говорить об огромном впечатлении, которое на них произвел мой отец.

– Вот настоящий кавалерист, это видно даже по походке! Он истинный представитель каваллы. Бьюсь об заклад, он провел в седле не меньше времени, чем на ногах.

– Думаю, больше, – ответил я на комплимент Корта.

Остаток дня мы потратили на обустройство. Из комнаты напротив к нам зашли познакомиться три кадета – Трист, Горд и Рори, все они оказались сыновьями новых аристократов. Горд был бледным и очень толстым, воротничок формы впивался ему в шею, а медные пуговицы смешно торчали на животе. Он держался в сторонке и смущенно улыбался. Трист, обаятельный, высокий, с золотыми волосами, походил на юного принца. Однако больше прочих нас заинтересовал приземистый дружелюбный Рори.

– Я слышал, что нас поместили вместе не случайно, – с самым серьезным видом заявил он.

– Потому что мы недостаточно хороши, чтобы общаться с сыновьями-солдатами из семей старых аристократов? – удивленно и одновременно обиженно спросил Корт.

– Не-е. Чтобы те парни не чувствовали себя ущербными. – Рори ухмыльнулся, словно здорово пошутил. – Они, ясное дело, сыновья-солдаты, но воспитывали их не так, как нас. Кое-кто из них даже на лошади никогда не сидел, если, конечно, не считать прогулки на пони в парке. Сами увидите на строевой подготовке. Сын-солдат моего дяди лорда жил с нами – ну, так принято в нашей семье. Первые сыновья всегда отправляют своих сыновей-солдат братьям-солдатам на воспитание, чтобы они прошли необходимую подготовку еще в детстве. Мой кузен Джорди учился в Академии четыре года назад и раз в месяц посылал мне письма. Так что я отлично знаю, чего ждать.

Мы тут же столпились вокруг него и, подумав, отправились в учебную комнату. В течение следующего часа мы сидели там за одним из столов, а Рори поведал нам о суровых наставниках, о том, как провинившихся кадетов в наказание заставляют чистить конюшни, как старшие кадеты издеваются над младшими, и прочие истории жизни в Академии. Он был прирожденным рассказчиком и очень похоже передразнивал важничающих молодых офицеров и перепуганных насмерть младших кадетов. Мы, затаив дыхание, слушали его предупреждения об отчислениях.

– Командир может объявить проверку в любое время, когда пожелает. Строевая подготовка или контрольная по географии. Тот, кто наберет недостаточное количество баллов, сразу же получает пинок под зад. Его отправляют домой с запиской: «Не отвечает требованиям Академии, но мы все равно благодарны вам за то, что вы его к нам прислали». И всем прекрасно известно, что ждет после этого сына-солдата. Прощай офицерская столовая, привет палатка и жизнь пехотинца. Единственное, что может сделать сын-солдат, провалившись в Академии, это стать простым рядовым. Для нас, ребятишки, отчисление – это смерть, и о ней, как водится, никто никогда не предупреждает заранее. Так они пытаются держать нас в постоянном напряжении и заставить учиться.

У него был кенитийский акцент, на мой взгляд очень приятный для слуха. Тогда я еще не знал, что многим мой «равнинный выговор» тоже казался забавным. Из других комнат на нашем этаже подошли еще кадеты, которые хотели послушать истории Рори, и вскоре нас набралось одиннадцать человек – почти полный дозор. Мы оказались довольно смешанной компанией, но все были сыновьями новых аристократов, как и предсказывал Рори. Прошло совсем немного времени, а мы уже общались так, словно знали друг друга много лет.

У Орона были рыжие волосы, крупные зубы и заразительный смех. Калеб явился с четырьмя экземплярами «Дешевых развлечений» и тут же предложил поделиться с нами. Я ничего подобного раньше не видел, и соблазнительные картинки на обложках дешевых книжонок поразили меня до глубины души. Калеб заверил меня, что это детские игрушки по сравнению с другими его книгами. У Джареда был один старший брат и шесть младших сестер, и он признался, что не привык много разговаривать, поскольку дома ему такой возможности не выпадало. А еще он заявил, что будет хорошо некоторое время пожить в мужской компании. Он приехал с тремя сундуками, полными одежды и домашних заготовок, и, как мне показалось, ужасно беспокоился по поводу своих вещей и неудобной постели. Его возмутило, что у нас такие маленькие комнаты и неприлично крошечные шкафчики.

В разгар всех этих разговоров появился двенадцатый, и последний в нашем дозоре, кадет. Его звали Лоферт – высокий, неуклюжий парень, показавшийся мне немного туповатым. Он представился и замолчал. Горд помог ему устроиться на последней пустой кровати в их комнате, и вскоре они вернулись.

Мои новые товарищи – все до одного – показались мне просто замечательными, и я вдруг испытал восторг от того, что мой первый год в Академии так прекрасно начинается. Единственное, что несколько умеряло мою радость, было острое чувство голода, впрочем, уверен, не я один с нетерпением ждал колокола, который позовет всех на обед. Я умудрился пропустить полуденную трапезу и теперь слушал недовольное урчание пустого желудка.

Услышав колокол, голодные, точно охотничьи псы, мы вместе помчались вниз по ступеням, но вскоре нам пришлось остановиться, поскольку на лестницу начали выскакивать кадеты с других этажей. Очевидно, пока мы болтали, в школу приехали новые воспитанники, и мы были вынуждены спускаться, как старые черепахи, медленно преодолевая один пролет за другим.

– Я слышал, тут плохо кормят. Одно и то же каждый день, – весело объявил Горд, так громко пыхтевший носом, что можно было подумать, будто даже спуск по лестнице был для него тяжелым испытанием.

Мне никак не приходило в голову, что тут можно ответить, а Рори сказал: