Текст книги "Безумный корабль"

Автор книги: Робин Хобб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 69 страниц) [доступный отрывок для чтения: 25 страниц]

Янтарь выпустила ее руку.

– Если я заставила тебя понять, что все это взаимосвязано, значит, не зря я воздух столько времени сотрясала, – проговорила она. – Что ж, в другой раз сходишь со мной повидать Совершенного… Может, сумеешь убедить его, что он вполне способен помочь мне в усилиях по его покупке!

Альтия сочла своим долгом предупредить резчицу:

– Для начала мне требуется убедить в этом себя самое!

Ей оставалось утешаться хотя бы тем, что у Совершенного, оказывается, хватало здравого смысла противиться намерениям Янтарь. Как ни нравилась Янтарь Альтии, все же девушка полагала, что корабль должен купить… кто-нибудь более подходящий. Очередная пища для размышлений – как будто у нее без того забот было мало…

«Надо будет, – решила она, – при ближайшем удобном случае обсудить это дело с Грэйгом и капитаном!»

– Убедиться несложно, – сказала ей Янтарь. – Стоит только глаза и уши пошире раскрыть. Ступай с оглядкой, Альтия, и доберись до дома безбедно! Заглядывай ко мне, когда сможешь. А до тех пор смотри и слушай, что кругом тебя происходит. И главное, думай! Думай обо всем, что мешает жить твоему городу. Замечай все, что покажется тебе неправильным. И даже такое, что на первый взгляд как будто тебя не касается. И со временем придешь к тем же выводам, которые сделала я…

Альтия только кивнула ей и не стала ничего говорить. Вряд ли следовало уведомлять подругу, что выводы она уж как-нибудь сделает сама, без советчиков. А когда будет их делать, то во главу угла поставит благо своей семьи. Вот так, и никак иначе!

Малта в конце концов поинтересовалась:

– Мы что, так всю ночь и будем сидеть?

Кефрия ответствовала на удивление мягко:

– Что до меня, то я не собираюсь ложиться, пока не придет твоя тетя. Я, впрочем, понимаю, как ты, должно быть, устала. Еще бы тебе не устать, после такой-то бурной недели! Ступай ляг, если хочешь.

– А разве ты не сама мне говорила, что бабушка скорее начнет относиться ко мне как ко взрослой, если я буду вести себя как взрослая? – Говоря так, Малта краем глаза наблюдала за бабкой и с удовлетворением заметила, что отравленная стрела попала как раз в цель. «Отлично! Пора уже старухе понять, что мы с матерью иногда ей косточки перемываем…» – Так что если вы собираетесь дожидаться тетю Альтию и не спать, то и я с вами!

– Как пожелаешь, – устало отозвалась Кефрия. И принялась рассматривать отложенную было вышивку.

Малта устроилась в кресле, поджав под себя ноги. Правду сказать, у нее ломило спину и стучало в висках. И тем не менее она улыбалась. Да уж, неделя выдалась бурная!… Она стала одну за другой вытаскивать шпильки, распуская волосы. Вот они густой темной волной рассыпались по плечам, и она задумалась, что сказал бы Рэйн, случись ему застать ее в таком виде. Малта живо вообразила, как он сидел бы напротив нее и смотрел, как медленно падают тяжелые пряди. Наверное, он склонил бы голову набок и вздох заставил бы шевельнуться его вуаль. А еще он рассеянно перебирал бы кончики пальцев своих перчаток. Он даже признался ей как-то, что перчатки мешали ему жить даже больше, чем плотная «занавеска» на лице. Он сказал: «Когда трогаешь что-нибудь голой рукой, это совсем не то ощущение, что в перчатке. А уж прикосновение кожи к коже… Оно зачастую говорит о том, о чем не решаются поведать уста…» Он тогда протянул ей руку, словно приглашая тронуть его перчатку, но она не сделала ответного движения. «Ты можешь снять их, – сказала она. – Я не испугаюсь».

А он рассмеялся так, что заколыхалась вуаль. «Думаю, тебя вообще непросто испугать, моя маленькая ловчая кошечка. Но, знаешь ли, это лишило бы мое ухаживание свойства невинности. А я обещал своей маме, что оно будет сугубо невинным».

«В самом деле? – Она наклонилась к нему ближе и продолжала шепотом: – И ты мне рассказываешь об этом, чтобы я чувствовала себя в безопасности? Или чтобы я сама не предприняла бы чего-нибудь, что не было бы невинным?»

Тут она позволила уголку губ округлиться в едва заметной улыбке и приподняла бровь, придав своему лицу выражение, которое так долго разучивала перед зеркалом.

И легкое движение темных кружев сказало ей, что маневр удался. Он даже чуть ахнул, сообщив ей тем самым, насколько потрясла и восхитила его ее смелость. Но самым замечательным было иное: быстрый взгляд поверх плеча Рэйна подарил ей зрелище мрачной, как туча, физиономии Сервина Трелла. А она еще и добавила этакий взволнованный грудной смешок, прикидываясь, будто ее внимание посвящено целиком и полностью Рэйну, пристально следя в то же время за Сервином. Вот он схватил бутылку вина с подноса в руках у слуги и заново наполнил свой стакан. Воспитание не позволило ему откровенно грохнуть бутылкой об стол, но поставил он ее с отчетливо слышимым стуком. Дейла нагнулась к уху брата и сделала ему замечание, но он лишь отмахнулся. Вот бы знать, о чем он тогда думал? Что сам оказался слишком робким ухажером и в итоге упустил возможность насладиться улыбками – такими улыбками – существа, подобного Малте Хэвен?…

Во всяком случае, Малта на это крепко надеялась! А уж от мысли о готовом вскипеть напряжении между двоими молодыми мужчинами у нее и вовсе пробегала по спине сладкая дрожь. Как все-таки хорошо, что она уговорила мать устроить перед отъездом Рэйна прощальный прием! Да еще и под тем предлогом, что, мол, надо же познакомить его со своими друзьями: ей, дескать, надо своими глазами увидеть, хорошо ли они примут ее ухажера из Чащоб… И до чего же удачно все получилось! Гораздо удачнее, чем она даже осмеливалась мечтать!… Подружки едва не поумирали от зависти, глядя, как носится с нею ее спрятанный под вуалью жених!…

Улучив минутку, она скрылась от всех вместе с Дейлой и похвасталась перед нею кое-какими «безделушками», которые Рэйн умудрился протащить вместе с теми подарками, которые ему было разрешено сделать. Так, на цветах, украшавших ее спальню, в неподвижности замерли совершенно живые стрекозы… сработанные из драгоценных металлов и крохотных самоцветов. А в пузырьке духов затаился маленький, но абсолютно правильный синий кристалл огня. Корзиночка засахаренных фиалок была выстлана изнутри клочком ткани, на первый взгляд – изящным носовым платочком. Но, приглядевшись, можно было обнаружить, что на самом деле ткань сложена во множество раз и в расправленном виде достаточно просторна, чтобы служить покрывалом постели. В складках материи, между прочим, таилась записка без подписи, сообщавшая, что из такой вот ткани женщины Дождевых Чащоб шили себе ночное убранство для первой свадебной ночи. А вот – корзинка с фруктами и в ней яблоко, с виду вполне обыкновенное. Но если определенным образом нажать на него, крышка «яблока» откидывалась, открывая ожерелье, снизанное из водяных опалов, и при нем – маленький сверток серебристо-серого порошка. А также записочка, предписывающая через десять дней после отъезда Рэйна положить порошок в ту самую сновидческую шкатулку. Дейла спросила, что такое эта шкатулка и как она действует. Малта объяснила подруге: шкатулка посылает сны, которые они с Рэйном смотрят как бы вместе. «А что происходит в этих снах?» – захлопала ресницами Дейла. Малта отвела взгляд, весьма удачно заставила себя покраснеть и ответила таинственным шепотом: «Такое, о чем ни с кем нельзя говорить…»

Едва они вернулись к гостям, как Дейла, извинившись, покинула общество Малты, и весьма скоро та увидела ее оживленно рассказывающей что-то Киттен. Как и было задумано! Ну а дальше слух начал распространяться с быстротой набегающего прилива, и прилив этот неминуемо накрыл Сервина. Сегодня Малта тщательно избегала смотреть ему в глаза, позволив себе один-единственный взгляд. И конечно, в глазах Сервина кровоточило его разбитое сердце. Она ответила взором, в котором были потрясение и мольба. А потом притворилась, что более вовсе не замечает его. И вообще предоставила матери провожать гостей и прощаться с ними, а сама до последнего беседовала с Рэйном…

Какое блаженство – сидеть и раздумывать, что же Сервин предпримет теперь!

…Сладостные размышления Малты были прерваны тихим звуком открываемой кухонной двери. Мать и бабушка переглянулись.

– Я ее нарочно для нее оставила незапертой, – спокойно проговорила бабка. И обе они поднялись на ноги, но не успели сдвинуться с места, как в комнату вошел… мужчина!

Кефрия ахнула и в ужасе попятилась.

– Я пришла, – объявила Альтия. Стащила с плеч драный плащ и улыбнулась всем сразу. Ее волосы представляли собой нечто омерзительное: гладко зачесанные назад и заплетенные в мальчишескую косичку. А кожа на лице! Обветренная, красная от загара!… Она прошлась по комнате и протянула руки к огню, как будто и впрямь была здесь дома.

А пахло от нее смолой, разлохмаченными канатами и пивом.

– Во имя Рыбьего Бога!… – произнесла Кефрия, и всем осталось только подскочить, потому что никогда прежде от нее таких грубых слов не слыхали. А она затрясла головой, продолжая с ужасом глядеть на сестру: – Альтия! Как ты можешь делать с нами… такое? Как ты можешь с самой собой такое творить? У тебя что, совсем гордости нет? И никакого понятия о чести семьи?…

И Кефрия буквально рухнула в кресло.

– Можешь не волноваться. Никто из тех, кому я попадалась на глаза, меня не узнал, – ответила Альтия. Она разгуливала по комнате, похожая на бродячую собаку, обнюхивающую незнакомое место. Потом произнесла с укоризной: – Вы, я смотрю, папин стол переставили…

– У окошка светлее, – мягко проговорила бабушка. – Мне с возрастом все трудней разбирать написанное мелкими буквами. И нитку в иголку я продеваю только с четвертой или пятой попытки.

Альтия хотела что-то сказать, но осеклась. Что-то изменилось в ее лице.

– Печально слышать такое, – искренне проговорила она. И покачала головой: – Наверное, это трудно – терять что-то такое, что по привычке воспринимаешь как данность…

Малта силилась пристально наблюдать сразу за всеми. Она увидела, как мать плотно поджала губы: ее рассердило то, как Альтия ответила на жалобу матери. А вот бабушка, напротив, не гневалась. Она серьезно и печально смотрела на младшую дочь.

Малта решила сделать ход:

– Откуда ты знаешь, что тебя так-таки никто не узнал? Ты можешь утверждать только, что никто не показал виду! Может, им было слишком стыдно в открытую тебя узнавать?

Кажется, Альтию в первый миг потрясло уже то, что Малта с нею заговорила. Потом ее глаза сузились:

– А ты, может, подумаешь о своих манерах, когда берешься разговаривать со старшими? Я, помнится, в твоем возрасте не лезла без спросу во взрослые разговоры…

Эти слова послужили искрой, упавшей в хорошо просушенный трут. Кефрия вскочила на ноги и встала между ними:

– Когда ты была в возрасте Малты, ты бегала босиком, не разбери поймешь, девочка или мальчик, ты карабкалась по корабельным снастям и вовсю болтала с такими типами, что страшно даже подумать! А иногда и не только болтала!…

Альтия побледнела так, что стали отчетливо видны грязные пятна. «Ага!… – смекнула Малта. – Да тут явно кройся какая-то тайна!…» Ее мать определенно знала что-то про тетку Альтию. Какой-то грязный секрет. А обладание секретами – это Малта отчетливо себе представляла – означало власть…

– А ну, прекратить! – тихо, но грозно вмешалась бабушка. – Вы не виделись почти год! И, стоило вам впервые за это время оказаться под одним кровом, вы тут же начинаете шипеть одна на другую, точно две злобные кошки! Я с вечера спать не ложилась не затем, чтобы слушать, как вы пререкаетесь. А ну-ка сядьте все! И помолчите немного! Я хочу, чтобы для начала выслушали меня!

Мать Малты медленно опустилась обратно в кресло. Бабушка тоже села. Со вздохом. Альтия – словно для того, чтобы подразнить сестру, – уселась на каменное обрамление камина. И скрестила ноги по-портновски. С точки зрения Малты, подобная поза женщины в брюках была попросту непристойна. Альтия заметила взгляд Малты и улыбнулась ей. Малта, в свою очередь, перехватила взгляд матери и чуть заметно, но осуждающе покачала головой. Кефрия еле слышно вздохнула.

А бабушка предпочла ни на что не обращать внимания.

– Вместо того чтобы вставлять шпильки друг дружке, надо всем вместе оценить ситуацию, в которой оказалась наша семья, и начать думать, что мы можем предпринять для ее улучшения… – начала она говорить.

– Неужели ты даже не хочешь спросить ее, где она шлялась все это время и чем была занята? – перебила Кефрия. – Мы же тут до смерти за нее волновались! И вот она вваливается в дом как ни в чем не бывало, вся в грязи, одетая как мужчина, и…

– И видит, – подхватила Альтия, – что ее маленькая племянница одета точно взрослая женщина, явно затем, чтобы послужить приманкой для денег торговцев из Чащоб. Может, сперва обсудим, насколько это соответствует нравственности и чести семьи?

Бабушка поднялась на ноги и вышла вперед, оказавшись между ними.

– Я сказала, сейчас моя очередь говорить, а вы помолчите. Я пытаюсь рассуждать о том, что действительно важно, и не смейте заниматься дурацкими подковырками! Да, у всех у нас возникают вопросы. Но они могут и подождать. Перво-наперво нам следует выяснить, способны ли мы действовать как одна семья. А если не способны, то и вопросы задавать бессмысленно!

– Если бы Альтия жила дома, как ей, собственно, надлежало, она и так знала бы, с чем мы столкнулись, – негромко вставила Кефрия. – Впрочем, прости, что перебиваю. Я готова тебя выслушать, мама.

– Спасибо. Постараюсь не затягивать. Кое-что, Альтия, я тебе уже рассказала сегодня, правда, я не вдавалась в подробности… Так вот, сейчас нам следует подумать о благе семьи, а не о личных заботах и выгодах каждого. И нужно прекратить ссоры и разногласия. По крайней мере, их следует скрыть. Мы должны решить, на чем мы стоим, и остальной Удачный должен видеть только это и ничего кроме. Ни единого следа разногласий! Потому что даже отдаленного намека на скандал нам не выдержать!

И бабушка слегка повернулась, обращаясь главным образом к тете Альтии.

– Мы загнаны в угол заимодавцами, Альтия. И наша репутация – единственное, что до сих пор удерживает нас на плаву. Они пока еще верят, что мы выплатим им все, включая проценты. Мы с Кефрией – как, между прочим, и Малта – принесли немалые жертвы, чтобы только сохранить внешнюю видимость благополучия. Мы сейчас живем так скромно, как это только возможно. Я распустила слуг, оставив одну только Рэйч. Мы стараемся сами управляться с хозяйством. И мы не единственная старинная семья, которой пришлось таким вот образом утесниться, и, пожалуй, оттого, что мы не единственные обеднели, нам приходится еще туже. Наши заимодавцы сами испытывают затруднения. В другое время они охотно пошли бы на уступки, но теперь не могут себе позволить подобного великодушия – ведь у них тоже есть семьи…

И так далее, и тому подобное. Сколько раз уже Малта выслушивала эту тягомотину! Ее потянуло в сон, пришлось приложить все силы, чтобы глаза не закрылись сами собой. Единственное, что представляло некоторый интерес, – это следить за тем, как тетка Альтия выслушивает бесконечную бабкину повесть. Время от времени на ее лице возникало выражение вины и стыда. Странно! Ведь бабка, кажется, ни в чем не упрекала ее. Даже не намекала, что, мол, если бы та сидела дома, то, может, сумела бы что-нибудь сделать… И тем не менее Альтия вела себя так, как будто ее вслух обвиняли в предательстве.

Когда же бабка дошла до того, как семья Хупрусов перекупила закладную на «Проказницу» и, таким образом, маленькая Малта уже не могла достойным образом сразу дать Рэйну от ворот поворот, тетка даже бросила на нее короткий взгляд, полный сочувствия. Малта вовремя напустила на себя мученический вид.

– Ты, конечно, заметила, как переменился и дом, и сад, – завершала свою речь бабушка. – Теперь ты знаешь, что это не небрежение, а сознательная жертва. И я вот о чем хочу тебя попросить, Альтия. Оставайся дома. Одевайся как полагается и веди себя смирно. Быть может, с позволения Кефрии ты займешься кое-какими нашими землями, которым требуется… более энергичный присмотр. Если же ты нуждаешься в большей… свободе, ты можешь взять маленькую ферму из моего приданого. Инглби – тихое и уютное место. Оно только расцвело бы, если бы кто-нибудь как следует приложил к нему руки. Быть может, в этом ты нашла бы достойный выход своей энергии. Ты увидела бы, как…

– Мама! Я совсем не за этим вернулась домой, – почти со скорбью проговорила Альтия. – Мне не нужны игрушки, и выхода своей энергии я не ищу. И срамить свою семью подавно не собираюсь. Я вернулась, чтобы помочь, но заниматься буду тем, в чем я наилучшим образом преуспею. – Тут Альтия посмотрела мимо бабушки, прямо в глаза сестре: – Кефрия… Ты знаешь, что «Проказница» должна была стать моей. Ты всегда это знала. И я пришла заявить о своих правах на нее. Избавить ее от позорной участи работоргового корабля и сделать так, чтобы она приносила семье настоящий доход.

Малта вскочила, как подброшенная:

– Не смей! Это папочкин корабль! Он никогда не позволит тебе его отобрать!

Глаза Альтии сверкнули огнем, но она сдержалась. Только на миг крепко стиснула зубы. А потом отвернулась от Малты. Она обращалась по-прежнему к Кефрии.

– Сестра, – ровным голосом проговорила она. – Права на корабль принадлежат только тебе. И только тебе решать, что с ним будет дальше. Удачный – это не Калсида, где у женщины отбирают все ее имущество и передают в исключительное распоряжение мужа. А кроме того, все вы слышали, как Кайл поклялся во имя Са отдать мне корабль, если я предъявлю корабельную рекомендацию, подтверждающую, что я – дельный моряк. Так вот, я привезла эту рекомендацию. И на ней печать живого корабля «Офелия». И капитан, и старпом этого корабля готовы свидетельствовать, вправду ли я способна командовать кораблем. Да, я не была дома почти год… Но вот какая мысль все это время была для меня главной: ни в коем случае не посрамить свою семью, но, наоборот, доказать, что я достойна взять то, что на самом деле должно было стать моим без всякого доказательства. Кефрия… – И в голосе Альтии появилась нотка мольбы. – Неужели ты не понимаешь? Я предлагаю тебе поступить так, как для тебя же самой будет легче всего. Отдай мне корабль. Так и Кайл сдержит свою клятву перед Са, и ты сможешь совершить справедливость. Я же даю тебе слово, но, если желаешь, могу дать и расписку: все, что я буду зарабатывать в плаваниях, будет принадлежать семейной казне. Себе я оставлю только необходимое для подготовки корабля к новому плаванию…

Малта с нарастающим испугом смотрела на мать. Она видела: слова Альтии поколебали ее. Малта уже хотела вмешаться, но тут Альтия сама себе подставила подножку.

– Неужели это так трудно? – спросила она. – Кайл, конечно, упрется, но все, что от тебя требуется, – это раз в жизни твердо сказать ему «нет». Что, кстати, давно уже пора было сделать. Это ведь семейное дело, дело Вестритов, торговцев Удачного. Какое он может иметь к нему отношение?

– Он мой муж! – выкрикнула Кефрия возмущенно. – Да, у него есть недостатки, и порой я на него очень даже сержусь! Но он не домашнее животное и не мебель, а часть моей семьи! Этой семьи!… К худу или к добру, а эта связь существует, Альтия! И меня тошнит от того, как вы с матерью с ним обращаетесь! Как с чужаком! Да сколько же можно! Он мой муж и отец моих детей, и он свято уверен в том, что все делает правильно и хорошо для нашего блага! Если вы ни в грош не ставите его самого, так уважайте хотя бы мои чувства к нему!…

– Да, – сказала Альтия. – Он-то, помнится, мои чувства ну так уважал…

– А ну-ка, прекратите! – снова вмешалась бабушка. – Вот этого-то я больше всего и боюсь! Что мы вконец перегрыземся, вместо того чтобы о семье думать!

Еще нескончаемое мгновение сестры мерили друг друга горящими взглядами. Малта изо всех сил прикусила язык. А как ей хотелось вскочить и заорать на весь дом, чтобы Альтия попросту убиралась вон! Да кто она вообще такая, если начать разбираться? Безмужняя, бездетная женщина. Сухая ветвь на древе семьи. И никакого понятия о семейных заботах: все только о себе да о своей выгоде. А следовало бы думать о Малте и Сельдене – ведь это на них больнее всего отзывались давние ошибки бабки и деда, плохо распоряжавшихся делами. Все же просто, ну почему никто этого не видит? А папа – единственный сильный мужчина, оставшийся в доме! И насколько разумно будут использованы остатки былых состояний, в первую очередь зависит, будут процветать или нищенствовать его дети. А значит, ему и все решения принимать! Ах, если бы только он был сейчас дома!…

Но, увы, его здесь не было. И Малта могла только быть его глазами и ушами, чтобы, когда он вернется, сразу узнал все. Все, что замышляли за его беззащитной спиной три женщины, слишком жадные до власти!…

Между тем бабушка протянула руки к обеим своим дочерям. Медленно, молча. И те, хотя и весьма неохотно, протянутые руки приняли.

– Так вот о чем я прошу вас, – тихо проговорила Роника Вестрит. – Пусть хотя бы пока наши ссоры не выйдут за пределы этих стен. Пусть внешний мир думает, что мы все заодно. Альтия, Кефрия… В отношении «Проказницы» все равно нельзя принимать никаких решений, пока она не вернулась в порт. Так давайте же хотя бы до тех пор сделаем то, чего мы не делали годами… Станем жить в этом доме как одна семья, станем прикладывать все усилия на общее благо! – Она поворачивалась то к одной дочери, то к другой. – Вы различаетесь между собой далеко не так сильно, как вам представляется… И, думается мне, стоит вам разок убедиться, какие горы могут свернуть ваши соединенные силы, и вам уже не захочется обращать их друг против друга. Да, каждая из вас стоит на своем, но можно же найти и множество моментов, по которым нетрудно достигнуть согласия… Вам стоит только заново узнать друг дружку, тогда и шагнуть навстречу будет не так тяжело!

Власть старухи над дочерьми казалась почти вещественной эманацией. В комнате воцарилась глубокая тишина. Малта явственно чувствовала, как обе силились возразить. Ни одна не желала смотреть на другую или на мать. Но молчание длилось, и вот сперва Альтия, а потом и Кефрия подняли глаза, поворачиваясь друг к другу. Малта до боли стиснула кулаки: глаза сестер встретились… и между ними что-то произошло. Что?… Вспомнили о согласии, царившем здесь когда-то? Задумались о долге перед семьей?… Так или иначе, что бы это ни было, оно заполнило зиявшую между ними брешь. Нет, на лицах не возникло умиленных улыбок, просто из глаз и сжатых губ ушло выражение смертельного упрямства. И вот уже Кефрия (предательница!!!) потянулась к сестре. И Альтия сдалась, принимая ее руку. А бабушка испустила глубокий вздох облегчения.

Круг семьи снова замкнулся.

И одна только Малта заметила, что ее-то в этот круг не включили.

В ее сердце разгорался холодный огонь, а Роника пообещала дочерям:

– Вы не пожалеете об этой попытке. Клянусь вам, не пожалеете.

Малта горько улыбнулась единственному зрителю – гаснувшему огню. Ничего. Она тоже дала кое-какие обещания. И сдержит их. Непременно!