Текст книги "Безумный корабль"

Автор книги: Робин Хобб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 69 страниц) [доступный отрывок для чтения: 25 страниц]

– Вижу, тебя не удержишь, – вздохнула Роника. – Что ж… Только умоляю тебя – ради имени своего отца, не позволь никому узнать тебя! Наше положение и так на честном слове держится… И, пожалуйста, будь осторожна, делая то, что, как тебе кажется, ты должна сделать! И капитана Тениру попроси действовать осмотрительно… Так говоришь, ты служила у него на корабле?

– Да. Именно так. И еще я сказала, что обо всем расскажу, когда окончательно вернусь. А вернусь я тем раньше, чем скорее уйду! – И Альтия повернулась к дверям, но все же помедлила: – Тебя не затруднит передать сестре, что я в городе? И что я хотела бы обсудить с нею кое-что очень серьезное?

– Обязательно передам. Ты имеешь в виду… не то чтобы принести извинения… скажем так – заключить перемирие с Кайлом и сестрой?

Альтия плотно зажмурилась. Потом вновь открыла глаза. И негромко произнесла:

– Мама, я собираюсь вернуть себе корабль, по праву мне принадлежащий. И я хочу, чтобы вы с Кефрией обе увидели: я не просто готова это сделать, я не просто имею на это полное право, но я еще и распоряжусь кораблем так, как будет лучше всего для нашей семьи. Но и об этом я не хочу распространяться прямо сейчас. Ни с Кефрией, ни с тобой… Ты ей только этого, пожалуйста, не говори. Просто скажи, что нам с ней серьезный разговор предстоит…

– Очень серьезный… – покачала головой Роника. Морщины у нее на лбу и вокруг губ сразу как будто сделались резче. Она отпила еще вина, явно не чувствуя вкуса. – Ступай же, Альтия, но будь осторожна и возвращайся сразу, как только сумеешь. Я… я не знаю, что принесет нам твое возвращение – спасение или беду. Я знаю только, что до смерти рада снова видеть тебя…

Альтия коротко кивнула матери и тихонько покинула комнату. Она не пошла назад через кухню, предпочтя выбраться наружу через парадный вход. Там она чуть не натолкнулась на слугу, сметавшего со ступеней рассыпанные цветочные лепестки; в воздухе витал тонкий аромат. Шагая по подъездной дорожке к воротам, Альтия почти жалела о том, что не является просто Эттелем, мальчиком-юнгой. Какой хороший весенний день ликовал вокруг! Прямо-таки подарок моряку, вернувшемуся домой после почти целого года дальнего плавания! Почему у нее отняли право просто наслаждаться возвращением под родной кров?…

Идя быстрым шагом по извилистым дорогам, что вели от усадеб к самому городу, Альтия начала замечать, что не одно только имение Вестритов являло определенные признаки запустения. Почти та же картина, объяснявшаяся дырой в кошельке, царила на землях нескольких поистине великих семейств. То тут, то там – неподстриженные деревья в садах и сучья, обломанные зимними бурями да так и оставленные валяться…

Когда же Альтия добралась до запруженных народом улочек рыночного квартала, ей сразу бросилось в глаза невероятное обилие незнакомцев. По улицам расхаживали совершенно иные народы, не те, что прежде. И дело было даже не в том, что она не узнавала их лиц; за последние десять лет она слишком часто отсутствовала в городе и не очень-то хорошо знала даже соседей, а многочисленных друзей и подавно не завела. Нет, это были именно народы : уйма людей говорила с явным джамелийским акцентом, а иные, если судить по одежде, выглядели вовсе приезжими из Калсиды. Мужчины – сплошь молодые, мало кто был старше тридцати лет. Они носили широкие мечи в богатых ножнах, украшенных филигранью, и открыто подвешивали кошельки к поясам, словно для того, чтобы похвастать богатством. Их разодетые спутницы были облачены в платья с разрезами, открывавшими полупрозрачные, нижние юбки. И уж косметика, призванная деликатно подчеркивать внешность, была ими давно и прочно отвергнута. Они «штукатурились» так, что истинные черты лиц угадывались с превеликим трудом. Мужчины разговаривали громкими голосами, громче, чем требовалось, – как бы затем, чтобы привлечь к себе побольше внимания, – и в основном держали напыщенный, самоуверенный тон. Женщины двигались ну в точности как нервные молодые кобылки: без конца встряхивали головами и преувеличенно жестикулировали в разговоре. Они пользовались очень крепкими духами и вставляли в уши серьги величиной с хороший браслет… Словом, самые отъявленные и роскошные куртизанки прежнего Удачного рядом с ними выглядели бы серенькими голубками на фоне пышнохвостых павлинов.

Но был и другой разряд народа, также бросавшегося Альтии в глаза непривычностью своего облика. Это были рабы с татуированными лицами, и, в отличие от щеголей и щеголих, они вели себя очень тихо, явно стараясь привлекать поменьше лишних взглядов. Итак, число «подневольных служителей» в Удачном возросло, причем многократно. Рабы таскали тяжести и держали под уздцы коней. Вот прошли две девушки, а за ними поспевал мальчик, пытавшийся удержать над ними зонтик, дабы лиц юных хозяек не коснулось ласковое весеннее солнце… Это не вполне ему удавалось, и младшая, обернувшись, устроила ему настоящую выволочку – отругала, а потом съездила по уху. Альтия едва удержалась, чтобы на месте не расквасить ей нос. Мальчишка был слишком мал для подобной работы. Довольно и того, что он босиком шлепал по холодной каменной мостовой…

– Если все принимать так близко к сердцу, однажды оно просто не выдержит, – произнес тихий голос прямо у нее над ухом. – Увы, этих двух так воспитывали, что их сердца успели уже отмереть…

Альтия вздрогнула, обернулась и увидела Янтарь. Их глаза встретились, и Янтарь подняла бровь: дескать, все ясно. Золотая женщина тотчас напустила на себя высокомерие:

– Хочешь заработать грошик, морячок? Помоги мне перетащить эту вот деревяшку…

– Почту за честь, – ответила Альтия, кланяясь, как было принято у моряков. С рук на руки приняла у Янтарь толстую колоду красноватого дерева и немедленно обнаружила, что та была гораздо тяжелее, чем выглядела. Она попыталась перехватить колоду поудобнее и заметила в топазовых глазах подруги отблеск веселья. Янтарь пошла впереди, держа путь через рынки на улицу Дождевых Чащоб. Альтия отправилась следом, держась, как подобает, в двух шагах позади.

Как выяснилось, на знакомой улице тоже многое изменилось. Раньше лишь несколько лавочек выставляли на ночь охранников и всего одна-две держали их целый день. Теперь почти у каждой двери красовался угрюмый громила с коротким мечом или по крайней мере здоровенным тесаком при бедре. Да и сами двери не стояли, как прежде, гостеприимно распахнутыми, и уж подавно никто не выставлял перед ними свои товары на открытых прилавочках. Нынче диковинными и полумагическими товарами, привезенными из Чащоб, можно было любоваться разве что сквозь надежно зарешеченные витрины. А ароматы? Куда подевались ароматы редкостных специй, почему не переговаривались на ветру воздушные колокольчики?…

Народу на улице было по-прежнему хоть пруд пруди, но в повадке и покупателей, и продавцов сквозила этакая недоброжелательная настороженность, наблюдать которую было до крайности неприятно.

…И даже у запертой двери магазинчика Янтарь стоял страж. Молодая женщина в кожаном камзоле. Скучая в ожидании хозяйки, она развлекалась тем, что жонглировала сразу тремя дубинками, по виду далеко не игрушечными. У нее были длинные светлые волосы, связанные в хвост на затылке. Она улыбнулась Альтии, показав разом все зубы. Ну прямо кошка, завидевшая жирную мышь!… Альтия прошмыгнула мимо нее бочком.

– Подожди снаружи, Йек, – сухо обратилась Янтарь к стражнице. – Я откроюсь чуть погодя.

– Как скажешь, хозяйка, – ответствовала та. Говорила она с каким-то незнакомым чужеземным акцентом. Еще один задумчивый взгляд в сторону Альтии – и она вышла, аккуратно притворив за собой дверь.

– И где ты только ее откопала такую?… – невольно спросила Альтия.

– О-о, это старинная приятельница… Воображаю, как она разочаруется, обнаружив, что ты – женщина! А она обнаружит, ибо ничто еще не ускользало от ее взгляда… Нет-нет, не бойся, твоей тайне ничто не грозит. Йек как никто другой умеет держать рот на замке. Видит все, но ни о чем не болтает… Идеальная служительница!

– Забавно… Вот уж не думала, что у тебя слуги водятся!

– Я и правда стараюсь не держать слуг, но так уж получается, что страж при дверях нынче попросту необходим. Видишь ли, я перебралась жить в другое место, а ворья в Удачном за последнее время развелось уже сверх всякой меры, вот и пришлось нанимать сторожа на ночь. Ну, а Йек как раз было негде жить, так что мы с ней очень удачно столковались. – Тут Янтарь взяла у Альтии красную колоду и отложила в сторонку. А потом, к немалому удивлению девушки, ухватила ее за плечи и отстранила на длину вытянутых рук: – А парнишка из тебя получился что надо! Можно ли винить Йек за то, что она на тебя пялилась! – Янтарь тепло обняла Альтию и, выпустив, сказала: – Как же я рада, что ты вернулась живой и здоровой! Я часто думала о тебе и все гадала, как ты там, в море? Пошли в заднюю комнату, я чаю согрею, там и поговорим…

И, еще не договорив, она повела Альтию за собой. Задняя комната представляла собой все ту же захламленную пещеру, которую Альтия помнила по прошлому разу. Повсюду стояли верстаки с раскиданным инструментом и недоделанными бусинами. Одежда, висевшая на крючках или уложенная в сундуки. В одном углу – кровать, в другом – неприбранная лежанка. И очаг, в котором теплился огонек.

– Чай – это здорово, только времени у меня нет, – сказала Альтия, – по крайней мере сейчас. Мне надо кое-кому срочное послание передать. Но я сразу загляну к тебе, как только смогу! Я так и хотела сделать, а тут ты первая меня на улице разглядела…

– Для меня очень важно, чтобы ты в самом деле зашла, – ответила Янтарь, и тон ее был настолько серьезен, что Альтия подняла голову и пристально посмотрела ей в глаза. – Это дело такого рода, – сказала Янтарь, – что в двух словах все равно ничего не объяснишь.

Альтия ощутила укол любопытства, но у нее своих забот было по уши, так что пришлось отложить расспросы на потом.

– У меня тоже есть к тебе разговор с глазу на глаз, – сказала она. – Причем вопрос достаточно деликатный. Может, мне тут вообще встревать не по чину… но дело в том, что она… – Альтия сглотнула. – Нет, наверное, надо тебе сказать, причем прямо сейчас… хотя я с капитаном Тенирой еще об этом не заговаривала… – Альтия тряхнула головой и пошла, что называется, напролом: – Ты понимаешь, я тут плавала на живом корабле… на «Офелии». Вышло так, что бедняжке здорово досталось, и мне кажется, что ты могла бы ей помочь. На подходах к Удачному мы сцепились с калсидийской галерой, и Офелия обожгла себе все руки, пока от них отбивалась. Сама-то она говорит, что ей совершенно не больно… вот только руки держит все время сомкнутыми… или еще как-нибудь долой с глаз их прячет… Я, собственно, даже не знаю, насколько сильно она пострадала и может ли ей помочь такой опытный резчик, как ты, ведь она обгорела, но я…

– Сцепились? С галерой? Они напали на вас?… – в ужасе переспросила Янтарь. – Прямо здесь? В водах Внутреннего Прохода?… – Она с трудом выдохнула и уставилась мимо Альтии, ни дать ни взять созерцая иные пространства и времена. Ее голос зазвучал как-то странно: – Воистину, злая судьба сорвалась с цепи и мчится на нас! Иногда время течет медленно и дни тянутся за днями, убаюкивая нас и вынуждая думать, будто неизбежное, которого мы все страшимся, грянет еще очень не скоро… А потом – р-раз! – и вдруг наступают те самые черные дни, о которых говорили пророчества, и мы понимаем, что безвозвратно упустили время, когда еще не поздно было отвратить от себя самое страшное!… Сколько же мне надо прожить, пока я наконец поумнею?… Нет времени… его нет… да и не было никогда. Завтра может и не наступить, но вереница «сегодня» сплетается в цепь, и «сейчас» – это единственный срок, который нам дан, чтобы что-нибудь предпринять…

Альтия ни с того ни с сего вдруг почувствовала себя отомщенной. Она ведь примерно это рассчитывала услышать от матери. Как странно, что истинный смысл случившегося мгновенно поняла эта чужачка, не имевшая никакого касательства к торговым семьям Удачного!…

Янтарь между тем напрочь позабыла о чае, которым только что собиралась поить гостью. Резким движением она откинула крышку сундука, задвинутого в уголок, и принялась без разбора выкидывать оттуда одежду.

– Сейчас, сейчас… Сейчас я соберусь и пойду с тобой. Только не будем терять времени попусту! Рассказывай! Начни прямо с того дня, когда ты ушла из моего дома. Расскажи обо всем, даже о мелочах, которые и тебе самой покажутся несущественными…

Повернувшись к маленькому столику, она открыла стоявший на нем ящичек, быстро оглядела лежавшие там кисточки и горшочки и сунула ящичек под мышку.

Альтия проговорила с невольным смешком:

– Слушай, Янтарь, если я начну подробно рассказывать, это займет много часов… если не дней!

– Вот поэтому-то давай начинай прямо сейчас. Пока я переодеваюсь!

И, подхватив охапку одежды, Янтарь скрылась за деревянной ширмой в углу. Делать нечего, Альтия повиновалась, углубившись в свои приключения на «Жнеце». Она едва успела живописать первые, самые мучительные и трудные месяцы и как ее в конце концов вычислил Брэшен… И тут из-за ширмы возникла Янтарь.

Хотя нет… какая Янтарь? Ничего общего! Перед Альтией стояла чумазая девка-невольница. На обветренной щеке раскинулась татуировка. Половину губы и левую ноздрю украшала большая засохшая болячка. Немытые волосы выбивались из кое-как заплетенной косы. Штопаная-перештопаная юбка из грубого полотна, торчащие из-под нее грязные босые ноги… На одной щиколотке – повязка, весьма далекая от чистоты. Вместо кружевных перчаток, которые обычно носила Янтарь, – холщовые рабочие рукавицы. Альтия в некотором остолбенении наблюдала за тем, как она разложила на столе совершенно неописуемый мешок и стала складывать в него инструменты…

– Ну, ты даешь! – выговорила Альтия наконец. – И где только научилась?…

– Да я же тебе рассказывала. Я же столько ролей на сцене играла… да и в жизни тоже. А в последнее время именно этот наряд оказался самым полезным. Рабы – они же невидимки. На них никто не обращает внимания. Я могу пойти в таком виде куда угодно, и никто на меня лишнего взгляда не бросит. И даже мужчин, готовых в охотку потискать рабыню, неизменно отпугивает явная грязь и несколько гадких, удачно расположенных струпьев…

– Но неужели улицы Удачного стали настолько опасны для женщины, гуляющей без сопровождения мужчины?

Янтарь почти что с жалостью на нее посмотрела…

– Ты же сама видишь, что происходит… Нет, ты не видишь. Рабыни – это не женщины, Альтия. А рабы – не мужчины. Они просто вещи. Имущество. Товар на продажу. Ну и какое дело рабовладельцу, если одну из его «вещей» вдруг изнасилуют? Если женщина потом забеременеет, у него появится еще один раб, вот и все. А не забеременеет, так о чем вообще разговор? Взять хоть того мальчика, за которого ты чуть было не вступилась на улице… Может, он каждый вечер засыпает в слезах, но хозяину от этого ни жарко ни холодно. Какой ему убыток или прибыток от слез маленького раба? Или от синяка, что он сегодня получил? Если же парнишка из-за дурного обращения сделается злым и строптивым, его просто продадут другому владельцу… который станет обходиться с ним еще хуже. Видишь ли, как только где-нибудь узаконивают рабство, нижние ступени общественной лестницы становятся ужасающе скользкими… Стоит начать измерять человеческую жизнь деньгами, и окажется, что эта цена способна уменьшаться грошик за грошиком, пока совсем ничего не останется. Когда, допустим, старуха перестает отрабатывать еду, которую ей выделяют… Ну, сама понимаешь… – И Янтарь вздохнула. Но потом резко выпрямилась: – Не время сейчас для таких разговоров!

Ненадолго склонилась перед зеркальцем на столе, придирчиво разглядывая свое отражение. Затем подхватила изорванный платок и повязала им голову, низко натянув на уши и лоб. Мешок с инструментами нырнул в корзинку для покупок на рынке. В последнюю очередь Янтарь спрятала свои серьги:

– Вот так… А теперь пошли! Выберемся через заднюю дверь. На улице возьми меня за руку, обними, в общем, начни приставать, как будто ты нахальный мальчишка-матрос. И, главное, по дороге рассказывать продолжай…

К искреннему изумлению Альтии, немудреная хитрость сработала как нельзя лучше. Те из прохожих, кто вообще обращал на них хоть какое-то внимание, немедленно отворачивались, передергиваясь от отвращения. И все это время Альтия, следуя наставлениям Янтарь, не переставала рассказывать. Несколько раз у ее спутницы вырывались невнятные восклицания, как если бы она собиралась перебить, но стоило Альтии умолкнуть – следовало немедленное: «Нет-нет, продолжай… вот выслушаю все – тогда и вопросы буду задавать…

Никто и никогда еще не слушал Альтию настолько внимательно. Янтарь буквально впитывала каждое слово, как губка воду.

Когда наконец они приблизились к таможенной пристани, Янтарь на минутку утянула Альтию в сторону и спросила:

– Как ты собираешься представить меня кораблю?

– Для начала я проведу тебя на борт. Я же ничего не успела обсудить с капитаном Тенирой. – И Альтия нахмурилась, только тут как следует сообразив, что, кажется, сама себя втравила в очень неловкую ситуацию. – Так что ты сперва будешь представлена капитану и Грэйгу, а уж после пойдешь знакомиться с Офелией. Честно говоря, я не знаю, насколько дружелюбно они отнесутся… и к тебе, и к самой мысли о том, что кто-то, не являющийся коренным уроженцем Удачного, станет заботиться об их корабле…

– Ну, на этот счет тебе нечего волноваться. Я, когда захочу, могу любой пень обаять. Итак, полный вперед!

Возле корабельного трапа Альтию никто не окликнул. На всякий случай она воровато огляделась по сторонам и сделала знак Янтарь подниматься следом. На них никто не смотрел, кроме двоих стражников, выставленных таможней. Один брезгливо скривился, второй понимающе гыгыкнул – знаем, знаем, мол, мы эти мальчишеские забавы!… И ни тот, ни другой не подумал останавливать юнгу, вздумавшего провести на борт случайную шлюшку.

И лишь у вахтенного, дежурившего на палубе «Офелии», недоуменно поползли кверху брови, но Альтия прижала палец к губам, и матрос послушно прикусил язык. Он даже проводил их до дверей каюты капитана Тениры и подождал рядом, пока Альтия стучала.

– Входи, кто там, – отозвался изнутри Томи Тенира. Альтия мотнула головой, приглашая Янтарь следовать за собой, и вошла.

Капитан сидел за столом, склонившись над пергаментом и держа в руке перо, а Грэйг смотрел в иллюминатор. Оглянувшись и увидев замарашку-рабыню, Грэйг непонимающе сморщился, а капитан строго осведомился:

– Эт-то что еще за дела?…

– Я – совсем не то, что ты видишь перед собой, господин мой, – не дав Альтии вымолвить ни слова, ответствовала Янтарь. Ее голос, а паче того выговор и произношение каждого слова соответствовали самому что ни есть благородному происхождению. – Покорнейше прошу извинить меня за этот маленький маскарад. Мне просто показалось, что так оно безопасней. Нас с Альтией с некоторых пор связывает сердечная дружба, и она скажет вам, заслуживаю ли я доверия. Она рассказала мне о том прискорбнейшем нападении, которому вы подверглись по дороге сюда. И я здесь не только ради того, чтобы предложить вам союзничество в противостоянии несправедливым налогам. Я хотела бы также осмотреть руки Офелии и, может быть, исправить нанесенный ущерб.

Вот так. Она в самом деле на одном дыхании складно и четко изложила все то, над чем Альтия бекала и мекала бы еще долго. Высказалась – и стояла перед капитаном тихая, строгая и прямая, сложив руки на груди. И без трепета и смущения смотрела в глаза обоим Тенира.

Мужчины переглянулись. И первое же, что произнес капитан, попросту потрясло Альтию:

– Ты думаешь, что в самом деле способна поправить руки Офелии? А то я с болью слежу, как она, бедняжка, стесняется своего внешнего вида…

Альтию до глубины души тронуло глубокое чувство, с которым он говорил о своем корабле.

– Пока я не знаю, – честно ответила Янтарь. – Мне слишком мало что известно о диводреве и его свойствах. Мой скромный опыт свидетельствует лишь о том, что оно исключительно мелкослойно и плотно. Эта плотность могла предохранить пострадавшие части от действительно глубоких ожогов. Но что-либо определенное я смогу сказать только после подробного осмотра ее рук, а может, даже и позже.

– Тогда пойдем и немедленно займемся ее ладошками, – объявил капитан Тенира. И бросил на Альтию почти извиняющийся взгляд: – У тебя, верно, есть весточка ко мне от твоей матери… не думай, что я не сгораю от нетерпения скорее выслушать ее. Но ты же понимаешь… «Офелия» – мой корабль!

– Конечно, она – превыше всего! – горячо согласилась Альтия. – Я именно об этом и думала, когда пригласила сюда свою подругу Янтарь!

– Весьма в твоем духе, – тепло заметил Грэйг. Набравшись храбрости, он тронул Альтию за руку. И отвесил Янтарь краткий поклон: – Для меня большая честь – знакомство со всяким, кого Альтия называет другом или подругой. Других верительных грамот мне не требуется!

– Да! – остановился капитан Тенира. – Мой сын напомнил мне о хороших манерах. Прости, госпожа. Я – Томи Тенира, торговец Удачного, владелец и капитан живого корабля «Офелия». А это мой сын, Грэйг Тенира.

Тут до Альтии запоздало дошло, что она так и не удосужилась выяснить фамилию Янтарь. Она стала судорожно думать, как бы обойти эту неловкость, представляя подругу, но та отрекомендовалась сама:

– Я – резчица Янтарь, ремесленница с улицы Дождевых Чащоб. И я рада буду познакомиться с вашим кораблем!

Покончив таким образом с формальностями, капитан Тенира без дальнейшего промедления повел всех наружу. Офелию явственно снедало самое жгучее любопытство. Она смерила девку-грязнулю взглядом, полным столь сложных чувств, что Альтия помимо воли расплылась в улыбке. Как только Офелии объяснили, кто такая Янтарь и в чем смысл ее присутствия на борту, носовое изваяние без всякого колебания повернулось к ней и протянуло для осмотра обугленные кисти, а потом очень серьезно спросило:

– Ты и в самом деле можешь что-то для меня сделать?…

Альтия, как и прочие, в самый первый раз смогла разглядеть, что же в действительности произошло с ее руками. Горевшие смоляные шары прилипли к ладоням и пальцам, огонь добрался даже до внутренней части левого запястья. Руки Офелии, прежде такие изысканно-красивые, теперь напоминали корявые и закопченные клешни кочегара.

Янтарь двумя руками взяла одну из громадных ладоней. Пальцами в перчатках сперва осторожно ощупала, потом потерла ожоги.

– Если будет больно – сразу скажи, – предупредила она запоздало. Ее лоб пробороздили морщины крайнего сосредоточения. – Какое интересное дерево… – пробормотала она про себя. Открыла мешок с инструментами, взяла один из них и стала скрести кончик обожженного пальца.

Офелия почти сразу отозвалась резким судорожным вздохом.

– Больно? – подняла голову Янтарь.

– Это не та боль, которую чувствуют люди. Я просто ощущаю, что что-то неправильно… что происходит разрушение.

– Думается, – сказала Янтарь, – сгоревший слой не так толст, а сразу под ним – здоровое дерево. Вот этими инструментами я могу без большого труда убрать черноту. Быть может, придется совсем чуть-чуть переделать твои руки; пальцы станут немножко тоньше, чем сейчас. И, если только огонь не проник глубже, чем мне кажется, я смогу сохранить должные пропорции. Только, пока я буду работать, придется тебе потерпеть неприятное ощущение разрушения, не отнимая рук и даже не вздрагивая. А сколько это продлится – не могу точно сказать.

– Что скажешь, Томи? – повернулась Офелия к своему капитану.

– Скажу, что попытка – не пытка, – ответил он ласково. – Если тебе станет совсем уж невтерпеж, просто скажи госпоже Янтарь, и она прекратит работу.

Офелия неуверенно заулыбалась… Однако потом у нее в глазах появилось мечтательное выражение:

– Если с руками дело пойдет хорошо, может, потом ты заодно займешься моими волосами? – И, подняв руку, она тронула длинные пряди, рассыпавшиеся спутанной гривой. – А то подобная прическа, мне кажется, давно вышла из моды. Я и то давно уже думаю, что мне пошли бы, знаешь, этакие кудряшки кругом лица…

– Да ну тебя, Офелия, – простонал капитан Тенира. Остальные неудержимо расхохотались.

Янтарь все не выпускала из ладоней руку Офелии, пристально вглядываясь в обугленные места.

– Вот только цвет… – проговорила она. – Боюсь, трудно будет подобрать верный оттенок. Я никогда не имела дела с морилкой, которая так великолепно имитировала бы цвет человеческого тела и в то же время не подавляла естественный рисунок древесины. Когда-то, впрочем, я слышала, будто живой корабль в момент пробуждения сам порождает собственные цвета… – И, не отдавая себе в том отчета, она подняла глаза на Офелию, чтобы спросить: – Если мне придется обнажить неокрашенный слой, возобновится ли этот цвет?

Офелия тихо ответила:

– Я не знаю.

– В любом случае, – решительно проговорила Янтарь, – это не на один вечер работа. Капитан! Можно ли попросить приказать вахтенным, чтобы невозбранно впускали и выпускали меня? И удобно ли будет, если я стану приходить переодетая так же, как сейчас?

– Думаю… да, – с некоторой неохотой согласился старший Тенира. – Хоть и трудновато будет объяснить другим торговцам, с какой стати такая деликатная работа доверена рабыне… или почему я вообще воспользовался невольничьим трудом. Я, знаешь ли, противник рабства в любом его виде…

– Как и я, – ответила Янтарь более чем серьезно. – Как и еще многие, многие жители этого города!

– Да прямо уж, – с горечью вырвалось у Тениры. – Может, там где-то происходит всенародное возмущение и один я о нем не слыхал?

Янтарь тронула пальцем нарисованную татуировку у себя на щеке.

– Облачись в тряпье, – сказала она, – нанеси себе на лицо нечто подобное и погуляй по Удачному, и ты такие выражения услышишь о рабстве и о тех, кто его сюда занес! Это голоса твоих самых многочисленных и верных союзников в попытке привести город в чувство. Не забывай о них! – Янтарь вынула из своего мешка крохотный рубаночек и стала тщательно выставлять лезвие. – Кстати, среди этих союзников у тебя нашлось бы несколько добровольных соглядатаев, способных проследить, скажем, за домашней жизнью таможенного чиновника. Мне даже кажется, что писец, составляющий для него письма к сатрапу, – тоже невольник…

Альтия ощутила, как по спине пробежал легкий холодок. Откуда у Янтарь были подобные сведения? И как вообще вышло, что она удосужилась их разузнать?

Капитан Тенира, похоже, подумал о том же. Он заметил:

– Ты рассуждаешь с большим знанием дела…

– Ну, по части заговоров и интриг мне опыта не занимать… как бы этот опыт ни был мне отвратителен. Увы, он необходим. Точно так же, как иногда бывает необходимой и боль… – И Янтарь приложила рубаночек к ладони Офелии, не забыв предупредить: – А теперь не шевелись! Буду убирать лишнее.

Все немедленно замолчали, лишь слышался жутковатый звук острого металла, скребущего дерево. Посыпалась черная сгоревшая крошка. Ее запах напоминал вонь паленых волос. Офелия шмыгнула носом, потом сжала зубы и стала смотреть вдаль, на морские волны.

Капитан Тенира с застывшим лицом следил за работой Янтарь. Потом обратился к Альтии, спросив таким тоном, каким обычно спрашивают о погоде:

– Так ты отнесла мою весточку матери?

– Да. – И Альтии пришлось бороться с чувством, подозрительно близким к стыду. – Боюсь, кэп, ответ с берега не самый утешительный… Мать сказала, что переговорит с моей сестрой Кефрией, ведь это она у нас теперь «торговец Удачного». Мать попробует убедить ее пойти на ближайшее заседание Совета и проголосовать там в нашу поддержку…

– Ясно, – проговорил Тенира безо всякого выражения.

– Вот бы мой отец был по-прежнему с нами…-Альтия чувствовала себя совершенно несчастной.

– А я скажу: вот бы голос семьи Вестритов достался тебе! Равно как и фамильный корабль!

Пришлось Альтии прилюдно обнажить свою самую глубокую душевную рану:

– Я совсем не уверена, что Кефрия вправду встанет за нас, – сказала она, и эти слова сопроводило потрясенное молчание. – Дело в том, что вряд ли у нее получится поддержать – и в то же время не пойти против мужа, – продолжала Альтия, очень стараясь, чтобы голос не дрогнул. – Налоги-то увеличились якобы под предлогом защиты купеческих кораблей от пиратов, но мы-то знаем, о какой торговле наш сатрап заботится больше всего. О торговле рабами! Ему же чхать было на пиратов, пока они на невольничьи корабли не начали нападать! Так что на самом деле все рано или поздно упрется в вопрос о рабстве, и когда Кефрии придется выбирать, она… она… В общем, Кайл торгует рабами. И использует «Проказницу» для их перевозки. И Кефрия вряд ли станет в этом мужу перечить. То есть она, может, и не очень-то согласна, вот только воли у нее никогда не хватало, чтобы хоть раз в чем-нибудь ему противостоять…

– О-о-о, нет, только не это!… – неожиданно запричитала Офелия. – Да как же он, засранец, подлюга мерзопакостный, на подобное отважился! Бедная Проказница! Она же совсем молоденькая, совсем еще девочка!… Как же ей с таким ужасом совладать!… А эта мамка твоя!… Ну просто слов нет!… Каким местом она, спрашивается, думала, когда дозволяла над бедняжечкой измываться?! Как они вообще могли этакое непотребство над собственным кораблем учинить?…

Грэйг и капитан Тенира мрачно молчали. Грэйг выглядел так, словно в него молния угодила. На лице капитана проступала мрачная обреченность. Вопрос, заданный Офелией, повис в воздухе. Страшный вопрос. Страшное обвинение.

– Я не знаю, – непослушными губами пролепетала Альтия. – Я не знаю…