Текст книги "Сидней Рейли: шпион-легенда XX века"

Автор книги: Робин Брюс Локкарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Дерзость, с которой Рейли добивался визита к высшему руководству кремлевской иерархии, не имела границ. Однако подобный маневр не достиг поставленной цели, и Рейли избрал более хитрую тактику дальнейших действий.

С документами на имя некоего мистера Константина, грека из Леванта, Рейли возвратился в Петроград, где встретился со старым другом Сашей Грамматиковым, жившим в сравнительной безопасности благодаря Владимиру Орлову. Орлов, в прошлом убежденный монархист и носивший тогда фамилию Орловский, сумел втереться в доверие к большевикам и добрался до должности начальника петроградской ЧК. Он поставил в паспорт Константина штамп о проверке на благонадежность, после чего Рейли мог ходить по городу, не опасаясь проверок. На всякий случай агент снял квартиру под вымышленным именем турецкого коммерсанта Массино. Квартира, которая располагалась в доме на Торговой улице, принадлежала старому «объекту» его страсти Елене Михайловне. В ней обосновался импровизированный «персональный штаб» агента. Не задавая лишних вопросов, Орлов проштамповал второй паспорт, хотя и не понял, зачем для прикрытия Рейли выбрал девичью фамилию Надин.

Таким образом, агент жил в Петрограде как Массино, а в Москве как Константин. В южную столицу из Питера приезжал лояльный к новой власти турок, который благополучно «исчезал», едва появившись в Москве. То же самое происходило и с греком Константином по прибытии в Петроград. Такая предосторожность была необходима, поскольку в обоих городах на каждом углу маячили мрачные люди в длинных серых шинелях с маузерами на боку – порождение «чрезвычайки» Феликса Дзержинского. Не умея толком ни читать, ни писать, они лишь сознавали свою принадлежность к официальным органам исполнительной власти. В этих условиях даже «законное» появление на улице было сопряжено с риском, а подозрительное поведение служило поводом для ареста.

«Главный штаб» агента в Москве расположился в Шереметьевском переулке у племянницы Грамматикова Тамары. Она была актрисой МХАТа и снимала квартиру по этому адресу вместе с двумя подругами, тоже работавшими в театре. Уже через несколько дней сексуальный магнетизм Рейли стал привлекать внимание всего женского трио. Во время работы в России агент накопил немалое число побед над женщинами, причем помимо любви они оказывали ему неоценимую помощь в работе. Но сейчас Рейли все чаще и чаще замечал, что предпочитает постель Тамары всем остальным.

В Москве Рейли удалось организовать секретную встречу лидеров контрреволюционных организаций, которых было немало в городе. Он был крайне удивлен, обнаружив, что антибольшевистские настроения проникли не только в среду интеллигентов: в число заговорщиков входило достаточное количество «чистокровных пролетариев». Последний факт лишний раз убедил агента, что выполнение его миссии вполне реально. И уж если его великий кумир Наполеон, молодой офицер-корсиканец, сумел покорить всю Францию, то почему бы ему самому не завоевать большевистскую Москву? Как говорил позже Роберт Брюс Локкарт, Рейли всегда оставался человеком с замашками Бонапарта.

Итак, прежде чем открыто выступить против Ленина, необходимо было заранее сформировать альтернативное правительство. Так, например, российскую армию он видел под началом бывшего царского генерала Юденича, Грамматиков мог бы возглавить министерство внутренних дел, а старый друг по бизнесу Скуберский – министерство связи. Важность последнего места определялась тем, что после выхода телеграфа, телефонов и железных дорог из-под контроля большевиков о начале мятежа немедленно следовало оповестить контрреволюционные организации по всей необъятной России. Рейли намеревался всколыхнуть всю страну одновременно. Это гарантировало бы успех всего его замысла и после переворота позволило бы быстро провести демократические выборы и сформировать новое правительство.

Практически весь июнь и июль Рейли планировал работу будущего российского руководства и организовывал контрреволюционные ячейки в Москве и Петрограде. Для большей эффективности в обоих городах появились тайные явки, о которых знал только он один. Доклады о своей работе он передавал одному из людей Бойса в Москве, который, в свою очередь, переправлял их в генеральное консульство Великобритании. Самого Бойса он случайно встретил в Петрограде в компании капитана Кроми, английского морского атташе, совсем недавно вернувшегося в Россию после эвакуации посольства в январе 1918 года. С Локкартом Рейли встречался крайне редко. Встречи с ним проходили в одном из московских «штабов» агента: было крайне важно не скомпрометировать главу британской миссии.

Антибольшевистские настроения в России продолжали расти, число агентов-провокаторов увеличилось в десятки раз. В случае провала у Рейли оставался только один выход – пуля в висок. Массовые аресты, проводимые ЧК, стали обыденным явлением, и путешествия между Петроградом и Москвой превратились в крайне опасное занятие. В конце концов, выход был найден. Орлов выписал Рейли чекистский мандат на имя «товарища Рейлинского, уполномоченного сотрудника ЧК». Теперь Сидней получил полную и неограниченную свободу действий.

И все-таки однажды он чуть было не попался. Чекисты вышли на конспиративную квартиру, в которой Рейли проводил время с одной из своих многочисленных подруг. Пришлось спасаться бегством в одних носках. Агент исчез, словно по мановению волшебной палочки, оставив чекистам костюм, сорочку, нижнее белье и ботинки. При этом у него хватило наглости вернуться обратно часом позднее, почти счастливо-безмятежным и переодетым в новый костюм. Но рассказать, как ему в тот раз удалось уйти, Рейли категорически отказался.

Другой случай произошел в поезде, направлявшемся в Петроград. ЧК остановила состав, поскольку получила информацию о том, что в нем находится Рейли. Особой активностью в поимке британского шпиона отличался моряк-балтиец. Правда, он был выброшен из окна вагона, а Рейли, переодевшись в его бушлат, спокойно «отлавливал» сам себя.

Через некоторое время он обнаружил, что не одинок в своей тайной работе. В России активно действовал его французский коллега. Секретную службу этой страны возглавлял полковник Анри Вертамон, холеный низенький человечек, внимание которого тогда было приковано к Сибири, где скопилось огромное количество чешских военнопленных. В этом смысле сотрудничество с полковником могло оказаться для Рейли крайне полезным. Пока Роберт Брюс Локкарт вел переговоры с Троцким о переброске чехов на запад для ведения боевых действий против немцев, Вертамон старался убедить чехов выступить против России. Французские разведчики тайно запасали бомбы и динамит. Если бы двадцатилетнему чешскому генералу Гайде удалось осуществить переворот в Сибири, антибольшевистское движение вспыхнуло бы по всей стране.

6 июля 1918 года эсер Блюмкин, по иронии судьбы живший в отеле по соседству с Локкартом, совершил убийство германского посла фон Мирбаха. У контрреволюционеров появилась надежда, что этот теракт послужит причиной для разрыва сепаратного мира с Германией, большевистский режим рухнет, и Россия снова вступит в войну на стороне союзных войск.

В день убийства фон Мирбаха в Большом театре открылся Всероссийский съезд ВЦИК, собравший более 800 делегатов, большинство которых составляло «официальную оппозицию» большевикам. Одна из ее лидеров, Мария Спиридонова, начала выступление с резких нападок на Ленина, обвинив его в предательстве интересов крестьян и в том, что он «относится к ним, как к навозу». Гибель германского посла стала своеобразным сигналом к контрреволюционному мятежу. Большевистские лидеры не появились на открытии оппозиционного съезда, поскольку чекистские агенты заранее предупредили их о надвигающейся угрозе. Ручная граната случайно взорвалась в руках провокатора, и это вызвало панику в зале Большого театра.

Некоторые из заговорщиков поспешили разбежаться, однако повальные аресты, предпринятые людьми Дзержинского, прошли так быстро, что Рейли не успел подготовиться к такому развитию событий. Когда ему сообщили, что большевикам удалось предотвратить попытку переворота, он лично кинулся к Большому театру, но здание оказалось оцепленным красноармейцами, и все входы были перекрыты. Там, где великий Шаляпин когда-то исполнял партию Бориса Годунова, а позже коммунисты распевали «Интернационал», царила полная неразбериха. Опасаясь ареста Роберта Брюса Локкарта, присутствовавшего на съезде, Рейли немедленно уничтожил все компрометирующие документы.

Заговор потерпел сокрушительное поражение: лидер левых эсеров Александрович был застрелен, Спиридонову арестовали. Фанатичный поляк Дзержинский не моргнув приступил к политической мести. Надо отдать ему должное – этот апостол террора был не только фанатиком, но и талантливейшим организатором, уступая в этой способности, вероятно, лишь одному Ленину. Ответственный за зверства чекистов, за смерть ни в чем не повинных людей, он однажды сказал, что ради будущей победы коммунизма во всем мире он готов убить даже ребенка, который попытался бы этому помешать. Если Ленина можно назвать мозгом революции, то Дзержинского, безусловно, ее пламенем. Наступило время красного террора. Уже в течение следующих нескольких ночей тысячи людей были вытащены из своих постелей и брошены в подвалы «чрезвычайки». Десятью днями позже, 16 июля, была расстреляна вся царская семья. Трупы несчастных были сброшены в старую угольную шахту. С жуткой последовательностью Ленин уничтожал все, что было создано в России за 300 лет правления дома Романовых.

Как писал Роберт Брюс Локкарт в свой МИД, «большевики установили культ силы и жестокости, который еще не знала ни одна, самая авторитарная форма правления, известная человечеству; тысячи мужчин и женщин были казнены без объяснения причин. Еще больше людей были брошены в тюрьмы, аналоги которых можно найти разве что только в самых темных анналах индийской и китайской истории».

Несмотря на то что ни сам Локкарт, ни его коллеги не были арестованы, Троцкий издал приказ о запрещении свободного перемещения всех дипломатов союзных стран. К ним были приставлены соглядатаи для «охраны» от возможных на них покушений.

Встретившись с Вертамоном, Рейли потребовал, чтобы тот увеличил финансовую поддержку всероссийскому Союзу защиты Родины и свободы, возглавлявшемуся Борисом Савинковым. Союз, получавший помощь от французского правительства, силами нескольких тысяч своих боевиков уже захватил власть в Ярославле. Сам Рейли, использовавший собственные фонды на расширение контрреволюционной агентурной сети в Москве и Петрограде, не мог брать на себя дополнительные расходы.

Частично Рейли получал деньги от Локкарта в Москве, частично – через взносы добровольных помощников, как правило бывших крупных капиталистов. Еще одной доходной статьей бюджета агента стали теневые торговые операции. Большинство представителей аристократии и буржуазии сумело сохранить свои капиталы. Поскольку даже большевики не осмелились закрыть все увеселительные заведения, скопления бывших дельцов и промышленников наблюдались в кафешантане, что в Петровском парке, или в «Ночном клубе мсье Жана», работавшем до пяти утра и известном тем, что в прежние времена в его меню всегда значились «шампанское и бифштексы». Бывшие богачи вспоминали об этом с горестными вздохами, а Рейли собирал пожертвования. Таким образом он сумел получить миллион царских рублей – огромную сумму.

Объединение с французской разведкой давало агенту еще одно преимущество: выход на разведывательную службу Соединенных Штатов, курировавшуюся американским греком Каламатиано, прославившимся организацией нескольких антибольшевистских акций.

Энергия Рейли поражала любое, самое смелое воображение. В жаре московского лета, днями, а часто и ночами напролет, он работал со своей агентурной сетью в поисках возможных партнеров из высших кругов руководства страны. После провала мятежа левых эсеров он полностью реорганизовал структуру своей организации, удалив из нее ненадежные звенья, а заодно и тех, кто хотя бы на йоту подозревался в работе на ЧК. Постоянно в движении, от одного агента к другому, из кафе в кафе, с одной встречи на следующую, в Петроград и обратно в Москву – казалось, что «товарищ Рейлинский» находился одновременно повсюду.

В середине июля высадка союзных войск на севере России была неминуема, а 23 июля посольства Великобритании и Франции выехали из Вологды в Архангельск. Роберт Брюс Локкарт оказался в Москве в полной изоляции. Несмотря на то что политика интервенции не совпадала с его личными взглядами, но осознав, что она неизбежна, Локкарт был вынужден согласиться с этой мерой. Еще с начала июня в соответствии с указанием британского правительства он начал активно работать над подготовкой интервенционных планов, понимая, что эта акция направлена не против Германии, а де-факто против большевистского режима. Как писал позже Локкарт, «я делал все для того, чтобы гарантировать интервенционному движению по крайней мере шанс на успех».

4 августа войска союзников высадились в Архангельске, хотя число десантированных на берег было до смешного мало. Плохая организация и игнорирование советов Локкарта с самого начала обрекли интервенцию на провал. Реакция советского правительства оказалась незамедлительной. Штаб-квартира Локкарта немедленно реквизировалась «в пользу революции», чекисты провели настоящий налет на британское консульство. Бойс, принимавший сообщения Рейли и отправлявший их в Лондон, едва успел сжечь шифры.

Рейли, практически готовый к действиям, теперь оказался крайне стеснен в средствах для контрреволюционных и просоюзнически настроенных организаций. Однако Локкарт, исправно переводивший российские векселя в Лондон, скопил в одной из маленьких британских фирм ни много ни мало восемь миллионов четыреста тысяч рублей, что составляло по официальному курсу двести сорок тысяч фунтов стерлингов. Рейли также собрал все деньги, которые хранились в его «частном банке» на квартире Тамары, и через своих агентов распределил их между антибольшевистскими организациями. Суммы исчислялись в тысячах рублей. Кроме того, деньги пошли и к Борису Савинкову, и к генералу Алексееву, который боролся с красными на южном направлении в районе Дона.

В последнее время Рейли постоянно контактировал с другим британским агентом с кодовым именем ИК-8. Им был капитан Джордж Хилл, глава отдела военной разведки, впоследствии дослужившийся до бригадного генерала. Отличавшийся выдающейся храбростью, он был одним из первых офицеров, который применил аэроплан для разведывательных целей в Болгарии. Помимо этого, Хилл пять раз тайно вывозил алмазы из Москвы в Яссы, новую столицу Румынии. Его первое задание в Москве заключалось в сборе информации о перемещениях немецких войск, но, обладая незаурядными способностями, Хилл стал неофициальным советником Троцкого в организации собственной воздушно-разведывательной службы. В связи с этим он долгое время оставался главной головной болью полковника Рудольфа Бауэра, шефа немецкой разведки в России. Партизанские отряды, состоявшие в основном из бывших белогвардейцев и действовавшие в тылу германских войск, также были результатом энергичной деятельности английского капитана. Связь с Центром, столь необходимую для эффективной работы резидента, Хилл организовал через курьеров, как правило выходцев из Латвии и Эстонии. Как только союзники высадились в Архангельске, Дзержинский немедленно отдал приказ об аресте Хилла, однако в распоряжении шпиона находилось целых восемь конспиративных квартир. Сменив паспорт и превратившись из Хилла в Бермана, капитан успешно скрылся в подполье.

Естественно, в первую очередь Хилл встретился с Рейли и Локкартом. По общему согласию было решено, что Хиллу и Рейли следует действовать независимо друг от друга, но каждый день обмениваться информацией. Для ежедневных рандеву были назначены время и место на Тверском бульваре.

Еще до того, как Бойс сжег все шифры, телефонные и телеграфные провода, связывавшие британское консульство с внешним миром, перерезались с завидным постоянством. Теперь Рейли и Локкарту пришлось пользоваться дедовским «книжным» кодом, и прибалты Хилла, курсировавшие с шифровками от одного адресата к другому, оказались просто неоценимы. Иногда случайно чекисты хватали курьеров, но, как правило, все кончалось благополучно, поскольку большинство секретных сообщений писались на узких полосках бумаги, которые легко прятались в одежде.

Почти в то же самое время Бойс, которому приходилось курсировать между Петроградом и Москвой чаще, чем остальным, собирал неплохие денежные суммы за передачу информации от одной разведывательной службы другой. Анализируя и сопоставляя данные, ему удалось точно доказать, что большевики находятся в тайной связи с немцами, и британский кабинет министров также поверил, что Ленин и Троцкий – германские агенты. Исследуя вместе с Хиллом всю доставляемую корреспонденцию, Рейли обратил внимание на то, что все письма из разных концов России однотипны до крайности, словно их писал один человек. Придя к выводу, что документы, очевидно, подделаны, он предложил Бойсу продать их американцам, что тот и сделал, выручив у господина Сиссонса, главы миссии США в Петрограде, солидную сумму порядка 15 тысяч фунтов стерлингов.

Рейли продолжал финансировать контрреволюционные и оппозиционные организации, включая и религиозные. Поскольку марксизм рассматривался как религия антихриста, Рейли и Хилл передали Патриарху всея Руси Тихону два чемодана, в которых находилось 5 миллионов рублей. Очевидно, это было самое крупное «пожертвование» в истории Русской православной церкви. Через два года английский разведчик Пол Дьюкс, работавший в России, писал: «Во всей России только один человек, которого боятся все большевики, без исключения, сверху донизу – патриарх Тихон».

Красная армия в 1918 году представляла собой плохо организованную и весьма ненадежную группу вооруженных людей. Ее «элитой» считались латышские стрелки, по своей сути наемники. Вскоре после начала интервенции полковник Берзин через своего доверенного латыша Шмидхена письменно сообщил Локкарту, что латыши не желают воевать с войсками союзников, и попросил Локкарта помочь ему войти в контакт с интервентами. Выписав Берзину и Шмидхену два поддельных пропуска, Локкарт направил обоих к Рейли.

Визит «главного латыша» агент воспринял с нескрываемой радостью, поскольку именно солдаты Берзина охраняли здание театра, где проходили заседания ЦИКа. Что могло быть более подходящим, чем арест Ленина и Троцкого собственной охраной? Уже после нескольких встреч с Берзиным, состоявшихся в следующие сорок восемь часов, Рейли разработал план конкретных действий. Сейфы в квартире Тамары были почти полностью опорожнены от рублевых пачек, ставших дополнительными гарантами лояльности Берзина и его ближайших соратников. После успешного совершения переворота Рейли пообещал заплатить латышам еще большую сумму.

Заседание ЦИКа откладывалось до 6 сентября, но Рейли это мало беспокоило. Наоборот, отсрочка давала ему время поделиться подробностями осуществления переворота с Вертамоном и съездить на встречу с капитаном Кроми. С некоторых пор Бойс находился в Москве, а оставлять петроградского резидента в неведении было бы по меньшей мере неразумно. Вслед за этим события начали развиваться с нарастающей скоростью. На следующий день после того, как Рейли выехал из Москвы, ЧК разгромила несколько явочных квартир французской разведки. Вертамону пришлось уходить по крышам, а шесть его агентов, на квартирах которых люди Дзержинского нашли взрывчатку, были арестованы. Узнав эти новости, Хилл немедленно выслал в Петроград курьера предупредить Рейли о случившемся, но по дороге посыльный также был арестован чекистами. К счастью, у них не было оснований заподозрить связника в каких-либо отношениях с Хиллом или Рейли. Подробно согласовав с Кроми план дальнейших действий, Рейли сильно обеспокоился неожиданным провалом двух явочных квартир в Питере. Очевидно, ЧК за ним следила. Находясь в плену собственных амбиций, Рейли одновременно ощутил горечь сомнений: его честолюбивые планы могут не реализоваться. В тот же день число арестованных агентов резко возросло, и эйфория, охватившая было контрреволюционеров, пошла на убыль. Глава петроградской ЧК Урицкий, словно беспощадный мясник, расправлялся с арестованными.

31 августа эсерка Каплан дважды ранила Ленина выстрелами из пистолета, когда тот выходил с заводского митинга. Произошло настоящее чудо: он не умер на месте, однако тогда казалось, что шансов на выживание у него немного. Ночью к Роберту Брюсу Локкарту пришли вооруженные люди и отвезли его на Лубянку. Допрос вел сам Петере – второй человек в ЧК после Дзержинского. Он требовал ответа на главный вопрос: где находится Рейли? Сославшись на дипломатическую неприкосновенность, Локкарт отказывался давать какие-либо показания. Кроме того, Локкарту крупно повезло: буквально на глазах двух вооруженных охранников ему удалось уничтожить в туалете свою записную книжку. Поскольку в ЧК не пользовались туалетной бумагой, он применил исписанные блокнотные листы «не по назначению», не вызвав при этом у соглядатаев ни малейших подозрений. Ввиду отсутствия доказательств Локкарта пришлось отпустить, однако обретенная свобода оказалась недолгой. Комендант Кремля Мальков лично расстрелял Каплан, которая так и не узнала, удачной ли получилась ее попытка покушения. Правда, ходили слухи, что эта женщина приняла смерть с восторгом.

В день ареста Локкарта все еще находившийся в Петрограде Рейли понял, что его план потерпел крах. Давно небритый, в грязной рабочей блузе, он тщетно пытался связаться с Кроми. Рейли опоздал. Во время очередной облавы чекисты, разыскивавшие Сиднея Рейли, обнаружили капитана Кроми, который принялся яростно отстреливаться, держа по браунингу в каждой руке. Прежде чем пасть замертво под пулями красных, он успел застрелить комиссара и еще нескольких нападавших. Оставшиеся в живых чекисты выбросили тело Кроми со второго этажа. Даже просьбы английского капеллана произнести над ним молитву были с негодованием отвергнуты. Однако на следующий день голландский посланник, представлявший интересы Великобритании в Петрограде, все же добился от властей разрешения на похороны. На них присутствовал и посланник Швеции, который выразил глубокую симпатию и восхищение перед капитаном Кроми, геройски погибшим за свою страну.

Пытаясь отомстить за покушение на Ленина, Дзержинский снова пошел по пути террора. В Москве «показательно» расстреляли 500 человек, в Петрограде – 700. На волне «поиска потенциальных врагов большевизма», прокатившейся по всей России, с завидной систематичностью были казнены около восьми тысяч человек.

Красные газеты кричали: «Мы наполним наши сердца жестокостью, твердостью и хладнокровием, в них не должно быть места милосердию. Без всякого сожаления мы будем расстреливать наших врагов сотнями и тысячами, они захлебнутся собственной кровью. Да здравствует кровавый потоп». Необходимость террора СНК объяснял «соображениями безопасности». Петроградские большевики требовали уничтожения врагов тысячами, но дальше всех пошел Зиновьев. Будучи одним из самых приближенных к Ленину людей, он требовал казни десяти миллионов контрреволюционеров.

Пребывавший в невероятном волнении Рейли решил возвращаться в Москву. Имеющийся у него чекистский мандат во много раз снижал риск быть арестованным, но даже с таким документом Рейли не решался выходить из вагона на станциях. На всякий случай он доехал на поезде лишь до Клина, а до столицы уже добирался на лошадях.

Москва тем временем гудела от слухов про «заговор Локкарта», в газетах постоянно попадались фразы об «англо-французских бандитах», пытавшихся убить Ленина, Троцкого и свергнуть советское правительство. Самого Локкарта называли государственным преступником, а Рейли – его подкаблучником и шпионом. Газета «Правда» требовала передать «негодяев» в руки революционного трибунала и расстрелять. Там же публиковалась фотография самого Рейли с обещанием выплатить 100 тысяч рублей за его поимку живым или мертвым. Чекистам предписывалось расстрелять агента на месте.

Люди Дзержинского арестовали не меньше восьми женщин, которых подозревали в связях с Рейли. У каждой из них был свой собственный жизненный путь, их отличало разное происхождение – от актрисы до дочери консьержа. Но всех женщин объединяло то, что они были молоды и прекрасны. Неизвестно, подумывал ли Рейли о заключении с одной из них официального брака (в России 1918 года ничего не было проще). Один из общих друзей Локкарта и Хилла рассказывал, что каждая женщина яростно ревновала Рейли к остальным семерым соперницам. Судьбы этих жертв любви и революции так и остались неизвестными.

В сложившейся ситуации Сидней Рейли не осмеливался показываться ни на одной из явочных квартир. Вместо этого он «свил» гнездо на чердаке одного из домов по Малой Бронной, где уже обитал бывший белогвардеец. Этот человек не был знаком Рейли, но он явно не симпатизировал новой власти и, самое главное, никогда не задавал лишних вопросов. Не занимаясь контрреволюционной деятельностью, этот субъект, скорее всего, никогда не попадал под подозрение чекистов, и именно поэтому Рейли доверил ему передать записку Тамаре, которая, к счастью, осталась на свободе.

В ответном послании Тамары говорилось, что Локкарт снова арестован и посажен в лубянскую тюрьму. Но Хилл, слава богу, на свободе, хотя и находится в глубоком подполье. Под фамилией Берман, обросший густой бородой, Хилл занимался съемкой кинохроники для зарождающегося советского кинематографа и обещал на днях прислать Рейли своего человека. Пока что Хилл точно знал только одно: его организация не привлекла внимания ЧК.

Тем не менее и на квартире Тамары чуть было не стряслась беда. Не зная о ее связи с Рейли, чекисты нагрянули туда с рутинной проверкой. Успев спрятать под подол широкого платья толстую пачку банкнотов, Тамара приветливо встретила неожиданных визитеров, а в то время посланец Хилла удирал по черному ходу.

Поскольку положение Рейли стало совсем никудышным, к Тамаре была выслана связная, совсем молоденькая девочка, с сообщением от Хилла, что он готов сделать все для поддержки друга. Под видом швеи, предлагавшей дамам новые платья, связная благополучно добралась до квартиры Тамары. Неизвестно, чем она привлекла внимание других секретных служб, но вскоре Тамару посетил американский агент с сообщением для Рейли. То ли агент был слишком молод и неопытен, то ли он забыл об элементарной бдительности, но следом за ним в квартиру ввалилась целая толпа чекистских молодчиков. Тамара впала в истерику и как профессиональная актриса разжалобила их, однако американский посланец и обе ее подруги были задержаны. Следствием этого неприятного инцидента стал арест Каламатиано, который вскоре был расстрелян. [1]1
  По другим данным, Каламатиано содержался в Бутырках в течение года, после чего был освобожден и выехал в США.


[Закрыть]

Рейли выслушал невеселые известия без эмоций и попросил Тамару немедленно сообщить Хиллу, что он находится в безопасном месте и просит его прийти прямо сейчас. К своему удивлению, Хилл обнаружил Рейли спокойным и сосредоточенным. Казалось, что сейчас его волнуют лишь вопросы реорганизации созданной сети, чтобы возобновить борьбу как можно скорее. В качестве первого хода в новой партии Рейли предлагал следующее. Он лично отправится в ЧК и докажет непричастность Локкарта, содержавшегося в «одиночке», к эсеровскому покушению на Ленина. Хилл был категорически против, убеждая Рейли, что его просто-напросто арестуют и, возможно, расстреляют вместе с Локкартом. В интересах британской разведки Хилл предлагал Рейли как можно быстрее бежать из страны и лично доложить обо всем в Лондоне.

Другой вопрос, подвергшийся тщательному обсуждению, заключался в анализе причин их провала. Рейли был убежден, что никто из его собственных агентов не мог пойти на предательство. Детального плана мятежа не знал никто, кроме тех, кто его разрабатывал, а также командира латышских стрелков Берзина. Если Берзин и открыл большевикам замысел переворота, это могло случиться только в том случае, если он сам был подвергнут пыткам. Нельзя было сбрасывать со счетов и французов. Безусловно, Вертамону и его коллегам можно было доверять, однако Рейли хорошо помнил их постоянную связь с журналистом Ренэ Маршаном, московским корреспондентом парижской газеты «Фигаро». Агент не верил журналисту и подозревал, что именно он мог выдать большевикам план свержения советского правительства. [2]2
  Эдуард Берзин был подставлен чекистами англичанам.


[Закрыть]

В конце концов Хилл убедил Рейли в целесообразности «лондонского» варианта. Пока Хилл подготавливал исчезновение агента из России, Рейли в течение трех дней постоянно менял место своего нахождения. Спал он не раздеваясь и не снимая обуви. На четвертый день скитаний по надежным явкам Рейли пришлось остановиться в комнате, провонявшей дешевой махоркой и принадлежавшей проститутке в последней стадии сифилиса. Но даже и в этих обстоятельствах он каждый день встречался с Хиллом, который отдал ему свои личные документы. В самый последний момент Рейли сел на поезд, отходивший в Петроград.

В качестве подарка Хилл отдал ему пару чудесных черепаховых расчесок, которые Рейли постоянно у него выпрашивал. Как-то раз, когда они шли по улицам Москвы, мимо них промчался «роллс-ройс», в котором восседал Дзержинский. Машина была им знакома: как-то раз «железный Феликс» взял с собой Локкарта посмотреть на работу чекистов по разгрому банд анархистов. Увидев автомобиль, Хилл пошутил:

– Когда твои ребята опрокинут красных, может быть, ты подаришь мне «роллс-ройс» Дзержинского?

– Только в обмен на расчески!

В поезде Рейли познакомился с немецким дипломатом. Держась с уверенностью, дававшей свидетелям все основания полагать, что они коллеги, Рейли доехал до Петрограда в относительной безопасности и отделался легким испугом при затянувшейся проверке документов.

На всякий случай в Петрограде Рейли отсиживался на явке, не показываясь на улицу, целых две недели и только после этого рискнул выйти в порт. Единственное подходящее судно принадлежало немецкому предпринимателю и на днях выходило в Швецию. За 60 тысяч рублей немец согласился тайно вывезти агента из России. Рейли полагал, что корабль прямиком последует на Стокгольм, поэтому остановка в Ревеле, где располагалась немецкая военно-морская база, вызвала у него легкий испуг. Несмотря на урок, полученный в России, он продолжал оставаться самим собой, поэтому не упустил возможности поработать на разведку и накануне отплытия. Перед отправкой судна в Швецию он дерзнул напроситься на обед в офицерское собрание моряков, отправлявшихся на родину в Германию.