Текст книги "Убийство по-китайски - Лабиринт"

Автор книги: Роберт ван Гулик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Черная Орхидея поднялась и начала церемонно прощаться.

Госпожа Ли выглянула в окно и посмотрела на солнце.

– Ну и ну! – воскликнула она. – Кто бы мог подумать, что уже так далеко за полдень! А сейчас мне надо приготовить что-нибудь поесть. Как я ненавижу стоять у плиты! Послушайте, вы такая приятная и ловкая молодая особа – не согласитесь ли вы помочь мне с готовкой?

Если бы Черная Орхидея отказала, она проявила бы непростительное неуважение. К тому же она подумала, что, согласившись, она хотя бы отчасти искупит ту бесцеремонность, с которой она вторглась в дом. Поэтому девушка быстро откликнулась на просьбу. Она сказала:

– Я, ничтожная, во всех делах неумеха, но позвольте, сударыня, хотя бы огонь для вас развести.

Госпожа Ли была очень довольна таким ответом. Она отвела Черную Орхидею за задний дворик, где располагалась кухня.

Девушка сняла верхний халат и закатала рукава, а затем, раздув тлеющие угли, развела огонь в очаге. Госпожа Ли тем временем, сидя на низкой кухонной скамье, начала рассказывать длинную историю о своем покойном муже, с которым они прожили после свадьбы совсем недолго.

Черная Орхидея нашла бамбуковый короб с лапшой. Она порезала несколько луковиц и долек чеснока и сняла дюжину сушеных грибов с нитки, висевшей за окном.

Слушая рассказ госпожи Ли, Черная Орхидея положила жир на сковороду, добавила мелко нарезанные овощи и соевый соус и стала перемешивать все длинной железной ложкой. Наконец, она вывалила в сковороду лапшу. Вскоре дразнящий аромат заполнил маленькую кухоньку.

Госпожа Ли принесла миски, палочки для еды и поднос с соленьями. Обе женщины расположились на скамье и принялись за еду.

У Черной Орхидеи был отменный аппетит, но госпожа Ли ела крайне мало. Она отставила свою миску, когда в той оставалось еще много еды, положила руку на колено девушке и похвалила ее поварские способности. Подняв взгляд, Черная Орхидея поймала в глазах госпожи Ли такое выражение, от которого ей стало весьма не по себе. Впрочем, она рассудила, что нелепо испытывать смущение подобного рода в присутствии женщины; тем не менее она никак не могла избавиться от чувства неловкости. Она слегка отодвинулась от госпожи Ли, попытавшись сделать это по возможности незаметнее.

Госпожа Ли встала и вернулась с кувшинчиком для вина и двумя стопками.

– Выпьем по чарочке, – предложила она. – Укрепляет желудок.

Черная Орхидея тут же позабыла про смущение. Она еще никогда в жизни не пила вина. Она решила, что именно этого ей не хватало, чтобы стать настоящей дамой.

Она отпила из чарки. Это была изысканная наливка, известная под названием "Розовая Роса". Ее принято подавать холодной, в отличие от простого желтого вина, которое перед подачей на стол слегка подогревают.

После того как госпожа Ли наполнила несколько раз стопку девушки, Черная Орхидея почувствовала себя очень хорошо. Госпожа Ли помогла ей надеть верхний халат, и они вернулись в залу для гостей, где госпожа Ли, посадив девушку рядом с собой на ложе, продолжила рассказ о своем несчастливом замужестве.

Затем госпожа Ли обняла Черную Орхидею за талию и сказала ей, что замужество таит в себе много опасностей для девушки. Мужчины грубы и не понимают женщин, невозможно беседовать с ними так же доверительно, как с подругами. Черная Орхидея вынуждена была во многом согласиться с госпожой Ли. Она чувствовала гордость от того, что зрелая дама так откровенно беседует с ней.

Через некоторое время госпожа Ли поднялась с ложа и воскликнула:

– Ах, какая я невежа! Я заставила вас трудиться у меня на кухне и даже не подумала о том, что вы, должно быть, устали. Почему бы вам не передохнуть у меня в опочивальне, пока я поработаю в мастерской?

Черная Орхидея хотела сказать, что ей пора домой, но она действительно чувствовала усталость и легкое головокружение, к тому же ей не терпелось посмотреть, что стоит на туалетном столике у такой знатной дамы, как госпожа Ли.

Она неуверенно попыталась протестовать, но госпожа Ли отвела ее в комнату на задах дома.

Опочивальня превзошла все ожидания.

Висевшая под потолком подвесная курильница источала изысканный аромат. На туалетном столике из черного дерева стояло круглое серебряное зеркало на резной сандаловой подставке. Перед зеркалом – с десяток изящных маленьких шкатулок из фарфора и красного лака. Просторное ложе, тоже из черного дерева, все изукрашено перламутровыми инкрустациями. Балдахин из тонкого белого тюля сверкает золотым шитьем.

Госпожа Ли словно ненароком раздвинула ширму, и взгляду предстали две мраморные ступеньки, ведущие в маленькую купальню. Повернувшись, она молвила:

– Располагайтесь, как у себя дома, красавица! Как только передохнете, жду вас на чашку чая в моей мастерской!

И с этими словами госпожа Ли вышла, прикрыв за собой дверь.

Черная Орхидея скинула верхний халат и присела на табурет перед туалетным столиком. Она тщательно обследовала содержимое всех шкатулочек, понюхала пудры и притирания. Насытив любопытство, она обратила внимание на четыре кожаных короба, стоявших друг на друге возле ложа. Коробы были покрыты золотым лаком, и на каждом написано по иероглифу, обозначавшему время года. В коробах находились одеяния госпожи Ли, но Черная Орхидея не осмелилась заглянуть внутрь.

Она отодвинула ширму и вошла в купальню. Рядом с низкой деревянной купелью стояло ведерко, а в углу располагались баки для горячей и холодной воды. Решетчатое окошко заклеено пропитанной маслом непрозрачной бумагой. Солнце роняло на нее тени от росшего в саду бамбука, так что окно казалось изысканным рисунком тушью, изображавшим бамбуковые листья, колышущиеся на ветру.

Черная Орхидея подняла крышку с бака для горячей воды и попробовала воду рукой; вода была еще теплой. Душистые травы плавали по ее поверхности.

Девушка проворно скинула платье и налила несколько ведер теплой воды в купель. Затем она стала добавлять холодную воду и тут внезапно услышала какой-то шум у себя за спиной. Девушка быстро обернулась.

В дверном проеме, опираясь на трость, стояла госпожа Ли. Она молвила с улыбкой:

– Не пугайся, дорогуша, это всего лишь я. Я тут подумала, что и мне стоило бы вздремнуть. Как умно ты поступила, что решила сначала искупаться! После ванны и спится лучше!

Говоря это, госпожа Ли пристально смотрела на девушку каким-то странным взглядом.

Внезапно Черная Орхидея почувствовала страх. Она поспешно наклонилась, чтобы поднять свою одежду.

Госпожа Ли шагнула к ней и вырвала охапку нижнего белья из ее рук.

– Так ты раздумала принимать ванну? – спросила она странным тоном.

Черная Орхидея принялась смущенно извиняться, но тут госпожа Ли приблизила девушку к себе и нежно прошептала:

– Тебе нечего стесняться, красавица. Ты само очарование!

Девушка испытала прилив отвращения; она изо всех своих сил оттолкнула госпожу Ли так, что та чуть не упала. Когда госпожа Ли выпрямилась, в ее глазах горела ярость.

Черная Орхидея стояла, дрожа от страха, и не знала, что ей делать дальше. И тут госпожа Ли внезапно резко ударила ее тростью по обнаженному бедру.

Боль заставила Черную Орхидею позабыть о страхе. Она проворно наклонилась, чтобы схватить ведерко и швырнуть им в хозяйку. Но она недооценила ловкость, с которой госпожа Ли обращалась с тростью. Прежде чем девушка коснулась ведерка, госпожа Ли ударила ее тростью по ногам так злобно, что девушка подскочила от боли.

Госпожа Ли засмеялась презрительно.

– Оставь свои хитрости, дорогуша! – сказала она тихо. – Я не только отхлещу тебя моей тростью, но и заколю, если будет надо. Характер у тебя более скверный, чем у твоей сестрички, но я и тебя научу повиновению!

Неожиданное упоминание о сестре заставило Черную Орхидею позабыть о боли.

– Где Белая Орхидея? – вскричала она.

– Хочешь ее повидать? – зловеще ухмыляясь, спросила госпожа Ли. Не дожидаясь ответа, она кинулась в спальню.

Черная Орхидея не могла шелохнуться от страха и дурных предчувствий. Она услышала, как госпожа Ли захихикала за ширмой, а затем отодвинула ее в сторону левой рукой. В правой руке у нее оказался длинный, острый нож.

– Вот, погляди! – воскликнула она с торжеством и показала рукой на туалетный столик.

Черная Орхидея испустила отчаянный крик. Перед зеркалом стояла отрезанная голова ее старшей сестры.

Госпожа Ли вошла в купальню, на ходу проверяя пальцем остроту ножа.

– Ты не любишь меня, глупая девчонка! – прошипела она. – Поэтому мне придется убить тебя точно так же, как и твою сестру!

Черная Орхидея повернулась к окну и стала во весь голос звать на помощь. Она решила, что в крайнем случае выбьет оклеенную решетку и выскочит в сад. Но тут она в ужасе отшатнулась: за окном возник гигантский человеческий силуэт.

Решетка вылетела под напором могучих рук, и здоровенный молодец впрыгнул в купальню.

Он быстро окинул взглядом обеих женщин, а затем накинулся на госпожу Ли, выбил нож и завернул ей руку за спину. Нож со звоном упал на пол. Затем с молниеносной быстротой он связал руки госпоже Ли ее собственным пояском.

– Ма Жун! – воскликнула Черная Орхидея. – Эта женщина убила мою сестру!

– Прикройся, бесстыдница! – резко бросил Ма Жун. – Я уже знаю, что эта женщина убила твою сестру!

Черная Орхидея почувствовала, как алая краска заливает ее щеки. Пока Ма Жун волок госпожу Ли в спальню, девушка поспешно накинула на себя платье.

Когда она вошла в комнату, Ма Жун приматывал хозяйку к кровати. Положив голову Белой Орхидеи в корзину, он сказал:

– Беги и отворяй ворота! Приставы скоро будут здесь, я прискакал верхом первый.

– Не смей командовать мной, неотесанный мужик! – осекла его девушка.

Ma Жун расхохотался, и девушка стремглав кинулась наружу.

С наступлением сумерек судья Ди собрался со своими сыщиками в кабинете.

У вошел в кабинет и поздоровался с судьей.

– Тело Белой Орхидеи покоится в казарме стражи, – молвил он хриплым голосом. – Голову тоже отнесли туда. Я уже заказал гроб из долбленого дерева.

– Как староста? – спросил судья.

– Теперь он уже успокоился, ваша честь, – отвечал У. – Сейчас за ним присматривает Черная Орхидея.

После этого У с поклоном покинул кабинет.

– Этот молодой человек начал себя вести подобающим образом! – заметил судья Ди.

– И все же я не могу понять, чего этот молодчик тут ошивается! буркнул Ма Жун.

– Он чувствует свою вину в трагической участи, постигшей Белую Орхидею, – сказал судья Ди. – Бедная девочка прошла через ад, пока жила у госпожи Ли. Вы же видели ее тело – сплошные синяки и ссадины.

– И все же я не могу понять, – вмешался десятник Хун, – каким образом вы, ваша честь, догадались в лабиринте о том, что смерть Белой Орхидеи как-то связана с госпожой Ли.

Судья Ди откинулся на спинку кресла. Медленно поглаживая бороду, он молвил:

– А выбор был невелик. Старый наместник мало с кем делился тайной лабиринта. Ни его сын Да Кей, ни любимая жена ни разу не побывали внутри. Открыть эту тайну мог только человек с особыми возможностями. Нам известно, что госпожа Ли часто пила чай и обсуждала живопись с наместником и его женой в садовом павильоне. Полагаю, что однажды она увидела, как наместник работает над свитком с пейзажем. У госпожи Ли – глаз художника; она сразу же догадалась, что это не просто картина. Поскольку ей также было известно, как выглядит вход в лабиринт, она догадалась о смысле картины, но ничего не сказала об этом наместнику.

– Возможно, она увидала набросок, в котором, кроме сосен, еще ничего не было, – предположил Дао Гань. – Остальное наместник нарисовал позже.

Судья Ди кивнул.

– Поскольку госпожа Ли испытывала извращенное влечение к молодым девушкам, – продолжал он, – она сочла, что знание тайного хода может пригодиться ей в будущем. Каким-то образом она заманила Белую Орхидею в свой дом. Старшая дочь Фана отличалась покладистым нравом – для госпожи Ли не составило особого труда подчинить ее себе. Несколько недель она держала ее пленницей у себя дома, но после вылазки девушки в заброшенный храм художница начала беспокоиться. Она отвезла Белую Орхидею в сельское имение и заперла ее в комнате с зарешеченным окном. Поэтому приставы, прочесав восточный квартал, не нашли ее. Однако облава перепугала госпожу Ли, и она решила умертвить пленницу. Тайный павильон наместника показался ей самым подходящим местом для осуществления жестокого плана.

– Если бы мы выехали из управы на час раньше в тот день, мы бы предотвратили убийство! – воскликнул Дао Гань. – Госпожа Ли покинула усадьбу незадолго до того, как мы туда прибыли!

– Судьба распорядилась так, что именно в то утро ко мне явилась госпожа Да, – задумчиво молвил судья. – Я не сказал вам об этом в тот момент, но когда я увидел в грязи у входа в лабиринт отпечаток ноги госпожи Ли или Белой Орхидеи и заглянул внутрь, меня охватил необъяснимый ужас. Возможно, дух бедной девочки, убитой чудовищным образом за полчаса до того, парил еще где-то по соседству. Мне также почудилось, что и дух старого наместника взирал на меня из тенистых зарослей...

Судья Ди осекся и вздрогнул, вспомнив ощущения, которое он испытал тогда.

На мгновение все замолкли.

Затем судья овладел собой и уже спокойно молвил:

– Что же, Ма Жун хотя бы успел предотвратить второе жестокое убийство. А теперь поужинаем. Все мы нуждаемся в отдыхе, ибо нас ждет впереди тревожная ночь. Кто знает, что задумали эти варвары!

Всю вторую половину дня Цзяо Дай занимался устройством обороны города. Он устроил заставу из лучших солдат возле Речных Врат, а остальных расставил на посты на городской стене. Квартальные надзиратели предупредили горожан, что ночью следует ожидать набега варваров. Все мужчины, способные носить оружие, занимались устройством завалов из камней и вязанок сухого дерева возле городских стен, а также изготавливали копья из стволов бамбука и стрелы со стальными наконечниками. За три часа до наступления полуночи они заняли позиции на городских стенах; каждыми пятью десятками ополченцев руководил один солдат.

Двое солдат встали на стражу в Барабанной башне. При приближении уйгуров к реке они должны были бить в огромный барабан толстыми деревянными колотушками. Рокот барабанов должен был послужить сигналом для защитников стен, чтобы те зажгли факелы. Если варвары попробуют штурмовать стены, их встретит град камней и горящие вязанки дров.

Судья Ди в этот вечер поужинал у себя дома а затем вздремнул пару часов на лежанке в библиотеке.

За час до полуночи Ма Жун, облаченный с головы до ног в доспехи, пришел за ним. Судья Ди надел под халат тонкую кольчугу и прихватил с собой длинный меч по имени Грозовой Дракон семейную реликвию, которую он всегда возил с собой. Водрузив на голову судейскую шапку, он последовал за Ма Жуном.

Верхом они добрались до Речных Врат.

Судья Ди на городских стенах Ланъфана

Там их поджидал Цзяо Дай, который доложил им, что десятник Хун, Дао Гань и четверо солдат находятся на сторожевой башне особняка Цзяня. Они проследят, чтобы никто не попытался разжечь на ней огонь.

Судья Ди одобрительно кивнул и поднялся по каменным ступеням на вершину Речных Врат. Там он увидел стоящего на посту здоровяка солдата, почти такого же высокого, как Ма Жун. При виде судьи солдат встал по стойке "смирно". В руках у солдата было длинное древко с императорским штандартом наверху.

Судья встал у края стены; справа от него стоял солдат с императорским штандартом, слева – Ма Жун, сжимавший в руках личный штандарт судьи Ди.

Судья подумал, что в первый раз ему приходится оборонять границы Империи от внешнего врага. Глядя на императорский штандарт, развевающийся на ветру, судья почувствовал, как гордость поднимается в его груди. Он крепче сжал меч в руках и обвел взглядом темные равнины.

Чем ближе была полночь, тем пристальнее судья Ди вглядывался в далекий горизонт. Там мелькали искорки огней: уйгуры готовились к атаке.

Затем огни приблизились и застыли. Варвары замерли в ожидании сигнала со сторожевой башни.

Целый час три человека стояли неподвижно, вглядываясь во тьму.

Внезапно огни вновь начали удаляться за реку. Они становились все слабее и слабее, пока совсем не скрылись во тьме.

Так и не дождавшись условленного знака, уйгуры вернулись в свои стойбища.

Глава двадцать пятая

Двое закоренелых преступников принимают заслуженную казнь;

судья Ди постигает секрет хитроумного изречения

На следующий день во время утреннего заседания суда судья Ди допросил госпожу Ли, которая с готовностью призналась во всех своих злодеяниях.

Как-то раз, незадолго до смерти наместника, госпожа Ли пила чай с госпожой Да в садовом павильоне. В отсутствии наместника госпожа Ли начала просматривать его картины и наткнулась на набросок загадочного пейзажа. Из нескольких заметок, которые наместник написал на полях, госпожа Ли заключила, что это план, показывающий тайный путь к центру лабиринта.

Госпожа Ли была страстно влюблена в жену наместника, но при жизни старого Да она не решалась проявлять свои чувства. После похорон наместника госпожа Ли посетила сельское имение, но не застала там никого, кроме стариков слуг, которые не знали, куда отправилась изгнанная из дома Да Кеем госпожа Да. Тогда госпожа Ли начала расспрашивать крестьян, но вдова строго-настрого запретила местным жителям говорить, где она поселилась вместе с сыном.

Несколько недель тому назад госпожа Ли, случайно очутившись по соседству, снова посетила сельскую усадьбу. Она обнаружила трупы стариков и изучила первую половину тайного хода, указанного на плане, убедившись в верности своей догадки.

Повстречав на рынке Белую Орхидею, госпожа Ли убедила девушку заглянуть к ней в гости. Там она запугала робкую девушку и полностью подчинила своей власти, заставляя Белую Орхидею исполнять все ее прихоти и прислуживать ей по хозяйству. При малейшей провинности она избивала свою жертву тростью.

Когда госпожа Ли обнаружила, что Белая Орхидея тайком посетила заброшенный храм и повстречала там незнакомца, она пришла в неистовство. Затащив несчастную в пустую кладовую с толстыми стенами, которые заглушали любые крики, госпожа Ли раздела девушку догола и привязала ремнями к столбу.

Затем она принялась ее допрашивать, задавая беспрестанно один и тот нее вопрос: не выдала ли Белая Орхидея незнакомцу, кто держит ее в плену и где? Каждый раз, когда девушка утверждала, что ничего об этом не говорила, госпожа Ли избивала ее тонким ротанговым прутом, изрыгая при этом ужасные проклятия. Корчась от боли, страдалица молила о пощаде, но от этого госпожа Ли только распалялась пуще прежнего. Она хлестала девушку по нагим бедрам, пока у нее не устала рука. К этому времени Белая Орхидея уже ничего не соображала от страха и боли, но продолжала утверждать, что ни в чем не повинна.

Но госпожа Ли так и не поверила ей до конца. На следующее утро она переодела Белую Орхидею монахиней и отвезла в сельскую усадьбу наместника. Там она заперла девушку в комнату, где раньше жили старики садовники, и сняла с нее всю одежду для того, чтобы пленница не попыталась бежать. Госпожа Ли навещала ее через день, принося корзину пампушек и сушеных бобов и кувшин воды. Она собиралась держать девушку там до тех пор, пока не выяснится, что ночная прогулка не привела ни к каким серьезным последствиям.

Но тут произошла облава в восточном квартале. Госпожа Ли начала волноваться. На следующий день поутру она поспешила в сельскую усадьбу. Безжалостно осыпая Белую Орхидею ударами тростью, она заставила ее дойти до тайного павильона. Там госпожа Ли заставила девушку лечь на мраморную скамью, после чего вонзила ей нож в сердце. Извращенное желание заставило ее отрезать у трупа голову. Затем госпожа Ли спихнула тело за скамью, а голову отнесла домой в корзине. В спешке она не обратила внимания на шкатулку, стоявшую на столе.

Все это госпожа Ли поведала безо всякого давления; судья Ди обратил внимание, что она даже упивалась рассказом о своих ужасных поступках. Также она сообщила, что тридцать лет тому назад убила собственного мужа, подмешав ему яд в вино.

Судья чувствовал глубокое отвращение к этой закоренелой в преступлениях женщине. Он облегченно вздохнул, когда та наконец приложила палец к протоколу и была уведена в тюремную камеру.

На том же заседании судья Ди допросил трех лавочников-китайцев, которые вступили в сговор с уйгурами. Выяснилось, что они ничего не знали об истинных намерениях заговорщиков и думали, что речь идет всего лишь о создании беспорядков с целью ограбления ювелирных лавок.

Судья назначил каждому по пятьдесят ударов бамбуковой палкой и повелел носить месяц на шее тяжелую деревянную кангу.

Во второй половине дня в суд примчался домоправитель из усадьбы Динов, который сообщил, что сюцай Дин повесился, а четвертая жена покойного генерала приняла яд. Ни тот, ни другая не оставили предсмертной записки. Мнение горожан сошлось на том, что родственники генерала были до глубины души потрясены его трагической смертью. Те же, кто твердо придерживались обычаев древних, восхищались поступком вдовы, в знак высшей преданности последовавшей за мужем в могилу. Они даже организовали подписку, чтобы установить памятную каменную таблицу.

Все следующие десять дней судья Ди посвятил дорасследованию дел Цзянь Моу и Да Кея. Он приговорил к небольшим наказаниям обоих советников тирана и тех из его молодцев, что были непосредственно замешаны в случаях вымогательства. Госпоже Да прочитали завещание наместника и сказали, что вызовут ее в суд, как только придет окончательное решение из столицы.

Десятник Хун надеялся, что теперь, после того, как судья раскрыл три убийства и заговор против трона, он позволит себе немного отдохнуть. Но, к своему глубокому огорчению, он замечал, что судья постоянно чем-то обеспокоен, часто находится в дурном расположении духа и даже отменяет ранее принятые решения, чего прежде с ним никогда не случалось. Десятник не мог понять, что так тревожит судью, а сам судья не спешил с ним поделиться своими тревогами.

Одним прекрасным утром на главной улице послышался топот множества конских копыт и громкие звуки гонгов. Двести солдат императорской армии вошли в Ланьфан под развевающимися знаменами. Это был гарнизон, высланный в ответ на просьбу судьи Ди.

Командовал гарнизоном молодой офицер, который до этого участвовал в войнах с северными варварами. Смышленый и образованный юноша произвел большое впечатление на судью Ди. Он привез с собой грамоту из военного ведомства, дававшую судье полномочия воеводы в округе Ланьфана.

Гарнизон расквартировали в особняке Цзяня, а Цзяо Дай перебрался обратно в управу.

После прибытия гарнизона судья воспрянул духом, но вскоре вновь впал в болезненное состояние. Он погрузился в ведение повседневных дел уезда и почти не покидал управу, если не считать того раза, когда Ди выбрался на похороны Белой Орхидеи.

У организовал девушке роскошные похороны и настоял на том, что все расходы он возьмет на себя. Художник совершенно переменился: он бросил пить, несмотря на то, что это решение привело к бурной ссоре между ним и владельцем винной лавки "Вечная весна", поскольку тот возомнил, будто художник недоволен качеством его товара. Все бражники квартала горестно вздохнули, когда поняли, что прекрасным временам настал конец.

У продал все свои картины и снял маленькую комнатку поблизости от Храма Конфуция. Большую часть времени он теперь проводил за изучением классиков, выбираясь только иногда в управу навестить старосту Фана. Они стали закадычными друзьями и иногда часами беседовали в казарме стражи.

Как-то днем, когда судья Ди сидел в своем кабинете, уныло просматривая какие-то бумаги, пришел десятник Хун и вручил ему большой запечатанный конверт.

– Это письмо, ваша честь, – сказал он, – только что доставил гонец из столицы.

Лицо судьи просияло. Он сломал печать и стал жадно просматривать содержимое конверта.

Сложив обратно бумаги, он довольно кивнул, постучал по ним указательным пальцем и сказал, обращаясь к десятнику:

– Это заключение столичных властей по поводу измены Да Кея, а также убийств генерала Дина и Белой Орхидеи. Вопрос с уйгурами был улажен на высочайшем уровне, через переговоры между уйгур-ханом и главой ведомства по делам варваров. Ланьфану отныне более не угрожают набеги варваров! Завтра я покончу с этими тремя делами и почувствую себя наконец свободным!

Хун не вполне понял последнее замечание судьи, но тот не дал ему времени на размышление, повелев немедленно подготовить все необходимое для заседания суда на следующее утро.

За два часа до рассвета служки зажгли факелы у входа в управу, а приставы стали готовить телеги, на которых приговоренных к казни предстояло вывезти на лобное место, находившееся за южными городскими вратами.

Несмотря на ранний час, возле управы собралось большое количество горожан; с болезненным любопытством они следили за мрачными приготовлениями. Вскоре из ворот выехали конные копейщики, которые плотным кольцом окружили телегу.

За час до рассвета дюжий пристав три раза ударил в огромный бронзовый гонг, висевший у входа. Стражники открыли двойные двери, и толпа заполнила зал суда, освещенный большими свечами.

Толпа взирала в почтительном молчании, как судья Ди взошел на помост и медленно уселся перед скамьей. Он был в полном церемониальном одеянии из зеленой парчи с шитьем. На плечи наброшена накидка из алого шелка – знак того, что он будет произносить смертный приговор.

Первым к помосту вывели Да Кея, который встал на колени на каменный пол. Старший писец положил бумагу перед судьей Ди, который пододвинул свечу поближе и торжественно зачитал ее:

– "Преступник Да Кей повинен в измене трону. Его следует предать медленной мучительной смерти, через отрезание кусочков живой плоти. Однако отец преступника его превосходительство наместник Да Шоу-цзянь имел огромные заслуги перед троном и народом. Поскольку наместник Да подал посмертное прошение о помиловании сына, наказание будет смягчено: преступник сперва будет умерщвлен, а затем уже разрезан на мелкие кусочки. В знак уважения к памяти покойного наместника Да голова казненного не будет выставлена на городских вратах, а собственность его не будет конфискована".

Судья Ди немного помедлил, а затем вручил бумагу старосте.

– Пусть преступник ознакомится с посмертным прошением его отца, объявил он.

Староста Фан передал бумагу Да Кею, который выслушал приговор с безразличным лицом. Однако, прочитав прошение, он не выдержал и громко разрыдался.

Двое приставов связали Да Кею руки за спиной. Староста Фан взял заранее заготовленную длинную струганую доску и просунул ее между веревок на спине Да Кея. На доске было написано его личное имя, совершенное им преступление и назначенное наказание. Фамилия Да не была написана в знак почтения к покойному наместнику. Когда Да Кея увели, судья Ди произнес:

– Императорское правительство заявляет, что уйгур-хан направил в столицу чрезвычайное посольство, возглавляемое его старшим сыном, дабы принести извинения за заговор, устроенный князем Ульджином, и просит восстановить мирный договор с Империей. Императорское правительство оказало хану милость и приняло его извинения, передав в его руки вышеназванного Ульджина с четырьмя сообщниками, оставляя за ханом право назначить им соответствующее наказание.

Ма Жун прошептал на ухо Цзяо Даю:

– Переведенное на обычный язык "соответствующее наказание" означает то, что хан снимет с живого Ульджина кожу, затем сварит его в масле и разрежет на маленькие кусочки! Хан не милует тех, кто подставляет его под удар!

– Сыну хана, – продолжал тем временем судья Ди, – предложили продлить пребывание в столице в качестве почетного гостя императорского правительства.

Все присутствующие разразились радостными криками. Они знали, что, пока наследник содержится в качестве заложника в столице, хан будет верен данным обещаниям.

Судья потребовал тишины, а затем дал знак старосте вывести к помосту госпожу Да и ее сына.

– Сударыня, – начал судья ласково, – вы уже ознакомились с подлинным завещанием наместника, обнаруженным в его потайном кабинете в центре лабиринта. Вы можете теперь вступить от имени вашего сына Да Шаня в обладание наследством. Я уверен, что вашим попечением он вырастет достойным своего великого отца и гордо будет носить имя прославленного рода Да!

Госпожа Да и ее сын несколько раз ударили лбами в пол, в знак благодарности.

Когда они встали, старший писец положил перед судьей новый документ.

– Это, – объявил судья, – окончательное заключение по делу об убийстве генерала Дина!

Пригладив бакенбарды, он медленно стал читать бумагу:

– "Верховный суд рассмотрел свидетельства, собранные по делу о смерти генерала Дин Ху-гуо. По мнению Верховного суда, то, что имя некоего лица выгравировано на орудии убийства, скрытом под видом кисти для письма, еще не означает ни того, что кисть была превращена в таковое орудие именно этим лицом, ни того, что подобное превращение было произведено с намерением убить именно генерала Дин Ху-гуо. Посему Верховный суд постановляет признать генерала скончавшимся в результате несчастного случая".

– Какая блистательная казуистика! – прошептал десятник Хун на ухо судье, свертывая бумагу.

Судья кивнул и тихо прошептал:

– Они не хотели, чтобы имя наместника упоминалось в связи с этим.

Затем он взял кисть с алой тушью и написал повеление смотрителю тюрьмы.

Два пристава доставили в зал госпожу Ли. За время пребывания в тюрьме ужас неминуемой смерти постепенно овладел женщиной. Она полностью утратила склонность к самовлюбленной хвастливости, которую продемонстрировала во время следствия. С лицом, застывшим от ужаса, она взирала на алую накидку на плечах у судьи Ди и на бесстрастного великана, стоявшего рядом с помостом с обнаженным мечом на плече. Рядом с великаном стояли еще несколько человек, держа в руках ножи, пилы и удавки. Госпожа Ли поняла, что это палач и его подручные, и чуть не упала в обморок. Два пристава помогли ей встать на колени перед помостом.

Судья Ди зачитал приговор:

– Преступница Ли, в девичестве Хуан, виновна в похищении девиц для совершения с ними разврата и в преднамеренном убийстве. Ее следует предать бичеванию, после чего обезглавить. Государство отказывается от имения приговоренной в пользу родственников жертвы, которые получают означенное имение в качестве виры. Голова преступницы будет выставлена на городских вратах на три дня в назидание прочим.

Госпожа Ли начала визжать. Один из приставов заклеил ей рот пластырем, а двое других завели руки за спину, связали их и засунули за веревку дощечку с обозначением полного имени, вины и назначенного наказания.