Текст книги "Убийство в Кантоне"

Автор книги: Роберт ван Гулик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Глава 3

Тао Гань возвратился к городской службе сбора пошлин. Пройдя под высокими сводами ворот, он довольно долго наблюдал за работниками, все еще занятыми разборкой тюков и коробок. Остро пахло чужеземными пряностями. Тао проскользнул задворками и, кинув взгляд на свое неуютное пристанище, направился в город через Южные ворота.

Проталкиваясь сквозь многолюдную толпу, помощник судьи с удовлетворением отмечал про себя, что узнает по пути почти все мало-мальски значительные дома. Судя по всему, Кантон мало изменился с тех пор, как Тао был здесь в последний раз двадцать лет назад.

Разумеется, Тао Гань узнал и большой храм, возвышавшийся справа от него. Храм этот был посвящен богу войны. Тао отделился от толпы и прошествовал по широким мраморным ступеням к высокой башне, где по обе стороны от двустворчатых ворот на восьмиугольном постаменте сидели огромные каменные львы. Как водится, лев справа, сомкнув челюсти, свирепо глядел вниз, в то время как помещенная слева львица высоко запрокинула громадную голову с широко разверстой пастью.

– Эта тварь никогда не закрывает свою окаянную глотку! – сердито проворчал Тао Гань. – и дать ни взять моя подлая бывшая женушка! Помощник судьи, медленно потянув обвислый ус, с горечью подумал, что за минувшие двадцать лет едва ли хоть раз вспоминал свою неверную жену. Однако, вновь приехав в город, где в молодости прожил несколько лет, Тао Гань неожиданно погрузился в воспоминания. Жена, которую Тао чуть ли не боготворил, низко обманула его и задумала погубить, вынудив спасаться бегством. С тех пор Тао Гань проклял весь женский род, твердо решив отомстить этому презренному миру, и сделался вечным скитальцем. Но потом мститель повстречал судью Ди, и тот круто изменил его жизнь, сделав своим помощником и тем самым вернув интерес к жизни. Тао Гань оставался при судье Ди, когда тот был правителем то одного, то другого уезда, а после того, как судья получил повышение и занял нынешний высокий пост в столице, его помощник стал старшим советником суда. Кривая улыбка тронула унылое вытянутое лицо, когда Тао напыщенно выговаривал львице:

– Кантон все тот же, но взгляни на меня! Теперь я не просто чиновник, а высокопоставленное лицо. И притом весьма, должен заметить! – Сдерву в с головы шапочку, Тао Гань насмешливо поклонился свирепой каменной морде и вошел в храм.

Помощник судьи Ди шел по главному проходу, оглядывая зал. В мерцающем свете высоких красных свечей несколько людей прилаживали палочки благовоний к тем, что уже дымились в большой бронзовой курильнице пред высоким алтарным столом. Сквозь густые клубы голубого дыма смутно виделась высокая позолоченная фигура бородатого Небесного Воина, горделиво выставившего напоказ длинный меч. Тао Гань презрительно фыркнул, ибо воинские подвиги не внушали ему особого восторга. Не обладая мощным сложением и недюжинной силой своего друга Чао Тая, он никогда не носил оружия. Однако полное бесстрашие вкупе с изощренным умом делали Тао Ганя не менее опасным для врагов. Он двинулся дальше и, обойдя зал, достиг врат в глубине храма. Помня, что большой городской рынок раскинулся к северу от храма, Тао решил, что вполне успеет его осмотреть, а потом выйдет на главную улицу, ведущую ко дворцу наместника в северной части города.

За храмом стояли ветхие дома, откуда доносились громкие крики и смех. В воздухе висел запах дешевого масла. Однако стоило пройти чуть дальше – и наступала удивительная тишина. Вокруг теснились заброшенные дома, и многие из них больше напоминали руины. Ладные ряды новых кирпичей и огромные чаны с известковым раствором, поставленные меж ними через равные промежутки, свидетельствовали о том, что строительство более пристойных обиталищ —не за горами. Тао Гань постоянно оглядывался, но никого не заметил. Он ступал уверенным шагом, невзирая на духоту, плотно закутавшись в старый халат.

Наконец он добрался до очередного перекрестка и, свернув за угол, услышал впереди шум рынка. Одновременно в дальнем конце улицы Тао увидел на редкость неприятную картину. Под свисавшим из-под полуразрушенного дверного проема фонарем двое оборванных бродяг приставали к женщине. Подбежав к ним, Тао Гань обнаружил, что один из оборванцев сзади схватил женщину за шею, а второй одной лапищей завернул обе ее руки за спину. Второй мерзавец, стоявший впереди, разорвал платье несчастной и тиская ее обнаженную грудь. Когда бродяга рванул концы обвязанного вокруг талии пояса, женщина неистово пнула его ногой. Однако насильник, стоявший сзади, еще выше задрал ей голову, а второй больно ударил жертву в открытый живот.

Тао Гань мгновенно взялся за дело. Правой рукой он выхватил кирпич из ближайшей горки, а левой зачерпнул полную пригоршню извести из соседнего чана. Подкравшись на цыпочках к распоясавшимся оборванцам, он обрушил на плечо того, кто держал девушку сзади, кирпич. Мерзавец выпустил жертву и со стоном ухватился за ушибленное место. Второй негодяй обернулся к Тао, выдернув из-за пояса нож. Однако помощник судьи Ди успел швырнуть ему в глаза пригоршню извести, и тот, корчась от дикой боли, закрыл лицо руками.

– Стража, взять этих выродков! – гаркнулТао Гань.

Негодяй с зашибленным плечом схватил орущего приятеля за руку и, увлекая за собой, что было сил бросился прочь.

Девушка, судорожно хватая ртом воздух, пыталась прикрыть разорванным платьем нагую грудь. Краем глаза спаситель успел разглядеть, что она очень хороша собой, а волосы собраны на затылке в два кольца, как у незамужней женщины. На вид Тао Гань дал бы ей лет двадцать пять.

– Бежим к рынку! – бросил он на кантовском. – И побыстрее, пока эти подонки не раскусили, что я их надул!

И поскольку девушка медлила, раздумывая, помощник судьи Ди потянул ее за рукав к шумному торжищу.

– Разгуливать одной в таком пустынном месте – самой напрашиваться на неприятности, моя милая, – с упреком заметил он. – Или ты знакома с этими мерзавцами?

– Нет, видно, они из бродячих, – ответила девушка мягким, певучим голоском. – Возвращаясь с рынка, я пошла короткой дорогой к храму бога войны и наткнулась на этих людей. Сначала они меня пропустили, а потом вдруг напали сзади. Я глубоко признательна вам за то, что вы так вовремя подоспели на помощь.

– Благодари свою счастливую звезду! – проворчал Тао Гань, а когда они вышли на многолюдную улицу вдоль южной стороны ярко освещенного рынка, добавил: – А посещение храма лучше отложи до рассвета! И прощай.

Тао уже собирался юркнуть в узкий проход между лавками, но девушка взяла его за рукав.

– Будьте добры, назовите мне лавку, у которой мы сейчас стоим, – смущенно попросила она. – Верно, это фруктовая, поскольку я чувствую запах мандаринов. Если я буду знать, где мы, то без труда отыщу дорогу домой.

С этими словами девушка достала из рукава тонкую бамбуковую палочку и разложила ее вовсю длину. Это была складная трость.

Тао Гань посмотрел на ее глаза – они были незрячими, непроницаемо серыми.

– О, я, конечно, тебя провожу, – виновато пробормотал он.

– В этом нет нужды, мой господин. Я хорошо знаю этот квартал. Мне нужно только знать, где я нахожусь.

– Жаль, что я не выпустил кишки этим подлым выродкам! – сердито буркнул Тао Гань. —Вот, держись за мой рукав. Со мной ты скорее доберешься до дому. Где ты живешь?

– Вы очень добры, господин. А живу я у северо-восточного угла рынка.

Они отправились в путь, и Тао Гань прокладывал дорогу костлявыми локтями.

– Вы, должно быть, чиновник, и вас временно направили сюда, в городскую управу, точно? – немного погодя спросила девушка.

– О нет! Я всего лишь торговец из западной части города, – поспешно возразил Тао Гань.

– Ну конечно, простите меня! – смиренно потупилась она.

– А с чего ты взяла, будто я чиновник? —полюбопытствовал Тао Гань.

Девушка, немного помедлив, объяснила:

– Вы вполне свободно говорите на кантовском, однако мой обостренный слух уловил столичный выговор. Кроме того, когда вы приказали

схватить тех бродяг, в вашем голосе слышалась непритворная властность. И еще: в этом городе каждый занят исключительно самим собой. Ни один простой горожанин не посмеет в одиночку вступиться за женщину, на которую напали двое разбойников. Могу добавить, что чутье подсказывает мне: вы человек добрый и деликатный.

– Обоснованные рассуждения, – сухо заметил Тао Гань. —. Кроме последнего, ибо тут ты заблуждаешься!

Искоса взглянув на девушку, он заметил, как на ее неподвижном лице мелькнула улыбка. Широко расставленные глаза и полные губы придавали облику незнакомки несколько чужеземный вид, и тем не менее она казалась Тао поразительно красивой. Дальше они шли молча, а когда достигли северо-восточного угла рынка, девушка оборонила:

– Я живу в четвертом переулке направо, и теперь лучше мне побыть провожатым.

На узкой улице, куда они свернули, было совсем темно, и девушка, легонько постукивая палочкой по мостовой, принялась нащупывать путь. По обеим сторонам улицы стояли ветхие деревянные дома в два яруса. Когда они оказались в четвертом переулке, все вокруг окутала кромешная тьма. Тао Ганю приходилось ступать крайне осторожно, чтобы не споткнуться на неровной скользкой мостовой.

– Эти дома сдаются внаем, и здесь живут семьи рыночных торговцев, – пояснила девушка. – Но возвращаются они домой далеко заполночь, поэтому сейчас так тихо. Ну, вот мы и пришли; Осторожно, ступени! Они очень крутые.

Пора было прощаться, но Тао Гань, подумав, что, раз уж он зашел так далеко, надо как можно больше узнать об этой удивительной девушке. Поэтому Тао последовал за ней наверх по скрипучей деревянной лестнице. Добравшись до верхней ступеньки, она подвела провожатого к двери и, толкнув ее внутрь, сказала:

– На столе справа вы найдете свечу.

Тао Гань, достав из рукава трутницу, зажег свечу и оглядел маленькую, почти пустую комнату. Пол устилали широкие доски, стены покрывала потрескавшаяся штукатурка, во большая часть помещения оставалась открытой – только бамбуковая ограда отделяла комнатку от плоской крыши соседнего дома. Чуть дальше на фоне вечернего неба рисовалась выгнутая крыша более высокого дома. Комната была на редкость опрятной, легкий ветерок разгонял знойное марево, все еще тяготившее город. Подле свечи на столе —дешевая, сохраняющая тепло чайная корзинка, глиняная чашка, плоская деревянная тарелка с несколькими ломтиками огурцов и длинный тонкий нож. Напротив стола – низкий деревянный стул, а у стены – узкая скамья. В глубине комнаты Тао Гань заметил высокую ширму из бамбука.

– Как видите, я мало что могу предложить вам, – грустно сказала девушка. – Я позволила вам прийти сюда только потому, что больше всего на свете не люблю быть кому-то обязанной. Я молода и недурна собой. Если вам угодно взять меня, то я согласна. Мое ложе за этой ширмой. —И поскольку гость уставился на нее в безмолвном удивлении, она спокойно добавила: – Вам нет нужды беспокоиться – Я больше не девственница. В прошлом году надо мной надругались четверо пьяных матросов.

Тао Гань окинул взглядом бледное лицо слепой.

– Либо ты до предела испорчена, либо невероятно чиста, – недоверчиво протянул он. – Но как бы то ни было, твое предложение меня не интересует. Зато я люблю изучать людские характеры; а твой – прелюбопытная загадка. Так что короткая беседа и чашка чаю как нельзя лучше возместят все, чем ты, по твоему разумению, мне обязана.

Губы девушки тронула легкая улыбка.

– Прошу вас, садитесь, я только сменю платье.

Она исчезла за ширмой, а Тао Гань налил себе чаю из чайника, стоявшего в корзинке. Прихлебывал чай, он с любопытством разглядывал коробочки, прикрепленные к бамбуковому шесту, под скосом крыши. Их оказалось не меньше дюжины, разных размеров и форм. Обернувшись, Тао увидел на полке под скамьей четыре больших глиняных горшка с туго прилаженными плетевыми крышками. Он озадаченно нахмурил брови и прислушался. Сквозь шум большого города слышался настойчивый, стрекочущий звук, который ему никак не удавалось распознать. Звук вроде бы исходил из-под крышек коробков.

Тао Гань поднялся со стула и подошел к ограде, дабы повнимательнее к ним приглядеться. На каждом коробке были крохотные отверстия, откуда и доносился звук.

И тут он наконец догадался. Внутри сидели сверчки. Самого Тао Ганя не особо занимали эти насекомые, однако он знал, что очень многие увлекались пением сверчков и держали их дома, зачастую – в дорогих маленьких клетках из слоновой кости или серебряной проволоки. А кое-кто питал пристрастие к сверчковым боям. Такие люди приносили своих лучших бойцов винные лавки или на рынок, где пару таких насекомых помещали в бамбуковую трубку с большим отверстием и, понукая тонкой палочкой, принуждали драться. Зрители обычно бились об заклад на немалые деньги. Тао Гань вдруг заметил, что каждый коробок издает слегка отличный от других звук, но все перекрывало чистое, мелодичное пение, исходившее из крохотной тыквенной бутыли, подвешенной к самому краю шеста. Начинаясь с низкого звука, постепенно становившегося все выше, это пение достигало удивительной звонкости и чистоты. Тао снял тыковку и поднес к уху. Но внезапно вибрирующее пение сменил низкий гул.

Сзади из-за ширмы выпорхнула девушка, одетая теперь в чистое платье оливкового цвета с черной отделкой по краю и черным же тонким пояском вокруг талии. Подбежав к гостю, слепая в ужасе захлопнула ладонью отверстие на тыкве.

– Будьте осторожны с моим Золотым Колокольчиком! – воскликнула она.

Тао Гань передал ей бутылочку.

– Я просто хотел насладиться его восхитительным пением, – объяснил он. – Так ты продаешь сверчков?

– Да, – кивнула девушка, возвращал тыковку на прежнее место. – На рынке или прямо тут добрым людям. А это мой любимец. Такие сверчки – большая редкость, особенно здесь, на юге. – Она села на скамью, сложив на коленях тонкие руки. – А вон там, на полке, я держу несколько бойцовых сверчков. У них плачевный вид. Мне больно думать о крепких ножках и прекрасных длинных усиках, обломанных в драке. Но бедняг хочешь не хочешь приходится держать для продажи, так как они пользуются постоянным спросом.

– А как ты их ловишь?

– Просто брожу наугад вдоль стен какого-нибудь сада и у старых домов. Хорошего сверчка я узнаю по голосу и приманиваю кусочками фруктов. Эти крохи необыкновенно сообразительны; временами мне кажется, будто они узнают меня. А когда я выпускаю их тут погулять, каждый возвращается в свой коробок, стоит мне только позвать.

– За тобой кто-нибудь присматривает?

Я ни в ком не нуждаюсь – сама могу совсем управиться.

Тао Гань кивнул и тут же резко вскинул голову: ему почудилось, будто снаружи донесся какой-то звук.

– Ты, по-моему, говорила, что соседи возвращаются лишь глубоко за полночь?

– Так оно и есть, – подтвердила слепая.

Тао навострил слух. Но теперь улавливал только пение сверчков. Должно быть, он обманулся.

– Негоже молодой девушке годами жить одной в пустом доме, с сомнением пробормотал он.

– А что тут особенного? Вы, кстати, можете говорить на родном языке. Я с ним знакома.

– Нет, мне куда полезнее поупражняться в кантонском. У тебя в городе есть родственники?

– Есть. Но после того, как с моими глазами случилось несчастье, я всех оставила. О, простите, совсем забыла: мое имя – Ланьли. И все-таки я думаю, вы очень важный чиновник.

– Да, ты права. Я один из приближенных высокопоставленного лица. А зовут меня Тао Гань. Хватает ли тебе денег от продажи сверчков на повседневные нужды?

– Даже более чем! Мне и надо-то немного: масляную лепешку утром и вечером да миску лапши на обед. Сверчки ровно ничего не стоят, а идут по хорошей цене. Возьмем, например, Золотой Колокольчик. За него, между прочим, дают немало серебра! Но я и не помышляю его продать! Я почувствовала себя такой счастливой сегодня утром, когда, просыпаясь, услышала его пение. – Слепая улыбнулась. – А нашла я его только вчера вечером. Мне редкостно повезло. Я случайно проходила мимо западной стены Хуада… Вы знаете буддийский храм?

– Ну конечно, Цветочная пагода в западном квартале, верно?

– Она самая. Ну так вот, я вдруг услышала голос сверчка, и он казался испуганным. Тогда я положила у стены ломтик огурца и позвала его вот так. – Девушка, вытянув губы, издала звук, забавно походивший на трель сверчка. – Затем притаилась, поджидая. Наконец Золотой Колокольчик высунулся, и я услышала, как он хрустит огурцом. А когда сверчок насытился и почувствовал себя довольным, я заманила его впустую тыковку, которую всегда ношу в рукаве платья. – Ланьли подняла голову. – Послушайте! Как сладко он опять поет, правда?

– О да!

– Мне кажется, со временем и вы смогли бы их полюбить. У вас такой добрый голос… Вы не можете быть большим и грубым. Не понимаю, как вы управились с теми негодяями, что напали па меня… А ведь оба явно вопили от боли…

– Я не боец, И если хочешь знать, далеко немолод – более чем в два раза старше тебя. Зато я многое повидал на своем веку и теперь умею за себя постоять. Очень надеюсь, что сегодня и ты получила урок, Ланьли. На свете много злых людёй, способных обидеть такую девушку, как ты.

– Вы и вправду так думаете? Вовсе нет! Чаще всего я вижу людей добрыми и сердечными. Даже если они злятся, то в основном потому, что несчастны или одиноки, не могут получить то, чего желают, или же получают слишком много из желаемого. Как бы то ни было, я готова поспорить, что у тех бедолаг не было ни медяка, чтобы купить себе самую простую пищу, не то что женщину! Сперва я испугалась, как бы меня не избили до смерти, после того как все закончится, но сейчас я уверена: они не стали бы этого делать, понимая, что я, будучи слепой, не смогу никого опознать.

– В другой раз, повстречав этих добрых молодцев, – сердито пробурчал Тао Гань, – я выдам каждому по серебряной монете за благие намерения! – Он допил чай и с довольной усмешкой подвел итог: – А что до серебра, полагаю, они будут в нем очень нуждаться, поскольку первый больше никогда не сможет действовать правой рукой, а второй, даже смыв кое-как известь с глаз, до гроба останется калекой!

Девушка вскочила.

– Какое страшное зло вы им сделали! – гневно воскликнула она. – Да еще радуетесь этому! Вы отвратительно жестокий человек!

– А ты молоденькая дуреха! – не остался в долгу Тао Гань. Поднявшись со стула, он направился к двери и уже с порога мрачно процедил: – Благодарствую за чай!

Слепая, взяв свечу, поспешила следом.

– Осторожно, – предупредила она, – ступеньки очень скользкие!

Пробормотав что-то себе под нос, Тао Гань стал спускаться.

На улице помощник судьи Ди дал глазам привыкнуть к темноте, дабы получше разглядеть дом. «На всякий случай, – сказал он себе. —Разумеется, я вовсе 7е собираюсь возвращаться сюда. Женщины мне ни к чему. А тем более эта глупая сопливая девица со своими сверчками!» И Тао Гань, не в силах скрыть досаду, зашагал прочь.

Глава 4

Главную улицу, пересекавшую город с севера юна юг, ярко освещали фонари лавок, харчевен и питейных заведений. Двигаясь вместе с пестрой толпой и наблюдая отрывки сердитых ссор и шумных перебранок, Тао Гань чувствовал, что настроение его заметно улучшается. Он шагал, вновь кривя рот в язвительной усмешке, пока не показались высокие степью ограды дворца наместника.

Лавки теперь встречались все реже, а прохожих становилось намного меньше. Тао уже хорошо видел высокие стены главного здания и стражников у ворот. В строениях слева от входа находились различные службы судебной управы, а справа – расположение частей караульного войска. Тао Гань преодолел широкие мраморные ступени, что вели вверх – к великолепным дворцовым вратам, сияющим красным лаком. Миновав неприступные зубчатые стены, помощник судьи Ди постучал в плашку над смотровым оконцем небольших ворот в восточном крыле и растолковал стражнику, кто он такой. Ворота растворились, и Тао Гань вступил в наделенный гулким эхом длинный мраморный проход к внутреннему двору восточного крыла, где располагались личные покои судьи Ди.

В приемной разряженный в дворцовое пышное платье смотритель, вскинув брови, с удивлением воззрился на неприглядного посетителя. Тао Гань невозмутимо стянул с себя заношенную кожаную накидку, обнаружив темно-синий халат с шитыми золотом воротником и обшлагами – несомненные знаки высокого ранга. Смотритель живо потупил взор и подобострастно принял у гостя старую накидку, а затем распахнул двойные створки высоких дверей.

Просторная пустая зала неярко освещалась дюжиной свеч в серебряных подставках, помещенных между красными лакированными колоннами, в два стройных ряда выстроившихся вдоль боковых стен. Справа стояли широкое ложе резного сандалового дерева и стол с высокой бронзовой цветочной вазой, тогда как середина залы оставалась пустой и была застлана темно-синим ковром. На возвышении Тао Гань узрел огромный письменный стол и золоченую ширму. За столом восседал судья Ди. Чао Тай устроился на низком табурете напротив него. В зале царили прохлада и тишина. Подойдя поближе к возвышению, Тао Гань ощутил слабый запах сандалового дерева и аромат увядающего жасмина.

Судья Ди, облаченный в пурпурное платье с золотым шитьем по краям и высокую крылатую шапочку с золотым знаком государственного советника, сидел, удобно откинувшись в просторном кресле и сложив руки в широких рукавах. Чао Тай как будто пребывал в глубокой задумчивости: сгорбив широкие плечи, он не мигая смотрел юна старинную вазу. Тао Гань вновь поразился тому, как сильно за последние четыре года состарился судья Ди. Лицо государственного мужа словно бы истончилось, вокруг глаз и губ залегло множество глубоких морщин. Кустистые брови все еще оставались иссиня-черными, зато длинная борода и усы пестрели обильной сединой.

Как только Тао Гань приблизился к столу и отвесил низкий поклон, судья Ди поднял глаза. Выпрямив спину, он тряхнул длинными рукавами и глубоким звучным голосом молвил:

– Устраивайся рядом с Чао Таем. У нас дурные известия, Тао Гань. Я как раз думал послать за тобой на пристань, так как дело сдвинулось с места, и весьма стремительно… – Судья повернулся к слуге, так и застывшему посреди залы: – Принеси-ка нам свежего чая.

Когда смотритель вышел, Ди пристально оглядел своих помощников и слабо улыбнулся:

– Как приятно вновь оказаться в тесном кругу, друзья мои! После нашего прибытия в город каждый был занят своими обязанностями и не имел ни времени, ни случая для дружеской беседы, как то случалось едва ли не каждый день в бытность мою уездным судьей. То были славные времена, и наш верный друг, незабвенный старшина Хун, пребывал среди нас… – Ди устало провел рукой по лицу. Затем, словно очнувшись, снова выпрямился и, распахнув складной веер, коротко объяснил Тао Гагю, как обстоит дело. – только что Чао Тай стал свидетелем гнусного убийства. Прежде чем дозволить ему рассказать тебе об этом, я желал бы выслушать твое мнение о городе.

Судья, кивнув Тао Ганю, откинулся юна спинку кресла и стал обмахиваться веером. Тао сел и негромко начал рассказ:

– После того как мы с Чао Таем сопроводили достопочтенного господина сюда во дворец, разумнее всего было взять паланкин и отправиться в южную часть города, дабы подыскать себе пристанище поближе к арабскому кварталу, в соответствии с вашим приказом. Брат Чао выбрал себе постоялый двор неподалеку от мусульманской мечети, а я – на пристани, за самыми Южными воротами. Решив погулять по городу, в полдень мы встретились в небольшой харчевне и остаток дня провели, расхаживая вдоль береговой линии. Мы видели там множество арабов; по слухам, в городе их не меньше тысячи и еще столько же – на кораблях в порту. Но арабы в основном предпочитают общаться промеж собой и не иметь дел с местными жителями. Мы видели, как несколько арабов пришли в ярость, когда стражник ткнул одного из них древком кван-до, но все они мигом утихомирились, как только на подмогу товарищу явились солдаты, а вожак сделал им выговор. – Тао Гань подергал себя за усы.

– Кантон – самый богатый город во всем южном крае, господин, – продолжал он, – и славится ночными гуляниями, особенно по реке, на цветочных лодках. Жизнь бьет здесь ключом: богатые ныне торговцы назавтра могут сделаться нищими, а за игорными столами каждую ночь выигрывают и спускают целые состояния. Нет надобности упоминать, что такой город – сущий рай для бродяг и всякого рода мошенников, вдобавок здесь нередки и денежные надувательства. Но жители Кантона в первую, а также в основную очередь дельцы, посему политика их мало заботит. Если время от времени кантонцы начинают роптать на власть, то лишь по одной-единственной причине: как и все дельцы, они не желают, чтобы в их торговые дела совали нос. Тем не менее я юте обнаружил никаких примет недовольства и не представляю, каким образом горстка арабов могла бы повлиять на здешние порядки.

Судья Ди не проронил ни слова, и Тао Гань, переведя дух, добавил:

– Перед тем как покинуть набережную, мы заглянули в винную лавку, где повстречались с мореходом по имени Ни. Этот добрый малый говорит по-арабски да по-персидски и некогда водил торговые суда через Персидский залив. Поскольку такое знакомство может оказаться полезным, Чао Тай принял приглашение морехода навестить его завтра утром. – Тао Галь снова глянул на судью. – Почему вас так интересуют эти темнокожие варвары, господин? – полюбопытствовал он.

– Потому, Тао Гань, что только с их помощью мы сумеем определить местонахождение весьма важной персоны, исчезнувшей из этого города.

Судья подождал, пока двое слуг под пристальным наблюдением смотрителя покоев поставят на стол чайный поднос с изысканным старинным фарфором. После того как чай был разлит, судья отпустил прислужников:

– Вы можете идти.

Ди вновь обратил взгляд на своих помощников и продолжал объяснять:

– С тех пор как Сына Неба поразил недуг, при дворе началось противоборство различных кланов. Одни держат сторону принца, наследника престола, другие – императрицы, каковая вознамерилась заменить наследника кем-либо из своей родни. Остальные же сплотились в мощную коалицию и выдвигают мысль о регентстве после передачи престола. Равновесие власти удерживает персона императорского цензора Лю. Не думаю, что вы когда-либо с ним встречались. Это молодой, но весьма одаренный чиновник, душой и телом преданный интересам Поднебесной. Я близко знаю Лю, высоко ценю его честность и незаурядный талант. Если раздоры усугубятся, я окажу ему всяческую поддержку.

Судья Ди сделал глоток чаю, немного помолчал и возобновил рассказ:

– Около шести недель назад цензор Лю прибыл сюда в сопровождении своего верного советника господина Су и нескольких опытных воинов. Великий совет поручил ему взглянуть, как идет подготовка к нашему морскому походу в

Анлам. Возвратясь в столицу, Лю представил благоприятный отчет, похвалив работу Вэн Циня, наместника Южной провинции, чьим гостем я ныне являюсь.

Однако на прошлой неделе цензор неожиданно возвратился в Кантон, на сей раз – в сопровождении одного господина Су. Никто не посылал его сюда, а следовательно, и цели этой второй поездки неизвестны. Лю не доложил наместнику о своем прибытии и не явился во дворец. Все это ясно показывает, что цензор пожелал остаться лицом неофициальным. Но один из соглядатаев наместника случайно приметил их с господином Су неподалеку от арабского квартала. Оба шли пешком и нарядились в изрядно поношенное платье. После того как наместник доложил об этом в столицу, Великий совет приказал мне отыскать цензора и передать ему повеление без проволочек вернуться в столицу, ибо присутствие при дворе господина Лю крайне необходимо. Наместник поднял на ноги всех своих соглядатаев, доверенных людей и прочих. Однако цензор и господин Су как сквозь землю провалились. – Судья, глубоко вздохнув, покачал головой. – Дело это держали в строжайшем секрете, так как длительное отсутствие цензора в столице могло иметь самые серьезные политические последствия. Совет подозревает, что здесь происходит нечто неладное, и посему, уведомив наместника, будто дело закрыто, велел прекратить розыски. Вместе с тем мне было приказало ехать в Кантон и провести тайное расследование под предлогом сбора сведений о состоянии чужеземной торговли по запросу Ведомства доходов. На деле же наша задача состоит в том, чтобы установить связь с цензором, постараться выведать, какие причины привели его в Кантон и доныне тут держат. Разыскивать господина Су больше нет надобности, ибо его мертвое тело лежит в отдаленных покоях. Поведайте нашему другу Тао, что случилось, Чао Тай!

Тайвэй коротко рассказал о двойном убийстве, совершенном в арабском квартале. Едва он умолк, вновь вступил судья Ди:

– Я тотчас опознал в доставленном Чао Таем теле господина Су. Сдается мне, это он следил за Чао Таем, когда вы оба прогуливались по пристани, но не рискнул подойти, пока ты, Тао Гань, был рядом – ведь тебя господин раньше не видел. Он незаметно следовал за вами до винной лавки и, только когда вы расстались, заговорил с Чао Таем. Однако и самого господи

на Су выслеживали арабский убийца да еще уродливый карлик. Должно быть, они приметили, как господин обратился к Чао Таю, и решили действовать безотлагательно. В арабском квартале заплутать среди множества кривых улочек, поворотов и тупиков – проще простого, поэтому карлик с дружком, равно как и их преследователи, забежали вперед и затаились на улице, через которую лежал путь Чао Тая и господина Су. Отчасти убийца выполнил задачу, так как сумел удавить господина Су. В планы араба входило расправиться и с Чао Таем, но некто неизвестный, из встрявшей в дело третьей группы, задушил его шарфом. Итак, мы имеем дело с двумя хорошо организованными группами, одинаково безжалостными в выборе средств, но преследующими противоположные цели. А значит, цензору угрожает великая опасность.

– Нет ли каких-либо указаний на природу всех этих трудностей, господин? – спросил Тао Галь.

– Ни единого, но цензора явно интересовали здешние арабы. После того как вы покинули меня утром, отправляясь на поиски жилища, наместник показал мне мои покои в восточном крыле. Я попросил его прислать секретные документы управы провинции, а равно городской за последний год, дабы составить точное представление о здешних делах. Все утро я посвятил тщательному изучению этих бумаг. Однако нашел только дела обыденные, никак не связанные с местными арабами, – в общем, ничего такого, что могло бы представить для цензора особый интерес. Впрочем, мне попался доклад одного из тайных наблюдателей, мельком видевшего цензора и господина Су. Там отмечено, что оба были одеты очень бедно и выглядели сильно изнуренными и обеспокоенными. Цензор о чем-то справлялся у проходившего мимо араба. В тот момент, когда соглядатай подобрался поближе, дабы окончательно удостовериться, что глаза его не обманули, все трое исчезли в толпе. После этого парню не оставалось ничего иного, как поспешить во дворец с докладом об увиденном. – Судья осушил свою чашку. – Перед тем как покинуть столицу, я самым тщательным образом изучил все дела, коими в последнее время занимался цензор, но не обнаружил ни единого намека на связь с Кантоном или здешними арабами. Что до личной жизни господина Лю, то мне известно только, что, будучи мужем в высшей степени достойным, он, однако, до сих пор не женат, и господин – его единственный близкий друг. – Судья бросил на своих помощников суровый взгляд. – И помните, наместник ничего не должен знать! Сегодня за чаем я обронил ненароком, что господин Су – подозрительная личность и водит знакомства с арабским отребьем. Не забывайте: мой гостеприимный хозяин должен пребывать в полной уверенности, что мы здесь исключительно ради сведений об иноземной торговле.