Текст книги "Убийство в Кантоне"

Автор книги: Роберт ван Гулик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Ритм мелодии, отбиваемый глухими ударами барабана, ускорился. Чао Тай полагал, что сейчас девушка разогнется и начнет танцевать, однако она оставалась недвижимой. Внезапно он увидел, как в середине обнаженного живота медленно стал оживать изумруд. Остальная часть выгнутого дугой тела не шевелилась —двигался только живот: вверх-вниз, вправо-влево… странными прерывистыми рывками. Барабан вновь ускорил темп: теперь изумруд описывал окружность, становившуюся все шире и шире. Чао Тай глаз не мог оторвать от зеленого камня, призывно поблескивающего в свете ламп. Горячая кровь ударила в голову; в горле пересохло; пот струйками стекал по лицу, но воин ничего не замечал.

Опомнился он, лишь когда барабанная дробь неожиданно смолкла. Струнный инструмент, выдав еще пару тягучих нот, тоже затих. В мертвой тишине танцовщица разогнулась и со звериным изяществом встала, несколькими взмахами руки поправив растрепанные волосы. Грудь ее тяжело вздымалась, обнаженное тело покрывала тонкая пелена нота. Чао Тай уловил сильный запах мускуса, и аромат этот смешивался со странным, непривычно острым запахом тела. Тайвэй попытался убедить себя, что это отвратительно, но этот запах невольно пробудил в глубине его души какие-то первозданные чувства, вызван в памяти смесь запаха преследуемого зверя, лошадиного нота и горячей крови на поле боя.

– Иншаллах! – восхищенно выдохнул Маисур.

Достав из пояса золотую чужеземную монету, он бросил ее стоявшей на коленях танцовщице. Та ловко поймала золото и не глядя бросила музыкантам. Затем, не поднимаясь с коленей, развернулась к Чаю Таю и заговорила на чистом северном диалекте:

– Гость прибыл к нам издалека?

Чао Тай сглотнул подступивший к горлу комок; во рту у него пересохло. Торопливо отхлебнув из чаши, он попытался ответить непринужденно:

– Я из столицы, мое имя – Чао Тай.

Танцовщица одарила воина взглядом больших, влажно поблескивающих глаз, потом обернулась к его соседу и равнодушно осведомилась:

– Вы пребываете в добром здравии, господин Яо?

Торговец расплылся в широкой улыбке.

– Да, в замечательном, благодаря Аллаху! – в подражание арабам отозвался он и, алчно уставясь на ее грудь, изрек: – Как сказал наш ханьский поэт: «Дерево гнется под тяжестью спелых плодов»

Мансур, потемнев лицом, гневно посмотрел на Зумурруд, каковая в тот момент наполняла чаши гостей. Когда девушка наклонилась к Чаю Таю, от дурманящего, почти звериного запаха у тайвэя все внутри перевернулось, и он непроизвольно стиснул кулаки, чтобы не утратить самообладание. А девушка, склонив к нему голову и обнажив в улыбке ослепительно белые зубы, шепнула:

– Я живу на первой лодке в четвертом ряду.

– Иди сюда! – резко окликнул ее Мансур.

Зумурруд обернулась, и хозяин дома сердито отчитал ее по-арабски.

Она медленно вскинула брови, по тут же капризно протянула на северном диалекте:

– Я беседую с кем захочу, о Властелин множества кораблей!

Лицо Мансура исказилось, глаза полыхнули бешенством.

– Поклонись и попроси прощения за дерзость! – прорычал он.

Зумурруд плюнула на пол у его ног.

Мансур разразился проклятиями, вскочил и, ухватив женщину за волосы одной рукой, рынком поднял на ноги. Другой рукой он сорвал бахрому с бедер танцовщицы, развернул ее лицом к гостям и громко выкрикнул гортанным голосом:

– Полюбуйтесь на прелести этой шлюхи! Все они продажны!

Зумурруд попыталась выскользнуть, но Мансур грубым рывком развернул ее обратно, силой поставил на колени и, прижав голову танцовщицы к полу, что-то крикнул музыкантам. Игравший на струнном инструменте араб поспешно встали подал хозяину длинный ротанговый смычок.

Чао Тай кое-как оторвал взгляд от распростертой па полу женщины.

– Вам лучше уладить ссору в домашнем кругу, – Холодно бросил он Мансуру. – Иначе вы поставите гостей в неловкое положение.

Мансур смерил его огненным взглядом и открыл было рот, собираясь дать отповедь, по вовремя опомнился. Прикусив губу, араб бросил смычок и выпустил волосы жертвы. Затем, бормоча под нос ругательства, слова сел.

Танцовщица встала и, подхватив с пола разорванную бахрому, обернулась к гостям.

– Помните, что он сказал, – сверкнув очами, молвила она. – Я достанусь тому, кто предложит большую цену!

И, гордо вскинув голову, Зумурруд скрылась за складками занавеса. Двое музыкантов просеменили следом.

– Дерзкая девица! – с усмешкой сказал Яо Мансуру. – Но весьма искусна, должен заметить! – И, долив чашу хозяина дома, он поднял свою. – Прими искреннюю благодарность, Мансур, за превосходное развлечение!

Араб молча кивнул. Торговец встал из-за стола, и Чао Тай последовал его примеру. Он тоже хотел выразить признательность, однако, глянув на горящее злобой лицо Мансура, решил смолчать. Хозяин проводил гостей через благоухающий сад к воротам и, с видимым трудом выдавив несколько прощальных слов, откланялся.

Носильщики с паланкином Яо были на месте, но Чао Тай покачал головой.

– Давайте немного прогуляемся пешком, —предложил он. – Духота здесь просто невыносимая, да еще этот чужеземный напиток сильно затуманил голову.

– Я человек с положением, – неуверенно протянул толстяк. – Нехорошо таскаться пешком, как какому-то оборванцу…

– Не более чем начальнику тысячи императорской стражи, – сухо возразил Чао Тай. – Но улицы совсем обезлюдели, и нас никто не увидит. Так что пошли!

Потихоньку они добрались до угла улицы, а носильщики с паланкином следовали сзади на небольшом расстоянии.

– Еда была просто сказочной, – пробормотал Чао Тай, – однако этому арабу не следовало учинять безобразный скандал.

– А чего еще вы бы хотели от варвара? —пожав плечами, вздохнул Яо. – Однако зря вы его остановили. Девчонка больно много стала себе позволять, и хорошая порка послужила бы ей полезным уроком. Зумурруд ведь, знаете ли, не чистокровная арабка. Ее мать – из племени танка, речного народа, так что она дикарка вдвойне. Как бы то ни было, Мансур не посмел бы устроить серьезное наказание – до крови и рубцов.

Торговец облизал губы кончиком языка. Чао Тай смерил его неприязненным взглядом. Все его расположение к этому человеку вмиг улетучилось. За благодушным обликом Яо проглядывали отвратительные наклонности.

– Мне кажется, Мансур намеревался сделать именно это, – холодно отчеканил тайвэй. – И почему бы это он не посмел избить до крови свою рабыню?

Вопрос явно обескуражил Яо.

– Ну, насколько я знаю, Мансур ей не хозяин, – немного помедлив, ответил он. – Вроде бы у Зумурруд есть высокий покровитель. Эти молодцы не возражают, чтобы их женщины немного подзаработали, развлекая гостей танцами, но им вряд ли придется по вкусу, если танцовщицу вернут с исполосованной спиной.

– Но ведь Мансур назвал ее продажной!

– О, лишь затем, чтобы посильнее унизить! Выкиньте подобную мысль из головы, тайвэй! Да и в любом случае я бы не советовал вам связываться с этими темнокожими красотками. Зачастую они ведут себя очень грубо – как настоящие дикарки. Вот так-то, а теперь, если вы ничего не имеете против, я бы воспользовался своим паланкином. Мне еще нужно побывать на одной э-э… доверительной встрече.

– Смотрите не опоздайте, – мрачно напутствовал его Чао Тай. – Я как-нибудь доберусь самостоятельно.

Яо недоверчиво посмотрел на спутника – видимо, он почувствовал перемену в его отношении к себе. Накрыв руку воина пухлой ладошкой, он льстиво улыбнулся.

– Как-нибудь в другой раз я возьму вас с собой, тайвэй! Госпожа, коей я покровительствую, весьма благоразумна, а ее обхождение э-э… совершенно исключительно. Я навещаю ее постоянно, но только для разнообразия, как вы понимаете! Не то чтобы меня плохо привечали дома, вовсе нет! Нет, мне не на что жаловаться. Да по-другому и быть не может, учитывая, какую прорву денег я трачу на своих жен и наложниц. Уютное гнездышко, куда я наведываюсь, —недалеко от моей усадьбы. Точнее, на углу второй улицы к югу от храма Гуань-инь. Я бы взял вас с собой прямо сейчас, однако моя госпожа, увы, крайне застенчива… К ней не так просто найти подход! Правда, у нас есть общее увлечение, каковое, думаю, нас и сблизило. Но, увидев меня с незнакомцем, она может…

– Довольно, – перебил Чао Тай. – Не заставляйте госпожу томиться, иначе она сбежит! —И, отойдя подальше, вояка пробормотал: – Что вообще-то было бы для нее самым благоразумным поступком!

На ближайшей улице Чао остановил наемный паланкин и велел носильщикам следовать во дворец. Когда те трусцой двинулись в путь, тайвэй откинулся на подушках и попробовал немного соснуть. Но стоило ему смежить веки, как перед мысленным взором явилась соблазнительно прекрасная арабская танцовщица, и Чао Тай вновь уловил ее дурманящий запах.

Глава 7

Судья Ди и Тао Гань выскользнули из дворца через боковой выход и зашагали по главной улице города. Оба они сейчас походили на не первой молодости ученых мужей. Судья облачился в темно-синий хлопковый халат, повязав его на талии черным поясом, а голову прикрыл легкой шапочкой из черного шелка. Тао Гань надел поношенный коричневый халат и любимую бархатную шапочку.

Спутники отошли подальше от дворца и заглянули в первую попавшуюся харчевню. Судья Ди выбрал столик в самой глубине, где можно было беспрепятственно обозревать пеструю толпу посетителей.

– Заказывать придется тебе, – шепнул Ди Тао Ганю. – Как-никак ты говоришь на местном диалекте. Попроси большую миску похлебки с клецками. Я слышал, тут они какие-то особые. А еще возьми омлет с крабами – еще одно местное яство.

– Давайте заодно отведаем местного вина, —предложил Тао Галь.

– Было время, когда ты исповедовал воздержание, – улыбнулся судья. – Боюсь, Чао Тай оказывает на тебя дурное влияние!

– Нас с Чао Таем водой не разлить, – фыркнул советник. – Особенно после того, как его побратим Ма Жун заделался примерным семьянином!

– Поэтому я и не взял Ма Жуна с собой в эту поездку. Я рад, что он наконец остепенился и зажил счастливой семейной жизнью. Поэтому мне не хотелось втягивать парня в приключения и подвергать соблазну снова вкусить разгульной жизни. Мы и втроем непременно отыщем цензора!

– А есть у него какие-нибудь особые приметы или отличия в манере поведения, господин? Что-нибудь такое, о чем мы могли бы упомянуть, расспрашивая о нем в храме?

Судья Ди в задумчивости погладил бороду.

– Ну, Лю очень хорош собой и держится стой уверенностью, какую дают высокое положение и привычка вращаться при дворе. И конечно, язык. Лю говорит как истинный придворный и держится в соответствии с последними предписаниями. О, эта похлебка и впрямь пахнет очень аппетитно! – Вылавливая клецку из миски палочками, он усмехнулся. – Не унывай, Тао Гань, нам доводилось разгадывать и не такие загадки!

Тот улыбнулся в ответ и принялся смаковать еду. Покончив с простой, во весьма питательной пищей, они выпили по чашке крепкого ароматного чая, расплатились и вышли на улицу.

На темных улицах народу стало куда больше, так как близилось время вечерней трапезы. Однако в западном квартале было довольно многолюдно, а ведущую к Цветочной пагоде улицу запрудила веселая толпа молодых, празднично разодетых людей. Все они двигались в одном направлении.

– Сегодня день рождения милосердной Гуань-инь, – подсчитав на пальцах дни, объявил судья Ди. – В храме будет яблоку негде упасть.

Они миновали ворота ограды – храм и в самом деле расцветили праздничные огни. Выложенная камнями дорожка заканчивалась у высоких мраморных ступеней, что вели ко входу величественный зал, озаренный подвесными фонариками и гирляндами ярко раскрашенных масляных светильников. По обеим сторонам были выставлены столы со всевозможными товарами: от священных текстов до детских игрушек, так что засахаренные фрукты соседствовали с молитвенными четками. Продавцы масляных лепешек проталкивались сквозь толчею, громко расхваливая свой товар.

Судья Ди оглядел плотную толпу.

– Вот не повезло-то, – недовольно буркнул он Тао Галю. – Как можно кого-то найти в такой давке? Но где же знаменитая пагода?

Тао Гань указал вверх. За главным зданием храма возвышались девять ярусов Цветочной пагоды, и в лунном свете поблескивал шар над ее шпилем. Судья Ди уловил чуть слышный эвон маленьких серебряных колокольчиков, подвешенных по краю выгнутой крыши каждого яруса.

– Изумительная красота, – с восхищением проговорил он.

Спутники пошли дальше, и Ди заметил чайный домик, примостившийся справа, под сенью высоких бамбуков. Домик пустовал; все были настолько заняты созерцанием окружающих красот, что никому и в голову не приходило выпить чаю. У дверей стояли две нарядные женщины, а старая карга, не спуская с них глаз и поджав губы, опиралась спиной о дверной косяк. Судья Ди внезапно замедлил шаг.

– Ступай вперед и оглядись повнимательнее, – велел он Тао Ганю. – Я присоединюсь к тебе позже.

И он решительно направился к домику. Женщина пониже ростом была молода и не лишена приятности, а та, что повыше, выглядела лет на тридцать, и даже толстый слой притираний не мог скрыть пагубных последствий ее ремесла. Старая карга поспешно оттерла обеих в сторону и, льстиво улыбаясь, что-то залопотала на кантонском.

– Я хотел бы побеседовать с твоими подопечными, – оборвал ее невнятное бормотание Ди. – Они понимают северный диалект?

– Разговаривать? Чепуха! Делайте дело и идите своей дорогой! – противным голосом проскрипела старуха, кое-как подбирая слова. Шестьдесят медных монет. Дом за храмом.

Старшая из девиц, вяло взиравшая на судью, теперь оживилась и, сделав ему знак, с кокетливым видом заговорила на чистейшем северном диалекте:

– Пожалуйста, господин, выберите меня!

– Это огородное пугало можете получить за тридцать монет! – глумливо скривилась карга. – Но не лучше ли заплатить шестьдесят и позабавиться с молоденькой курочкой?

Судья Ди вынул из рукава халата горсть медяков и протянул старухе.

– Я возьму ту, что повыше, – отрезал он. —Но сначала мне хотелось бы с ней потолковать – я весьма привередлив.

– Этого слова я не понимаю, но за деньги можете делать с вей все, что угодно! Негодная девка начинает стоить мне больше того, что зарабатывает.

Судья знаком велел девице следовать за ним в чайный домик. Они устроились за столиком, и Ди приказал заспанному прислужнику привести свежезаваренный чайник, блюдо с сушеными дынными семечками и засахаренные фрукты.

– Зачем все это? – подозрительно спросила девица.

– Просто мне захотелось поговорить на родном языке. Расскажи, как ты оказалась так далеко на ноге?

– Моя история не настолько интересна, чтобы вас развлечь, – нахмурилась она.

– Позволь мне самому судить об этом. Вот, возьми чашку.

Она жадно выпила чаю, съела немного засахаренных фруктов и начала грустный рассказ:

– Я была глупа, неопытна и родилась под несчастливой звездой. Десять лет назад мне полюбился заезжий торговец из Цзянсу, что имел обыкновение трапезовать в лавке моего отца, где продавалась лапша, и я сбежала с ним из дому. Поначалу, года два, все было не так уж плохо. Мне нравилось ездить повсюду, да и он обращался со мной хорошо. Но когда дела привели его в Кантон, я родила дочь. Друг мой страшно разозлился, что это не мальчик, и утопил ребенка, а потом стал водить знакомство с местными девками и решил от меня избавиться. Но в этом городе нелегко продать необученную девушку с севера. На большие цветочные лодки берут только кантонских женщин или тех северянок, что и впрямь хорошо танцуют и поют. Поэтому господин за горстку медяков сплавил меня танка.

– Танка? А кто это? – изобразил удивление судья.

Женщина торопливо сунула в рот целиком засахаренный фрукт.

– Танка называют еще «речным народом», —невнятно пробормотала она. – Это довольно необычный народец. Кантонцы их презирают. Танка запрещено покидать свои лодки, что стоят на причале неподалеку от городской службы сбора пошлин. Там они рождаются, сходятся и умирают. Танка не дозволено селиться на земле или смешиваться с ханьцами.

Судья Ди кивнул, вспомнив, что в Поднебесной народ танка почитали отверженным и особые законы жестко ограничивали их существование.

– Мне пришлось работать на одной из их цветочных лодок, – продолжала девица, успевшая проникнуться к судье доверием. – Эти выродки болтают па нестерпимо мерзком языке, вернее, трещат, как обезьяны. Слышали бы вы их! И женщины танка вечно возятся со всякими дурманными зельями и отравой. Эти людишки перенесли на меня свою обиду и злость, какие питают к ханьцам: кормили меня только объедками, а одевали в грязные лохмотья. Захаживали туда по большей части чужеземные моряки, так как ни в одной ханьской цветочной лодке их не пустили бы на порог. Так что вы можете представить, что за жизнь я вела! – Тяжело вздохнув, девица сунула в рот очередной засахаренный фрукт. – Танка побаиваются собственных женщин, так как большинство из них —колдуньи, но со мной обходились как с последней рабыней. На пьяных сборищах мне было велено исполнять их непристойные танцы совершенно нагой, да еще часами, получая удары по спине за любую попытку малость передохнуть. А их женщины выкрикивали мне в лицо оскорбления, вопя, будто все ханьские девушки – распутницы, поэтому мужчины Поднебесной предпочитают танка. Их любимая история – о том, как лет восемьдесят назад некий высокопоставленный ханьский господин тайно женился на девушке танка, а их сын стал прославленным воином, запросто называвшим Сына Неба «дядей». Можете вы поверить в такое? Так вот, я испытала огромное облегчение, когда меня продали на городскую цветочную лодку, пусть не из лучших, но все-таки свою, а не этих дикарей. И там я проработала последние пять лет. Но знайте: я не жалуюсь! Как-никак я целых три года была счастлива, а это больше того, чем могут похвастать многие женщины!

Судья Ди решил, что после столь доверительной беседы можно затронуть и вопрос, ради которого он начал этот разговор.

– Послушай, – заметил судья. – Я оказался в довольно затруднительном положении. Несколько дней назад я договорился с приятелем, тоже северянином, встретиться здесь, но меня задержали дела, и я сегодня прибыл только вечером. Я не знаю, где остановился мой друг, но думаю, где-нибудь поблизости, так как это он выбрал для встречи храм. Если он еще не уехал, то должен быть недалеко отсюда. А поскольку ремесло вынуждает тебя обращать особое внимание на всех мужчин, что здесь появляются, возможно, ты его видела. Это высокий красивый господин лет тридцати, немного заносчивого вида. Бороды он не носит – только небольшие усы.

– Вы опоздали ровно на день! – воскликнула женщина. – Ваш друг приходил сюда вчера вечером, почти в это самое время, и бродил повсюду, словно кого-то искал.

– Ты говорила с ним?

– Ну еще бы! Я всегда выискиваю северян. А ваш друг – точно красавчик, как вы и сказали. Только одет был очень бедно, по правде говоря. Я предложила его развлечь, юно без толку, а ведь мог бью сговориться за полцены! Но как бы не так, пошел себе к храму, даже не взглянув на меня. Ох и надменный молодой человек! Вот вы совсем другой, вы такой добрый! Я поняла это сразу, как только…

– Ты видела его сегодня? – перебил судья.

– Нет, потому-то и сказала, что вы слишком припозднились. Ну и ладно, зато вы встретили меня! Пойдемте ко мне? Я согласна даже станцевать для вас несколько танцев танка, если вам такое по нраву…

– Не сейчас. Я все-таки хочу поискать своего приятеля в храме. Скажи мне свое имя и где живешь – возможно, потом я к тебе загляну. Вот, получай плату вперед.

Радостно улыбаясь, женщина поспешила назвать имя и улицу, судья Ди, одолжив у хозяина чайного домика кисточку, записал их на клочке бумаги.

Он уже думал подняться по мраморным ступеням, как навстречу сбежал Тао Гань.

– Я быстренько оглядел всех в храме, но не приметил ни одного человека, подходящего под описание цензора, – мрачно доложил он.

– Господин Лю приходил сюда вчера вечером! – объявил судья. – И явно переодетым —в том самом виде, как его вместе с господином Су заметил соглядатай. Давай-ка еще раз все осмотрим вместе!

Взгляд Ди упал на большой паланкин, поставленный у лестницы сбоку, и дюжину носильщиков в одинаковых красивых куртках.

– В храме пребывает важная персона? —осведомился судья.

– Это торговец Лян Фу, мой господин. Один монах сказал мне, что он частенько захаживает сюда сразиться в облавные шашки с настоятелем храма. Я столкнулся с господином Ляном в коридоре и попытался улизнуть, но у этого малого очень острый глаз. Мигом опознав меня, он спросил, не может ли он быть чем-нибудь полезен. Я ответил, что всего лишь осматриваю местные достопримечательности.

– Понятно! Что же, вам следует вести себя еще осторожнее, Тао Гань, ведь цензор наверняка вел здесь тайное расследование, и мы не должны выдать его неосмотрительными расспросами. – И он коротко передал Тао Ганю рассказ девицы. – Прикинемся праздными гуляками и постараемся разыскать господина Лю собственными силами.

Однако вскоре стало ясно, что задача куда сложнее, чем они могли себе представить. Владения храма включали в себя множество домов, домиков и молелен, соединявшихся между собой узкими крытыми переходами. Монахи и послушники попадались на каждом шагу, мешаясь с мирянами, каковые разинув рты таращились на огромные золоченые статуи и яркие стенные росписи. Но нигде не было ни одного человека, хотя бью отдельно похожего па цензора Лю.

Они полюбовались юна возвышавшуюся над толпой статую милосердной Гуань-инь в главном зале и пошли осматривать дома на задворках храма. Наконец судья и его помощник добрались до просторного покоя, где шла заупокойная служба. Перед уставленным подношениями алтарным столом на круглых молитвенных подушках сидели шестеро монахов, нараспев читая молитвы. У входа несколько хорошо одетых мужчин и женщин распростерлись ниц, видимо, родственники усопших. Сзади стоял пожилой монах и со скучающим видом наблюдал за церемонией.

Судья решил, что наконец настало время осторожных расспросов. Они осмотрели почти все, кроме самой пагоды, – та была наглухо закрыта, поскольку однажды кто-то совершил самоубийство, спрыгнув вниз с самого верхнего яруса. Ди приблизился к пожилому монаху и описал ему цензора.

– Нет, я не видел его, господин, – отвечал тот, – и почти уверен, что ни один человек с такими приметами не приходил сегодня в храм, поскольку до начала службы я неотлучно стоял у больших врат и, конечно, не пропустил бы незамеченным господина столь примечательной наружности. А теперь нижайше прошу меня простить, ибо долг повелевает блюсти заупокойную службу. Люди платят за это немалые деньги… —Монах, осекшись, торопливо добавил: – Разумеется, большая их часть идет па покрытие расходов, связанных с церемонией сожжения умерших нищих и бродяг, лишенных родственников и поддержки какой-либо гильдии. И это только одно из многих богоугодных дел, совершаемых храмом. Э-э-э, погодите, я кое-что вспомнил… Как раз ночью сюда доставили одного бродягу, похожего на вашего знакомца. Но конечно, это не мог быть он, так как на теле были жалкие лохмотья!

Судья Ди пристально взглянул на Тао Ганя.

– Я чиновник судебной управы, – бросил он монаху, – а тот, с кем я должен был встретиться здесь, – тайный лазутчик. Возможно, он выдавал себя за нищего. Я хочу немедленно видеть тело!

Монах явно испугался.

– Оно в мертвецкой, в западном крыле, господин, – заикаясь, пробормотал он. – Покойников сжигают после полуночи, только, конечно, не в этот благодатный день. – Подозвав послушника, он повелительно махнул рукой: —Отведи этих господ в мертвецкую.

Молодой послушник вывел судью и его помощника в небольшой пустынный дворик. В самой его глубине, у высокой наружной стены храмовых владений, стоял приземистый темный домишко.

Послушник толкнул тяжелую дверь и запалил свечу под окном. На голых досках лежали два тела, с головы до ног покрытые дешевой холстиной.

Послушник потянул носом воздух и скривился.

– Хорошо, что завтра их сожгут! – буркнул он. – В такую жару…

Судья Ди не стал эти сетования слушать. Подняв край холста над ближайшим телом, он увидел распухшее лицо бородатого мужчины и поспешил снова накрыть его, потом снял покров с головы второго покойника и застыл на месте. Тао Гань выхватил у послушника свечу и, приблизившись к столу, осветил гладкое бледное лицо. Пучок на затылке развязался, и тонкие пряди слипшихся волос упали на высокий лоб, но даже в смерти это лицо сохранило спокойную величавость. Судья Ди тут же обернулся к послушнику.

– Срочно приведи сюда настоятеля! – крикнул он. – Вот, покажи ему это!

Он пошарил в рукаве и сунул удивленному парню один из своих внушительных визитных листков, где значились полное имя и должность. Послушник бросился вон. Судья, склонясь над головой усопшего, осторожно ощупал череп.

– Я не нашел ни единой раны, ни хотя бы синяка, – выпрямившись, сказал он Тао Ганю. —Давай я подержу свечу, а ты огляди тело.

Помощник судьи, развернув холст, снял с покойника потрепанную куртку и неумело залатанные во многих местах штаны – единственную одежду мнимого бродяги, потом осмотрел гладкое, ладно сложенное тело. Судья Ди наблюдал, высоко подняв свечу. Тао Гань перевернул тело и, обследован спину, покачал головок.

– Так, – протянул он, – никаких следов насилия, ни кровоподтеков, ни царапин. Теперь поглядим на одежду…

Тао вновь накрыл тело холстиной и ощупал рукава старой куртки.

– Что тут у нас? – воскликнул он, извлекая на свет клетушку, сплетенную из серебряной проволоки. Одна ее сторона была сломана, и крохотная дверца свободно болталась.

– Это клетка, в которой цензор Лю держал своего сверчка, – печально вздохнул судья. —Есть там что-нибудь еще?

Тао Гань снова осмотрел жалкие обноски.

– Больше ничего, – пробормотал он.

Снаружи послышались голоса. Дверь распахнул монах, почтительно сопровождавший грузного господина в длинном парчовом одеянии. Пурпурная накидка прикрывала широкие плечи. Когда он согнулся в низком поклоне, огонек свечи бросил всполохи на гладко выбритый череп. Монах упал на колени рядом с настоятелем.

При виде толпы монахов, пытавшихся заглянуть в мертвецкую, судья Ди сердито бросил настоятелю:

– Я сказал, чтобы сюда пришли только вы! Оставьте своего помощника, а других немедленно отошлите прочь!

Перепуганный настоятель открыл рот, но не смог вразумительно произнести ни слова. Тогда его помощник обернулся и так грозно прикрикнул на монахов, что их будто ветром сдуло.

– Закройте дверь! – приказал судья. – И возьмите себя в руки, – попенял он настоятелю. – Как умер этот человек? – осведомился он, указав на цензора.

Настоятель немного успокоился.

– Мы… мы совершенно не осведомлены о причинах смерти, почтенный господин! – дрожащим голосом выдавил он. – Нищих доставляют к нам бездыханными, и мы сжигаем их тела из милосердия…

– Вам следует знать законы, – сурово оборвал его судья. – Ни одного усопшего, будь то из милосердия или иных соображений, вы не смеете сжечь, не получив свидетельство о смерти и не уведомив судебной управы!

– Так ведь тело доставили к нам именно оттуда, достопочтенный господин! – жалобно возразил настоятель. – Двое стражников принесли его на косилках минувшей ночью, заявив, что это неизвестный бродяга без роду и племени. Я собственноручно подписал документ о том, что покойник вверен нашим заботам!

– Это меняет дело, – обронил судья. Вы оба можете идти, но оставайтесь у себя в покоях – мне, быть может, понадобится допросить вас еще раз, чуть позже.

Когда монахи встали с пола и удалились, судья повернулся к Тао Ганю:

– Я хочу знать, когда и где стражники нашли тело, а кроме того, вновь просмотреть отчет соглядатая. Удивительно, что стражники не позарились на серебряную клетку в рукаве; это старинная и очень дорогая вещь. Немедленно отправляйся в судебную управу, Тао Гань, допроси правителя города, его соглядатая и тех, кто обнаружил тело. А еще распорядись перенести покойкого во дворец, но скажи только, что убитый был тайным лазутчиком из столицы, отправленным сюда по моему приказанию. А я вернусь во дворец позже, после того как снова осмотрю все вокруг.