Текст книги "ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ РАЗВИТИЯ"

Автор книги: Роберт Тайсон

Соавторы: Филлис Тайсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Аффекты и Эго

С того времени, когда Фрейд сформулировал идею, что аффекты могут служить функциями Эго, основное внимание в психоаналитическом мышлении и позднее в психоаналитических исследованиях психического развития было обращено на прояснение роли аффектов в развитии и функционировании Эго. Спитц, например, пришел к выводу, что, по мере того, как Эго становится все более организованным и способным к организации поведения, происходящие в нем соединения различных функций сопровождаются появлением новых форм аффективной экспрессии. Эти новые аффективные проявления вызывают драматические перемены в межличностных контактах и ведут к новым формам адаптивного поведения, в результатом которых являются новые фазы развития. Он полагал, что эти аффекты – социальная улыбка, переживание беспомощности в восемь месяцев и негативизм – могут рассматриваться как индикаторы новых уровней развития Эго.

Очень много изучалась роль аффектов в формировании психической травмы и нарушении развития Эго (Spitz, 1945, 1946а, 1946b, 1950, 1964; A. Freud, 1951, 1967; Greenacre, 1952b, 1967; Rangell, 1968, Weil, 1978; Ritvo, 1981). Указанные авторы описывают различные отрицательные последствия травматических ситуаций, под которыми имеются в виду «любые условия, действующие явно неблагоприятно, негативно, резко нарушающие развитие маленького ребенка» (Сгееnасге, 1976, стр.128). Относительно недавняя статья (Shengold, 1989) помогает понять травматическое влияние детского унижения и депривации. В ней отмечается, что сознательная, неоднократная и хроническая гиперстимуляция, перемежающаяся с эмоциональной депривацией, в период, когда ребенок полностью зависит от мира взрослых, вызывает у ребенка ужасающий сплав беспомощности и яростного гнева. Чтобы выжить, он должен подавить эти чувства, убить свои эмоции. Одна женщина, которой пришлось адаптироваться таким образом, говорила, что в ее снах у людей не было лиц! Шенголд делает вывод, что результатом подавляющей травмы является «убийство души».

Анна Фрейд писала, что, поскольку по мере психического созревания и развития Эго, увеличивается терпимость к дестабилизирующим внешним раздражителям и неприятным ощущениям, связанным с фрустрацией, депривацией или пугающей гиперстимуляцией, индивидуум наиболее уязвим в младенчестве и раннем детстве (1967, см. также Rangell, 1968). Если отношения матери и младенца нарушены, то младенец оказывается в ситуации, которая, в отличие от «шоковой травмы», приводит к тому, что Крис назвал «травмой напряжения» (1965, стр. 324). Другого рода расстройства происходят оттого, что мать неоднократно оказывается не в состоянии защитить маленького ребенка. Хан назвал такого рода травму «кумулятивной» (1963). И травма напряжения, и кумулятивная травма могут нарушить процесс структурирования эго-синтезирующих функций.

В концепции сигнального аффекта Фрейда отразился другой аспект развития Эго и позволила далеко продвинуться в понимании проблемы адаптации. Относительно низкая интенсивность тревоги, которая служит сигналом опасности, внешней или внушенной, говорит о том, что чувства уже не подавляют нас, и мы теперь способны активно контролировать и регулировать свои обстоятельства и реакции.

Сигнальная функция требует когнитивной оценки: мы должны уметь идентифицировать и осознавать аффект, прежде чем он достигнет разрушительной силы. Мы должны также идентифицировать, сознательно или бессознательно, лежащий в основе конфликт и сопутствующую ему опасность. Далее память и фантазия делают возможным предчувствие или предвосхищение (Noy, 1982). Например, ребенок может предвосхищать в сознательной или бессознательной фантазии последствия удовлетворения конфликтных желаний: это может быть беспомощность, потеря объекта, потеря любви, чувство вины, кастрация и другие катастрофические события. После этого перед ним встает выбор: позволить себе удовлетворение того или иного желания; полностью его блокировать; модифицировать его форму какими-либо защитами или компромиссными образованиями: еще как-то адаптировать свое поведение в соответствии с опасностью. Выбор, который делает ребенок, зависит от его способности терпеть фрустрацию и откладывать получение удовлетворения. Если эта способность достаточно сильна, он выберет защиту и компромисс, предупреждая усиление эмоции и удерживая ее в управляемом состоянии. Таким образом, степень зрелости и силы Эго отражена в способности ребенка использовать малую долю своих собственных аффектов как сигналы для модификации поведения и, тем самым, удерживать свои чувства на уровне минимальной интенсивности.

Рассмотрим два примера. Сюзи, четырех лет, играет в дочки-матери: дочка плохая, поэтому мама убивает ее. На следующий день Сюзи уже менее способна выразить в фантазии свою ненависть к матери и желание ее смерти. Импульсы спроецированы, переживаются в переносе как исходящие от аналитика, и связанная с конфликтом тревога становится неуправляемой. Она вбегает в комнату аналитика, на ее лице написан ужас, и она кричит: «Не прикасайся ко мне, хоть ты и считаешь меня ужасной непослушной маленькой девочкой!» Провоцируя аналитика, она хватает ножницы и пытается атаковать его. Затем, когда ножницы отобраны, она забивается под кресло и начинает пронзительно рыданиями. Она беспомощно рыдает несколько минут и, наконец, становится способна принять предложение тихой сказки.

Джонни, тоже четырех лет, играет в то, как его семья и семья аналитика вместе отправляются в морское путешествие. Аналитик должна объявить обед, но она делает ошибку и объявляет его неправильно. Джонни приходит в ярость и выбрасывает представляющую аналитика куклу за борт, чтобы ее съел кит. Внезапно он чувствует желание помочиться, а вернувшись из туалета, уже не может вспомнить, во что играл перед этим.

Сюзи, которая мало способна воспринимать свои чувства, оказывается не в состоянии регулировать их и нуждается в помощи извне. Джонни же смог воспринять и свой возрастающий гнев, и предполагаемое в фантазии наказание за него, которое вызвало мгновенную вспышку тревоги. Идентифицированная тревога вместе с фантазией о потере любимого терапевта, потери ее любви или кастрации, а также мучительных чувств печали и вины ввели в действие защиту – бегство и регрессию. Отреагировав защитой, он сохранил свои чувства в таких границах, что не был подавлен ими и сделан беспомощным. Кратковременное аффективное переживание Джонни не обезоружило его Эго, а напротив, организовало его реакцию. В нашем описании сигнальная функция Джонни выглядит частично осознаваемой; на самом деле чаще она бывает неосознанной. Ариов (1977) отмечает, что, поскольку аффект связан с конфликтом, любой из его компонентов – соматический, эмоциональный, экспрессивный, ассоциированная идея или фантазия – может быть подавлен, полностью или частично. Один лишь краткий миг Джонни переживал тревогу по поводу возможных последствий. По мере развития сигнальная функция становится более или менее автоматической, действующей без осознания сигнальных чувств. Неудивительно, что в результате аналитической терапии, мы зачастую начинаем лучше осознавать свои чувства и ассоциированные с ними бессознательные фантазии.

Способность формировать сигнальную функцию не присутствует изначально, автоматически не сопутствует аффекту. Это важное достижение развития. Когда она становится доступной (что происходит обычно где-то на третьем году жизни), то это знаменует мощный прогресс в адаптации, поскольку сигнальное использование аффектов предохраняет ребенка от состояния беспомощности. С развитием Эго улучшается дифференциация аффектов, выражения чувств, все большее осознавание аффектов и как следствие – улучшается саморегуляция, улучшается контроль дезорганизующих действий аффектов. Патологические состояния, в которых неоднократно переживается беспомощность перед лицом собственных чувств, свидетельствуют о нарушениях сигнальной функции и, возможно, о патологическом функционировании Эго (примеры см. у Ritvo, 1981). Гринэйкр (1941) предположила, что один из источников такого патологического функционирования Эго связан с ранними аффективными переживаниями. Она считает, что тяжелые травмы, гиперстимуляция, длительная фрустрация, постоянное физическое страдание «все это ведет к нарушениям в формирующемся Эго». В результате указанных факторов аффекты подавляют и дезорганизуют Эго, вместо того, чтобы способствовать формированию его синтезирующих и регулирующих функций. Если нарушения затрагивают не только психологический, но и нейрофизиологический уровень, возникает особая чувствительность к физиологическим реакциям тревоги – «предрасположенность к тревоге». Гринэйкр считает, что такая предрасположенность в соединении с конституционными задатками может увеличивать тяжесть невротических расстройствам (см. James, 1960; Wea, 1978).

Аффекты и объектные отношения

Начало современному пониманию взаимосвязи аффектов и объектных отношений положил Спитц своей концепцией взаимодействий матери и младенца (1962, 1963). Он стремился акцентировать важность двустороннего процесса невербальной значимой коммуникации – аффективного диалога между матерью и младенцем, влияющего на них обоих и образующего основу для объектных отношений ребенка. Говоря об объектных отношениях, мы уже упоминали, что Спитц впервые ввел эту концепцию при обсуждении эксперимента Харлоу с детенышами обезьян, которых растили с использованием неодушевленных суррогатных матерей; тогда Спитц указывал, что отсутствие аффективного диалога между младенцем и суррогатной матерью имело масштабные разрушительные последствия для развития обезьяньих детенышей.

Как мы уже говорили выше, взаимодействие матери и младенца является основой для развития чувства «я» и объектных отношений. Если эта основа не была установлена или разрушилась, это приводит к аффективным расстройствам, а также к искажениям развития ряда психических структур, как показали Анна Фрейд (1941, 1942, 1949), Спитц (1946а, 1946b), Харлоу (1960а, 1960b), Харлоу и Циммерман (1959), Боулби (1960b, 1961, 1969) и многие другие более поздние исследователи.

Интересные результаты были получены в исследованиях, специально посвященных роли аффектов во взаимодействиях матери и младенца. Например, выяснилось, что матери «настроены» воспринимать выражения эмоций младенца и отвечать на них «заранее», то есть уже тогда, когда собственно эмоций еще нет. В начале внеутробной жизни поведение новорожденного в основном обусловлено эндогенными, рефлекторными поведенческими паттернами, зависящими от текущего состояния, такими, как неподвижность или беспокойные движения. Начиная с примитивных паттернов, младенец прогрессирует к все более явной лицевой экспрессии, к экспрессии через звуки и телесные движения. Эта экспрессия стимулирует здоровую нарциссическую и эмпатическую идентификацию матери с младенцем, благодаря которой она чувствует его внутреннее состояние. Таким образом, поведение младенца способствует установлению взаимной аффективной системы обратной связи между ним и средой, обеспечивающей его выживание (Basch, 1976; Call, 1984).

Младенцы также «настроены» воспринимать материнские эмоции и их поведение показывает, что они ожидают увидеть выражение эмоций на лице матери. Можно наблюдать, как уже в трехмесячном возрасте младенец проявляет беспокойство, затем замыкается в себе и затем пытается вернуть внимание матери. Это видно в эксперименте, который мы описывали ранее, когда мать по инструкции должна вдруг сделать «каменное лицо» во время аффективного общения (Tronick et al., 1978). Ко второй половине первого года жизни младенец проявляет способность пользоваться восприятием эмоций матери для того, чтобы проверять себя и получать поддержку (Mahler et al., l975), а также по выражению ее лица ориентироваться, продолжать ли свои действия, когда ситуация становится незнакомой, – этот аффективное взаимодействие называется «социальным соотнесением» (Scree et al., l981; Emde and Scree, 1983).

Штерн, описывая свой взгляд на взаимодействия матери и младенца, вводит термин «аффективная настройка». Это способность матери соответствовать в своем поведении темпу и интенсивности проявлений младенца и его внутреннему эмоциональному состоянию без буквальной имитации его поведенческой экспрессии (1984, стр. 7). Отсутствие соответствия или настройки, приводит к наблюдаемым нарушениям состояния или игры младенца. По мнению Штерна, аффективная настройка – это важное условие благоприятного развития, так как она помогает младенцу понять, что «внутренние эмоциональные состояния – это формы человеческого опыта, которые можно разделить с другими людьми» (1985, стр. 151). Аффективная настройка осуществляется с помощью невербальных метафор и представляет собой необходимый шаг в освоении символов и языка. Взяв за основу концепцию диалога матери и младенца Спитца и тщательно изучив ее, Штерн добавляет к описанию этого диалога ряд новых деталей.

Резюме

Аффекты представляют интерес не только для психоанализа, и мы кратко перечислили ряд дисциплин, где они изучались. Об интересе к этой теме свидетельствует появление в течение последних ста лет множества теорий аффектов, при этом взгляды на аффекты остаются весьма противоречивыми. Мы указали, что согласно психоаналитическому подходу, внутрипсихическое значение и переживание аффекта не являются следствием движений лицевых мышц или возбуждения нейронов. Аффекты взаимосвязанны с влечениями, функционированием Эго и объектами и приобретают для каждого индивидуума специфическое значение в ходе его развития.

Обратимся теперь к развитию функционирования аффектов, в особенности, к эволюции сигнальной функции аффектов.

Глава 9
Развитие аффекта

Плач новорожденного – сигнал того, что он нуждается в присутствии матери и получении от нее аффективного ответа. Суть ее реакции определяется тем, что она думает и чувствует по поводу плача младенца. Противоположная ситуация – ощущение новорожденным материнской реакции. Субъективное значение будет постепенно формироваться в контексте его потребностей. Его собственные эмоции, адресованные матери в плаче или другой мимической экспрессии, так же только постепенно приобретут субъективное значение.

Способность использовать сигнальную функцию аффектов не существует с рождения. Систематические исследования развития ребенка в первые несколько недель его жизни (Spitz, 1950; Brandy and Axeirad, 1970) демонстрируют отсутствие какого-либо эго-функционирования, необходимого для сигнальной функции – нет ни способности к интеграции восприятий, ни памяти, ни отзывчивости, ни реакций (Freud, 1926). Хотя младенец обладает с рождения достаточным количеством восприятия и другой активностью центральной нервной системы, интеграция этих факторов происходит только постепенно.

Эмди (1984) изучил зрелое восприятие выражения аффектов новорожденных и описывал перекрестное изучение 611 матерей с детьми от рождения до 8 месяцев. Большинство материнских сообщений включает интерес, удовольствие, беспокойство, удивление, тревогу и страх младенца в возрасте трех месяцев. Наибольшие трудности в изучении аффектов новорожденных и в отрывочных, и в систематических исследованиях заключались в неискоренимой тенденции наделять младенца внутренним эмоциональным состоянием, на основании выражения его лица. Достоверность часто исчезала, когда ситуация вызывала отклик в наблюдавшем. Эмоциональное состояние младенца часто оценивалось по представлениям наблюдателя: что бы он почувствовал в сходной ситуации, о чем могла бы говорить сходное выражение лица или поведение. Бэш акцентирует, что Дарвин допустил ошибку «взрослости», когда он отказался распознавать лицевую конфигурацию как выражение реакции, которая подчеркивала значение частичных реакций, которые установлены независимо (1970).

Лицевая экспрессия аффектов отражает приобретенные способности к общению, но они присутствуют только в одном аспекте аффектов: в повышенной вариабельности, связанной с окружающей средой и опытом процесса развития, как следствие персональной наполненности структуры аффекта, включающей ассоциативные идеи и субъективные чувства, появляется большая степень различий, даже если лицевая экспрессия ребенка оценивается как идентичная экспрессии другого. Определенные психопатологические исследования показывают, что различия между лицевой экспрессией, эмоциями и аффектами не обязательно соответствуют чему-то одному. В этой, как и в других линиях развития, существует множество маленьких шажков и взаимопересекающихся тропинок, которые делают свой вклад в общий аффективный опыт. Существует сходная тенденция приписывать младенцу стремления: например, стремление к общению. Ясно, что плач младенца является экспрессией и имеет коммуникативную ценность; выражение аффекта влияет на ухаживающего и помогает им управлять (Wolf, 1959; Rycroft, 1968; Bowlby, 1969). Варьирующая интеграция когнитивных навыков, необходимая для стремления к общению, не присуща от рождения и развивается только постепенно. Относительно времени, когда у младенца может возникнуть стремление к общению – мы смотрим по установленным атрибутам человеческих тенденций к проецированию или экстернализации эмоций на других как необходимый компонент «достаточно хорошей матери» (Winnicott, 1967) или оптимально «аффективного климата» (Spitz, 1947) или «средне-премлемого отношения» (Hartmann, 1939).

Улыбка

Очаровательная улыбка вселяет в наблюдателя уверенность, что эмоции младенца соответствуют его собственным. Дж. М. Барри говорит в «Питере Пэне»: «Когда младенец впервые смеется, смех рассыпается на тысячи кусочков, и они все скачут, и это – начало сказки». Не удивительно, что эта социальная улыбка младенца означает, что он чувствует удовольствие; также как его плач рассматривается, как выражение боли, страха или злости. Однако социальная улыбка – это первый организатор, обозначенный Спитцом (1959) как индикатор роста в его эго-организации. Улыбка, однако, хороший пример появления и дифференциации лицевой экспрессии, что становится возможным вскоре после рождения, но только после начала ассоциирования с чувством удовольствия и стремления к общения.

Эмди и Хартманн (1972) описали две системы улыбок. Эндогенная система, существующая с рождения, оперирует главным образом на базе различных физиологических факторов. Она появляется в состоянии сна или засыпания, независимо – после еды или нет, и сопровождает REM-стадию сна. Однако у новорожденных с врожденными дефектами мозга эндогенная улыбка проявляется в той же степени, как и у нормальных (Emde & Hartmann, 1971; Oster, 1978). Обнаружено, что эндогенная улыбка уменьшается между вторым и третьим месяцем от рождения.

Экзогенная (или социальная) улыбка появляется как ответ на внешний раздражитель. Она появляется позже, чем эндогенная. Нерегулярно она начинает появляться в конце первого месяца. Для нее используется установившийся (в эндогенной улыбке) моторный паттерн. Эту улыбку можно наблюдать параллельно с функционированием системы эндогенной улыбки. Время появления экзогенной улыбки генетически предопределено, как продемонстрировал Фридманн (1965), монозиготные близнецы значительно более конкордантны в этом аспекте, чем гетерозиготные. Исследования Спитца и Вольфа (1946) установили, что хотя экзогенная улыбка может развиваться благодаря стимулам, она регулярно продуцируется предъявлением ребенку особого гештальта человеческого лица, который включает в себя нос, два глаза, лоб и некоторые движения, такие, как кивание. Улыбка ребенка исчезала, если эту конфигурацию предъявляли в профиль или если один из этих элементов исчезал. Было обнаружено, что лицо не обязательно должно быть человеческим; улыбка появлялась при предъявлении шара с нанесенным на него рисунком лица. Неразличаюшая экзогенная улыбка быстро закрепляется, но позже ребенок начинает формировать привязанность к лицу матери и ее лицо вызывает наиболее сильную реакцию. Неразличающая улыбка после этого начинает быстро убывать с разными вариациями степени уменьшения в зависимости от особенностей воспитывающего ребенка окружения близких.

Пример появления улыбки показывает, что, хотя камуфляж присутствует: новорождённый улыбается и при засыпании, и при пробуждении, и во сне он (камуфляж улыбки) не может быть ни индикатором желаний ребенка получать удовольствие от общения, ни индикатором опыта удовольствия, ни очевидностью обмена с другой персоной – все эти значения улыбки приходят позже. Это так же показывает, что вторая форма улыбки начинается как стереотип, без разделения эмоциональных проявлений, появляется в ответ на специфический визуальный раздражитель.

Можно сказать, что психологическое значение связывается с улыбкой только после того, как собственная улыбка появится и пройдет определенную эволюцию во взаимодействии с источником раздражителя, которая извлекает их (психологические значения) и способности Эго производить разделение в ощущениях. Изображение себя не обязательно означает чувства младенца.