Текст книги "Бездна"

Автор книги: Роберт Сильверберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц)

Но ее вновь мучил кашель.

Лоулер прекрасно знал причину возобновления приступов. Дело заключалось совсем не в заражении легочной ткани каким-то злосчастным грибком. Просто Тейн выглядела напряженной и подавленной. Блеск, который так оживлял сегодня ее взгляд, был порождением страха, а не внутренней энергии.

Вальбен налил в бутылочку новую порцию розовых капель, которой ей должно хватить до самого дня отъезда. После этого, если кашель не пройдет, он сможет и в дороге делиться с ней своими запасами.

– Одна из этих безумных сестер недавно приходила в наш поселок, знаете? Она говорила всем, что составила общий гороскоп, из которого явствует – никто из нас не переживет плавания к новому острову. Ни один… Так сказала она. Некоторые погибнут в океане, остальные доплывут до самого края света и закончат свой путь на небесах.

– Я полагаю, это сестра Фекла? Она считает себя ясновидящей.

– А на самом деле?

– Когда-то давно, в те дни еще не существовало их монашеского ордена, она разговаривала с мужчинами. Так вот, Фекла предсказала мне, что я дотяну до глубокой старости, прожив счастливую, полную приключениями жизнь, а теперь она заверяет всех – выходит, и меня тоже – в обратном. Один из этих двух гороскопов лжет, не так ли? А теперь откройте рот. Позвольте мне взглянуть на ваше горло.

– Возможно, сестра Фекла хотела сказать, что вы будете одним из тех, кто приплывет прямо на небеса.

– Она – слишком ненадежный источник информации, – спокойно заметил Лоулер. – Кроме того, у нее серьезные проблемы с психикой. Откройте рот.

Осматривая ее горло, он сразу же обнаружил небольшое раздражение, но не очень серьезное. Такое изменение в тканях организма, конечно, могло вызвать любой вид психосоматического кашля.

– Если бы Делагард знал, как туда плыть – ну, на небеса, – он бы давно уже отправился, не задумываясь, – сказал Вальбен, опуская инструменты в антисептик. – Нид организовал бы паромную службу туда и обратно и давно бы переправил всех наших монашек… Что же касается вашего горла, то с ним прежняя история. Напряжение, раздражение – нервный кашель. Просто попытайтесь немного расслабиться и держаться подальше от полусумасшедших сестер, которые пыжатся изо всех сил, стараясь предсказать ваше будущее.

Сандира широко улыбнулась.

– О, эти несчастные и глупые женщины! Мне так их жаль.

И хотя прием закончился, казалось, она не торопится уходить.

Сандира подошла к полке, на которой Лоулер хранил свою коллекцию земных реликвий, и какое-то мгновение рассматривала их.

– Вы обещали мне рассказать об этих вещах.

Вальбен приблизился к ней.

– Вот эта металлическая статуэтка – самая древняя… Это – скульптурка божества, почитавшегося в стране, называвшейся Египтом, которая существовала многие тысячи лет тому назад. Сие государство располагалось на берегу реки и являлось древнейшим в истории Земли. С него началась цивилизация… Это – то ли бог Солнца, то ли Смерти. Или и то и другое одновременно. Впрочем, точно я и сам не знаю.

– И то и другое? Но как бог Солнца может быть одновременно богом Смерти? Солнце – источник жизни, оно яркое и теплое. А смерть – нечто темное и мрачное. Это… – Она замолчала. – Но ведь земное солнце принесло смерть, не так ли? Ты хочешь сказать, что об этом было известно в месте, называвшемся Египтом, за тысячи лет до того, как произошла трагедия?

– Сомневаюсь… Но солнце умирает каждую ночь и возрождается каждое утро. Возможно, так и возникла эта ассоциация.

«А может быть, все обстояло иначе? Он ведь только высказал свое предположение», – подумала Сандира и взяла маленькую бронзовую фигурку, поставила ее на ладонь, словно пытаясь взвесить.

– Четыре тысячи лет… Я даже не могу представить себе столь огромный период времени.

Лоулер улыбнулся.

– Иногда я тоже держу эту статуэтку, как вы, и пытаюсь заставить бога Солнца или Смерти (кто бы он там ни был) перенести меня в то место, где ему верили… Сухой песок, горячее солнце, голубая река с деревьями по берегам… Города с тысячами жителей… Огромные храмы и дворцы… Но так тяжело удерживать все это в воображении. Единственное, что я по-настоящему могу представить себе, – океан и маленький остров среди его бескрайних просторов.

Сандира поставила статуэтку на полку и указала на черепок.

– А этот осколок твердого раскрашенного материала? Вы говорите, он из Греции?

– Да, из Эллады. Остатки глиняной посуды… Посмотрите, вот деталь рисунка… Видите? Фигурка воина и копье, которое он, вероятно, держит в руке.

– Какая красивая форма! Наверное, это смотрелось как великолепнейшее произведение искусства. Увы! Нам не дано знать… А когда существовала Греция? После Египта?

– Да, гораздо позже. Но, тем не менее, тоже в глубокой древности. Там жили поэты и философы, великие художники и скульпторы, ученые… Гомер был родом из Греции.

– Гомер?

– Он написал «Одиссею» и «Илиаду».

– Мне очень жаль, но я не…

– Замечательные поэмы, правда, очень длинные. В одной из них рассказывается о войне, в другой – о путешествии по морю. Отец познакомил меня с некоторыми отрывками… С теми, что запомнил от своего деда Гарри, отец которого родился на Земле… Каких-нибудь семнадцать поколений назад наша прародина еще существовала. Иногда мы забываем об этом. Забываем, что вообще существовала такая планета, носившая гордое имя Земля. Вы видите во-он тот круглый коричневый медальон? Это карта Терры, ее континенты и моря.

Лоулеру часто приходило в голову, что, по-видимому, данная вещица и есть самое ценное сокровище в его коллекции. Оно не было древним и красивым, но на нем сохранился портрет Земли. Вальбен не знал, кто изготовил эту карту и в какой стране.

Плоский твердый диск, побольше монетки из Соединенных Штатов Америки, но достаточно маленький, чтобы умещаться у него на ладони. Вдоль обода медальона начертаны буквы, которых никто не знал, а в центре – два пересекающихся круга, символизирующих полушария. Два континента расположены в одной окружности, два – в другой, пятый материк изображен в самом низу на обоих полушариях. Бесконечность морских просторов нарушают огромные острова, разбросанные повсюду. Возможно, некоторые из них тоже могут быть континентами (Лоулер не совсем понимал, где пролегает грань между островами и материками).

Он указал на кружок слева.

– Предположительно, Египет находился здесь, в середине вот этого места. А Греция – где-то в этой точке… Так… А на другой стороне Земли, скорее всего, располагались Соединенные Штаты Америки. Помните ту монетку? Там ею пользовались…

– Для чего?

– Как деньги, – ответил Лоулер. – Монеты служили в качестве денег.

– А эта заржавевшая штука?

– Оружие. Она называется винтовкой. В нее вкладывались такие маленькие штучки, называвшиеся пулями.

Сандира содрогнулась.

– У вас всего шесть предметов с Земли, и один из них – разновидность оружия. Да, именно такими и были наши пра-пра-прапредки: постоянно воевали друг с другом.

– Некоторые из них действительно таковы, особенно – в древности. Я полагаю, позже многое изменилось. – Лоулер указал на необработанный кусок камня, свою последнюю реликвию. – Это частичка какой-то стены, стены между государствами, построенной из-за ожесточенного антагонизма между ними. Непонятно? Например, если бы у нас выстроили стену, отделив людей от джилли. Со временем наступил мир, «железный» щит уничтожили – и все очень радовались этому, а куски сохранили, чтобы помнить о когда-то существовавшей преграде между людьми одной расы. – Лоулер пожал плечами. – Они ведь были обычными представителями человеческого общества, совершенно обычными… Некоторые из них имели добрый и хороший характер, другие – нет. Не думаю, что те люди сильно отличались от нас.

– Но их мир выглядел совершенно иначе.

– Да, иначе… Странное и прекрасное место.

– У вас необычайное выражение глаз, когда вы говорите о Земле. Я заметила это еще тем вечером, у залива, когда вы говорили об изгнании. Какое-то сияние… Мне кажется, это тоска. Тогда вы сказали, что некоторые считают Землю раем, а иные – местом ужаса, из которого нужно было бежать. Возможно, доктор, вы сами принадлежите к первой категории.

– Нет, – спокойно ответил Вальбен. – Мне уже довелось сообщить вам, что я ничего толком не знаю о той Земле, даже не представляю, как она выглядела. Скорее всего, планета оказалась перенаселенной, не слишком благоустроенной, а к концу своего существования – довольно грязной, иначе бы не возник такой мощный поток эмигрантов с нее. Но я ничего не могу сказать точно. Кажется, мы никогда не узнаем всей правды о Земле. – Он замолчал и пристально взглянул на Тейн. – Единственное, известное мне наверняка, – это то, что Терра была нашим домом, нашим настоящим домом. И как бы мы ни пытались поверить в Гидрос, но люди на нем – только гости.

– Гости? – удивленно переспросила Сандира.

Она стояла очень близко от него, ее серые глаза блестели, губы отливали влагой; Лоулеру показалось, что и дыхание у нее учащенное. Игра воображения? Или она и в самом деле приближается к нему?

– На Гидросе… Вы себя чувствуете здесь, как дома? – спросил у Тейн Вальбен. – По-настоящему, как дома?

– Конечно. А вы разве нет?

– Увы! К сожалению, нет.

– Но вы же здесь родились?

– Ну и что?

– Я не пони…

– Разве я джилли? Или ныряльщик? Это они чувствуют себя дома. Это их лом.

– Но и вы тоже…

– Ничего-то вы не понимаете, – с сожалением произнес Лоулер.

– Но я пытаюсь понять… Вернее, хочу понять.

«Настал момент, когда я должен протянуть к ней руку, – подумал Вальбен,

– обнять ее, ласкать руки и губы Сандиры… Сделать так, чтобы это наконец произошло. Она желает понять меня… Нужно предоставить ей этот шанс».

В сей миг в его голове прозвучали слова Делагарда: «Кроме того, она – женщина Кинверсона. Если Тейн может быть полезна и к тому же они являются супружеской парой, зачем же их разлучать?»

– Да, – произнес Лоулер, его интонации внезапно сделались резкими и отрывистыми, – много вопросов и почти нет ответов… Разве не всегда так происходило? – Ему вдруг захотелось остаться одному. Он постучал по бутылочке с настойкой травы. – Этого хватит еще на пару недель, вплоть до самого отъезда. Если кашель не пройдет, дайте мне знать.

Сандиру явно удивило столь неожиданное и поспешное завершение встречи, но она улыбнулась, поблагодарила его и вышла из ваарга.

«О, черт!.. – подумал Вальбен. – Черт! Черт! Черт!»

– Корабли уже практическим готовы к отплытию, а у нас еще почти целая неделя в запасе, – улыбаясь, сказал Делагард. – Мои люди не жалели сил, чтобы привести их в порядок.

Лоулер бросил взгляд на пирс, где на приколе стоял весь флот Нида, за исключением одного судна, находившегося в доке, – требовалось проконопатить его корпус. Этим кораблем занимались два плотника. Трое мужчин и две женщины работали на двух ближайших судах, застывших у пирса. Они что-то энергично приколачивали и обрабатывали рубанками.

– Полагаю, вы несколько преувеличили, – спокойно заметил Вальбен.

– Что? О!.. Забавно, док… Послушайте, у всех, кто работает на меня, кое-что есть в штанах, даже у баб. Простите мне мою обычную вульгарность. Или мой столь обычный стилистический прием, как вам будет угодно… Вы хотите посмотреть, чем мы занимались все это время?

– Знаете ли, мне никогда не приходилось бывать на судне. Только на маленькой рыбацкой лодке…

– Все когда-нибудь нужно начинать. Пойдемте, я покажу вам флагманский корабль.

Судно показалось ему значительно меньше, чем при взгляде с берега. Но даже и теперь, поднявшись на борт, Лоулер как-то недоверчиво посматривал по сторонам, словно попал на незнакомый остров. Он чувствовал под ногами покачивающуюся палубу, и сама собой родилась мысль о прогулке по берегу залива. Вообще все напоминало Сорве. Киль судна был изготовлен из того же твердого и прочного материала, что и сам остров: желтой «древесины» древовидных водорослей; длинные крепкие бревна так же скреплялись и просмаливались. С внешней частью корабля поступили несколько иначе. Точно так же, как крепления со стороны моря на Сорве покрывались сетью постоянно обновляющихся водорослей «морского пальца», так и корпус судна по всему периметру был защищен гирляндами океанических растений, доходивших почти до самой палубы. Короткие и толстые сине-зеленые трубочки «морского пальца», которые больше напоминали маленькие бутылочки, нежели сами пальцы, создавали особо мощный щетинистый покров корабля, заплетавшийся в причудливые узоры и узлы под ватерлинией. Палуба представляла собой плоскую поверхность из плотно пригнанных друг к другу досок, изготовленных из более легкого сорта древесины, и устроена так, чтобы почти всегда оставаться сухой, даже когда морские волны поднимаются выше борта судна. По осевой линии палубы были укреплены две мачты. Люки на носу и корме вели в таинственные нижние отсеки.

– Сейчас мы занимаемся просмаливанием, проконопачиванием и укреплением корпуса, – пояснил Делагард. – Нам нужно надежно защититься от потоков воды со всех сторон… Скорее всего, в пути придется пережить не одну страшную бурю. Где-нибудь в океанских просторах нас обязательно «приласкает» Большая Волна. Во время межостровных переходов мы стараемся не выходить в море, если надвигается шторм. В нашем же путешествии этого избежать невозможно. Так что нужно быть готовыми к любым передрягам.

– А разве у нас не плавание между островами? – с тревогой поинтересовался Лоулер.

– Вполне возможно, что нам придется держать курс к тем островам, которые нас не ждут. Иногда в подобных путешествиях приходится выбирать долгий кружной путь вместо прямого и короткого.

Лоулер не совсем понял сказанное, но Нид не стал развивать свою мысль, и они оставили эту щекотливую тему. Делагард поспешно провел его по кораблю, забрасывая техническими терминами и непонятными морскими словечками:

– Вот это – каюты, здесь – рубка, капитанский мостик, бак, ют, бушприт, брашпиль, сигнальный мостик, ворот… А это – гафель… Это – рулевое отделение, здесь – нактоуз. Внизу – помещение для команды, трюм, магнетрон, радиорубка, рабочее помещение плотника…

Вальбен почти не слушал. Большая часть слов, произнесенных Делагардом, ничего ему не говорила. Но его зато поразила теснота трюма, буквально забитого до отказа разными грузами. Он привык к уединению в своем ваарге. Здесь же – и Лоулер теперь прекрасно понимал это – они все окажутся зажатыми в один тесный угол, где ни о каком романтическом одиночестве не может быть и речи. Вальбен попытался представить себе эти две, три, четыре недели на переполненном судне в открытом океане без каких-либо признаков суши на многие сотни миль вокруг.

«Тем не менее это все-таки не одно из тех маленьких суденышек, на которых мне приходилось бывать раньше, – решил доктор. – Настоящий корабль, настоящий океанский корабль».

– Что слышно насчет Салимина? – спросил Лоулер, когда Делагард наконец вывел его на палубу из клаустрофобических корабельных недр.

– Даг прямо сейчас ведет с ними переговоры. Должно было состояться заседание Совета острова… Предполагаю, все пойдет, как по маслу – у них там много места. Мой сын Райли на прошлой неделе телеграфировал мне с Салимина и сообщил, что четверо членов Совета определенно высказываются в нашу пользу, а еще двое склонны поддержать нашу просьбу.

– Гм… Сколько же всего членов Совета?

– Девять.

– Что ж, звучит довольно обнадеживающе, – согласился Лоулер и подумал: «Итак, мы плывем на Салимин. Хорошо. Хорошо… Так тому и быть».

Он попытался воссоздать в воображении этот остров таким, как представлял себе: конечно, очень похожий на Сорве, но все-таки больше, внушительнее, роскошнее. Лоулер нарисовал в уме яркую картину… Он раскладывает свои медицинские инструменты в новом ваарге на побережье Салимина, который приготовил для него местный коллега д-р Никитин. Вальбен много раз беседовал с ним по радио, и ему очень хотелось узнать, как выглядит этот человек. «Да, все-таки Салимин, – мелькнуло в сознании Лоулера. – Очень бы хотелось верить, что Райли Делагард действительно хорошо осведомлен об обстановке на острове». Но тут же он припомнил, как другой сын Нида, Кендри, живущий на Вельмизе, уверял не меньше своего брата о готовности принять беженцев с Сорве.

Прихрамывая, на палубу поднялся Сидеро Волькин и обратился к Делагарду:

– Прибыл Даг Тарп. Ждет в твоем кабинете.

Нид широко улыбнулся.

– Ну, вот… и ответ пришел. Давайте сойдем на берег.

Но Тарп уже шел к кромке воды, чтобы встретить их у пирса. Лоулер, увидев его мрачное лицо, сразу же понял, какого рода известия принес «почти инженер» радиосвязи.

– Ну что? – задал владелец верфи свой уже почти никому не нужный вопрос.

– Нашу просьбу отвергли. При подсчете голосов оказалось, что пятеро – против четырех за нас. Они сказали, у них нехватка пресной воды из-за слишком засушливого лета. Предложили принять шестерых наших.

– Скоты! Черт с ними! Пусть убираются к дьяволу!

– Хотите, чтобы я это передал? – поинтересовался Тарп.

– Ничего не говори им. Не хочу даже тратить время. Мы не станем посылать к ним шестерых. Наш принцип – все или никто, куда бы ни отправились наши корабли. – Он взглянул на Лоулера.

– Ну, и что теперь? – спросил тот невозмутимо. – Шактан? Каггерам?

Названия островов ему услужливо подсказывала память, но Вальбен не имел понятия о том, где они расположены и что собой представляют.

– Они ткнули нас носом в то же дерьмо, – отозвался Делагард.

– Я все же попытаюсь связаться с Каггерамом, – сказал Даг. – Они там очень порядочные люди. Приходилось бывать на этом острове лет десять назад, когда…

– К дьяволу Каггерам! – закричал Нид. – Они тоже начнут разводить такую же тягомотину с заседаниями Совета. Им понадобится неделя на обсуждение, затем – собрание общины, голосование и тому подобное. У нас нет времени.

Казалось, Делагард полностью погрузился в размышления. Создавалось впечатление, что он полностью забыл обо всем вокруг. Его лицо отражало титанические интеллектуальные усилия, словно Нид просчитывал что-то невероятно сложное и запутанное. Глаза Делагарда были полузакрыты, густые черные брови сомкнулись в одну линию. Наконец его губы сложились в кривую ухмылку.

– Грейвард, – выдавил он из себя.

– Но Грейвард расположен на расстоянии восьми недель пути отсюда, – заметил Лоулер.

– Грейвард? – переспросил Даг Тарп, не скрывая крайнего удивления. – Вы хотите, чтобы я связался с этим островом?

– Да не ты! Я сам это сделаю. Прямо с корабля. – На какое-то мгновение Делагард снова замолчал. И снова казалось, что он где-то далеко-далеко, перебирая в уме только ему известные очень и очень сложные варианты. Затем Нид кивнул, словно вполне удовлетворившись полученным ответом. – У меня на Грейварде есть двоюродные братья. Мне ли не знать, как договориться с собственными родственниками. Они нас обязательно примут. Гарантирую! Тут уж не будет никаких проблем. Решено! Грейвард!

Лоулер стоял и растерянно смотрел, как Делагард широкими шагами возвращается на корабль.

«Грейвард… Грейвард…» – гремели в голове колокола призрачной надежды.

Ему почти ничего не известно об этом острове. Ну, только то, что он расположен на самом краю той островной группы, к которой принадлежал и Сорве. Данный «плавучий дом» проводил в Красном море нисколько не меньше времени, чем во Внутреннем море. Грейвард располагался, как представлялось Вальбену, на самом пределе досягаемости и являлся самым дальним из островов, с которыми Сорве поддерживал различные связи в области торговли, добычи полезных ископаемых и прочих житейских дел.

В школе Лоулер учил, что на сорока островах Гидроса есть поселения людей. Возможно, к настоящему времени эта официальная цифра возросла до пятидесяти-шестидесяти, но точно он не знал. Истинное число, вероятно, было намного больше, так как у всех в памяти сохранилось чудовищное избиение жителей Шаликомо, случившееся в эпоху третьего поколения, и лишь только численность населения отдельного острова выходила за определенные пределы, десяти или двадцати представителям человеческой общины приходилось покидать обжитое место и искать какое-то другое пристанище. Переселенцы, переезжавшие на новые острова, часто не располагали необходимыми средствами связи для установления с остальной обитаемой частью Гидроса прочных контактов, поэтому статистика не располагала точными данными. Возможно, к настоящему времени уже около восьмидесяти островов заселены людьми. Разбросанные по всей планете, которая по своей величине превосходила Землю, они курсировали по океану по воле ветров и волн. Связи между островными группами не существовало, лишь в крайне редких случаях удавалось обменяться короткими радиограммами. Между отдельными островами возникали и распадались союзы, пока они совершали свой сакраментальный путь по бескрайним просторам безбрежного океана, но никто из них не мог похвастаться тесными дружескими отношениями.

Когда-то, много-много десятилетий назад, группа людей задумала построить свой собственный остров, чтобы не жить на территории, принадлежащей джилли. Они выяснили технологию процесса и приступили к делу: начали вплетать «древесные» волокна в каркас фундамента. Но им не удалось дойти и до середины своего труда – на сооружение напали огромные морские существа и начисто уничтожили его. При этом погибли десятки людей. Все решили, что чудовища посланы джилли, которым, естественно, не понравилась перспектива иметь на своей планете независимое от них владение, созданное и населенное исключительно представителями человечества. Больше никто подобных попыток не предпринимал.

«Грейвард, – еще раз повторил про себя Лоулер. – Ну, ну, ну… В принципе, все острова одинаковы. Я сумею приспособиться к жизни на любом из них, где бы мы ни обосновались. Но примут ли нас на Грейварде? И вообще, сможем ли мы отыскать его на границе между Внутренним и Красным морями? А, черт с ним! Пусть эти проблемы заботят Делагарда. Почему именно я должен беспокоиться? Сие не в моей власти».

Когда Лоулер неторопливо возвращался в свой ваарг, до него неожиданно донесся тонкий хриплый и пронзительно-писклявый голос Гхаркида.

– Доктор! Господин доктор?!

Натим согнулся под тяжелой ношей, двумя громадными корзинами, набитыми водорослями, из которых сочилась и стекала струйками вода. Он нес их на большом коромысле.

Лоулер остановился и подождал его. Гхаркид, пошатываясь, приблизился к нему и сбросил свою ношу почти у самых ног врача.

Натим выглядел маленьким, но жилистым человечком, значительно уступавшим в росте Вальбену. Ему даже приходилось запрокидывать голову назад, чтобы во время беседы встретиться с глазами Лоулера. Он улыбнулся, обнажив белоснежные зубы, разительно контрастировавшие со смуглым лицом. В нем присутствовало что-то очень привлекательное, говорившее о несомненной честности и искренности, но детская простота, исходившая от него, крестьянская невинность и оптимизм порой казались чрезмерными и вызывали раздражение у собеседников.

– Что это такое? – поинтересовался Лоулер, взглянув на торчащие из корзин стебли разноцветных водорослей: зеленых, красных, желтоватых с ярко-лиловыми прожилками и прочих, напоминающих радугу на небе Земли.

– Для вас, господин доктор… Лекарства. Возьмите их с собой в плавание. – Гхаркид широко улыбнулся. Казалось, он был весьма доволен собой.

Лоулер встал на колени перед корзинами и принялся копаться во влажной массе. Он сразу же узнал некоторые из образцов морской флоры. Эта синеватого цвета трава – великолепное болеутоляющее, а вот это растение с темными, растущими по бокам листьями в форме ремешков – один из лучших антисептиков, а вот… Да, его «травка». Без всякого сомнения, она.

Вальбен посмотрел на Гхаркида, и, когда их взгляды встретились на какое-то едва уловимое мгновение, в глазах Натима промелькнуло нечто вовсе не такое уж наивно-детское.

– Возьмите их с собой в плавание, – повторил «морской огородник», словно Лоулер не понял сказанного раньше. – Эта трава хороша для приготовления лекарств, и я подумал…

– Вы правильно сделали, – спокойно произнес Вальбен. – Так вот… Давайте-ка все это отнесем в мой ваарг.

«Улов» оказался богатейшим. Натим собрал образцы почти всех лекарственных водорослей. Лоулер все откладывал и откладывал подобное мероприятие, пока наконец Гхаркид сам не вышел в залив и не вернулся оттуда с целой аптекой на плечах. «Неплохая работа, – оценил про себя доктор. – Особенно, моя „травка“. У меня еще достаточно времени, чтобы переработать все водоросли, растереть их в порошок, изготовить мази, бальзамы и настойки. Тогда-то уж наше судно будет превосходно обеспечено лекарствами на всю долгую дорогу до Грейварда. Да, что ни говори, а Гхаркид отлично знает свое дело».

И вновь Лоулеру пришла в голову мысль, посещавшая его неоднократно: так ли уж прост Натим или эта наивность – всего лишь способ – надежнейший! – психологической защиты? Гхаркид частенько казался совершеннейшей «tabula rasa», на которой любой мог писать все, что ему угодно. Но где-то в глубине души он был, бесспорно, гораздо сложнее немного дурашливого внешнего образа. Только вот как докопаться до дна сознания этого человека?

Последние дни перед отплытием оказались ужасными. Все признали необходимость покинуть остров, но не все по-настоящему осознали, что это должно случиться так скоро. Теперь страшный день приближался с невероятной скоростью.

Лоулер видел, как старухи складывают свои пожитки у входов в ваарги и затем подолгу стоят и смотрят на них, а потом начинают перекладывать, занося часть из них обратно в жилище. Некоторые женщины и несколько мужчин все время плакали: часть людей старалась делать это незаметно, другие же – ни от кого не прячась. Истерические рыдания разносились ночи напролет. В самых тяжелых случаях Вальбен применял свою «травку».

– Ну, успокойтесь, – повторял он, не переставая, – вот так… Спокойнее, спокойнее…

Том Лионидес пьянствовал три дня подряд и все это время рычал и пел, а потом затеял драку с Бамбером Кэдреллом, заявив, что никому не удастся заставить его взойти на борт одного из кораблей.

Делагард, проходя мимо вместе с Госпо Струвином, удивился:

– Что здесь происходит, черт побери?!

Лионидес вместо ответа набросился на него с кулаками, рыча и взвизгивая, словно буйнопомешанный. Нид, не задумываясь, врезал ему по физиономии, а Госпо схватил пьяного за горло и душил до тех пор, пока тот не успокоился.

– Отведи его на корабль, – приказал Делагард Кэдреллу, – и не отпускай до самого дня отплытия.

В предпоследний день, да и в последний, группы джилли приблизились к границе между собственной территорией и поселением людей и стояли, созерцая с присущей им непроницаемостью, как выполняется их требование. Все жители Сорве окончательно поняли, что не будет никакого прощения, никакой отмены приказа об изгнании. Последние скептики, последние сомневающиеся вынуждены были сдаться под давлением этих пристальных, неумолимых и тусклых взглядов.

Сорве теперь потерян навсегда.

Их новым домом будет Грейвард.

Это решено.

За несколько часов до отплытия Лоулер зашел в самую отдаленную часть острова, туда, где высокая дамба противостояла океану.

Наступил полдень. Вода сияла, словно зеркало, отражая прямые солнечные лучи.

Со своего наблюдательного пункта на возвышении Вальбен всматривался в раскинувшийся перед ним океанский простор и пытался представить себя на борту корабля, плывущего по бескрайним просторам. Ему очень хотелось понять, продолжает ли волнующийся простор Гидроса внушать ужас его возбужденному сознанию, или все уже пришло в норму.

Оказывается, страх оставил Вальбена в ту пьяную ночь у Делагарда. Он больше и не думал возвращаться, смирившись с твердостью человеческой сущности. Лоулер всматривался в бескрайние просторы вод и не видел ничего, кроме океана, который теперь не вызывал у него ни ужаса, ни страха.

Самые разные мысли роились в голове Лоулера, отражая его смятенное состояние: «У меня нет причин бояться чего-то… Просто поменяю Сорве на корабль, который тоже является своеобразным островом, только поминиатюрнее. Но ведь какие-то опасности могут поджидать меня или нет? Например, судно может затонуть во время бури или его раздавит Большая Волна… Тогда я погибну. Ну и что? Все равно, рано или поздно, придется умереть… Это не ново! И тем не менее, есть шанс благополучно добраться до Грейварда. Корабли не так уж часто тонут в океане. Нет! Я выйду на берег и начну новую жизнь… Обязательно начну!»

Лоулер теперь ощущал не столько страх перед предстоящим путешествием, сколько время от времени возвращавшуюся боль от расставания со всем тем, что его связывало с Сорве. Тоска приходила неожиданно и так же внезапно исчезала, чтобы вернуться вновь.

Но привязанность к родным пенатам постепенно начала ослабевать. Вальбен стоял, повернувшись спиной к селению, всматриваясь в темные безграничные океанские просторы, и ему казалось, что легкий бриз, дувший в его сторону, уносит с собой прошлое, старые привязанности и воспоминания, связанные с внушающим почтительный страх отцом, с милой и загадочной мамой, с почти забытыми братьями. Его детство, взросление, брак, оказавшийся столь непродолжительным, годы, проведенные в качестве врача острова Сорве, в качестве д-ра Лоулера своего поколения – все начало медленно покидать Вальбена. Неожиданно он почувствовал необъяснимую легкость, словно появилась возможность оседлать этот ласковый бриз и улететь на нем на Грейвард.

Душа Лоулера освободилась от оков прошлого.

Все, что удерживало его здесь, исчезло в одно мгновение.

Все…