Текст книги "Сын человеческий (сборник)"

Автор книги: Роберт Сильверберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 41 страниц)

28

Удовлетворительных ответов он не получил. Они снова утонули в своем бесчувствии. Он чувствовал себя опустошенным и преданным. Они позволили ему принять участие в других четырех обрядах, почему же не в этом? Они воспользовались опытом его жизни, а теперь он им надоел. Злой и пристыженный, он зашагал прочь. Он понимал, что потерял что-то необыкновенно важное. Может быть, свой шанс подобрать ключ к ящику, в котором лежат ответы на все загадки. А им все равно. Им все равно.

Взбешенный, взобрался он на дюну и быстро пошел в глубь земли.

Сыпучий песок замедлил его движение. Еще он заметил маленькую дорожку, след, оставленный ползущими плоскими серыми созданиями, похожими на скорпиона. Они не обращали на него внимания и несколько раз, пересекая дорожки, он подходил поближе и давил их. Его это беспокоило: он не хотел наступить на кого-нибудь. Но вскоре песок уступил место грубой красноватой глине, покрытой мясистыми голубыми растениями, и ползущие насекомые исчезли.

Куда он идет?

Он не был уверен, является ли его уход от Скиммеров проходящим или постоянным разрывом. Раздражение могло уменьшиться – в конце концов, они дали ему столько необыкновенного. Возможно, скоро ему захочется вновь вернуться к ним. С другой стороны, нежелательно навязывать свое присутствие людям, которые находят тебя скучным. Он может попытаться утвердить свою независимость. В этом мире он не нуждался ни в пище, ни в укрытии и может отыскать себе других товарищей. Надежды же на возвращение в свое собственное время не было.

Шагая большую часть утра по жарким сухим местам плоских равнин, он носился с мыслью, что может выжить и один. Чем больше он об этом думал, тем более привлекательным казалось это ему. Да. Он исследует все континенты. Он спустится в подземные города, построенные гораздо ближе к его эпохе. Он постарается собрать произведения искусства и другие любопытные вещи сынов человеческих. Он опробует новые силы, которые возможно приобрел под этим тучным солнцем. Возможно, ему удастся изготовить бумагу и написать мемуары о своих приключениях для собственного облегчения и чтобы проинформировать других людей его вида, которых может сюда занести. Он побеседует с Дыхателями, Едоками, Разрушителями, Ждущими и Скиммерами, которые встретятся на пути, и с Заступниками, если найдет их, а также со всеми представителями предыдущих эпох, пойманных ловушкой и живущих здесь: козлолюдей, сфероидов, жителей тоннеля и другими. От этого смакования свободы в выборе жизненного пути его охватил восторг. Да! Да! Почему бы нет? Радость наполняла его душу, словно воздушный шар, который вдруг лопнул, отбросив его, оглушенного и одинокого, на землю.

Он жалел о том, что покинул Скиммеров.

Он должен вернуться и просить их снова принять его к себе.

Смущенный, он остался на месте, скорчившись, стоя на коленях, по локти в грязи, глаза следили за перемещением огромной улитки, пересекавшей его дорогу. Вверх. Повернуться и искать друзей. Он медленно выпрямился. Поднялся южный теплый ветерок, обдувающий потную кожу. Он бросился бежать, позабыв о ползающих вокруг улитках. Где же море? Где Скиммеры? Он следует за солнцем. Землю сменил песок, улиток скорпионы. Раздались звуки прибоя. Он взбирается на дюны. Да, это здесь. Вот его следы. Он вспомнил жеребячью веселость Нинамин, торжественную уверенность Хенмер, таинственные глубины Серифис, красоту Ти, живость Ангелон, нежность Брил. Как он мог их оставить? Это же его друзья. Даже больше: они – часть его, и он, можно надеяться, часть их. Они на пути к семерке. Так много общего. Мой секундный гнев. Детский. Братья и сестры: иногда немного такие беззаботные, но этого и следует ожидать – между нами такая пропасть времени. Мог ли я понять чувства своего далекого предка? Мог ли он понять хотя бы десятую часть из того, что я сказал? Но это же не причина для расставания. Нужно быть любящим, нужно быть ближе друг к другу.

Взобравшись на последнюю дюну, он увидел берег и нашел отметки тех мест, где лежали Скиммеры, но самих Скиммеров не было.

– Хенмер? Серифис? Ти?

Их нигде не было.

Он кричал, махал руками, бегал вдоль пляжа, изучал следы на песке. Бесполезно. Бесполезно. Бесполезно. Они не оставили и следа. Воспарили, сверкнув в стратосфере, единодушно рванулись куда-нибудь к Сатурну. Забыв о нем. Признав его права. Безнадежно повторял он их имена, в отчаянии катаясь по песку. Ворвался в волны, надеясь отыскать там хоть свою русалку. Никого. Ничего. Заброшен. Один.

Это твоя вина. Но что теперь?

Он отправился на поиски. Прежде Скиммеры избавляли его от одиночества, могут сделать это и снова. Тем не менее он пойдет своим путем сожаления и надежды. И надежды. И он еще раз пошел в глубь суши, на этот раз другим путем, так как ему не понравилась равнина улиток. Если ему удастся отыскать Скиммеров, решил он, он никогда по своей воле не покинет их. Земля здесь похожа на землю в других местах, хотя не такая горячая, – ряд низких холмов сдерживал порывы сурового ветра. Здесь тоже ползали улитки, но другого вида, зеленые с палевыми рожками. Они оставляли на головой земле блестящие ясные следы. Он много раз, случайно, наступал на них. Улитки трескались с зловещим свистящим звуком, от которого его пронизывал стыд. Он старался смотреть под ноги, осторожно делая каждый шаг, и это занятие так поглотило его, что он не заметил перемен в окрестностях. Появились деревья: конической формы, низкие, они напоминали гибрид финиковой пальмы с поганкой. Появилось и несколько маленьких ручейков. И наконец, он обнаружил, что приближается к чьему-то дому.

Дом?

Ничего подобного он не видел с момента своего пробуждения. Вероятно, это просто обман, иллюзия, которую он принял за двухэтажное кирпичное строение в стиле 1940-х годов под крышей из серых плит и с зеленым прозрачным венком, висящим на дверном кольце входной двери, тропинка, ведущая к двери тщательно вымощена, а слева к дому подходит подъездная дорожка темного асфальта, хотя Клей не заметил ни гаража, ни автомобиля. Окна прикрывали легкие белые драпировки. На одном из окон второго этажа в ящике росли герани.

Он засмеялся, потому что сильно сомневался, что все эти постройки принадлежат к прошлым эпохам человечества. Вряд ли такой дом мог в одиночестве выстоять в течение всех прошедших тысячелетий. Значит это проделка. Но чья?

– Нинамин? – в голосе прозвучала надежда, – Ти?

Входная дверь открылась, и на пороге появилась женщина.

Его рода. Молодая, но уже прошедшая сквозь истинную юность. Обнаженная. Короткие темные волосы, вполне приличная грудь, бедра немного широковаты, но ноги необыкновенно хороши. Легкая улыбка, безупречные зубы. Живые, участливые глаза. По коже тут и там рассыпаны родимые пятна. Не творение фантазии, а настоящая женщина, несовершенная, привлекательная, обещающая восторги. В своей наготе она выглядит чуточку смущенной, но в то же время производит впечатление, что это пройдет, когда они получше узнают друг друга. В десятке метров от дверей, он остановился.

– Здравствуй, – сказала женщина. – Рада тебя видеть.

Он облизнул губы, тоже почувствовав странное смущение от своей наготы.

– Вот уж не ожидал найти здесь дом.

– Да уж конечно.

– Откуда он?

Она пожала плечами.

– Он и был здесь. Я пришла сюда, как и ты, и нашла его. Приятный и милый. Могу предположить, что его сделали для меня, чтобы я могла почувствовать себя дома. Я имею в виду, что понимаю, что это не настоящий дом, оставшийся от нашего времени, который проторчал здесь миллион лет. А ты?

Он усмехнулся. Ему понравилась ее открытая манера. Она наклонилась в дверном проеме, больше не заботясь о своей наготе, и уперлась рукой в бедро. Ее глаза изучающе скользили по нему.

– Нет, – заговорил он. – Я ни на минуту не поверил, что дом – подлинный. Вопрос в том, подлинная ли ты?

– Я не выгляжу подлинной?

– Как и дом. Откуда ты?

– Меня принесла ловушка времени. Как и тебя. Верно?

Ее слова заставили его содрогнуться, словно он обжегся. Женщина его времени? Правда? И в то же самое мгновение он ощутил радость, обретя истинного товарища, и странное чувство грусти, что теперь он не уникален в этом мире и должен делить свою роль с ней.

– Ты давно здесь?

– Кто скажет?

Ответ вполне приемлемый. Он бы ответил так же.

– Что ты делала с тех пор, как проснулась?

– Бродила, – сказала она, – беседовала с людьми. Плавала. Узнавала.

– Какой был год, когда ты покинула наш мир?

– Слишком много вопросов, – сказала она, но яда в ее голосе он не ощутил. – И совсем не те, что надо. Спросил бы, как меня зовут, что я испытываю здесь. Тебе все равно, что я за человек?

– Прости.

– Хочешь войти в дом? – В ее приглашении промелькнула и застенчивость, и распутство. Он спросил себя, сколько миллионов прошло с тех пор, когда он в последний раз был в постели с настоящей женщиной. Он поймал себя на том, что думает о запахе ее кожи, вкусе ее губ и звуках, которые она будет издавать, когда он войдет в нее.

– Конечно, – сказал он. – Но не следует знакомиться прямо здесь, на пороге.

Она провела его в дом. Войдя, он уловил быстрый звук, несомненно всхлип. Дом был словно раковина с тремя стенками; внутри вообще ничего не было. Женщина стояла в десятке футов от него, повернувшись спиной и уперев руки в бока, над полными ягодицами виднелись глубокие ямочки.

– Тебе нравится? – спросила она. – Ты всегда такой скромный?

Ее голос звучал как-то слишком механически. Она засмеялась.

– Тебе нравится? Ты всегда такой скромный? Тебе нравится? Ты всегда такой скромный? Тебе нрав…

Зверея, он рванулся вперед.

– Ты сказала, что настоящая! – заорал он. – Ты не говорила, что дом такой!

Над ним посмеялись. Он яростно хлопнул ладонью по ее спине, вытолкнул ее на бесплодную почву. Она лежала там всхлипывая. Он ощутил крепкую эрекцию. Встав над ней, он приподнял ее, как собаку. Упав на нее сверху, он крепко сжал бедрами ее ягодицы. Она застонала и слегка выгнула спину, но когда он начал пихать в нее свой распухший орган, она, всхлипывая, исчезла, а он шлепнулся в черный пруд. В его глубине сидел огромный, терпеливый Дыхатель.

– Я – Квой, – сказал он.

– Что… как?…

– Добро пожаловать.

Тело Клея менялось. Он погружался в пруд, обрастая жабрами и плавниками. Весьма убедительная иллюзия, но он не верил, что это нечто большее, чем иллюзия.

– Ты – то же самое существо, что прежде было женщиной?

– Я – Квой, – настаивал Дыхатель. Отдохни рядом со мной. Давай поговорим о природе любви. Ты помнишь? Течение, соединение, обмен…

– …и слияние, – сказал Клей. – Тот же жаргон.

– Почему ты такой враждебный?

– Я ненавижу, когда меня обманывают, – ответил Клей.

Дыхатель обиделся. Наступила долгая тишина; следовало ли Клею извиниться? Но он ждал. Дыхатель заплакал, и наконец Клей сказал:

– Покажи мне свой истинный вид.

Темные воды всколыхнулись, но больше ничего не случилось. Он начал уже думать, что был несправедлив к Дыхателю. И в то же мгновение пруд исчез, и Клей оказался на земле лицом к лицу с отвратительным огромным Едоком. Клыки щелкали. Глаза сверкали.

– Нет, – умоляюще сказал Клей, – пожалуйста, не нужно повторять весь репертуар. Потом ты станешь Разрушителем. Ждущим. Меня эти игры не интересуют.

Едок ушел. Клей остался стоять один, нервно ковыряя пальцами ноги грубую почву. Прямо перед ним загорелся резким зеленым пламенем куст, но огонь не сожрал его. Из горящего куста донеслись рыдания. Мрачная шутка, подумал он, и глупая. И тут только догадался о присутствии Неправедной.

29

Из куста:

– Помочь тебе?

– Что за польза?

– Быть доброй к бедному бродяге.

– У твоей доброты есть цена.

– Нет. Нет. Тебя запутали. Ты меня не знаешь.

– Тогда позволь узнать тебя.

– Есть способы помочь тебе. Я знаю.

– Что ты?

– Неправедная, – сказала Неправедная.

– Божество?

– Сила.

– В каких ты отношениях, скажем, со Скиммерами?

– Не знаю.

– Не знаешь? – Клей засмеялся. Он ощутил вокруг головы стены маслянистого фарфора. – Спасибо. Спасибо большое. Чего ты хочешь?

– Помочь тебе. – Нежно. Изящно.

– Тогда помогай. Отправь меня домой.

– Ты дома.

Он осмотрелся кругом, но увидел лишь жаркую неуютную местность, незнакомую, разрушенную, заросшую чужими растениями. Он попробовал еще раз, чувствуя поднимающуюся темноту.

– Где мои друзья? Я говорю о Скиммерах? Хенмер, Нинамин, Ти, Брил…

Неправедная показала ему вспыхнувшее в пустоте видение: шесть Скиммеров сидели в торжественном кругу с осунувшимися лицами, туманными глазами и роковым нимбом над головой.

– Они готовятся умереть, – пояснила Неправедная. – Все шестеро. Скоро это случится.

– Нет. Нет. Зачем?

– Умирать?

– Да, умирать. Зачем?

– Чтобы узнать, – спокойно ответила Неправедная. – Ты же знаешь, что Серифис уже побывала там. Путешествие в первый дом Смерти. Но им этого не хватило. Они остались недовольны. Теперь они ищут настоящую смерть, постоянную.

– Но для чего? – добивался он. Голос его неуклюже скакал из одного регистра в другой. Он чувствовал себя ужасно молодым.

– Чтобы спастись.

– Спастись от чего? От скуки? От жизни в вечном лете?

– Это одна часть.

– А другая?

– Спастись от тебя, – рыдая сказала Неправедная.

30

Он окаменел. Ноги превратились в скрюченные корни; гениталии усохли, слезы пылающими бороздами прорезали щеки. Сон обернулся явью. Пламя из куста исчезло, оставив лишь горький белый дымок. Спустя некоторое время он спросил:

– Что я могу сделать, чтобы они передумали?

– Наверное очень мало.

Голос шел с неба прямо над головой Клея. Значит, Неправедная осталась где-то рядом с ним.

Клей вертелся, крутился, гримасничал, потел.

– Почему они хотят от меня сбежать? Неужели я так ужасен? Неужели я такое чудовище?

Долгая пауза.

Наконец ответ:

– У тебя есть душок.

– Душок?

– Понимаешь ли ты, что несешь внутри великий порок жестокости и уродства. Ты знаешь, что способен быть жестоким, безжалостным, неверным, ревнивым, жадным, неразумно враждебным и грубым.

Клей нахмурился, глядя в небо. Он выслушал свой приговор. Затем, склонив голову, ответил:

– Я всего лишь примитивный человек. Доисторический. Я не просился сюда. Я стараюсь, но я сделан из скользкого вещества, полон грязи и нечистот. Разве мне следует просить за это прощения? Не моя вина в том, что я – несовершенен. И все же, что делать со Скиммерами и их смертью?

– С тобой трудно быть долго, – объяснила Неправедная. – Ты несешь в себе много боли. Сам того не сознавая, ты делился своей ношей с друзьями. Ты делил ее и со Скиммерами. Ты причинил им вред. Понимаешь, они не могли с этим справиться.

– Я никогда не догадывался об этом.

– Точно, – подтвердила Неправедная.

Клей бросился на пропеченную солнцем землю и принялся щипать траву, разбрасывая ее вокруг себя.

– Они могли бы сказать мне все сами, – оскорбление заметил он. – Они могли бы помочь мне подняться над собой. Они же подобны богам и могут общаться с самыми низкими тварями из прошлого. А ты говоришь, что им легче умереть. Как это их побег…

– Им не так легко, как ты думаешь…

– …в смерть поможет каким-то образом…

– …изменить тебя, – сказала Неправедная. – У них тоже есть предел. И поэтому они уйдут.

– Зачем?

На мгновение Неправедная материализовалась в форме скопления вертикальных стержней, окружающих глаз.

– От отчаяния. От шока родства. Они узнали в себе тебя. Ты же предок. Они ничего не знали о тебе, пока ты не появился здесь, а теперь знают и боятся тебя, потому что ты есть в них. Как и во всех нас. Потому-то они и собираются умереть. Они говорят об этом, как о счастливом приключении. Для них так оно и есть: но, как ты понимаешь, это еще и борьба.

У Клея закружилась голова. Горло сдавили сдерживаемые рыдания. Он тонул во всей этой метафизике.

Призывая все свое самообладание, он спросил:

– Как мне убедить их не делать этого?

– Ты все о том же.

– Я должен знать.

– У меня нет ответа.

– А у кого есть? – Голос Клея зазвучал пронзительно, словно его печень клевал гриф.

– У кого? У кого? У кого? – рыдания Неправедной превратились в карканье. Клей огляделся вокруг и не нашел ее. Пошел горячий, сильный дождь. Клей начал разрушаться. Он побежал, но его ноги исчезли, голени развалились, и он должен был продвигаться на костях коленей. Он глотает ножи и потеет кислотой. Перед ним появился мираж: Скиммеры, сидящие перед ним на корточках, тающие, умирающие, поющие, улыбающиеся.

«Как удержать их?» – вопрошает Клей и слова собираются вокруг головы, кружат водоворотами, образуют воронки и исчезают в шее. Слова оставили за собой некое подобие ответа: «Нужно связаться с Заступниками».

Клей кивнул. Заступники. Заступники.

– Где мне найти их? – потребовал он ответа. Но он, конечно же, снова остался один.

31

Теперь он попал в землю, лишенную красок. Отовсюду удален пигмент: он остановился на длине волны ноль, исполненный страха соскользнуть в щель в спектре. Даже солнце утратило оттенок и изливаемый им свет просто парадокс. Клей шел осторожно, мучительно. Он уже видел всепоглощающую белизну Антарктиды и клыкастую черноту Тьмы, но это место было совсем не похоже на те, потому что, хотя черный – это отсутствие цвета, здесь не было ничего черного, а белый – соединение всех цветов спектра, здесь не было и ничего белого. Как же он мог тогда что-нибудь видеть?

– Меня не одурачишь, – храбро сказал он. – Я немного разбираюсь в законах оптики. Цвет – это не что иное, как эффект, производимый электромагнитными излучениями определенной длины волны. Нет длины волны, нет и цвета; нет цвета, нет изображения. Так как же я вижу все это?

Он изучающе посмотрел на свою бесцветную руку. Высунул изо рта бесцветный язык. Дотронулся до бесцветных лепестков бесцветного куста. «Если существует цвет без физического продолжения, то может существовать и физическое продолжение без цвета?» Эту концепцию можно охарактеризовать как понятие абсолютного цвета. Можете же вы видеть красное, не видя красный предмет? Да? Да? Очень хорошо. Цвет есть абстрактное понятие, не ассоциирующееся с массой. А теперь представим массу без цвета. Одна лишь форма минус отвлечение резонансов в визуальном спектре. Не так-то просто? Ну да, но попытайся, парень, попытайся, попытайся! Клей закричал от этого поучающего голоса, исходящего из его головы. Он звучал, словно рвущаяся проволока. По бесцветной земле пробежала бесцветная ящерица: он увидел событие как столкновение структур. В этом способе восприятия ему чудилось нечто японское. Определение объектов зависит от чистой формы, мир приобрел утонченность симфонии в одной тональности, утонченность сада черных камней, единого гудящего каллиграфического мазка. Он смаковал эту сузившуюся палитру и двигался с великой нежностью, опасаясь, что неверный шаг снова оживит спектр. Как спокойно, как прекрасно пусто. Даже звуки лишились окраски.

– Здравствуй, – сказал он. – Здравствуй. Здравствуй. Здравствуй.

Слова были словно стеклянные стержни, целомудренные, устремленные в себя.

– Скажите, где мне найти Заступников?

Он видел камни, деревья, цветы, траву, насекомых. Призрачный мир. Тень. Тени. Он мог оставаться здесь вечно, свободный от ответственности, очищая свой разум от осадков старых цветов, всех этих высохших скоплений блеклого зеленого, желтого, ультрамаринового и алого, миртового и ярко-красного, сепии и бронзы, изумруда и кармина, синего и серого, оранжевого и индиго, лилового и сиреневого, вишневого, золотого и грифельного. Видеть, как в бесцветном небе мирно угасает бесцветный закат, смотреть в спокойное сердце бесцветного леса, обдумать бесцветные мысли, когда ветер колышет трепещущие бесцветные листья, – он вспомнил о Скиммерах. Он двинулся вперед, перейдя песчаную полосу и место, где миллионы блистающих травинок безмолвно мерцали повсюду, и вошел в район, где густо росла ежевика и повсюду торчали шипы, растущие из толстых плетей. Вздыхая и шипя, словно змеи, плети окружили его, чувствительно прикладываясь к его глазам, гениталиям, икрам.

– Давайте. Режьте меня, если хотите, но дайте пройти.

Но плети колебались, и он смеялся над ними. Внезапно одна из них кольнула его бедро и из ранки стали сочиться капли крови. Сначала они были бесцветные, но внезапно сделались ярко-красными, по этому ярко вспыхнувшему цвету он понял, что пересек границу. Цвета, выскакивающие отовсюду, ослепили его. Сетчатка глаз свертывалась и развертывалась под этой атакой. Красный! Оранжевый! Желтый! Зеленый! Голубой! Синий! Фиолетовый! В яростном всплеске спектра потерялись все структуры. Расставаться с бесцветностью было грустно; оглянувшись назад в надежде бросить последний взгляд на уникальную бледность, он обнаружил, что его ошеломленные глаза уже не в состоянии различить ничего и, пожав плечами, он вновь повернулся лицом к наступающим цветам. Уже опустошенные от остатков цвета каналы мозга снова наполнились с легким чавкающим звуком набирающей влагу губки. Как могло существовать такое сияние? Все пульсировало. Все излучало. Из сердцевины каждого листа изливались тысячи оттенков. Небо стало призмой, и он танцевал под его ужасным лучом. Собственная кожа Клея стала скоплением света и тени. Глазные яблоки скользили в черепе. Он познавал пределы чувств: если его восприимчивость не уменьшается, он перегрузится и сгорит. Закрой глаза! Закрой глаза! Закрой глаза!

– Закрыть глаза значит немного умереть, – яростно ответил он и уставился прямо на солнце. Давай! Делай как можно хуже! Он распахнул руки и вдавил пятки в теплую, влажную, податливую почву. Его человеческое существо растет. Он пьет многоцветное излучение и, задыхаясь, находит для нее место внутри. Бедра напряжены, кулаки сжаты, он не позволил гигантской призме разрушить его и победил. Он впитал все в себя и наполнился красным и зеленым. Его охватил восторг. Он разбрасывал свое семя парящей великолепной аркой, она вспыхнула лиловым и голубым и золотым и там, где приземлялась, появлялись гомункулусы, одетые в развевающиеся языки пламени. Он смеялся. Солнце заслонила туча. Опустившись на колени, он загляделся на вселенную, отражавшуюся в единственной маслянистой капле воды на толстом круглом голубом листе. Все крохотные создания там страдали, любили, поднимались, падали, боролись, теряли. Он послал им свое благословение.

– Где же Заступники? – шептал он. – Мои друзья в опасности. Где? Где? Где?

Краски поблекли. Мир вернулся к обычному виду. На Клея набросились сомнения, фантомы, гарпии, фобии, туманности, неуверенность, табу, упадки, инфекции, бессилия, фарисеи, изменение температур и духовные стены. Он пробивался сквозь эти миазмы, словно сквозь океан нечистот, выныривая, покрытый слизью, которая высыхала и отпадала при первом прикосновении солнца. Впереди лежал каменистый мыс, нечто действительно выдающееся среди обычной равнины, и выстреливал словно ракета на высоту сотен футов, образуя длинный пьедестал с плоской вершиной, доминирующей над угрюмым пейзажем. На этом мысе угнездились развалины какого-то огромного здания, величественного каменного строения, даже в таком растерзанном виде производящего впечатление необыкновенного могущества: это было назидание с колоннами в классическом стиле, серое, стабильное и самоуверенное, по стилю соответствующее величайшим музеям Земли, хранилищам всех достижений планеты. Многие из колонн были разрушены, могущественный портал висел на мраморных петлях, фронтон в беспорядке, высокие окна треснули. Хотя Клей сознавал, что предстоит значительная работа, он почувствовал странную уверенность, что здесь он найдет тех, о ком думал. И словно муравей, он начал карабкаться к колоссальному строению.