Текст книги "Библиотека фантастики и путешествий в пяти томах. Том 4"

Автор книги: Роберт Шекли

Соавторы: Артур Чарльз Кларк,Кшиштоф Борунь,Вацлав Кайдош
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

Глава 13

После самого удачного (как говорили потом) крушения в истории Марса визит в Порт-Скиапарелли показался необходимой разрядкой. Конечно, Гибсон был бы рад поскорее вернуться в Порт-Лоуэлл со своей добычей.

Он уже не пытался избавиться от Сквика; и, поскольку вся колония с нетерпением ждала живого марсианина, они решили взять его с собой.

Но Порт-Лоуэлл не разрешил им вернуться, и столицу удалось увидеть только через десять дней. Под крупными куполами шел решающий бой за овладение планетой. Об этой битве – молчаливой битве не на жизнь, а на смерть – Гибсон знал только из радиосводок и, в сущности, радовался, что не участвует в ней.

Эпидемия, о которой мечтал доктор Скотт, наконец разразилась. Одна десятая населения Порт-Лоуэлла пала жертвой марсианской лихорадки. Но сыворотка с Земли сделала свое дело, и смертельных исходов было только три. С тех пор лихорадка ни разу не возвращалась на Марс.

Везти Сквика в Порт-Скиапарелли было нелегко – пришлось тащить с собой немало корма. Сперва боялись, что юный марсианин не сможет жить под куполом в богатом кислородом воздухе, но оказалось, что это его ни капли не тревожит, хотя и сильно уменьшает его аппетит. Это полезное свойство объяснили позже; но никто никогда не узнал, почему Сквик так привязался к Гибсону. Некоторые не без ехидства предполагали, что дело тут в небольшом росте писателя.

Вместе с пилотом спасательного самолета и аварийной командой наши путешественники несколько раз наведывались к маленькой семье марсиан.

Других семейств не нашли, но Гибсон никак не мог поверить, что они последние представители славного рода. Как выяснилось позже, это было не так.

Спасательный самолет искал их, когда принял сигналы с Фобоса, сообщавшие о вспышках в Этерии. Происхождение этих вспышек ставило всех в тупик, пока Гибсон с законной гордостью не объяснил, в чем тут дело. Двигатели ремонтировали несколько часов, и путешественники решили тем временем понаблюдать за марсианами в естественных условиях.

Именно тогда разгадал Гибсон их тайну.

В далеком прошлом они, по-видимому, дышали кислородом и до сих пор нуждались в нем. Добывать кислород из почвы они не могли; зато его добывали растения, служившие им пищей. Гибсон быстро обнаружил, что в пупырышках содержится кислород под довольно высоким давлением.

Замедлив до предела свои жизненные процессы, марсиане ухитрились установить союз – почти симбиоз – с растениями, которые в полном смысле слова стали необходимы им как воздух. Равновесие было неустойчивым: любая катастрофа могла нарушить его, но условия на Марсе давно не менялись, и оно держалось долго, пока не вмешался человек.

Ремонт затянулся, и в Порт-Скиапарелли они попали только через трое суток после вылета из Порт-Лоуэлла. Жители среднего по величине марсианского города (немногим меньше тысячи человек) размещались под двумя куполами на широком плоскогорье. Своим месторасположением город был обязан исторической ошибке – именно здесь произошла первая высадка на Марс. Только через несколько лет решили перенести центр тяжести в Порт-Лоуэлл и законсервировать Порт-Скиапарелли.

Маленький город во многих отношениях был копией своего более сильного и более современного соперника. На его долю выпали геологические (точнее, аэрологические) изыскания и исследования близлежащих районов. И жители простить себе не могли, что Гибсон с товарищами набрели на величайшее в истории Марса открытие так близко от них.

Этот визит почти парализовал нормальную жизнь города – куда бы ни пошел Гибсон, на его пути собирались толпы. Особенно нравилось всем заманивать Сквика под яркий свет и смотреть, как он чернеет, пытаясь выжать все возможное из своего положения. Именно в Порт-Скиапарелли кому-то пришло в голову проектировать на Сквика несложные картинки, а потом фотографировать его. Дошло до того, что Гибсон с огорчением увидел на боку своего любимца грубое, но вполне четкое изображение известной телезвезды.

В общем визит в Порт-Скиапарелли особой радости не принес. За три дня они осмотрели все, что стоило осматривать, а несколько прогулок по окрестностям оказались довольно скучными. Джимми беспокоился об Айрин и то и дело заказывал долгие междугородные разговоры. Гибсону не терпелось вернуться в большой город – тот самый, который он так недавно считал деревней-переростком. Только Хилтон, человек терпеливый, не огорчался и наслаждался отдыхом.

Все же один раз Гибсону пришлось поволноваться. Он часто спрашивал себя, что случится, если откажет купол. Здесь он получил ответ – во всяком случае, более подробного ответа он бы не хотел.

Однажды в тихий предвечерний час он брал интервью у главного инженера. Рядом на длинных ногах восседал Сквик, похожий на огромную куклу-неваляшку. Гибсону казалось, что его собеседник становится все рассеяннее, словно ждет чего-то. И вдруг без предупреждения пол вздрогнул – один раз, второй, третий… Почти сразу из репродуктора раздался тревожный голос: «Прорыв купола! Прорыв купола! Учебная тревога! В вашем распоряжении десять секунд! Все в убежище! Учебная тревога!»

Гибсон вскочил с кресла, но тут же понял, что делать ничего не надо. Издалека донесся звук закрывающихся дверей, потом наступила тишина. Главный инженер встал, подошел к окну, посмотрел на единственную большую улицу.

– Кажется, все спрятались, – сказал он. – Конечно, нельзя объявлять тревогу совсем неожиданно. Мы проводим их раз в месяц, и приходится предупреждать, а то подумают, что настоящая.

– Что именно нам полагается делать? – спросил Гибсон, хотя ему уже говорили раза два.

– Как только услышите три подземных взрыва, бегите в убежище.

Понимаете, когда давление падает, каждый дом переходит на самоснабжение. Воздуху должно хватить на несколько часов.

– А если кто-нибудь останется на улице?

– Давление падает не сразу, несколько секунд у вас есть. А станет дурно – втащат в дом, и человек придет в себя. Конечно, если сердце здоровое. Ну, с плохим сердцем на Марс не едут.

– Надеюсь, вам не придется проверить это на практике!

– Мы тоже надеемся. Но здесь, на Марсе, надо быть готовым ко всему.

А вот и отбой.

Репродуктор заговорил снова:

– Учебная тревога окончена. Всех, кто не успел укрыться в течение контрольного времени, просим сообщить администрации. До свидания.

– Сообщат? – спросил Гибсон. – Что-то я не уверен.

Инженер засмеялся:

– Смотря кто. Если сами виноваты – может, и не сообщат. А вообще-то иначе не найдешь слабые места. Придет кто-нибудь и скажет: «Вот, смотри, я чистил плавильную печь, когда объявили тревогу, и выбирался оттуда две минуты. Что же мне, интересно, делать, когда будет настоящая?»

Гибсон с завистью взглянул на Сквика. Тот как будто спал; хотя, судя по легким движениям больших прозрачных ушей, разговор не оставлял его равнодушным.

– Хорошо ему, ни о каких давлениях не думает. Были бы мы такие, сколько бы мы сделали на Марсе!

– А что они сделали? – задумчиво спросил инженер. – Выжили – вот и все. Нельзя приспосабливаться к среде. Надо приспособить среду к нам.

Что-то похожее говорил Хэдфилд во время той, первой, встречи.

Гибсон много раз вспоминал эти слова в последующие годы.

Возвращение в Порт-Лоуэлл можно было назвать триумфальным.

Столичные жители, находившиеся в приподнятом настроении после победы над лихорадкой, с нетерпением ждали Гибсона и его добычу. Ученые готовились к встрече со Сквиком; особенно старались зоологи, спешно отменившие свои теории об отсутствии животной жизни на Марсе.

Гибсон отдал им своего любимца только тогда, когда они торжественно заверили его, что мысль о вивисекции им и в голову не приходила, и, лопаясь от идей, поспешил к Главному.

Хэдфилд встретил его приветливо. Мартин не без удовольствия заметил, что теперь Главный относится к нему иначе. Вначале он был, ну, не то чтоб сух, а как-то сдержан. В сущности, он и не скрывал, что Гибсон для него помеха, еще одна обуза. Теперь же, по всей видимости, Главный больше не считал его стихийным бедствием.

– Вы подарили мне новых, интересных подданных, – улыбнулся Хэдфилд.

– Сейчас я видел вашего любимца. Подает надежды. Только что стукнул главного врача.

– Я надеюсь, они хорошо с ним обращаются? – забеспокоился Гибсон.

– С кем? С главным врачом?

– Нет, со Сквиком, конечно! Я все думаю, есть ли тут на Марсе другие не известные нам существа? Может быть, более развитые?

– Другими словами – единственные ли это марсиане?

– Вот именно!

– Много лет пройдет, пока мы узнаем… Но мне кажется – единственные. Условия, которые помогли им выжить, встречаются тут редко.

– Я хотел поговорить с вами. – Гибсон сунул руку в карман, вытащил кусочек «водоросли», проткнул пупырышек, и они услышали слабый свист газа.

– Понимаете, если разводить эту штуку, мы решим проблему воздуха.

Дадим ей песка побольше, а она даст нам кислород.

– Так-так… – уклончиво сказал Хэдфилд.

– Конечно, надо вывести сорт, который даст максимум кислорода, – продолжал Гибсон.

– Естественно, – отвечал Хэдфилд.

Тон его показался Гибсону странным. Он взглянул на Главного и увидел, что тот улыбается.

– Кажется, вы не принимаете меня всерьез! – горько заметил он.

Хэдфилд резко выпрямился.

– Что вы! – ответил он. – Я принимаю вас всерьез, и гораздо больше, чем вы думаете. – Он поиграл пресс-папье и решительно нажал кнопку микрофона.

– Пришлите мне «блоху», – сказал он. – С водителем. У первой Западной камеры, через тридцать минут. – Он обернулся к Гибсону:

– Жду через полчаса.

Гибсон пришел на десять минут раньше. «Блоха» прибыла вовремя.

Главный был точен, как всегда.

– Я поступаю опрометчиво, – сказал Хэдфилд, когда сверкающая зелень замелькала по сторонам. – Дайте мне слово, что никому ничего не скажете, пока я не разрешу.

– Ну конечно! – удивился Гибсон.

– Я вам доверяю – мне кажется, вы на нашей стороне. С вами гораздо меньше хлопот, чем я ожидал.

– Благодарю, – сухо сказал Гибсон.

– И еще: вы помогли нам ближе узнать нашу планету. Мы перед вами в долгу.

«Блоха» свернула к югу. Гибсон увидел холмы и вдруг понял, куда его везут.

***

– Я не могу остаться, даже если они разрешат, – сказал Джимми. – Пока у меня нет квалификации, я на жизнь не заработаю. Мне еще осталось два года практики и полет на Венеру… Выход один!

– Ах, мы уже говорили!.. Папа ни за что не позволит.

– Что ж, попытка не пытка. Я натравлю на него Мартина.

– Мистера Гибсона? Ты думаешь, он согласится?

– Если я попрошу – согласится. А он-то уж говорить умеет.

– Не понимаю, зачем ему беспокоиться.

– Он меня любит, – уверенно сказал Джимми. – Как можно торчать тут, на Марсе? Ты же не видела Земли – Парижа, Нью-Йорка, Лондона… Разве это жизнь?! И вообще, знаешь что?

– Что?

– С его стороны эгоистично держать тебя тут.

Айрин его не поддержала. Она очень любила отца и чуть было не выступила в его защиту. Ей приходилось разрываться между двумя властелинами, хотя ясно было, который из них победит в конце концов.

Джимми понял, что зашел слишком далеко.

– Конечно, он хочет тебе добра, но у него столько дел! Наверное, он совсем забыл Землю и не понимает, что ты теряешь. Нет, спасайся, пока не поздно!

Тут чувство юмора пришло ей на помощь; в чем, в чем, но в этом она была сильнее.

– Если бы мы были на Земле, ты бы мне доказал, что я обязана лететь на Марс!

Джимми немножко обиделся; потом увидел, что она не смеется.

– Ладно, – сказал он. – Договорились. Увижу Мартина, скажу ему, чтоб шел к твоему старику. А пока что давай забудем обо всех делах.

Это им почти удалось.

***

В маленькой долинке все было по-прежнему, только зелень немного потемнела, словно первое предупреждение далекой осени уже коснулось ее. «Блоха» приблизилась к большому куполу.

– Когда я был здесь в прошлый раз, – сухо заметил Гибсон, – мне сказали, что надо пройти дезинфекцию.

– Преувеличивали, – сказал Хэдфилд, ничуть не смутившись. – Отпугивают непрошеных гостей. – Дверь открылась по его знаку, и они быстро сдернули маски. – Приходится принимать предосторожности, но теперь они больше ни к чему.

Человек в белом халате – в чистом белом халате, какие носят только самые важные ученые, – ждал их.

– Здравствуйте, Бейнс, – сказал Хэдфилд. – Гибсон – профессор Бейнс. Надеюсь, вы слышали друг о друге?

Гибсон читал года два тому назад, что Бейнс, один из крупнейших специалистов по генетике растений, отправился на Марс для изучения его флоры.

– Значит, это вы открыли Oxyfera? – довольно вяло произнес Бейнс.

Его рассеянный вид совсем не вязался с могучими мускулами и резкими чертами лица.

– Вы их так называете? – поинтересовался Гибсон. – Да, думал, что открыл. Сейчас начинаю сомневаться.

Хэдфилд поспешил его успокоить:

– Ваше открытие не менее важно! Но Бейнса животные не интересуют. С ним и говорить нечего о наших марсианских друзьях.

Они подошли к переходу в другой купол. Пока они ждали у двери, Бейнс спокойно предупредил: «Будет больно глазам», – и Гибсон прикрыл глаза рукой.

Здесь было так жарко и так светло, словно они шагнули с полюса в тропики. Воздух был тяжелый не только из-за жары, и Гибсон никак не мог понять, чем же он дышит. Не меньше четверти купола занимали высокие коричневые растения. Гибсон узнал их сразу.

– Значит, вам все время о них было известно? – сказал он не слишком удивленно и даже не особенно разочарованно (Хэдфилд прав: марсиане гораздо важнее).

– Да, – кивнул Хэдфилд. – Их открыли года два назад. У экватора их довольно много. Им нужно солнце. Ваши – самые северные.

– Чтобы добывать кислород из песка, требуется много энергии, – пояснил Бейнс. – Мы здесь им светом помогаем, ну и экспериментируем понемногу. Пойдемте, увидите, что получается.

Гибсон двинулся вперед, осторожно ступая по узкой тропинке. В сущности, эти растения были не совсем такие, как у него. Вместо пупырышек их испещряли мириады крохотных пор.

– Это очень важно, – сказал Хэдфилд. – Мы вывели вид, который отдает кислород непосредственно в воздух. Ему запасы не нужны. Он берет, сколько надо, из песка, а избыток отдает. Сейчас вы дышите только тем кислородом, который дали растения, – другого источника здесь нет.

– Понятно… – медленно произнес Гибсон. – Значит, вы предвосхитили мою идею и пошли гораздо дальше. Однако я все равно не понимаю, зачем такая секретность.

– Какая секретность? – спросил Хэдфилд с видом оскорбленной невинности.

– Такая! – не сдался Гибсон. – Сами меня просили никому ничего не говорить.

– Ах это? Скоро будет официальное сообщение, мы просто не хотим преждевременно возбуждать надежды. А вообще-то особой секретности нет.

Гибсон размышлял над этими словами всю обратную дорогу. Хэдфилд сказал ему немало, но все ли? При чем здесь Фобос? Может быть, его подозрения лишены оснований и Фобос никак не связан с лабораторией?

Его так и подмывало спросить Хэдфилда прямо, но он понимал, что только окажется в глупом положении.

Уже появились купола столицы, когда Гибсон заговорил о том, что не давало ему покоя в последнее время.

– «Арес» уходит через три недели, да? – спросил он.

Хэдфилд кивнул. Вопрос был чисто риторический – Гибсон знал ответ не хуже прочих.

– Я все думаю, – продолжал Мартин, – не задержаться ли мне немного.

Ну, до будущего года хотя бы.

– О! – сказал Хэдфилд. В его тоне не было ни радости, ни недовольства, и Гибсон даже обиделся. – А как ваша работа?

– Здесь можно работать не хуже, чем на Земле.

– Надеюсь, вы понимаете, что, если вы останетесь, вам надо будет приобрести полезную профессию. – Хэдфилд криво улыбнулся. – Я хочу сказать, вы должны будете что-то делать для колонии.

Уже лучше; во всяком случае, это значило, что Главный не отказался наотрез. Но в порыве энтузиазма Гибсон не подготовил ответа на такой вопрос.

– Я не собираюсь остаться здесь навсегда, – замялся он. – Я хотел бы немного понаблюдать за марсианами… И потом я не хочу покидать Марс, как раз когда здесь становится интересно.

– Что вы имеете в виду? – быстро спросил Хэдфилд.

– Ну, эти растения… И Седьмой купол… Я хотел бы посмотреть, что из всего этого выйдет в ближайшие месяцы.

Хэдфилд задумчиво взглянул на него. Он удивился меньше, чем думал Гибсон. Такие вещи уже случались. К тому же он подозревал, что это может случиться именно с Гибсоном.

– Энтузиазм – еще не все, – сказал Хэдфилд.

– Я знаю.

– Наш маленький мир держится на двух вещах: на профессиональном умении и тяжелой работе. Тем, кто не способен ни к тому, ни к другому, лучше вернуться на Землю.

– Работы я не боюсь. Я мог бы, например, служить в администрации.

«Очень может быть, – подумал Хэдфилд. – В таких делах главное – ум, а ума у Гибсона хватает. Но здесь этого мало. Лучше не обнадеживать его слишком до разговора с Уиттэкером».

– Вот что, – сказал Хэдфилд, – подайте заявление, а я запрошу Землю. Ответ придет примерно через неделю. Конечно, если они откажут, мы бессильны.

Гибсон знал, как мало Хэдфилд считается с земными распоряжениями, если они не совпадают с его планами, но возражать не стал.

– А если согласятся, все в порядке? – спросил он.

– Тогда я начну думать.

«Что ж, и то хлеб!» – решил Гибсон.

Дверь камеры открылась перед ними, и «блоха» прыгнула в город. В конце концов даже если он поступил опрометчиво, невелика беда. Можно вернуться через год… или через два года…

Он знал, что многие его приятели скажут, прочитав новость:

«Слыхали? Кажется, Марс сделал из него человека! Кто бы мог подумать!»

Ему совсем не хотелось стать наглядным пособием. Даже в самые чувствительные минуты Гибсон не питал склонности к старомодным притчам о том, как ленивый эгоист превращается в полезного члена общества.

Однако, к его величайшему недоумению, что-то удивительно похожее творилось с ним.

Глава 14

– Говорите прямо, Джимми.

– Я думаю, какое безобразие, что Айрин никогда не видела Землю! – сказал Джимми, ковыряясь в синтетическом омлете.

– А вы уверены, что ее туда тянет? Я здесь не слышал о Земле ни одного хорошего слова.

– Тянет, тянет! Я спрашивал.

– Перестаньте крутить, Джимми. Что вы оба задумали? Хотите сбежать на «Аресе»?

Джимми кисло усмехнулся:

– Это мысль! Только очень трудно. А если честно, вы не думаете, что Айрин надо отправиться на Землю? Если она здесь останется, она превратится в… э…

– В деревенскую дурочку?

– Ну, зачем вы так резко?..

– Виноват, не хотел. В сущности, я с вами согласен. Надо бы кому-нибудь поговорить с Хэдфилдом.

– Мы как раз… – заволновался Джимми.

– …хотели меня подговорить? Сказали бы сразу, сэкономили бы уйму времени. Признайтесь мне честно, Джимми, это серьезно?..

Укоризненный взгляд был ему ответом.

– Очень серьезно. Вы и сами знаете. Я хочу на ней жениться, как только ей будет двадцать один, а я смогу зарабатывать на жизнь.

Они помолчали.

– Что ж, могли выбрать хуже, – сказал Гибсон. – Она хорошая девушка. Но сейчас бы я Хэдфилда не трогал. Он очень занят и… В общем, я уже обратился к нему с просьбой.

Джимми вопросительно взглянул на него. Гибсон откашлялся:

– Рано или поздно все узнают, но пока что не говорите никому. Я хочу остаться.

– Вот тебе на! – воскликнул Джимми. – Это… это правильно.

Гибсон подавил улыбку.

– Значит, правильно?

– Ну конечно! Я бы сам хотел.

– Даже если бы Айрин уехала на Землю? – сухо спросил Гибсон.

– Это нечестно! А на сколько вы остаетесь?

– Сам не знаю. Начать с того, что мне надо приобрести профессию.

– Какую профессию?

– Несложную, по моим силам. Вы можете что-нибудь придумать?

Джимми замолчал и сосредоточенно нахмурился. Гибсон не мог понять, о чем он думает. Грустит о скорой разлуке? За последние недели сложности их отношений рассосались. Они достигли равновесия чувств; это было приятно, но для Гибсона маловато.

– Боюсь, ничего не придумаю, – сказал Джимми. – Конечно, вы могли бы занять мое место… Да, кстати. Я вчера слышал в управлении одну штуку. – Он перешел на шепот и перегнулся через стол, как заговорщик;

– Вам известно о проекте «Заря»?

– Нет. А что это такое?

– Сам хочу узнать. Что-то очень секретное.

Гибсон насторожился.

– Я задержался в картотеке. Сижу себе, разбираю карточки, а тут входят Главный с мэром. Они не знали, что я там, и громко говорили. Я не хотел подслушивать, ну, сами понимаете… Вдруг мэр Уиттэкер говорит (кажется, я точно запомнил): «Что бы ни случилось, Земля нам оторвет голову за проект "Заря". Даже если все кончится удачно».

Главный так это усмехнулся и сказал, что победителей не судят. Больше я не слышал, они ушли. Что вы об этом думаете?

«Проект "Заря"»! От этих слов у Гибсона забилось сердце. Несомненно, тут замешаны те маленькие купола, но это еще не объясняет слов Уиттэкера. А может, объясняет?

***

Выступление Гибсона в роли частного сыщика не увенчалось успехом.

После двух довольно неуклюжих попыток он понял, что в лоб действовать нельзя. Сперва он отправился к бармену Джорджу, который знал все и вся и служил для Гибсона ценным источником информации. Но на этот раз пользы от него не было.

– Проект «Заря»? – переспросил Джордж удивленно. – В жизни не слышал!

Он был хороший актер, и трудно было сказать, врет он или нет.

Разговор с редактором местной газеты оказался ненамного плодотворней. Обычно Гибсон старался не попадаться Уэстермену на глаза (тот требовал от него статей), и потому оба сотрудника редакции с некоторым удивлением взглянули на посетителя.

Вручив редактору несколько машинописных копий в виде трубки мира, Гибсон расставил ловушку.

– Собираю материал о проекте «Заря», – небрежно бросил он. – Скоро его рассекретят. Хочу все подготовить к тому времени.

Наступило гробовое молчание. Наконец Уэстермен сказал:

– Я думаю, вам лучше поговорить с Главным.

– Не хотел бы его беспокоить, – невинно бросил Гибсон. – Он так занят…

– От меня материала не ждите.

– Другими словами, вы ничего не знаете?

– Если хотите. На Марсе вам могут быть полезны человек пятьдесят, не больше.

Сведение, не лишенное пользы…

– Не принадлежите ли вы, часом, к их числу? – поинтересовался Гибсон.

Уэстермен пожал плечами:

– Я смотрю в оба и строю свои предположения.

Эта беседа по крайней мере подтвердила две вещи: проект действительно существовал и содержался в строжайшем секрете.

Оставалось, следуя примеру Уэстермена, смотреть в оба и строить предположения.

Гибсон решил прервать на время розыски и зайти в биофизическую лабораторию, где в качестве почетного гостя проживал Сквик. Марсианин благодушно сидел на задних лапах, пока ученые совещались в углу, чему бы еще его подвергнуть. Завидев Гибсона, он взвизгнул от радости и поскакал по комнате, свалив по дороге стул, но счастливо обходя более дорогие приборы. Стая биологов смотрела на эти проявления чувств с некоторым раздражением. Вероятно, они не совпадали с их взглядами на психологию марсиан.

– Ну как? – спросил Гибсон, высвободившись из объятий Сквика. – Определили степень его развития?

Ученый почесал за ухом.

– Странный он. Иногда нам кажется, что он над нами издевается.

Понимаете, он совсем не похож на своих родичей.

– В чем же?

– У других мы не заметили ни признака эмоций. Любопытства они лишены начисто. Если их не трогать, они не обращают на вас абсолютно никакого внимания.

– А если трогать?

– Отмахнутся, как от любого препятствия. Если могут, просто уйдут.

Понимаете, что бы вы ни делали, их невозможно вывести из себя.

– Хороший характер? Или просто глупые?

– Я бы сказал, ни то ни другое. У них очень долго не было врагов, и они не могут себе представить, что кто-нибудь желает им зла. Сейчас они, по-видимому, живут привычкой. Жизнь у них тяжелая, они не могут себе позволить такую роскошь, как любопытство и прочие чувства.

– Как же вы объясните его поведение? – спросил Гибсон, указывая на Сквика, который шарил по его карманам. – Есть он не хочет, я ему предлагал. По-видимому, чистая любознательность.

– Может быть, они проходят такую фазу в детстве. Вспомните, как отличается котенок от кошки или ребенок от взрослого.

– Значит, когда Сквик вырастет, он будет как все?

– Может быть; а может, и нет. Мы не знаем, в какой мере он способен усваивать новые навыки. Например, он очень легко находит выход из лабиринта – если захочет, конечно.

– Бедный Сквик, – сказал Гибсон, – иногда меня грызет совесть, что я увел тебя из дому. Что ж, ты сам виноват. Пошли гулять!

Сквик немедленно запрыгал к двери.

– Видели? – воскликнул Гибсон. – Он меня понимает.

– Ну, собака тоже понимает приказы. Может быть, и это привычка. Вы его каждый день уводите в одно и то же время. Могли бы вы привести его через полчасика? Мы хотим сделать энцефалограмму.

Жители Порт-Лоуэлла уже привыкли к виду странной пары, и толпы больше не собирались на их пути. После уроков Сквик обычно принимал юных поклонников, которые хотели с ним поиграть, но сейчас было еще рано, и дети томились в заточении. Когда Гибсон с приятелем вышли на Бродвей, там не было ни души; но вот вдалеке показался знакомый силуэт. Хэдфилд обходил свои владения, как всегда, в сопровождении двух кошек.

Топаз и Бирюза в первый раз встретились со Сквиком; их аристократическая выдержка чуть не изменила им, но они постарались это скрыть и, натянув поводки, скромно спрятались за спину Хэдфилда. Сквик же не обратил на них ни малейшего внимания.

– Настоящий зверинец, – улыбнулся Хэдфилд.

– Есть новости с Земли? – с опаской спросил Гибсон.

– А, по поводу вашего заявления!.. Я его только два дня как послал.

Раньше чем через неделю ответа не ждите. Знаете, как там, внизу, делаются дела…

Гибсон уже заметил, что Земля всегда была «внизу», а другие планеты – «наверху», и ему рисовалась странная картина: длинный склон, спускающийся к солнцу, на котором на разной высоте расположены планеты.

– Честно говоря, я не понимаю, при чем тут Земля, – не отставал Гибсон. – В конце концов, речь идет не о лишнем месте в космолете. Я уже здесь. Им даже легче, если я не вернусь.

– Вы, конечно, не думаете, что такие здравые аргументы руководят теми, кто распоряжается там, на Земле, – возразил Хэдфилд. – Все должно пройти по инстанциям.

Обычно Хэдфилд не говорил о своих начальниках так беспечно. Гибсону стало приятно: это значило, что Главный ему доверяет, считает его своим. Сказать сейчас о двух других заботах – проекте и Айрин.

Похлопотать об Айрин он обещал, но лучше сперва поговорить с ней самой. Да, предлог хороший, и можно отложить разговор с ее отцом.

***

Он откладывал так долго, что упустил инициативу. Айрин поговорила сама – конечно, не без влияния Джимми, от которого Гибсон на следующий день получил полный отчет. Но, взглянув на своего подопечного, он и так понял, каковы результаты.

Хэдфилд был слишком умен, чтобы стать в позу оскорбленного отца. Он объяснил ясно и трезво, почему Айрин должна обождать до двадцати одного года, когда он и сам отправится с ней попутешествовать.

Оставалось всего три года.

– Три года! – убивался Джимми. – Все равно что три жизни!

Гибсон глубоко ему сочувствовал.

– Даже удивительно, как быстро идет время! – сказал он.

Он хотел было прибавить, что, к счастью, годы на Марсе исчисляются по-земному и содержат триста шестьдесят пять, а не шестьсот восемьдесят семь дней, но удержался.

– Как вы думаете, – сказал наконец Джимми, – если я сам к нему пойду, что ему сказать?

– А почему бы не сказать все как есть? Говорят, иногда правда творит чудеса.

Джимми метнул на него обиженный взгляд. Он не всегда знал точно, смеется над ним Гибсон или нет.

– Вот что, – сказал Гибсон. – Пойдемте сегодня вечером к нему домой и все выясним. В конце концов, попытайтесь понять и его. Откуда ему знать, что у вас не пустой флирт? А если вы сделаете предложение, это совсем другое дело.

Ему стало много легче, когда Джимми согласился сразу.

***

Надо сказать, Хэдфилд совсем не удивился, когда увидел, кого привел к нему Гибсон. Айрин благоразумно исчезла. Гибсон, как только смог, последовал ее примеру.

Он ждал в библиотеке, рассматривая книги, и думал, сколько же из них успел прочитать хозяин дома, когда вошел Джимми.

– Мистер Хэдфилд хочет вас видеть.

– Как дела?

– Не знаю…

Когда Гибсон вошел в кабинет, Хэдфилд сидел в глубоком кресле и смотрел на ковер так пристально, словно видел его впервые. Он указал гостю на другое кресло.

– Вы давно знаете Спенсера? – спросил он.

– С тех пор, как отбыл с Земли.

– Вы считаете, за это время можно было узнать его как следует?

– Можно ли узнать человека как следует за целую жизнь? – парировал Гибсон.

Хэдфилд улыбнулся и в первый раз поднял глаза.

– Не хитрите, – сказал он. – Что вы на самом деле о нем думаете? Вы бы хотели такого зятя?

– Да, – без колебания ответил Гибсон. – Очень бы хотел!

Хорошо, что Джимми его не слышал, а может быть, и плохо – ведь тогда бы он узнал, что на самом деле чувствует к нему Гибсон. Хэдфилд выпытывал все, что возможно, и одновременно испытывал самого Гибсона.

Тот должен был это предвидеть; но, к своей чести, он заботился только о Джимми. Когда Хэдфилд нанес главный удар, он был совершенно не подготовлен.

– Скажите, – резко произнес Хэдфилд, – почему вы так хлопочете о молодом Спенсере? Вы сами сказали, что знакомы с ним только пять месяцев.

– Да. Но когда мы уже несколько недель летели, я обнаружил, что учился в Кембридже с его родителями.

Хэдфилд поднял брови – по-видимому, удивился, что Гибсон не получил диплома. Но он был слишком тактичен и спросил о другом. Вопросы казались вполне невинными, и Гибсон простодушно на них отвечал. Он забыл, что говорит с одним из самых умных людей Солнечной системы, который по крайней мере не хуже его разбирается в человеческой душе. А когда понял, что случилось, было уже поздно.

– Простите, – с обманчивой мягкостью произнес Хэдфилд, – все, что вы говорите, не совсем убедительно. Я не хочу сказать, что это не правда. Вполне возможно, что вы так хлопочете о Спенсере потому, что хорошо знали его семью двадцать лет назад. Но вы слишком многого не договариваете. И совершенно ясно, что все это трогает вас куда больше.

– Он резко наклонился вперед. – Я не дурак, Гибсон. Человеческая психология – мое дело. Можете не отвечать, если не хотите, но, я думаю, вы передо мной в долгу. Джимми Спенсер – ваш сын, да?

Бомба взорвалась, все было позади. И в наступившем молчании Гибсон чувствовал только одно: насколько ему стало легче.

– Да, – сказал он. – Сын. Как вы догадались?

Хэдфилд улыбнулся. Кажется, он был доволен собой.

– Поразительно, как люди не видят себя со стороны! Думают, что ни у кого нет глаз! Вы с ним похожи. Когда я вас вместе увидел, я сразу подумал, что вы родственники.

– Как странно! – сказал Гибсон. – Мы были на «Аресе» три месяца, и никто ничего не заметил.

– Так ли уж странно? Они думали, что все о нем знают, а у меня не было предвзятого мнения. Скажите, Спенсер в курсе?