Текст книги "Моральное животное"
Автор книги: Роберт Райт
Жанры:
Биология
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]
Альтернатива мадонны-шлюхи – это дихотомия, наложенная на континуум. В реальной жизни женщины не являются или только «быстрыми» или только «медленными»; они промискуитетны в различной степени, в пределах от «совсем нет» до «очень и очень». Так что вопрос о том, почему женщины имеют тот или другой тип не имеет смысла. Имеет же смысл вопрос: почему некая женщина находится ближе к одному краю спектра, чем к другому; почему женщины различаются по степени сексуальной сдержанности? И как в этом отношении насчёт мужчин? Почему некоторые мужчины способны к непоколебимому единобрачию, а другим свойственно чрезвычайно отклоняться от этого идеала? Заложено ли это различие – между мадоннами и шлюхами, между мужьями и мужланами – в генах? Определённо да. Но дело в том, что фраза «в генах» является столь неоднозначной, чтобы по существу бессмысленна.
Давайте начнём с популярной концепции "в генах". Действительно ли одним женщинам, с того момента, когда сперма их отца оплодотворила яйцеклетку их матери, почти суждено быть мадоннами, а другим соответственно – шлюхами? Мужчины – они от рождения одни папочки, другие – мужланы? Ответ и для мужчин и женщин такой: вряд ли, но не исключено. Как правило, две резко противопоставленные черты не будут одновременно сохранены естественным отбором. Одна из них обычно хотя бы немного более благоприятствует отбору их носителя. И при наличии достаточного времени этот признак должен вытеснить другой. Именно поэтому почти все гены в вас такие же, как и гены любого другого жителя Земли. Но есть такая штука, называемая "частотно-зависимым отбором", при котором ценность признака снижается по мере того, как он становится «массовым» в популяции, и тогда естественный отбор ставит предел его господству, оставляя место для альтернативы.
Рассмотрим рыбок-синежаберников (Lepomis macrochirus). Обычный самец синежаберника взрослеет, строит связку гнёзд и ждёт самок, которые отложат икру, которую он оплодотворяет и далее охраняет. Это – честный член сообщества. Но у него может быть до 150 гнёзд, что делает их уязвимыми для действий самца-халявщика, которому достаточно секунды, чтобы оплодотворить икру пока хозяина нет. А честный будет потом выращивать этих мальков, как своих. На определённых стадиях жизни такие халявщики даже имитируют окраску и поведение самок, чтобы маскировать свои тайные намерения. Очевидно, что баланс между халявщиками и их жертвами устойчив. Халявщики вполне успешны в деле распространения своих генов – иначе бы их не было в популяции. Но поскольку этот успех повышает их долю в популяции, суммарный их успех снижается, так как уменьшает долю полноценных самцов – эдаких "талонов на питание" халявщиков. Это как раз ситуация, когда собственный успех является одновременно и собственным наказанием. Чем больше халявщиков рождается, тем меньше потомства может оставить один халявщик.
В идеале, доля халявщиков должна расти, пока средний халявщик не будет порождать столько же потомков, сколько и честный синежаберник. В этот момент любые изменения долей, рост или сокращение, изменят эффективность одной из двух этих стратегий размножения в направлении восстановления баланса. Это равновесие известно как "эволюционно-стабильное"; этот термин предложил британский биолог Джон Мейнард Смит, который в 1970-х годах разработал концепцию частотно-зависимого отбора. Халявщики вида синежаберников, видимо давно достигли эволюционно-стабильной численности их фракции, которая составляет примерно пятую часть популяции.
Баланс сексуального предательства у людей отличается от синежаберников, отчасти из-за характерного для млекопитающих внутреннего оплодотворения. Но Ричард Докинз посредством абстрактного анализа нашего вида показал, что логика Мейнарда Смта к нам, в принципе, вполне применима. Другими словами, в нашей ситуации ни скромницы, ни распутницы, ни папочки, ни мужланы – никто не может иметь полной монополии. Напротив, успех каждой стратегии самокорректируется по мере распространённости остальных трёх, и все они стремятся к равновесию. Докинз нашёл, что 5/6 женщин будут скромницами, и 5/8 мужчин будут преданными мужьями.
Теперь, когда вы поняли этот факт, я рекомендую вам забыть ранееизложенное. Нет, не забывайте приведённые доли, которые, впрочем, вытекают из довольно произвольных предположений в рамках теоретической модели; забудьте предположение о том, что каждый человек должен относиться только к той категории, или к другой. Как отмечали Мейнард Смит и Докинз, установление устойчивого равновесия возможно даже в случае, если эти магические доли содержатся внутри индивидуумов. То есть – каждая женщина скромна в 5/6 ситуаций, чреватых коитусом, а мужчина – в 5/8 аналогичных ситуаций. Это верно, даже если ситуации реализуются случайно, то есть – каждый человек в такой чреватой ситуации бросает монетку, чтобы принять решение. Вообразите, насколько эффективнее может действовать человек, который будет обдумывать каждую такую ситуацию (сознательно или нет), и делать обоснованное заключение об оптимальной стратегии в данных обстоятельствах!
Или представьте себе другой вид гибкости: программа развития в детстве оценивает локальную обстановку, и во взрослом состоянии побуждает человека следовать наиболее выгодной стратегии. Наложим эти построения на мир синежаберников: вообразите самца, который в юности исследует окружающий его мир, вычисляет распространённость пригодных для использования честных самцов и затем «решает» – стать ли ему халявщиком или нет. Эта пластичность должна в конечном итоге, возобладать в популяции, предавая однозначные стратегии забвению.
Мораль истории: гибкость, учитывающая текущую обстановку, обычно побеждает статичность. Фактически гибкость выигрывает частичную победу даже у синежаберников, которых вряд ли можно заподозрить в высокоразвитой коре головного мозга. Хотя гены склоняют некоторых самцов синежаберника к одной стратегии, а других – к другой, но склонность – это далеко ещё не всё; самец воспринимает текущую информацию перед принятием «решения» о выборе той или иной стратегии. Очевидно, что гибкость возрастает по мере перехода от рыб к людям. Мы имеем огромные мозги, наполненные рассудком, используемом для искусной настройки на меняющуюся обстановку. Учитывая многие параметры внешней социальной обстановки, мы можем регулировать субъективную ценность ролей мадонны или шлюхи, мужлана или папочки, включая анализ способа реагирования других людей на конкретные активы и склонности; естественный отбор был бы неестественно туп, если бы не поддержал гены, вырабатывающие умственные способности, чувствительные к этим признакам.
Аналогичные закономерности действуют и во многих других сферах. Ценность принадлежности человека к данному «типу» – скажем, коллективиста или скряги – зависела в течение эволюции от вещей, меняющихся по времени, месту и конкретной персоне. Гены, которые безвозвратно зафиксировали наших предков в одном типе индивидуальности, теоретически должны терпеть неудачу в соревновании с генами, которые фиксировали индивидуальные качества более гибко.
Это не вопрос консенсуса. В литературе известно несколько статей с названиями типа "Эволюция убеждённого пройдохи". Возвращаясь к царству мадонн и шлюх, можно вспомнить о теории, что некоторые женщины врождённо склонны действовать в пространстве "человека сексуального"; они беспорядочно копулируют с сексуально привлекательными мужчинами (красивыми, умными, мускулистыми и так далее), рискуя величиной мужской родительской инвестиции, которую они могли бы заполучить, будь более «мадоннами». Зато есть вероятность, что их сыновья будут, подобно отцам, высокопривлекательными и, следовательно, плодовитыми. Такие теории интересны, но все они сталкиваются с тем же самым препятствием: стратегии убеждённого пройдохи, и промискуитетной женщины эффективны, но стратегия гораздо более эффективна, когда гибка, настолько, что просто может быть отброшена при первых же признаках вероятного провала. А человеческий мозг – вещь довольно гибкая.
Подчеркивая эту гибкость, мы не должны иметь в виду, что все люди рождены психически идентичными, что все индивидуальные различия – есть результат влияния среды. Наличие важных генетических предпосылок для таких черт характера, как нервозность и экстраверсия, доказано. Как выяснили конкретные генетические исследования, эти черты определяются наследственными предпосылками примерно на 40 процентов. Для сравнения – рост человека определяется генами на 90 процентов, и лишь только 10 определяется характером питания и другими особенностями окружающей обстановки. Вопрос в том, почему эти, несомненно важные генетические различия существуют.
Как различная степень генетической предрасположенности к экстраверсии отражает различную персонализацию «типов» в ходе частотно-зависимого отбора? Хотя частотная зависимость была рассмотрена классиками на примере двух или трёх различных поведенческих стратегий, методика может быть применена и для более сложно градуированного множества. А может быть отличающиеся генетические предрасположенности – это только «шум», некий непредвиденный побочный продукт развития, не обработанный естественным отбором? Никто точно не знает; эволюционные психологи придерживаются различных мнений. В чём они сходятся, так это в том, что большая часть персональных историй есть фиксация исходной гибкости.
Этот акцент на психологическом развитии не означает нашего возврата на 25 лет назад, когда социологи приписывали всему увиденному часто совершенно невнятное "влияние среды". Главное обещание эволюционной психологии состоит в помощи в определении сил, и выработке хороших теорий развития индивидуальности. Другими словами, эволюционная психология призвана помогать нам не только видеть «струны» природы человека, но и то, как эти струны настроены. Она не только показывает нам, что (и почему) мужчины во всех культурах весьма склонны к сексуальному разнообразию, но и может предложить объяснения того, как конкретные обстоятельства делают одних мужчин более склонными к этому, чем других. Она не только показывает нам, что (и почему) женщины во всех культурах сексуально более сдержаны, но и способна предложить объяснения того, откуда берутся женщины, бросающие вызов этому стереотипу.
Хороший пример приведён в статье Роберта Триверса 1972 года на тему родительской инвестиции. Триверс отметил две поведенческие тенденции, которые социологи уже раскрыли:
(1) чем привлекательнее юная девочка, тем выше её шансы на удачное замужество (за мужчину более высокого социально-экономического статуса); и
(2) чем выше сексуальная активность юной девочки, тем ниже для неё вышеназванные шансы.
Прежде всего, эти две тенденции имеют независимый эволюционный смысл. Богатый мужчина высокого статуса часто имеет широкий выбор жаждущих его женщин, и у него есть реальная возможность выбрать красивую женщину, причём, скорее, мадонну. Триверс продолжил анализ. Он спросил: Возможно ли, что женщины уже в юности приспосабливают свои репродуктивные стратегии к имеющимся у них активам? Другими словами, возможно ли, что юные девочки, получая внешние социальные сигналы об их красоте, извлекают из неё максимум, сексуально сдерживаясь, и тем самым повышая свою привлекательность для высокостатусных, инвестиционно перспективных мужчин, ищущих симпатичных мадонн?
Менее привлекательные женщины с меньшими шансами воспользоваться сексуальной сдержанностью становятся более промискуитетными, привлекая небольшие порции ресурсов от многих мужчин. Хотя эта промискуитетность несколько снижает их ценность как жён, но без этого они бы (в древних условиях) могли бы быть обречены остаться без мужа. В типичном обществе охотников-собирателей почти любая фертильная женщина имеет возможность найти мужа, пусть далёкого от идеала, или в крайнем случае – разделить его с другой женщиной.[16]16
хочу обратить внимание, что рассмотрев «быстрых и медленных женщин», автор даже не коснулся темы «быстрых и медленных мужчин». Имеются в виду два сорта мужчин, одним из которых женщины (даже не шлюхи!) отдаются практически мгновенно, без минимального изучения – лишь только взглянув ему в глаза; вторых же могут мурыжить годами, возможно так и не допустив в конечном итоге к телу. Последний абзац Райта именно это, по сути, и означает, хотя я далеко не уверен, что автор это его значение осознавал, или даже задумывался о нём. «Быстрое» поведение женщины не закрывает ей шансы на замужество и, я бы сказал, практически не снижает шансов на него; просто мужья будут немного другие, и вовсе не обязательно «шелудивые замухрыжки» или отбросы общества; это могут быть мужчины любого типа, но с преобладание «медленного», назвать которых «низкосортным» можно лишь в координатах пещерного века. Что кстати замечено народной мудростью, сокрушающейся, что дескать Господь любит соединять плюс с минусом: скромным и порядочным мужчинам достаются распутные шалавы, а красивым и порядочным мадоннам – скотоподобные мерзавцы (т. е. большей частью «быстрые») – А.П.
[Закрыть]
Сценарий Триверса не имеет в виду сознательную охрану привлекательными женщинами своих сокровищ (хотя разум может тоже играть какую-то роль, почему бы и нет? и более того, родители могут иметь врождённую склонность следить за сексуальной сдержанностью дочери с тщанием, пропорциональным её привлекательности). Точно также мы не говорим о «понимании» непривлекательной женщиной того, что ей нельзя быть привередливой, и нужно начинать секс с менее идеальным мужчиной, чем требует половой отбор. Механизм вполне работоспособен и на подсознательном уровне, постепенно формируя характер сексуальной стратегии (читай – моральные ценности) ранним опытом.
Подобные теории имеют практическую ценность. Ведётся много разговоров о проблемах внебрачного материнства среди подростков, особенно, бедных подростков. Но никто сколь-нибудь определённо не знает, как сексуальные привычки формируются, и насколько они устойчивы. Ведётся много разговоров о повышении «самооценки», но никто толком не знает, что такое самооценка, для чего она, и к чему приводит.
Эволюционная психология всё еще не может предоставить уверенные основания для этих дискуссий. Но проблема не в нехватке правдоподобных теорий; она – в нехватке исследований, проверяющих эти теории. Теория Триверса пребывала в неопределённости в течение двух десятилетий. В 1992 году один физиолог подтвердил одно из предсказаний этой теории – корреляцию между самовосприятием женщины и её сексуальными привычками: чем менее привлекательной она себя полагает, тем больше у неё половых партнёров. Но другой учёный не находил предсказанной корреляции; впрочем, исследований для проверки именно теории Триверса не проводилось, оба исследователя про неё не знали. Таково нынешнее состояние эволюционной психологии – огромные плодородные ландшафты, на которых так мало фермеров.
Со временем, если не сама теория Триверса, то её главная идея, будет, скорее всего, доказана. Она в следующем: женские сексуальные стратегии зависят от вероятной (генетической) выгодности каждой стратегии, учитывая преобладающие обстоятельства. Но главное из этих обстоятельств находится вне поля зрения теории Триверса, а именно – привлекательность конкретной женщины. Другой фактор – общая доступность мужских родительских инвестиций. Этот фактор конечно флуктуировал в древних условиях. Например, в деревне, которая только что завоевала другую деревню, может резко повысится численность женщин по отношению к мужчинам; и не только из-за гибели мужчин в ходе столкновения, но и потому, что победители обычно убивают или порабощают вражеских мужчин, сохраняя их женщин. Тогда перспективы молодой женщины получить монопольную инвестицию от мужчины могли внезапно и резко упасть. Голод или внезапное изобилие могли бы также изменять инвестиционные тенденции. Реагируя на эти текущие изменения, гены, которые помогали бы женщине правильно ориентироваться в таком мире, в идеале процветали бы.
Есть экспериментальные свидетельства, что так оно и было. Согласно исследованию антрополога Элизабет Кашдан, женщины, воспринимающие мужчин (вообще) как ненадёжную и безответственную категорию людей, будут в общем и среднем носить более провокационную одежду и иметь половые связи чаще, чем женщины, воспринимающие мужчин как людей, в принципе настроенных серьёзно заниматься своим потомством. Впрочем, некоторые из этих женщин могут изменять свой стиль жизни в зависимости от текущих условий; но это им не необходимо. Женщины, окружённые мужчинами, которые не желают или неспособны быть преданными отцами, могут просто чувствовать усиленную тягу к сексу без обязательств; чувство желания отдохнуть от моральных обязательств. И если вдруг конъюнктура брачного рынка внезапно улучшается (к примеру, возрастает избыток мужчин, или мужчины по какой-то другой причине начинают склоняться к высокоинвестиционной стратегии), то соответственно смещаются и женские сексуальные соблазны, и чувствительность к морали.
На ранней стадии роста эволюционной психологии эти умозрительные построения неизбежны. Но мы уже видим тот свет, который будет далее всё явственнее высвечивать тёмные углы нашего незнания. Например, «самооценка» почти наверняка различается, или по существу, или во внешних проявлениях, для мальчиков и девочек. Для девочек-подростков, как предположил Триверс, сигналы извне, свидетельствующие об их красоте, могут порождать очень высокую самооценку, которая в свою очередь поощряет сексуальную сдержанность. Для мальчиков чрезвычайно высокая самооценка может приводить к обратному – к стремлению максимизировать краткосрочные сексуальные завоевания, которые на практике более доступны красивому мужчине высокого статуса. Во многих ВУЗах красивый, атлетически сложенный юноша иногда полушутя зовётся «жеребцом». И для тех, кто настаивает на научной проверке очевидного: красивые мужчины имеют больше сексуальных партнёров, чем средние. У женщин зафиксирован больший акцент на внешности мужчины, когда они не ожидают длительных отношений; раз уж инвестиции "не светят", то хоть генов хороших заполучить…
Если мужчина с высокой самооценкой женат, то он уже не может рассматриваться как возможный источник родительских инвестиций для другой женщины. Такое теперь возможно лишь в случае, если его активы очень велики, но это уже будет его тайная жизнь. И вы никогда не узнаете, когда внешняя авантюра заживёт своей жизнью и приведёт к дезертирству. Мужчины с умеренной самооценкой могут быть более преданными, хотя и менее желательными мужьями. У них меньше возможностей для внебрачных развлечений (и возможно меньше шансов на верность их собственных партнёров), они, скорее всего, будут более сконцентрированы на их законной семье. А вот мужчины с очень низкой самооценкой, терпя постоянные неудачи с женщинами, могут даже прибегнуть к изнасилованию.[17]17
связь сексуальной привлекательности с самооценкой в высшей степени правдоподобна, однако множество описанных здесь источников этой самооценки по меньшей мере неполно и даже наивно. Один из главных источников самооценки – сугубо врождённые вариации уровней тех или иных гормонов, т. е. гены сами по себе. Сигналы извне лишь корректируют этот исходный уровень. Об изнасилованиях. Опять же, очень спорно. Высокоуверенные мужчины ничуть не реже прибегают к сексуальному принуждению, но оно просто воспринимается иначе. «Шеф не опаздывает – шеф задерживается». Высокоуверенный мужчина, не насилует – он просто берёт своё, принадлежащее ему по праву Хозяина. Неосознанно признавая это «право хозяина», люди не всегда называют такие действия изнасилованием – А.П.
[Закрыть] Эволюционные психологи продолжают дебаты на предмет того, является ли изнасилование адаптацией, которую любой мальчик в процессе роста мог бы воспринимать, если он не получает извне сигналов о благосклонном к нему отношении женщин. Конечно, изнасилование часто наблюдается в самых разнообразных культурах, и обычно при закономерных обстоятельствах – невозможности добиться благосклонности привлекательной женщины легальными средствами. Одно исследование (проведённое не эволюционистами) показало, что типичный насильник испытывает «укоренившееся сомнение в его адекватности и способностях как человек. Он ощущает недостаток доверия к себе, как к мужчине, и в сексуальной, и в несексуальной областях».
Другой луч света, испускаемый новой дарвиновской парадигмой, может прояснить связь между бедностью и сексуальной этикой. Женщины, живущие в условиях, где очень немного мужчин способны и/или желают поддержать семейство, могли бы естественно склоняться к сексу без обязательств. (В истории нередко бывало, включая викторианскую Англию, что женщины низов общества имели репутацию свободных от морали). Было бы скоропалительным уверенно утверждать, что нравы городских низов изменялись бы вслед за изменением доходов. Примечательно однако, что эволюционная психология, с её акцентом на роль окружающей среды, могла бы уладить вопрос о значении социальных затрат бедности, тем самым определяя место предписаниям либеральной политики, и противостоя застарелым стереотипам, рассматривающим дарвинизм, как политику правого крыла.
Конечно, можно утверждать, что различный политический подтекст имеется в любой теории. В рамках дарвинизма можно выдумать совершенно различные виды теорий о том, как формируются сексуальные стратегии. Одну вещь, с чем я согласен, нельзя делать – доказывать, что эволюционная психология находится вне дискуссий. Идея о том, что естественный отбор, высокочувствительный к тонким деталям строения самых примитивных животных, создавших огромные, изящно гибкие умственные способности, и не сделал их столь же чувствительными к сигналам окружающей среды, касающихся секса, статуса, прочего подобного, явно занимающего не последнее место в репродуктивных перспективах…эта идея без преувеличения невероятна. Если мы хотим знать, когда и как характер человека начинает принимать конкретные очертания, если мы хотим знать насколько он прочен, что можно сделать, чтобы позже изменить характер, мы должны обратиться к Дарвину. Мы не знаем все ответы, но мы знаем, где их искать, и эти знания помогут нам сформулировать эти вопросы более чётко.
