Текст книги "Моральное животное"

Автор книги: Роберт Райт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Рассвет понимания

Первый отчетливый шаг к пониманию человека в рамках этой логики был сделан в 1948 году британским генетиком А.Дж. Бейтманом (A.J. Bateman). Бейтман исследовал дрозофил, наблюдая их брачные игры. Он поместил 5 самок и 5 самцов в камеру, дал им возможность следовать «зову сердец», и затем, изучая признаки следующего поколения, выяснял, какие отпрыски принадлежат каким родителям. И увидел ясную закономерность. Все самки имели практически одинаковое число отпрысков безотносительно количеству самцов, с которыми они скрещивались – с одним, двумя или тремя; самцовые же признаки различались по следующему правилу: чем больше самок ты оплодотворяешь, тем больше у тебя потомков. Бейтман увидел суть – естественный отбор инспирирует неразборчивую инициативность самцов и привередливую пассивность самок.

Вывод Бейтмана долго не был оценён по достоинству. Потребовалось почти три десятилетия и усилия несколько эволюционных биологов, чтобы придать ему качества, которых ему так недоставало, – полную и строгую разработку с одной стороны, и публичность – с другой.

Первую часть – строгость – принесли ему два биолога, которые являются хорошими примерами того, какими ошибочными бывают стереотипы о дарвинизме. В 1970-х противники социобиологии часто обвиняли её адептов в скрытом реакционизме, расизме, фашизме и т. п. Трудно представить двух людей, менее уязвимых для таких обвинений, чем Джордж Вильямс и Роберт Триверс, и трудно назвать кого-нибудь, кто сделал больше, чем они, для закладки основ новой парадигмы.

Вильямс, заслуженный профессор в отставке университета штата Нью-Йорк, приложил много усилий для рассеивания следов социального дарвинизма, подразумевающего, что естественный отбор – это процесс так или иначе предусматривающий подчинение или соперничество. Многие биологи разделяли его взгляд, и подчёркивали, что нельзя извлекать наши моральные ценности из «ценностей» отбора. Но Вильямс на этом не остановился. Он говорил, что естественный отбор – это «зловещий» процесс, так велики боль и смерть, которые он сеет вокруг, и так глубок эгоизм, который он порождает.

В то время, когда эта новая парадигма ещё формировалась, Триверс был не имеющим постоянной должности профессором Гарвардского Университета (теперь работает в Университете Рутгерса). Он был менее Вильямса склонен к моральной философии. Но он демонстрирует впечатляющую несостоятельность ценностей правого политического толка, ассоциирующихся с социальным дарвинизмом. Он с гордостью говорит о своей дружбе с поздним лидером Черной Пантеры – Х. Ньютоном (с которым он писал однажды в соавторстве статью про человеческую философию). Он отгораживается от предубеждений против судебной системы, и видит консервативные происки там, где многие люди их не видят.

В 1966 году Вильямс опубликовал свою революционную работу – "Адаптация и естественный отбор: критика современных эволюционных размышлений". Постепенно эта книга завоевала головокружительный авторитет в своей области. Это был базовый текст для биологов, которые размышляют о социальном поведении, включая человеческое, в свете нового дарвинизма. Книга Вильямса устранила путаницу, от которой долго страдало учение о социальном поведении, и заложила фундаментальные принципы, на которых можно было бы строить всю систему взглядов на вопросы дружбы и половых отношений. И в том и в другом Триверс был бы эффективен в построении системы взглядов.

Вильямс развил и углубил логику статьи Бейтмана 1948 года. Он подверг сомнению положение о противоречии мужских и женских генетических интересов в терминах теории «жертвы», необходимой для репродукции. Для самца млекопитающего необходимая жертва близка к нулю. Его "существенная роль может ограничиваться копуляцией, что требует незначительных затрат энергии и материалов с его стороны, и только мгновенное упущение из внимания вопросов, касающихся его лично – безопасности и благополучия". За небольшую цену самцы могут иметь большую прибыль в "валюте естественного отбора", питая "агрессивное и немедленное желание совокупляться с таким количеством самок, с каким это возможно". С другой стороны, для самки "копуляция может означать обязательство длительного несения ноши, как в механическом, так и в психологическом смысле, и её многократно возросшую подверженность стрессам и опасностям". Поэтому она генетически заинтересована "нести издержки репродукции" только тогда, когда обстоятельства выглядят благоприятными.

И одно из самых важных обстоятельств – поскольку "высокоприспособленные самцы, как правило имеют высокоприспособленных отпрысков", то "в интересах самки – иметь возможность использовать самого приспособленного самца из доступных". Поэтому ухаживание – это "реклама приспособленности самца". И так же как "в его интересах выглядеть более приспособленным, чем он есть", в интересах самки – распознать фальшивую рекламу. Поэтому естественный отбор создаёт "искусное умение подавать себя у самцов и столь же хорошо развитое противодействие этому умению и придирчивость среди самок". Другими словами, самцы стараются быть хвастунами.

Несколькими годами позже Триверс использовал идеи Бейтмана и Вильямса, чтобы создать ясно выраженную теорию, которая с тех пор проливает свет на психологию мужчин и женщин. Триверс начал с замены понятия Вильямса «жертва» – «вкладом» (инвестицией). Разница может показаться незначительной, но нюансы могут сорвать интеллектуальную лавину, и этот процесс пошёл. Слово «вклад», связанное с экономикой, пришло с готовым аналитическим окружением.

В популярной теперь работе, которая была опубликована в 1972 году, Триверс формально определил "родительский вклад" как "любой вклад родителя в данного потомка, который увеличивает шансы выживания последнего (и следовательно, его репродуктивный успех), ценою снижения возможностей родителей вкладывать в других потомков" Родительский вклад включает в себя время и энергию, требующиеся для произведения яйцеклетки или спермы, совершение оплодотворения, беременность и вынашивание плода, и выращивание отпрыска. Очевидно, самки делают в целом больший вклад до рождения, и как правило, эта диспропорция сохраняется и после рождения (хотя это менее очевидно).

Триверс предположил, что, измеряя дисбаланс вклада между матерью и отцом у разных видов, мы лучше поймём многие вещи – например, величину инициативности самца и скромности самки, интенсивность полового отбора и многие тонкие аспекты ухаживания и родительства, верности и неверности. Триверс увидел, что у нашего вида дисбаланс вклада не такой жёсткий, как у многих других. И он правильно заподозрил (что мы увидим в следующей главе), что это есть результат психической сложности. Наконец, с работой Триверса "Родительский вклад и половой отбор" цветок расцвёл; простое расширение теории Дарвина – такое простое, что Дарвин ухватил бы его в минуту – мелькнуло в 1948, было ясно выражено в 1966-м, и теперь, в 1972-м, полностью оформилось.

Тем не менее, концепции родительского вклада недоставало одной вещи – публичности. Её обеспечили книги Уилсона «Социобиология» (1975) и Ричарда Докинза "Эгоистичный ген" (1976), которые дали работе Триверса большую и разнообразную аудиторию, давая основания психологам и антропологам думать о человеческой сексуальности с позиций современного дарвинизма. Возникшие в результате взгляды, скорее всего, будут накапливаться долгое время.

Проверка теории

Блеск иных теорий бывает обманчив как блеск нового медного гроша. Даже удивительно элегантные теории, наподобие теории родительского вклада, и вроде бы способные объяснить многое с помощью малого, часто оказываются бесполезными. Есть толика справедливости в упрёках (креационистов и проч.), что некоторые теории об эволюции животных «просто истории» – правдоподобные, но не более того. Но отделить просто правдоподобные теории от неопровержимых вполне возможно. В некоторых науках проверка теорий настолько прямая, что говоря о доказанных теориях, мы лишь слегка эту доказанность преувеличиваем (хотя преувеличение, в строгом смысле слова имеет место всегда).

В других – подтверждение непрямое: длительный, постепенный процесс, посредством которого сомнительные идеи достигают порога или истинности, или ложности. Наука, изучающая эволюционные корни человеческой природы относится ко второму случаю. По каждой теории мы задаем серии вопросов, ответы на которые укрепляют или веру, или сомнения или противоречия.

Закономерен вопрос к теории родительского вклада – действительно ли поведение человека подчиняется ей хотя бы в основных принципах? Являются ли женщины более разборчивыми в половых партнёрах, чем мужчины? (не путать с вопросом, к которому мы вернёмся – какой пол выбирает партнёра по браку). Конечно, есть множество народных мудростей, предлагающих много вариантов ответа. Более конкретный факт – проституция, секс с кем-то, кого ты не знаешь и не хочешь знать. Это сервис, к которому прибегают почти исключительно мужчины, как сейчас, так и в викторианской Англии. Аналогично вся виртуальная порнография, которая большей частью основана на визуальной стимуляции – фотографии, фильмы, неизвестные люди, лишённая чувства страсть – потребляется мужчинами. Большую чем у женщин склонность мужчин к случайному, анонимному сексу показали самые разные исследования. В одном таком эксперименте три четверти мужчин, атакованные незнакомыми им женщинами в университетском городке, согласились иметь с ними секс, в то время как ни одна из женщин, к которой подошел незнакомый мужчина, не согласилась.

Скептики обычно возражают, что эти доказательства, полученные в западном обществе, отвечают только извращённым ценностям. Это возражение полагалось правдоподобным до 1979 года, когда Дональд Симонс опубликовал "Теорию человеческой сексуальности", первое полное антропологическое исследование человеческого сексуального поведения с новых дарвинистских позиций. Основываясь на культурах Востока и Запада, индустриальных и дописьменных, Симонс продемонстрировал широчайшую применимость теории родительского вклада – женщины более стремятся попривередничать в сексуальных партнерах; мужчины – менее разборчивы и находят ужасно привлекательной идеей секс с широко-разнообразными партнершами.

Одна из культур, которую обсуждал Симонс, настолько далека от западного влияния, насколько это возможно: это культура аборигенов Тробриандских островов в Меланезии. Доисторическая миграция, которая заселила эти острова, прервала контакты с миграциями, населившими Европу по крайней мере десятки тысяч лет назад, и, возможно, даже сотню тысяч лет назад. Тробриандерская древняя культура оторвалась от древней культуры Европы даже раньше, чем культура коренного населения Америки.

И действительно, когда их посетил великий антрополог Бронислав Малиновский в 1915 году, острова оказались потрясающе далеки от течений западной мысли. Местные жители, как казалось, даже не осознавали связи между сексом и деторождением! Когда один путешествующий по морю тробриандец вернулся из своего многолетнего путешествия, и обнаружил, что у его жены появилось двое детей, Малиновский был достаточно тактичен, чтобы не намекать ему на её неверность. Но "когда я обсуждал этот вопрос с другими, намекая, что хотя бы один из его детей мог быть не его, мои собеседники просто не поняли, что я имел в виду".

Некоторые антропологи сомневались, что тробриандцы и впрямь могли быть столь невежественны. И хотя отчет Малиновского по этому вопросу выглядит очень авторитетным, нет возможности узнать, правильно ли он понял историю. Но важно понять, что он в принципе мог быть прав. Факт открытия людьми связи между сексом и деторождением, похоже, был событием эволюции сексуальной психологии человека.

Страсть и другие подобные чувства – это механизм естественного отбора, который заставляет нас вести себя так, как если бы мы хотели много потомков и знали, как достичь этого; и не важно, знали ли мы это или нет рассудочно. Если бы естественный отбор действовал не так, а усложнил бы вместо этого человеческий интеллект настолько, что наше стремление к адаптации было целиком сознательным и просчитанным – тогда жизнь была бы совсем другой. Жёны и мужья, например, не проводили бы время в "приключениях на стороне" с предохранением; они бы исключили или контрацепцию, или секс.

Другой не-западный штрих тробрианской культуры – отсутствие викторианской непозволительности добрачного секса. С ранней юности и мальчики и девочки поощрялись к половым связям со многими партнерами по их вкусу. (Эта свобода обнаруживается в некоторых других доиндустриальных обществах, хотя эксперименты обычно кончаются, и переходят в брак до того, как девушка достигнет детородного возраста). Но Малиновский не оставил сомнений в том, какой пол выбирает.

"Нет ничего иносказательного в тробрианском ухаживании. Просто и прямо спрашивается о встрече с открытым намерением сексуального удовлетворения. Если приглашение принято, удовлетворение мужского желания исключает романтическое обрамление этого события, стремление к недостижимому и мистическому. Если же ему отказано, то это не будет личной трагедией, потому что он привык с детства, что его сексуальные импульсы могут быть отвергаемы какой-либо девушкой, и он знает, что другая интрига лечит это заболевание непременно и быстро". И далее: "В ходе любой любовной аферы мужчина должен постоянно дарить маленькие подарки женщине. Односторонняя плата родственникам также очевидна. Обычай предполагает, что половая связь, даже когда имеется взаимная заинтересованность – это сервис, оказываемый женщиной мужчине".

Конечно, действовали определенные культурные силы, увеличивающие скромность Тробрианских женщин. Хотя молодая женщина поощрялась к активной сексуальной жизни, её успехи были осуждаемы, если это происходило слишком открыто и вульгарно, по причине "малости смысла в таких настойчивых приставаниях к мужчинам для её блага".

Есть ли доводы полагать, что эта норма является чем-либо иным, нежели опосредованным культурой отражением глубокой генетической логики? Возможно ли найти хоть одну культуру, в которой женщина с несдерживаемыми сексуальными запросами не рассматривалась бы более отклоняющейся от нормы, чем сравнительно столь же похотливый мужчина? Если нет, то не слишком ли это совпадение поразительно, если все народы независимо выработали эту практику на примерно одной и той же культурной ступени, без генетической поддержки? Или этот всемирный культурный элемент существовал полмиллиона (или больше) лет назад, когда человечество было ещё культурно единым? Это слишком долго для столь важного для вида признака, чтобы он не исчез хотя бы в одной из культур.

Из этого примера извлекается пара важных уроков. Первый: хороший довод предполагать эволюционное объяснение какой-нибудь психической черты или механизма психического развития – её универсальность, присущесть даже культурам, различающимся настолько, насколько только культуры могут различаться.

Второй: общая трудность объяснения таких универсалий в исключительно культурных терминах. Взгляд дарвинизма, не будучи доказанным с математической точностью, тем не менее может, по правилам науки, полагаться доказанным, так как предложенная им цепь объяснений короче альтернативной, имеет меньше сомнительных звеньев, эта теория проще, и имеет больший потенциал.

Если мы примем даже три небольших тезиса, которые были изложены выше, а именно, что:

1. теория естественного отбора прямо предполагает «настройку» женщин на высокую избирательность в выборе половых партнёров, а мужчин – на низкую избирательность.

2. избирательность и соответственно – неизбирательность – наблюдается во всём мире.

3. эту универсалию нельзя столь же просто объяснить посредством конкурирующей, чисто культурологической теории.

Если мы примем эти вещи, и если мы играем по правилам науки, то мы будем должны поддержать утверждение дарвинизма, что и мужская вольность, и женская сдержанность, так или иначе врождённы.

Тем не менее, неплохо бы добавить убедительности. Абсолютное доказательство не может быть возможно в науке, однако возможны различные уровни правдоподобности. В физике и химии встречаются доказательства, достоверные с вероятностью 99.99 %; в эволюционизме такое встречается крайне редко. В любом случае поднять уровень с 70 до 97 процентов всегда приятно.

Один из путей повышения убедительности эволюционного объяснения – показать, что его логика имеет всеобщую применимость. Если женщины разборчивы в сексе потому, что им можно иметь меньше детей (чем мужчинам), благодаря большему вкладу в них, и если самки в царстве животных как правило имеют меньше потомков, чем самцы, значит в целом самки более разборчивы, чем самцы.[5]5
  фактически речь идёт о различной дисперсии репродуктивной успешности. Суммарно все самки будут иметь ровно столько потомков, сколько суммарно все самцы – проверять нужно именно дисперсию (т. е. разброс количеств потомков), что и делал А.Д. Бейтман в своих знаменитых опытах – А.П.


[Закрыть] Эволюционные теории могут порождать опровергаемые прогнозы, что собственно и должно быть у хороших научных теорий. К сожалению, эволюционные биологи лишены удовольствия повторять эволюцию в своих лабораториях, контролируя некоторые её переменные, и предсказывая последствия.

Конкретно это предположение может быть достаточно полно подтверждено. Один вид за другим демонстрирует сдержанность самок, и несдержанность самцов. Бывает, что самцы настолько недалеки в своей сексуальной избирательности, что могут преследовать не только самок, но и что-нибудь другое. Среди некоторых видов лягушек ошибочные гомосексуальные отношения настолько распространены, что самцами, обнаруживающими себя в объятиях другого самца, используется специальный "призыв освобождения", сообщающий ему, что они оба зря теряют время.

Известно, что самцы змей проводят некоторое время с умершими самками, прежде чем перейти к живому объекту желания. Самец индюка будет жадно оказывать внимание чучелу самки индюка. Фактически имелась лишь копия головы индюшки, подвешенная в 15 дюймах над землёй, и этого было достаточно. Самец кружил вокруг головы, осуществляя ритуальные действия, и затем (вероятно уверенный, что его спектакль произвёл впечатление) поднимался в воздух и подбирался к тому месту, где должна быть задняя часть самки, которой вдруг не оказывалось на месте.[6]6
  Безусловно, «всеядность» самцов имеет место, но это наблюдение её не доказывает. Оно хорошо иллюстрирует, пожалуй, лишь сигнатурность работы инстинктивных анализаторов, но не всеядность как таковую. Аналогичным образом, при других обстоятельствах, можно обманывать и самок – А.П.


[Закрыть] Самые возбуждённые самцы проявят описанный интерес даже к деревянной голове, а некоторые могут питать страсть к деревянной голове без глаз и клюва.

Конечно, такие эксперименты подтверждают в явной форме то очевидное, что Дарвин сказал намного раньше: самцы более инициативны. Здесь возникает многократно упоминавшаяся проблема проверки эволюционных объяснений: неестественность условий, в которых были подтверждены теоретические предположения. Дарвин не создавал свой труд из ничего, просто так предположив: "Моя теория предполагает сдержанных, разборчивых самок и безумно страстных самцов", с тем, чтобы затем прогуляться и посмотреть, не найдёт ли он примеры. Наоборот, сначала он наблюдал много случаев, которые заставляли его удивлённо задумываться, какое вмешательство естественного отбора создало их. На этот вопрос нельзя было правильно ответить до середины 20-го века, пока примеров не накопилось достаточно много.

Эта особенность дарвиновских «предположений», появляющихся после их очевидного осуществления, была объектом постоянных замечаний критиков Дарвина. Люди, сомневающиеся в теории естественного отбора, или просто оспаривающие её применение к поведению человека, жаловались на переделку прежних интерпретаций ранее существовавших результатов. Именно это часто имеется в виду, когда говорят, что эволюционные биологи проводят время, выдумывая просто истории, вместо того, чтобы объяснять всё, что они видят.

В каком-то смысле это так. Выдумывание правдоподобных историй – это именно то, что делают эволюционные биологи. Но это само по себе не изобличающее обвинение. Власть теории, такой, как теория родительского вклада измеряется тем, как много данных она объясняет и насколько просто, безотносительно к тому, когда эти данные появились.

Когда Коперник предположил, что Земля вращается вокруг Солнца, элегантно объяснив этим замысловатые треки движения планет на небе, было бы неуместно утверждать, что дескать, "вы мошенничаете. Вы знали об этих треках всегда". Некоторые "просто истории" откровенно лучше, чем другие, и поэтому они выигрывают. Кроме того, велик ли выбор у эволюционных биологов? Они мало что могут сделать с тем фактом, что данные о жизни животных начали накапливаться за тысячелетия до дарвинской теории. Но кое-что всё же сделать можно. Дарвиновская теория, в дополнение к псевдопредположениям, которые теория была призвана объяснить, генерирует дополнительные предположения – реальные, непроверенные прогнозы, которые могут быть использованы для дальнейшей оценки теории. (Дарвин кратко спланировал этот метод в 1838 году в двадцатидевятилетнем возрасте – более чем за 20 лет до того, как "Происхождение видов" было опубликовано. Он написал в записной книжке: "Линия аргументов, которой следует моя теория, – это установить факт как возможность для индукции, а также применить её как гипотезу для других фактов, а также посмотреть, будет ли она решать их").

Теория родительского вклада – хороший пример. Вильямс описывал в 1966 году несколько нетипичных видов, у которых вклад самцов в потомков был примерно равен самочьему, или даже превосходил его. Если теория родительского вклада правильна, эти виды должны игнорировать привычные половые стереотипы.

Рассмотрим тонких существ, известные как морские иглы. Здесь самец играет такую же роль, как самка кенгуру: он складывает яйца в мешок для выращивания, и включает их в кровоток. И пока самец работает нянькой, самка может начать следующий репродуктивный цикл. Это ещё не означает, что она может иметь намного больше потомства, чем он, – ей требуется некоторое время, в первую очередь для производства яиц. Тем не менее, баланс родительского вклада не сильно смещён в обычном направлении. И, как и предполагалось, самки морской иглы демонстрируют бОльшую роль в ухаживании, ища самцов и инициируя ритуал спаривания.

Некоторые птицы, такие как плавунчик (включая два вида, известные как морской бекас), показывают аналогично нетипичное распределение родительского вклада. Самцы высиживают яйца, оставляя самок свободными для добычи "дикого овса".[7]7
  идиома, обозначающая процесс широкого рассеяния своего семени по миру; по понятным причинам в основном применяется к самцам, но издерка (как в данном случае) и к самкам – А.П.


[Закрыть] Опять мы видим ожидаемый отход от стереотипов. Самки плавунчиков крупнее и ярче раскрашены – признак того, что половой отбор работает наоборот, если самки соперничают за самцов. Один биолог наблюдал, как самки, в классической манере самцов «ссорятся и красуются друг перед другом», в то время как самцы терпеливо высиживают яйца.

Собственно говоря, Вильямс знал, что эти виды отклоняются от стереотипов, когда писал это в 1966 году. Но последующие исследования подтвердили его «предположения» более широко. Увеличение родительского вклада самцов оказало ожидаемые последствия у других птиц; у панамской ядовитострелой лягушки; у водяного жука, самцы которого переносят отложенные яйца на своих спинах; и у (очевидно, не зря так названных) сверчков-многожёнцев. Поэтому предположение Вильямса не встретило серьёзных проблем.