Текст книги "Тайна королевы Елисаветы"
Автор книги: Роберт Нельсон Стивенс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
Они ехали одно время молча, она не могла говорить, так как боялась, что дрожь в ее голосе выдаст ее волнение; наконец она немного оправилась от нанесенного ей оскорбления и сказала насмешливо:
– Я мечтаю о том времени, когда вы в моем обществе будете ехать уже по направлению к Лондону.
– Если нас не будет сопровождать Барнет, то, конечно, я ничего не буду иметь против этого, – ответил Гель, и чтобы переменить разговор и отвлечь ее мысль от щекотливой темы, он прибавил, – однако вы должны были ехать очень быстро, что все-таки догнали нас.
– Да, и раз догнав вас, я уже не отстану от вас, – ответила она.
– Но ведь вы не спали в эту ночь и ничего решительно не ели, вы должны быть очень голодны и, вероятно, очень устали, сударыня?
– Я не так устала, как вы думаете, – ответила она, – так как живу надеждой довести свое дело до конца и выдать вас властям.
– Но ведь вы рисковали попасть в руки разбойников одна на большой дороге, – продолжал он спокойно.
– Теперь эта опасность уже миновала, – ответила она, – так как до появления Барнета и его людей я буду ехать в вашем обществе, которое, конечно, защитит меня от всяких разбойников.
– Если на нас нападут разбойники, можете быть уверены, что я готов защищать вас до последней капли крови.
– Пусть будет так – можете повернуть дело, как хотите, – ответила она холодно, – главное то, что я с вами, и вы уже не отделаетесь от меня. Я не прошу вашей защиты, я требую ее, как нечто должное.
– Вы знаете, что ни один порядочный человек не откажет в защите женщине, – заметил Гель, но она перебила его и сказала:
– Нет, я требую ее у врага, и он не посмеет отказать мне в ней.
Гель вздохнул, ему было невыносимо грустно, что она действительно считает его врагом, но в то же время он невольно дивился ее смелости, ее уверенности в том, что этот самый враг, погибели которого она ищет, не откажется защитить ее от постороннего нападения.
Они поехали опять молча, каждый погруженный в свои мысли. Он радовался тому, что Барнет все еще продолжает следовать за ним, и следовательно жизнь сэра Валентина пока в безопасности; с этой стороны все было хорошо. Относительно Анны он тоже мог быть спокоен: если она, как она говорила, не намерена была прибегать к посторонней помощи, чтобы задержать его, ему нечего было особенно бояться ее. Чтобы испытать ее, он нарочно подъехал, как можно ближе к первой попавшейся деревне и даже остановил лошадей, хотя и готовый каждую минуту, при первой опасности, пустить их опять рысью. Она остановилась тоже, но молча, по-видимому, погруженная в глубокое раздумье. Гель дорого бы дал за то, чтобы отгадать, какие мысли бродили в ее прелестной головке; она, конечно, обдумывала, каким бы образом устроить так, чтобы задержать его и выдать Барнету, но что именно она думала, этого он не знал. Ему нравилось то, как откровенно, как открыто она призналась ему, что будет преследовать его беспощадно, и как она просто призналась ему, что пока еще ничего не придумала, чем бы задержать его. Это доказывало только то, что у нее прямая, открытая душа, не способная хитрить и лукавить, и благородная натура, вполне соответствовавшая ее благородной прекрасной внешности.
Они ехали молча, но видно было, что она страшно устала и едва держится на седле, хотя всеми силами старается скрыть свою усталость. Только однажды в этот день ей удалось перекусить на скорую руку в одной из гостиниц, мимо которых они проезжали, и где Гель остановился, чтобы дать немного передохнуть лошадям. Они проехали множество деревень и маленьких городков, и наконец Гель заметил ей мягко, с глубоким состраданием:
– Мы скоро приедем в Окгем, там мы можем пообедать и отдохнуть, нам осталось не больше трех миль.
– Три мили или тридцать, это все равно, – ответила она резко, дрожа от усталости и едва держалась на седле, но все же делая вид, что чувствует себя прекрасно.
Наконец ровно в полдень они приехали в Окгем, часы пробили двенадцать. Это было в четверг, 4 марта 1601 года, в первый день бегства Геля и погони за ним, которые должны были продолжаться еще целых четыре долгих дня.
X. Запертая дверь
Раньше, чем сойти с лошади, Анна посмотрела, что будет делать ее враг. Он поступил в данном случае совершенно так же, как и у первой гостиницы, где они останавливались, т. е. Боттль вызвал хозяина гостиницы, сторговался с ним насчет лошадей, которых сейчас же и вывели на улицу, где и стали их седлать; затем уговорились насчет комнаты и еды, и тут же было все уплачено заранее. Анна во всем в точности последовала этому примеру: заказала обед, приобрела себе и пажу свежих лошадей, чем немало удивила всех обитателей гостиницы, которые не могли понять, как это дама едет вместе с мужчинами, по-видимому, в одном направлении, и между тем заказывает себе все сама по себе. Более догадливые решили, что это, вероятно, брат и сестра, поссорившиеся между собою и все же принужденные почему-либо ехать вместе.
Гель сначала оставался на улице вместе с Антонием, в то время как Боттль пошел в гостиницу подкрепить свои силы. Анна стояла рядом с Гелем, не решаясь оставить его ни на одну минуту. Боттль вскоре вернулся, подкрепив как следует свои силы; он взял лошадей за уздцы и стал водить их по улице, зорко посматривая в то же время на дорогу, ведущую из Лондона. Тогда Анна решилась наконец тоже войти в гостиницу, и так как ее паж не менее ее нуждался в пище и отдыхе, она подозвала одного из слуг гостиницы и приказала ему держать наготове ее лошадей, пока она отдохнет и придет за ними.
Гель издали следил все время за нею, не вполне уверенный в том, что она вдруг не изменит своего решения и позовет, пожалуй, на помощь людей, чтобы захватить его силой. Видя, что он не собирается в настоящую минуту двигаться дальше, Анна со своей стороны тоже успокоилась и направилась в отведенную ей комнату, чтобы подкрепиться пищей и лечь отдохнуть под верной охраной своего пажа, который должен был спать у дверей ее комнаты.
Гель заметил, что, поднимаясь по лестнице, она подозвала к себе одного из слуг и, сунув ему монету в руку, отдала ему какое-то приказание, причем тот кивнул головой и взглянул на него. Гель понял, что она приказала ему следить за ним и сообщить ей, если он вздумает уехать без нее. Минуту спустя Гель в сопровождении Антония пошел в свою комнату, чтобы наконец поесть немного, так как он сильно проголодался.
Проходя по коридору, Гель увидел комнату, где находился его прекрасный враг; перед дверью стояла скамья, очевидно, принесенная сюда для Френсина: с этого места он мог видеть не только комнату Геля напротив, но и лестницу, по которой тот мог бы спуститься вниз, если бы захотел бежать. Гель невольно улыбнулся, видя, какие предосторожности приняты для того, чтобы не упускать его из виду.
Осмотрев хорошенько свою комнату, Гель убедился в том, что окно ее выходило на передний двор и на улицу, как это ему и требовалось; под окном была низкая крыша крылечка, так что в случае нужды он свободно мог выбраться прямо из него на улицу. Осмотрев все это, Гель подошел к столу, на котором слуга уже расставлял принесенные с собою блюда. Как сама комната, так и вся мебель и сервировка стола были не только приличны, но даже роскошны. В те времена гостиницы, особенно в провинции, поражали своими обширными помещениями и удобствами, которых в настоящее время в них совершенно нет. Тогда же они вмещали иногда в себе около трехсот посетителей вместе с их слугами и лошадьми. Дворяне в те времена путешествовали тоже с большим комфортом и многие даже возили с собой собственную мебель. Гостиницы тогда процветали, хотя часто случалось, что слуги в таких гостиницах находились в тесной связи с разбойниками на большой дороге, и всегда сообщали последним о богатстве, о численности и степени вооруженности своих гостей. Гостиница, в которой остановились Гель и его спутники, не отличалась ни известностью, ни особенной величиной. Он нарочно выбирал более скромные и маленькие гостиницы, но во всяком случае обед оказался превосходным, и постель чрезвычайно мягкой, хотя он и лежал на ней одетый, с рукояткой кинжала в руке.
Гель лег сейчас же, кончив свой обед и даже не дождавшись, пока уберут посуду со стола. Антоний, который все время ел молча и угрюмо, хотя и с большим аппетитом, немедленно последовал его примеру. Несколько минут спустя в комнате раздался его густой громкий храп. Гель тоже мало-помалу забылся и наконец крепко уснул.
Гель приказал Киту Боттлю по истечении четырех часов, если в это время не будет никакой тревоги, разбудить его с тем, чтобы он мог занять его место и остаться сторожить на большой дороге, но он проснулся вдруг сам по себе, как будто кто-нибудь подтолкнул его, и хотя он не слышал никакого особенного шума, ему все же почудилось, что Боттль постучал в окно; он бросился к окну, но там никого не было, тогда он обратился к Антонию, который тоже проснулся и сидел на своей постели, и спросил его:
– Слышал ли ты что-нибудь?
– Я слышал во сне, как будто кто-то ломился в нашу дверь с шумом и треском.
– Во сне обыкновенно всякий шум кажется гораздо сильнее, чем он есть, – сказал Гель, – но во всяком случае мы очевидно оба проснулись от одного и того же шороха, или, вернее, мне показалось, как будто царапают обо что-то.
В эту минуту глаза юноши нечаянно остановились на двери, которую он закрыл, но не запер, ложась спать. Он прекрасно помнил, что в дверях был огромный заржавленный ключ, который именно бросился в глаза по своей величине; теперь ключа этого в дверях не было; он подошел к двери и попробовал открыть ее, она оказалась запертой снаружи.
– Вот так-так! – воскликнул он. – Кто-то похитил наш ключ и запер нас с той стороны.
– Мне кажется, виновников нам недалеко искать, – угрюмо заметил Антоний.
– Да, это так похоже на то, только женщина могла вообразить, что этим путем она сумеет задержать нас. Ну, Антоний, нам придется теперь прыгать, вон, кажется, Боттль показался там на улице, вероятно, уже прошло четыре часа, и самое лучшее теперь же тронуться в путь.
Говоря это, Гель быстро выскочил из окна на крылечко и оттуда соскочил на землю. Лошади Анны и ее пажа стояли тут же на улице. Как только Антоний очутился тоже на свободе, а Гель хотел вскочить в седло, – в дверях вдруг показалась Анна, она стояла спиной к Гелю, и отдавала какое-то спешное приказание своему пажу, по-видимому собиравшемуся куда-то ехать. При звуке шагов она обернулась и увидела Геля, с насмешливой улыбкой смотревшего на нее; она переменилась в лице от досады, что хитрость ее не удалась, и враг ее смеется над ней.
– Не видели ли вы ключа от моей комнаты? – спросил Гель, совершенно неожиданно для самого себя, – я забыл что-то у себя в комнате, а проще вернуться туда через дверь, чем через окно.
При этой насмешке Анна покраснела до ушей, она закусила губы и, не глядя на него, быстро вышла на улицу. Гель по лицу ее увидел, что теперь она решилась на все, только бы задержать его на пути и выдать в руки правосудия.
«Я уверен, что теперь она будет решительнее действовать, – подумал про себя Гель, – надо быть настороже».
Вскоре вслед за тем Гель и Антоний сели на лошадей, подведенных им Боттлем. Анна и ее паж последовали их примеру. Гель вежливо поклонился и пропустил их вперед.
Анна успела немного выспаться и подкрепить свои силы пищей, но все же она имела усталый и изнуренный вид, так как непривычная езда и холодный мартовский ветер не могли не действовать на нее; она сидела неподвижно, не говоря ни слова. Гель смотрел на нее с глубоким сожалением, страдая от души, что ничем не может помочь ей; она видела его сострадательные взгляды, и они еще больше волновали и сердили ее.
Она ехала медленно, не поднимая глаз, суровая и неприступная. Гель не решался заговаривать с ней; следуя их примеру молчали и все остальные.
Ветер становился все холоднее, небо покрылось тучами, они ехали так молча почти до самого вечера, пока наконец не подъехали опять к гостинице в Ноттингампшире, где Гель решился остановиться, чтобы, если возможно, провести там целую ночь.
XI. Вино и пение
Когда в дверях появился сам хозяин гостиницы, Гель сделал опять все нужные распоряжения, как и в первых двух своих остановках, только с тою разницей, что теперь он должен сам был сторожить на большой дороге в продолжении двух часов, а затем его должен был сменить Антоний. Анна на этот раз не могла сделать все, как они, так как Гель взял единственных свежих лошадей, которые нашлись в этой гостинице, и кроме того, ей не удалось также устроить, чтобы ее лошади стояли на улице, совершенно наготове, как это было в той гостинице.
Хотя Гель и скрылся на этот раз из виду, отправившись сторожить на улице лошадей, она не боялась уже теперь упустить его, так как знала, что он не уедет без своих спутников, и, кроме того, он не мог проехать мимо гостиницы так, чтобы она не увидела его. Она направилась прямо к себе в комнату, у дверей которой на скамейке опять расположился Френсис так, чтобы он мог наблюдать за всеми движениями Антония и его спутника. Комната последних находилась почти рядом с ее комнатой, так как, оставив окно открытым, она рассчитывала на то, что каждое движение их будет ей слышно, особенно, если они вздумают вылезать в окно. Она быстро легла на постель и забылась чутким, тревожным сном.
Гель в это время медленно двигался взад и вперед по дороге, все время раздумывая о том, что именно она придумала теперь, чтобы попытаться задержать его.
Наконец, по истечении двух часов, он вернулся к гостинице, осторожно заранее условленным свистком вызвал Антония, и когда тот пришел сменить его, он быстро направился в гостиницу, чтобы подкрепить свои силы, так как чувствовал волчий аппетит. Проходя в общую залу, он увидел на пороге его темный женский силуэт и при свете нескольких свечей, горевших в высоких подсвечниках, разглядел, что это была Анна.
– Сударь, – сказала она вежливым, но холодным тоном, – я хочу вам сделать следующего рода предложение. Дело в том, что я заказала себе ужин, и думаю, что вы так же проголодались, как я, хотя мы с вами враги до гроба, и каждый будет рад гибели другого, я вам предлагаю все же разделить эту трапезу со мной, так как нам придется еще, Бог знает, сколько времени ехать вместе, и было бы смешно избегать общества друг друга, когда этого вовсе не требуется. Мы можем есть вместе, из чего еще, конечно, не следует, чтобы мы меньше ненавидели друг друга, чем теперь.
Предложение это настолько удивило и обрадовало Геля, совершенно не подготовленного к нему, что ему и в голову не пришло доискиваться причины, побудившей ее сделать его; он только поклонился и сказал: «я к вашим услугам, сударыня», – и приказал затем вошедшему слуге подать свой ужин в общую залу, где он оставался совершенно один с Анной, так как все обычные посетители гостиницы уже давно разошлись по домам.
В одном углу комнаты в камине горел яркий огонь. С другой стороны, под большим высоким окном стоял стол, на котором уже красовалось несколько блюд. Пол был покрыт соломенными матами, несколько свечей тускло озаряли всю комнату, и хотя здесь все было далеко не так роскошно, как в «Морской Деве», однако Гель почувствовал себя вдруг здесь в высшей степени уютно и хорошо.
Он открыл немного окно, чтобы лучше слышать, если его позовет Антоний, затем уселся за стол как раз напротив Анны. Он заметил, что Френсис свежий, очевидно, уже немного выспавшийся, стоит за своей госпожой, готовый прислуживать ей за столом. Он обратил внимание на то, что на другом столе Френсис приготовил вино для своей госпожи, как это всегда бывает в дворянских домах, где вино подают отдельно, а не ставят тут же на стол, за которым едят. В скором времени пришел слуга и принес Гелю несколько блюд и вина; он приказал поставить последнее туда же, где стояло вино Анны.
Сначала они сидели оба молча, потом вдруг Анна предложила ему отослать слугу спать и позволить Френсису прислуживать и ему:
– Это будет только справедливо, – сказала она: – так как я ведь пользуюсь защитой, которую мне оказывают в пути ваши люди.
Гель ничего не имел против этого; если он и питал какие-либо подозрения против своей прелестной собеседницы и ее слуги, то он, конечно, не стал высказывать этого, хотя искоса все время наблюдал за всеми движениями ловкого услужливого пажа и его прелестной госпожи.
Долгое время они ели оба молча. Френсис подавал обоим блюда и наливал вино тихо и бесшумно, без лишней торопливости, но всегда вовремя. Гель ясно видел, что Анна и ее спутник сильно устали от долгой дороги, но оба тщательно скрывали это от него; она ела медленно и как бы нехотя, видимо только для того, чтобы подкрепить свои силы; она приказала Френсису поесть тут же с тех же блюд, которые он подавал им, и он успевал делать это и в то же время неустанно подливать в стакан, стоявший перед Гелем.
Гель Мерриот, разгоряченный вином и тем обществом, в котором он находился, пил без устали, так что Френсису то и дело приходилось дополнять его стакан. Наконец кончилось тем, что паж уже больше не убирал вина со стола, чтобы не терять времени в ходьбе за ним. Сделал ли он это по собственной инициативе или благодаря многозначительному взгляду, брошенному его госпожой, – Гель не спрашивал себя об этом, так как он вовсе не видел этого взгляда. Он выпил уже настолько, что считал совершенно естественным иметь все время вино под рукой. Наконец ему надоело молчать, и он заговорил вдруг весело и решительно:
– А ведь это вы хорошо придумали, что хотя мы враги, но должны быть вежливы по отношению друг к другу. Это напоминает мне те отношения, которые существовали между нами и испанцами во время перемирия. Да, кроме того, я должен сказать, что и вино это великолепно. Вы попробуйте его, сударыня: я заметил, вы не выпили даже и стакана; если вы не выпьете тоже, я подумаю, что вы противоречите своим словам, сказанным вами так недавно, и не хотите иметь со мной ничего общего.
Она выпила остатки вина из своего стакана и приказала Френсису снова наполнить его.
– Мне кажется, что дамы во Франции пьют гораздо больше, чем мы, англичанки, – сказала она, намекая этим на то, что сэр Валентин большую часть своей жизни проводил обыкновенно во Франции, а не в Англии. Тут только Гель опять вспомнил, что в ее глазах он все еще убийца ее брата, и поэтому ее миролюбивое отношение к нему должно быть довольно подозрительно, но, к сожалению, к этому времени он выпил уже столько вина, что все представлялось ему в совершенно ином свете; он кончил уже свое вино и пил теперь то вино, которое принесли для Анны.
– Несмотря на это, француженки ничем не лучше англичанок, – сказал он.
– Да, но я слышала, что они гораздо грациознее и изящнее нас, – ответила она, заметив: что после каждой фразы, сказанной им, он пьет еще усерднее.
– Весьма возможно, но если они грациозны и изящны, как кошечки, это значит, что и когти у них такие же, как у них; что же касается сердечной доброты, откровенности и миловидности, то я предпочитаю англичанок.
Говоря это, он многозначительно взглянул на нее и еще многозначительнее поднес свой стакан ко рту. Она не могла сомневаться в том, что говоря об англичанках, он подразумевает одну ее; она терпеливо вынесла его взгляд и сказала спокойно:
– Но во всяком случае зато французские вина лучше наших, – и с этими словами она поднесла опять стакан к своим губам.
Гель немедленно последовал ее примеру с большим рвением.
Они долгое время говорили еще на эту тему, причем Гель все усерднее и усерднее подливал себе вина, наконец он пришел в такое чувствительное настроение духа, что предложил Анне пропеть несколько песен, которые так и просились ему на язык; она с радостью дала свое согласие, обещая ему в свою очередь пропеть тоже что-нибудь, а сама, между тем, принялась деятельно наполнять его стакан, так как Френсис потихоньку вышел из комнаты, чтобы принести еще вина.
Гель пел долго и с большим чувством, продекламировал затем несколько монологов из «Гамлета» и других пьес, когда-либо сыгранных им, и этим немало удивил Анну, никак не ожидавшую, что сэр Валентин мог интересоваться поэзией и знать наизусть чуть ли не целые сцены. Была минута, когда в душе она невольно пожалела, что судьба как раз этого человека заставила быть убийцей ее брата, но эту минутную слабость она тотчас же подавила в себе, и так как заметила, что Гель во время пения пьет меньше, чем бы ей хотелось, она остановила его и предложила ему опять спеть сама. Она пела ему одну песню за другой своим нежным голосом, и наконец отяжелевшая от вина голова юноши склонилась на грудь, он откинулся на спинку стула и заснул тяжелым сном опьяневшего человека. Тогда Анна встала и вышла из-за стола с гордой и довольной улыбкой на устах. Обращаясь к Френсису, незаметно подошедшему к ней, она сказала: «Слава Богу, он заснул и я уверена, что он теперь часов десять проспит не просыпаясь, даже если его станут будить; теперь я уверена в том, что он не двинется отсюда, пока не приедут арестовать его. Пойдем же спать, я так рада, что мне не надо больше никуда ехать этой ночью, я страшно устала и едва ли вынесла бы это».
В эту минуту вдруг раздался быстрый топот лошадиных копыт и затем пронзительный громкий свист, которым Антоний предупреждал Геля о надвигающейся опасности.
Гель поднял голову и огляделся сонными глазами вокруг себя, над головой его раздались тяжелые шаги: это был Боттль, тоже проснувшийся от тревоги и быстро спускавшийся вниз на помощь своему господину.
Гель в первую минуту ничего не мог сообразить, но когда глаза его встретились с глазами Анны, вопросительно глядевшей на него, он сразу же пришел в себя и, поняв только теперь хорошенько ее хитрость, крикнул ей громко и почти весело, уже совершенно трезвый и спокойный:
– Если хотите ехать с нами, нам пора садиться на лошадей, сударыня. Нам придется сделать сегодня ночью миль тридцать, если не больше.
И говоря это, он прошел мимо нее во двор, где уже его ждал Антоний.
– Мне кажется, что Барнет и его люди будут здесь через несколько минут, – сказал тот: – слышите топот копыт, это наверное, они.
Несколько минут спустя, Гель и его спутники уже мчались на своих лошадях по направлению к Ноттингаму, а рядом с ними ехали молчаливые и мрачные фигуры Анны и ее пажа; она забыла про свою усталость, забыла про только что постигшую ее неудачу и помнила только одно, что она не должна выпускать из виду свою жертву.
– Итак, мы путешествуем опять вместе, – сказал ей Гель немного насмешливо.
– Да, и я поеду с вами, пока не упаду с лошади или не предам вас в руки правосудия, – ответила ему Анна.
