Текст книги "Полковник Сун"

Автор книги: Роберт Маркем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

V. Ночь полковника Суна

Остров Враконис находится в Эгейском море на полпути между южными оконечностями Греции и Турции, или, точнее сказать, почти в центре треугольника, который образуют острова Наксос, Иос и Парос. Так же, как и лежащий в тридцати милях к югу остров Санторин, Враконис возник в результате вулканического извержения. Он представляет собой остатки потухшего еще в доисторическую эпоху гигантского кратера. Движения почвы – подъемы и оседания – наделили остров рваной береговой линией, вдоль которой, словно хребет животного, тянется беспорядочная гряда холмов, достигающих местами высоты 1. 200 футов. С воздуха Враконис похож на серп, нарисованный рукой изрядно подвыпившего художника. Конец серпа отломан – между безымянным кусочком суши и северной оконечностью острова пролегает полоса отмели шириной ярдов в сто. На маленьком островке живут люди, но кроме пары утлых рыбацких хижин там есть всего один дом, расположенный в дальнем конце острова – длинное приземистое строение, облицованное ослепительно белым камнем и окруженное пальмами и кактусами. Владелец дома, пирейский яхтостроитель, сдает его в летние месяцы отдыхающим иностранцам.

Сейчас дом занимали двое французов, как явствовало из их паспортов. Обитатели дома производили впечатление людей мрачных и неразговорчивых, их кожа говорила о том, что отдыхать на солнце они не привыкли. О том же говорило и их поведение. Бледные, в пестрых купальных костюмах, они изредка выбирались на причал (все время пустовавший), чтобы посидеть в легких шезлонгах или вяло и очень недолго поплескаться в воде. Чаще всего их вообще не было видно. Казалось, что они не знали, чем заполнить время, остававшееся у них до начала работы, ради которой они сюда прибыли.

Их личности, намерения, а также многое другое было прекрасно известно полковнику Особого диверсионно-террористического отдела Народно-освободительной армии Китая Сун Лян-дану. Теперь, когда он сидел возле раскрытого окна маленького и ничем не защищенного домика, расположенного на основной части острова, полковник Сун не видел мужчин. Чтобы увидеть их, хотя бы мельком, ему пришлось бы выйти из дома, подняться по густо заросшему склону холма до высоты 250 футов над уровнем моря, и лишь тогда его взгляду открылось бы расположенное в километре отсюда строение. Однако с момента своего появления на острове, куда он прибыл морем накануне ночью, полковник Сун не покидал своего убежища. Легко узнаваемый восточный тип лица служит серьезным препятствием для экспансии китайского шпионажа в Западной Европе. Исключение составляют лишь Соединенные Штаты и Великобритания, где выходцы с Востока попадаются то и дело. На греческих островах они чрезвычайно редки. Поэтому ни у кого на Враконисе и вообще за пределами Китая не должно было возникнуть подозрения, что именно в этом месте и в этот момент может оказаться китаец.

Но если все же кому-нибудь удалось увидеть полковника, то его поразила бы внешность Суна. Сун был высок для китайца, почти шесть футов. Крупный остов и длинный череп выдавали в нем выходца из северного Тибета. Его кожа, имевшая светловато-желтый оттенок, иссиня-черные волосы и характерный разрез глаз убеждал в его восточном происхождении. И лишь посмотрев прямо в глаза Суну, можно было заметить, что в его жилах течет не только китайская кровь. Его радужные оболочки имели необычайно красивый оловянно-серый оттенок, как у новорожденного, унаследованный им от своих далеких предков – средневековых завоевателей, пришедших из Киргизии. Однако не многим представлялась возможность заглянуть в эти глаза. И уж, во всяком случае, не дважды.

День угасал, однако полковник все не вставал с жесткого деревянного стула. Чтение было его обычной страстью, но в этот вечер он настраивал мозг и чувства на то, что ему предстояло совершить. Он выкурил подряд две сигареты, не вдыхая дыма и даже не вынимая сигарет изо рта. Сигареты были английские “Бенсон-энд-Хеджес”. Сун не разделял обычной среди коллег неприязни ко всему английскому, которая, как он не без оснований подозревал, объяснялась скорее позой, чем искренним убеждением. Многое в этой культуре ему импонировало, и в каком-то смысле его огорчала ее обреченность.

Да и сами британцы (правда, с женщинами он не встречался) часто вызывали у него восхищение. Впервые он столкнулся с ними в сентябре 1951 года в лагере для военнопленных близ Пхеньяна. Тогда ему шел двадцать первый год. Прикомандированный в качестве консультанта по методике ведения допросов к майору Северо-Корейской армии Паку, младший офицер Сун получил возможность близко узнать британских солдат. Он продолжал общаться с представителями западного мира и после сентября 1953 года, когда последний британец отбыл на родину, но, главным образом, это были французы, австралийцы и американцы. С ними тоже было интересно работать, но совсем не так, как с британцами – “его” британцами, как он привык называть их в мыслях. С тех пор ему удалось поработать лишь с одним случайно захваченным в Китае английским разведчиком и пленным американцев ; Южного Вьетнама, который оказался недавним эмигрантом из “доброй старой Англии”. К счастью для Суна его репутация как специалиста по допросам британцев стала известна его начальству и даже достигла ЦК, поэтому редкий пленник-британец миновал его. Однако вот уже почти шесть месяцев он сидел без работы. Теперь полковник с трудом сдерживал легкий озноб нетерпения, который охватывал его при мысли о предстоящей сегодня встрече с “его” британцами и о 72-часовом непрерывном общении с ними.

Услышав осторожный стук в дверь, Сун дружелюбно ответил по-английски:

– Да. Войдите.

Дверь отворилась, и в полосе света обозначился силуэт девушки. Также по-английски она робко проговорила:

– Товарищ полковник, можно я включу свет? – ее низкий голос звучал негромко.

– Только сначала я закрою ставни, а потом включишь.

Яркий свет лампы без абажура упал на каменный пол без покрытия, белые стены, дешевый стол неопределенного вида и такой же стул. Царившая в комнате атмосфера камеры для допросов успокоила полковника, он вновь ощутил в себе уверенность.

Внезапный свет не ослепил его. Внешность девушки, при всех ее очевидных достоинствах, также не произвела на него никакого впечатления.

Являясь в этническом отношении не столько самостоятельным народом, сколько продуктом длившегося многие века смешения местных племен с римлянами, славянами, греками и турками, албанцы в целом не отличаются красотой. Однако этот причудливый коктейль народностей рождает подчас индивидов, замечательных своими внешними данными даже по высоким восточно-средиземноморским стандартам. Двадцатитрехлетняя уроженка города Корча, что на юго-востоке Албании, имевшая в данный момент греческий паспорт (изготовленный в Тиране необычайно искусно благодаря китайской помощи), Дони Мадан выделялась своей внешностью.

Она носила зеленоватые шелковые брюки в обтяжку, простую бирюзовую блузку из того же материала и феррагамские туфли с вышивкой по коже. Больше на ней ничего не было – в этих широтах даже в сентябре в двадцати ярдах от моря ночи стояли душные и влажные. Хотя этот наряд был подобран для Дони, только чтобы придать ей вид компаньонши преуспевающего международного бизнесмена на каникулах, он ей очень шел.

Она была чуть выше среднего роста, но все-таки ниже Суна, стройная и гибкая телом, с тонкой талией, переходившей снизу и сверху в округлые объемы. Широкие бедра и слегка выпуклый живот натягивали ткань брюк, полные упругие груди оттопыривали небрежно застегнутую блузку так, что она свисала почти отвесно, не касаясь живота девушки. Скулы и крепкие челюсти напоминали о ее азиатском происхождении, темно-карие глаза свидетельствовали о том, что в ее жилах есть и малоазиатская кровь, красивой формы прямой рот выдавал в ней венецианку. Ее светло-каштановые волосы, которые колокольчиком обрамляли ее лицо, странным образом контрастировали с нежной смугловатостью кожи. Она стояла на пороге пустой комнаты в позе кроткого, бессознательного вызова, словно желая подразнить в полковнике мужчину.

Впрочем, полковник не прореагировал бы и на более откровенный вызов: Сун Лян-дана не интересовали женщины. Хотя на вопрос о его отношении к ним он бы ответил, скорее механически, что ценит в них матерей, жен, утешительниц мужчин. Посмотрев куда-то в сторону Дони, он просто спросил:

– Что-нибудь еще?

– Я хотела узнать, не желаете ли вы кушать? – ее низкий голос был по-прежнему тих.

Дони в совершенстве и почти беэ акцента говорила по-итальянски, по-сербо-хорватски и по-гречески. Английским же языком она владела довольно плохо, однако другого средства общения с ее временным хозяином у нее не было. Необходимость владения чужим языком при работе с вражеской агентурой – источник постоянного раздражения для китайских разведчиков, но то чувство легкой досады, которое сейчас овладело Суном, имело иную природу.

Соединив руки в замок на своем продолговатом затылке, он откинулся назад, насколько позволял стул. В такой позе, одетый в белую рубашку с короткими рукавами и светлые хлопчатые брюки, он походит на европейца.

– Я хотела узнать, не желаете ли вы кушать? – повторил он медленно вслед за ней. – Не голодны ли вы? Не хотите ли есть? Или, если угодно, перекусить? Милая моя, постарайся не быть крестьянкой ни в своих словах, ни в поступках. И в любом случае, не хочу. Спасибо. Не сейчас. Подождем, пока к нам присоединятся наши друзья. Они скоро должны быть.

Полковник говорил по-английски практически без ошибок – два года он изучал язык в гонконгском университете, но его произношение могло повергнуть в ужас любого фонетиста. Его чуткое ухо и страстное желание учиться вкупе с полным незнанием особенностей употребления различных диалектов, превратили его речь в причудливую мешанину звуков. Тут слышались нотки, свойственные жителям Манчестера, Глазго, Ливерпуля, Белфаста, Ньюкасла, Кардиффа, разных районов Лондона, перемежавшиеся то и дело с выговором, почерпнутым им из речи аристократии. Этот пестрый поток звуков был бы даже забавным, если бы Сун не сопровождал его стальным зловещим взглядом.

Потупившись, Дони посмотрела на Суна.

– Извините, товарищ полковник, – покорно сказала она. – Я знаю, что говорю по-английски не хорошо.

– Однако лучше, чем твоя подруга, – Сун благосклонно улыбнулся. У него были темные, цвета запекшейся крови губы, зубы были как бы слегка вдавлены внутрь. Он продолжал. – Не называй меня “товарищ полковник”. Получается, как в прогрессивной пьесе о молодежи. Зовя меня просто – “полковник Сун”. Ведь мы друзья. И хватит одиночества – будем общаться! Где остальные?

Выйдя в сопровождении Дони из комнаты, он миновал выложенный каменными плитами коридор и оказался в гостиной. Это было высокое, просторное помещение с покатым, мощенным камнем полом и великолепной мебелью из оливкового дерева, которую делали тут же на острове. Пестрые современные коврики и подушки, пара заурядных абстракций на грубых стенах казались здесь лишними. Раскрытые створчатые двери вели на узенькую террасу, где стоял низкий столик и складные стулья. Дальше было только море, сейчас мирно плескавшееся. Стремительно восходящая полная луна так ярко освещала его, что море казалось бесконечно зыбким и одновременно до невозможности мелким – слой воды толщиной лишь в молекулу, простиравшийся до самого горизонта. Невидимый прибой шелестел галькой, которая покрывала промежуток между двумя молами якорной стоянки.

Задержавшись на мгновение у двери и не выходя из тени, Сун пристально глядел на море. Он не видел его уже пятнадцать лет, зрелище до сих пор завораживало его. Море напомнило ему о Британии, о том, что жители этого туманного острова, когда-то очень давно поставив море себе на службу, покорили чуть ли не четверть мира. “Лучшей декорации и не придумать”, – подумал с удовольствием Сун и вошел в светлую комнату.

Лежавшая на диване девушка быстро подняла свои темные глаза. Она была одного роста с Дони и одета приблизительно так же (в черные брюки и белую блузку), но рядом с ней Дони казалась полноватой. Длинные ноги девушки, ее высокая грудь и небольшая изящная головка с темными коротко подстриженными волосами наводили на мысль о том, что Луиза Тартини была итальянкой не только по имени. Но на самом деле она, так же как и Дони, была албанкой и имела такой же поддельный паспорт. Однако ее характеру не доставало послушности подруги, во взгляде девушки сквозили обида и страх.

Сун, казалось, не замечал этого. Он дружелюбно заговорил:

– Какой чудесный вечер. Ты выглядишь просто обворожительно, моя милая.

– Скучно, – угрюмо отозвалась Луиза и подвинула ноги, чтобы Дони могла сесть рядом. – Для чего мы здесь находимся?

– Как я уже объяснял, ваша главная задача состоит в том, чтобы придавать нашей компании вид отдыхающих. По-моему, это не очень обременительно. Но сегодня круг ваших обязанностей расширится. Ты и Дони поступите в полное распоряжение людей, прибытия которых мы сейчас ожидаем. И это может потребовать от вас небольших жертв.

– Какие люди? – Луиза села, ее плечо коснулось плеча Дони, – Сколько?

– Всего шесть. Двое из них империалисты, и к вам они не будут иметь отношения. Остальные четверо – борцы за мир, выполняющие опасное задание. Вы обе должны будете предоставить им все, что они попросят.

Девушки переглянулись. Луиза безразлично пожала плечами, а Дони, блаженно улыбнувшись, обвила своей смуглой рукой талию подруги.

– А теперь... Евгений, как раз вовремя. Из вас получился превосходный слуга. Вы скоро станете профессионалом!

Четвертый обитатель дома – коренастый, круглоголовый русский – с трудом протиснулся в комнату с подносом, на котором стояли напитки. Евгений Рюмин, бывший сотрудник советского посольства в Пекине, считал, что на прежней службе ему незаслуженно мало платили, к тому же не видел для себя перспектив роста, поэтому около десяти лет тому назад он без особого шума оттуда сбежал. Новые хозяева ценили в Рюмине отсутствие воображения, работоспособность, а также его безграничную жестокость. Эти его качества, а также то, что он был европейцем, сделали его в группе Суна абсолютно незаменимым человеком, которому можно поручить любую работу. Рюмин поставил поднос на приземистый круглый столик и кивком коротко остриженной головы поздоровался с девушками.

Полковник с умиротворением наблюдал, как Луиза взяла рюмку водки со льдом, а Доки – бокал пива. Сам он от спиртного отказался, пространным жестом дал понять русскому, что тот волен выбрать напиток по вкусу.

Заложив руки в карманы, Сун отвернулся и сделал несколько неторопливых шагов в сторону террасы. Постояв какое-то время совершенно неподвижно, он взглянул на часы – пылеводонепроницаемый “Лонжин” в стальном корпусе был у него уже около пятнадцати лет. Прежний владелец часов, капитан Глостерширского полка, погиб на допросе так же отважно, как и все остальные, кто побывал в руках у Суна. Он очень дорожил часами – как памятью, а не как трофеем.

Внезапно обернувшись, Сун коротко отдал приказание.

– Евгений. Свет. Везде.

Рюмин едва успел распробовать пиво.

– Везде?

– Да. То, что невозможно скрыть, следует выставить напоказ. К нам приближаются остальные участники нашего маленького торжества.

Почти у самой вершины холма, возвышавшегося над домом на безымянном островке, под низкорослой смоковницей лежали двое мужчин. Они видели, как терраса и якорная стоянка осветились ярким огнем. Со стороны моря медленным ходом приближалась моторная лодка: мужчины молча и неподвижно ждали, пока она пришвартуется. До их слуха слабо доносился смех и возгласы приветствия. На берег сошли трое – один из них явно нуждался в помощи, двое других, спрыгнув, тут же оказались в объятиях вышедших из дома женщин. Слуга возился с чемоданами; наконец вся компания скрылась в доме. Лодка с легким стрекотом отошла от причала и взяла курс на запад, чтобы, обогнув остров, встать на якорь на общей стоянке, которая находилась посередине вогнутой стороны Вракониса.

Один из мужчин, дежуривших на склоне холма, посмотрел на своего товарища и подал ему знак раскрытой ладонью. Они оба поднялись и продолжили свое утомительное и бесплодное патрулирование. Им предстояло проверить еще одиннадцать точек.

Сун Лян-дан сидел и внимательно разглядывал троих новоприбывших. Он молчал.

Наконец террорист с черными волосами, тот самый, что тридцать часов назад следил за переездом Бонда из Саннингдэйла в Куортердек, открыл рот.

– Бонд, – начал было он, но горло его вдруг пересохло, и он закашлялся. – Бонд ушел от нас в Англии.

Сун кивнул, однако его лицо по-прежнему было бесстрастным.

– Но мы приняли меры, чтобы исправить ошибку. Есть все основания полагать, что через двадцать четыре часа он будет в наших руках, – ею голос звучал как-то деревянно, словно он повторял заученный наизусть текст.

Сун снова кивнул.

– Препарат ГНЦ-16 действует моментально лишь при внутривенном впрыскивании, – вмешался второй мужчина. – Но он так отчаянно сопротивлялся, что мне удалось сделать только внутримышечную инъекцию, в результате чего...

Он замолк на полуслове, стоило лишь Суну едва заметно шевельнуть своей желтой кистью.

– Он бежал, разбив Дойлу лицо так, что это могло привлечь внимание, – продолжал черноволосый. – Поэтому Дойла пришлось ликвидировать на месте. Остальное происходило в строгом соответствии плану. Прием с двойной подменой в аэропорту прошел успешно, и...

Сун опять шевельнул рукой.

– Квантц нашел блестящий выход из положения. Он оставил на теле Дойла ложные улики, – продолжался отчет, – которые, по нашему расчету, обязательно приведут Бонда в поисках шефа в Афины. Подробности находятся здесь, – торопливо, словно стремясь предупредить жест Суна, добавил черноволосый, и протянул запечатанный конверт. – Квантц в данный момент находится в Афинах. Мы приводнились возле мыса Сунион, и он оттуда в резиновой лодке направился к берегу. В Афинах он свяжется с нашими друзьями. В случае, если Бонд не появится в Афинах, Квантц организует похищение одного из британских агентов в Греции и доставит его на остров. Квантц считает, что даже при таких осложняющих обстоятельствах операция достигнет своей основной цели.

Легко постукивая конвертом по колену, Сун еще с полминуты просидел молча. На лицах обоих мужчин выступил пот, они замерли в неловких позах перед полковником. Луиза, сидевшая на диване, украдкой наблюдала за Суном; Дони переводила взгляд с одного мужчины на другого.

Наконец полковник поднял глаза, его пурпурные губы растянулись в улыбке. Напряжение спало, кто-то облегченно выдохнул.

Повернувшись к черноголовому, Сун сказал:

– Что ж, де-Грааф, вам действительно адски не повезло. Но по-моему, вы сделали псе, что в ваших силах, чтобы исправить промах. – Сун не был злопамятен. Кроме того, неизменное правило китайской разведки – поручать различные этапы одной операции независимым подразделениям, управляемым из единого центра – предполагало, что ответственность Суна начиналась и заканчивалась акцией на острове Враконис. Несмотря на жестокое разочарование отсутствием Бонда, Сун не мог дать волю своим чувствам в присутствии европейцев.

– Но теперь вам надо отдохнуть, – продолжал он. – Подробный отчет представите завтра утром. Угощайтесь напитками, Евгений приготовит вам еду по вашему вкусу. Этих девушек зовут Дони и Луиза. Им дано приказание исполнять все ваши прихоти и в любое время. И чуть не забыл...

Медленно встав. Сун подошел к третьему мужчине, который все это время неловко сидел на стуле.

Добрый вечер, адмирал. Я – полковник Народно-освободительной армии Китая Сун Лян-дан. Как вы себя чувствуете, сэр?

М. поднял голову. Его серые глаза светились прежней холодной ясностью, голос снова был тверд.

– Я не стану отвечать ни на один из твоих вопросов, желтомордая тварь. Так что побереги слова.

– Главная цель твоею пребывания здесь, бульдог, не ответы на вопросы. Но если будет надо, ты станешь отвечать на них как миленький. Можешь в этом не сомневаться.

Тон Суна был как всегда ровен. Он продолжал:

– А теперь, Ломанн, заберите вашего пациента и уложите в постель. Сделайте ему укол, чтобы он хорошенько выспался. Евгений проводит вас.

Доктор – лысый, низкорослый человек лет сорока – без промедления стал выполнять приказ.

Держа в руке стакан, наполовину наполненный водкой, де-Грааф подошел к дивану. Оглядев, словно торговец скотом на ярмарке, каждую из девушек с ног до головы, он наконец ткнул пальцем в Луизу.

– Полковник сказал – в любое время, – пробормотал он. – Так что пошли.

Луиза посмотрела на Дони, которая с полминуты что-то страстно говорила ей по-албански. В конце концов, пожав плечами, она согласно кивнула. Дони с мольбой смотрела на де-Граафа.

– Возьмите меня тоже. Второй противный. Он не имеет волос, он очень маленький, у него руки, как у птицы. Возьмите меня. Мы уже так пробовали. Мы много умеем. Вам понравится.

– Мне подходит, – осушив стакан, де-Грааф ощерился. – Ведите меня, куколки.

Оставшись один, Сун Лян-дан вышел на террасу и со всей злобой, какая только у него скопилась, плюнул куда-то в Эгейское море.