Текст книги "Пятерка"

Автор книги: Роберт Маккаммон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 34 страниц)

Открылась дверь, заглянула молодая рыжеволосая женщина в синей медицинской одежде.

– Прошу прощения, – сказала она. – Мистер Эмерсон пришел в себя и хочет говорить со своими друзьями.

В больнице знали, кто они.

По пути в отделение интенсивной терапии им рассказали, что в палате Джорджа ни к чему нельзя прикасаться и быть там можно всего несколько минут. У кремовых дверей отделения их встретили мужчина и женщина средних лет, Кочевник остановился побеседовать с ними самым вежливым и внимательным голосом, на который только был способен. Они поблагодарили его за хорошие слова о своем сыне. Отца Джорджа Кочевник узнал бы и в другой ситуации: не по низкорослой фигуре, но по блестящим дискам в туфлях.

Вслед за молодой медичкой Кочевник, Ариэль, Терри и Берк вошли внутрь. Здесь было прохладнее и тише. Негромко шипели аппараты искусственного дыхания, попискивала, создавая тихий фон, следящая за важными показателями электроника. Врачи и сестры в хирургических костюмах тихо переговаривались или сверялись с планшетами. Коридор между палатами, отгороженными задернутыми шторами, был освещен синим светом, будто из-под воды.

– Сюда, – сказала сопровождающая, отдергивая штору палаты слева.

Первым вошел Кочевник, следом сразу Ариэль. Терри входил последним, и когда он увидел Джорджа в центре лабиринта мониторов, серых проводов и капельниц, то подумал, что Джордж сейчас больше машина, чем человек.

А у Кочевника было чувство, что сейчас перед ним не Джордж, а восковая копия Гения-Малыша. Никак не могло быть настоящим это лицо лунного цвета. Рот и нос закрыты кислородной маской, сам он укрыт простыней по шею, и на груди у него что-то такое, то ли бинты, то ли что, отчего она выпирает, как у культуриста. Трубки соединяют кровать с кучей краников. Втекает что-то прозрачное, вытекает желтое. Стойка мониторов высотой футов шесть. Что-то чирикает, попискивает, и вдруг зашуршали ноги Джорджа под простыней – резкий, тяжелый звук, – и Джордж посмотрел на друзей красными припухшими глазами и сказал голосом, похожим на шелест опавших листьев на тротуаре под ветром:

– Привет, команда.

Ариэль отвернулась. Берк положила руку ей на плечо и оставила там, как стальной зажим, пока Ариэль снова не овладела собой.

– Ты весь в проводах, – сказал Терри с неловким смешком.

– Еще как, – ответил Джордж скорее выдохом, чем своим обычным голосом. От маски звук получался гулкий. – Настроен на волну, – сказал он. – Странная штука: я стал лучше видеть.

Кочевник подошел к кровати, опасаясь, как бы не задеть чего-нибудь важного. Что сказать, он не знал, и сказал первое, что всплыло в сознании при виде этого воскового лица:

– Этого гада поймают, Джордж.

– Тот же самый, – ответил Джордж. Без вопросительной интонации.

– Ага. А турне мы доведем до конца. – Решение Кочевник принял внезапно, вдыхая въевшийся горелый запах смертельной раны, тот самый, что стоял над телом отца на луисвиллской парковке. – Мы поможем его поймать.

– Турне… – заморгал Джордж. Он мог подумать, что пришел в себя не настолько, насколько ему казалось. – Доведем до конца?

– Спасибо, что поинтересовался нашим мнением, – сказала Берк, но когда на нее одновременно посмотрели и Джордж, и Кочевник, она поморщилась, будто наступила на больной зуб. – А, блин. – Морщины у нее на лбу стали только глубже. – Ладно, я с вами.

Терри, шевельнув плечами, так что это нельзя было даже назвать пожатием, сказал:

– Я, похоже, тоже.

Ариэль молчала.

– Психи. – Далекий голос почти обесцвеченного человека. – Все психи.

Наступило молчание. Кочевник плохо переносил больницы, и для него это была пытка: хотеть уйти, но знать, что надо быть здесь.

– Я чуть не сдался, – сказал Джордж.

Ариэль уже собралась. Глаза у нее были красные, но она вышла вперед и встала там, где считала нужным, – рядом с Джоном Чарльзом.

– Оно было там. – Джордж дернул подбородком, показывая на потолок. В угол потолка, справа, где висел карниз шторы.

– Что там было?

Кочевник посмотрел туда, куда показал Джордж. Потолок, карниз. Ничего больше.

– Свернутое, с острыми краями. – Он сделал несколько медленных вдохов, потом заговорил снова: – Головы не видно было. И лица. Но я знал, оно на меня смотрит. Оно такое было… как крылья ворона. Или черное оригами. И оно ждало, вон там.

– Чего ждало? – спросила Ариэль.

– Моей смерти, – ответил Джордж.

Терри снова издал нервный смешок.

– Джордж, да не умрешь ты! Брось свои фантазии!

– Не умрешь, – подтвердила Берк. – Худшее уже позади. – Она на это надеялась. – Послушай, нам, наверное, пора уже дать тебе отдохнуть. О’кей?

– Это не все, – сказал Джордж. – Я дрался. По-настоящему. Всерьез. И я не знаю, когда… но услышал, что меня кто-то зовет по имени. Как будто… будто знакомый голос. Может быть, бывший мой учитель. Кто-то, кому я не безразличен. Знакомый голос. – Он издал звук, словно ему трудно стало дышать, и Кочевник готов был уже нажать кнопку вызова сестры, но Джордж произнес: – Я открыл глаза – и она была здесь.

– Кто? – спросила Ариэль.

– Девушка, – сказал он. – Где ежевику собирали. Ну, помните же…

Кочевник и Ариэль переглянулись. Терри глянул на Берк, но та смотрела в пол.

– В углу стояла. Вон там. – Джордж показал подбородком в левый угол. И она мне сказала: «Я в тебя верю, Джордж», – а потом она улыбнулась… да, и кивнула. Голос… чей-то еще голос, не знаю чей. Я испугался, зажмурил глаза, крепко. – Ему пришлось замолчать и сделать еще один тяжелый вдох. – А когда я посмотрел, ее уже не было. – Джорджа встретил взгляд Кочевника. – Джон… я думал, она – ангел смерти. Но сейчас… сейчас я думаю, что ангел жизни.

– Тебе приснился сон, – тихо сказала Берк. – Только и всего.

– Да, сон. Но послушайте… если вы… если вы туда поедете, на это место… она же еще там будет? И все будет такое же?

– Да, – ответил ему Кочевник. – Будет.

– Вернитесь… и проверьте, – попросил Джордж.

Кочевник понятия не имел, о чем он говорит. Уж точно пора было уходить.

– Возьмите «Жестянку». Старый боевой конь. Ни на что не годится… но за музыкой идет.

– Мы не можем, – ответила Ариэль. – Это твоя машина.

– Со мной все. Помнишь, Джон? – Голос его слабел, глаза закрывались и открываться не хотели. – Я сказал… что я с вами. Сказал, что буду о вас заботиться. Как всегда. – Он снова шевельнул ногами под простыней, будто старался устроиться поудобнее. – Ключи у отца, я ему скажу.

Вошла молодая рыжая докторша.

– Джордж, – сказала она небрежно и дружелюбно, – боюсь, вашим гостям пора уходить. – Она бегло глянула на мониторы и системы.

– Эй! – Джордж высвободился из наваливающейся дремоты. – Я насчет песни. Что я придумал, не хотите?

– Песни? – Кочевник не понял.

Ариэль поняла. Песня, которую начал Майк. Последняя, наверное, песня, которую им предстоит написать.

– Да, Джордж, – ответила она. – Хотим.

– Я добавил… что эта девушка сказала. Тебе, Ариэль. «Счастливый путь тебе и мужества в пути. Тебе понадобится мужество в пути».

Гений-Малыш задумчиво улыбнулся, и глаза у него блестели.

– Сейчас как раз понадобилось, – сказал он.

– Увидимся, когда ты выберешься, – пообещал Кочевник.

Все попрощались. Терри, зашедший последним, последним и вышел. Берк пошла первой, опустив голову.

Ариэль поравнялась с Кочевником. Подавленные, они пришли туда, где ждали их бюрократы в костюмах и новый разъездной менеджер, только что добившийся для них восьмисот долларов за девяносто минут на фестивале «Стоун-Черч» под дневным солнцем.

Глава шестнадцатая

– Расскажите мне что-нибудь про «Стоун-Черч», чего я еще не знаю, – попросил Труитт Аллен.

– А что вы уже знаете? – спросил Кочевник в ответ с сиденья позади Ариэль.

– Ты посмотри, какой дурак! – Аллен ударил по педали тормоза. Красно-лиловый, раскрашенный спреем прицепной дом прямо перед ним резко вильнул в правую полосу, не показав поворота. – Вот ничего меня так не достает, как беспечный водитель.

На бампере прицепа ярко сверкало с десяток стикеров вроде «Ешь меня, а не мясо» или «Стал бы Иисус стрелять?».

Кочевник подумал, что мистеру Перевоспитание Водителей стоило бы реагировать спокойнее, потому что нескончаемый поток больших домов на колесах, домов-прицепов, фургонов «фольксваген», пикапов и всякой четырехколесной ржавой мелочи, едущей по I-10, по мере приближения к перекрестку с I-18 и прямого отрезка до Хила-Бенд становился все плотнее и таких вопиющих событий можно было ожидать все больше и больше.

Оранжевым ориентиром стоял трейлер, свидетельствуя, что они на правильной дороге к старому, доброму, маленькому и домашнему фестивалю Гарта Брикенфилда – так он описал его Аллену по телефону. Да, фестивалю уже тринадцать лет, и маленьким и домашним он давно перестал быть. Шоссе в десять утра во вторник уже было столпотворением. В огромных количествах присутствовала полиция, но и потенциальных хулиганов хватало. За несколько минут до того «Жестянка» миновала машину с мигалками, стоящую над канавой, куда свалился здоровенный черный грузовик, рассчитанный на перевозку стволов, сваленных Полом Баньяном. Вокруг на земле сидели человек семь-восемь, состоящих будто из одних татуировок. Один из этих безрубашечных бритоголовых орал на полицейских, застегивающих у него на руках пластиковые браслеты, и никто из «The Five» не мог не заметить на его загорелой спине татуировку перевернутой пентаграммы с красной козлиной головой в центре.

«Приятного отдыха в тюрьме графства Пима», – подумал Кочевник.

Но он понимал с беспокойством, что таких любителей музыки будет очень много и не все они съехали в канаву.

Ад ожидался на двухполосной дороге, которая отходит от I-8 через несколько миль к западу от Хила-Бенд и вьется среди холмов до городка Апач-Лип. Погодная дикторша по радио говорила, что будет безоблачное небо и сто градусов в полдень, так что к трем, когда «The Five» выйдет на сцену, будет тоже хорошо за девяносто.[26]26
  По Фаренгейту. Примерно 38° и 33° по Цельсию.


[Закрыть] Но жара сухая, так что не сварятся, а испекутся.

– А вот у меня вопрос к вам. – Берк впервые заговорила с тех пор, как полчаса назад залезла на заднее сиденье. Она была одета согласно погоде в этот тридцать первый день июля и своему настроению – в черные джинсы и черную футболку без рукавов. Новым элементом ее костюма стала серебряная брошка в виде бас-гитары, купленная вчера в лавочке ремесленника на Северной Кэмпбелл-авеню. – Какой на вас приделать ярлык?

– Ярлык? – Пара пристальных голубых глаз глянула на нее из зеркала заднего вида.

– Как вас называть? – пояснила Берк. – Аллен? Мистер Аллен? Труитт? В смысле, раз вы изображаете нашего разъездного менеджера…

– Нет, – перебил он, и она замолчала сразу, потому что ясно было: когда он говорит это слово, он его говорит всерьез. – Я не изображаю. Уж если я вас прошу… сделать то, что прошу, то я уж постараюсь, чтобы вы на этом денежек заработали. И если Петт здесь не появится, мы будем его ловить в Сан-Диего. Или в Лос-Анджелесе, или везде. Но поверьте мне… Вы слушаете?

Он увидел, что она отвернулась, сделав страдальческое лицо.

– Да, – сказала Берк, но не повернула головы, глядя в окно на белое море песка и чахлую колючую растительность, затемненную зеленым от свежетонированного стекла.

– Поверьте мне, – повторил он, – я это буду делать всерьез. – Ему не надо было говорить ей, что эту роль он очень тщательно проработал с Роджером Честером. Организация – его кумир. Насколько трудной может оказаться работа? – Кстати, как вам кондиционер?

– Класс, – сказал Терри.

Кочевник хмыкнул. Он не мог не признать заслуг, когда было что признавать. Этот Упакованный Мальчик сгонял «Жестянку» в какой-то сервис – может, в гараж своего ведомства, – и там ее вылизали и отладили, хотя с побитым кузовом цвета военного корабля сделать ничего нельзя было. Но что все крошки прошлогодней марихуаны убрали начисто, и нигде ни брошенной соломинки, ни забытой крышки от чашки, – это впечатляло. И даже положили новые маты, и от них пахло свежей резиной. Разнообразные пятна от кофе, чая, пива, горчицы, соусов и прочего, кляксами Роршаха украшавшие салон, исчезли, как по мановению волшебного пылесоса. Кондиционер работал, словно мечта нефтяного шейха. И притом очень тихо.

Но что действительно заставляло счетчик изумления зашкалить, так это что мистер Ночью-В-Темных-Очках затонировал стекла за один день. У обычного человека на такое ушла бы неделя. Ветровое стекло, боковые и заднее – все отливали прохладной зеленью, отчего и темные очки переставали быть необходимыми, и кондиционеру легче.

Кочевник знал причину, как и все они: если кто-то – человек по имени Джереми Петт – пожелает стрелять по окнам фургона, ему будет труднее целиться.

Увидев машину, Кочевник спросил у благодетеля «Жестянки», в каком состоянии выдвижные пулеметы, пусковые установки ракет и на каком сиденье эжектор.

– Я не очень в курсе про все про это, – был ответ, – но на сиденье стрелка-радиста поедешь?

Вот так и вышло, что Ариэль оказалась на пассажирском переднем сиденье, хотя Кочевник понимал, что мистер Физическая Форма В Пожилом Возрасте просто дергает его за поводок.

Последние пару ночей он плохо спал, и сегодня это сказывалось. Закрывая глаза, он видел лицо Джорджа в кислородной маске, на койке в больнице, запах которой вернул его в далекий Луисвиль. Он видел, как Джордж смотрит в угол комнаты. «Оно ждало. Прямо там», – и взгляд в другой угол палаты.

«Я открыл глаза, и девушка была здесь».

Почему Джорджу привиделась эта девушка? Из всех людей на свете – именно она?

«Я верю в тебя, Джордж».

Жутковато, подумал Кочевник. Еще как жутковато. И потом добавил к песне строчку про удачу и мужество в пути. Ариэль ее записала в тетрадь с другими строками, начатыми словами «Добро пожаловать».

Словами, у которых хватило мощи вызвать слезы на глазах Майка. Хватило мощи заставить его осмелиться и начать писать.

Жутковато, подумал Кочевник. Но вполне объяснимо. Сны – всего лишь сны, и Майк был куда более сентиментален, чем показывал. Так что ничего особенного. Песня, и все. Что еще это могло бы быть?

– Так что скажете? – не отставала Берк от водителя. – Как вас прикажете называть?

Он обдумал вопрос. Было ведь когда-то для него название, в давние времена, еще до того, как стал таким серьезным… нет, серьезным он был всегда, но…

Ему это имя дали… да нет, он заработал это имя, как заработал в своей жизни все сам, тяжелым трудом. Заработал в студенческом братстве университета штата Орегон. И сейчас это имя вполне подойдет.

– Тру,[27]27
  Тру (True) – настоящий, истинный.


[Закрыть] – сказал он. – Как антоним к ложному.

Берк произнесла имя, как бы пробуя, прислушиваясь к звучанию.

– Тру. О’кей, сойдет.

– У меня не получится вас так назвать, – сказала Ариэль.

Тру нахмурился. Тяжелый, толстозадый красный внедорожник ехал прямо перед носом, и нельзя было ни на секунду отвести от него глаз.

– Почему так?

– Не знаю, просто не могу.

– А! – Он понял. – Правильно. Потому что я старый. Потому что мне надо говорить «сэр» и называть «мистер»?

– Я не хотела сказать, что вы старый. – Она задумалась, пытаясь понять, что же все-таки хотела сказать. Наступило неловкое молчание, и она спросила: – А сколько вам лет?

– Пятьдесят три. В ноябре будет пятьдесят четыре. Биография: познакомился с женой в колледже, в Орегонском университете, поженились после окончания, женаты уже – и очень счастливо – тридцать лет. Две дочери, одна работает в Тусоне, другая – агент ФБР в Далласе. Один внук по имени Уэсли Труитт Адамс. Мы с женой любим путешествия, рафтинг и горный туризм. Люблю читать книжки по военной истории. Дома у меня оборудован стереозал, и я часто слушаю Брюса Спрингстина и «Eagles», но еще люблю Тони Беннета и стиль блюграсс. Что еще может вам быть интересно?

– От Орегона до Аризоны – шаг широкий, – сказал Кочевник. – Как это вышло?

– Я вообще-то родился в Юме и школу там окончил. Играл в футбол за «Уголовников».[28]28
  Когда-то презрительная кличка, впоследствии взятая себе городской школой Юмы как самоназвание. У учеников и учителей второй в городе школы, «Кофа», самоназвание – «Короли».


[Закрыть] Квотербеком за выпускной класс. Пока один из «Королей» не прорвался через защиту и не вырубил меня наглухо за три игры до конца сезона. А меня всегда тянуло увидеть зеленую землю. Посмотреть на лес, услышать дождь. Если ты чего-то хочешь, так возьми и сделай. Так я оказался в Орегоне. Еще вопросы?

– До ФБР вы были полисменом?

– О да. Всю черную работу переделал.

Тру пытался прочесть белый на черном фоне стикер на бампере красного внедорожника. Он чуть прибавил скорость, сократив дистанцию. На красной машине был техасский номер. Часть надписи на стикере, которую удалось прочитать, гласила: «Махни рюмашку». Под ней слова поменьше, не разглядеть. «Мо…» Нет, не видно. Он чуть добавил газа.

– Вы в Тусоне были копом? – спросил Кочевник.

– Секунду, секунду, я хочу…

И тут он подобрался достаточно, чтобы разглядеть мелкий шрифт. Вторая строчка гласила: «Трахни монашку».

И через две секунды после того, как он это увидел, Тру разглядел на заднем стекле в углу черную переводную картинку с перевернутым распятием, а потом понял, что из-за этого стекла на него что-то смотрит.

Были видны белки двух глаз, а под ними – блеск оскаленных зубов. Черная собака, подумал он. Большая. Животное не сводило с него глаз, будто видело его за тонированным стеклом ясно и отчетливо. А может, так оно и было. От неподвижного взгляда (неподвижного, хотя внедорожник и фургон неслись шестьдесят миль в час, и под ними мелькал хайвей) Тру подумалось, что если бы собака могла до него добраться, разодрала бы ему горло от уха до уха.

Всплыла в памяти цитата из Мелвилла: «Я видел отверстую пасть ада».

Волосы на затылке зашевелись. Вдруг из глубины салона возникла белая рука, покрытая татуировкой в виде колючей проволоки, обняла пса за шею и отодвинула от стекла…

…а потом полыхнули красным стоп-сигналы внедорожника, Тру увидел, что сейчас врежется в зад чужой машины, испортив свою безупречную водительскую историю, а заодно крепление собственной головы к позвоночнику, и резко вильнул фургоном и трейлером на левую полосу, подрезав дом на колесах, разукрашенный песочным камуфляжным рисунком. Едва не содрав эту мерзкую наклейку, он почувствовал, как задрожал, виляя, трейлер, дергая фургон за сцепку. Трейлер несколько раз мотнуло из стороны в сторону, а Тру сбросил скорость, чтобы его не снесло с дороги. Все это сопровождалось визгом шин и оглушительным воем клаксонов.

– Господи Боже! – заорал Кочевник.

– Слушайте, вы! – сказал Терри, ерзая на сиденье и пытаясь удостовериться, что ремень безопасности не разрезал его пополам. Вообще-то эти ремни – геморрой, но если твою машину ведет агент ФБР, куда денешься? – Я думал, вы водить умеете.

– Прошу прощения.

Тру глянул в боковые зеркала. Слава Богу, аварий позади не произошло. Водитель красного внедорожника поотстал, включил поворотник и встроился в левую полосу за несколько машин позади «Жестянки».

– Вот это уже лишнее, – заметила Берк. – Я привыкла возить с собой комплект барабанов, а не мусор со щепками.

– Там все в порядке, – ответил Тру. Ощутив с ее стороны невероятную враждебность, он не сумел удержаться: – Если бы не перепаковали, все бы разбилось, конечно.

– Перепаковали? – переспросил Терри. До него только сейчас дошло, что его клавиши даже в твердых футлярах для таких прыжков и плясок не предназначены.

– Я попросил специалистов, они все перепаковали, – пояснил Тру, чувствуя некоторое превосходство. – Пустоты заполнили пенопластом и все пометили цветными наклейками.

– Цветными наклейками? – Берк подалась вперед, насколько позволял ремень. – Это еще зачем?

– А внутри трейлера приклеена схема, показывающая, как следует паковать вещи согласно цветам. – Никто ничего не сказал, и Тру добавил: – Так получается эффективнее.

– Ну, у Джорджа была система. – Берк не собиралась сдаваться. Хмырь в отглаженных джинсах, в бордовой тенниске, вылощенный и помешанный на порядке, начинал доставать ее до печенок. – Он просто знал, куда чего. Ему не нужно было целое ведомство с правительственными чиновниками, решающими, какую цветовую наклейку приделать на мой большой барабан.

– Не сомневаюсь, что он классно работал. – Голос Тру был вежлив и спокоен, но сам он находился где-то не здесь, сосредоточился на дороге.

– Он был одним из нас, – сказала Берк, не договаривая очевидное. Этот из ведомства тоже промолчал.

Она откинула голову на спинку сиденья, закрыла глаза, чтобы отключиться и перезарядить аккумуляторы. Ей сказали, что над сценой будет здоровенный навес от солнца, но жара есть жара, а барабанщик еще собственный жар вырабатывает. Ни хрена, она будет готова. Всегда была и сейчас будет.

– Если ваши ребята видели этот финт, – сказал Кочевник фэбээровцу, – то могут отобрать значок Хорошего Водителя. Это не они там были в кювете?

– Нет.

Его «ребята», одетые фанатами фестиваля «Стоун-Черч», ехали на две машины впереди «Жестянки» и на две сзади. Еще одна группа «ребят» отправилась на место с утра пораньше – все организовать, и еще «ребята» сейчас оборудуют себе посты. У Тру вчера состоялся интересный разговор с координатором на месте, когда он сказал, что нужны металлодетекторы на полдороге к входу в «Амфитеатр».

«Металлодетекторы, сэр? – Координатор был мужчина тридцати двух лет, служивший в спецподразделении полиции и фанат группы „Green Day“, о которой Тру вообще ничего не слышал. – Сэр… вы себе представляете, сколько раз они сработают на этой публике? Это же будет несмолкаемый звон. И… прошу прощения, сэр, но у этих людей бывает металл в таких местах, о которых лучше не говорить. И у мужчин, и у женщин».

Тру про себя отметил, что надо посмотреть в сети подобные примеры, и когда он разглядывал картинку разваленного пополам члена (на обеих половинках болтаются металлические кольца), в кабинет случайно вошла его жена – и расплескала вечерний коктейль по всему ковру.

Так что металлодетекторы побоку. За публикой будут присматривать переодетые агенты, но вряд ли Петт попытается подобраться близко. Его инструмент – винтовка, а защитой ему служит дистанция. Самая большая ответственность ложится на подразделения, курирующие место проведения фестиваля. Но пока что все идет по плану. Фотография Петта, номера его машины и описание этого темно-синего пикапа передавали по местным новостям и по «Фокс ньюз». Накануне вечером Нэнси Грейс повторяла эту информацию перед каждым перерывом на рекламу: она в таких делах цепкая, как бульдог, – на нее можно положиться. С другой стороны, СМИ всегда гоняются за сенсацией, а история про снайпера уже не была такой горячей, ее сместили с авансцены новые события – пропавшая девочка во Флориде и четвертое изнасилование, совершенное в Лос-Анджелесе так называемым скотч-насильником.

Местные телестанции отлично рекламировали «Стоун-Черч». Они гоняли лихорадочные ускоренные ролики, за которые платил Гарт Брикенфилд, и вставляли в выпуски новостей упоминания, что в три часа дня во вторник там будет играть «The Five» – «помните, та рок-группа, дважды пострадавшая от нападения снайпера в Аризоне и в Техасе… Промоутер Гарт Брикенфилд нас заверил, что охрана будет надежной и все меры предосторожности будут приняты».

На последнем пункте настоял Брикенфилд, и он сказал, что ему плевать, если ФБР или ФРС или сам Дж. У. Б. будут иметь к нему вопросы по поводу возврата налогов за последние три года, но отпугивать клиентов, которые платят, он не может.

Да это и без разницы, думал Тру. Петт и так знает, что охрана будет надежной. Увидит ли он в этом вызов? Стимул продемонстрировать, на что он способен теперь, вернувшись на арену?

Время покажет.

Судя по количеству народа на хайвее, напуганных не было. Ехали со всех сторон, с запада тоже, из Калифорнии. Агитационная деятельность Брикенфилда – по телевизору, по радио, в газетах – накрыла весь Юго-Запад и половину левого побережья.[29]29
  Западное побережье США политически тяготеет влево.


[Закрыть] Сайт был сделан гладко и профессионально, но фотоснимки групп были почти так же неприятны на вид, как тот раздвоенный член с двумя полуголовками. В дни молодости Тру группы старались показать свои лица. Им не приходило в голову надевать маски палача, проволочные клетки или извитые штуки, похожие на французские сексуальные игрушки.

Первая группа начинала играть в полдень. Фестиваль должен продлиться до полуночи воскресенья, причем группы будут играть круглые стуки. Тру пробежал расписание, но он ни одного названия не знал: «Triumph of the Dark», «Skullsplitter», «FTW», «The Black Dahlias», «Rat Scab», «Monster Ripper», «Anus and Candy», «The Descenders», «Mjöllnir», «The Bleeding Brains», «The Luciferians», «Dear Mother’s Blood», «Fist Deep», «Dreams of Sharp Teeth», «The Sick Crabs», «The Slain» и так далее, и тому подобное.

Он вспомнил, какими странными казались когда-то «Adam and the Ants» в начале Новой волны. Сейчас они сделались обыденными, как записи Митча Миллера, которые слушал отец после обеда.

Вопрос в том… что будет дальше, что придаст уже этим группам привкус заплесневелой старости? Командир его оперативников назвал их группами «дет-трэш». Тру помнил, что сказал Джон Чарльз Роджеру Честеру: «Единственная причина, по которой мы там нужны, – смерть».

Гарт Брикенфилд не достиг бы того, чего достиг, будь он туп или ленив. Он знал, за что платит его публика и что она хочет видеть. Все эти прочие группы могут разводить любой треш по поводу смерти, но только «The Five» видала ее вблизи, в ее окровавленной подлинности.

На этой веселухе они будут героями дня.

– Джереми Петт… – начал Терри и сделал паузу на пару секунд. – Он мог уехать в Мексику, да?

– Может быть, – ответил Тру, глядя на дорогу и на все едущие впереди машины. Такой трафик на двухполосной дороге приводил его в ужас. – Я ж говорил вам: зависит от того, что у него в голове делается.

– В смысле не решил ли он, что убить одного и тяжело ранить еще одного достаточно? – предположил Кочевник. – Что ему этого хватило?

– Именно в этом смысле.

– Блин, да что ж такого, мать его, страшного в этом ролике? Да, там критикуется война. И другие группы тоже войну ругают, но никого не убивают за это! Чего он нас выбрал?

– Это вам его надо бы спросить.

– А я вас спрашиваю! – У Кочевника стало разгораться лицо. – Вы же его видели! Что в нем такого страшного, что нас за него надо убивать?

– Джон, – сказала рассудительно Ариэль, – он на этот вопрос ответить не может. Он не знает. Никто не знает, кроме Джереми Петта, а он не в своем уме. Может быть, что-то в ролике напомнило ему о пережитом. О таком, о чем он не хочет, чтобы ему напоминали. Так я думаю.

– Да, – согласился Тру. – И я думаю так же.

– Так мне что, идти на телевидение и извиняться? – спросил Кочевник у них обоих. – Вылезти на сцену и извиниться, что мы сделали этот ролик и Майка за него убили? Или дело не в ролике, а в песне? Извиниться за то, что мы написали эту песню, но больше никогда ни за что не напишем песню, которая может кого-нибудь разозлить? Знаете, что после этого останется?

– Знаем, – ответила Берк. – Хилые мелодии, как у Ван Халена. Которых, к моему сожалению, мы написали много. Вроде «Злого копа».

– А чем вам не нравится Ван Хален? – поинтересовался Тру.

– А чем тебе не нравится «Злой коп»? – Кочевник повернулся к ней, насколько позволял ремень безопасности. – Развлекательная песенка, людям нравится.

– Алкашам нравится, – бросила Берк, дернув губами в презрительной ухмылке. – И барменам.

– И владельцам клубов.

– С этой публикой не проканает, – напомнила она. – Вылезем с такой ерундой – нас сметут со сцены. Хочешь к Джорджу в больницу? Я – нет.

– Что?

До нее дошло, что она только что сказала. Послание из другого мира.

– Я в смысле… только не я. И точка.

– А мне Ван Хален нравится, – сказал Тру, обращаясь к Ариэль.

– Я всего лишь сказала, – продолжала Берк, уже заведенная на ход, – что играть мы должны для этой публики. Если мы с ними не установим контакт, они повытаскивают приборы и проделают нам новые анусы прямо во лбу. Так что, наверное… может, надо сразу ударить «Бедлам-о-го-го». Дисторшн врубить на всю катушку. На полную громкость. И ты, Джон, когда будешь петь, микрофон прямо в пасть захреначивай. Ори так, чтобы ни одна собака слов не разобрала. Сожри микрофон. Нормально?

Наступило молчание. Потом Кочевник кивнул:

– Нормальный план.

– Дисторшн – мое второе имя, – добавил Терри.

– И темп надо набрать, – сказала Берк. – Медленное станет быстрым, а быстрое – бешеным. О’кей? За мной, ребята, и я вас выведу.

– Вот это для меня концерт, – отозвалась Ариэль. – Люди, если у меня руки отвалятся посреди «Сочувствия», кто-нибудь их подберите и засуньте в холодильник.

– Прорвемся, – сказал Кочевник с улыбкой, которую можно было бы назвать нервной. – Девяносто минут шума, искажений и темпа. Может, какие-то песни придется петь дважды, но мы прорвемся.

Дорога I-10 свернула на I-8. Примерно через шесть миль после Хила-Ридж Тру и практически все, кто ехал на запад, свернули на двухполосную дорогу, какое-то время идущую ровно, а потом начинающую подъем в раскаленные кирпично-красные горы в сторону городка Стоун-Черч. На забитой дороге машины ползли. Пассажир едущего перед «Жестянкой» серого фургона опустил стекло и выплеснул на дорогу желтую жидкость из ведра. Она запузырилась, испаряясь. Стали появляться молодые люди в шапках-зонтиках с красной надписью «Стоун-Черч 9 – 2008». Они ходили между машинами, продавая воду в бутылках, футболки и шапки-зонтики с той же красной надписью.

– Награжденный, – вдруг сказала Ариэль. Это пришло ей в голову при мысли о Джордже, лежащем на больничной койке. – Вы говорили, детектив Риос вам сказала, что Петт награжден. – Она подождала, пока Тру глянул на нее, подтверждая, что услышал. – А что за награда?

– «Бронзовая звезда за храбрость». – Тру смотрел прямо перед собой, ровно ведя «Жестянку» вперед. Горы стали большими и неровными. – Это было в Фаллудже, в ноябре две тысячи четвертого. Он был на позиции в заброшенном доме, со своим наводчиком, высматривал цели. Очевидно, их обнаружили и выследили разведчики инсургентов. В рапорте, который я читал, было сказано, что в их убежище влетела граната. При взрыве наводчик Петта был ранен в голову с серьезным повреждением мозга. В результате он попал в госпиталь ветеранов в Темпле, пожизненно. Сразу после попадания гранаты на штурм бросились от тридцати до сорока инсургентов со штурмовыми винтовками.

У Тру были плотно сжаты челюсти, дергался мускул. Ариэль отметила, что голубые глаза приобрели цвет стали.

– Как написано в рапорте, у Петта был шок и кровотечение из ран, но он стал отстреливаться, – ровно и медленно продолжал Тру. – Нескольких он подстрелил, свалил прямо на подходах. Тогда они подвезли грузовик с гранатами и стали из гранатомета разносить дом, комнату за комнатой. Согласно рапорту, Петт вытащил своего напарника, оказав ему возможную в тех условиях первую помощь. Он вызывал подкрепление по рации, но дом был окружен, и пути отхода не было. – Стальные глаза глянули на Ариэль. – Можете себе представить, каково это было? И какие у него были мысли? Да, он был тренирован, но война такого типа… когда сидишь, как собака в клетке, гранаты влетают и делают в стенах дыры, а у напарника из головы мозги вываливаются, – что делать человеку в такой ситуации?