Текст книги "Мастер Баллантрэ"

Автор книги: Роберт Льюис Стивенсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)

Тиич не ответил ни слова, а только смотрел на нас, как испуганное дитя, в то время как мы затыкали ему рот и связывали его.

– Учись, дурацкая голова, как надо действовать. Ну, что, где твоя добыча? – сказал Баллантрэ. – Прежде ты был капитан Тиич, а теперь ты капитан Лерн [6]6
  Teach (Тиич) по-английски – учить, a learn (Лерн) – учиться.


[Закрыть].

С этими словами мы вчетвером, неся в руках каждый по тюку, покинули корабль «Сарра». Мы потихоньку спустили лодку и никем не потревоженные поплыли среди ночной тишины по реке, в то время как порой до нас доносились стоны спавших крепким сном пьяниц.

Туман был такой густой и стоял так высоко над водой, что Деттон, который знал путь, не мог грести иначе, как стоя, так как он не видел, куда направить лодку; когда он садился, туман был ему чуть ли не по грудь. Как оказалось впоследствии, благодаря этому туману мы только и спаслись.

Мы отъехали только на несколько шагов от корабля, когда начало уже светать и птицы стали летать взад и вперед над водой. Но вдруг Деттон перестал грести, сел на корточки и шепнул нам, чтобы мы, если наша жизнь нам дорога, не проронили ни одного слова и прислушались к шуму на воде. Мы прислушались и вскоре услышали сначала с правой стороны от нас, а затем с левой шум весел. Не было никакого сомнения в том, что с крейсера, который накануне заметил нас, были спущены лодки, и что «Сарру» желали застигнуть врасплох и захватить в плен. Стоило только людям, подплывавшим к кораблю, увидеть нас, и мы погибли: нас захватить было пустое дело. В то время как мы, сидя в лодке, боялись пошевелить веслом и молили Бога, чтобы туман не рассеялся, так как это было наше единственное спасение, я испытывал такой страх, что пот градом лил с моего лица. И как раз в то время, как мы, притаившись, сидели на одном месте и боялись пошевелиться, мы почти над самым нашим ухом слышали, как один из офицеров, находившихся на соседней лодке, шепнул:

– Тише, братцы, тише.

– Делать нечего, – шепнул Баллантрэ, – так сидеть и ждать нельзя, надо постараться где-нибудь скрыться. Попробуем доплыть до бухты.

Мы так и сделали. Из предосторожности мы, не решаясь грести веслами, гребли руками, только слегка дотрагиваясь до воды и устремив глаза на туман, который скрывал нас от врагов, медленно, но все-таки двигались вперед.

И небо смиловалось над нами. В скором времени мы въехали в густой кустарник, росший на отмели, вылезли из лодки и вместе с нашими тюками скрылись в кустах, а так как туман начал рассеиваться, то мы, чтобы скрыть все наши следы, потопили лодку.

Как только мы скрылись в кустах, солнце взошло, туман рассеялся, и мы увидели, как морские офицеры и матросы с крейсера один за другим полезли на палубу нашего корабля. Гибель «Сарры» была неизбежна. Я впоследствии слышал, что капитан, захвативший «Сарру» в плен, прославился этим подвигом, он приобрел взятием «Сарры» в плен известность и получил даже за это награду. Я же с достоверностью могу сказать, что взять в плен команду корабля пиратов в том состоянии, в котором она находилась, не составило большого труда [7]7
  Примечание мистера Маккеллара. Капитана корабля «Сарра» Тиича не следует путать со знаменитым капитаном Блекбердом, назвавшим себя также Тиичем. Тиич и Блекберд – совершенно разные личности. Быть может, второй Тиич и заимствовал многое у первого, а главное, заимствовал его кличку, и им, быть может, многие восторгались, но во всяком случае второй Тиич был самозванец. А что касается выражений восторгов, так ведь и мастером Баллантрэ многие восторгались.


[Закрыть].

Я собрался уже было мысленно благодарить святых угодников за наше спасение, когда на меня напал вторично страх.

Мы наудачу, не разбирая, куда мы плывем, пристали к первой попавшейся нам на пути отмели, но, как оказалось, почва на этой отмели была крайне болотистая. Отсюда выбраться следовало как можно скорее. Но вопрос, как, не рискуя жизнью, выбраться оттуда и попасть на берег, по которому можно было бы дойти до безопасного места?

Деттон советовал нам подождать, пока наши враги уйдут в море, и затем постараться вытянуть из тины нашу лодку и доплыть на ней до берега. Это было бы, разумеется, лучше, чем идти неизвестно куда, напрямик, и бродить часами по болоту. Кто-то из нас выглянул из кустов, чтобы посмотреть, увезли ли нашу «Сарру» и можно ли нам выйти из нашего убежища, но, как оказалось, «Сарра» стояла все на том же месте, а на ней развевался теперь английский разноцветный флаг.

Наше положение было теперь чрезвычайно сомнительное. Болото, в котором мы находились, было отнюдь не такое место, в котором следовало долго оставаться, тем более, что мы из жадности захватили как можно больше ценных вещей, а провизии захватили мало. Кроме того, для нас было чрезвычайно важно узнать, где мы находимся и какие люди живут в ближайшей от нас местности, раньше чем весть о взятии нашего корабля и о нашем побеге разнесется по свету. Оставаться здесь, на болоте, мы не могли, нам грозила гибель; сесть на лодку и плыть по реке значило отдаться в руки врагов; мы решили идти пешком и искать таким путем выхода из нашего скверного положения.

Солнце взошло и было очень жарко, когда мы отправились в путь или, вернее, пустились бродить по болоту. Деттону мы дали в руки компас, а сами мы поочередно несли тюк, который он должен был нести.

Я должен сказать, что бродить по болоту была задача отнюдь не легкая: ежеминутно ноги наши вязли, и мы с трудом вытаскивали их, чтобы не утонуть; чтобы не провалиться, нам приходилось обходить опасные места и делать крюк, что было также не очень приятно; жара была невозможная, в воздухе было страшно душно, и к тому же насекомых в болоте были, положительно, мириады; они кусали нас и не давали нам ни минуты покоя; каждого из нас окружало буквально целое облако.

Мне не раз в жизни приходилось слышать о том, что люди интеллигентные и знатные с большим терпением выносят тягости путешествия, чем простые люди, и что очень часто бывает, что во время военного похода офицеры с большим терпением выносят все трудности похода, чем солдаты. Теперь я на деле убедился, что это правда.

Мы с Баллантрэ, оба чрезвычайно знатного происхождения, терпеливо выносили все неприятности и препятствия, тогда как Грэди, простой матрос, обладавший огромным запасом физической силы и по виду гигант, очень скоро начал жаловаться на усталость. Про Деттона этого сказать нельзя, он не отставал от нас и не ворчал [8]8
  Примечание мистера Маккеллара. Это и понятно. Деттон, как офицер, нес на себе ответственность.


[Закрыть].

Грэди надоедал нам страшно своими жалобами; он уверял, что не может идти дальше, так как очень устал, отказывался нести тюк Деттона, когда очередь доходила до него, просил постоянно, чтобы ему дали выпить рому, тогда как у нас его было очень мало, и дошел до того, что, идя позади нас, вздумал пугать нас тем, что он нас застрелит, если мы не позволим ему отдохнуть, и в доказательство того, что он исполнит свою угрозу, вытащил даже из-за кушака заряженный пистолет.

Баллантрэ хотел было вырвать у него из рук пистолет, но я дал ему совет не делать этого и лучше отдохнуть. Он послушался меня, и мы сели отдыхать и принялись закусывать.

Но еда и отдых не особенно благотворно подействовали на расположение духа Грэди. Когда мы отправились в путь, он снова начал ворчать и жаловаться на свою участь и, наконец, по неосторожности, вместо того, чтобы идти по нашим следам, прошел в сторону и, прежде чем мы могли подоспеть к нему на помощь, со страшным криком провалился в болото вместе со своей ношей.

Печальная участь несчастного, а вместе с тем и раздирающий его душу крик сильно подействовали на нас, но этот непредвиденный случай до известной степени принес нам пользу и помог нам выбраться из нашего затруднительного положения, потому что этот инцидент побудил Деттона влезть на дерево, откуда он увидел высокую гористую местность, покрытую лесом. Я также влез на дерево и, посмотрев в ту сторону, куда указывал мне Деттон, увидел то же, что и он. Теперь мы знали, куда нам идти.

Деттон пошел снова вперед, держа в руках компас, но, по всей вероятности, он стал теперь храбрее и был менее осторожен, потому что я увидел, как он сначала один раз споткнулся, а затем второй, после чего он, бледный как мертвец, обернулся к нам и сказал:

– Дайте мне вашу руку: мне грозит опасность.

– Я не понимаю, почему вы так думаете? – ответил Баллантрэ.

Деттон закричал громко о помощи, и я увидел, как болото начало втягивать его и он погрузился в него до пояса.

– Помогите мне, – закричал он, прицеливаясь в нас из пистолета, – или будете прокляты, и я убью вас!

– Нет, нет, не бойтесь, – сказал Баллантрэ, – я только пошутил, я тотчас помогу вам!

Он положил на землю свой тюк и тюк Деттона, который он также нес, и, обращаясь ко мне, сказал:

– Не подходи к нам раньше, чем я тебя позову.

С этими словами он бросился бежать к утопавшему, державшему все еще пистолет на прицеле, и на лице которого хотя и был еще заметен страх, но уже не такой сильный.

– Ради Бога, – сказал утопавший, – будьте осторожны, смотрите, куда вы ступаете.

Баллантрэ подошел теперь совсем близко к Деттону и сказал ему:

– Не двигайтесь, дайте мне подумать.

Затем, подумав с минуту, он сказал:

– Протяните мне обе ваши руки.

Деттон положил на землю пистолет, и земля была до такой степени пропитана водой, что как только пистолет попал на нее, он тотчас провалился. Увидев, что пистолет исчезает под землей, Деттон вскрикнул и нагнулся, чтобы вытащить его, но в ту минуту Баллантрэ поразил его кинжалом и толкнул его в болото. Не знаю, желал ли несчастный ухватиться за Баллантрэ или он сделал невольное движение руками, но только он протянул руки; движение это, однако, ему не помогло, и я не успел вздохнуть, как он уже провалился с головой в болото.

Баллантрэ провалился в него также уже по щиколотку, но не завяз в нем, а успел выскочить и тотчас после этого подошел снова ко мне.

Я был ни жив, ни мертв. Колени мои так и дрожали.

Заметив мое волнение, Баллантрэ сказал:

– Однако, черт тебя побери, Фрэнсис, я думал, что ты храбрее. Ну, можно ли так пугаться? Что я такое особенное сделал? Что я помог пирату провалиться в болото? В этом, по моему мнению, ничего ужасного нет. Разве с разбойниками церемонятся? А теперь мы можем быть, по крайней мере, спокойны относительно того, что никто нас не выдаст и не узнает, что мы были пиратами, или что мы опоили или усыпили кого-нибудь. Свидетелей у нас больше нет.

Я был до такой степени взволнован сценой, которую видел, что все еще не мог прийти в себя и только с трудом мог ответить мастеру Баллантрэ несколько слов.

– Ну, пойдем теперь, – сказал мне мой спутник, – будь храбрее, имей больше мужества. Теперь мы ни в ком больше не нуждаемся. Деттон указал нам, куда нам идти, и мы отлично обойдемся теперь без него. Согласись сам, что я был бы дураком, если бы не воспользовался благоприятным случаем избавиться от лишнего свидетеля моих действий на «Сарре».

Я не мог это отрицать, но вместе с тем не мог удержаться от слез, – настолько сильно подействовало на меня ужасное происшествие, которого я только что был свидетелем; я нисколько не стыдился этих слез, и мне кажется, что ни один порядочный человек не осудит меня за то, что я расплакался. Хорошо, что у меня был еще маленький запас рома; я чувствовал, что мне необходимо подкрепиться, и поспешил это сделать. Я опять-таки повторяю, что нисколько не стыдился своих слез, так как придерживаюсь того мнения, что даже на войне не следует быть варваром.

Мы с Баллантрэ отправились снова в путь, и фортуна нам помогла: в тот же вечер мы благополучно выбрались из болота.

Мы до такой степени устали, что, дойдя до сухого песчаного места, согретого светившим в продолжение всего дня солнцем, улеглись под группой сосен и крепко заснули.

На следующее утро мы проснулись очень рано и начали разговаривать. Но так как оба мы были в дурном расположении духа, то разговор наш чуть-чуть не окончился дракой.

Мы находились теперь к югу от французских владений, за сотни миль от какого-нибудь человеческого жилья; нам предстояло весьма опасное путешествие, во время которого мы легко могли погибнуть, и если мы с мастером Баллантрэ когда-нибудь нуждались во взаимной дружбе, то именно теперь.

Во время своего пребывания на корабле пиратов Баллантрэ, к сожалению, заимствовал у разбойников выражения, которых он прежде не употреблял и которые я не могу назвать вежливыми или приличными; я уверен, что если бы какой-нибудь джентльмен слышал эти выражения из уст молодого аристократа, он пришел бы в ужас.

В только что упомянутое утро Баллантрэ, разговаривая со мной, употреблял также крайне невежливые выражения. Я сделал ему по этому случаю замечание. Он обиделся и отошел в сторону. Я последовал за ним и старался доказать ему, насколько его поведение неприлично. Наконец он взял меня за руку и сказал:

– Фрэнк, ты помнишь нашу клятву быть друзьями, но, несмотря на эту клятву, я ни за что на свете не взял бы обратно слов, которые показались тебе оскорбительными, если бы я не чувствовал к тебе искренней привязанности. Быть может, ты мне не веришь, но я тотчас докажу тебе, что я говорю правду. Если я взял с собой Деттона, то только потому, что он знал дорогу; Грэди я взял с собой по той причине, что Деттон не желал отправиться со мной в путь без Грэди. Но что заставило меня взять тебя с собой? Не что иное, как моя привязанность к тебе. Ты постоянно только бранишь и журишь меня. По-настоящему мне следовало оставить тебя на корабле, и теперь ты сидел бы в оковах на английском крейсере. А ты еще надоедаешь мне своим проклятым ирландским языком и придираешься ко мне из-за пустяков.

Я возразил ему на это, что если мой язык проклятый, то и его язык не лучше, что он своим языком говорит такие скверные слова, которые слушать противно, и разговор наш перешел бы, вероятно, в серьезный спор, если бы неожиданное появление человека не прервало его и не дало бы нашим мыслям совершенно иное направление.

Разговаривая, мы ходили взад и вперед по песчаному берегу. Неподалеку от нас, на том месте, где мы спали, лежали наши тюки; один из них мы развернули, и деньги, которые лежали наверху, должны были броситься всякому в глаза. В то время, как мы разговаривали, мы не заметили, как какой-то человек с топором на плече подошел к соснам, под которыми лежали наши тюки. На вид это был крестьянин. Увидев золото и тюки, он от изумления открыл даже рот. Я уверен, что раньше, чем мы его увидели, он стоял и слушал, что мы говорили. Как только он заметил, что мы его увидели, он пустился бежать со всех ног.

Появление незнакомца крайне встревожило нас, и не без причины. Незнакомец застал двух вооруженных людей в морских костюмах и слышал, как они спорили, в то время как перед ними лежали какие-то тюки; естественно, что все это должно было возбудить в нем подозрение, тем более, что на расстоянии нескольких миль отсюда недавно был захвачен разбойничий корабль. Не было никакого сомнения в том, что незнакомец поспешит объявить в селе о том, что он видел, и что нас постараются схватить.

Мы, разумеется, забыв о том, что мы только что спорили, недолго думая, взяли наши тюки и бросились бежать, куда глаза глядят. Но неприятно было, что мы не знали, куда бежим. Хотя Баллантрэ раньше и старался всячески выведать от Деттона, в какую местность мы приблизительно попадем и как нам выбраться из нее, нам трудно было найти верный путь по устным указаниям кого бы то ни было, так как мы никогда не бывали в этой местности. В какую сторону мы ни кидались, вода нам всюду преграждала путь.

Мы начали уже отчаиваться в том, что мы выберемся из этой местности, и с трудом переводили дыхание, так быстро мы бежали, когда, взобравшись на какую-то дюну, мы увидели перед собой маленький залив. Залив этот отличался от других заливов, которые преграждали нам путь до сих пор, тем, что он окружен был высокими скалами. Это была скорее бухта, чем залив, но вода в ней была настолько глубока, что небольшой корабль мог там смело плавать. Мы действительно увидели стоявший на якоре корабль, с которого на берег была перекинута доска. Здесь, на берегу, экипаж корабля развел огонь и, усевшись вокруг него, обедал. Корабль же по своему наружному виду походил на корабли, которые строят на Бермудских островах.

Ненависть, которую все сельчане питают к пиратам, и желание отнять у них приобретенные ими сокровища, без сомнения, должны были побудить их броситься за нами в погоню. Нам необходимо было бежать из этой местности как можно скорее.

Теперь мы ясно убедились в том, что мы находимся на полуострове, но попасть оттуда на материк нам было не легко, так как нам угрожала опасность быть схваченными. Эти соображения заставили нас немедленно решиться на храбрый и отчаянный поступок.

Но, прежде чем исполнить его, мы легли на несколько минут на землю, чтобы отдохнуть и набраться сил, но в то же время прислушивались, не гонятся ли за нами. Отдохнув немного и пригладив растрепавшиеся волосы, мы, приняв крайне беспечный вид, подошли к обедавшей компании.

Корабль, стоявший в бухте, был торговый корабль, шедший с грузом из Индии и находившийся на обратном пути в Альбани, город Нью-Йоркской провинции. Название корабля я в настоящую минуту вспомнить не могу. Мы были крайне удивлены, когда нам рассказали, что корабль спрятался в бухту от «Сарры». Мы никак не ожидали, что наш разбойничий корабль приобрел такую известность.

Как только альбанский торговец услышал, что «Сарра» захвачена в плен и не может ему причинить уже никакого вреда, он вскочил на ноги, предложил нам выпить с ним чарку за то, что мы принесли ему такое хорошее известие, и велел своим матросам-неграм сняться с якоря.

Мы же тем временем старались войти в доверие капитана и, любезно побеседовав с ним, попросили его взять нас на корабль в качестве пассажиров.

Капитан подозрительно взглянул на наши костюмы и на наши пистолеты и, подумав минуту, сказал, что у него на корабле нет места, что у него еле-еле хватает места для себя и для своей команды. Ни наши усердные просьбы, ни крупное денежное вознаграждение, которое мы ему обещали, не поколебали его решения.

– Я вижу, вы о нас дурного мнения, – сказал Баллантрэ наконец, – а между тем я докажу вам, что вы ошибаетесь. Я скажу вам всю правду: мы якобиты-беглецы, и тот, кто выдаст нас, получит за наши головы награду.

Когда альбанский торговец услышал эти слова, он как будто поддался на наши просьбы и задал нам несколько вопросов, касающихся войны с шотландцами. Баллантрэ очень терпеливо выслушал все вопросы и обстоятельно рассказал ему все, что он желал знать.

После этого капитан сделал какой-то непринужденный или, вернее, грубый жест и сказал:

– Я уверен, что принц Чарли вознаградил вас за ваше усердие. Не правда ли?

– О, да, разумеется, – ответил я. – И надеюсь, что вы, дорогой сэр, возьмете с него пример и будете настолько любезны, что не заставите нас тщетно просить вас принять нас на корабль.

Слова эти я сказал на ирландском языке, и правильно поступил, так как мое обращение на ирландском языке произвело на него хорошее впечатление. Странно, какой удивительной симпатией ирландцы пользуются у многих наций. Сколько раз я замечал, как нищий, прося милостыню, достигал своей цели, употребив это наречие.

Я нарочно говорил на ломаном языке, чтобы рассмешить капитана, и мне это удалось. Он, действительно, рассмеялся, а как только он рассмеялся, мне уже легче было уговорить его взять нас к себе на корабль.

Но, прежде чем согласиться взять нас с собой, он поставил нам несколько условий, затем он отнял у нас оружие, и уж после этого позволил нам вступить на его корабль. Как только мы уселись, он дал приказ отчалить от берега, и мы с попутным ветром быстро понеслись по волнам, в душе благодаря Бога за наше спасение. У самого устья реки мы встретились с крейсером, захватившим в плен команду «Сарры», а затем прошли мимо «Сарры», на которой мы столько месяцев мучились и столько терпели. Вид обоих кораблей даже и теперь привел нас в ужас.

Корабль, на который мы попали, был хорошо построен, и мы были очень довольны, что очутились на нем, особенно когда мы вспоминали о том, в каком положении находились теперь наши бывшие товарищи. Сесть на корабль, с капитаном которого мы не только не были знакомы, но о котором мы даже ничего не слыхали, и ехать с ним неизвестно куда, было, разумеется, своего рода риском; мы могли, как говорится, попасть из огня да в полымя, но все-таки тут было больше шансов на успешный исход нашего предприятия, чем если бы мы остались на «Сарре» и попали бы на военный корабль в качестве пленников.

Попав на корабль альбанского торговца, мы, стало быть, устроились лучше, чем мы думали. В то время масса альбанских торговцев занималась контрабандой, и союзниками их в этом отношении были индейцы и французы. Они, как и все контрабандисты, были большие плуты и шпионы и примыкали к какой угодно партии, лишь бы им это было выгодно. Наш альбанец хотя и не был контрабандистом, был человек очень жадный, но в обращении крайне любезный. Он вскоре подружился с нами и, раньше чем мы пришли в Нью-Йорк, он обещал нам доставить нас в Альбани, а затем проводить нас через границу, где мы могли соединиться с французами. За эту услугу он потребовал от нас большое вознаграждение, и мы, разумеется, обещали его ему, так как в нашем положении нам торговаться было нельзя.

Мы поплыли по реке Гудзон и пристали к берегу в Альбани. В городе было множество милиции, собравшейся сюда из всей Нью-Йоркской провинции; альбанцы пылали ненавистью к французам. Губернатор Клинтон, очень деятельный человек, был страшно встревожен всеми этими событиями. Индейцы также стали на военное положение против белых и при этом не щадили ни мужчин, ни женщин, попадавших к ним в плен, и скальпировали их. Скальпы эти производили на меня потрясающее впечатление.

Мы не могли попасть в Альбани в худшее время, чем то, в которое мы попали. Мы, как иностранцы, не могли не обратить на себя внимания. Наш альбанец не сдержал своего слова и не перевез нас через границу. Нам, беглецам, отовсюду грозила опасность, и мы положительно не знали, как нам выбраться из нашего ужасного положения.

Но и здесь счастье не покинуло нас, и с Божьей помощью мы совершенно случайно благополучно выбрались из Альбани. Что за слабое существо человек! Несмотря на то, что Баллантрэ обладал гениальным умом, и что он и я были люди очень храбрые, мы бы без Божьей помощи ровно ничего не достигли. И сколько истины в этих словах, что без Бога ни до порога!

Вот каким образом мы спаслись. Во время одного кутежа, который устроил наш альбанец, мы познакомились с молодым индейским торговцем, по имени Чу. Он был человек очень храбрый и отлично знал все секретные тропинки в лесах Нью-Йоркской провинции. Он был в дурных отношениях со своими родичами и хотел убежать от них, и мы воспользовались тем, что он собрался бежать, присоединились к нему и предложили ему бежать вместе. Он запасся всем, что требовалось для нашего бегства, и в один прекрасный день, не сказав ни слова нашему альбанскому торговцу, мы, усевшись в индейскую пирогу, бежали из Альбани.

Чтобы описать все трудности нашего путешествия, надо обладать большими литературными способностями, чем владею я. Читатель должен сам представить себе ту дикую, страшную страну, по которой нам пришлось путешествовать, он должен представить себе непроходимые болота, крутые скалы, бурные потоки и удивительные водопады. И по такой дикой стране мы должны были путешествовать целыми днями, то плывя на нашем челноке по речкам, то неся челнок на плечах и странствуя пешком. Ночью же мы зажигали костер и спали возле него, в то время как неподалеку от нас раздавались крики волков и других диких зверей.

Если бы мы могли переехать Гудзонов залив и пробраться к Кроун-Пойнту, то мы скорее бы приблизились к цели, но так как было известно, что французы заняли позицию у Чамплэнского озера и, разумеется, тотчас задержали бы нас, заметив, что мы беглецы, то нам пришлось делать столько обходов, переезжать через такое множество речек и озер и перебираться через такое большое количество перешейков, что у меня не хватает памяти перечислить их.

В обыкновенное время на тропинках и дорожках, по которым нам пришлось бродить, редко кого можно было встретить, но в то время, когда мы путешествовали, по случаю войны, лес был полон индейских разведчиков различных диких племен. Как раз в тех местах, где мы меньше всего рассчитывали встретить их, они попадались нам навстречу. До сих пор у меня остался в памяти один день, когда мы вдруг, совершенно неожиданно, на заре увидели перед собой пять или шесть татуированных чертей, размахивавших топорами.

Положим, что встреча с ними кончилась благополучно, как большинство подобных встреч, но только благодаря тому, что Чу пользовался известностью и большой симпатией среди многих индейских племен. Он действительно был чрезвычайно любезный человек и очень приятный собеседник и в своем обращении был необыкновенно прост и сердечен, и несмотря на то, что индейцы его очень любили, мы много раз подвергались опасности быть убитыми татуированными чертями.

Чтобы индейцы относились к нам более милостиво, мы при каждой встрече с ними должны были выкатывать наш бочонок с ромом и угощать их, и только таким образом нам удавалось благополучно отделаться от них и спасти наши скальпы. Ром они называли «scaura», и наш «scaura» пришелся им удивительно по вкусу.

Однажды они, выпив большое количество рома, не удовольствовались этим и вздумали гнаться за нами, чтобы отнять у нас весь наш запас. К счастью, они все-таки были настолько пьяны, что не в силах были поспеть за нами, иначе, я уверен, мне никогда бы не удалось написать эти мемуары.

Как раз в то время, когда нам грозила опасность попасть в руки французов или англичан, в самый критический момент нашего путешествия нас постигла снова неудача: молодой индеец, наш проводник, внезапно заболел и в несколько часов умер. Судя по признакам его болезни, он умер от отравы. Мы таким образом лишились нашего проводника, переводчика и лоцмана, так как он соединял в себе одном все эти три должности. Своей смертью Чу поверг нас в полное отчаяние, и мы положительно не знали, как нам быть.

В то время как молодой индеец путешествовал с нами, он много раз читал нам лекции по географии Америки; он, по-видимому, очень гордился своими познаниями по географии. Баллантрэ обыкновенно прислушивался к тому, что он говорил, я же по большей части пропускал эти лекции мимо ушей, так как мне они казались скучными. Поэтому, несмотря на то, что я знал, что мы находимся в области, где живут адирондакские индейцы, и что мы, по словам Чу, были уже не очень далеко от цели нашего путешествия, я решительно не знал, куда и в какую сторону нам ехать или идти. Баллантрэ, вопреки моим ожиданиям, знал столько же, сколько и я; очевидно, он забыл о том, что он слышал от Чу, и помнил только, что нам надо ехать сначала по одной реке, затем перейти перешеек и ехать по другой, а впоследствии еще и по третьей.

Но так как в гористых местностях обыкновенно множество рек, то естественно, что трудно разобраться в них и узнать, по какой именно из них нужно ехать. Где было нам, знатным джентльменам, никогда не бывавшим в этой дикой стране, знать, как нам выбраться из дремучих лесов, в которые мы попали? Мы положительно теряли голову.

Еще другое обстоятельство приводило нас также в отчаяние: мы совершенно не умели управлять индейской пирогой и порою, не будучи в силах двинуться дальше вперед, просиживали по получасу в челноке, не говоря ни слова, сложив руки и с грустным видом глядя в пространство. Если бы в это время к нам подъехал только один индеец, то он смело мог сделать с нами все, что ему угодно; он одним своим появлением до такой степени напугал бы нас, что мы не в силах были бы с ним бороться, тем более, что мы не могли бы даже объясниться с ним, так как ни одного индейского слова не знали.

Не мудрено, что, очутившись в таком критическом положении, Баллантрэ пришел в самое скверное расположение духа и, как он делал в таких случаях, начал ругаться самыми неприличными словами, которым он, так же, как и дурным манерам, научился на корабле пиратов. С ним положительно сладу не было, и я не знал, как мне унять его.

На третий день нашего путешествия без Чу мы, перебираясь через гористый перешеек, уронили челнок, который мы несли на плечах, и он разбился. Перешеек находился между двумя озерами довольно больших размеров, а озера были окружены непроходимыми лесами. Кроме того, по краям озер были болота, в которых легко было увязнуть, а так как у нас лодки больше не было и мы переехать через озеро не могли, то нам ничего другого не оставалось, как идти вокруг озера пешком, понятно, только избегая топких мест.

Мы с Баллантрэ засунули за пояс пистолеты, взяли в руки топоры, связали в пакеты самые драгоценные вещи и, захватив столько съестных припасов, сколько оказалось возможным взять с собой, отправились в дальнейший путь. Наше железное оружие мы бросили в озеро и не взяли с собой, так как оно своей тяжестью могло служить нам только помехой.

Мне кажется, что подвиги Геркулеса, о которых так много говорится у Гомера, были пустячным делом в сравнении с той задачей, которую нам предстояло исполнить.

Местами лес был до такой степени густой, что мы, чтобы пробраться через него, должны были прорубать себе дорогу, местами же почва была страшно болотистая, и надо было смотреть в оба, чтобы не провалиться. Я один раз чуть-чуть не провалился в болото: перескочив через лежавшее на земле бревно, я вдруг очутился по колена в воде; тогда я ухватился за пень, показавшийся мне необыкновенно крепким, но как только я ухватился за него, он словно лист бумаги выскользнув у меня из рук и провалился сквозь землю, до такой степени почва была пропитана водой.

Спотыкаясь, ежеминутно падая на колени и прорубая себе путь сквозь густую чащу леса, мы шли все дальше и дальше вперед, в то время, как колючие иглы и ветви царапали нам лицо и разрывали наши платья. И, несмотря на такой ужасный труд, мы продвигались вперед очень медленно: мы делали мили две в день, не больше.

Крайне неприятно было еще то, что мы никак не могли разобрать, где мы находимся, так как не было никакой возможности разглядеть местность, и мы двигались вперед, сами не зная куда.

Когда мы незадолго до заката солнца очутились на открытом месте, по которому протекала река, и которое со всех сторон было окружено высокими горами, Баллантрэ швырнул свой пакет на землю и сказал:

– Я не желаю идти дальше.

После этого он попросил меня развести костер и начал ругаться такими кучерскими словами, что мне противно было слушать.

Я попросил его забыть о том, что он некоторое время был пиратом, и вспомнить, что он когда-то был джентльменом.

– Что это ты, обалдел, что ли, что вздумал меня учить? – закричал он. – Прошу тебя не спорить со мной. – Затем он сжал кулак и, погрозив им по направлению к горам и холмам, снова закричал: – Разве я могу относиться равнодушно к тому, что мне придется погибнуть здесь, в этой отвратительной дикой стране! Не лучше ли было бы, если бы меня убили на поле битвы, тогда я умер бы как джентльмен. А теперь!..