Текст книги "Черная стрела"

Автор книги: Роберт Льюис Стивенсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

что ж, мы умываем руки. Среди приверженцев герцога Йорка у меня есть добрый друг, его

зовут лорд Уэнслидэл. Я написал этому моему другу письмо. Я прошу у него

покровительства и обещаю щедро отблагодарить его и за прошлое и за будущее. Не

сомневаюсь, что он отнесется к моей просьбе вполне благосклонно. Просьба без даров – все

равно что песня без музыки. И я наобещал ему, ребята, множество всякого добра, я не

поскупился на обещания. Чего ж нам теперь не хватает? Не буду обманывать вас: нам не

хватает очень важного. Нам не хватает гонца, чтобы доставить письмо. Леса, как вам

известно, полны людей, желающих нам зла. А нужно спешить. Но без осторожности и

хитрости ничего не выйдет. Кто из вас возьмется доставить это письмо лорду Уэнслидэлу и

привезти мне ответ?

Сразу же поднялся один из воинов.

– Я, если изволите, – сказал он. – Я готов рискнуть своей шкурой.

– Нет, Дикки-лучник, не позволю, – ответил рыцарь. – Ты хитер, но неповоротлив. Ты

бегаешь хуже всех.

– Ну, тогда я, сэр Дэниэл! – крикнул другой.

– Только не ты! – сказал рыцарь. – Ты бегаешь быстро, а думаешь медленно. Ты сразу

угодишь в лагерь к Джону Мщу-за-всех. Вы оба храбрецы, и я благодарю вас. Но оба вы не

годитесь.

Тогда вызвался сам Хэтч, но и он получил отказ.

– Ты мне нужен здесь, добрый Беннет. Ты – мая правая рука, – ответил ему рыцарь.

Наконец из многих желающих сэр Дэниэл выбрал одного и дал ему письмо.

– Мы все зависим от твоего проворства и твоего ума, – сказал он. – Принеси мне

хороший ответ, и через три недели я очищу мой лес от этих обнаглевших разбойников. Но

помни, Трогмортон: дело не легкое. Ты выйдешь из замка ночью и поползешь, словно

лисица. Уж не знаю, как ты переправишься через Тилл... Они держат в своих руках и мост и

перевоз.

– Я умею плавать, – сказал Трогмортон. – Не бойтесь, я вернусь благополучно.

– Ступай в кладовую, друг, – ответил сэр Дэниэл, – и прежде всего поплавай в темном

эле.

С этими словами он повернулся и вошел в сени.

– У сэра Дэниэла мудрый язык, – сказал Хэтч Дику. – Другой на его месте стал бы

врать, а он всегда говорит своим воинам всю правду. Вот, говорит, какие нам грозят

опасности, вот какие предстоят трудности, и еще шутит при этом. Клянусь святой Варварой,

он прирожденный полководец! Каждого умеет приободрить! Посмотрите, как все принялись

за дело.

Это восхваление сэра Дэниэла навело Дика на одну мысль.

– Беннет, – спросил он, – как умер мой отец?

– Вы не меня об этом спрашивайте, – ответил Хэтч. – Я ничего о его смерти не знаю и

не хочу болтать попусту, мастер Дик. Человек должен говорить только о том, что он сделал

сам, а не о том, что он слышал от других. Спрашивайте сэра Оливера или, если хотите,

Картера, только не меня.

И Хэтч отправился проверять часовых, оставив Дика в глубоком раздумье.

«Почему он мне ничего не сказал? – думал мальчик. – Почему он назвал Картера?

Картер... Видимо, Картер принимал участие в убийстве моего отца».

Он вошел в замок, прошел по устланному каменными плитами коридору с низкими

сводами и очутился в той комнатушке, где стонал раненый. Картер, очнувшись, посмотрел с

ожиданием на Дика.

– Вы привели священника? – воскликнул он.

– Нет еще, – ответил Дик. – Я прежде хочу сам с тобой поговорить. Ответь мне: как

умер Гарри Шелтон, мой отец?

Лицо Картера передернулось.

– Не знаю, – ответил он упрямо.

– Нет, ты знаешь, – возразил Дик. – И тебе не удастся меня обмануть.

– Говорю вам, не знаю, – повторил Картер.

– Ну, раз так, – сказал Дик, – ты умрешь без исповеди. Я своего добьюсь, я человек

упрямый. Священник к тебе не придет. Какая польза в раскаянии, если ты не хочешь

исправить сделанное тобою зло? А исповедь без раскаяния не стоит ничего.

– Как легкомысленны ваши слова, мастер Дик, – спокойно сказал Картер. – Дурно

угрожать умирающему, и это недостойно вас. Вы поступаете скверно и, главное, ничего этим

не добьетесь. Не хотите звать священника – не надо. Душа моя попадет в ад, но вы все равно

ничего не узнаете! Это последнее мое слово.

И раненый повернулся на другой бок.

Сказать по правде, Дик чувствовал, что поступил необдуманно, и ему было стыдно

своих угроз. И все же он решил сделать еще одну попытку.

– Картер, – сказал он, – пойми меня правильно. Я знаю, что ты выполнял чужую волю:

слуга должен повиноваться своему господину. Я тебя ни в чем не виню. Но с разных сторон

я слышу, что на мне, молодом и ничего не знающем, лежит великий долг – отомстить за

отца. Прошу тебя, добрый Картер, забудь мои угрозы и добровольно, с искренним

раскаянием помоги мне!

Раненый молчал. Как ни старался Дик, он не добился от него ни слова.

– Ладно, – сказал Дик, – я приведу тебе священника. Хотя ты виновен передо мной и

перед моим отцом, я не хочу быть виновным ни перед кем, и особенно перед человеком,

который сейчас умрет.

Старый солдат выслушал его все так же сурово и неподвижно; он даже не стонал. И

Дик, выходя из комнаты, почувствовал уважение к этой суровой твердости.

«А между тем, – думал он, – что значит твердость без ума? Если бы руки у него были

чистые, ему незачем было бы молчать; его молчание выдает тайну лучше всяких слов. Все

улики сходятся. Сэр Дэниэл – либо сам, либо с помощью своих воинов – убил моего отца».

С тяжестью на сердце остановился Дик в каменном коридоре. Неужели в этот час,

когда счастье изменило сэру Дэниэлу, когда он осажден стрелками «Черной стрелы» и

затравлен победоносными сторонниками Йорка, Дик тоже пойдет против него, против своего

воспитателя и защитника? Какая жестокая необходимость!

«Дай бог, чтобы он оказался невиновным», – думал Дик.

По каменным плитам пола прозвучали чьи-то шаги, и сэр Оливер степенно подошел к

мальчику.

– Вы очень нужны одному человеку, – сказал Дик.

– Я как раз к нему направляюсь, добрый Ричард, – ответил священник. – Бедный

Картер, ему не поможет уже никакое лекарство.

– Его душа страдает сильнее тела, – заметил Дик.

– Ты видел его? – спросил сэр Оливер, вздрогнув.

– Я от него иду, – ответил Дик.

– Что он сказал? – с жадным любопытством спросил священник.

– Он только жалобно призывал вас, сэр Оливер. Вам лучше бы поторопиться, потому

это он ужасно страдает, – ответил мальчик.

– Я иду прямо к нему, – сказал священник. – Все мы грешны, и все мы умрем, добрый

Ричард.

– Да, сэр, и хорошо, если перед смертью нам ни в чем не надо будет каяться, – ответил

Дик.

Священник опустил глаза и, прошептав благословение, поспешно удалился.

«Он тоже виновен, – подумал Дик. – Он, обучавший меня благочестию! В каком

ужасном мире я живу! Все люди, которые вырастили и воспитали меня, виновны в смерти

моего отца. Месть! Увы, как печальна моя участь! Я вынужден мстить моим лучшим

друзьям!»

При этой мысли он подумал о Мэтчеме. Он улыбнулся, вспомнив о своем странном

товарище. Где Мэтчем? С тех пор как они вместе вошли в ворота замка Мот, Мэтчем исчез.

А Дику очень хотелось бы поболтать с ним.

Через час после обедни, которую наспех отслужил сэр Оливер, все встретились в зале

за обедом. Зал был длинный и низкий. Пол его был усыпан зеленым камышом, на стенах

висели ковры с изображениями дикарей и гончих псов; повсюду развешаны были копья,

луки и щиты; огонь пылал в огромном камине; вдоль стен стояли покрытые коврами скамьи;

хорошо накрытый стол поджидал обедающих. Ни сэр Дэниэл, ни жена его к обеду не

явились. Даже сэр Оливер отсутствовал. И ни одного слова не было сказано о Мэтчеме.

Дик начал беспокоиться. Он вспомнил мрачные предчувствия своего товарища. Уж не

случилось ли с ним какой-нибудь беды в этом замке?

После обеда он встретил Гуди Хэтч, которая спешила к миледи Брэкли.

– Гуди, – спросил он, – где мастер Мэтчем? Я видел, как ты увела его, когда мы

пришли в замок.

Старуха громко захохотала.

– Ах, мастер Дик, – сказала она, – какие у вас зоркие глаза!

И опять захохотала.

– Но где же он? – настойчиво спрашивал Дик.

– Вы никогда его больше не увидите, – ответила она. – Никогда! И не надейтесь!

– Я хочу знать, где он, и я узнаю! – сказал Дик. – Он пришел сюда не по доброй воле. Я

его защитник, и я заставлю всех обращаться с ним хорошо! Слишком много тайн кругом!

Эти тайны мне надоели...

Дик еще не договорил, как чья-то тяжелая рука опустилась ему на плечо. То была рука

Беннета Хэтча, незаметно подошедшего сзади. Движением большого пальца Беннет приказал

жене удалиться.

– Друг Дик, – сказал он, когда они остались одни, – у вас, кажется, голова не в порядке.

Если вы не оставите некоторые вещи в покое, вам лучше быть в соленом море, чем здесь, в

Тэнстоллском замке Мот. Вы спрашивали меня, вы приставали с расспросами к Картеру, вы

перепугали своими намеками нашего шута – священника. Вы ведете себя, как дурак. Если

вас призовет к себе сэр Дэниэл, будьте благоразумны и предстаньте перед ним с ласковым

лицом. Он подвергнет вас суровому допросу. Отвечая ему, думайте над каждым своим

словом.

– Хэтч, – сказал Дик, – я чувствую, что здесь пахнет нечистой совестью.

– Если вы не станете умнее, вы скоро почуете запах крови, – ответил Беннет. – Я вас

предупредил. А вот уже идут за вами...

И в эту самую минуту Дика позвали к сэру Дэниэлу.

Глава II

Две клятвы

Сэр Дэниэл был в зале; он сердито расхаживал перед камином, ожидая Дика. Кроме

сэра Дэниэла, в зале находился один только сэр Оливер, который скромно сидел в углу,

перелистывая требник и бормоча молитвы.

– Вы меня звали, сэр Дэниэл? – спросил молодой Шелтон.

– Да, я тебя звал, – ответил рыцарь. – Что это за слухи дошли до моих ушей? Неужели я

так плохо опекал тебя, что ты перестал мне доверять? Или, быть может, ты хочешь перейти

на сторону моих врагов, потому что я потерпел неудачу? Клянусь небом, ты не похож на

своего отца! Отец твой был верен своим друзьям и в хорошую погоду, и в ненастье. А ты,

Дик, видимо, друг только в хорошую погоду и теперь ищешь случая отделаться от своих

друзей.

– Простите, сэр Дэниэл, это неправда, – твердо сказал Дик. – Я предан и верен всем

тем, кому обязан преданностью и верностью. И прежде чем начать другой разговор, я хочу

поблагодарить вас и сэра Оливера. Вы оба больше всех имеете прав на меня. Я был бы

собакой, если бы забыл об этом.

– Говорить ты умеешь, – сказал сэр Дэниэл. И, внезапно рассвирепев, продолжал: –

Благодарность и верность – это слова, Дик Шелтон. Мне нужны не слова, а дела. В этот час,

когда мне грозит опасность, когда имя мое запятнано, когда земли мои конфискованы, когда

леса полны людей, которые алчут и жаждут моей гибели, что совершает твоя благодарность,

что совершает твоя верность? У меня остался маленький отряд преданных людей. В знак

благодарности или в знак верности ты отравляешь им сердца коварными нашептываниями?

Уволь меня от такой благодарности! Но чего же ты хочешь? Говори! Мы на все готовы дать

тебе ответ. Если ты что-нибудь против меня имеешь, скажи об этом прямо.

– Сэр, – ответил Дик, – мой отец был убит, когда я был младенцем. До моего слуха

дошло – я ничего не хочу скрывать, – что вы принимали участие в его гибели. И, говоря

правду, я не могу чувствовать себя спокойным и не могу помогать вам, пока не разрешу всех

своих сомнений.

Сэр Дэниэл опустился на скамью. Он подпер подбородок рукой и пристально глянул

Дику в лицо.

– И ты полагаешь, что я способен быть опекуном сына того человека, которого я

убил? – спросил он.

– Простите меня, если ответ мой будет недостаточно вежливым, – сказал Дик. – Но

ведь вы отлично знаете, что быть опекуном очень выгодно. Разве все эти годы вы не

пользовались моими доходами и не управляли моими людьми? Разве вы не рассчитываете

получить деньги за мой будущий брак? Не знаю, сколько вы за него получите, но кое-какой

доход он вам принесет. Еще раз прошу прощения, но если вы способны были на такую

низость, как убийство доверившегося вам человека, отчего же не предположить, что вы

стали моим опекуном из низких побуждений?

– В твоем возрасте я не был таким подозрительным, – сурово сказал сэр Дэниэл. – А сэр

Оливер, священник, как он мог оказаться виновным в таком деле?

– Собака бежит туда, куда ей велит хозяин, – сказал Дик. – Всем известно, что этот

священник – ваше послушное орудие. Я, быть может, говорю слишком вольно, но сейчас не

время любезничать. На мои откровенные вопросы я хочу получить откровенные ответы. А

вы мне ничего не отвечаете! Вы, вместо того чтобы отвечать, задаете мне вопросы.

Предупреждаю вас, сэр Дэниэл: таким путем вы только увеличиваете, а не разрешаете мои

сомнения.

– Я дам тебе откровенный ответ, мастер Ричард, – сказал рыцарь. – Я не был бы честен,

если бы не признался, что ты разгневал меня. Но даже в гневе я хочу быть справедливым.

Приди ко мне с этими вопросами, когда вырастешь и когда руки мои не будут связаны

опекунством над тобой. Приди ко мне тогда, и я дам тебе ответ, какого ты заслуживаешь, –

кулаком в зубы. До тех пор у тебя есть два выхода: либо проглоти эти оскорбления, держи

язык за зубами и сражайся за человека, который кормил тебя и сражался за тебя, когда ты

был мал, либо – дверь открыта, леса полны моих врагов – ступай!

Бешенство, с которым были произнесены эти слова, взгляд, которым они

сопровождались, – все это поколебало Дика. Однако он не мог не заметить, что не получил

ответа на свой вопрос.

– Я от всей души хочу поверить вам, сэр Дэниэл, – сказал он. – Убедите меня, что вы не

принимали участия в убийстве моего отца.

– Удовлетворит ли тебя мое честное слово, Дик? – спросил рыцарь.

– Да, – ответил мальчик.

– Даю тебе честное слово, клянусь тебе вечным блаженством моей души и тем ответом,

который мне придется дать богу за все мои дела, что я ни прямо, ни косвенно не повинен в

смерти твоего отца!

Он протянул Дику свою руку, и Дик пылко пожал ее. Оба они не заметили, в каком

ужасе привстал со скамейки священник при этой торжественной и лживой клятве.

– Ах, – воскликнул Дик, – пусть ваше великодушие поможет вам простить меня! Какой

я негодяй, что не поверил вам сразу! Но теперь уж я больше никогда не буду сомневаться в

вас.

– Я прощаю тебя, Дик, – сказал сэр Дэниэл. – Ты еще не знаешь света, ты еще не

знаешь, какое гнездо сплела в нем клевета.

– Я тем более достоин порицания, – прибавил Дик, – что клеветники обвиняли не

столько вас, сколько сэра Оливера...

При этих словах он обернулся к священнику и вдруг оборвал свою речь на полуслове.

Этот высокий, румяный, толстый, важный человек был совершенно раздавлен: румянец его

исчез, руки и ноги дрожали, губы шептали молитвы. Едва Дик устремил на него взор, как он

пронзительно вскрикнул и закрыл лицо руками.

Сэр Дэниэл кинулся к нему и в бешенстве схватил его за плечо. И все подозрения Дика

разом проснулись снова.

– Пусть сэр Оливер тоже даст клятву, – сказал он. – Его обвиняют в убийстве моего

отца.

– Он даст клятву, – сказал рыцарь.

Сэр Оливер молча замахал на него руками.

– Клянусь небом, вы дадите клятву! – закричал сэр Дэниэл вне себя от бешенства. –

Клянитесь здесь, на этой книге! – продолжал он, подняв с пола упавший требник. – Что? Вы

заставляете меня сомневаться в вас! Приказываю вам: клянитесь!

Но священник не мог произнести ни слова. Он одинаково боялся и сэра Дэниэла, и

клятвопреступления. Ужас душил его.

В это мгновение расписное стекло высокого окна треснуло; в зал влетела черная стрела

и упала на середину обеденного стола.

Сэр Оливер, громко вскрикнув, рухнул на камыш, которым усыпан был пол. А рыцарь

вместе с Диком кинулся во двор, оттуда по винтовой лестнице на зубчатую башню. Все

часовые были на посту. Солнце спокойно озаряло зеленые луга, над которыми кое-где

возвышались купы деревьев и лесистые холмы, замыкавшие горизонт. Никого не было

видно.

– Откуда прилетела стрела? – спросил рыцарь.

– Вон из той рощи, сэр Дэниэл, – ответил часовой.

Рыцарь задумался. Потом повернулся к Дику.

– Дик, – сказал он, – присмотри за этими людьми. Я поручаю их тебе. А священник

либо оправдается, либо я выясню, в чем тут дело. Я начинаю разделять твои подозрения. Он

даст клятву, ручаюсь тебе! А если не даст, мы докажем его виновность.

Дик ответил довольно холодно, и рыцарь, испытующе поглядев на него, поспешно

вернулся в зал. Прежде всего он оглядел стрелу. Никогда еще не видел он таких стрел. Он

взял ее в руки и стал вертеть; мрачный цвет ее наполнил его сердце ужасом. На ней была

надпись, одно только слово: «Погребенному».

– Значит, они знают, что я дома, – проговорил он. – Погребенному! Но у них нет

собаки, которая могла бы выкопать меня из могилы.

Сэр Оливер очнулся и с трудом поднялся на ноги.

– Увы, сэр Дэниэл, – простонал он, – вы дали страшную клятву! Теперь вы прокляты во

веки веков!

– Да, болван, – сказал рыцарь, – я дал скверную клятву, но ты дашь клятву еще хуже.

Ты поклянешься святым крестом Холивуда. Смотри же, придумай слова повнушительней.

Ты дашь клятву сегодня же вечером.

– Да простит бог ваш разум! – ответил священник. – Да отвратит он ваше сердце от

такого беззакония!

– Послушайте, добрейший отец, – сказал сэр Дэниэл, – если вас беспокоит ваше

благочестие, мне говорить с вами не о чем. Поздненько, однако, вспомнили вы о

благочестии... Но если у вас осталась хоть капля разума, слушайте меня. Этот мальчишка

раздражает меня, как оса. Он мне нужен, потому что я хочу продать его брак. Но, говорю вам

прямо, если он будет надоедать мне, он отправится вслед за своим отцом. Я приказал

переселить его в комнату над часовней. Если вы дадите хорошую, основательную клятву в

вашей невиновности, все будет хорошо, мальчик немного успокоится, и я пощажу его. Но

если вы задрожите, или побледнеете, или запнетесь, он не поверит вам, и тогда он умрет. Вот

о чем вам нужно думать.

– В комнату над часовней! – задыхаясь, проговорил священник.

– В ту самую, – подтвердил рыцарь. – Итак, если вы желаете спасти его, спасайте. Если

же нет, будь по-вашему: убирайтесь отсюда и оставьте меня в покое! Будь я человек

вспыльчивый, я давно уже проткнул бы вас мечом за вашу нестерпимую трусость и глупость.

Ну, сделали выбор? Отвечайте!

– Я сделал выбор, – ответил священник. – Да простит меня бог, я выбираю зло ради

добра. Я дам клятву, чтобы спасти его.

– Так-то лучше! – сказал сэр Дэниэл. – Позовите его, да поскорей. Вы останетесь с ним

наедине. Но я буду присматривать за вами.

Рыцарь приподнял ковер, висевший на стене, и шагнул за него. Раздался звон

щелкнувшей пружины, затем скрип ступенек.

Сэр Оливер, оставшись один, испуганно поглядел на завешанную ковром стену и

перекрестился с тоской и ужасом во взоре.

– Если ему придется жить в комнате над часовней, – пробормотал он, – я должен спасти

его даже ценой моей души.

Три минуты спустя явился Дик, вызванный гонцом. Сэр Оливер стоял возле стола,

решительный и бледный.

– Ричард Шелтон, – сказал он, – ты потребовал у меня клятвы. Это твое требование для

меня оскорбительно, и я имею полное право тебе отказать. Но, помня наши прежние

отношения, я смягчил свое сердце: пусть будет по-твоему. Клянусь священным крестом

Холивуда, я не убивал твоего отца!

– Сэр Оливер, – ответил Дик, – прочитав первое послание Джона Мщу-за-всех, я не

усомнился в вашей невиновности. Но теперь разрешите задать вам два вопроса. Вы не

убивали моего отца – верю. Но, быть может, вы принимали в этом убийстве какое-нибудь

косвенное участие?

– Никакого, – сказал сэр Оливер.

И вдруг он предостерегающе подмигнул Дику. И Дик понял, что этим подмигиванием

он хочет сказать ему что-то такое, чего не смеет произнести вслух.

Дик взглянул на него с удивлением; потом повернулся и внимательно оглядел весь

пустой зал.

– Что с вами? – спросил он.

– Ничего, – ответил священник, пытаясь придать лицу спокойное выражение. – Мне

дурно, я не совсем здоров. Извини меня, Дик... мне нужно выйти... Клянусь священным

крестом Холивуда, я не предавал и не убивал твоего отца! Успокойся, добрый мальчик.

Прощай!

И с непривычной быстротой он вышел из зала.

Внимательный взор Дика скользил по стенам; на лице у него одно за другим

отражались все противоречивые чувства: удивление, сомнение, подозрение, радость. Но

мало-помалу, по мере того как ум его прояснялся, подозрения победили; скоро он был уже

вполне уверен в самом худшем. Он поднял голову и вздрогнул. На ковре, закрывавшем

стену, было выткано изображение дикаря-охотника. Одной рукой он держал рог, в который

трубил; другой рукой он держал копье. Лицо у него было черное, потому что он изображал

африканца.

Вот этот африканец и напугал Ричарда Шелтона. Солнце, ослепительно сверкавшее в

окнах зала, зашло за тучку. Как раз в это мгновение огонь в камине ярко вспыхнул, озарив

потолок и стены, которые до тех пор были окутаны полумраком. И вдруг черный охотник

мигнул глазом, как живой; и веко у него было белое.

Дик, не отрываясь, смотрел в этот странный глаз. При свете огня он сверкал, как

драгоценный камень; он был влажный, он был живой. Белое веко опять закрыло его на

какую-то долю секунды и опять поднялось. Затем глаз исчез.

Никакого сомнения не оставалось: это исчез живой глаз, все время наблюдавший за

ним через дырочку в ковре.

Дик мгновенно понял весь ужас своего положения. Все свидетельствовало об одном и

том же: и предостережения Хэтча, и подмигиванья священника, и этот глаз, наблюдавший за

ним со стены. Он понял, что его подвергли испытанию, что он выдал себя и что, если его не

спасет чудо, он погиб.

«Если мне не удастся удрать из этого дома, – подумал он, – я конченый человек!

Бедняга Мэтчем! Я завел его в змеиное гнездо!»

Он еще раздумывал, когда вдруг явился слуга, чтобы помочь ему перетащить оружие,

одежду и книги в другую комнату.

– В другую комнату? – переспросил он. – Зачем? В какую комнату?

– В комнату над часовней, – ответил слуга.

– В ней давно никто не жил, – сказал Дик задумчиво. – Что это за комната?

– Хорошая комната, – ответил слуга. – Но говорят, – прибавил он, понизив голос, – что

в ней появляется привидение.

– Привидение? – повторил Дик, холодея. – Не слыхал! Чье привидение?

Слуга поглядел по сторонам, потом сказал еле слышным шепотом:

– Привидение пономаря церкви Святого Иоанна. Его положили однажды спать в ту

комнату, а наутро – фью! – он исчез. Говорят, его утащил сатана; с вечера он был очень пьян.

Дик, полный самых мрачных предчувствий, пошел за слугой.

Глава III

Комната над часовней

С башни ничего больше не было видно. Солнце медленно ползло к западу и наконец

зашло. Но, несмотря на всю бдительность часовых, вблизи Тэнстоллского замка не удалось

обнаружить ни одного человека.

Когда наступила ночь, Трогмортона отвели в угловую комнату, окно которой

находилось как раз над рвом. Через это окно он со всевозможными предосторожностями

вылез; несколько мгновений слышен был плеск воды, потом на противоположном берегу

возникла темная фигура и поползла прочь по траве. Сэр Дэниэл и Хэтч внимательно

прислушивались еще полчаса, но все было тихо. Гонец вышел из замка благополучно.

Сэр Дэниэл повеселел. Он обернулся к Хэтчу.

– Беннет, – сказал он, – этот Джон Мщу-за-всех всего только человек. Он спит. И мы

его прикончим.

Весь день и вечер Дика посылали то туда, то сюда; один приказ следовал за другим.

Дик был поражен количеством поручений и поспешностью, с которой надо было выполнять

их. За все это время он ни разу не встретил ни сэра Оливера, ни Мэтчема, а между тем он все

время думал о них обоих. Теперь он мечтал только об одном – как можно скорее удрать из

Тэнстоллского замка Мот, но ему хотелось перед бегством поговорить с сэром Оливером и с

Мэтчемом.

Наконец с лампой в руке он поднялся в свою новую комнату. Комната была

просторная, с низким потолком, довольно мрачная. За окном был ров; несмотря на то что

окно это находилось очень высоко, в него была вделана железная решетка. Постель

оказалась великолепной; одна подушка была набита пухом, другая – лавандой; на красном

одеяле были вышиты розы. Вдоль стен стояли шкафы, запертые на ключ и завешанные

темными коврами. Дик обошел всю комнату, приподнял кожаный ковер, простукал каждую

стену, попытался открыть каждый шкаф. Он убедился, что дверь крепка и что запирается она

на хороший засов; потом поставил лампу на подставку и снова осмотрел все.

Чего ради его поселили в этой комнате? Она больше и лучше, чем его прежняя. Или,

быть может, это ловушка? Нет ли здесь потайного входа? Правда ли, что сюда является

привидение? Кровь застыла у него в жилах.

Прямо над его головой на плоской крыше раздавались тяжелые шаги часового. Под

ним, как ему было известно, находились своды часовни; рядом с часовней был зал. Из зала

безусловно вел потайной ход; если бы там не было потайного хода, как бы мог тот глаз

следить за Диком из-за ковра? Весьма вероятно, что ход этот ведет в часовню, а из часовни

сюда, в эту комнату.

Он чувствовал, что спать в такой комнате – безрассудство. Держа оружие наготове, он

сел в угол возле двери. Если на него нападут, он дорого продаст свою жизнь.

Наверху, на крыше башни, раздался топот ног, потом чей-то голос спросил пароль. Это

сменился караул.

И сразу же Дик услышал, как кто-то скребется в его дверь. До него донесся шепот:

– Дик, Дик, это я!

Дик отодвинул засов, отворил дверь и впустил Мэтчема. Мэтчем был очень бледен; в

одной руке он держал лампу, в другой – кинжал.

– Закрой дверь! – прошептал он. – Скорее, Дик! Замок полон шпионов. Я слышал, как

они шли за мной по коридорам, я слышал их дыхание за коврами.

– Успокойся, – ответил Дик, – дверь закрыта. Мы в безопасности... Впрочем, среди этих

стен быть в безопасности невозможно Я от всего сердца рад тебя видеть. Клянусь небом, я

думал, что тебя уже нет в живых. Где тебя прятали?

– Не важно где, – ответил Мэтчем. – Мы с тобой встретились, а все остальное не важно.

Но, Дик, ты предупрежден? Ты знаешь, как они завтра собираются поступить с тобой?

– Никто меня не предупреждал, – ответил Дик. – Что они собираются сделать завтра?

– Завтра или сегодня ночью, не знаю, – сказал Мэтчем. – Я знаю только, что они

собираются убить тебя. Знаю с полной достоверностью. Я слышал, как они шептались об

этом. Они почти прямо мне об этом говорили.

– Вот как! – сказал Дик. – По правде сказать, я и сам догадывался.

И он рассказал Мэтчему все, что случилось с ним за день.

Когда он кончил, Мэтчем поднялся и внимательно осмотрел комнату.

– Нет, – сказал он, – не видно никакого входа. А между тем я не сомневаюсь, что вход

есть. Дик, я останусь с тобой. И если ты умрешь, я тоже умру. Я могу помочь тебе – видишь,

я украл кинжал! Я буду драться! А если ты отыщешь какую-нибудь лазейку, через которую

можно уползти, или окно, через которое можно спуститься, я с радостью встречу любую

опасность и убегу с тобой.

– Джон, – сказал Дик, – клянусь небом, Джон, ты самый лучший, самый верный и

самый храбрый человек во всей Англии! Дай мне руку, Джон.

И он молча взял Мэтчема за руку.

– Если бы нам добраться до окна, через которое спустили гонца! – сказал Дик. –

Веревка, должно быть, еще там. Это все-таки надежда.

– Тсс! – прошептал Мэтчем.

Они прислушались. Внизу под полом что-то скрипнуло; умолкло, потом скрипнуло

опять.

– Кто-то ходит в комнате под нами, – прошептал Мэтчем.

– Под нами нет комнаты, – ответил Дик. – Мы находимся над часовней. Это мой

убийца идет по тайному ходу. Пусть приходит! Я с ним расправлюсь.

И он сжал зубы.

– Потушим свет, – сказал Мэтчем. – Авось он как-нибудь выдаст себя.

Они потушили обе лампы и притаились, словно мертвые. Осторожные шаги под полом

были хорошо слышны. Они то приближались, то удалялись. Наконец скрипнул ключ в замке,

и все смолкло.

Потом снова раздались шаги, и вдруг через узкую щелку между половицами в дальнем

углу комнаты хлынул свет. Щелка становилась все шире; потайной люк открылся, и свет

хлынул еще ярче. Они увидели сильную руку, державшую на весу люк. Дик натянул арбалет

и ждал, когда появится голова.

Но тут все смешалось. Где-то в дальнем конце замка Мот раздались громкие крики;

вначале кричал один голос, потом к нему присоединилось еще несколько голосов; они

повторяли какое-то имя. Этот шум, видимо, встревожил убийцу. Потайной люк тихо

закрылся, под полом раздался звук поспешно удаляющихся шагов.

Мальчики получили отсрочку. Дик глубоко вздохнул и тут только прислушался к

суматохе, которая спасла их. Крики не утихали, а, напротив, становились все громче. По

всему замку бегали люди; двери раскрывались и захлопывались. И, заглушая весь этот шум,

гремел голос сэра Дэниэла, кричавший:

– Джоанна!

– Джоанна! – повторил Дик. – Какая Джоанна? Здесь нет никакой Джоанны и никогда

не было. Что это значит?

Мэтчем молчал. Казалось, он думал о чем-то далеком. Слабый свет звезд, сиявших за

окном, не проникал в тот угол комнаты, где сидели мальчики, и там была полная тьма.

– Джон, – сказал Дик, – я не знаю, где ты был весь день. Видел ты эту Джоанну?

– Нет, не видел, – ответил Мэтчем.

– И ничего о ней не слышал? – настаивал Дик. Приближались шаги. Сэр Дэниэл на

дворе все еще громовым голосом звал Джоанну.

– Ты не слыхал о ней? – повторил Дик.

– Слыхал, – сказал Мэтчем.

– Как дрожит твой голос! Что с тобой? – спросил Дик. – Нам очень повезло, что они

ищут эту Джоанну. Она отвлекла их от нас.

– Дик! – воскликнул Мэтчем. – Я погибла! Мы оба погибли! Бежим, пока не поздно.

Они не успокоятся, пока не найдут меня. Нет! Пусти меня к ним одну! Они меня схватят, а

ты убежишь. Пусти меня одну. Дик! Добрый Дик, пусти меня к ним!

Она уже нащупала рукой засов, когда Дик наконец все понял.

– Клянусь небом, – воскликнул он, – ты вовсе не Джон! Ты Джоанна Сэдли! Ты та

девчонка, которая не хотела выйти за меня замуж!

Девушка молчала и не двигалась. Дик тоже молчал, потом заговорил опять.

– Джоанна, – сказал он, – ты спасла жизнь мне, а я спас тебе. Мы видели, как

проливалась кровь; мы были друзьями и врагами, да, я и хотел отодрать тебя ремнем; и все

время я считал тебя мальчиком. Но теперь смерть моя близка, и перед смертью я хочу

сказать тебе, что ты самая лучшая и самая смелая девушка на земле. И если я останусь жить,

я с радостью женюсь на тебе! Ждет ли меня жизнь, ждет ли меня смерть – знай: я люблю

тебя.

Она ничего не ответила.

– Ну, говори же, Джон! Будь доброй девочкой, скажи, что ты любишь меня!

– Разве я была бы здесь, Дик, если бы не любила тебя? – воскликнула она.

– Если нам суждено спастись, – продолжал Дик, – мы поженимся. Если же нам суждено

умереть, мы умрем. Но как ты отыскала мою комнату?

– Я спросила у госпожи Хэтч, – ответила она.

– На эту даму можно положиться, – сказал Дик. – Она не выдаст тебя. У нас есть еще

время...

Но сразу же, как бы в опровержение его слов, по коридору раздались шаги и кто-то

ударил в дверь кулаком.