Текст книги "Сказки Биг Бена"

Автор книги: Роберт Льюис Стивенсон

МИСТЕР ЙОНГИ-БОНГИ-БОЙ

 
В том краю Караманджаро,
Где о берег бьет прибой,
Жил меж грядок с кабачками
Мистер Йонги-Бонги-Бой.
Старый зонт и стульев пара
Да разбитая гитара —
Вот и все, чем был богат,
Проживая между гряд
С тыквами и кабачками,
Этот Йонги-Бонги-Бой,
Честный Йонги-Бонги-Бой.
 
 
Как-то раз, бредя устало
Незнакомою тропой,
На поляну незабудок
Вышел Йонги-Бонги-Бой.
Там средь курочек гуляла
Леди, чье лицо сияло.
«Это леди Джингли Джотт
Белых курочек пасет
На поляне незабудок», —
Молвил Йонги-Бонги-Бой,
Мудрый Йонги-Бонги-Бой.
 
 
Обратясъ к прекрасной даме
В скромной шляпке голубой,
«Леди, будьте мне женою», —
Молвил Йонги-Бонги-Бой.
«Здесь, в краю Караманджаро,
Где о берег бьет прибой,
Много устриц и омаров
(Молвил Йонги-Бонги-Бой).
Старый зонт и стульев пара
Да разбитая гитара
Будут вашими, мадам!
Я на завтрак вам подам
Свежих устриц и омаров», —
Молвил Йонги-Бонги-Бой,
Щедрый Йонги-Бонги-Бой.
 
 
Леди вздрогнула, и слезы
Закипели, как прибой:
«Вы немножко опоздали,
Мистер Йонги-Бонги-Бой!
Ни к чему мечты и грезы,
В мире много грустной прозы:
Я любить вас не вольна,
Я другому отдана,
Вы немножко опоздали,
Мистер Йонги-Бонги-Бой,
Милый Йонги-Бонги-Бой!
 

 
Мистер Джотт живет в столице,
Я с ним связана судьбой.
Ах, останемся друзьями,
Мистер Йонги-Бонги-Бой!
Мой супруг торгует птицей
В Англии и за границей,
Всем известный Джеффри Джотт;
Он и вам гуся пришлет.
Ах, останемся друзьями,
Мистер Йонги-Бонги-Бой,
Славный Йонги-Бонги-Бой!
 
 
Вы такой малютка милый
С головой такой большой!
Вы мне очень симпатичны,
Мистер Йонги-Бонги-Бой!
Если б только можно было,
Я б решенье изменила,
Но, увы, нельзя никак;
Верьте мне: я вам не враг,
Вы мне очень симпатичны,
Мистер Йонги-Бонги-Бой,
Милый Йонги-Бонги-Бой!»
 
 
Там, где волны бьют с размаху,
Где у скал кипит прибой,
Он побрел по краю моря,
Бедный Йонги-Бонги-Бой.
И у бухты Киви-Мяху
Вдруг увидел Черепаху:
«Будь галерою моей,
Увези меня скорей
В ту страну, где нету горя!» —
Молвил Йонги-Бонги-Бой,
Грустный Йонги-Бонги-Бой.
 

 
И под шум волны невнятный
По дороге голубой
Он поплыл на Черепахе,
Храбрый Йонги-Бонги-Бой;
По дороге невозвратной
В край далекий, в край закатный.
 

 
«До свиданья, леди Джотт» —
Тихо-тихо он поет,
Вдаль плывя на Черепахе,
Этот Йонги-Бонги-Бой,
Верный Йонги-Бонги-Бой.
 
 
А у скал Караманджаро,
Где о берег бьет прибой,
Плачет леди, восклицая:
«Милый Йонги-Бонги-Бой!»
В той же самой шляпке старой
Над разбитою гитарой
Дни и ночи напролет
Плачет леди Джингли Джотт
И рыдает, восклицая:
«Милый Йонги-Бонги-Бой!
Где ты, Йонги-Бонги-Бой?»
 

ДЯДЯ АРЛИ

 
Помню, помню дядю Арли
С голубым сачком из марли:
  Образ долговяз и худ,
На носу Сверчок зеленый,
Взгляд печально-отрешенный —
Словно знак определенный,
  Что ему ботинки жмут.
 
 
С пылкой юности, бывало,
По холмам Тинискурала
  Он бродил в закатный час,
Воздевая руки страстно,
Распевая громогласно:
«Солнце, солнце, ты прекрасно!
  Не скрывайся прочь от нас!»
 
 
Точно древний персианин,
Он скитался, дик и странен,
  Изнывая от тоски:
Грохоча и завывая,
Знания распространяя
И – попутно – продавая
  От мигрени порошки.
 

 
Как-то, на тропе случайной,
Он нашел билет трамвайный.
  Подобрать его хотел;
Вдруг из зарослей бурьяна,
Словно месяц из тумана,
Выскочил Сверчок нежданно
  И на нос к нему взлетел!
 
 
Укрепился – и ни с места,
Только свиристит с насеста
  Днем и ночью: я, мол, тут!
Песенке Сверчка внимая,
Дядя шел не уставая,
Даже как бы забывая,
  Что ему ботинки жмут.
 
 
И дошел он, в самом деле,
До Скалистой Цитадели,
  Там, под дубом вековым
Он скончал свой подвиг тайный:
И его билет трамвайный,
И Сверчок необычайный
  Только там расстались с ним.
 

 
Там он умер, дядя Арли
С голубым сачком из марли,
  Где обрыв над бездной крут;
Там его и закопали
И на камне написали,
Что ему ботинки жали,
  Но теперь уже не жмут.
 

ЛЬЮИС КЭРОЛЛ

ЛУК, СЕДЛО И УДИЛА
Рыцарская баллада

 
Слуга, подай сюда мой лук,
  Неси его скорей!
Конечно, лук, а не урюк! —
  Зеленый лук-порей.
Да нашинкуй его, мой друг,
  И маслицем полей!
 
 
Слуга, подай сюда седло!
Я пылом разогрет!
Не говори, что не дошло:
  Ждать больше мочи нет.
Седло барашка, я сказал,
  Подай мне на обед!
 
 
Слуга, подай мне удила, —
  Довольно нам шутить!
Пора – была иль не была…
  Что, что? Не может быть!
Как «нет удил»? Ну и дела…
  А чем же мне удить?
 

ПЕСНЯ САДОВНИКА

 
Он думал – перед ним Жираф,
  Играющий в лото;
Протер глаза, а перед ним —
  На Вешалке Пальто.
«Нигде на свете, – он вздохнул, —
  Не ждет меня никто!»
 

 
Он думал – на сковороде
  Готовая Треска;
Протер глаза, а перед ним —
  Еловая Доска.
«Тоска, – шепнул он, зарыдав, —
  Куда ни глянь, тоска!»
 
 
Он думал, что на потолке
  Сидит большой Паук;
Протер глаза, а перед ним —
  Разгадка Всех Наук;
«Учение, – подумал он,—
  Не стоит этих мук!»
 
 
Он думал, что над ним кружит
 Могучий Альбатрос;
  Протер глаза, а это был
   Финансовый Вопрос.
«Поклюй горошку, – он сказал, —
  Мне жаль тебя до слез!»
 

 
Он думал, что его ждала
  Карета у Дверей;
Протер глаза, а перед ним —
  Шесть Карт без козырей.
«Как странно, – удивился он, —
  Что я не царь зверей!»
 

 
Он думал – на него идет
  Свирепый Носорог;
Протер глаза, а перед ним —
  С Микстурой Пузырек.
«Куда вкусней, – подумал он, —
  Был бабушкин пирог!»
 
 
Он думал – прыгает Студент
  В автобус на ходу;
Протер глаза, а это был
  Хохлатый Какаду.
«Поосторожней! – крикнул он, —
  Не попади в беду!»
 

 
Он думал – перед ним Осел
  Играет на трубе;
Протер глаза, а перед ним —
  Афиша на Столбе.
«Пора домой, – подумал он. —
  Погодка так себе!»
 
 
Он думал – перед ним
  Венок Величья и побед;
Протер глаза, а это был
  Без ножки Табурет.
«Все кончено! – воскликнул он. —
  Надежды больше нет!»
 

РОБЕРТ ЛЬЮИС СТИВЕНСОН

ПАМЯТКА ДЛЯ ХОРОШИХ ДЕТЕЙ

 
Ребенок должен скромным быть —
И не шуметь (И не вопить!),
В гостях не забывать о «здрасьте»
И слушаться,
Хотя б отчасти.
 

МАЛЕНЬКАЯ СТРАНА

 
Если дома скучно станет,
Если голова устанет,
Стоит мне глаза закрыть,
Чтоб отчалить и отплыть
Через пелену тумана
К свежим рощам Игростана,
Где играет и поет
Вольный Маленький Народ,
Где стрекозы – исполины,
Где листочек тополиный
Из волшебных дальних стран
По волнам плывет, как лодка —
  Быстро, ходко! —
Через лужу-океан.
 

 
Если там свернуть на север,
Попадешь в гигантский клевер.
Встретишь там наверняка
Муху или паука
Или мурашей, хвоинки
Волокущих по тропинке.
А, взобравшись на щавель,
Вдруг увидишь, как с гуденьем
  Над цветеньем
Пролетит огромный шмель.
 
 
Там, у дерева-ромашки,
За кустами белой кашки
Сам себя увижу я
(Чуть побольше муравья)
Отраженным в светлой луже,
Словно в зеркальце – не хуже!
Тут и листик подплывет,
Так что снарядить не трудно
  Это судно —
И отправиться в поход.
 

 
Притаившись за цветами,
Любопытными глазами
Смотрит Маленький Народ,
Как суденышко плывет.
Часть из них одета в латы
(Это, видимо, солдаты),
  Те – крылаты
И раскраскою богаты —
Есть на всякий вкус и цвет:
Пурпурные, голубые,
  Золотые…
Только злых меж ними нет.
 

 
А когда глаза открою
И увижу пред собою
Длинный-длинный ровный пол,
Длинный-длинный гладкий стол
Пьющих из больших стаканов
Длинных-длинных – великанов
(Выше леса; выше гор!),
Говорящих тот же вздор, —
Как же хочется мне снова
Плыть вдоль леса травяного
На ромашки залезать…
Да домой лишь возвращаться
  Отоспаться —
И опять идти играть!
 

ВЕТРЕНОЙ НОЧЬЮ

 
Когда ветер гудит и стонет бор
  И дождь шумит по земле,
Я слышу, как всадник во весь опор
  Проносится в мокрой мгле.
Вверху – ни звезды, внизу – ни огня.
Куда он торопит и гонит коня?
 
 
Когда сосны скрипят и море гремит
  И темень – со всех сторон,
Я слышу сквозь бурю цокот копыт —
  Все громче, все ближе он.
Проносится всадник сквозь ночь наугад…
И снова галопом он скачет назад!
 

ЭДИТ НЕСБИТ

ТЫСЯЧА ВЕРНЫХ КОПИЙ
Сказка

– Но что же нам делать? – в двадцатый раз повторила королева.

– Что ни делай, добром это не кончится. Вот увидишь! – мрачно отвечал Король.

Они сидели в беседке, увитой жимолостью, в королевском саду и беседовали, в то время как королевская нянька прохаживалась взад-вперед по дорожке с новорожденным младенчиком на руках.

– Нисколько не сомневаюсь, что мне придется это увидеть, – горестно вздохнула королева.

Беда приходит разными путями, и никогда не знаешь заранее, каким именно путем она придет; но бывают такие случаи, когда беду можно предсказать с полной уверенностью – как дважды два четыре.

Например, если вы забыли на плите кипящий чайник, то он неминуемо выкипит и расплавится. Если вы оставили кран в ванной комнате открытым, а сток закрыли пробкой, можете не сомневаться, что через некоторое время лестница в вашем доме превратится в Ниагарский водопад. Если вы забыли дома кошелек, то у вас не окажется денег, когда нужно будет платить за проезд в трамвае. А если вы бросите зажженную спичку на тюлевую занавеску, вашему папаше придется отдать пять фунтов за вызов пожарной машины, которая приедет заливать пожар водой из шланга.

Точно так же, если вы король и вам не хочется, чтобы на крестинах вашей дочери была злая фея, то, как бы вы ни поступили, все равно выйдет скверно. Если вы ее пригласите, она придет, а если не пригласите, тем более придет; и неизвестно еще, что хуже для маленькой принцессы. Как прикажете поступить королю? Конечно, можно вообще не звать никого на крестины – от греха подальше… Но не обидятся ли при этом добрые феи – ведь тогда уж, точно, добра не жди.

Такие вот раздумья мучили короля Озимандию и его королеву. В трудном положении оказалась царственная чета – не позавидуешь! В сотый раз они обсуждали этот вопрос так и сяк под олеандрами и померанцами своего королевского сада, возле мраморной балюстрады, за которой цвели великолепные розы – белые, пурпурные и желтые. А нянька все прогуливалась мимо, держа на руках малютку, из-за которой, собственно, весь этот сыр-бор и разгорелся; и королева с нежностью поглядывала в их сторону.

– Не правда ли, мой дорогой, – молвила она, – порою хочется, чтобы мы были простыми, неприметными людьми?

– Вот уж нет! – отрезал король.

– А мне хочется. Только подумай: на крестинах были бы лишь ты да я, да твоя сестрица, и вовсе бы не нужно было бояться… Но погоди-ка! Я, кажется, что-то придумала.

Король сделал скучное лицо: видимо, он не ожидал, что его супруга может придумать что-нибудь дельное. Но первые же четыре слова, сказанные королевой, заставили его навострить уши (если только можно так выразиться о королевских ушах). Вот что она сказала:

– Давай устроим тайные крестины.

– Каким образом? – спросил король.

Королева по-прежнему глядела на дочку, и в ее глазах было какое-то рассеянное, что называется, «отсутствующее», выражение.

Минуточку… – медленно начала она. – Так, мне все ясно. Мы отпразднуем крестины в подвалах нашего замка – у нас великолепные подвалы.

– Еще бы! – перебил король. – Их строили для моего дедушки мастера из Ланкастера.

– Разошлем приглашения под видом счетов от булочника. У меня есть знакомый посыльный из булочной. Очень милый мальчик. Вчера, когда я объясняла ему, какая должна быть корка у французских булочек, он сделал «козу» нашей крошке, и она засмеялась – представь себе!

А в приглашениях мы напишем так: «Одна буханка, три шиллинга. С оплатой просьба не задерживать». Это будет означать, что приглашена 1 персона на 3 часа дня. А на оборотной стороне напишем, куда и зачем, невидимыми чернилами. То есть, лимонным соком.

А мальчику из булочной велим поговорить с каждым человеком лично – ну, знаешь, как обычно, когда они на самом деле просят не задерживать с оплатой, – и каждому прошептать на ухо: «Страшная тайна. Лимонный сок. Подержать над огнем». Правда, я замечательно придумала? О, мой милый, скажи, что ты согласен!

Король отложил трубку, поправил на голове корону и торжественно, от души поцеловал королеву.

– Ты у меня чудо, – сказал он. – Это именно то, что надо. Но мальчишка из булочной – не слишком ли он мал? Можно ли ему довериться?

– Ему девять лет, – ответила королева. – И мне порою приходило в голову: не переодетый ли он принц? До того он смышленый.

Все шло по плану, задуманному королевой. Подвалы замка – и впрямь великолепные и вместительные – были втайне украшены доверенными людьми короля и королевы. Вы никогда бы не сказали, что это подвалы, увидев, как здорово они преобразились. Стены были убраны серебристым атласом и бархатом, увешаны гирляндами белых роз; каменный пол покрыт свеженарезанным дерном с растущими там и сям веселыми и чистенькими маргаритками.

Приглашения были доставлены вовремя. На каждом приглашении простыми синими чернилами было написано:

КОРОЛЕВСКАЯ ПЕКАРНЯ

1 буханка, 3 шиллинга

С оплатой просьба не задерживать.

Но стоило получившему это послание подержать его над огнем (как это шепотом советовал посыльный) – и на бумаге проступали блеклые коричневатые буквы:

«Король Озимандия и королева Элиза приглашают Вас на крестины своей дочери принцессы Озилизы в три часа в среду в подвалах Замка.

P. S. Нам приходится соблюдать тайну и быть крайне осторожными из-за злых фей. Поэтому просим приходить переодетыми лавочниками и торговцами со счетом в руке – как бы требуя уплаты в самый распоследний раз перед тем, как обратиться в суд».

По этому письму, кстати сказать, нетрудно догадаться, что король и королева были не очень-то богаты, и торговец, пришедший во дворец требовать уплаты по счетам, меньше всего мог возбудить какое-либо подозрение. Большинство подданных короля тоже были не очень богаты, так что им легче было понять друг друга, чем это обычно бывает между монархами и их народами.

Можете вообразить, с каким волнением приглашенные на крестины ожидали среды и выбирали себе костюмы. Лорд Главный Судья переоделся башмачником, но он прихватил с собой свой пухлый синий портфель, набитый бумагами, – сойдет за сумку с башмаками, решил он. Главнокомандующий нарядился торговцем собачьей едой и прикатил с собой тележку. Премьер-министр выглядел заправским портным – ему не пришлось даже менять выражение лица. И все другие придворные столь же ловко переоделись.

Добрые феи, получившие приглашения самыми первыми, тоже не забыли о маскировке. Беневола, царица добрых фей, преобразилась в лунный луч, проникающий в любой замок без спросу. Серена, вторая за ней по старшинству и могуществу, явилась бабочкой. Все добрые феи до одной переоделись весьма умело и со вкусом.

Королева выглядела более чем прелестно, король – весьма недурно и мужественно, а новорожденная принцесса, по общему мнению, была самым изумительным ребенком из всех, кого только присутствующим довелось видеть в своей жизни.

Казалось бы, все шло как нельзя лучше. Но вы-то понимаете, что это только казалось. Ибо Лорду Адмиралу, переодевшемуся поваром, не удалось раздобыть достаточно широкого поварского халата, чтобы полностью прикрыть им свой мундир, и краешек эполета выглядывал у него наружу. Это не преминула заметить злая фея Малевола, когда Лорд входил во дворец с черного хода. Она сидела там, притворившись бродячей собакой без ошейника, и наслаждалась зрелищем королевского позора – столько неоплаченных счетов стекалось во дворец!

Но при виде блеснувшего эполета Малевола чуть не выскочила из своей собачьей шкуры.

– Что такое? – проворчала она, принюхиваясь, в точности как собака. – Тут надо разобраться. – И, тотчас превратившись в жабу, она проскользнула в сливную трубу от котла. Ведь в подвале дворца была, конечно, котельная – для отопления в холодное время года.

Надо сказать, что этот котел доставил немало хлопот оформителям праздника. Как обычно, если в доме есть что-то такое, что вам не нравится, вы можете попытаться или убрать эту вещь с глаз долой, или как-то ее «обыграть». Убрать огромный котел не представлялось возможным, поэтому решено было его «обыграть», наполнив доверху дерном и мхом и посадив в него дерево – маленькую яблоню в полном цвету. Все восхищались этой яблонькой.

Малевола, быстро превратившись из жабы в крота, прорыла дерн и мох, которым был заполнен котел, и высунула свой острый нос наружу как раз в тот момент, когда Беневола произнесла своим певучим и ласковым голосом (всегда казавшимся Малеволе ужасно напыщенным!):

– Принцессе суждено любить и быть любимой всю свою жизнь.

– Так-то оно так… – внезапно перебила ее Малевола, принимая свой собственный вид под визг и стон испуганной публики. – Да не кукарекай ты, петушок щипаный! – прикрикнула она на Лорда-гофмейстера, чьи вопли были особенно пронзительны. – Не то сам получишь от меня подарочек на крестины!

Воцарилась зловещая тишина. Лишь королева Элиза, подхватившая на руки свою малютку при первых же словах Малеволы, слабым голосом попросила:

– О, пожалуйста, не надо, Малевола, миленькая!

А король сказал:

– Видите ли, это даже нельзя назвать официальным торжеством или приемом. Просто несколько друзей заглянули, так сказать, поздравить…

– Вижу, вижу, – согласилась Малевола, рассмеявшись своим ужасным смешком, от которого никому еще никогда не становилось весело. – Я вот тоже заглянула, так сказать. Покажите мне девочку.

Бедная королева не посмела отказать. Она неловко шагнула к Малеволе, держа на руках принцессу.

– Ну что ж! – сказала Малевола, насмешливо хмыкнув. – Ваше драгоценное дитятко получит и красоту, и добрый нрав, и прочую гроша ломаного не стоящую дребедень, которую наобещали ей эти жеманные кривляки. Но зато она будет изгнана из своего королевства. Ее будут окружать враги, но ни один человек не вступится за нее, и ей никогда не вернуть утраченного – до тех пор, пока она не найдет… – Малевола запнулась, подыскивая какое-нибудь условие поневероятней. – Пока она не найдет…

– Тысячу копий, готовых биться за нее, – произнес чей-то звонкий голос. – Тысячу копий, верных ей и только ей одной!

И какая-то юная феечка спорхнула с яблоневой ветки, где она сидела до той поры, притаившись между белыми и розовыми лепестками.

– Конечно, я еще очень молода, – сказала она, как бы извиняясь. – Я только что закончила курс Всеобщей Волшебной Истории. И я знаю, что, если фея, произнося заклинание, споткнется и остановится больше, чем на полсекунды, любая другая фея может закончить за нее. Не правда ли, Ваше Величество? – обратилась она к Беневоле. И Царица Фей признала, что такой закон существует – хотя и очень старый, и почти позабытый.

– Думаешь, ты очень умная? – возразила ей Малевола. – Дурочка ты, вот кто! Я ведь именно это и хотела сказать, вот именно это условие! Как же она найдет тысячу верных копий, если ни один человек не вступится за нее? Королевство будет потеряно, и все погибнут. То-то я напразднуюсь на поминках – уж на поминки меня пригласят! – воскликнула она, радостно потирая руки.

– Если вы закончили, – вежливо сказал король, – и если вы решительно не хотите ничего прохладительного, разрешите пожелать вам на прощание всего наилучшего! – Он собственноручно открыл дверь, и Малевола, злобно хихикая, удалилась. И тут все оставшиеся расплакались и разрыдались.

– Ничего, ничего! – наконец молвил король, вытирая глаза полой своей горностаевой мантии. – Когда это еще будет! Может быть, до той поры все как-нибудь утрясется.

Но ничего не утряслось.

Конечно, король сделал все, чтобы подготовить свою дочь к встрече с врагами. Он научил ее скакать верхом, фехтовать, стрелять из лука, а также из арбалета, пистолета, из ружья и даже из пушки. Он научил ее плавать и нырять, бегать и прыгать, бороться и боксировать; и принцесса выросла такой крепкой и сильной, что могла бы успешно померяться силами с любым принцем своего возраста. Но те несколько принцев, которые предлагали ей руку, узнав, что у принцессы нет другого приданого, кроме того, что подарили добрые феи, сразу смущались и говорили, что они, мол, проездом, что у них дела. И мгновенно испарялись.

А потом произошло самое худшее. Торговцы и лавочники, которые уже много лет предупреждали насчет самого последнего-распоследнего раза, и в самом деле решились на крайность. Они призвали соседнего короля, который немедленно выступил войной против Озимандии, разбил его войско (солдатам уже двадцать лет не платили жалованья), выгнал вон короля и королеву, заплатил торговцам по счетам (бумажек хватило обклеить чуть ли не все стены во дворце) и взял хозяйство в собственные руки.

Случилось так, что принцессы в это время не было дома. Она гостила у своей тетушки, Императрицы Орикалхии, и так как регулярной почты между этими двумя отдаленными странами не существовало, то, возвратившись домой во главе каравана из пятидесяти четырех нагруженных, неспешно шагающих верблюдов, она ожидала торжественной встречи: праздничных флагов, звенящих колоколов и улиц, запруженных веселящимся народом.

Ничего подобного. Улицы были пусты и унылы, лавки и магазины закрыты с самого обеда по случаю субботы, и ни одного знакомого лица не встретилось ей по дороге.

Она оставила караван, нагруженный подарками тетушки, за воротами и одна на своем любимом верховом верблюде подъехала к ступеням дворца, гадая, неужели король не получил ее письма, посланного накануне с почтовым голубем?

Сошла она с седла, ступила во дворец и что же увидела? На батюшкином троне сидит совершенно чужой король, а на матушкином месте – незнакомая королева.

– Где мой отец? – смело спросила принцесса, шагнув к ступеням трона. – И что вы здесь делаете?

– Я мог бы задать этот вопрос тебе, – возразил король. – Кто ты такая, чтоб спрашивать?

– Я принцесса Озилиза, – ответила она.

– Ааааа… – протянул король. – Слышали о тебе. Можно сказать, ждали. Так вот: отца твоего выселили отсюда. Нового его адреса, уж извини, не имеем.

В этот момент один из придворных подошел и шепнул на ухо королеве, что пятьдесят четыре верблюда, нагруженных шелками и бархатом, обезьянками и длиннохвостыми попугаями и самыми редкостными сокровищами Орикалхии, стоят и ждут у дворцовых ворот. Она кое-что прикинула в уме и пошепталась с королем. Он кивнул и во всеуслышание заявил:

– Я хочу огласить вам новый закон.

Все придворные тотчас бросились на пол ничком. Так благоговейно уважали законы в той стране.

– Ни один человек, если его имя Озилиза, не имеет права иметь что бы то ни было в этом королевстве, – объявил король. – Выставьте отсюда вон эту бродяжку.

Так принцесса была выгнана из своего собственного дворца, и пошла она плача по саду, в котором когда-то играла в детстве и была счастлива.

А в это время бывший мальчишка из булочной, который теперь уже сделался молодым человеком, проходил мимо с корзиной французских булочек и вдруг слышит: кто-то плачет между олеандрами. Он свернул с дороги, чтобы сказать этому человеку: «Брось, не горюй!» – кто бы это ни был. И увидел принцессу. Он узнал ее сразу.

– О принцесса! – воскликнул он. – Бросьте, не стоит горевать! Из любого положения найдется выход.

– Ах, господин булочник! – молвила принцесса, ибо она тоже узнала его. – Как же мне не горевать? Меня выгнали из собственного королевства и даже адреса моего батюшки не дали. Меня окружают враги, и ни один человек на свете не вступится за меня.

– Это не так, – сказал молодой человек (а звали-то его Эриций). – Я вступлюсь за вас. Если мне будет позволено стать вашим оруженосцем, я пойду за вами на край света и сражусь ради вас с любыми врагами.

– Вас дома не отпустят, – грустно вздохнула принцесса. – Но я все равно благодарю вас от всей души.

А во дворце тем временем произошел такой разговор. После того, как принцессу прогнали, новая королева сказала королю:

– Было бы намного лучше обезглавить ее как государственную преступницу.

И король ответил:

– Я прикажу своим арбалетчикам подстрелить ее при выходе из сада.

И вот, когда принцесса беседовала с Эрицием под олеандрами, кто-то крикнул с террасы дворца: «Вон она!» И дождь стрел брызнул над садом.

Тогда юноша бросился к принцессе и крепко обнял ее, повернувшись спиной к летящим стрелам. У короля была тысяча арбалетчиков, и все они были отменными стрелками. Эриций ощутил, как тысяча жал вонзилась ему в спину…

– Последний мой друг убит! – заплакала Озилиза. Но, будучи сильной принцессой, она не испугалась, не бросила Эриция, а потащила его в кусты, подальше от дворца, а оттуда – в лес, а там громко позвала на помощь Беневолу, Царицу Фей. И Беневола явилась на зов.

– Они убили моего единственного друга, – сказала принцесса. – Но может быть… если я выну эти стрелы…

– Ни в коем случае, – возразила Беневола. – Он сразу умрет от потери крови.

– Но если не вынуть стрел, он тоже умрет!

– Не обязательно, – ответила фея. – Дай-ка я обрежу их покороче. – И она ловко укоротила их при помощи волшебного карманного ножичка. – Я сделаю, что могу, но боюсь, что это разочарует вас обоих. – И, обратившись к бесчувственному телу юноши, лежащему перед ней с множеством обрезков стрел в спине, она громко воззвала: – Эриций! В тот самый миг, когда я исчезну, приказываю тебе принять образ и обличье лесного ежа. Ежик, – объяснила она, повернувшись к принцессе, – единственное симпатичное существо, которое может спокойно жить с колючками, торчащими в спине. Правда, есть еще дикобразы, но они злы и неприятны. Прощай же!

С этими словами она исчезла. И в ту же секунду исчез Эриций. Принцесса осталась одна в лесу под олеандрами. Лишь возле ее ног на земле шевелился маленький-маленький и очень колючий бурый ежик.

– Боже мой! – вздохнула принцесса. – Я осталась совсем одна. И напрасно мальчик из булочной отдал свою жизнь, чтобы спасти мою, – ни гроша моя жизнь не стоит!

– Она бесценней всего, что есть на свете, – произнес с земли тихий, тонкий голосок.

– Как? Ты умеешь говорить? – удивилась и обрадовалась принцесса.

– Почему бы и нет? – твердо произнес ежик. – Ведь от ежика у меня только колючки. А внутри я остался тем же самым Эрицием. Подними меня, прикрыв кончиком мантии, чтобы не уколоть своих миленьких ручек.

– Только, пожалуйста, без этих фривольностей, – заметила принцесса. – Хоть ты и ежик, а держись в рамках приличия.

– Извини меня, принцесса, – грустно отвечал ежик, – но это невозможно. Только люди могут врать, а все другие существа не умеют притворяться. Мой ежиный язык не способен сказать ничего, кроме правды. А правда заключается в том, что я люблю тебя больше всего на свете.

– Ну, ладно, – подумав, согласилась принцесса, – раз ты всего только ежик, то, пожалуй, тебе можно любить меня, а мне – тебя. Как любят щенка или золотую рыбку. Милый мой маленький ежик!

– Не смейся! – воскликнул ежик. – Вспомни, что душой и разумом я человек, только что в ежиной шкуре. Подними меня с земли, милая принцесса, и пойдем искать удачи по свету.

– Я – то думала, что искать следует моих батюшку с матушкой… – уточнила принцесса. – Ну, да ладно, идем!

Она подняла ежика, обернув его краешком мантии, и пошла дальше через лес.

В тот день они заночевали в хижине лесоруба, и верзила-лесоруб оказался таким сердечным человеком, что даже сколотил особый ящичек для ежа, чтобы принцессе было удобнее его нести. Он рассказал, что большинство подданных ее отца остались верны своему королю, но не могли сражаться за него, потому что тем самым они сражались бы и за принцессу, а заклятие Малеволы это им запрещало.

Итак, принцесса взяла ящичек со своим ежиком и побрела дальше – искать родителей. После множества приключений, о которых было бы слишком долго рассказывать, она их, в конце концов, нашла: король с королевой жили более чем скромно, просто-таки бедно, снимая полдома в Тутинге. Конечно, они очень обрадовались, но, когда услышали, что дочка хочет попробовать вернуть себе королевство, в особый восторг не пришли.

– Не стоит, детка, – сказал король, – ей-богу, не стоит. Я получаю пенсию короля в отставке, а мамочка твоя научилась гениально экономить.

Королева зарделась от похвалы и добавила:

– Если тебе все-таки удастся прогнать этого гадкого узурпатора, вот увидишь, Озилиза, какой я тогда окажусь распорядительной королевой. Я занимаюсь на вечерних курсах домашнего хозяйства в Королевском институте.

Принцесса расцеловала родителей и вышла в сад, чтобы хорошенько все обдумать. Садик был очень мал и весь завешан веревками с сохнущим бельем. Она выглянула на улицу, но там было пыльно и, к тому же, полно детских колясок. Так что принцесса вернулась в сад и присела на траву в прохладной аллейке между сохнущими скатертями и простынями. Она вынула из ящика своего ежика. Он спал, свернувшись в клубок, но принцесса осторожно погладила неколючее местечко на лбу, которое легко можно обнаружить у свернувшегося ежика, если только приглядеться. Ежик тотчас развернулся и сказал:

– Я, кажется, задремал, дорогая принцесса. Я тебе нужен?

– Лишь ты один знаешь все, что случилось, – сказала она. – Я не стала рассказывать отцу с матерью эту историю со стрелами. Можешь ли ты что-нибудь посоветовать?

Эриций был польщен, что у него спрашивают совета; но, к сожалению, ничего посоветовать не мог.

– Тебе лучше знать, принцесса, что нужно делать, – сказал он. – Могу лишь обещать, что сделаю все, что в ежиных силах. Конечно, я был бы счастлив умереть за тебя, да что в этом толку?

– Толку мало, – согласилась принцесса.

– Хотел бы я стать невидимкой! – мечтательно произнес Эриций.

– Ой, куда же ты делся? – воскликнула принцесса, ибо ежик исчез.

– Я здесь, – произнес тоненький голосок. – Ты не видишь меня, но я-то вижу все, что хочу. О, я теперь ясно вижу, что нам делать. Я снова спрячусь в ящик, а ты переоденешься французской гувернанткой с наилучшими рекомендациями и явишься в таком виде по объявлению, которое этот гадкий король дал вчера в газете «Узурпаторский вестник».

Королева помогла Озилизе переодеться (чего она, конечно, ни за что не стала бы делать, если бы знала про стрелы), а король выделил ей из своей пенсии денег на билет. И, сев на поезд, принцесса очень быстро доехала до своего родного королевства.

Король-узурпатор тотчас нанял новую гувернантку учить французскому языку своего повара. Чтобы он мог читать французские кулинарные книги – ведь самые лучшие рецепты пишутся по-французски. Уроки были назначены с шести до восьми утра и с двух до четырех часов дня; все остальное время гувернантка могла проводить, как ей заблагорассудится.

Она предпочитала гулять по королевскому саду, разговаривая со своим невидимым ежиком. Они беседовали обо всем на свете, и им было ничуть не скучно вместе.

– Как тебе удалось стать невидимым? – спросила она однажды.

– Наверное, это устроила Беневола. Хотя я верю, что у каждого человека один раз в жизни может исполниться любое желание, если только он по-настоящему этого захочет.

На пятьдесят пятый день их гуляний ежик заявил:

– Все. С нынешнего дня начинаю возвращать тебе королевство.

И вот на следующее утро король спустился к завтраку страшно сердитый, с лицом, забинтованным вдоль и поперек.

– В Замке завелись привидения, – сообщил он. – Посреди ночи кто-то бросил мне в лицо шар с колючками. Я зажег спичку – никого и ничего!