Текст книги "Сказки Биг Бена"

Автор книги: Роберт Льюис Стивенсон

ПОЭТ ШОНАХАН И КОШАЧИЙ ЦАРЬ
Ирландская сказка

В древние времена поэты в Ирландии (их называли бардами) пользовались большим почетом и уважением. Ведь поэт в своей песне мог восславить или высмеять любого – будь он пастух или король. А честь и доброе имя ценились в те времена превыше всего.

Однажды король Коннахта Гуаири устроил у себя большой пир. На этот пир он пригласил и созвал несчетное множество ученых мужей, мудрецов и книжников, певцов и музыкантов, и трех вещих старух – Грух, Грах и Грангайт, и вождей, и знатных мужей, и всех лучших поэтов и поэтесс Ирландии. Угощение, которое выставил король Гуаири, было до того щедро и обильно, что и по сей день древнюю дорогу, ведущую к его дворцу, называют «Дорогой Сытости».

Три дня и три ночи длился пир. Гости короля ели, веселились и наслаждались прекрасной музыкой. Лишь знаменитый бард Шонахан сидел за столом угрюмо, не притрагиваясь ни к еде, ни к питью. Король Гуаири очень удивлялся этому и не раз посылал к нему своих прислужников с изысканными яствами и угощениями, но тот всякий раз с презрением отсылал их обратно. «Не по вкусу мне это», – говорил он людям короля, и Гуаири с каждым часом все больше тревожился. Боялся король, что Шонахан может ославить его пир в какой-нибудь насмешливой песне и тем самым навсегда осрамит его и обесчестит.

И вот на третий день пира король Гуаири послал к Шонахану свою дочь с превосходным угощением – пшеничным пирогом и вареным лососем на золотом блюде. Но бард и на этот раз отклонил пищу.

– Не по вкусу мне это, – промолвил он.

– А что бы тебе могло прийтись по вкусу, о благородный бард? – спросила дочь короля.

– А пришлось бы мне по вкусу свежее куриное яичко из-под крыльца, – ответил он.

Девушка вышла и вскоре вернулась.

– Там нет яйца, господин мой.

– Значит, ты сама его съела, – гневно молвил Шонахан.

– О нет, господин мой, мыши утащили и съели его, – отвечала дочь короля.

– Ах, так! – воскликнул бард. – Тогда я сочиню о них злую песню.

И он спел о мышах такую язвительную и насмешливую песню, что две дюжины мышей тут же умерли на месте от позора.

– Это хорошо, – сказал Шонахан. – Но и кот виноват не меньше. Ведь его служба и долг держать мышей в страхе. Я сочиню поношение всему племени котов и прежде всего кошачьему царю Ирузану, сыну Арузана, ибо он отвечает за все дела своих подданных.

И он пропел такую песню:

 
Ирузан, куда глядишь?
  Упустил ты мышь, лентяй!
Мышь смеется над тобой!
  Свой с досады хвост хватай!
 
 
Где концы ушей твоих?
  Их, видать, хорек отгрыз.
Куцеухий царь котов,
  Ты готов бежать от крыс?
 

Услышал Ирузан это поношение в своей пещере и говорит жене своей Острозубихе, братьям Мурлану и Мяукану и дочери Искроглазке:

– Шонахан спел обо мне насмешливую песню, но я отомщу ему!

– Принеси его нам живым, – свирепо проворчала Острозубиха. – Он поплатится за свою дерзость.

И вот, пока пир у короля Гуаири шел своим чередом, вдруг послышалось жуткое шипение и нарастающий гул, как в бушующей пламенем печи, и в зал ворвался огромный кот. Он был величиной с доброго бычка, дикий, дышащий злобой, куцеухий, плосконосый, острозубый, неистовый, мстительный, с острыми когтями и сверкающими глазами.

Он бросился прямо на знаменитого барда, схватил за руку, забросил его себе на спину и одним прыжком умчался прочь. Никто не посмел встать у него на пути.

Когда Шонахан понял, что его уносит свирепый Ирузан – уносит, чтобы растерзать в своей пещере, – он решил прибегнуть к хитрости и смягчить гнев кошачьего царя. Тотчас он придумал и спел такую хвалебную песню:

 
Ирузан, зачем твой гнев?
  Ты, как лев, меня схватил.
Ты могуч и ты велик,
  Ты, как бык, исполнен сил.
Ты стремителен и смел —
  Спорить кто посмел с тобой?
Славься, Арузанов сын,
  Властелин и крысобой!
 

Этой искусной хвалой смягчено было сердце кошачьего царя, и он сперва остановился, чтобы лучше слышать певца, а когда дослушал, махнул хвостом, сбросил Шонахана на землю и, урча от гордости, вернулся в свое логово.

– Возблагодарим сей день за чудесное избавление! – промолвил явившийся вдруг святой Киаран.

– Проклятие сему дню! – с досадой отозвался Шонахан.

– Но отчего? – вопросил святой.

– Лучше бы этот кот разорвал бы меня на кусочки и съел! Тогда все бесчестье пало бы на голову короля Гуаири – ведь это из-за его злосчастного пира я попал в такую переделку!

Прослышав про этот случай, все знатные мужи и весь народ Ирландии еще больше стали уважать Шонахана. Короли наперебой приглашали его ко двору, но великий певец отклонил все приглашения и удалился к себе, в Обитель Бардов.

Прошло время, и он помирился с королем Гуаири, и был устроен новый пир, который длился ровно тридцать дней и тридцать ночей без перерыва. Все барды и музыканты собрались на этом пиру, и Шонахан сидел за столом выше могучих вождей и знатных мужей. В избытке было чудесных яств, и заморских напитков, и серебряных кубков.

Когда барды возвратились с того пира, в благодарность за честь и гостеприимство они прославили короля во многих стихах и воспели его в песнях как «Гуаири благородного». Под этим именем он известен и доныне, ибо слово поэта бессмертно.

ИСТОРИЯ КОЛПАЧКА
Ирландская сказка

В долине Ахерлоу, у подножья сумрачных Гальтийских гор, жил увечный бедняк с большим горбом на спине. Был он маленького роста, немощный, не было у него сил работать в поле. Поэтому он зарабатывал на жизнь тем, что плел корзины из лозняка и продавал их местным жителям.

Несмотря на свое увечье, был он человек жизнерадостного, веселого нрава и любил за работой распевать песни.

А еще он любил прикалывать к своей шапчонке пучок наперстянок – цветов, которые часто называют «колпачками фей». Неудивительно, что люди прозвали маленького горбуна Колпачком.

Однажды вечером возвращался Колпачок с базара, где продавал свои корзины. Наступила ночь, надо было поторопиться, но быстро шагать бедняга не мог.

Наконец он выбился из сил и присел отдохнуть на кочке возле каких-то полузаросших развалин.

И вдруг в тишине и в темноте раздался звук дудочки. Колпачок прислушался и различил мотив – простой, но такой отрадный и чудесный, какого он отродясь не слышал. Зазвучала песенка, хор тоненьких голосов с необыкновенным совершенством выводил мелодию, а слова были такие:

 
Понедельник, вторник,
Понедельник, вторник,
Понедельник, вторник…
 

На этом месте пение как-то неуверенно обрывалось, а потом повторялось все сначала:

 
Понедельник, вторник,
Понедельник, вторник,
Понедельник, вторник…
 

Колпачок наслаждался необыкновенной музыкой. Он понял, что нечаянно подслушал спевку Волшебного Народца Из-под Холма. Малютки, должно быть, сочиняли новую песенку, но что-то у них не ладилось. Колпачку захотелось им помочь. Он приготовился и – когда в третий раз прозвучало:

 
Понедельник, вторник,
Понедельник, вторник,
Понедельник, вторник —
 

вступил и допел красивым, звонким голосом, завершая мелодию:

 
И сре-да!
 

На несколько секунд воцарилась удивительная тишина. И вдруг раздался веселый шум, щебетание тоненьких голосов, смех, радостные возгласы, и Колпачок увидел, что его окружила толпа маленьких музыкантов. Это были волшебные жители холмов, которых ирландцы называют сидами, а англичане – феями или эльфами. Малыши ликовали, что песня у них наконец получилась, и без устали распевали, приплясывая вокруг Колпачка:

 
Понедельник, вторник,
Понедельник, вторник,
Понедельник, вторник И сре-да!
 

Наконец один из сидов, видимо, старший, потребовал тишины и, выступив вперед, обратился к Колпачку с такой речью:

– О певец, искуснейший среди смертных! Нам прискорбно видеть тебя обремененным этим тяжелым горбом. К счастью, одного взмаха волшебной палочки достаточно, чтобы навек избавить тебя от уродства. Такова наша благодарность тебе за чудесную песню. Прощай, Колпачок!

С этими словами он взмахнул палочкой… и все замелькало в глазах Колпачка, закружилось в стремительном хороводе и исчезло. Без чувств он упал на росистую траву и уснул, а когда проснулся, уже наступило утро.

Колпачок вскочил на ноги и впервые в жизни распрямился – горба у него за плечами больше не было, он сделался статным и красивым парнем. Многие его не узнавали. Пришлось вновь и вновь рассказывать всем и каждому историю про сидов, прежде чем люди поверили ему и признали в нем прежнего Колпачка.

Случилось так, что проведал про этот случай другой горбун, по имени Джонни Порченый, и тоже решил попытать своего счастья.

Он пришел с вечера на то самое место, о котором рассказывал Колпачок, и сел там на кочку, дожидаясь темноты.

Сидел он так долго, долго и уже начал было задремывать, как вдруг раздались тоненькие голоса, пенье дудочки, и Джонни услышал, как веселый хор поет песенку:

 
  Понедельник, вторник,
  Понедельник, вторник,
Понедельник, вторник
    И сре-да!
 

«Ага! – подумал Джонни. – Колпачок подсказал им только один день – среду, а я подскажу целых два. Небось за это меня и наградят щедрей: не только избавят от горба, но и дадут золота. У них ведь, говорят, много золота – у этого чудного Народца Из-под Холма».

Рассудив таким образом, Джонни раскрыл пошире рот и, едва только хор успел пропеть «Понедельник…», поспешно закричал ни в склад, ни в лад:

 
Четверг и пятница!
Четверг и пятница!
 

Все смолкло – но только на миг. Потом раздались шум, возгласы, сердитые голоса:

– Какой невежа это закричал? Кто испортил нашу песню?

Джонни увидел себя окруженным возмущенной толпой малюток, они кричали и показывали ему кулаки. Внезапно один из них, с волшебной палочкой в руке, выступил вперед и сказал:

– О глупец, несноснейший среди смертных! Ты получишь награду, достойную тебя. Быть тебе до скончания века таким же нескладным, как твоя песня!

Он взмахнул палочкой… Все закружилось в глазах у Джонни, и он рухнул на землю как подкошенный. До утра проспал он на росистой траве, а когда проснулся и ощупал свою спину – о злосчастье! – не один, а два горба было у него за плечами. Кое-как побрел прочь жадный Джонни, разгневавший сидов.

А веселый Колпачок жил долго и счастливо, радуя людей своими песнями и добрым нравом.

УДИВИТЕЛЬНЫЙ СОН
Ирландская сказка

Давным-давно жил возле Свинфорда человек по имени Оуэн О'Малреди. Он сажал картошку, разводил огород вместе со своей женой Молли, никогда не унывал и ни на что не жаловался. Лишь одно у него было сокровенное желание – увидеть сон. Никогда в жизни ему ничего не снилось.

Встретил он как-то соседа, разговорились они о том о сем. Оуэн возьми да признайся, что нет у него заветнее мечты, чем увидеть хоть какой-нибудь сон.

– Увидишь сегодня же ночью, – сказал сосед, – если послушаешься моего совета.

– Говори скорее, – обрадовался Оуэн.

– Выгреби всю золу из очага, устрой себе там постель и ложись спать. Будет тебе и сон, и сновидение, не беспокойся.

Пришел Оуэн домой, стал выгребать золу из очага и устраивать там постель. Жена решила, что он спятил, но Оуэн растолковал ей, в чем дело, утихомирил кое-как, и вот легли они спать прямо в очаге.

Только заснули, как в дверь стучатся:

– Вставай, Оуэн О'Малреди! Помещик велел тебе доставить письмо в Америку.

Встал Оуэн, сунул ноги в башмаки, думает: «Нелегкая тебя принесла в такую пору!»

Однако взял письмо и не мешкая зашагал по дороге. Возле горы Слив-Чарн поравнялся он с пареньком, пасущим стадо коров.

– Бог в помощь тебе, О'Малреди! – приветствует его пастух.

– И тебе того же! – ответил Оуэн, удивившись. – Все меня знают, лишь я никого не знаю.

– Куда тебя несет среди ночи? – спрашивает пастух.

– В Америку, с письмом от помещика. Не сбился ли я с пути?

– Все верно, шагай себе прямо на запад. Но как ты думаешь переправляться через море?

– Там видно будет, – ответил Оуэн и пошел дальше.

Вот подходит он к морю, видит – на берегу журавль стоит на одной ноге.

– Бог в помощь тебе, О'Малреди! – приветствует его журавль.

– И тебе того же! – ответил Оуэн, удивившись. – Все меня знают, лишь я никого не знаю.

– Куда ты спешишь, О'Малреди?

– В Америку, с письмом от помещика. Да не знаю, как через море перебраться.

– Садись ко мне на спину, – говорит журавль. – Я тебя перенесу.

– А не притомишься ли ты на полпути? Что я тогда буду делать?

– Не бойся, не притомлюсь.

Сел Оуэн на журавля, полетели они через море. На полпути, как раз на серединочке, журавль говорит:

– Эй, Оуэн, слезай! Я что-то притомился.

– Ах ты, негодный журавлишка! – возмутился Оуэн. – Чтоб тебя так черти притомили! Не слезу, и не проси.

– Ну, слезь хоть на минутку, дай передохнуть, – просит журавль.

Тут они услыхали над собою стук, смотрят – а это молотильщики на небе зерно молотят.

– Эй, молотильщик! – закричал Оуэн. – Дай за молотило подержаться, пока мой журавль передохнет.

Молотильщик опустил ему молотило, Оуэн ухватился за него двумя руками, крепко держит. А журавль нахально засмеялся и улетел.

– Чтоб тебе пусто было, обманщик! – выругался Оуэн. – Из-за тебя я тут повис между небом и водой посередине океана.

Немного погодя молотильщик ему кричит:

– Эй, парень, слезай, мне молотить надо!

– И не подумаю, – отвечает Оуэн. – Мне тонуть неохота.

– Ах так! – рассердился молотильщик. – Тогда я перерублю держалку.

– Пожалуйста, – отвечает Оуэн, – все равно ведь молотило останется у меня.

Тут он поглядел вниз и увидел баркас в море.

– Эй, моряк-морячок! Греби сюда – я к тебе спрыгну.

Подгреб моряк, кричит снизу:

– Правее или левее?

– Немножко полевее! – просит Оуэн.

– Сбрось один башмак, чтобы увидеть, куда он упадет! – кричит моряк.

Тряхнул Оуэн ногой, и башмак полетел вниз.

– Уй-уй-уй-уй! Убивают! – завизжала жена, подскакивая на постели. – Оуэн! Где ты?

– Я-то здесь, Молли. А вот ты что там делаешь на баркасе?

Встала жена, зажгла свечку. И где же она нашла Оуэна, как вы думаете? В дымоходе. Там он висел, уцепившись руками за выступ кирпича, – весь черный от сажи. Одна его нога была обута в башмак, а что касается другого башмака, так это именно он, свалившись сверху, разбудил и напугал Молли.

Вылез Оуэн из дымохода, кое-как отмылся и пришел в себя. Но с той ночи никогда-никогда не завидовал он людям, которые видят сны.

ИЗ СБОРНИКА НАРОДНОЙ ПОЭЗИИ «ПЕСЕНКИ МАТУШКИ ГУСЫНИ»

СТАРУШКА В БАШМАКЕ

 
Жила-была старушка
В дырявом башмаке,
У ней детишек было,
Что зерен в колоске.
Она им всем давала
Похлебки похлебать
И, звонко перешлепав,
Укладывала спать.
 

КОРОВА И МУЗЫКАНТ

 
Купил корову музыкант,
Но прокормить не мог;
Когда она хотела есть,
Он брался за смычок.
 
 
Корова слушала его
И говорила: «Ах!
Как это чудно! А теперь —
Сыграй об отрубях».
 

ЧИК-ЧИРИК!

 
Чик-чирик!
Привет, ученик!
Что тебе нынче не спится?
Еще всего-то двенадцатый час,
А ты уж бежишь учиться!
 

ПЕСНЯ ЗА ПОЛПЕНСА

 
Вот песня за полпенса,
  Я спеть ее готов:
Запек в пирог пирожник
  Две дюжины дроздов.
 
 
Едва пирог поставили
  И стали резать вдоль,
Как все дрозды запели:
  «Да здравствует король!»
 
 
Король тогда в подвале
  Считал свою казну,
А королева в спальне
  Готовилась ко сну.
 
 
Служанка возле замка
  Сажала кустик роз;
Примчался дрозд – вертлявый хвост —
  И откусил ей нос!
 

ТРИНЬ-ДИРИ-ДИ!

 
Тринь-дири-ди, тринь-дири-ди!
Мышка, на танец к нам выходи!
Кот из амбара скрипку несет,
Хвостиком свинка ловко трясет.
Пойте, пляшите, радуйтесь все —
Женится, женится жук на осе!
 

ЧЕЛОВЕЧЕК НА ЛУНЕ

 
Жил человечек на луне,
 жил на луне, жил на луне,
Жил человечек на луне,
Его звали Эйкин Драм.
 И он играл на ложках,
 На ложках-поварешках,
 И он играл на ложках,
 Его звали Эйкин Драм.
 
 
На нем колпак из творога,
 из творога, из творога,
На нем колпак из творога,
Его звали Эйкин Драм.
 
 
На нем сюртук из блинчиков,
 из блинчиков, из блинчиков,
На нем сюртук из блинчиков,
Его звали Эйкин Драм.
 
 
На нем штаны из ветчины,
 из ветчины, из ветчины,
На нем штаны из ветчины,
Его звали Эйкин Драм.
 

 
Жил человечек за горой,
 жил за горой, жил за горой,
Жил человечек за горой,
Его звали Вилли Вуд.
 И он играл на саблях,
 На саблях и на граблях,
 И он играл на саблях,
 Его звали Вилли Вуд.
 
 
Он проглотил все блинчики,
 все блинчики, все блинчики,
Он проглотил все блинчики,
Нехороший Вилли Вуд.
 
 
Он проглотил все коржики,
 все коржики, все коржики,
Он проглотил все коржики,
Нехороший Вилли Вуд.
 
 
И он объелся творогом,
 творогом, творогом,
И он объелся творогом,
Нехороший Вилли Вуд.
 
 
И он объелся ветчиной,
 ветчиной, ветчиной,
И он объелся ветчиной,
Нехороший Вилли Вуд.
 
 
Но он подавился булочкой,
 булочкой, булочкой,
Но он подавился булочкой,
И пришел ему конец!
 

РОБИН ИЗ БОБИНА

 
Робин из Бобина
Лук раздобыл,
Целился в голубя,
Галку убил.
Робин из Бобина
Мал да удал:
Целился в утку,
В тетку попал.
 

АРИФМЕТИКА

 
Один – это мало,
А два – кое-что,
Три – целая куча,
А больше трех —
Сто!
 

ДЖЕКИ-ДРУЖОК

 
  Джеки-дружок
  Сел в уголок,
Сунул в пирог свой пальчик,
  Изюминку съел
  И громко пропел:
«Какой я хороший мальчик!»
 

ИНТЕРЕСНАЯ СКАЗКА

 
Жил-был отец,
А с ним три сына —
Вот вам и сказки половина.
 
 
Пошел отец
Доить овец —
Вот тут и сказочке конец.
 

ГАЛОПИ-ГАЛОПИ-ГОП!

 
Скакали на серой кобылке верхом,
  Галопи-галопи-гоп,
Красотка Джейн со своим муженьком,
  Галопи-галопи-гоп.
 
 
Но ворон прокаркал, хлопнув крылом,
  Галопи-галопи-гоп,
Кобыла споткнулась, и все кувырком,
  Галопи-галопи-хлоп!
 
 
А гадкий ворон, смеясь, улетел,
  Галопи-галопи-гоп,
Еще не таких вам наделаю дел,
  Галопи-галопи-хлоп!
 

ЗАГАДКА

 
По летнему лугу
Гуляя в обед,
Нашел я какой-то
Съедобный предмет.
Не рыба, не мясо —
В траве он лежал,
Лежал он, лежал —
А потом убежал.
 

ИНТЕРЕСНАЯ ПЕСНЯ

 
Жила-была ворона
И съела червяка.
Прошу у вас прощенья,
Что песня коротка.
 

МОЛЛИ МИЛЛЕР

 
Молли Миллер
Купила мыла,
Молли Миллер
Мылась умело,
Но оказалось:
Мыла мало,
Чтобы отмыть
Так много мела.
Молвила Молли:
«Если бы было
Меньше мела,
Мне бы хватило
Этого мыла —
Можете мне
Поверить смело!»
Молли Миллер
Достала шило,
Молли сменяла
Шило на мыло,
Самое мылкое
В мире мыло —
И мыльной мочалкой
Мел отмыла.
 

ВЕСЕЛО!

 
Эй, кошка со скрипкой,
Пляши, да не шибко!
Петух на заборе заржал.
Корова подпрыгнула
Выше луны,
И чайник с тарелкой сбежал.
 

ЭДВАРД ЛИР

ЛИМЕРИКИ

 
Жил-был старичок из Гонконга,
Танцевавший под музыку гонга.
  Но ему заявили:
  «Прекрати это – или
Убирайся совсем из Гонконга!»
 
 
Жил-был человек в Амстердаме,
Не чистивший шляпу годами.
  Он в ней невзначай
  Заваривал чай
И в ней же гулял в Амстердаме.
 

 
Жил-был старичок из Винчестера,
За которым погналися шестеро.
  Он вскочил на скамью,
  Перепрыгнул свинью
И совсем убежал из Винчестера.
 

 
Жил один старичок за рекою,
Всей душой устремленный к покою.
  Но шальная ворона
  Вдруг прокаркала с клена:
«Нет покою и тут, за рекою!»
 

 
Жила на горе старушонка,
Что учила плясать лягушонка.
  Но на все «раз-и-два»
  Отвечал он: «Ква-ква!»
Ох, и злилась же та старушонка!
 
 
Жил один джентльмен в Холихеде,
Разъезжавший верхом намедведе.
  На вопрос: «Вы жокей?»
  Отвечал он: «О'кей!» —
Продолжая скакать на медведе.
 
 
Жил старик у подножья Везувия,
Изучавший работы Витрувия,
  Но сгорел его том,
  И он взялся за ром,
Ром-античный старик у Везувия!
 
 
Жил известный профессор в Найроби,
Изучавший науки в чащобе.
  Там под шелест синиц
  Он читал пять страниц
И опять возвращался в Найроби.
 

 
Жил старик, по фамилии Плиски,
С головою не больше редиски.
  Но, одевши парик,
  Становился старик
Судьей, по фамилии Плиски!
 
 
Жил один старичок в Девоншире,
Он распахивал окна пошире
  И кричал: «Господа!
   Трумбаду, трумбада!» —
 Ободряя людей в Девоншире.
 

 
Один старикашка с косою
Гонялся полдня за осою.
  Но в четвертом часу
  Потерял он косу
И был крепко укушен осою.
 
 
Жил старик на развесистой ветке,
У него были волосы редки.
   Но галчата напали
   И совсем общипали
  Старика на развесистой ветке.
 

 
Одна старушонка из Лоха
Себя развлекала неплохо:
  Все утро сидела
  И в дудку дудела
На кустике чертополоха.
 

 
Пожилой джентльмен из Айовы
Думал, пятясь от страшной коровы:
  «Может, если стараться
  Веселей улыбаться,
Я спасусь от сердитой коровы?»
 
 
Жила-была дама приятная,
 На вид совершенно квадратная.
  Кто бы с ней ни встречался,
  От души восхищался:
 «До чего ж эта дама приятная!»
 

 
Жил-был старичок у канала,
Всю жизнь ожидавший сигнала.
  Он часто в канал
  Свой нос окунал,
И это его доконало.
 

 
Жил-был старичок между ульями,
От пчел отбивавшийся стульями.
  Но он не учел
  Числа этих пчел
И пал смертью храбрых меж ульями.
 
 
Жил мальчик из города Майена,
Свалившийся в чайник нечаянно.
  Он сидел там, сидел
  И совсем поседел,
Этот бывший мальчишка из Майена.
 

 
Один горемыка из Клонца
Купил себе зонтик от солнца,
  Забрался в подвал
  И там зимовал —
Подальше от жителей Клонца.
 
 
Один джентльмен втихомолку
Забрался на старую елку.
  Он кушал пирог
  И слушал сорок,
На ту же слетевшихся елку.
 

 
Жил мальчик вблизи Фермопил,
Который так громко вопил,
  Что глохли все тетки
  И дохли селедки
И сыпалась пыль со стропил.
 
 
Жил один долгожитель в Пергаме,
Он Гомера читал вверх ногами.
  До того дочитался,
  Что ослаб, зашатался
И свалился с утеса в Пергаме.
 
 
Говорил старичок у куста:
«Эта птичка поет неспроста».
  Но, узрев, что за птаха,
  Он затрясся от страха:
«Она вчетверо больше куста!»
 

 
Вышел дядя на площадь в Нордкапе
В широченной соломенной шляпе.
  Он сказал: «Буду рад,
  Если дождь или град,
Приютить вас под шляпой в Нордкапе».
 
 
Жил да был старичок из Киото,
Постоянно жалевший кого-то.
  Он увидел лягушку
  И метнул ей ватрушку,
Благородный старик из Киото!
 

 
Жил дядюшка в городе Дареме,
Который был мучим кошмарами.
  Чтобы горю помочь,
  Приходилось всю ночь
Освежать его пивом с кальмарами.
 

 
Жил у речки один человечек,
Ему на спину вспрыгнул кузнечик —
  И такое пропел,
  Что совсем оробел
И на корточки сел человечек.
 
 
Жил-был старичок у причала,
Которого жизнь удручала.
  Ему дали салату
  И сыграли сонату,
И немного ему полегчало.
 
 
Один старичок из Оттавы
Обличал современные нравы.
  На совет: «Отдохни!»
  Возражал он: «Ни-ни!
Я не все обличил еще нравы!»
 
 
Жил один старичок на болоте,
Убежавший от дяди и тети.
  Он сидел на бревне
  И, довольный вполне,
Пел частушки лягушкам в болоте.
 
 
Жил на свете разумный супруг,
Запиравший супругу в сундук.
  На ее возражения
  Мягко, без раздражения
Говорил он: «Пожалте в сундук!»